Текст книги "Злой ветер с Каталаунских полей (СИ)"
Автор книги: Вадим Астанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Меркурий Бессонов горько завидовал Севрюгину. Севрюгина любили женщины, Севрюгина боготворила публика, Севрюгин сорил деньгами, Севрюгин, швырял на чай официантам мятые купюры, не считая, Севрюгин небрежно вкладывал в карманы швейцарам по сотне евро, входя и выходя из ресторана, Севрюгин играл в казино, и, вроде бы, проигрывал за раз стоимость «феррари», с Севрюгиным уважительно здоровался сам Викториан Леонардович, Севрюгина издавали вне очереди и вне утверждённого плана, Севрюгин обладал неимоверным нюхом и звериным чутьем, Севрюгин отслеживал тенденции и опережал запросы, Севрюгин вращался в богемных кругах, Севрюгин, похоже, выходил на всероссийский уровень. Севрюгин был плодовит, как кролик и вездесущ, как Фигаро.
– С-с-еврюгин, – Меркурий Бессонов протёр замасленными пальцами очки, – скажи, Севрюгин, как у теб-бя получается так быстро пис-с-ать?
– Пис-сать, Меркуша, у меня быстро не получается. Я ширинку не успеваю быстро расстегивать. А пишу я, Меркуша, просто. Набираю на клавиатуре текст. Пальчиками.
– Севрюгин, я тож-же печатаю, такими же п-пальчиками стукаю. П-по клавишам.
– Верно, пальчики, у нас с тобой одинаковые. Но техника разная. У тебя пишмашинка раздолбанная, я же на компьютере навороченном работаю. Память, быстродействие, разрешение.
– Компьютер, – хмыкнул презрительно Меркурий, – думать всё равно головой приходиться.
– Голова, – сказал Севрюгин. – Запомни, Меркуша: голова – чтобы кушать, компьютер – чтобы сохранять.
– Зач-чем?
– Вопрос своевременный. И актуальный. Сохранять, значит, чтобы сочинять. Быстро.
– Н-не понял.
– Меркуша, у тебя в детстве кубики были?
– Не помню, Севрюгин. Наверно были.
– У меня, Меркуша, кубики были. Разноцветные и с буквами. Меня по по этим кубикам мамаша алфавиту учила. Сначала сама выкладывала из в ряд, от буквы «А» до буквы «Я», потом меня заставляла. И за каждую ошибку отвешивала подзатыльник. Происхождение у мамаши было пролетарское и рука такая полновесная, рабоче-крестьянская. Я эту руку, Меркуша, и эти подзатыльники до самой смерти не забуду.
– Причём тут кубики, Севрюгин?
– Кубики, кубики, – печально сказал Севрюгин, – Кубики, Меркуша, есть память о безвременно усопшей мамаше.
– Скотина ты, Севрюгин.
– Скотина, – согласно сказал Севрюгин. – Однако кубики в моём гениальном плане сыграли основную роль. Смотри, Меркуша, и запоминай. Повторять не стану. Расклад тут достаточно простой. Можно сказать, весьма банальный. Что мы имеем, Меркуша? Мы имеем издателя. Чего мы хотим? Мы хотим жить. Но как? Мы хочем жить хорошо и даже лучше. Канифольно и с оттягом мы желаем жить. Привольно, и с баблом. Чтобы бабла у нас было навалом, и бабы не переводились. Машину мы хочем и особняк, на курортах отдыхать и в заграницы ездить. Это мы. А чего хочет издатель? Издатель, Меркуша, хочет того же самого, что и мы. Только в гораздо больших размерах. Почему? Глупый вопрос. Кто такой издатель? Капиталист. Для чего он затевал свое неблагодарное дело? Может быть, для того, чтобы ознакомить массы с капитальными трудами гиганта мысли М. Бессонова? Да на хрена ему сдался гигант мысли Бессонов! Дело свое он начал для извлечения прибыли. И никак иначе. Следовательно, основная его цель – максимальное извлечение прибыли. Следи за мыслью, Меркуша. На ком можно сделать хорошие бабки? В первую очередь – на именах проверенных. Классики там, знаменитости разные. Затем – на именах раскрученных. И только потом дойдет очередь и до всяких там Меркуриев и, упаси господи, Бессоновых. Следовательно, наша главная задача – попасть в разряд имён раскрученных. Что для этого необходимо? Для этого, Меркуша, необходимы три вещи. Нужно предложить товар, который будет продаваться. Раз. Сделать на продаваемом товаре имя. Два. Стать для издателя неиссякаемым и постоянным источником извлечения прибыли. Три.
– Всего то, – сказал Меркурий Бессонов.
– Трудно, – Севрюгин звякнул ногтем о стекло бутылки, – однако не смертельно. С товаром несложно. Что в моде у публики? Любовные истории, скандальные разоблачения, фантастика, фэнтези, триллеры, боевики, репортажи с Рублёвки. Чтиво, да? Да, чтиво. Массовая литература. Что интересует обывателя? Меркуша! при всех высоких материях, обывателя, или мещанина, всегда, от начала времён, интересовали и интересуют две вещи, нет, вру, – три. Секс, насилие и смерть. Блуд, кровь и убийства. Всё. Остальное – технические подробности, объяснять которые становится скучно и неинтересно. Три источника и три составные части. Во тебе и кубики, Бессонов.
– Сука, – трезво сказал Меркурий Бессонов.
– Сука, – подтвердил Севрюгин, – зато я возглавляю десятку популярных губернских писателей, пропиваю за день больше, чем ты съедаешь за месяц и вообще…
– Опохмеляешься за мой счет, – желчно заметил Меркурий.
– Участь титана, – сказал Севрюгин, – наливая себе и Меркурию. – Триумф и трагедия.
– Вы-п-пьем! – зло прервал его Меркурий Бессонов.
– Чтоб и на нашей! – произнёс Севрюгин дежурный тост. – И не пересыхало!
Они выпили. Писатель Севрюгин закусил водку бутербродом с сыром и колбасой. Меркурий Бессонов скушал жирненькую сардинку и протёр замасленными пальцами стёкла очков.
Филипп Сергеевич Небритый
Наглядная агитация
Решил я как-то сходить на предвыборный митинг, а то жена мне уже всю плешь на башке проела.
– Ты, – говорит, – Филя, совершенно у меня политически неподкованный гражданин получаешься. Ничем ты у меня совершенно не интересуешься, жрешь, пьешь, да в телевизор треклятый пялишься. Ладно бы новости смотрел, просвещался помаленьку, или поединки с ведущим Владимиром Соловьёвым по второму каналу, так ведь нет, ничего окромя футбола тебя смотреть не заставишь. А то упрешься в свой гараж и пропадаешь там целыми днями, с дружками водку трескаешь. Мне прямо за тебя, Филя, обидно становиться и перед моей подружкой закадычной Варькой стыдно. Вон ейный-то мужик в партии у Жириновского состоит, прессу партийную распространяет и с флагом по праздникам разгуливает. Ты бы, Филя, как-нибудь политически просветился, узнал о международном положении и нынешнем неоднозначном политическом моменте. Опять-же, какая социальная тренда нынче намечается, поинтересовался бы не из-под палки.
– Дура ты, – отвечаю, – Нинка, меня, гегемона потенциального и потомственного пролетария, с варькиным мужем сравниваешь. Я на заводе, посменно, по восемь часов у станка шлифовального корячусь в респираторе, а твой Петька варькин в тёплом кабинете штаны протирает, бумажки с места на место перекладывая. Он у нас администратор среднего звена, государственный служащий и заочный учащийся высшего образования. Я за квартиру ползарплаты отдаю и на «Жигулях» семьдесят восьмого года езжу. Квартира у меня полуторка в «хрущёбе», и дети спят в два яруса, и на кухне мы едим по очереди, и отдыхать ездим к родителям моим в деревню. А Петька с подругой твоей Варькой квартиру купили двухуровневую в элитном доме на проспекте Гагарина и на машине джипе разъезжают корейского производства, и отдыхать летают, между прочим, в Турцию, Египет и Арабские Эмираты. Конечно, ему сподручней газетки по почтовым ящикам раскидывать и флагами по праздникам размахивать, потому что он ничего тяжелее ручки в жизни не поднял. А мне после работы не то, чтобы по улицам носиться, мне до туалета дойти бывает тяжело от усталости тела. Ты меня, Нинка, очень сейчас обидела и оскорбила совершенно незаслуженным образом. Отвечать я тебе не стану, потому что вины за собой не наблюдаю, но критику твою беспардонную, между прочим, серьёзно принимаю к сведению.
Встаю я с дивана и твёрдой поступью направляюсь в прихожую. Нинка идёт за мной и язвительно так спрашивает:
– И куда это вы, Филипп Сергеевич, так резво вдруг засобирались?
– Куда, куда? На кудыкину гору, Нина Егоровна. Куда вы меня послали, туда я и собираюсь. Я ведь у вас, Нина Егоровна, оказывается пень дремучий, копыто неподкованное, работяга необразованный. Пойду на улицу, прогуляюсь, может, что и подвернётся неожиданно, в плане политического образования и объяснения текущего международного момента. Тем более, что день сегодня нерабочий, выходной сегодня день. Суббота.
– Да, пожалуйста, Филипп Сергеевич, больно нужно мне вас задерживать и всяческие препятствия вашему желанию добровольному чинить. Отправляйтесь, куда вам заблагорассудиться, только не забудьте, по дороге гуляючи, в булочную заскочить. Хлеба свежего купить и булочек маковых к чаю.
– Отлично, – говорю, – Нина Егоровна. Куплю я вам булочек маковых и хлеба я вам тоже куплю, даже не сомневайтесь. Давайте, – говорю, – деньги и я пойду. А сам жду, какой ответ мне будет на это предложение.
Смотрю, ничего. Скривилась, Нинка, конечно, но промолчала. Сходила в комнату, принесла деньги, пакет пластиковый, отдала и напоминает мне ехидным тоном:
– Запомните, мол, Филипп Сергеевич, купите булочки маковые, рулетиками, по двенадцать рублей пятьдесят копеек за штуку. Восемь штук булочек, буханку белого хлеба и каравай чёрного. Чёрный выбирайте с корочкой, не сырой. Проверьте, прежде чем возьмёте. Вилочкой такой специальной потыкайте аккуратно и берите. Да не забудьте на кассе сдачу пересчитать, уважаемый Филипп Сергеевич.
– Ах, ты язва, – разговариваю я про себя. – Беру деньги в кошелёк, пакет сворачиваю в карман и за дверь. А за дверью, граждане, солнышко играет, сосули, с прошлого года с крыш не сбитые, искрятся и тают, воробьи в снегу неубранном бултыхаются, машины на проезжей части буксуют. Весна, граждане! Самое время в чем-нибудь общественном полезном и значимом поучаствовать. Не успел я об этом подумать, гляжу, мимо автомобиль агитационный проезжает. По бортам плакаты развешены, на крыше громкоговоритель надрывается.
– Поспешите, дорогие товарищи, на предвыборную встречу с кандидатами в депутаты от такой-то общенародной партии. Митинг начинается в городском парке культуры и отдыха через двадцать пять минут. Торопитесь, граждане, кому не безразлична судьба нашей многострадальной родины, выразить своё к ней отношение и оказать посильную поддержку в деле благополучного её развития и дальнейшего экономического и социального процветания!
– Надо же, – радуюсь, – на ловца и зверь в момент подходящий образовался. Очень это для меня удачно складывается. Тут же разворачиваюсь, и скорым шагом по тропинке, через сугробы протоптанной, чешу безостановочно в парк. От моего дома до парка культурного отдыха двенадцать минут хода. При условии, что двигаешься летом и по чистым тротуарам, а в марте и по снегу меньше чем за минут двадцать не добраться. В общем, когда я на месте оказался, там уже человек, примерно шестьдесят-восемьдесят, точно находилось. Публика собралась разная, пестрая, можно сказать собралась публика, но всё больше ветераны, да пенсионеры. Одеты по разному: кто хуже, кто лучше. В руках транспаранты держат, партийными флагами размахивают, галдят, лозунги скандируют, песни революционные запевать пытаются. Начнут куплет и баста, замолкают. Никто слов дальше не первого куплета не помнит. Помолчат и давай гомонить пуще прежнего. Ну, чисто галки, прошу прощения за некорректное сравнение, на помойке.
Старшие у них на трибуне самосборной кучкуются. Вот те, натурально, представительные товарищи: гладкие, побритые, щекастые. Одни, повернувшись к народу боком, между собой беседуют, другие стоят, вцепившись в перила, орлами вдаль целятся, поглядите, мол, какие мы борцы с прогнившим режимом, несгибаемые и целеустремлённые. Главный их посередь гвоздём торчит, перед микрофоном мается, плечами нервно дёргает и радиотехника подгоняет. Видимо, проблемы у него какие-то с громкой связью.
Огляделся я таким образом и про себя размышляю, где бы мне поудобней устроиться, чтобы как бы и чужим среди остальных не выглядеть, и одновременно непричастным к этому мероприятию показаться. В толпе не годится, в случае чего заметут, не отвертишься, оставаться на месте тоже нет никакого резону, от народа далековато и ораторов толком не услышишь, несмотря на усилители. Следовательно, требуется мне поближе к трибуне обосноваться.
– Ладно, – думаю, – пристроюсь где-нибудь сбоку, чтобы в случае чего легко и беспрепятственно отсюда свинтить.
Только я об этом успел подумать, вижу, что-то непонятное вокруг начало твориться. Неизвестно откуда вдруг появились какие-то молодые люди, в синтетических курточках, шеи трёхцветными шарфами обмотаны. Юркие, сволочи, бегают вокруг митингующих, кидаются чем-то и на людей из баллончиков брызгают. Народ поначалу, конечно, не разобрался, кто там, чего там и зачем в него швыряется и дрянью всякой беспричинно поливает. Те, которые с краю стояли, начали к центру сбиваться, а те, которые у трибуны устроились, внимания на крайних вообще не обращали, пока какой-то гражданин, в которого молодчики со всего размаху в грудь угодили, не закричал возмущённо:
– Да что же это такое, граждане, делается посреди законного выходного дня?! Чтобы в меня бессовестно какашками собачьми бросались и газом перцовым в глаза безнаказанно брызгали!! Ах, ты, мать твою, перемать!!
Тут громкую связь срочно починили. Главный в микрофон вцепился и орёт дурным голосом:
– Граждане, сохраняйте спокойствие! Товарищи, остановитесь! Мы мирные люди и уважаем законы Российской Федерации! Не поддавайтесь, граждане! Это провокация! Преступный режим, руками подстрекателей и провокаторов..! ... ... ...
Куда там! Мужчина, которому верхнюю одежду собачьим дерьмом испачкали, обидчика отловил и в лицо ему, натурально, дать нацелился. Одной рукой пацана за грудки цепко держит, другую на размах отводит. Сейчас развернётся и отломится пацану не по-детски. А парнишка-то из себя весь квёлый, субтильный, тощий. Рвётся прочь, извивается, дёргается, лицом побелел. Юноша интеллигентной наружности. Студент, одним словом. Такого с ног повалить не проблема. Такому обычного щелбана достаточно, не то что кулака мозолистого, пролетарской силой до упора налитого. А кулачище у мужика, доложу я вам, ого-го! Попадёт, враз с копыт долой, не забалуешь. Чистое смертоубийство.
Однако не произошло. Замахнулся мужик, но ударить студента не успел. К молодёжи подкрепление нежданно подскочило. Человек пятнадцать. Крепкие ребята, сразу видно, что спортсмены. Парнишку у мужика вырвали, и за мужчину самого принялись. Народ, конечно, этого не стерпел, на выручку бросился. И началось. Вместо разрешённого политического мероприятия несанкционированный хулиганский махач! Куликовская битва, Ледовое побоище! Шум, гам, крики, суматоха. Чувствую я, дело принимает неприятный оборот. Надобно мне отседова побыстрее сваливать, пока ещё никто не препятствует. Митинг – митингом, а массовая драка – массовой дракой. Это, как говорится, совершенно другая уголовная статья. Только я об этом рассудил, как женщина следом вопить начала:
– Батюшки мои! Люди добрые, рятуйте! Убиваю-ю-ю-ю-т!
Народ в разные стороны так и кинулся. Я пригляделся: «Ёпрст, лудить тебя в копыто!» Вижу, лежит на снегу человек, а из срамной области у него флаг партийный торчит и на ветру развевается.
Бросился я вслед за народом. Выскочил из парка, отдышался наскоро и в булочную не спеша пошёл.
Такое вот, граждане, случилось у меня наглядное политическое образование в выходные дни!
Все на выборы!
Признаюсь вам честно, давно не ходил я на выборы. С того самого приснопамятного горбачёвского референдума. Если кто не знает, или забыл по старости, был, в свое время, такой всесоюзный замут, на тему сохранения Советского Союза. Типа, в каком государстве вы, дорогие советские граждане, проживать желаете. Я, помнится, натурально ответил, мол, непременно хочу оставаться в братской семье советских народов, только, естественно, обновленной в соответствии с последними решениями коммунистической партии и советского правительства. После чего Советский Союз вскорости благополучно навернулся. И больше я на избирательный участок ни ногой. Оскорбили, **ять, честного гражданина великой страны до самого распоследнего донышка его законопослушной советской души.
А тут случай такой вдруг благоприятный подвернулся, ну, думаю, почему бы и не поучаствовать?! Иду я, значит с работы. Прохожу мимо дома культуры, гляжу, а там площадка через дорогу, где парковая зона начинается, бульдозером расчищена. Неаккуратно так расчищена, на скорую руку. Снег во все стороны веером растолкан и посередь площадки помост с трапом установлен. Ладно. Отметил я про себя это изменение окружающей обстановки и двигаюсь без задержки мимо. Прихожу домой, раздеваюсь, сажусь ужинать и рассказываю, между прочим, Нинке о том, что увидел.
– Интересно было бы, – говорю, – узнать, для чего этот помост предназначен?"
– Отсталый ты у меня человек, Филя, – отвечает Нинка, – об этом уже в нашей городской периодической печати неделю назад напечатано было.
И суёт мне газету под нос.
– На, – говорит, -почитай, на предпоследней странице.
– Ладно, – говорю, – давай, ознакомлюсь.
Беру газету и читаю: «В преддверии наступающих выборов региональное представительство всероссийской организации малого и среднего предпринимательства объявило о проведении конкурса под названием „В яблочко!“ Данная акция осуществляется с целью активизации жителей области в избирательном процессе на местных, региональных и общероссийских выборах».
Сам конкурс будет состоять из двух этапов. На первом организаторы предполагают собирать на специально созданном сайте стихи, частушки и короткие истории о выборах.
В течении двух недель, во всех муниципальных образованиях, специально созданные конкурсные комиссии, каждый день будут подводить итоги и определять победителя сотового телефона. Лучшему автору избирательного творчества достанется в награду снегоход «Тайга».
Второй этап конкурса пройдёт непосредственно в день выборов. Каждый избиратель, проголосовавший на избирательном участке, получит ленточку цветов государственного флага Российской Федерации, которую при выходе он сможет обменять на билет моментальной лотереи и в случае удачи станет счастливым обладателем внедорожника УАЗ «Патриот». По итогам второго этапа среди победителей во всех муниципальных образованиях будет разыгран суперприз – однокомнатная благоустроенная квартира, расположенная в областном центре. Таким образом, избирателям предоставляется уникальная возможность не только поучаствовать в конкурсе, но и проявить социальную и гражданскую активность в реализации своего конституционного права на выбор органов представительной власти".
– И когда, – спрашиваю я супругу, – в нашем районе намечаются ближайшие выборы?
– Да, вот, – отвечает Нинка, – близко уже. В следующее воскресенье.
– Нормально, – говорю, – что без задержки. Обязательно схожу.
Нинка глаза вылупила и пальцем у виска крутит. А я в холодильник лезу и графинчик беленькой на стол.
– Остограмимся, мать, – предлагаю Нинке, – за нашу с тобой будущую победу. Чувствую, в воскресенье нам страшно повезёт.
Наливаю стаканчик и в рот по быстрому – хлоп! Пока Нинка от изумления не очухалась.
На следующее утро машину выигрышную на помост закатили. Красивая такая машина, тёмно-синего цвета, с искрой. Шарики надувные по бортам развешаны гирляндами и транспаранты зазывные: «Не тормози, голосуй, приходи! В цель попади! Целься „В яблочко!“» Прохожие шаг замедляют, головами вертят. Любопытствуют. Обоснованно проявляют активную заинтересованность. Кому не хочется такую красавицу задарма приобрести.
Даже электрик, что на столбе сидел и лампу в наружное освещение прикручивал и тот на призовой выигрыш сверху пялился. Крутанёт этак лампу разок и сразу башку поворачивает невзначай за левое плечо. Крутанёт другой, и снова на крышу автомобильную уставится. Чисто удав кролика гипнотизирует. А я на электрика гляжу и мне смешно делается. Годами около клуба освещение не менялось и никому из районной администрации до этого досадного факта никакого бюрократического интереса до сих пор не наблюдалось. Лет пять ходили люди в темноте, ругались, писали жалобы, на приём к районному главе записывались – и ничего. Бесполезно. Одной женщине сзади по голове съездили – ничего; вторую на ходу обокрали, вырвали сумку с кошельком, паспортом и пенсионным удостоверением – ничего; мужика ограбили, сняли часы импортные, шапку норковую, галстук заграничный фирменный и печатку золотую – ничего; старушка со всего маху на гололёде навернулась, с переломом шейки бедра, между прочим, – опять ничего! Не имеется, понимаете-ли, в данный момент у руководителя муниципального образования конкретного рычага воздействия на городскую электрическую компанию ввиду хронического недофинансирования районного бюджета и постоянного финансового дефицита, усугубленного кризисными явлениями, негативно воздействующими на инфраструктуру отечественной экономики в разрезе поступательного увеличения ВВП и перспективного курса на техническую модернизацию государственного рынка.
Ночью внедорожник милиция охраняет, днём частная охрана зевак от машины отгоняет. Я хожу и тоже искоса на «уазик» поглядываю. Врать не буду, хочется, чтобы мне выигрышный билет достался. Нинка тоже вечерами что-то в тетрадку школьную за восемнадцать рублей купленную пишет. Устроится в кухне и черкает, черкает быстро на страницах. Ручку во рту мусолит, голову к потолку задирает, губами шевелит. Вся в творчестве. Частушки победные сочиняет.
В воскресенье я поднялся рано. Вскипятил воду, побрился. Достал из шкафа рубашку белую, чисто отглаженную, костюм однобортный, троечку, производства Пышемской швейной фабрики. Оделся, щёки одеколоном спрыснул. Галстук на шее затянул. Ботинки зимние, на распродаже московского конфиската купленные, из коробки вытащил. Часы семь сорок семь показывают. Нинка только-только проснулась. Крикнул ей, что ухожу и на избирательный участок рысью поскакал. А там уже форменное столпотворение. Электорат к выборным столам очередями выстроился, хватает ленточки, голосует и на выход ломится. Пристроился я в хвост очереди к своей букве, получил ленточку, избирательные листы, подчеркнул кого надо в кабинке и без лишней спешки за лотерейным билетом направился. Обменял ленточку на билет и только было собрался к окну отойти, чтобы защитный слой с билета соскрести, как у барабана лотерейного ни с чего вдруг давка образовалась. Зачинщиком один несознательный гражданин выступил. Плюгавый такой из себя гражданин, лицом невыразительный, ростом мне по подбородок, но чрезвычайно суетливый.
– Пропустите меня, товарищи! – кричит он, – потому что я есть кавалер ордена дружбы и ликвидатор аварии на объектах повышенной опасности. Мне в любую организацию вход положен без лишнего ожидания. Вот моё удостоверение.
– Ещё чего, – отвечает ему народ и от барабана назойливого гражданина оттесняет. – Здесь вам, гражданин, не учреждение. Поэтому спрячьте вашу корочку, успокойтесь и займите место согласно установленного порядка.
Но гражданин не унимается. Размахивает удостоверением и к барабану норовит как можно ближе протиснуться. Люди его из очереди выталкивают, а гражданин обратно возвращается. Упрямый товарищ. Наглеет буквально на глазах. Лезет и лезет. Никакого спасения от него нет.
Народ у нас, конечно, терпеливый. Обстановка опять же, кругом торжественная, к скандалу не соответствующая. Однако всякому терпению наступает свой предел. Надоел мужикам этот настырный орденоносец. Хуже пареной редьки. Прищемили они его с двух сторон и за двери выкинули. А перед тем, как выкинуть, ещё и под зад хорошенько наподдали. Для придания дополнительного импульса горизонтального ускорения.
Некрасивая история, спорить не буду. Зато поучительная.
В общем, сходил я на выборы. Проголосовал. Обменял ленточку на лотерейный билет. Выиграл, хотя и не машину. Музыкальный центр. А Нинке в конкурсе частушек, кроме сотового телефона, билет на концерт Киркорова подарили. Сюрприз!
