Текст книги "Врата Бога. Под сенью Ашшура"
Автор книги: Вадим Барташ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Глава пятая
– О, великая Пинекир, мать богов, прими от меня, матери Теумана, госпожи Шильках, дары, и помоги моему старшему сыну упрочить его положение на троне! А ещё прошу тебя, посодействуй ему сокрушить всех врагов! Я приношу тебе в жертву пять годовалых бычков, два таланта золота и восемь талантов серебра! Пусть Теуман станет хорошим для Элама царём! И будь благосклонна ко мне и ко всей моей семье!
Сложив ладони вместе, Шильках низко поклонилась золотой скульптуре богини и попятилась назад. За её спиной толпились Главный жрец и его помощники, а также несколько прислужников.
Когда-то Пинекир была ведущей в эламском пантеоне богов, но сейчас она опустилась на третье место, а первых два обойдя её заняли мужские божества – Хумбан и Иншишунак.
Все обряды, которые исполнялись в честь Пинекир, не менялись уже несколько тысячилетий. Совершали их только мужчины, и причём они обязаны были быть обнажёнными. Исключение делалось для Главного жреца, да и то если только он был старше пятидесяти лет, но и тогда он был обязан прикрываться лишь набедренной повязкой.
Жрецы и прислужники перед обрядом тщательно брили головы и совершали омовение, а потом наносили на лица краску. Различного цвета полосы украшали их лбы и щёки. Также они подводили глаза и рисовали у себя на груди зигзагообразные узоры. Каждый узор нёс особую смысловую нагрузку. Некоторые из жрецов утверждали, что это были символы очень древнего происхождения, которые эламиты использовали ещё до изобретения своей письменности несколько тысяч лет назад. Но сейчас никто уже не мог их до конца понять.
Весь обряд задабривания матери богов проводился в храме, находившемся неподалёку от Суз, в Дур-Унташе. Храм этот представлял из себя целый комплекс различных сооружений, главным из которых являлся четырёхступенчатый зиккурат высотою в 60 царских локтей (42 метра), выстроенный из кирпича и облицованный плитами из известняка (зиккурат этот сохранился до наших дней почти в первозданном виде и находится он на юго-западе Ирана).
Атлетического сложения и совершенно обнажённые прислужники, уже закололи бычков и стали вносить на огромных бронзовых блюдах куски ещё дымящегося мяса. Затем они внесли кувшины со свежей кровью и только после этого начали складывать у основания алтаря золотые слитки.
Пожертвования оказались необычно щедрые. У Главного жреца загорелись глаза, и как бы он ни старался, но так и не смог скрыть охватившей его радости.
***
Шильках чем-то походила на ассирийскую царицу-мать Накию-старшую. Она тоже была в достаточно почтенном возрасте, но прекрасно сохранилась и выглядела совершенно потрясающе. У неё была девичья фигурка с осиной талией и не было ни одной морщинки даже у глаз. А ещё она была властной и чрезвычайно энергичной. Сейчас она терпеливо ждала заключения Главного жреца, ну а тот не торопился. Наступил наконец-то его звёздный час.
Вот прислужники воскурили на алтаре аравийские благовония, заиграла музыка храмового оркестра, и началось долгожданное гадание.
Главный жрец склонился над внутренностями заколотых бычков и что-то зашептал, потом закружился и начал размахивать руками. Вскоре он и вовсе завертелся волчком и войдя в транс неожиданно рухнул на пол.
Некоторое время он лежал неподвижно, но вот очнулся, приподнял вначале голову, потом поднялся весь, подобрал валявшийся рядом посох и, опираясь на него, повернулся к царице-матери лицом. Глаза у него были уже потухшие, а вид усталый. Однако, собравшись с последними силами, он стукнул посохом о каменные плиты и возгласил:
– Великая богиня Пинекир приняла твои жертвы, госпожа! Она поможет тебе и твоим сыновьям!
– А Теуман? Что с ним будет?
– Удача пока что его не оставит!
– Но он хотя бы изменится?
– Об этом ничего не могу сказать. Но будь по отношению к старшему сыну, госпожа, осторожна…
В общем-то удовлетворённая результатами обряда и стараясь не заострять внимание на совершенно голых прислужниках, Шильках вышла из храма и проследовала к колеснице.
Дур-Унташ находился в четверти фарсаха от Суз и, по сути, являлся восточным пригородом эламской столицы.
Через три часа Шильках вернулась к себе во дворец.
***
Элам имел давние традиции и считался одним из древнейших государств. Цивилизация в этой стране зародилась одновременно с шумерской и может быть чуть позже, чем в Египте. Однако объединился Элам намного позднее.
Впервые централизованное государство образовалось в нём при аванском правителе Пепе в XXV веке до новой эры, и почти два века основанная им династия заправляла в этой стране. Потом в Месопотамии образовалось Аккадское царство, Элам не выдержал конкуренции с ним и аккадцы его покорили.
У него ещё были взлёты и падения. Случалось так, что Элам далеко раздвигал границы на север и восток и иногда захватывал часть Месопотамии.
А в 1180 году до новой эры царь Шутрук-Наххунте I, самый выдающийся правитель за всю трёх тысячелетнюю историю Элама, изгнал вавилонян с территории страны, совершил победоносный поход на запад, где разграбил города Сиппар и Киш, и саму столицу Вавилонии, и вывез в Сузы колоссальную добычу, включая статуи вавилонских богов и стелу с законами царя Хаммурапи, которую впоследствии раскопали археологи. В 1155 году до новой эры этот же правитель совершил новый поход на запад и подчинил себе всю Месопотамию. При нём Элам простёрся от Вавилона и до границ Индии, а на севере его влияние доходило до окрестностей нынешнего Эльбруса, и однажды эламиты достигли даже побережья Каспийского моря.
Элам вошёл в зенит своего могущества. В то время Элам считался главенствующей силой на Ближнем Востоке. Однако могущество его продлилось недолго и закончилось совершенно внезапно.
***
В 1151 году до новой эры вавилоняне, возглавляемые Навуходоносором I, восстали и нанесли сокрушительное поражение сыну Шутрук-Наххунте I при крепости Дер. Поражение это оказалось настолько серьёзным, что Элам рассыпался на отдельные владения и три века не упоминался. И лишь только в середине VIII века до новой эры он вновь объединился и начал опять набирать силу.
Очередными его объединителями на этот раз выступили правители Аншана, цари из династии Тахридов. А в 721 году до новой эры вновь при пограничном Дере сошлись две армии. Эламскую возглавлял Хумбан-Никаш, а ассирийскую в этот раз уже Саргон II, основатель самой последней династии Великих царей.
И доселе непобедимые ассирийцы оказались разгромлены.
Так Элам вернул себе статус великой державы, и отныне с ним приходилось считаться даже Ассирийской империи.
***
Дворец правителей в Сузах, конечно же, уступал аналогичным дворцам в Ниневии или Вавилоне, но тоже был примечателен. Занимал он внушительную территорию и по своим размерам входил в пятёрку крупнейших на Ближнем Востоке. Вообще в Сузах, население которых тогда превышало двести тысяч жителей, имелось с три десятка храмов и не меньше дворцов, и этот город в древности признавался одним из самых благоустроенных. Особый шик ему придавали обширные поля вокруг него, на которых произрастали миллионы лилий. В период их цветения окрестности эламской столицы преображались и становились настолько красивыми, что неслучайно Сузы в древности прозвали городом лилий (Шуша – с эламского переводилась как лилия).
***
Царица-мать занимала в царском дворце целое крыло, которое формально не входило в женскую половину, и сюда к Шильках приходили на поклоны и для разрешения каких-то животрепещущих вопросов чиновники и придворные. Она, как и Накия-старшая в Ниневии, многое решала. Между прочим, эламские женщины были гораздо раскрепощёние вавилонянок и ассириек. Они не прятали лица под покрывалами, могли выходить на улицу без сопровождающих и имели такие же права, как и мужчины (то есть, они выступали свидетельницами в суде и претендовали наравне с отпрысками мужского пола на долю в наследстве).
В многовековой истории Элама случалось нередко, когда женщины становились правительницами, и был зафиксирован даже такой прецедент, правда, это произошло очень уж давно, когда Верховным жрецом выбрали женщину. Впрочем, в последние пару веков, под влиянием соседних Вавилонии и Ассирии, права женщин в Эламе постепенно урезались, но эламиток по-прежнему никак нельзя было назвать забитыми.
***
Понятно, что женщин не причесать под одну гребёнку, они все разные. Есть такие, которым роль матери и спутницы своего избранника кажется недостаточной или и вовсе малопривлекательной. Их переполняет энергия, и они постоянно готовы действовать. Из таких амбициозных особ зачастую выходят умелые интриганки и даже великие правительницы. Вот к такому типу женщин и можно было отнести Шильках.
А ещё она прославилась любвеобильностью, и не все её дети были от мужа.
Муж её, царь Элама Хумбан-Халташ II, правивший ещё до Уртаки, догадывался, что она изменяла ему, но Шильках умела им управлять, и все её многочисленные измены сходили ей с рук. Одно время она даже была любовницей пришедшего к власти после смерти её мужа Уртаки, и благодаря этой связи ей удалось спасти всех своих детей.
Уртаки очень нравилась Шильках, когда она была помоложе, он даже долго добивался её благосклонности, но их связь продлилась только пять лет, и потом, когда он охладел к ней, он всё равно был признателен бывшей любовнице, и вдовствующей Шильках удалось вывести из-под удара домочадцев.
За Теуманом, её старшим сыном, Уртаки оставил Сузы. Другой её сын, Тахрах, получил хорошую должность при дворе, и Уртаки после своей неудачной авантюры в Вавилонии поручил именно ему восстановить отношения с Ассирийской империей.
Тахрах возглавил посольство, посетившее Ниневию, и после проигранного Ашшурбанапалу пари он выполнил пожелание Великого царя…
Строптивый Уртаки, поев чего-то несвежего, внезапно скончался.
Таким образом путь к эламскому трону оказался расчищен, и Шильках не упустила представившейся ей возможности.
***
На этот трон засматривалось много претендентов, однако Шильках опередила всех. Ей удалось заручиться поддержкой влиятельных при дворе вельмож, а также её поддержало жречество, и в итоге она одела на голову старшего сына тиару, ну а младший Тахрах получил Мадакту, которая при Уртаки являлась царской резиденцией. И всё бы ничего, но Теуман, воссевший на трон, стал огорчать её. Он как-то сразу стал меняться. И менялся в худшую сторону. Он и раньше-то не являлся паинькой и как человек имел множество недостатков, однако власть, которую он заполучил, его окончательно испортила.
Теуман становился всё более несдержанным, взрывным, мстительным и иногда превращался уж совсем в какое-то чудовище. Даже в ту жестокую эпоху он поражал нередко своими выходками. Он мог за малейшую провинность посадить на кол слугу или забить до смерти плетями повара, плохо приготовившего его любимое блюдо из баранины. Два раза в неделю он спускался в казематы и лично пытал узников, и своими руками лишил с особой жестокостью жизни десятки несчастных, при этом он утверждал, что из него вышел бы самый лучший палач.
Шильках была уже не рада, что возвела на трон именно его.
Поступки старшего сына шокировали.
Царица-мать пыталась воздействовать на Теумана и хоть как-то старалась смягчить его нрав, однако ей это всё реже удавалось. Так, не слушая её возражений, он захотел казнить всех трёх сыновей Уртаки. Их собирались заковать в кандалы, а затем обезглавить, однако кто-то предупредил их о готовившейся над ними расправе, и они сбежали в Ассирию.
Царские отпрыски, включая шестьдесят их жён и детей, а также несколько десятков вельмож, в том числе и главнокомандующий эламской армии, нашли убежище на ассирийской территории.
***
Свирепость Теумана не шла на пользу царству. Шильках это осознавала, и осознавала, наверное, лучше всех. С каким трудом ей удалось примирить старшего сына с восставшими персами, а ведь он едва не казнил наследника их князя.
Кира I она взяла под свою опеку, и только после неимоверных усилий ей удалось сохранить ему жизнь. Она в буквальном смысле в самую последнюю минуту успела снять его с дыбы, когда палач уже начал готовить его к истязаниям, а Теуман исхлестал Кира плетью.
Тогда Шильках, как вихрь, ворвалась в казематы и по серьёзному разругалась с Теуманом. Он её вывел из себя. И после этого она с ним не разговаривала две недели.
Ну а скольких сил ей потом стоило убедить сына всё-таки пойти на уступки восставшим персам и признать за ними Аншан.
За это Теисп и его люди сложили оружие и пообещали в возможном предстоящем конфликте с Ассирийской империей поддержать эламитов. Она радовалась своей трудной победе и, как девчонка, влюбилась после этого в спасённого ею Кира. И вскоре они стали с ним близки. Но это было не обычное её увлечение, каких прежде у неё насчитывалось не один десяток, а она к Киру испытывала настоящее чувство, хотя разница в возрасте между ними и составляла больше тридцати лет.
И с какой же мукой она расставалась с ним, когда Киру настала пора возвращаться к своим. Да, зрелая женщина всегда тяжелее переживает расставание с близким ей человеком. Ну а на что она могла рассчитывать? Не становиться же ей женой этого юноши, сына вассала эламского царя – она как-никак являлась царицей-матерью, и никто бы ей не позволил совершить подобное безрассудство. Так что Кир теперь вдали от неё и вряд ли уже вспоминает о ней.
Однако горечь от разлуки с ним вскоре заслонили новые проблемы.
И опять их породил её старший сынок…
Неоправданные репрессии, проводившиеся по его распоряжению, теперь уже в отношении эламских горцев, подтолкнули и тех к восстанию.
***
Луллубеи обитали на стыке границ Ассирии, Манны, Мидии и Элама, и занимали южную часть Загроского хребта. В горных долинах у них находились небольшие поселения и замки. Они делились на несколько племенных княжеств. В периоды ослабления центральной власти они приобретали независимость, однако, когда Элам набирал силу, то горцы признавали его власть над собой и вновь начинали выплачивать дань. И надо же такому случиться, что один из луллубейских князьков, напившись, поколотил мытаря, присланного за ежегодной данью, и напоследок выбил ему глаз, а тот, едва унеся ноги от горца, пожаловался царю.
Теуман вскипел и велел послать против возмутителя спокойствия карательную экспедицию. Царские воины, прибывшие на место, не слишком усердно разбирались в произошедшем инциденте и казнили князька и всю его семью, а затем подпустили огненного петуха к его замку. Эта расправа вызвала негодование у других горцев, и они подняли восстание.
Узнав о случившемся, Теуман засобирался отправить против горцев-луллубеев уже целый корпус, но Шильках приостановила эту новую карательную экспедицию и вызвала из Мадакты младшего сына.
Тахрах прибыл в Сузы через два дня.
Шильках приняла его в своих покоях и с ходу ему заявила:
– Ты мне нужен, дорогой. Необходимо срочно исправлять ошибки твоего старшего брата. А то, я чувствую, он наделает делов, да таких, что мы ещё долго не расхлебаемся с ними!
– Я слушаю тебя, матушка!
– Когда ты в последний раз общался с тестем?
– Во-от, буквально месяц тому назад он приезжал в Мадакту, после того, как его дочь родила мне второго сына.
– Он остался доволен устроенным в честь него приёмом?
– Вроде бы да.
– Значит так, твой тесть – один из самых влиятельных князей среди горцев, направляйся к нему и проси его, чтобы он употребил всё своё влияние и уговорил бы других луллубейских князей поумерить пыл и пойти на переговоры. Нам совершенно ни к чему сейчас будоражить луллубеев.
– Когда выезжать? – спросил Тахрах.
– Сегодня отдохни, ты же только что с дороги, ну а завтра с утра отправляйся! Медлить нельзя!– ответила ему Шильках.
Глава шестая
Ассирийцы хотя были и воинственны, но любили и праздники. В их календаре праздников было немало, но главным считался Новый год.
В их первой столице, Ашшуре, основанной ещё субареями, когда на среднем Тигре об ассирийцах никто ничего и слыхом-то не слыхивал, у Ниневийских ворот возвели Новогодний храм. Он был скромный, глинобитный и, скорее, походил на обычную хижину.
Спустя полторы тысячи лет из Аравии сюда начали проникать семитского происхождения кочевники. Они себя называли ассирийцами. Эти кочевники оказались чрезвычайно воинственными. После нескольких войн они прогнали субареев и, захватив город, на месте прежнего, разрушенного глинобитного храма, построили свой.
В последующем он не раз перестраивался, и к XIV веку до новой эры, когда Ассирия резко возвысилась и стала превращаться в грозную империю, этот храм принял законченные формы.
Теперь это было очень красивое, культовое сооружение, бронзовые ворота которого украшались фигурой Верховного бога Ашшура, идущего на битву против богини зла Тиамат.
Каждый из ассирийских царей считал своим долгом украсить этот храм новыми фресками. Территория вокруг него тоже была ухожена и своеобразно озеленена: по приказу Синаххериба, деда нынешнего Великого царя, в каменистом грунте на площади размером в одну сто пятидесятую фарсаха (примерно в 16 тысяч квадратных метров) вырубили ямы и соединили их подземными каналами. Затем всю эту территорию засыпали плодородной землёй и в ямы высадили ровными рядами тысячу саженцев. Причём, высажены были не только тополя, дубы и прочие виды деревьев, произраставших в Ассирии, но и теплолюбивые пальмы, которые росли только на Юге Месопотамии, в Вавилонии, и к этим деревьям вода доставлялась по подземным каналам. Таким же способом озеленили и двор храма, окружённый со всех сторон внушительной колоннадой.
Близ храмового колодца для церемониальных омовений ещё субареями был устроен бассейн. На его наружных стенках изображались различные боги, окружённые жрецами в необычных рыбьих масках, которые давным-давно никто не использовал. Тела этих жрецов также покрывались рыбьей чешуёй, и это являлось отголосками древнейших субарейских и шумерских мифов о рыбьем происхождении бога воды Эа, который до прихода в Северную Месопотамию ассирийцев считался в этих краях Верховным богом.
От Эа эстафету принял ассирийский Верховный бог Ашшур, но постепенно он стал отвечать за войну.
***
Новогодний праздник царь Ассирии был обязан встречать в Ашшуре, в который он приезжал за несколько дней до торжественной церемонии. Я уже упоминал, что святилище этого бога стало тем ядром, из которого и выросла первая ассирийская столица на месте субарейского городка. Отправной точкой этого процесса стал XXIV век до новой эры.
Ашшур располагался на отвесной скале, нависавшей над Тигром на западном его берегу. Широкая монументальная лестница с достаточно крутыми ступенями вела на вершину скалы, где разместились несколько дворцов, четыре храма и самая главная святыня Ассирии – храм Верховного бога войны, который изображался в виде бородатого мужа с крыльями за спиной и стрелявшего из лука. Впрочем, когда-то, ещё в V тысячелетии до новой эры, на его месте находилось скромное святилище богини Иштар, которую в те уже отдалённейшие времена называли на субарейско-шумерский лад Инанной.
Наиболее высоким сооружением в Ашшуре являлась башня-зиккурат, главная часть храма, посвящённого Верховному божеству. Поднималась эта башня на семьдесят пять локтей в высоту (почти на 50 метров). К ней примыкала обширная пристройка, протянувшаяся до самого Тигра. Здесь хранились двенадцать священных барок. На них в праздник Нового года переносили статуи ассирийских богов из различных храмов, и затем на украшенных цветами барках боги покидали город и отправлялись на север к Кальхе, Ниневии и к другим местам, где их восторженно встречали и приносили им щедрые жертвы.
И только к концу праздника эти статуи возвращались в свои святилища.
Двенадцать дней ассирийцы отмечали Новый год. И в эти двенадцать дней никто из них не работал, а все они только пировали, приносили жертвы богам, дарили друг другу подарки и ходили в гости.
Повсюду играла музыка, и ассирийцы от мала до велика пели и танцевали. А надо заметить, что они очень любили это делать, и талантливые певцы и музыканты имели у них почёт, ну а лучшие и вовсе боготворились, и их щедро вознаграждали.
***
Ашшурбанапал находился в городе второй день, когда у него в ашшурской резиденции появилась царица-мать. Она буквально взлетела на второй этаж, где находился Великий царь. Он в этот момент кормил с руки Лилит, свою любимицу, чёрную пантеру, выхоженную им ещё с трёхмесячного возраста, и тут перед ним предстала взволнованная Накия-старшая.
– Что-то случилось? – спросил её Великий царь и подал ремешок стоявшему рядом рабу, чтобы тот отвёл Лилит в другую комнату.
– Ашшур-шаррат плохо… – выпалила Накия-старшая.
Первая супруга Ашшурбанапала одновременно являлась дочерью сестры царицы-матери. Когда-то Синаххериб заполучил Накию-старшую и её младшую сестру в качестве дани в свой гарем, это случилось, когда он осаждал один из взбунтовавшихся в Сирии городов. Более бойкая Накия-старшая сумела из обычной наложницы возвыситься до царицы, а её сестра так и затерялась в толпе одалисок, услаждавших в минуты отдыха Синаххериба. Сестра Накии-старшей рано ушла из жизни, и после этого её единственная дочь для царицы-матери стала самым родным человеком. Она её опекала и выдала тринадцатилетней девочкой за тогда ещё семнадцатилетнего Ашшурбанапала замуж. Сейчас Великий царь находился в Ашшуре без супруги, он оставил её в Ниневии, так как она была на девятом месяце беременности, и дорога ей была противопоказана, хотя от Ниневии до Ашшура всего-то день пути.
Ашшурбанапал не успел ещё отреагировать на слова царицы-матери, как появился евнух.
– Государь, – тучный евнух раскраснелся от бега в неудобной одежде и, держась за сердце, едва перевёл дух, – ца-а-ари-и… о-о-о… о-она…
– Ну, что?! Что?!
– Она разрешилась…
– Ду-урень, да не тяни же ты! – сорвалась на него царица-мать, потерявшая самообладание. Она стояла рядом. – Что с Ашшур-шаррат, с моей племянницей? У неё всё благополучно?
– С ней всё хорошо.
– Кто родился? – задал вопрос уже Ашшурбанапал.
– Сын!
– О, Боги, о, Ашшур Величайший, я благодарю вас всех! – воздел к небу руки радостный царь.
– Поздравляю тебя, дорогой! – обратилась уже к Ашшурбанапалу царица-мать. – У тебя родился от Ашшур-шаррат ещё один сын!
***
А теперь пора рассказать кое-что про Ашшурбанапала. О нём нам известно многое. Он считался неординарной личностью и по праву его причисляли к самым образованным правителям древности. Рядом с ним никого не поставить. Но так получилось, разумеется, не само собой. Всё дело заключалось в его учителе.
Для Ашшурбанапала старшим товарищем и непререкаемым авторитетом являлся его наставник. Я бы даже так сказал: если для нынешнего Великого царя Асархаддон был отцом физическим, то Набуахиариба стал духовным. Он очень многое дал своему любимому ученику.
Ашшурбанапал ещё юношей даже записывал изречения учёного. Вот одно из таких: «Если будешь топтаться на месте и ничего не захочешь предпринимать, то обречёшь себя не только на застой, но и на погибель».
И эти слова Ашшурбанапал помнил, взойдя на трон, и, разумеется, он сделал соответствующие выводы.
С первых же дней своего правления он задумал провести целую серию реформ, однако приступить к ним сразу он не смог.
***
Было очевидно, что Ашшурбанапал их давно обдумывал, и разговоры с учителем только подкрепляли его решимость, однако первые несколько лет его правления были под завязку заполнены военными кампаниями. Вначале пришлось подавлять восстание в Египте, вспыхнувшее ещё при отце Ашшурбанапала. Именно на пути в Египет, в Северной Сирии, оборвалась жизнь его отца от сердечного приступа, и он не успел вернуть эту страну в лоно империи. А восстали египтяне потому, что в долине Нила объявился кушит Тахарка, провозгласивший себя фараоном. Его эмиссары подговорили выступить против Ассирии подчинявшиеся ей финикийские и филистимские города, а также Иудею, Эдом, Моав и Амон, и спустя некоторое время к ним присоединились греки на Кипре.
Не успел Ашшурбанапал восстановить порядок на Западе, как запахло жареным на восточных рубежах, и вскоре в Южную Месопотамию вторглись эламиты, поддержанные арамейскими и халдейскими князьками, а ещё и кочевавшими поблизости арабами.
Затем, после умиротворения Юга и Востока, начались столкновения на Северной границе, где пришла в движение орда кочевников киммерийцев. Не успели войска империи их отогнать от ассирийской границы, как заполыхало вновь на Ниле. И опять там разожгли пламя кушиты. На этот раз возмутителем спокойствия оказался племянник Тахарки, утвердившийся в Напате.
Танутамон собрал серьёзные силы и вторгся из Нубии в Египет и, пройдя с боями до самой дельты и захватив Мемфис, он провозгласил себя очередным египетским фараоном. Его опять поддержали Тир, Арвад и некоторые другие финикийские и филистимские города, но иудеи не рискнули на этот раз бунтовать. И вновь пришлось замирять Запад и прогонять из Египта очередного дерзкого кушита.
Танутамон был разбит и бежал сломя голову за Нильские пороги.
Затем стала нарастать угроза со стороны Мидии и Манны. Они заключили между собой антиассирийский союз. Впрочем, что-либо серьёзного эта враждебная коалиция не успела совершить. Ашшурбанапал натравил на Мидию скифов, у которых в тот момент правил уже не одноглазый Ишпакай, а лояльный к ассирийцам его сын Партатуа, женатый на младшей сестре Ашшурбанапала. Скифы нанесли мидийцам жестокое поражение при Кох и-Руде, ну а в Манне произошёл переворот, её законного царя Ахсери из династии Иранзидов свергли и убили, и власть в ней захватил узурпатор. Ашшурбанапал выиграл войну у Манны и навёл в ней порядок. А затем помог сыну Ахсери вернуть трон. Манна перестала поддерживать Мидию и превратилась в верную союзницу Ассирии.
Так первые десять лет своего царствования Ашшурбанапал был вынужден беспрерывно воевать и подавлять восстания в своей обширной державе, и только к 658 году до новой эры, то есть на одиннадцатый год своего правления, он, наконец-то, приступил к давно задуманным реформам.
***
Надо полагать, что реформы дело всегда не простое. Особенно если они не хаотичные, а продуманные.
Прежде всего, по совету Набуахиарибы, Ашшурбанапал сменил самых одиозных и нечистых на руку наместников и поставил вместо них таких же, как и великан Бел-Ибни, инородцев или незнатных по происхождению коренных ассирийцев, талантливых и всецело преданных ему, и которые уже успели проявить себя. Но отныне наместники находились на своих постах не больше двух-трёх лет, и потом их переводили в другую провинцию, а сами провинции, за редким исключением, Ашшурбанапал разукрупнил и вывел из их подчинения некоторые города и важнейшие приграничные крепости.
А ещё был значительно обновлён так называемый Тайный царский Совет, в который теперь вошли не люди Асархаддона, а наиболее преданные соратники нынешнего Великого царя, причём многие из них являлись выходцами из низших слоёв общества и прежде не занимали каких-либо ответственных должностей.
Среди них было немало и тех, кто вместе с Ашшурбанапалом занимались у учителя и регулярно посещали его лекции или проходили обучение в университете Шадипадума. Все они были горячими сторонниками преобразований и ненавидели зажравшуюся знать.
Ашшурбанапал постепенно отодвигал ассирийскую знать от власти, но делал это он крайне осторожно, так как опасался заговоров с её стороны.
Одновременно с этим реформировалась налоговая система, преобразованиям подверглись и двор, и управление на местах, начиная от отдельных городов и заканчивая провинциями. Назначались чиновники с широкими полномочиями контролёров, а также всемерно поощрялись торговля и ремесленное производство, для чего были впервые за несколько веков значительно снижены общегосударственные налоги.
***
Но особое значение Ашшурбанапал придавал реформе армии. А всё потому, что именно она являлась гарантом существования Ассирии. Без боеспособной армии империя не продержалась бы и дня. Армия была становым хребтом Ассирии.
При Ашшурбанапале ассирийскую армию окончательно перевооружили, и все без исключения её воины получили наступательное оружие из железа, а бронзовыми остались только защитные доспехи. В колесничих отрядах преобладающими стали тяжёлые повозки и усилилось значение конницы, которая теперь задействовалась не только для разведки. Появились конные полки, причём они иногда состояли полностью из наёмников (скифов и киммерийцев, лучших наездников того времени). Также была реорганизована разведка и усилена служба «Глаза и уши царя», которую по-прежнему возглавлял Главный глашатай, но им уже стал новый человек, энергичный сподвижник Ашшурбанапала. Его звали Ишмидаганом и он был родом из Кальхи.
Он быстро вошёл в курс дела и развил бурную деятельность. И уже вскоре ему удалось как паутиной накрыть своими людьми не только всю империю, но и сопредельные с нею земли. А ещё Ишмидаган получил право посещать по необходимости Великого царя в любое время суток и сейчас, воспользовавшись этим правом, он заявился с очередным докладом.
– Я тебя слушаю, – кивнул головой Ашшурбанапал на приветствие Главного глашатая.
Ашшурбанапал сидел в кресле, а у его ног примостилась его любимица Лилит.
Ишмидаган покосился на грозную хищницу и заговорил:
– Государь, важные новости пришли из Элама. Только недавно на Востоке этого царства, благодаря разумным действиям матери нынешнего царя, были умиротворены персы, как Элам потрясла новая серъёзная смута.
– Что там ещё случилось?
– На этот раз в Эламе восстали горцы.
– Не касситы-ли?..
– Луллубеи.
– Значит, говоришь, луллубеи… Э-это хорошо… – произнёс Ашшурбанапал и погладил по холке пантеру. – Как ты думаешь, Ишмидаган, надолго-ли эта смута отвлечёт от западных границ Теумана?
– Я так думаю, государь, если опять не вмешается Шильках, мать нынешнего эламского царя, то восстание приобретёт нешуточные размеры и накрепко свяжет руки эламитам.
– Значит, надо помешать Шильках. Я жду от тебя предложений.
– Я уже продумал что нам сделать.
– Ну, и-и-и…
– Следует заслать к луллубеям наших людей, и не лишним будет уже сейчас поставлять им оружие. А ещё не мешало бы намекнуть кое-кому, что Ассирия поддержит их возмущение…
– Всё верно, так и действуй! – согласился с предложениями Ишмидагана Ашшурбанапал.
Главный глашатай уже собрался покинуть покои Великого царя, как Ашшурбанапал его задержал.
– Постой!
Ишмидаган развернулся.
– Я слушаю, государь! Что-то ещё?
– Да! Новый наместник Приморья уже в Ниневии?
– Он прибыл.
– Когда?
– Появился вчера под вечер.
– Ты его видел?
Ишмидаган кивнул головой.
– И пообщался?
