Текст книги "Бесплатное питание на вокзалах(СИ)"

Автор книги: Вадим Климов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

[15]

Когда произошла трагедия, Марио продвинулся всего на несколько метров.

[16]

Вернемся на несколько часов назад.

Когда в Бутербродную вошли плотники, месье Жлобель спал в кровати матери, мадам Марисоль. Хозяин Бутербродной оказался там, потому что неделю назад мадам Марисоль сломала ногу, взбегая к себе на шестой этаж. Каких-то пять ступенек оставалось до двери и такой сюрприз.

Хруст кости слышит весь подъезд.

Но мадам Марисоль не валится с ног, даже если одна сломана. Мадам, как ни в чем не бывало, преодолевает оставшиеся пять ступенек и как вкопанная останавливается у двери. Нужно открыть замок, для чего женщина роется сначала в сумке, а потом во всех карманах. Но безуспешно. Она понимает, что забыла ключи на почтовом ящике, перебирая пришедшую корреспонденцию.

Мадам Марисоль спускается на первый этаж, хватает ключи и поднимается обратно. Ключ в замке, пара поворотов налево, один быстрый направо и еще семнадцать на предельной скорости снова налево, детище месье Жлобеля.

Первые симптомы травмы мадам Марисоль замечает спустя шесть дней. К тому времени нога становится коричневой, распухает, а так как это открытый, а не закрытый перелом, торчащий из ноги обломок кости цепляет любые колготки, какие мадам Марисоль ни надевает.

Первым делом она звонит сыну. Месье Жлобель бросает дела в Бутербродной, тем более, делать ему совершенно нечего, и выезжает к матери. Он не сразу понимает, что торчит у нее из ноги и почему та такого оттенка.

С пару часов Жлобель крутится вокруг ноги, подходя к ней то с одной стороны, то с другой, то перешагивая через другую ногу мадам Марисоль, а то и в прыжке перепрыгивая мадам целиком.

Ближе к ночи сына посещает мысль обратиться к специалистам, и тут же, буквально по телефону, он вызывает врачей.

Дальнейшее не нуждается в подробностях, отметим только самое главное.

Мадам Марисоль госпитализируют, врачи ставят диагноз: гангрена. Решают тут же ампутировать ногу, но вмешивается месье Жлобель.

Он не может оставить мать одну, он хочет непременно сидеть рядом и наблюдать за врачами. Но одно обстоятельство этому мешает: у Жлобеля слипаются глаза, ему нужно поспать.

– Оперировать будете утром, – говорит он врачам и выбегает из приемного покоя.

Месье Жлобель решает спать в кровати матери, потому что она ближе к больнице, чем его кровать в Бутербродной. Рационалист до мозга костей.

Он спит очень долго, не меньше двенадцати часов. Пропускает первый автобус, открытие метро и открытие Бутербродной. Месье Жлобель поднимается с кровати одновременно с падением под столик замерзшей семьи, ждущей заказ в его заведении.

Жлобель идет в ванную комнату, умывается, чистит зубы, быстро перекусывает тем, что находит в холодильнике, какой-то жуткой хренотенью для нищих старух, и отправляется в больницу.

Прекрасная солнечная погода и не слишком холодно. Месье Жлобелю хочется пройтись до больницы пешком.

Когда он появляется в приемном покое, медсестры мечутся из угла в угол, доктора нервничают с испариной на лбу.

– Наконец-то, – выпаливает один из них, увидев Жлобеля в коридоре. – За ночь гангрена расползлась по всей ноге, придется ампутировать целиком.

Месье Жлобель пожимает плечами.

– Действуйте, как считаете нужным, – говорит он. – Полноги или целая – какая разница.

Медсестры перекладывают мадам Марисоль в коляску и, выхватывая ручки друг у друга, увозят в операционную.

– Одну минуту, – вмешивается Жлобель. – Мне нужно еще кое-что уточнить, без меня не начинайте, – и пулей вылетает на улицу.

Ловит такси, называет адрес матери, через пять минут он на месте. Поднимается на шестой этаж. Вот он уже внутри, в руках сантиметр, который Жлобель поднимает над головой и измеряет длину антресолей между прихожей и кухней.

Мужчина записывает результат в блокнот и выбегает из квартиры. Внизу его ждет та же машина с тем же водителем.

– Обратно, – рявкает он и таксист послушно возвращает машину к больнице.

Жлобель врывается в операционную с раскрытым блокнотом.

– Мы только вас и ждем, – приветствует его главный врач.

– Вот, – Жлобель протягивает доктору блокнот. – Это должно остаться от моей матери после ампутации.

Врачи и медсестры окружают их, пытаясь увидеть, что написано в блокноте.

– Это в сантиметрах или в граммах? – интересуется главный врач.

У Жлобеля киснет мина.

– Обойдемся без ваших шуток.

Главный врач берет у месье сантиметр и измеряет длину женщины от макушки до низа живота.

– Как раз, – кричит он и подбегает к Жлобелю с намерением обнять его. – С точностью до миллиметра. Жлобель, вы гений, именно здесь и нужно резать.

– Но как быть со второй ногой? – спрашивает медсестра.

Главный врач в ожидании смотрит на месье Жлобеля.

– Режьте и вторую, – неряшливо бросает Жлобель. – Пусть это вас не беспокоит.

Доктора тут же пускают в дело инструменты и со скоростью пильщиков лишают мадам Марисоль обеих ног.

– Готово, – кричит главный врач, на выдохе сбрасывая халат. – Получилось превосходно.

Главный врач ищет глазами месье Жлобеля, но тот вышел из операционной в туалет.

– Все совпало, – воодушевленно говорит доктор, показывая медсестрам, чтоб увозили мадам.

– Так точно все просчитать, – восторженно орет он, оставшись один в операционной, – Гениально, как пеньюар Афродиты.

И падает замертво от переизбытка чувств.

[17]

А теперь снова перенесемся в Бутербродную.

Когда мадам Марисоль, все еще под наркозом, но уже без ног, вывезли из операционной, посетители в зале совсем распоясались и без стеснения требовали требуху в винном соусе. Тем временем Марио покрыл на коротких ножках порядочное расстояние, хотя и совершенный пустяк по сравнению со всем путем.

Посетители бесновались, предчувствовали, что скоро подохнут, все до единого, от мала до велика, кто раньше кто позже, заломив руки, вывернув шеи, выпучив глаза, скрючив ноги, на спине или на брюхе, улыбаясь, недоумевая, обливаясь потом, слюной, соплями или слезами, как-нибудь или кое-как, без разбору, через пять минут, минуту или пару секунд, если так ничего и не произойдет, рухнут и примерзнут к полу, женщинами и уже на них мужчинами, мужчинами и уже на них женщинами, детьми на женщинах, мужчинами поверх детей вперемешку с женщинами, частично под детьми с притащенными сюда же кошками, небольшими собачками, своими или чужими, бездомными, выпрошенными или украденными у друзей или соседей, чтобы кто-нибудь составил им компанию.

Ужаснулись такой перспективе.

Чтобы согреться, люди начали кричать друг на друга, плевать на пол, толкаться, переворачивать столы, швыряться тарелками. Горы осколков дешевой, неудобной, бракованной посуды.

Откуда-нибудь доносился чей-то вопль, люди останавливались посмотреть на очередного беднягу с торчащим из лица осколком тарелки, а потом возвращались к крикам, плевкам, толчкам, крушению мебели и швырянию тарелок. Каждый волен изуродовать симпатичную мордашку, свою или чужую – без разницы, продырявить щеку, порвать ухо или лишить глаза, чем только ни занимались, дабы забыть про холод.

Грохот столов и звон бьющихся тарелок разбудили мадам Кашалот. Уснувшая несколько часов назад прямо в одежде, она и сейчас была в ней. Кашалот поднялась с головной болью после вчерашних возлияний, пива, абсента, текилы, черт знает чего еще, и немедленно отправилась в зал.

На кухне Кашалот обнаружила забившуюся под стол дрожащую миссис Сплюснутую.

– Сейчас они ворвутся сюда, – лепетала та. – Мадам, нам крышка.

Не проронив ни слова, Кашалот вышла из кухни и двинулась дальше.

Вот она и в зале. Не верит своим глазам. Столько труда понадобилось, чтобы привести в порядок помещение, столько сил угробить, наблюдая за бестолковой пани Черепахой, ничего не желающей делать без упреков и затрещин, и все насмарку, эти прожорливые кретины перебили все вокруг, исцарапали столы, елозя ими по полу, повсюду обломки, осколки, кровь, слюна, сопли, фекалии.

– Прекратите, – рявкнула мадам Кашалот, оглушив увлекшихся гостей поистине завораживающими возможностями голосовых связок.

Все замерли, только несколько доходяг в углах зала стонали, готовые подохнуть с минуты на минуту.

– Мудаки, что вы здесь устроили? – закричала Кашалот, обводя Бутербродную взглядом.

Посетители не знали куда деться, стыдоба, готовы были под землю провалиться. Сплошь отцы семейств, достойные члены общества, чиновники префектуры, предприниматели, работники культуры и образования, кого только не было среди этого сброда с изрезанными лицами в изодранном рванье выходных костюмов.

– Нищеброды, клошары, прыщееды. Научитесь вести себя в приличном месте, а потом высовывайтесь – не наоборот, – не унималась мадам Кашалот.

Мужчины спешно застегивали одежду, по крайней мере те, у кого остались молнии или пуговицы. Женщины поправляли задранные юбки, съехавшее белье, булавками скрепляли порванную одежду, некоторые достали зеркальца и занялись макияжем, скрывая подтеки крови и набухшие гематомы.

[18]

Ярость мадам Кашалот пошла на убыль. Удивленная неожиданной тишиной, из кухни пришла миссис Сплюснутая.

Кашалот сразу же спросила ее, почему у посетителей нет еды, те как раз ставили столики и ногами сгребали мусор в небольшие кучки, которые затем заталкивали под окочурившихся товарищей.

– Или всю еду они побросали друг в друга? – добавила мадам Кашалот.

– Нет, – начала миссис Сплюснутая. – Без еды, потому что все заказали одно и то же – какую-то лягушачью требуху в винном соусе, которой у нас отродясь никто не ел и запасов мы не держали.

– Где Марио? – рявкнула старшая, изменившись в лице.

– Я отправила его за лягушками.

– Ладно, – Кашалот снисходительно кивнула, и тут же, не прошло и секунды, влепила миссис Сплюснутой головосносящую пощечину.

Мадам вообще любила пощечины, заслуженные или беспричинные, сбивающие с ног или едва ощутимые, оглушительно звенящие или почти неслышные, размашистые или исподтишка, филигранно техничные или до тошноты неуклюжие, остервенело злые или почти любовные, картинные или неряшливые – мадам любила все виды пощечин.

Сплюснутая, рыдая, убежала в кухню, а мадам Кашалот повернулась к посетителям и объявила, что сейчас им принесут пищу. Со стороны посетителей послышалось недовольное ворчание, тут же вспомнили про дыру в стене, кто-то заговорил о морозе.

Старшая официантка посмотрела на дыру.

– Бессовестные фигляры, – чуть слышно прошипела она. – Говорили, что сделают, а сами ни черта не сделали. Теперь эти болваны будут мерзнуть и мычать как коровы.

Мадам Кашалот вышла из зала. Миссис Сплюснутая рыдала за столом, обхватив голову руками, но, как только Кашалот показалась в дверях, вскочила, уголками глаз вобрав слезы обратно.

– Приготовь заказы не из лягушачьей требухи, а из прикорма, – распорядилась Кашалот.

Следует сказать, что на жаргоне работников Бутербродной прикормом называли мясо животных, запрещенных к употреблению в пищу Санитарной службой. В основном это было мясо собак, кошек и мышей.

Завсегдатаи без труда определили бы нарушение, подай, например, шницель из кошатины, и тут же заявили бы в Санитарную службу. А со шницелем из кошатины, которая всю жизнь питалась мышатиной пришлось бы повозиться, сто раз подумать, прежде чем заявлять куда-нибудь. Потому что вкус кошатины совершенно не похож на вкус кошатины, всю жизнь питавшейся мышатиной. Ничего общего.

Это – опытный факт, установленный месье Жлобелем, только что лишившим мать обеих ног и части туловища, и введенный им в обиход Бутербродной.

– Экономия набьет мои карманы монетами, – говорит Жлобель.

Сказав А, пройдемся уж по всему алфавиту. Мы имеем в виду сорта прикорма, которых ровно три. Градация по невыносимости вкуса.

Третий сорт – мышатина, всю жизнь питавшаяся другой мышатиной. Как обнаружилось, имеет мало общего с обычной мышатиной, хотя и тошнотворна до обморока.

Второй сорт – кошатина, всю жизнь питавшаяся мышатиной, всю жизнь питавшейся другой мышатиной. Гораздо съедобнее, но все равно не очень. До колик в желудке.

И первый сорт. Вкуснее среди прикорма ничего не придумали. Это собачатина, всю жизнь питавшаяся кошатиной, всю жизнь питавшейся мышатиной, всю жизнь питавшейся другой мышатиной. Пальчики оближете, а потом сдохнете.

[19]

Наконец-то. Озябшим доходягам выносят еду. С инеем на лицах они приступают. В левой руке вилка, в правой нож, или в левой руке нож, в правой вилка, или в правой руке вилка, в левой нож, или в правой руке нож, в левой вилка, опустим подробности.

Едва приведшие себя в порядок, в наспех заштопанном рванье, замаранные плевками, кровью и грязью из-под ботинок только что с улицы, депутаты, профессора, коммерсанты, многодетные отцы с дурнушками-женами и крохотными, невзрачными, убогими, смердящими детьми, директора школ, адвокаты, члены местного самоуправления, весь этот галдящий зверинец оказывается вдруг перед тарелками с едой.

Каждый за своим столиком, прижатый сзади и с боков спинами и локтями соседей, а спереди столиком, как сардина в банке. От предвкушения из носа начинает идти кровь, одежда промокает холодным потом и обрастает ледяной коркой.

Но главное все же в другом. Главное уже стоит перед ними – горячая еда на обрывке газеты, потому что посуду всю перебили. Вилка и нож в руках. Можно приступать.

Многие и приступают. Под видом лягушачьей требухи в винном соусе в рот попадает прикорм, для отвода глаз запеченный в дешевом портвейне.

Блестяще приготовленные блюда: первосортная собачатина, всю жизнь питавшаяся кошатиной, всю жизнь питавшейся мышатиной, всю жизнь питавшейся другой мышатиной, второсортная кошатина, всю жизнь питавшаяся мышатиной, всю жизнь питавшейся другой мышатиной, третьесортная мышатина, всю жизнь питавшаяся другой мышатиной.

– Подавитесь своей жратвой, – миссис Сплюснутая швыряет порции в физиономии гостей и уже оттуда прикорм попадает на столы.

Что начинается. Вилки лязгают о ножи, ножи в считанные мгновения распиливают жесткое собачье, кошачье или мышье мясо, а вместе с ним обрывки газет и крышки столиков, беспрестанные тычки локтями, ругань, оглушительное жевание, вывихнутые челюсти, откусанные языки, смакование каждого кусочка, вымоченного в портвейне, годном разве что мыть ноги перед сном, алчные взгляды на соседские обрывки газет, жующие рты и чьи-нибудь полные благодарности глаза.

Под щелканье глоток в Бутербродной появляется месье Жлобель. С фальшивой улыбкой, напомаженными волосами, хорошо выспавшийся, удовлетворенный, в дорогом костюме под еще более дорогим пальто.

Жлобель заходит в зал и, насколько возможно, сторонясь посетителей, пробирается к барной стойке, оказавшись у нее, поворачивает на девяносто градусов, чтобы теперь идти вдоль бара, после чего, выбравшись из этого чавкающего сортира, исчезает в служебном помещении.

Хозяин Бутербродной заходит в свой кабинет, заваленный пустыми, почти пустыми, скорее пустыми, достаточно пустыми, полупустыми, никакими, наполовину полными, достаточно полными, скорее полными, почти полными и полными бутылками с разнообразным пойлом. И запирается.

[20]

Как видите, все хорошо закончилось. А как начиналось: дыра в стене, жуткий мороз, ярость посетителей, убийства, угрозы. И тем не менее. Есть нюансы, но что о них говорить. Расскажем только о двух.

Первый.

Когда подали пищу, юноша довольно привередливого вида не торопился запихать ее в рот, а некоторое время тыкал вилкой, оценивая качество блюда. Затем юноша подозвал официантку и сказал ей примерно следующее.

Он сказал:

– Миссис, прежде, чем сделать заказ в вашем заведении, я внимательно изучил меню. Я делаю так всегда. Меня заинтересовало блюдо под номером 47: лягушачья требуха в винном соусе. Затем из раздела примечаний я узнал, что в приготовлении мясных блюд, не отмеченных звездочкой, используются только молодые животные. Я вернулся к позиции 47, звездочки не было. Из чего я заключил, что блюдо мне подходит. Я подозвал официантку, это были вы, и сделал заказ. Но теперь, когда блюдо здесь, меня волнует вопрос, кто подтвердит, насколько участвующие в приготовлении лягушки были молоды?

Миссис Сплюснутая плюнула ему в глаза.

И второй.

Когда подали пищу, старуха довольно привередливого вида не торопилась запихать ее в рот, а некоторое время тыкала вилкой, оценивая качество блюда. Затем старуха подозвала официантку и сказала ей примерно следующее.

Она сказала:

– Миссис, прежде, чем сделать заказ в вашем заведении, я внимательно изучила меню. Я делаю так всегда. Меня заинтересовало блюдо под номером 047: лягушачья требуха в винном соусе. Затем из раздела примечаний я узнала, что в приготовлении мясных блюд, не отмеченных звездочкой, используются только молодые животные. Я вернулась к позиции 047, звездочки не было. Из чего я заключила, что блюдо мне подходит. Я подозвала официантку, это были вы, и сделала заказ. Но теперь, когда блюдо здесь, меня волнует, почему от него несет как от моего супруга.

Миссис Сплюснутая ответила ей так.

Она сказала:

– Я уж не говорю, как несет от вас, мэм.

И тут же заплевала глаза старухи.

[21]

Давно не слышно о сеньоре Добрите. Где она? С кем? Зачем?

Вспомнили.

Любовная история. Замешаны двое: сеньора Добрита и карлик Марио. Какая неожиданность, обрубок способен на любовь. Смешнее не придумаешь.

Так вот, все происходило тайно. Добрита и Марио встречались пару раз в месяц, пока официантка не обезумела от таких отношений и не покинула Бутербродную навсегда.

Что же сделал Марио? Он не бросился ее разыскивать, не сообщил властям о пропавшем человеке, словом ни с кем не обмолвился. Не желал впутывать в отношения кого-то еще.

– Такова жизнь, – думал карлик с рюкзаком подтекающих полуфабрикатов за спиной.

Буквально через месяц после исчезновения, никто, кстати, так и не обратил на это внимания, Марио возвращался в Бутербродную. Как обычно его тянул к земле рюкзак, карлик хотел где-нибудь присесть, лучше даже прилечь. Он хотел есть, пить, ссать и любви.

Но курьеру удалось реализовать только одно желание. На горизонте маячило одинокое дерево, к которому он и устремился.

Через каких-то пять-десять-тридцать-девяносто минут, в темноте время течет незаметно, Марио уже стоял под деревом. Его внимание привлекли три предмета. Он поочередно помочился на каждый. А после того как застегнул ширинку, решил изучить, что это за предметы.

Ими оказались три мертвые вороны. Марио поднял одну и поднес к лицу, зрение у него ни к черту, только так и можно было увидеть подробности. Ворона как ворона: внешний вид, размер, густота перьев, плотность клюва, запах и вкус – все соответствовало общепринятым представлениям.

После первой вороны Марио изучил так же вторую и третью. Обе оказались идентичны первой. За исключением одного момента. В клюве третьей вороны карлик нашел записку.

Вернее, вначале он подумал, что это просто какая-то бумажка: обрывок газеты, салфетка или этикетка от бутылки, только развернув ее, Марио понял, что в правой руке он держит ворону, а в левой записку.

Предлагалось позвонить по одному телефону.

Подходя к Бутербродной, Марио понял, что речь идет о сеньоре Добрите. О чем еще могли рассказать по телефону.

Сдав продукты пани Черепахе, расписавшись в ведомости, карлик отправился в свою комнату. Ему полагалось несколько часов отдыха. Марио хотел спать, но прежде решил позвонить по телефону из вороньего клюва.

Трубку взяла сеньора Добрита.

Марио представился.

На другом конце послышался голос. Голос принадлежал сеньоре Добрите.

Сеньора Добрита сказала Марио, что скучала по нему.

Марио сказал, что узнал ее голос.

Марио сказал, что нашел записку в клюве птицы.

Сеньора Добрита сказала, что хочет встретиться с Марио.

Сеньора Добрита сказала, что она скучала по нему.

Марио сказал, что очень хочет спать.

Марио сказал, что тоже хочет встретиться с миссис Добритой.

Марио сказал, что тоже скучал.

Сеньора Добрита сказала, что хочет встретиться сегодня в полдень на площади Канатоходцев.

Сеньора Добрита сказала, что целует Марио и сгорает от предчувствия его увидеть.

Марио сказал, что очень соскучился и очень хочет спать.

Марио сказал, что целует сеньору Добриту в разные места и отправляется спать.

Марио сказал, что в полдень ему никак не быть на площади Канатоходцев.

Марио бессвязно что-то пробубнил в трубку.

Марио сказал, что целует сеньору Добриту в разные места и очень хочет спать.

Марио сказал, что очень хочет спать и встретится с сеньорой Добритой на площади Канатоходцев.

Марио положил трубку.

Сеньора Добрита положила трубку.