Текст книги "10000 знаков"

Автор книги: Вадим Астанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Война нынче мыслится разновидностью высокоинтеллектуальной стратегической игры, в которой имеются собственные мастера, собственные посредственности, собственные счастливчики, собственные гроссмейстеры и собственные гении, способные выигрывать битвы на досках размерами в сотни кубических парсеков. Управляющие соединениями, разбросанными среди звёзд и планет, не отрываясь от просмотра утренних сводок. Представители высокого искусства массового истребления живой силы и техники.

Моя доска поменьше. Размерами в несколько сотен квадратных километров. Вполне умещающаяся в десятках плоских экранов. Нажатием клавиш, движением джойстиков я управляю нескончаемым ходом баталии, бросаю в дело отряды, маневрирую частями, затеваю перестрелки, устраиваю стычки, готовлю засады, отвожу в тыл на отдых и доформирование, выравниваю линию фронта, наступаю и закрепляюсь на отвоёванных рубежах. Я контролирую околопланетное пространство, слежу за доставкой пополнения, боезапасов, продуктовых пайков и медикаментов, формирую санитарные транспорты и заведую отправкой домой отпускников. Я занят двадцать четыре часа в сутки и только начальник штаба достаёт меня тупой бумажной канителью.

Я готов самолично расстрелять его по приговору полевого трибунала. За саботаж и дремучий бюрократизм. Председателем трибунала и судебными заседателями назначил себя, секретарём – неуловимого радиста. В связи с чем отложил расстрел на неопределённый срок. До того момента, пока не найду радиста, или он не найдётся сам. После чего расстреляю и радиста. Как дезертира.

число, месяц, год, местоположение не указано по соображениям безопасности

С утра... прибежал начальник штаба, валялся в ногах, заламывал руки, пытался целовать ботинки, плакал навзрыд, бился лбом о столешницу, что-то кричал нечленораздельно. Насилу успокоил, влил в него три стакана водки, потребовал объясниться.

Оказалось, что вчера, целый день мы составляли списки неблагонадёжных (убей бог, не помню!) по запросу Центрального штаба, в рамках полугодовой кампании по выявлению скрытых предателей и внедрённых иностранными разведками шпионов. Трудились с самого утра и, как водится, пили водку. Начальник штаба называет это мероприятие "профилактической экзекуцией". Число сомнительных личностей не оговаривается, но начальник штаба уверяет, что количество выявленных отступников должно быть не менее пятидесяти единиц и неважно, будут ли это наши подчинённые, или члены их семей.

Начальник требовал от меня показать ему незамедлительно составленный список. Я отвечал, что не знаю, где он лежит. "Ищите! Ищите! – истерически кричал начальник штаба. – От этого зависит наша будущая судьба!" "Как вы смеете разговаривать с вышестоящим командиром! Прекратите истерику, вы же офицер!" – пытался утихомирить я совершенно невменяемого второго лейтенанта. Надо признать, безуспешно. Я рылся в бумагах, начальник штаба смотрел на меня тоскливыми глазами бездомного дворняги и хлюпал носом. "Нашёл, – сказал я, – поднимая скреплённые скобкой листы над головой". "Давайте сюда!" – закричал начальник штаба. Схватив листы, он быстро повёл пальцем по строчкам. "Смотрите, лейтенант! – выкрикнул он, тыкая листами в меня, – я же говорил!"

С удивлением обнаружил в списке начальника штаба, его семью в полном составе, всех его родственников, близких и дальних, а главное, себя, причём первым номером.

Список, не мешкая, переписали. Остаток дня, на радостях, пили водку.

На фронте затишье. Произвёл запланированную ротацию. Лёг спать, переключив цифроматику в режим автопилота.

число, месяц, год, местоположение не указано по соображениям безопасности

Несколькими месяцами позже. С утра пил Водку. думал. Представляю муравья, ползущего по ленте Мёбиуса и воображающего, что происходящее вокруг не симуляция, в Чём я сильно сомневаюсь. Жду, когда откроется люк и меня отсюда выпустят. Хороший был бинокль. Жалко.

Крылья

Приняв для храбрости в кабаке чарку водки и закусив хмельное зелье печатным пряником, он отправился на Ивановскую площадь и прокричал там слово и дело государево. Мигом набежали стражники, взяли крикуна под белы рученьки и доставили прямиком в приказ Стрелецкий. Думный дьяк спросил его: "На кого кричал ты слово и дело государево? Он отвечал: «Мыслю я так. Отчего человеки не летают как птицы? Ведь птицы и человеки суть твари божии. И что способно одним, другим тоже повторить возможно». Думный дьяк спросил: «А звать тебя как, парень?» «Дурак, сын Алсуфьев». «Оно и видно, – сказал думный дьяк, – дурак ты и есть». «Отнюдь, ваше превосходительство, – отвечал Дурак, сын Алсуфьев, – Дураком назван по недомыслию батюшки моего, Симфориана Григорьева Алсуфьева. Сам я желанием великим обуян был с детства постигнуть науки разные, за что и прозвал меня батюшка Дурачиной, но в этом не вижу вины его, потому как отец мой разумом прост и нелюбопытен, в отличие от меня, грешного». «И что же ты постиг, Дурак Симфорианов Алсуфьев?» – спросил думный дьяк. «По стремлению души своей, с детства страсть к знаниям имевшую, обучился я следующим предметам: чтению и письму, арифметике, или числительнице, геометрии и тригонометрии. Тако же изучал я повадки различных животных и строение тел человеческих по учёным книгам немецким. Особливо отмечу труды художника фряжского, именем прозываемого Леонардой Да Винческим, каковой фрязин весьма толково и тщательно оболочку телесную в различных ракурсах изобразил». Думный дьяк хитро усмехнулся, огладил бороду и вопросил: «Скажи мне, человече, сколько будет, ежели к пяти добавить шесть?» «Смотря как считать, – сказал Дурак, сын Алсуфьев. – Положим, ежели к пяти прибавить шесть, то счётом получается одиннадцать, а ежели пять умножить на шесть, то счётом выходит тридцать. Тако же могу вывести корень квадратный из каждого числа: из пяти, одиннадцати, шести и тридцати. Коли ваше превосходительство желает». "Не умствуй чрезмерно, – сказал на это думный дьяк, – ибо речено бысть: «Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех. Богомерзостен пред богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам, аще не учён словом, но не разумом, не учён диалектике, риторике и философии, но разум христов в себе имею». «По указу царскому выкрикнул слово и дело государево. Царь наш, Пётр Алексеевич, обязал приискивать и всяческую помощь оказывать тому, кто механизм какой или идею полезную имеет для устроения дела воинского, либо дела горного, или заводского». «Дерзок ты, я погляжу, Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев. Твоя правда, есть такой указ, и по указу этому, царём и великим князем Петром Алексеевичем данному, обязан я тебя, Дурачину эдакого выслушать, и помощь всемерную, денежную, али ещё какую, по требованию твоему, оказать. Говори, что измыслил». «Имею охоту я, ваше превосходительство, уподобиться птице, летать и парить в вышине безвозбранно, что не токмо ради интереса собственного, но прежде пользе государственной служить будет, особливо в занятиях бранных, каковые без точного установления числа и движения войска неприятельского конфузией общей зачастую обернуться могут.» «Складно речёшь», – ухмыльнулся думный дьяк. «Для чего, – продолжал Дурак, сын Алсуфьев, – надумал я построить машину летательную, состоящую из крыльев, в движение приводимых посредством мехов, означенным крыльям сообщающим движения махательные и машину сию в небесную вышину без труда поднимающим. Управлять машиной летательной в воздухе рассчитываю посредством рулей поворотных, для подъёма, спуска и изменения направлений полёта служащих. Мехи же, движение крыльев создающие, наполнять беспрерывно намереваюсь рычагами ножными, коие к ступням думаю крепить ремнями кожаными для свободы рук, к рычагам рулей поворотных употребляемых. К сему прилагаю чертёж машины доскональный, саморучно расписанный». Дурак Симфорианов извлёк из-за пазухи бережно завёрнутый в чистую тряпицу пергамент и с поклоном отдал думному дьяку. Думный дьяк развернул чертёж, долго рассматривал затейливую картинку, шевеля губами читал пояснительные надписи, водил заскорузлым пальцем по начертанным на пергаменте линиям. «Построишь ли?» – усомнился думный дьяк. «Построю», – храбро ответил Дурак, сын Алсуфьев. «А воспаришь ли, как птица, в небеси бездонные?» – продолжал пытать думный дьяк. «Воспарю», – сказал Дурак, но уже без прежней уверенности. «Чего тебе для этого надобно?» – спросил думный дьяк. «Восемнадцать рублёв!» – без запинки объявил ходатай. «Позвать сюда казначея, – зычным голосом распорядился думный дьяк. – Выдай сему просителю восемнадцать рублёв золотом». «Премного благодарен, ваше превосходительство», – сказал Дурак Симфорианов и поклонился в пояс. «Когда предъявишь сию удивительную машину?» – строго осведомился думный дьяк. «Полагаю, за две седмицы управлюсь», – сказал Дурак, сын Алсуфьев. «Подпись свою здесь черкни, – подсунул казначей Дураку расписку. – Писать-то умеешь, паря?» «Грамоте обучен», – с достоинством парировал Дурак, беря из руки казначея перо. «При сем удостоверяю, – вывел он надпись, – получено по указу царскому из Стрелецкого приказа деньгами 18 (прописью: восемнадцать) рублёв золотом на постройку механизма летучего. Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев». «Считай», – сказал казначей, отдавая ходатаю кожаный кошель. Дурак высыпал монеты на стол. «Восемнадцать рублёв, – сказал он, завершив подсчёт. – Тютелька в тютельку». «Две седмицы, – напомнил Дураку думный дьяк. – Стрельцов дам, до дому проводят. Да смотри, не сбеги». «Как можно, ваше превосходительство?!» – вроде обиделся Дурак. «Как, как, – сказал думный дьяк. – Каком кверху. Надзор на тобой налажу. Тайный». «Не извольте беспокоиться, – сказал на прощание Дурак, сын Алсуфьев, – что обещал, исполню в точности». «Иди уж, – махнул рукой думный дьяк, – с глаз долой!»

Две седмицы спустя, как и было обещано, притащил Дурак, сын Алсуфьев, на Ивановскую площадь, готовый агрегат летательный. Не своими силами, конечно, притащил, а лошадью, зацепивши верёвкой пеньковой за нос вострый машины диковинной. Думный дьяк, начальник приказа Стрелецкого, боярин Троекуров, да подчинённые его, да зеваки всякие любопытные, тоже на площади собрались, чтобы поглядеть, как Дурак летать станет. Механикус сего аппарата чудного, вдев ноги в стремена и ремнями кожаными укрепившись, сел в седлице деревянное и ногами давить рычаги начал, мехи раздувая. Машина же, замахав крыльями, с места не стронулась, сколько бы быстро Дурак рычагами ножными не двигал. Осерчал тогда боярин Троекуров и повелел притащить того Дурака и когда стрельцы его приказание исполнили, спросил того Дурака, отчего он Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев, не летит, яко птица, ежели до этого клялся истово, что полетит? Механикус же отвечал смиренно, будто оттого взлететь не может, что крылья де у его машины сделаны из слюды и тяжелы бысть, а надобно де крылья те делать иршеные, то есть из замши изготовленные, ради чего просил у боярина выдать ему дополнительно ещё пять рублёв золотом. Начальник Стрелецкого приказа, боярин Троекуров деньги тому Дураку дал, пообещав, что в следующий раз, ежели Дурак не взлетит, будет бит батогами нещадно и отпустил. Тот уходя, божился, что машина с крыльями другими непременно летать станет. По прошествии одной седмицы, приволок Дурак на площадь иную машину, лёгкую, словно бы из серебряных проволок слаженную. А Дурак тот в одежду чудную одет был и на голове шапка у него была, будто бы капля водяная на морозе застывшая. Сел тот Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев, в седлице узкое, взялся руками за рычаги изогнутые, видом своим рога буйволовы напоминающие, и улетел.

А батогами секли холопа беглого, Ивашку Памфилова, прозвищем Косое Рыло.