Текст книги "Презентация с трупом [СИ]"

Автор книги: Вадим Шакун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Официальная часть закончилась и приглашенные начали степенно выбредать из зала. Вокруг сидевшей все это время на сцене Галки еще толпились с целью получения автографа особо ретивые любители поэтического творчества. Не меньшее их количество сгрудилось и вокруг находившегося рядом Юрьича. Представители музыкально–поэтической «богемы», в рядах которой состояло, собственно, большинство друзей–приятелей Галки, потянулись к месту предстоящего банкета. Книжками виновница торжества их уже снабдила, к мэтру же почти все были вхожи в дом.

За исключением дверей ведущих на улицу, из зала, пол которого ступенями поднимался вверх по мере удаления от сцены, было еще несколько выходов. На уровне первого этажа – в фойе. На уровне второго, с дальнего от сцены торца, – на служебную лестницу.

– Туда, – кивнул я Варьке в сторону еще одной, ближайшей от нас, двери на уровне второго этажа. Эта выходила в достаточно просторный холл, где, как я знал от Галки и Севки, планировалось провести грядущую пьянку.

Холл второго этажа был просторен и светел, две его достаточно протяженные стены состояли из сплошного ряда окон. В центре высилось несколько квадратных по сечению колонн. Единственной мебелью являлась длинная стойка торчавшая на невысокой сценке, здесь же рядом чуть в сторонке высилась пара колонок, стоял усилитель и несколько прислоненных к стене электрогитар.

– Рано, еще рано! Погодите!

Вокруг стойки суетилось с десяток Галкиных подружек разного возраста, среди которых я без труда опознал Зину Балагурову. Она–то и замахала руками осаживая самых истосковавшихся по выпивке поклонников поэзии. В последнее время Зина редакторствовала в местном «Вестнике» – газете, которую Панфилович, один из наших городских тузов и вечный неудачливый претендент на должность мэра, открыл в замен злосчастного «Городища».

Варька и Шурка встали в сторонке и закурив начали негромко совещаться, стоит ли предложить свою помощь. Я тоже полез за сигаретами.

– О, здорово! – в авангарде как раз сейчас поднимающейся по лестнице основной массы участников предстоящего банкета двигался Степан – один из моих приятелей по распитию пива на бульваре.

– Привет–привет, как дела в рекламном бизнесе? – в каком–то смысле мы с ним коллеги: мне приходилось верстать газеты, он занимался версткой брошюр, плакатов и прочей, подобной им, полиграфической продукции.

– Бизнес процветает, а заказчики носятся вокруг нас табунами.

– Могу подарить новую идею: «Ты не похож на других. Тебе нужен особый шампунь. Попробуй наш и твоя лысина будет сверкать в любую погоду!».

Степка заржал оценив шутку.

– Привет! – откуда–то из–за Степанова плеча возникла мальчишеская челка Милки Шевцовой, симпатичной стройной особы, успевшей достичь возраста, обычно именуемого «бальзаковским».

– А, бульварная пресса! – расплылся в улыбке Степан.

– Как дела в «Желтушке»? – полюбопытствовал я.

– По–прежнему ругаемся с хозяином из–за денег. За такую зарплату работать, знаешь ли… А у тебя такой прикид сегодня, – оценив мою новую джинсу моментально переключилась она. – Ну да, ты ведь с Варей Шереметьевой живешь?

– «У нее» – еще не значит «с ней», – поправил я. – У нас чисто служебные отношения.

– Пойди это Дрожко расскажи, – фыркнула Милка, бывшая накоротке с местным начальником ОВД от чего криминальные публикации «Желтушки» всегда выигрывали у конкурентов по оперативности и информационной насыщенности. – И потом, Витя, тебе такую шмотку выбрать, просто вкуса не хватило бы.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В три ряда обступив уставленную закусками – в основном, всевозможными бутербродами – стойку, минут десять делили белые пластиковые стаканы: тары на всех не хватало. Как–то этот вопрос утрясся и из–под стойки появились первые четыре бутылки. Варьке я плеснул совсем немного – она местную водку не любит, Шурке – столько же. Остальным наливал по желанию. Люде, по малолетству, досталась какая–то «Кола».

Говорили одновременно все: Юрьич, Севка, оказавшийся здесь же Панфилович, кто–то из музыкантов, Зина Балагурова и даже Хорек умудрился слово вставить. Смысл этой хором произнесенной речи сводился к тому, что пьем за Галкин талант, за ее молодость и красоту, за то чтобы творчество не увядало и вообще «ну, вздрогнем».

Как–то само собой получилось, что в толпе образовалось несколько центров притяжения. Вокруг Юрьича столпились Панфилович, Зина, Хорек, худая рослая Таня – редактор местной районки, кто–то из городской администрации, Милка и еще пара человек. Там же была и виновница торжества.

С десяток творческих личностей кучковался вокруг разливавшего очередную «пайку» Севки. Рядом со мной и Варварой были Шура, Люда, Степан и несколько совсем молодых парней и девчонок. Трое хорьковских сотрудников и еще пяток участников попойки сгруппировались около четвертой бутылки.

В то же время, толпа оставалась единым целым, мерно колыхаясь вокруг собранной на стойке закуси, жуя и перекидываясь ничего не значащими репликами.

– Привет, – машинально кивнул я, заметив в группе по соседству знакомое лицо.

– Здравствуйте, Виктор, – без особого тепла в голосе ответила миниатюрная с кукольным личиком особа и поспешно отвернулась заговорив о чем–то с соседом.

– Варь, имя не напомнишь? – тихонько, сквозь зубы попросил я свою хозяйку. Терпеть не могу, когда люди меня знают, а я их имени не помню.

Мельком покосившись Варька так же тихо ответила:

– Ракитина Вера Петровна, 1967 года рождения, разведена, имеет дочь двенадцати лет…

– На фиг мне ее дочь, я же только имя спросил.

– На всякий случай, – ухмыльнулась Варька. Вот уж у кого память отличная, не то что у меня. А ведь с кукольнолицей мы встречались совсем недавно, когда расследовали все эти идиотские убийства в «Городище». Верка работала там и, по слухам, спала с тамошним главным редактором, ныне покойным Карасевым, поскольку особыми талантами по журналистской части не обладала. Интересно, она–то здесь что делает?

Откупорили по второй. Вновь начались поздравления и комплименты в Галкин адрес. Виновница не надолго оказалась в нашей компании и была обцелована всеми, включая меня и Варьку. Практически без перерыва бросились наливать по новой.

Выяснилось, что в холле можно курить и большинство присутствующих задымило, используя в качестве пепельниц пустые бутылки и консервные банки. Перекрываемая всеобщим гамом тихонько зазвучала акустическая гитара. И опять появились не раскрытые еще бутылки.

Мы выпили и молодой парень запел песню о любимом городе и любимом бульваре, по которому так приятно шататься теплой летней ночью. И на котором, добавлю от себя, так приятно пить пиво сидя жарким летним днем, на скамейке в тени огромных лип. Курильщики, то там, то здесь, устраивались на низкие – всего в нескольких сантиметрах от пола – подоконники высоких, до потолка, окон. А водка откупоривалась уже совсем неконтролируемо.

Я оценил ситуацию. Со слов Севки, оказавшегося в роли главного распорядителя мероприятия, я знал, что водки запасен только ящик. И еще пара литров самогона. Основной расчет организаторов был на то, что собравшиеся – люди творческие, а значит великолепно знакомы с расположением ближайших к очагу культуры точек нелегального самогоноварения. Вот только, люди творческие обычно ленивы, а значит, выбравшись за покупкой, полулитром не ограничатся, чтобы не ходить потом во второй раз. Скорее всего, здесь скоро появятся полутора литровые пластиковые бутыли крепкого, градусов под пятьдесят, пойла.

С учетом этого, мне показалось, что мы взяли слишком уж быстрый старт.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Музыка гремела во всю и в такт ей извивалась и терлась спиной о колонну симпатичная темно–русая девица. Очень замечу эротично и со вкусом терлась. В одном из городских народных ансамблей, говорят, лучше ее музыку никто не чувствует. Я правда, на концертах бываю редко, поэтому даже не знаю в каком. У нас этих ансамблей…

– Клево! – похвалил я, когда мелодия угасла и исполнительница, шагнув в сторону стойки, оказалась рядом со мной. – Если бы еще топ–лесс, вообще – цены бы не было!

– Так я же хотела, но все на этих смотрели, – улыбнувшись темно–русая кивнула на троих мужиков лет под сорок поднимающихся с пола. Те только что исполнили некую танцевальную импровизацию напоминавшую одновременно брейк–дэнс, поединок по карате и истерику в дурдоме для буйных.

Да, на улице уже стемнело, а гулянка все еще шла с нарастающим темпом. Во многом из–за того, что по мере продолжения к ней присоединялись все новые и новые друзья и знакомые Галки. Кстати, из троих, только что катавшихся по полу, местным был лишь один. Двое других – ведущий областного телевидения и директор неизвестного мне рекламного агентства прибыли из столицы Федерального Округа только что, причем изрядно навеселе.

Панфилович, потрясенный, видимо, тем, что вытворяют столь солидные, по его мнению, люди, начал потихоньку устремляться к выходу. И вовремя, на мини–сцене появился Вовик, – явление в местной культуре, без сомнения, самобытнейшее. Балагур и весельчак, не дурак выпить, а к тому же, певец от Бога. Через динамики дружно грянули электрогитары, взвизгнула губная гармошка и перекрывая разухабистую мелодию сильный, с хрипотцой, голос Вовика, браво затянул лично сочиненную им балладу посвященную почему–то батьке Махно.

Я лично считаю, что успех большинства нынешних эстрадных шлягеров во многом обусловлен их краткостью: публика–дура просто не успевает понять, что ей вновь умудрились подсунуть старенький избитый мотивчик и пару–тройку не менее древних «блатных» аккордов в сочетании с бездарными виршами, целые строфы которых состоят из повторения одного и того же слова.

Почти же четвертьчасовое Вовиково произведение захватило всех так, что даже Варька с Шуркой, оставив насиженное местечко на одном из подоконников, смешались с окружавшей музыкантов толпой и принялись вместе со всеми хохотать и хлопать в такт музыке. Матерные слова то там, то сям вплетавшиеся в ткань песенного повествования мою хозяйку не смущали и веселилась она от души.

По завершению батькиных похождений в зал вернулись, те кто счел своим долгом проводить Панфиловича и иже с ним до выхода из трясущегося от музыки ДК. Впереди вприпрыжку неслась Галка Есина, получившая, наконец, возможность расслабиться. За ней, едва поотстав, благообразная Зина Балагурова, лицо которой тоже свидетельствовало о явном облегчении. Позади с задумчивым видом плелся Хорек.

– Господа! – оказавшись за стойкой громогласно возвестила Балагурова и потянулась за ближайшей бутылкой, чтобы налить себе и виновнице торжества. Налила за одно и мне. – Закусывайте! Нужно все съесть! Закуска оплачена спонсорами!

– Так выпьем за спонсоров, которые оплатили выпивку! – подняв бокал вставил я. – Как жизнь, Зиночка?

Кто–то из вокруг стоявших засмеялся, расслышав мой тост, а в общем–то в этом гаме и сутолоке понять что–либо было уже мудрено. К тому же вновь заиграла музыка.

– Отлично, – невесело усмехнулась Зина. – Читала намедни досье, которое твоя Варюша на меня состряпала. Ну и стерва же она у тебя.

Не так давно по просьбе Панфиловича мы негласно проверяли сотрудников, которых он нанимал в свой «Вестник». Что ж, я всегда говорил Варьке, что наживем мы этим хлопот.

– Варвара Викентьевна, дает только самую объективную информацию и проверенные факты, – вступился я за начальницу. – Зря ты так, Зин.

– Витя, а тебе знакомо такое понятие «право человека на личную жизнь»?

– Мы же про твою последнюю поездку на море ничего не написали, – горячо возразил я. – Именно потому, что это… ну, личная жизнь.

– Только сплетни собираете, Витя, только сплетни!

– Зин, да я своими глазами те фотографии видел! – возмутился я, но заметив как лицо собеседницы вдруг пошло красными пятнами разом опомнился и замолчал.

– Видел? – упавшим голосом переспросила она.

– Да парочку всего, самых таких… невинных, – неуклюже начал оправдываться я. – Ты, Зин, знаешь, если снимаешь чего–нибудь особо интимное… Ну, в проявку и в печать не отдавай. Лучше уж видиокамеру возьми или цифровик. Вот Варя взяла за восемьсот баксов, так… – тут я понял, что начинаю нести лишнее и поспешил отвалить в сторону.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Наступила та необычная раздвоенность сознания, которая иногда возникает в результате неумеренных алкогольных возлияний. Я беседовал с Зинкой, перекинулся парой фраз с Галкой, потом с кем–то еще, глотнул из стакана… М-да, наши спонсоры – среди нас. Самогонка–то совсем не та, что закупали на мероприятие Галка с Севкой. Ту мы на бульваре пробовали. А эта – поядреней будет…

Однако все это время, каким–то краем сознания я продолжал удерживать в поле зрения Хорька. Хрен ему, а не Людка!

Все это время объект моего наблюдения крутился вокруг кукольнолицей Верки. Как ее там? Веры Петровны! Наведя кое–какие справки, – мы ж не токмо водку пьем, мы детективы – я уже выяснил, что вышеозначенная Верка Ракитина уже около месяца работает аккурат в «Степаныче», то есть под личным руководством Хорька. И судя по маслянисто–похотливому выражению его рожи, а, взяв под руку он сейчас как раз нашептывал что–то ей на ухо, я понял, что работает Верка весьма успешно. Как обычно, в общем.

Вот, сказав нечто, с его точки зрения, очевидно, смешное, он захихикал, поднял голову, машинально обвел глазами холл…

Как интересно все–таки наблюдать за происходящим со стороны. Просто стоять и наблюдать. По–моему, заметив Людку, сидевшую обок от Шурки и беседующую о чем–то со Степаном, Хорек чуть не дернулся вперед, а потом глаза его вдруг испуганно забегали из стороны в сторону. Любопытненько…

Я неспешно пробрался к друзьям.

– Пойду я, наверное, «паленки» куплю, – рассудительно сказал Степка. – Тут мужик один неподалеку недорого продает. Хорошую. А то от этой самогонки голова такая дурная…

Выражение его лица в тот момент, когда он посмотрел в мою сторону несколько омрачилось.

– Ты чего? – не понял я.

– Козел этот на меня заяву в милицию написать хочет, – обиженно сообщил Степан. Я обернулся и понял, что он указывает на все еще вертевшегося вокруг Верки Хорька. – Представляешь, захожу в «Степаныча», а там все сидят с постными рожами. С зарплатой – голяк, бабок – ни у кого, головы у всех с похмелья трещат. «Займи, – говорят, – на пиво». А я сам хотел, но тут такое дело… «Ладно, – говорю, – займу, но только с вами останусь и один стакан выпью. Мне больше не надо.» Сидим, пьем, все тихо. Тут откуда–то с улицы Хорек прибегает. Увидал это и сразу ко мне. «Можно, – говорит, – тебя на минуту». Я думал – дело какое, выхожу с ним на лестницу, а он с ходу: «Ты что это против меня мой коллектив настраиваешь!» и хрясь по носу!

– Вот сука! – рассвирепел я обидевшись за тихого всегда спокойного Степку. – А ты?

– А я не люблю, когда меня по носу бьют, – насупился Степка. – Мне его сломали еще когда я первый разряд по боксу зарабатывал. У меня какой–то рефлекс проснулся, я ему в пятачину заехал и с лестницы спустил. Весь пролет так и кувыркался.

– Ну и? – с любопытством поинтересовалась дружески обнявшая Шуру Варька. – А потом?

– Да ничего потом, – пожал плечами Степан. – Перешагнул я через него и пошел к себе в контору. Время–то рабочее было. А он на меня заяву собрался накатать. Нет, вы скажите, за что?

– Хорек, – он и есть Хорек, – констатировал я. – Гнида, одним словом. Я бы, не только перешагнул, а еще бы по ребрам его потоптался!

– Степа, возьмите и за наши деньги «паленки», – улыбнулась Варька и достала из кармана сотню, затем еще одну. Нет, в ценах на предметы первой необходимости она ориентироваться никогда не научится.

– Без сдачи? – получив на руки две сотни изумился он.

– Да какая там сдача, – милостиво отмахнулась владелица детективного агентства «Санта – Барбара», – на все берите.

Степка тут же умчался за «паленкой» и, вероятно, еще на лестнице ведущей на первый этаж встретился с очередным участником этой истории. Хотя вряд ли, – если на лестнице, тот появился бы раньше. Скорее всего профессор Чупрына повстречался Степану где–нибудь на выходе из ДК. Потому что, явись Филя чуть раньше, дальнейшие события могли бы развиваться по другому.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Поскольку Варька и Шурка начали тихонько шептаться, я чтобы не мешать, увлек Людку к стойке. Попутно обнаружил там еще одну откупоренную бутылку водки. Самогону, конечно, оставалось море.

– Людмила, можно тебя на минутку?

От елейно–чинного дребезжания хорьковского голоска откуда–то из глубины моего естества вырвалась неуправляемая звериная ярость. Ненависть бродяги–пирата к фарисействующему ростовщику, ненависть полунищего крестоносца к зажравшейся придворной сволочи, ненависть человека всю жизнь дерущегося за свою свободу к тем, для кого холопская доля – слаще всего на свете.

Все эти образы разом промелькнули в моем сознании. Я и не думал, что я, тот прежний, все ниспровергающий идеалист от «свободной» журналистики, столь быстро могу воскреснуть в пьяном сознании себя нынешнего, Варькиного. Одетого в джинсу от черт–знает–кого и, что там говорить, пребывающего в неге и холе.

Нет, надо же! Я медленно обернулся к Хорьку. Степки эта падла испугалась, не подошла к Людке, когда тот рядом с ней был! А я, значит?..

Раздвоенность, а скорее, размноженность сознания вернулась. Совершенно отчетливо, рельефно и сочно я вдруг начал воспринимать все, что происходит вокруг. Горлышко бутылки так удобно улегшейся в мою ладонь. Потупившуюся Людку, нервно теребящую дешевенькие часики на левом запястье. С любопытством таращившуюся на меня и облокотившуюся на стойку Зинку Балагурову. Кукольнолицее создание, опасливо жмущееся к ближайшей колонне. Еще чьи–то лица…

– Воспринимать, но не анализировать, – наставительно сказала Варька, много позднее, когда я пересказывал ей мои ощущения и подлив нам обоим «Бакарди» сердито буркнула себе под нос. – Берксеркер чертов!

Не знаю, может быть, она и права.

– Ты что, козел? – медленно надвигаясь на Хорька и заводя сам себя зарычал я. – Ты что, падаль, думаешь, что я такой же добрый, как Степка? Я тебя, сука, бить не буду. Я тебя, гада, просто убью. Ты у меня слезами кровавыми умоешься!

Хорек увидел бутылку, глаза его испуганно метнулись из стороны в сторону. Бесполезно. Те, в ком сейчас возобладал страх, помехой мне быть никак не могли. Остальные продолжали наблюдать за происходящим с отстраненным любопытством. И верно, что за пьянка без драки? Он осторожно попятился назад.

– Пить надо меньше! – оказавшись на достаточно безопасном расстоянии буркнул Хорьков и ни на кого не глядя скрылся за дверью кинозала.

– Витя, ну что ты в самом деле! – громогласно попеняла Зина Балагурова. – Нам только драки не хватало.

– Драка? Какая такая драка? – раздался радостный голос у меня за спиной.

– Ой, профессор, какими судьбами? – тщетно пытаясь изобразить радушие простонала Зинка.

– Филя, привет! – моментально успокоившись я протянул руку вновь прибывшему.

– Привет… приветик, – здоровался он то с одним, то с другим. – А Галка, где?

– Сейчас найдем, – я со всем старанием обвел глазами затянутый клубами табачного дыма холл. С первой попытки обнаружилось лишь то, что жена профессора Чупрыны, моего приятеля Фили, стоит за его правым плечом. – О, Наташенька, дорогая, здравствуй!

Озирая окрестности второй раз я понял, что, кажется, мой друг достаточно навеселе. Его заметно повело в сторону, да так что пришлось ухватиться за кого–то из мимо проходящих дам.

– Во! – с третьей попытки я наконец обнаружил виновницу торжества. Сидя на подоконнике и куря она оживленно болтала о чем–то с Шурой и Варькой.

Покуда я сопровождал профессорскую чету, Людка, отправилась в туалет. На всякий случай, я решил не упускать из вида дверь кинозала по крайней мере до тех пор, когда моя юная подружка не вернется.

– Варвара Викентьевна, позвольте вам представить. Профессор Филимон Чупрына и его супруга Наташа. Я вам о них рассказывал.

– Очень приятно, – благосклонно улыбнулась Варька.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Так с кем ты драться собрался? – поинтересовался Филя, извинившись перед Галкой за опоздание произошедшее по причине обильных возлияний на дне рождения сестры присутствовавшей рядом жены.

– Хорек, сволочь, совсем оборзел, – чувствуя себя не совсем в своей тарелке под Варькиным вопрошающим взглядом сообщил я.

– Да Хорьковскую харю давно начистить пора! Вить, давай ему морду набьем, козлу! А? – оживился профессор.

Тридцативосьмилетний Филимон Чупрына – личность в нашем городе достаточно известная. Кстати, он действительно профессор кафедры философии, а ученое свое звание умудрился заслужить в младые годы, когда ставшая ему родной кафедра занималась еще философией марксистско–ленинской. Естественно, никем иным кроме ортодоксального марксиста–ленинца Филя в те годы стать не мог и однажды даже умудрился быть избранным в нашу городскую думу от КПРФ.

В этом качестве он героически бился, то со свободной – в кавычках и без – прессой, то с ночным засильем эротики на местных каналах кабельного телевидения, то с новой «демократической» властью. Мы с ним пару раз схлестывались на страницах разных изданий, не будучи знакомы очно.

В последствии, когда я уже наелся до сыта полунищей «свободы» и «демократии», а Филя вышел из КПРФ и разругался с руководителями местной партийной ячейки, обвинив их в сотрудничестве с антинародными, по его мнению, властями, мы встретились в «Желтушке» и на удивление быстро сошлись. Я там экспериментировал по части воздействия на коллективное бессознательное массового читателя, Филя же проповедовал свои идеалы, сражаясь одновременно и с коммунистами и с демократами. В общем, всю свою сознательную жизнь профессор Чупрына против кого–нибудь да боролся.

Особенно яростно сражался он с хорьковским изданием, главным образом потому, что Хорек со свойственной ему трусостью боявшийся затронуть сколь–нибудь значительное лицо в нашей местной политике, весь пафос обличающих «звериный оскал коммунизма» статей направлял в адрес безвредного, в общем–то, профессора. Каких только гадостей не писали там о Чупрыне.

Так что Хорькова Филя ненавидел яростно и пылко, а ненависть свою нес открыто и гордо, подобно тому, как «Свобода на баррикадах» с картины Делакруа, несет под красным знаменем свой оголенный бюст.

– Мальчики, давайте договоримся. Только без жертв! – нахмурилась моя хозяйка.

– Ну что вы, Варвара Викентьевна, – с трудом осилив ее отчество развел руками пьяный профессор. – Обижаете!

Тут как раз прибыл Степан с шестью бутылками водки и наступило всеобщее оживление. Некоторое время ушло на то, чтобы поделиться пойлом с окружающими и Степка начал разливать. Вскоре выяснилось, что Филимону не хватает стакана, а Наташка завредничала и не захотела отдавать ему свой. В экспедицию за стаканами мы с Филей отправились к стойке.

– Ну что, не убил еще никого? – беззлобно поинтересовалась как и прежде торчавшая там Балагурова.

– Да идет он на хрен этот Хорек, – достаточно мирно ответил я находя пустой пластмассовый стаканчик и наливая другу–профессору. – Ты знаешь, что у них со Степкой произошло?

– То–то в «Степаныче» на следующий день вся лестничная клетка в крови была, – выслушав мой пересказ усмехнулась Зина. – А Хорьков другое говорил. Дескать, пришел пьяный Степан, накинулся на него ни с того, ни с сего.

Я залпом опрокинул свою рюмку и убежденно сказал:

– Врет. Степка – парень спокойный. Даже если совсем пьяный.

– Не ну, блин! Хорек и козел! – выпив свою водку крякнув занюхал рукавом профессор. – Мочить его надо. Пойдем, Витя, прямо сейчас и замочим.

– Ой, Филя! Витя! – скривилась Зинка.

– Ну, морду набьем, – сформулировал свою мысль точнее Филимон.

– Морду бить не будем, а поговорить не мешает, – решился вдруг я. – Объясним ему, что заявой на Степку пусть лучше сразу подотрется. Без шума, без скандала. Пошли.