Текст книги "Сага про золотого цверга. Дилогия"

Автор книги: Вадим Проскурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 64 страниц)

4

Говелойс вынырнул из тумана, как призрак. Только что впереди ничего не было, и вот в метре от тебя появляется из ниоткуда здоровенный ящер, присаживается рядом и начинает говорить. От такого можно и инфаркт схлопотать.

– Очень густой туман, – сказал Говелойс после того, как он и Якадзуно обменялись приветствиями. – Нехорошая погода. Нехесусосе боится, как бы не началось наводнение.

– Ну и бес с ним, – сказал Якадзуно, – мы же на пригорке.

– Вода размоет землю, – пояснил Говелойс, – вырастет мало лвухсылк, придется много охотиться. Многие погибнут.

Якадзуно пожал плечами. Он мог бы выразить сочувствие, но не знал, как это лучше сделать. Насколько Якадзуно разобрался в этикете ящеров, выражать фальшивые эмоции у них считалось очень дурным тоном, а Якадзуно в глубине души не испытывал никаких особенных эмоций по поводу того, сколько охотников из ловов Увлахув погибнут в ближайшее время от несчастных случаев. Поэтому Якадзуно счел за лучшее промолчать.

– Приехал Возлувожас, – сообщил Говелойс, – и с ним еще срас Евсро. У нас говорят, что когда Евсро пояйляется в езузерл, жди беды.

– Почему?

– Потому что Говелойс Осуэ не посылает Евсров туда, где все хорошо. Евсро – правая рука Осув, у вас таких называют серыми кардиналами. Когда все хесе Сехесвахуж осталось без дрижа и лозшуэ сходились в поединках по два раза на дню, Евсро решил проблему за восемь дней. Когда дувч Евуволо на ежегодном вуфговозе поднял вопрос о переделе угодий, а швуэ Ойлсовл ему отказал, все думали, что будет война, но войны не было. А потом дувч Евуволо погиб от несчастного случая, и после этого некоторые говорили, что видели Евсро с женщинами самого швув. А потом несчастные случаи стали происходить с теми, кто так говорил, и об этом перестали говорить. Срас Евсро – страшный человек.

– Человек? Говелойс фыркнул:

– Не человек, вызу. В вашем языке нет общего слова, обозначающего и людей и вызусе, и в нашем языке тоже нет такого слова. Я думаю, такого слова нет ни в одном языке.

– Когда-нибудь такое слово появится, – предположил Якадзуно.

– Надеюсь, – вздохнул Говелойс. – Но вернемся к нашим вгувово. Ты не знаешь, что нужно Евсрох от Ибрагима?

– Понятия не имею.

– Я тоже. Сильно сомневаюсь, что дувч решил просто подготовиться к ухех.

– К какому еще ухех! Вожузл настучал-таки дувчу? Говелойс поморщился, он не любил, когда люди коверкают ухуфлуз произношение.

– А ты как думал? – ответил Говелойс вопросом на вопрос. – Если какое-то решение можно оспорить, оно обязательно будет оспорено. Вожуы заявил, что правило выбора подставных бойцов должно быть пересмотрено, потому что если одного из участников представляет шемсезл, это нечестно. Это забавно, хширэз будут спорить, можно ли считать Анатолия существом мужского пола.

– Кто-то сомневается? – удивился Якадзуно.

– Нет, в этом никто не сомневается, особенно после того, как вы с Анатолием перестали носить одежду. Дело в другом. Дело в том, что во всех правилах, когда речь идет о любом произвольном вызуз, употребляется слово охи, то есть мужчина. В те времена, когда эти правила начали действовать, вызуэ не знали мажел, и теперь непонятно, можно ли считать, что мажел являются охивой. Это серьезный вопрос, он намного серьезнее, чем может показаться, потому что от него зависит очень многое. Если человеческие мужчины не есть охий, то на людей не распространяются никакие правила, и вызуэ могут обращаться с людьми как с дикими зверями.

– Охотиться?

– В том числе и охотиться…

Якадзуно фыркнул. Он представил себе, как ящеры с копьями рыщут по переулкам Олимпа, высматривая подходящую жертву…

– На людей не так просто охотиться, – сказал Якадзуно. – Стоит только вашим охотникам войти в Олимп…

– Никто не говорит об Олимпе, – перебил его Говелойс. – Но вокруг Олимпа разбросано много мелких поселений, которые плохо охраняются.

– Стоит ящерам напасть на людей, как из Олимпа сразу же придет много воинов, которые успокоятся только тогда, когда сровняют с землей целое хесе.

– Из Олимпа никто не придет. В Олимпе междоусобица, там нет твердой власти, а когда нет твердой власти, никто не думает о тех, кого не видно простым глазом. Швуэ Ойлсовл может опустошить все плантации на двести километров вокруг, и ничего ему не будет.

– Когда-нибудь в Олимпе восстановится нормальная власть, и тогда люди заинтересуются, что случилось с теми, кто жил на плантациях. После этого Ойлсовлу придется туго.

– Необязательно оставлять после себя руины, можно обставить все так, как будто люди сами собрались и уехали. Испугались новой власти, собрали всю технику, погрузили в грузовик и уехали куда-нибудь подальше, в какие-нибудь глухие места, где их никто не достанет. Думаешь, новая власть будет все раскапывать? По-моему, они только обрадуются, что рядом с городом появилось много незанятой земли.

– Они удивятся, откуда у окрестных ящеров взялось столько человеческой техники.

– У окрестных ящеров не будет человеческой техники. Ухуфлайз населяют очень большую территорию. Если отогнать всю захваченную технику в отдаленные хесею, люди очень долго ничего не узнают. Вы, люди, нелюбопытны, вас не интересует даже то, что происходит в метре от вашего носа.

– Рано или поздно люди все узнают, и тогда они не простят вам этого.

– Нам – нет. А вот если в этом деле будут участвовать другие люди…

До Якадзуно дошло, к чему клонит Говелойс.

– Ты предлагаешь мне предать свой народ? – спросил Якадзуно, и его голос прозвучал обманчиво спокойно.

– Я – нет, – невозмутимо ответил Говелойс, – а вот Евсро запросто может предложить, иначе я не понимаю, зачем он сюда приехал. Видишь ли, Якадзуно, очень плохо, что женщины у вас почти такие же, как мужчины. Если хширэз решат, что Анатолий – охи, получится, что все другие человеческие мужчины тоже охий, а поскольку у вас женщины имеют те же права, что мужчины, получится, что они тоже охий, а тогда выходит, что и у нас охий и зерэ не должны различаться. А этого не должно быть, потому что тогда потеряют смысл правила. Что бы ни решили хширэз, нас ждут великие потрясения.

– Возлувожас зря попросил Анатолия сразиться с Вожузлом, – сказал Якадзуно.

Говелойс безразлично дернул кончиком хвоста.

– Возлувожас ничего не делает зря, – сообщил он. – Если начнется война, он здорово повысит фувуху, война всегда дает такой шанс. А если войны не будет, Бозлувожас наверняка оставит езузера Шухозгр в своем хесев. В любом случае он в выигрыше.

– Если в Шухозгр прилетит автономная граната, он не будет в выигрыше.

– Война – всегда риск.

– По-твоему, войны не избежать?

– Пока еще шанс есть. Ты говорил, что многие люди не хотят иметь Багрова своим лсусозо, пусть они принесут присягу Ибрагиму.

– Ибрагиму?

– Ага. Ибрагим будет лсусозо мажел, Ойлсовл будет лсусозо вызусе, и мы будем жить рядом. Пусть те люди, кто не любят Багрова, уйдут в лес. Ойлсовл выделит им землю, и мы будем соседями. Как тебе такой вариант?

– Люди не смогут жить в лесу, подобно вам. Нам нужны развлечения, нужно много разных вещей, нам недостаточно только того, чтобы было вдоволь еды и женщин. Каждый человек хочет иметь большой и комфортный дом, кучу приятных мелочей, машину, выход в планетарную сеть, бар, где можно посидеть с друзьями, женщину, с которой можно жить, или на худой конец бордель по соседству с домом… Если люди уйдут в лес, у них ничего этого не будет.

– Когда я жил в Олимпе, – сказал Говелойс, – я много смотрел телевизор, и я не раз видел, как люди говорили, что им больше нравится жить на затерянной ферме посреди леса, чем в центре Олимпа. Думаю, многие захотят уйти от Багрова.

Якадзуно пожал плечами.

– Может, и многие, – сказал он, – я не могу точно сказать, сколько их будет. И вообще, мне это неинтересно, потому что я не собираюсь уходить в лес.

– Почему? – удивился Говелойс. – Багров – твой враг, ты не сможешь жить в Олимпе.

– Не в этом деле, – возразил Якадзуно. – Понимаешь, Говелойс, Багров – не символ зла и не князь тьмы, это просто человек, который хочет сделать других людей счастливыми. Да, он выбрал неправильный путь, но это не тот путь, поперек которого следует становиться, не щадя собственной жизни. А насчет того, кто чей враг… мы, люди, почти всегда можем договориться между собой.

– Значит, ты не примешь нашу помощь? – уточнил Го-велойс.

– Какую помощь? – не понял Якадзуно. – Твое предложение – не помощь, это, наоборот, просьба о помощи. Вот если я узнаю, что Багров назначил вознаграждение за мой труп, тогда я еще могу согласиться на твое предложение. Кстати, ты говоришь по поручению Фесезла?

Говелойс помотал головой.

– Нет, – сказал он, – пока я говорю только от своего имени. Я хочу понять, что происходит, и еще я хочу понять, что мне делать, когда события начнут развиваться. Скоро начнется великое потрясение, а в такие дни можно обрести много такого, что нельзя обрести в обычное время.

– И еще в такие дни можно многое потерять, – заметил Якадзуно.

– Да, – согласился Говелойс, – потерять можно все. И не только в такие дни.

5

Если бы кто-нибудь взял инфракрасный телескоп, приехал на восточную окраину Олимпа, залез на крышу высокого здания и посмотрел вдаль, он бы увидел, как вдоль всего горизонта медленно надуваются воздушные шарики. Можно было бы подумать, что вот-вот начнется праздник, все эти шарики взлетят в воздух, будет большой и красочный фейерверк, люди будут стоять, задрав головы и разинув рты, и все будет очень красиво и здорово.

Рамирес находился не на восточной окраине Олимпа, а километрах в двадцати от нее, и стоял он не на крыше высокого здания, а на большом листе потрескавшегося пластика, брошенном прямо в липкую грязь. Поэтому Рамирес видел не воздушные шарики, а медленно растущие аэростаты, выстроившиеся в цепочку от одного горизонта до другого. А если бы Рамирес снял инфракрасные очки, то не увидел бы ничего, кроме неясной тени прямо над головой.

Ветровой щит уже построен, операция достигла последней стадии, самой короткой, но и самой ответственной. Щит надо поднять.

Целлофановый шар над головой увеличился настолько, что закрыл солнце. Рамирес окинул взглядом всю цепочку шаров, и ему показалось, что скоро аэростаты раздуются до такой степени, что либо начнут соприкасаться друг с другом, либо лопнут. Рамирес помотал головой, отгоняя нелепую мысль. Ерунда это, воздушные шары не лопнут, а промежутки между ними будут очень большими даже тогда, когда шары наполнятся до расчетной величины.

Над ухом раздался пронзительный скрип. Рамирес непроизвольно вздрогнул, обернулся и увидел, что барабан, на который намотано четыреста погонных метров пластиковой ленты, медленно повернулся вокруг собственной оси. Начался второй этап подъема щита.

Барабан поворачивался вначале медленно, но с каждой секундой его вращение становилось чуть-чуть быстрее. Рамиресу показалось, что шар над головой дрогнул и пополз вверх, но это не могло быть правдой – шар слишком велик и висит очень высоко, чтобы с земли можно было заметить такое маленькое перемещение. Но очень хотелось верить, что ты видишь своими глазами, как аэростат подпрыгнул вверх, делая первый шаг на пути превращения планеты из гниющей помойки в цветущий сад.

Тонкая пластиковая лента медленно разматывалась. Сейчас она не казалась призрачной, а выглядела вполне материально, потому что все еще была сложена в гармошку, для нее пока не настало время вспомнить изначальную форму, развернуться в гигантский сверхтонкий парус и соединиться со своими сестрами, которые сейчас начинают путь в небеса с других барабанов.

Засуетились роботы, они подтащили к лебедке новый барабан, не дожидаясь, когда старый полностью размотается. Чтобы подъем щита прошел быстро и без осложнений, необходима точнейшая синхронизация действий всех узлов. Пока лепестки щита еще не соединились, некоторая несогласованность допустима, но минут через пять все изменится.

Рамирес стоял, задрав голову к небу, и не замечал, как затекает шея и на лицо падают мелкие капли дождя. Рамирес был счастлив, он видел своими глазами, как человечество делает первый шаг на пути к единству, и что может быть лучшим символом для этого шага, чем естественное желание преобразовать и улучшить родную планету? Рядом с Рамиресом стоял Ефим Борода, Рамирес не видел его, но знал, что он тоже смотрит вверх зачарованными глазами и его лицо так же влажно, как и лицо Рамиреса, и кто может сказать, что это – дождь или слезы?

– Слушай, Ефим, – Рамиресу пришла в голову неожиданная мысль, – когда лепестки соединятся, получится гигантский парус во всю длину щита, верно?

– Угу, – согласился Ефим.

Он явно не был расположен вступать в разговоры.

– Но что будет, если подует ветер? – не унимался Рамирес. – Сильный порыв ветра отбросит щит далеко в сторону, а ураган вообще может его повалить. А если возникнет достаточно мощный вихрь…

– Все продумано, – успокоил Ефим Рамиреса. – В каждом сегменте есть специальные щели для прохода воздуха. Когда дует сильный ветер, они автоматически раскрываются, и чем сильнее ветер, тем шире они раскрываются.

– Но тогда получается, что щит – это решето! – возразил Рамирес. – Он не сможет задерживать влагу.

– Он сможет задерживать влагу, – Ефим улыбнулся, и в его голосе прозвучало чувство собственного превосходства. – Не всю влагу, но большую ее часть. Невозможно создать абсолютно непрозрачный щит, ты правильно заметил, его разрушит первый же шторм. Чтобы задержать всю влагу, надо возводить горный хребет, может, когда-нибудь мы и это сделаем, – Ефим усмехнулся. – А висячий щит не может задерживать очень много влаги, потому что иначе вся вода, которую он задержит, либо повиснет на нем и повалит его на землю, либо скатится вниз и размоет сваи. Но поверь мне, того, на что способен этот щит, Олимпу будет более чем достаточно.

Лебедка перестала скрипеть, Рамирес перевел взгляд вбок и увидел, что вся лента размоталась, но роботы не спешат устанавливать новый рулон. Рамирес недоуменно посмотрел на Ефима, тот по-прежнему глядел вверх. Рамирес тоже задрал голову и увидел неясное движение, скрытое туманом.

– Есть контакт, – сообщил Ефим. – Смотри внимательно, Джон, это зрелище будет захватывающим.

И Рамирес увидел, как по пластиковой ленте сверху вниз катится волна, и там, где она проходит, лента как будто растворяется в воздухе. Невидимые отсюда миниатюрные роботы, похожие на пауков, натягивали одну за другой поперечные нити, вдоль которых раскрывалось призрачное полотно. Один за другим сегменты пленки расправлялись из гармошки в тончайшую пленку и переставали быть видимыми для глаза.

Воздушный шар, висящий над головой, заметно дернулся. Пластиковая лента заколыхалась, налетел ветер, дождь полил сильнее. Волна, несущая невидимость, замедлила движение и вскоре остановилась.

– Раскрываются ветровые щели, – пояснил Ефим. – Сейчас не самая подходящая погода, чтобы поднимать щит, но у нас нет времени, чтобы ждать хорошей погоды. Приготовься, Джон, сейчас будет очень ветренно, лучше за что-нибудь ухватись.

С этими словами Ефим спрыгнул с пластикового листа прямо в грязь и ухватился за торчащую из земли корягу. Рамирес последовал его примеру, и вовремя, потому что волна снова пошла вниз, и по мере того, как она приближалась к земле, ветер усиливался. По поверхности луж пошли волны, порывы ветра поднимали брызги, которые с каждой секундой летели все выше и дальше, и когда волна почти достигла земли, на земле воцарился сущий ад.

Рамирес вцепился в корягу обеими руками, ему показалось, что он стоит под душем Шарко, настроенным на максимальный напор. Потом в воде стали попадаться ветки и даже сучья, происходящее перестало походить на душ Шарко, и Рамирес понял – что-то пошло не так. Потоки воды обрушивались со всех сторон, коряга трещала, несколько раз Рамиресу казалось, что она вот-вот обломится и отправится вместе с ним в бесконечное путешествие по болоту, внезапно превратившемуся в бурное море. Но коряга, к счастью, выдержала.

Прошло какое-то время, показавшееся вечностью, и поток начал ослабевать. Рамирес с трудом встал на ноги, сорвал инфракрасные очки, безнадежно заляпанные грязью, и огляделся по сторонам. Лебедка снова скрипела, с нее разматывался второй сегмент ленты, и с каждым оборотом барабана ветер ослабевал. Дождь почти прекратился.

Сзади послышалась нецензурная брань. Это Ефим выкарабкался из грязной лужи, отплевался, а затем красноречиво, по русскому обычаю, высказал свое отношение к происходящему.

– Пойдем отсюда, Джон, – завершил он импровизированную речь, – больше смотреть не на что.

– Что случилось? – спросил Рамирес.

– Что-что… – Ефим снова выругался. – Маленькая ошибка в расчетах, надо было оставить внизу щель побольше. Ладно, ты как хочешь, а я пойду.

С этими словами Ефим нетвердым шагом направился в сторону трейлера, в котором они сюда приехали. Рамирес постоял еще немного и пошел в ту же сторону. Он с удивлением обнаружил, что туман сильно поредел, теперь темная громада трейлера была видна почти за сто метров.

6

Анатолий выглянул на улицу и сразу понял, что в езузере Вхужлоле творится нечто чрезвычайное. Обычный деметриан-ский дождик превратился в настоящий тропический ливень, между есовой журчали ручьи, тут и там встревоженными голосами перекликались ящеры. Анатолий посмотрел вниз, оценил взглядом лужи, приблизительно прикинул количество выпавших осадков и попытался представить себе, что сейчас происходит в низине. Картина, которую нарисовало воображение, Анатолию совсем не понравилась.

Анатолий увидел пробегающего мимо молодого ящера, вышел под дождь и непроизвольно поежился. Теплый душ, конечно, приятнее, чем холодный, но под таким напором даже теплый душ начинает раздражать. Анатолий быстро преодолел метров пятнадцать и встал на пути бегущего овоэшлалв или, может быть, жеграшлай. Он так и не научился уверенно различать пол ящеров, особенно молодых.

– Ал! – крикнул Анатолий. – Дез Возлувожас?

Ящер попытался прикинуться шлангом и проскочить мимо, но это ему не удалось – Анатолий сделал быстрый шаг в сторону и успел ухватить испуганного подростка за конец хвоста. Такой жест у ящеров считается оскорбительным, но сейчас Анатолию было наплевать на приличия, особенно в отношении бестолкового и бесправного подростка.

– Дез Возлувожас? – повторил Анатолий.

На лице юного ящера отразилось нечто, отдаленно напоминающее умственную деятельность, и подросток разразился тирадой, из которой Анатолий понял только несколько отдельных слов, но смысла не уловил. Закончив говорить, ящер вырвался и убежал, оставив Анатолия в недоумении – ящер даже пальцем не показал, где, по его мнению, в данный момент находится самое главное существо во всей деревне.

Анатолий вернулся в есо, где Ибрагим с Якадзуно продолжали играть в рэндзю прямо на полу хижины, расчерченном на аккуратные квадратики.

– Собирайтесь, – отрывисто бросил Анатолий.

– Наводнение? – предположил Ибрагим.

Анатолий хотел было спросить, как Ибрагим сумел так быстро догадаться, но эвристический блок выдал вероятную цепочку мыслей Ибрагима, и Анатолий не стал сотрясать воздух ненужными словами. Он посмотрел в глаза Ибрагима и понял, что эвристический блок Ибрагима прямо сейчас генерирует вероятную цепочку мыслей Анатолия… в общем, они поняли друг друга без слов.

Ибрагим вскочил на ноги легким изящным движением, никак не сочетавшимся с его изможденным видом, и прошел в дальний угол есо, где была свалена их одежда, заранее упакованная в три герметичных тюка. Проходя через центр комнаты, Ибрагим разбросал ногой черные семена срефсорешойлав и белые семена хэлгэ, изображавшие, соответственно, черные и белые фишки, и стер несколько линий импровизированной игровой доски. Якадзуно состроил глуповатую физиономию, растерянно оглянулся по сторонам, открыл рот, но тут же закрыл его и последовал примеру Ибрагима. До Якадзуно дошло, что происходит что-то неладное.

В низине творилось черт знает что. Если бы Анатолий выглянул на улицу на полчаса позже, можно было бы уже не спешить. Стремительно прибывающая вода еще не достигла днища “Капибары”, припаркованной рядом с лодками ящеров, но до этого момента оставались считанные минуты.

Вокруг суетились ящеры, они спешно грузили на немногочисленные лодки какие-то припасы, и было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что лодок на всех не хватит. Анатолий вспомнил легендарную историю “Титаника” и ощутил легкий стыд за человеческую расу. Жители гибнущего езузерл вели себя не в пример более цивилизованно, чем пассажиры тонущего корабля, – никто не бился в истерике, никто не отталкивал друг друга от лодок, никто не кричал, все спокойно занимались своим делом. Ящеры деловито упаковывали какие-то непонятные вещи в непромокаемые тюки и грузили на дно лодок. Ящеры, не занятые погрузкой, столь же деловито собирали плывущие по воде сучья и сооружали на скорую руку импровизированные плоты. Анатолия особенно поразило то, что стройматериалов явно не хватало, но ящеры не пытались отпихивать друг друга, они работали быстро и слаженно, и то, что плотов хватит, дай бог, каждому пятому, казалось, никого не волновало.

Только молодежь проявляла признаки паники. Молодые ящеры бегали туда-сюда по опустевшему езузерл, перекликаясь тонкими испуганными голосами, но взрослые не обращали на них ни малейшего внимания. Если наводнение накроет всю деревню, они обречены. От этой мысли Анатолия передернуло, он попытался представить, как люди в аналогичной ситуации бросают на произвол судьбы собственных детей, и не смог. Люди и ящеры слишком разные.

Возлувожас обнаружился около “Капибары”, он деловито инструктировал каких-то незнакомых ящеров. Рядом с ним нетерпеливо переминался с ноги на ногу еще один незнакомый ящер с большим непромокаемым тюком в руках, плечи и грудь ящера были густо покрыты замысловатыми татуировками. Это был первый татуированный ящер, которого Анатолий увидел за все время, проведенное на Деметре. Заметив приближающихся людей, ящер бодро засеменил навстречу, с трудом удерживаясь, чтобы не поскользнуться на размокшем склоне.

– Приветствую вас, уважаемые господа! – произнес он на человеческом языке почти без акцента. – Я срас Евсро, советник швув Ойлсова. Рад вас видеть.

– Ибрагим Бахтияр, – представился Ибрагим, – подполковник бывшей службы планетарной безопасности. Это мои друзья: Анатолий Ратников, курьер “Истерн Дивайд”, и Якадзуно Мусусимару, сотрудник “Уйгурского палладия”.

– Очень приятно, – Евсро вежливо склонил голову, совсем как человек. – Нам надо срочно убираться отсюда. В вашей машине найдется место для двух ящеров?

Анатолий обратил внимание, что Евсро употребил слово “ящер”. Все его соплеменники, с которыми приходилось общаться Анатолию, предпочитали не переводить свое самоназвание.

– Найдется, – ответил Ибрагим, – но только для двоих, остальным придется спасаться самим.

– Я знаю, – кивнул Евсро, – ваша машина называется “Капибара”, она пятиместная. У вас хватит энергии на двести километров по такой погоде?

Ибрагим перевел взгляд на Анатолия. Тот растерянно пожал плечами, он даже не знал, где на приборной панели отображается заряд аккумулятора. Вместо ответа Анатолий протянул Ибрагиму ключи.

Ибрагим открыл машину, на секунду заглянул внутрь, вылез обратно и отрицательно покачал головой, лицо его при этом стало мрачным.

– Ничего страшного, – заверил людей Евсро. Он присел на корточки, поставил на землю тюк, который до того держал в руках, и сноровисто извлек из него вытянутый металлический цилиндр, в котором Анатолий с удивлением опознал универсальный аккумулятор высокой емкости. – Этот аккумулятор почти полон. Вы сумеете его установить?

Ибрагим растерянно посмотрел на Анатолия, тот ответил аналогичным взглядом, а затем они оба посмотрели на Якадзуно. Якадзуно тоже не знал, как заменять аккумулятор в де-метрианской модификации “Капибары”. Евсро вздохнул и печально произнес:

– Давайте сюда ключи.

Через минуту аккумулятор был заменен, а еще через две минуты три человека и два ящера сидели внутри машины, пропеллеры которой быстро набирали обороты. Ибрагим сел за руль, дождался, когда ящеры погрузятся на заднее сиденье, и спросил:

– Господин Евсро, вы случайно не умеете водить эту машину?

– Случайно умею, – ответил Евсро. – Вы все еще плохо себя чувствуете? Боитесь не справиться?

Анатолий отметил, что за все время разговора Евсро ни разу не оскалился. Этот ящер не только отлично держится, подумал Анатолий, но и хорошо знает людей; он знает, что оскаленная гримаса, заменяющая ящерам улыбку, вызывает у большинства людей инстинктивную неприязнь. За все время разговора Евсро ни разу не улыбнулся. Или он вообще никогда не улыбается?

Ибрагим не смог подавить раздражение в голосе.

– Я отлично себя чувствую, – сказал он. – Мой водительский стаж составляет шестьдесят тысяч километров, пятьдесят четыре из которых я проехал на этой модели. Мне приходилось ездить в ураган пятого года, он, конечно, не идет ни в какое сравнение с ураганом третьего года… вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, конечно, – согласился Евсро. – Извините, господин подполковник, я не хотел вас обидеть. Прошу меня простить.

Ибрагим раздраженно отмахнулся и сосредоточился на управлении машиной, которая к этому времени как раз успела выбраться из грязи и зависнуть в воздухе, плавно покачиваясь из стороны в сторону.

– Куда едем? – спросил Ибрагим.

Анатолий ожидал, что Евсро покажет направление пальцем, но вместо этого он назвал два длинных числа. Анатолий не сразу сообразил, что это географические координаты точки назначения.

Ибрагим плавно нажал на газ, машина медленно двинулась к выезду с лодочной стоянки. Скорость “Капибары” постепенно нарастала и, наконец, достигла пятидесяти километров в час, ехать быстрее в такую погоду было слишком опасно. Хорошо еще, что дождевых зарядов не было.

Анатолий вывел на дисплей карту окрестностей Олимпа и обнаружил, что точка назначения находится в центре маленькой возвышенности, выступающей над болотом, как одинокий вулканический островок выступает над поверхностью океана. Евсро проследил за его манипуляциями и прокомментировал их следующим образом:

– Вы хорошо работаете с картой, господин Ратников. Наша цель находится именно там.

– Что там такое? – спросил Анатолий. – Езузезра?

– Нет, – Евсро покачал головой, – там нет езузезрэ. Там плохое место, там не растет ни лвухсылк, ни ковлай. Жаль, что там нельзя долго жить.

– Откуда у вас аккумулятор? – неожиданно спросил Якадзуно.

– Вы все узнаете на месте.

– Надеюсь, вы не так глупы, – подал голос Ибрагим, – чтобы заманить нас в ловушку.

– Нет, что вы, господин Бахтияр, – сказал Евсро, – мы не для того вытаскивали вас из небытия, чтобы потом заманивать в ловушку. Мы прекрасно понимаем, на что способен боец вашего класса, так что вы можете ничего не опасаться. Я не хочу пока ничего рассказывать, потому что вы все равно мне не поверите, это надо увидеть своими глазами. Кстати, – я бы посоветовал снизить скорость до тридцати километров в час, вот видите, на карте помечена промоина, ага, вот эта, здесь всегда бывают локальные завихрения, вот… вы отлично управляете машиной, господин Бахтияр, простите меня, я не должен давать вам советы.

Анатолий не понял, что такого отличного сделал Ибрагим, Анатолий вообще не заметил ни локальных завихрений, ни чудес водительского мастерства, проявленных подполковником.

– Не отвлекайте меня, господин Евсро, – сказал Ибрагим. Оставшиеся три с половиной часа прошли в полном молчании. Якадзуно, кажется, даже уснул.