Текст книги "Страна тысячи городов"

Автор книги: Вадим Массон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

В пору расцвета это государство включало в свой состав помимо южных областей Средней Азии также всю территорию Афганистана и значительную часть Индии, где кушанская граница достигала Бенареса. Однако история огромной империи странным образом остается во многом загадочной. Все сведения письменных источников о Кушанах легко уместятся в небольшой тетради. Несмотря на огромную литературу, а может быть частично и благодаря ей, дискуссионным в истории Кушан остается буквально все, вплоть до того, в какой именно отрезок времени между I и IV веками н. э. следует помещать их царей и правителей. Однако одно общее положение не подлежит сомнению и находит все новые доказательства с каждым годом археологических работ: кушанский период был временем повсеместного расцвета и подъема городской жизни и культуры. В некоторых областях обширной державы города уже никогда более не достигали такого расцвета, как в это время.

Произошло нечто противоположное тому, что мы наблюдали на юго-западе Средней Азии в эпоху бронзы, когда опустошительные набеги сокрушили зарождавшуюся цивилизацию. В Бактрии не было такого перерыва постепенности. Некоторая заминка, последовавшая в смутный период после падения Греко-Бактрии, была с лихвой возмещена дальнейшим прогрессом. Кушанская Бактрия стала подлинной страной тысячи городов.

В большинстве своем мы знаем эти города по руинам и для их обозначения вынуждены пользоваться названиями, данными этим развалинам окрестными жителями. Однако сами по себе руины и развалины встречаются в изобилии, достигая нередко огромных размеров. К сожалению, на большинстве из них раскопки пока проведены лишь в довольно ограниченных масштабах, хотя нетрудно представить, как много даст систематическое вскрытие какого-либо из кушанских городов. Даже в самих Бактрах изверившиеся в успехе западные археологи провели довольно ограниченные по масштабам работы, но уже в ходе этих исследований было установлено, что в кушанское время бактрийская столица увеличилась в своих размерах. Вокруг Бактр была возведена новая стена. Однако строительство укреплений не поспевало за бурным ростом города: за пределами городской стены оставались многочисленные усадьбы и монументальные архитектурные сооружения.

Это интенсивное развитие пригородов характерно и для Термеза, бывшего естественным центром северной Бактрии. Правда, жизнь в этом городе продолжалась и много веков спустя после исчезновения кушанской державы. Поэтому слои эпохи Кушан оказались здесь погребенными на значительной глубине и малодоступны для изучения. Но уже имеющиеся материалы свидетельствуют о богатстве и процветании кушанского Термеза. В городе было много зданий, украшенных каменными рельефами с изображениями человеческих фигур. Шел камень и на разнообразные элементы архитектурного декора – капители и базы колонн, тяги арок и карнизы. Пышные кущи акантовых листьев образовывали также капители, подтверждая близкое знакомство строителей с ордерами греческих мастеров, а порой и римских архитекторов. Однако все эти западные каноны подверглись значительной переработке и изменениям. На их основе происходило становление собственно кушанских архитектурных норм и приемов.

В обширных пригородах располагались многочисленные ремесленные мастерские. Лепясь друг к другу, они образовывали целые кварталы, своеобразные символы расцвета города, бывшего сосредоточением ремесел и торговли. Здесь же находились и различные культовые постройки, в том числе буддийские монастыри, о появлении которых на исконной земле Зороастры мы еще будем говорить.

Термезский центр окружала целая семья городов и поселков. Как правило, это населенные пункты, четкая планировка которых в виде квадрата или прямоугольника свидетельствует о наличии регулирующего начала. Нередко в одном из углов такого поселка высится небольшая цитадель. Обязательной принадлежностью городов были и крепостные стены. Подобным городом был в кушанское время холм, ныне носящий название «Золотого холма» (Зар-тепе). Его площадь достаточно велика и достигает 16 гектаров, а наличие каменных архитектурных деталей свидетельствует о том, что его жители стремились ни в чем не уступать северобактрийской столице. Значительная коллекция терракотовых статуэток и обломки глиняной посуды, украшенной штампами, изображающими головы львов и козлов, также указывают на богатство и изобилие.

В этом отношении даже раскопки внешне ничем не примечательной усадьбы этого же термезского района оказались особенно показательными. Хайрабад-тепе – таково современное название квадратных руин этой усадьбы – отнюдь не было крупным торговым центром, да и площадь его вдесятеро меньше «Золотого холма». Однако здесь, в кушанских слоях, была найдена великолепная монета Нерона. Каков же был размах культурных и торговых связей бактрийских городов, если даже в провинции имели хождение монеты, привезенные за тридевять земель!

Во всех трех речных долинах, образующих естественные группы оазисов правобережной Бактрии, теснились кушанские города и поселки. Так, в нижнем течении Сурхан-Дарьи расположился Термез и его города-спутники. Далее, на севере, находилась область, носившая позднее название Чаганиана или Саганиана. Кушанский центр этого района поражает своими масштабами, хотя и уступает Термезу. Уже его цитадель по своим размерам равна небольшому городку: площадь ее составляет 8 гектаров. К цитадели примыкает прямоугольник стен самого города, имеющего километр в длину и почти столько же в ширину.

В соседней долине, на берегах Кафирнигана, процветал Кей-Кобад-шах, возникший еще в пору греко-бактрийского царства. Его крепостные стены заботливо надстраивались и ремонтировались, а обитатели, хотя и жившие несколько в отдалении от столичных центров, отнюдь не были безнадежными бедняками. При раскопках Кей-Кобад-шаха была найдена даже золотая монета. Достаточно состоятельными были и жители городка, располагавшегося на территории современной столицы Таджикской Республики. Во всяком случае у них хватало достатка возводить для умерших сограждан гробницы с двускатной кровлей, выложенные из известковых плит. Отсюда происходит и бронзовый рельеф с изображением головы юноши, видимо Диониса, а черепки с нацарапанными надписями свидетельствуют о том, что местное население было знакомо с письменностью. Поселения городского типа известны и в долине Вахша, восточного соседа Кафирнигана.

Какое же отношение имели к этому расцвету кушанские правители, гордо именовавшие себя шах-ан-шахами или «царями царей»? Судя по их мероприятиям, эти властители были заинтересованы и в развитии торговли, и в процветании ремесел. Надо полагать, что в кушанский период продолжалась и градостроительная деятельность, начатая царями Греко-Бактрии. Недаром для городов и селений и в эту пору характерна геометрическая правильность планировки. Однако все эти многочисленные города не достигли тех форм городского самоуправления, которые были присущи Элладе и затем сравнительно широко распространились на эллинистическом Востоке. Во всяком случае кушанские города в отличие от месопотамских не обладали правом выпуска монеты от своего имени: это оставалось одной из прерогатив царской власти. Надо полагать, что и в управлении городами решающая роль принадлежала правительственным чиновникам, принося властям немалые доходы.

Богатство городов объяснялось не только тем, что здесь процветали ремесла. Городские поселения являлись, как правило, центрами земледельческих оазисов и важнейшими пунктами внутренней и внешней торговли. Повсеместное распространение кушанских монет, в том числе и весьма мелких номиналов, свидетельствует о значительном размахе внутреннего товарооборота. Но внешне куда более эффектно выглядела международная торговля, развитию которой в немалой степени способствовало объединение обширных территорий под властью кушанских самодержцев. Через территорию Бактрии проходили торговые трассы международного значения, в частности знаменитый «шелковый путь» из Рима в Китай. Из Бактр торговые караваны двигались на запад, через парфянские земли, достигая у Евфрата римских границ. С I века н. э. все большее значение приобретает и южный морской путь из Египта через Красное море, вдоль Индостана. Здесь грузы перевьючивались и направлялись на север в бактрийскую столицу, чтобы затем продолжить свой долгий путь к берегам Хуанхэ. Размеры восточной торговли Римской империи были поистине огромны. Недаром кушанские цари даже провели монетную реформу, приравняв вес своих золотых монет к стандарту римского ауреуса. Знаменитый римский ученый – энциклопедист Плиний жаловался, что восточная торговля отнимает у вечного города почти сто миллионов сестерций. Художественные изделия и благородные металлы нужны были Риму для обмена на шелковые и хлопчатобумажные ткани, пряности и прочие экзотические товары. С горьким сарказмом пишет тот же Плиний о высоких ценах, установившихся, в частности, на перец и имбирь. «Удивительно, что перец так понравился; иные продукты нравятся потому, что они сладки, другие – своим видом; у перца же нет приятности ни яблока, ни ягоды, – он нравится лишь своей горечью, и за нею устремляются вплоть до Индии. Кто первый решился попробовать его на вкус? Кому для возбуждения аппетита показалось недостаточным просто воздерживаться от пищи? Оба по своему происхождению лесные продукты, а между тем они ценятся на вес подобно золоту и серебру».

Предприимчивые торговцы внимательно изучали потребности рынка и стремились приспособиться к меняющейся конъюнктуре. Составлялись инструкции-памятки, определяющие наиболее ходовые товары. Следующим образом характеризуется один из портов Северной Индии, игравший роль главных торговых ворот кушанской державы: «Для царя же в эти места ввозятся ценные серебряные сосуды, знающие музыку мальчики и красивые девушки в гарем, отборные вина, всегда ценные одежда и отличные мази».

В руинах Беграма, одного из кушанских городов, доставшегося новой державе в наследство от Греко-Бактрии, археологам посчастливилось обнаружить остатки дворца царского наместника. В одной из комнат оказались сваленные в груду вещи, которые вельможа взимал в свою пользу с проходивших караванон. Здесь были и чернолаковые коробочки китайского производства, и римское художественное стекло, и привезенные с запада бронзовые статуэтки, и гипсовые медальоны. Едва ли термезские правители уступали своему беграмскому «сослуживцу». Во всяком случае, хотя резиденция термезского наместника еще не найдена археологами, привозные вещи встречаются среди гигантских руин этого городища. Таков, в частности, глиняный сосуд, покрытый лакоглазурью и украшенный рельефными изображениями. Среди них имеются и смеющаяся голова бога вина Диониса, и веселые пляски в честь этого бесшабашного божества. Обнаженные фигуры танцоров и танцовщиц, несколько манерная арфистка – все приметы разудалого пиршества. Странствующие торговцы знали, чем угодить клиентуре.

Термез. Привозной сосуд с культовой сценой

Многие народы были объединены под властью кушанских правителей. С еще большим числом стран подданные этой огромной империи поддерживали торговые отношения. Оживленные контакты и тесные культурные связи были характерной чертой этого периода. Однако крупные страны, вошедшие в состав державы великих Кушан, отнюдь не теряли своей самобытности и культурной самостоятельности в результате различных взаимовлияний. Так, культура индийских областей этой державы заметно отличается от культуры кушанской Бактрии. Однако в той же Бактрии явственно отмечается сильное влияние южного соседа. Оно особенно видно в распространении буддийских памятников.

Индийская религия имела значительный успех в государстве Кушан, а возможно, и пользовалась покровительством самих шах-ан-шахон. Во всяком случае буддийская традиция считает кушанского государя Канишку ревностным приверженцем этой религии и даже инициатором буддийского церковного собора. Так или иначе, но в кушанское время буддизм довольно широко проникает в Бактрию, а наиболее отважные пилигримы уходят еще дальше на север и северо-восток, достигая пределов ханьского Китая.

Археологические свидетельства этой религиозной экспансии достаточно многочисленны. На глиняной посуде Северной Бактрии нередко встречается оттиск-штамп, изображающий ступню Будды. Руины буддийского культового сооружения – ступы известны в округе Бактр. Буддийское святилище, украшенное превосходными каменными рельефами, было открыто еще в 1932–1933 годах на городище Айртам в 18 километрах от Термеза. Величаво спокойные музыканты айртамского фриза в ту пору первыми шагнули из мрака, скрывавшего от нас культуру древних городов Средней Азии.

Естественно, что воздействие новых верований должно было сильнее сказываться в крупных центрах, расположенных на основных торговых путях и магистралях. И действительно в таком значительном городе, как Термез, не только обнаружены обломки буддийских рельефов и скульптур, но и открыт целый монастырь, располагавшийся вне городских стен на холме Кара-тепе. Среди тесно застроенных кварталов не нашлось подходящего места для сооружения, которое поборники новой религии желали возвести с должным размахом? Кара-тепе площадью в пять гектаров в самом деле напоминает как бы небольшой городок, стоящий совершенно обособленно и окруженный своей собственной стеной. Здесь имелись и наземные святилища и помещения, вырытые в песчаниковой толще холма. Гипсовые скульптуры и многоцветная роспись некогда украшали эти постройки, обветшалые руины которых теперь изучаются археологами. В отличие от знаменитых скальных монастырей Индии аму-дарьинский песчаник не был надежным грунтом для устройства подземных сооружений. Нередко своды рушились (в одной из келий найден скелет монаха, придавленного внезапным обвалом). Раскопки Кара-тепе пока не дали особенно ярких и внешне броских находок. Обломки культовых предметов с изображением лотоса, осколки глиняной посуды, в том числе огромное количество светильников, особенно необходимых при замкнутой жизни в подземельях, составляли основную добычу археологов. Но оказалось, что многие черепки содержат остатки надписей религиозного содержания, наносившихся на сосуды прилежными монахами и лицами, вручавшими монастырю какие-либо дары. Большинство надписей сделано на пали, который, по преданию, был родным языком Будды, но имеются и обломки с текстами на кушанском или, вернее, бактрийском языке. Возможно, что в каком-либо из монастырей Бактрии делались и переводы священных буддийских текстов на язык новых адептов учения Сакья-Муни.

Халчаян. Терракотовые архитектурные детали

Отнюдь не следует, однако, преувеличивать роль буддизма и тем более возводить его в сан государственной религии кушанской державы. Тот же Канишка, столь усердно почитаемый ревностными буддистами, выпускал монеты с изображением самых различных божеств. Среди них есть зороастрийские боги – Митра и Веретрагна, рядом с которым сам Будда (чтобы не было сомнений, на монетах писалось имя божества) занимает довольно скромное место. В жизни крупных центров Бактрии роль буддизма сразу бросается в глаза. Но стоит удалиться в провинциальный Кей-Кобад-шах и тут уже почти ничто не говорит о влиянии и значении этой индийской религии. Здесь широко распространены терракотовые статуэтки, воспроизводящие женское божество, к которому обращались бактрийцы в трудные минуты жизни. Это божество было популярно почти во всей Средней Азии, но в каждой области наделялось особыми атрибутами. Бактрийские фигурки держат в руках кубок. В целом изображение несколько статично и величаво отрешенно. Дело здесь не в недостаточном мастерстве древних скульпторов, а в стремлении передать неземной образ всезнающего божества. Имелись в Бактрии и более жизненные терракоты, как, например, происходящая из Зар-тепе голова добродушного широконосого мужчины.

Это искусство Бактрии кушанского времени лишь в последние годы открылось исследователям. И сразу же оказалось, что роль буддийских влияний в его формировании была отнюдь не так велика, как это могло представляться еще несколько лет назад. В Южной Бактрии был раскопан храм, носящий имя Канишки, о котором мы уже говорили выше. На бактрийской земле им возведено святилище, связанное с культом огня, этой очищающей силы зороастрийской религии. Возможно, в том же храме справлялись обряды в честь членов правящей династии. Но ничего буддийского обнаружить здесь не удалось.

В Северной Бактрии открыты памятники и светского искусства. Здесь археологам бесспорно сопутствовала удача, отвернувшаяся когда-то от Альфреда Фуше и его учеников. Французским археологам не удалось обнаружить в Бактрах дворцовые комплексы Евтидема или кушанских правителей. В Северной же Бактрии в верхнем течении Сурхан-Дарьи исследователям посчастливилось столкнуться с руинами провинциальных, но бесспорно дворцовых строений. Многоцветная живопись и окрашенная глиняная скульптура в изобилии украшали постройки Халчаяна, как ныне называются эти развалины. Особенным великолепием отличалось внутреннее убранство парадного зала. Сравнительно небольшой по величине (его размеры всего 17,5 × 6 метров), он был буквально забит обломками глиняных скульптур. Все они располагались в галерее, проходившей на трехметровой высоте. В центральной части здесь были помещены изображения правителя, его державной супруги и многочисленных придворных. Выше земных владык находились владыки небесные: Митра, Ника и какое-то бородатое божество. Другие стены были украшены то идущими процессиями, то галопирующими всадниками, то сценами дионисийского культа. Солее тридцати скульптур располагалось в этом зале, который, будь он открыт сорок лет назад, бесспорно поколебал бы анти-бактрийские настроения искусствоведов Франции.

Живость и выразительность отличает скульптуру Халчаяна. Разнообразные позы, свободные повороты, стремление к портретному сходству характерны для этого искусства кушанской Бактрии. Каждый изображаемый персонаж по-своему индивидуален. Вот голова энергичного владетеля. Откинутые назад волосы охвачены начельным ремнем, вся скульптура полна движения и динамики (табл. IV, а). Вот другой персонаж. Волосы его убраны по той же самой моде, так же подстрижены придворными куаферами и усы. Но это иная личность, иная индивидуальность. Чуть располневшее лицо полно спокойствия и жизненного довольства (табл. IV, б). А вот и нижние ступени социальной лестницы. Голова воина в шлеме являет собой полную противоположность портретам владетельных особ. Несколько усталое лицо недалекого служаки передано с незаурядным мастерством (табл. V).

Так сама жизнь опять вернула исследователей к проблеме Греко-Бактрии, столь волновавшей научный мир в начале нашего века. Кушанское искусство, памятники которого мы сейчас знаем в ряде мест, отнюдь не является провинциальной копией лучших достижений Эллады или Рима. Это вполне самостоятельное художественное явление, в сложении которого роль эллинистических воздействий огромна, но местная его основа не вызывает сомнений. Бактрийская земля была одним из основных центров, где шел этот сложный процесс сплочения воедино западных и восточных традиций. Именно здесь эллинизированный элемент был особенно силен и значителен. Недаром, когда кушанские цари решились наконец писать свои титулы и имена на родном языке, для обозначения звуков этой речи был выбран греческий алфавит. Роль и значение Бактрии в сложении гандхарского искусства (а по существу это искусство вернее именовать кушанским) должны быть полностью восстановлены. Само название греко-бактрийского царства является как бы символом творческого синтеза, которым отмечена городская культура этой древней страны.

…………………..

Примечание. Сводные работы по археологии древней Бактрии пока отсутствуют. Ряд материалов обобщен в кн.: К. В. Тревер, Памятники греко-бактрийского искусства, М.-Л., 1940. Однако, как установлено новыми исследованиями, ряд изданных здесь вещей относится к более позднему времени. Сведения о работах в древнем Термезе содержатся в «Трудах Термезской археологической экспедиции», т. I, Ташкент, 1940 и т. II, Ташкент, 1945. О новых раскопках см.: Т. В. Грек, Е. Г. Пчелина, Б. Я. Ставиский, Кара-тепе – буддийский пещерный монастырь в Старом Термезе, М., 1964. Об исследованиях в термезской округе см. ст. М. Е. Массона в журнале «Искусство», 1935, № 2 и ст. В. Д. Жукова в кн. «История материальной культуры Узбекистана», вып. 2, Ташкент, 1961, а также работу Л. И. Альбаума Балалык-тепе, Ташкент, 1960. Результаты археологических раскопок в Кобадиане отражены в статьях М. М. Дьяконова в «Материалах и исследованиях по археологии СССР» (МИА СССР), М. – Л., 1953, № 37 и А. М. Мандельштама и С. Б. Певзнера в МИА СССР, 1958, № 66. О раскопках Кухна-калы сообщается в отчете Б. А. Литвинского в «Докладах АН Таджикской ССР», вып. 11. 1954. Сведения о международной торговле удачно изложены Б Я. Стависким в его статье в сборнике «Древняя Индия», М., 1964. Раскопки Халчаяна отражены в статьях Г. А. Пугаченковой в журналах «Советская археология». 1963, № 1; «Искусство», 1964. № 5; «Вестник древней истории», 1965, № 1.

ВТОРАЯ ИЗ ЛУЧШИХ ЗЕМЕЛЬ И СТРАН

Ты мне назначаешь Согдиану, которая столько раз восставала и не только еще не покорена, но и вообще не может быть покоренной. Квинт Курций. «История Александра Великого»

Жители Самарканда горды… Каждый царь, который оказывал мягкость жителям Самарканда, находил устойчивое существование, а каждый царь, который им чинил насилие, терял царство. Несефи. «История Самарканда».

Издревле мир богов был лишь приукрашенным фантазией отражением земного мира с его радостями и печалями, достоинствами и недостатками. В результате заоблачные небожители приобретали совершенно конкретные черты тех или иных племен и народностей, жили и действовали в обстановке, привычной для людей, создавших себе кумиры по образу и подобию своему. Поэтому, когда в Авесте мы читаем, что «второй из лучших местностей и стран», созданных Ахурамаздой, был Согд, то это свидетельствует о большой роли и значении, которые придавались этой стране в среде последователей Зороастра. Недаром Маргиана и даже Бактрия были созданы, согласно этому тексту, уже после согдийской страны.

Согд (или, как его иногда называют, следуя античной традиции, Согдиана) расположен в самом сердце Средней Азии. Это исконно среднеазиатский очаг древней культуры и цивилизации. Не удивительно, что археологи многого ждут от раскопок в этих краях. Однако древний Согд все еще упорствует. Уже стали известны культура и искусство Согда VII–VIII веков н. э. Посетители Эрмитажа могут любоваться изящными, немного вычурными фресками этого времени, открытыми на пянджикентском городище. В 1965 году великолепные живописные панно были обнаружены в слоях VI–VII веков н. э. при изучении согдийской столицы Самарканда.

Однако культура древнейшего Согда все еще скрыта< от нас временем. И в тех редких случаях, когда удается рассеять неизвестность, открывающиеся картины лишь дразнят воображение.

Если Бактрия была в Средней Азии своеобразным эллинистическим оплотом, то Согд имел все основания гор, – диться стремлением сохранить независимость культуры и языка. Недаром все источники считают своим долгом лишний раз подчеркнуть гордый и самостоятельный характер жителей согдийской земли. Средневековые авторы приводят даже соответствующие предания и легенды. «В «Истории Самарканда», – сообщает один поздний компилятор, – приводится такой рассказ: когда основали Самарканд, то первым явился палянг (леопард) из пянджикентских гор, побродил по городу и вокруг и ушел. Поэтому жители города имеют сходство с палянгом». А вот сообщение историка Александра: «Из числа согдийских пленных к царю были приведены 30 знатнейших, отличавшихся физической силой; лишь только они узнали через переводчика, что по приказанию царя их ведут на казнь, как стали петь военную песню и проявлять душевную радость пляской…».

Веками складывались традиции гордого и свободолюбивого народа. Правда, Согд пока не принимает участия в спорах, развернувшихся вокруг легендарных государств доахеменидской Средней Азии. Памятники соответствующей древности еще здесь не обнаружены. Но к середине I тысячелетия до н. э. это была уже страна многочисленных поселений и крупных городов. Ахеменидские цари получают с них богатую дань и регулярно упоминают Согд среди подвластных им территорий. Наскальные надписи Ахеменидов упоминают и хищных кочевников. «Саки, которые за Согдом» – так именовали эти кочевые племена чиновники персепольской канцелярии. Граница между враждующими сторонами частично проходила по Сыр-Дарье, но со стороны Кызыл-Кумов согдийские оазисы почти ничем не были защищены от разорительных набегов. Не удивительно, что согдийские города и поселки предусмотрительно ограждаются крепостными стенами.

Столицей древнейшего Согда письменные источники единогласно называют город по имени Мараканда. Большинство исследователей помещает согдийскую столицу в Самарканде, средневековая история которого заслуженно снискала ему мировую славу. Недаром в XV в. Тимур, избрав этот город центром своей наспех сколоченной мировой державы, пытался поставить свою резиденцию выше всех прочих столиц. С этой целью мелкие деревушки в самаркандских окрестностях получили громкие имена Багдада, Дамаска и других центров с тем, чтобы в этом окружении Самарканд сиял, подобно звезде первой величины. Было вполне естественно считать, что у города на Зеравшане древняя история. Кроме того, явное сходство названий говорило в пользу отождествления Мараканды и Самарканда. Правда, знаменитый географ античности Птолемей почему-то утверждает, что Мараканда находилась не в Согде, а в Бактрии, и называет в качестве согдийской столицы некий город Дрепсу. Возможно, это связано с политическими неурядицами в зеравшанских оазисах, когда власть переходила от правителя к правителю и, естественно, из резиденции в резиденцию, что и отразили информаторы Птолемея– Во всяком случае на древнем городище Самарканда найдены культурные слои именно того времени, когда должна была существовать согдийская столица. Прокаленные солнцем холмы этого городища, носящего имя легендарного царя Афросиаба, лежат на окраине современного Самарканда. Кто еще может претендовать на высокое звание стольного города согдийской земли?

Наиболее ранние материалы, происходящие с территории городища Афросиаб, относятся к VI–IV векам до н. э. Они представлены преимущественно глиняной посудой, формы которой в это время почти стандартны для всей Средней Азии. Сделанная на гончарном круге, она была творением рук искусных ремесленников. Изготовлялись здесь и железные предметы, причем некоторые из них также обнаружены при раскопках – небольшая лопатка и серп с втулкой для деревянной ручки. Об этих древнейших этапах жизни Самарканда рассказывают и отдельные случайные находки: каменная печать с изображением лучника и золотая монета ахеменидской чеканки. Однако сам характер древнейшего поселения на Афросиабе еще не совсем ясен. Одни из археологов, работавших здесь, склонны видеть поселение VI–IV веков до н. э. огромным, размером более 200 гектаров. Раскопки последних лет как будто не подтверждают этого предположения. Возможно, на территории, ныне занятой древним городищем, в то отдаленное время существовало несколько разрозненных поселков, слившихся затем в единое целое. Вместе с тем, по описанию историков похода Александра, Мараканда имела укрепленную цитадель и сверх того крепостные стены протяженностью почти в 11 километров. Это в несколько раз меньше афросиабского городища, но вместе с тем довольно значительно для столицы одной из ахеменидских сатрапий. Недавно археологам удалось обнаружить в северной части Афросиаба часть крепостной стены IV–III веков до н. э., если не более раннего времени. Возможно, перед нами остатки укреплений, которые штурмовали войска македонских завоевателей. Во всяком случае несомненно, что оседлоземледельческая культура на территории Самарканда имеет весьма значительный возраст, минимум в две с половиной тысячи лет. Из ныне существующих крупных центров Средней Азии ни один не может поспорить в древности с этим городом-музеем, подлинным заповедником величавых мечетей и медресе и изысканных усыпальниц. Ашхабад и Фрунзе представляют собой благоустроенные современные города, в основном созданные в течение последнего столетия. На территории тенистого Душанбе некогда располагался небольшой кушанский городок, но имя его кануло в Лету. Кроме того, между ним и современной столицей Таджикистана лежит значительный разрыв во времени. Даже Бухара и Ташкент моложе согдийской столицы почти на тысячу лет.

Видимо, именно в Мараканде располагался и ахеменидский наместник или какой-либо местный аристократ, согласившийся быть представителем центральной власти. Во всяком случае в конце правления Ахеменидов узы, связывавшие согдийскую страну с персепольским правительством, были чисто номинальными. Поэтому, когда в долине Зеравшана в лице греко-македонских армий появились претенденты на более реальную власть, это встретило в стране отчаянное сопротивление.

Три года был вынужден провести в Согде Александр Македонский, только что с поразительной легкостью сокрушивший ахеменидского колосса. Трижды поднимались на борьбу согдийцы, в том числе и жители Самарканда. Эти события следующим образом характеризуются в оглавлении «Исторической библиотеки» Диодора: «Как Александр покоряет восставших согдийцев и умерщвляет более 120 тысяч человек. Он наказывает бактрийцев и вторично подчиняет себе согдийцев и строит в нужных местах города, чтобы держать восставших в повиновении. Третье восстание согдийцев и пленение тех, кто бежал в горный замок». Действительно при таком положении один из сподвижников македонского царя имел все основания воскликнуть в порыве раздражения, что царь назначает ему в управление страну, которая вообще не может быть покол рена.

Но согдийская гордость была безжалостно сломлена. Согд последовательно включался в состав ряда эллинистических государств. Сначала это была империя самого Александра, затем селевкидская держава и, наконец, греко-бактрийское царство. Начиная с 329 года до н. э., когда Александр впервые ступил на согдийскую землю, жителям этой страны усиленно прививались греческие взгляды и вкусы, греческий язык и культура. Однако местные традиции оказались на удивление стойкими и живучими.