Текст книги "Час до полуночи (сборник фантастических рассказов)"
Автор книги: Вадим Астанин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Law failure
Что нам известно о ГЕП? ГЕП – это Глобальная Евгеническая Практика. Средство достижения подлинного бессмертия. Бесценный дар, уникальный сплав науки, и, прошу прощения за тавтологию, практики. Эмпирическое воплощение вековечной мечты земного создания, одарённого разумом, свободной волей и словесной речью. Божественный эликсир, живая вода, щедро оросившая бесплодную землю, тайна, вырванная из лап жадных до вечности Олимпийцев. Сияющая высота, пик технологического могущества, вершина прогресса.
ГЕП начинается с рождения. Каждому новорождённому гражданину, едва появившемуся на свет, врач-акушер немедленно вкалывает сыворотку № 8 – сложную смесь из витаминов, энергетиков, нейтрализаторов и питательных ферментов. Вслед за акушером врач-реаниматолог вводит ребёнку подкожно субстанцию N 10 – размноженную в физрастворе колонию наноботов. Теперь остается ждать: смертность при ГЕП-вакцинировании составляет 0.1 процент на сто рождений. Величина настолько малая, что вообще не учитывается при статистическом прогнозировании рождаемости. При нормальном завершении процесса вакцинации счастливые родители получают абсолютно здорового ребёнка. В противном случае… Процедура ГЕП-вакцинирования до такой степени отшлифована, отработана, проверена и безопасна, что не вызывает никаких сомнений. Всякие сомнения в опасности ГЕП-вакцинирования вредны, безосновательны и надуманны. Вы родили мёртвого ребёнка. Такое изредка, но случается. Примите наши искренние соболезнования! До свиданья!
ГЕП-вакцинированные люди живут долго, достаточно долго, чтобы устать от самого проживания жизни. Старость для них начинается с двухсот лет. Сто пятьдесят – счастливая зрелость. Средний возраст смерти – двести сорок-двести шестьдесят лет. Они физически крепкие и умственно развитые. Они психически устойчивы. Они не болеют. Они не страдают телесными изъянами и физическими увечьями. Их невозможно убить. Чтобы их умертвить навсегда, нужно разрушить у них головной мозг. Только тогда они смогут умереть насильственной смертью.
В этом они похожи, но во всём остальном различны. Высокие и низкие, красивые и не очень, они могут быть гениями, а могут и преступниками. Они обманывают и бескорыстно помогают, они убивают и берут взятки, они женятся и со скандалами расходятся, они жертвуют на благотворительность и судятся из-за наследства. Их мир не идеален, но их предки посчитали бы его эталоном совершенства.
Капитан Суходольский был скуп на слова. Он говорил кратко, словно ставил боевую задачу и не любил, когда ему задавали вопросы. Ту часть предложения, которую он считал ключевой, капитан выговаривал с особым нажимом. Важные, с его точки зрения мысли, он повторял несколько раз, до полного их уяснения собеседником.
Капитан Суходольский был высок ростом и силён телом. Два часа в день он уделял спортивным упражнениям. У капитана был годовой суточный абонемент в спортивно-атлетическом клубе "Радость через силу". Капитан работал посменно и график посещений, установленный в клубе как нельзя лучше подходил Суходольскому. Атлетический клуб "Радость через силу" был открыт круглосуточно.
Капитан Суходольский был пунктуален и аккуратен. На утренние и ночные разводы он приходил ровно за одну минуту до начала инструктажа, садился всегда за столик в первом ряду, напротив брифинг-стойки, открывал блокнот, который постоянно носил с собой, в накладном нагрудном кармане форменной куртки, с левой стороны, над сердцем, брал ручку и педантично записывал всё, что говорил назначенный командиром смены офицер.
Капитан Суходольский был занудой и формалистом. Он подчинялся закону и требовал исполнения закона от других. Для закона не существовало исключений. Закон был един для всех.
Капитан Суходольский был неженат. Он проживал в двухкомнатной квартире, с широкой застеклённой лоджией, раздельным туалетом и ванной, на десятом этаже жилого спально-развлекательного комплекса "Отечество-2020". В лоджии у капитана Суходольского стояло кресло, раскладывающееся без труда в одноместное удобное ложе, узкий холодильный шкаф, заставленный холодным пивом в унифицированной стеклянной таре по 0.33 литра, с прозрачной дверцей и морозной голубой подсветкой полок, круглый дачный пластиковый стол и, кругом, дачные пластиковые стулья бледно-салатового цвета. Стульев было общим числом три: одно предназначалось Суходольскому, остальные два – знакомым капитана – соседям по гаражному кондоминимуму. Компания собиралась по субботам – пили пиво и играли в покер. На стене, напротив кресла-кровати, висела объёмная панель плазменного телевизора.
Кроме Суходольского, в квартире жил розовый попугай-какаду. Большую часть времени он сидел на жёрдочке в просторной клетке, начищал перья и смотрел сквозь решётку на волю попеременно то правым, то левым глазом. Капитан подходил к содержанию пернатого друга ответственно – попугай кормился в соответствии с рекомендациями районного ветеринара – фирменным попугайским кормом, сбалансированным нужными микроэлементами, придающими оперению блеск и красоту. Клетка периодически подвергалась чистке и дезинфекции. В такие моменты Суходольский выпускал птицу из клетки. Попугай, опьянённый свободой, с ходу забирался на шкаф. Вышагивая там взад и вперёд, он взволнованно топорщил хохолок и виртуозно ругался матом. Закончив уборку и дезинфекцию, капитан приманивал попугая любимым птичьим деликатесом – дынными семечками – и запирал какаду в клетке. Попугай моментально успокаивался.
У Суходольского были брат и сестра. Капитан был старшим в семье. После него у родителей мог быть ещё один ребёнок, но случился выкидыш и Суходольский до двенадцати лет оставался для матери и отца единственным и любимым чадом. Затем в его счастливое детство вторглись крохотные орущие существа. Двойняшки – мальчик и девочка – развалили его уютный пряничный мирок, отобрали у него родительское внимание и любовь, лишили материнского обожания и отцовской заботы. Он навсегда запомнил образовавшийся вдруг в душе пузырь, состоящий из щемящей пустоты и тусклого одиночества. Этого он не простил никому – ни родителям, ни сестре, ни брату. Постепенно и незаметно он отдалялся от них, живя несколько отдельно от дружных и сплочённых семейными узами родственников. С каждым годом его взросления возникшая трещина между ними всё расширялась и расширялась, однако не достигла той катастрофичной ширины, за которой всякие семейные связи безвозвратно обрываются. В том, что трещина не успела превратиться в непреодолимую пропасть, не было заслуг ни кого-либо из близких капитана, ни лично Суходольского. Если бы катастрофа всё-таки произошла, он, капитан Суходольский, воспринял бы её с невозмутимым спокойствием. Удивительно, но сами кровные родственники никогда не замечали это трагическое отдаление-противостояние капитана остальным членам семейства Суходольских. Для них он оставался «мальчиком со сложным характером» (родители), «напыщенным снобом» (сестра) и «законченным эгоистом» (брат).
Той ночью капитан Суходольский остановил спидрейсера. Спидрейсеры были настоящей головной болью и постоянным кошмаром дорожной полиции города. Они злостно нарушали правила дорожного движения, устраивали несанкционированные гонки, незаконно форсировали моторы своих гравимобилей, устанавливали иммобилизаторы полицейских сканеров и глушители измерителей скорости, оборудовали мобили тонировщиками стёкол и номерными анонимайзерами, позволяющими скрывать государственные регистрационные знаки от электронного взора следящих видеокамер.
Спидрейсер мчался по улице, игнорируя установленный скоростной режим и нанесённую на дорожное полотно разметку. Его "raven.victory" просвистал мимо капитана серебристой молнией, сверкнув на прощание красными зрачками габаритных огней. Суходольский запрыгнул в патрульную машину и началась погоня. Спидрейсер гнал вперёд, не останавливаясь, капитан плотно висел у него "на хвосте", повторяя и повторяя в микрофон акустической системы требование сбросить скорость, прижаться к обочине и заглушить двигатель. Спидрейсер опасно маневрировал, обгоняя попутные гравимобили через двойную сплошную линию, выскакивал на полосу встречного движения и резко возвращался обратно, не давая Суходольскому опередить его и прижать к бровке. Капитан хладнокровно несся за ним, выбирая удобный момент для обгона. В конце концов ему удалось обойти "raven.victory" и задержать нарушителя.
Капитан Суходольский подошёл к остановленной им машине со стороны водителя, дождался, когда нарушитель опустит стекло, вытащил из кобуры табельное оружие и прострелил спидрейсеру голову.
Зачем он это сделал?
Осенний полёт невидимки
(рассказ об одиночестве)
Когда Новогрудова выперли с работы, он залёг дома, как медведь в берлоге и принялся читать книги, прерываясь на еду, сон, вылазки в магазины и отправление естественных надобностей. Книг у него было много, неимоверно много. Переезжая от родителей в новоприобретённую квартиру, Новогрудов перетащил к себе всю семейно-домашнюю библиотеку, а её набралось на две трети советской мебельной стенки «Карьяла». Его книги заполняли стеночный книжный шкаф, антресоль и подшкафную тумбу. Открытые полки занимали книги, купленные его отцом, в бытность молодым человеком весьма увлекавшимся чтением. Постарев, отец уже ничего не читал, кроме газет и тощих журнальчиков мистической и околонаучной направленности. Начитавшись этой мутной и депрессивно-разлагающей макулатуры, отец подолгу терроризировал домочадцев пространными рассуждениями о загробной жизни, посмертном существовании духов, пещерных лазах в адскую бездну, неопознанном летающем хламе и уродливых пришельцах, озабоченных охотой на земных красавиц с неблаговидной целью – для принудительного межвидового скрещивания. Отдельной строкой в печатном каталоге отцовских предпочтений значилась газета «Советская Россия», от которой недалеко было и до газеты «Завтра», но эти издания отец просматривал с брезгливой усмешечкой, хотя и признавал уголовную ответственность так называемых «дерьмократов» в развале Советского Союза. Свою детскую малосознательную и взрослую сознательную биографию отец трудился сначала в колхозе, потом грузчиком на перевалочной зерно-мучной базе хлебокомбината и под конец мастером лущильно-дробильного цеха на местном фанерном комбинате. Комбинат строился в 60-х годах методом комсомольско-молодёжной стройки и выпускал несколько видов фанеры: от тонкой трёхмилиметровой до толстой полуторасантиметровой и сортовой, качественной и экологически чистой, отшлифованной до почти зеркального блеска. Сортовая продукция фанерного комбината вся уходила на экспорт – в соседнюю капиталистическую Финляндию. Финны – родственники отца (в широком смысле) по финно-угорской языковой группе народов жили не в пример лучше двоюродных советских соседей – сытно, богато, благоустроенно.
Комбинат оставался государственным до середины 90-х, пригвождённых в нулевых хлёстким термином «лихие», чтобы в 97 быть приватизированным неким московским ООО «ФинансФанГрупп», организованным на паях с анонимными австрийскими гешефтмахерами, прикрывающимися ничего не говорящим постсоветскому уху зубодробительным сочетанием букв и букофф заграничного алфавита «ХренЧегоЭтоНаДелеОзначает, Гмбх». От перемены собственника трудящемуся люду канифольней не стало. Рабочих часов прибавилось, а зарплаты уменьшилось. Старого, советского директора, зубра-производственника, знавшего весь производственный цикл как собственные двадцать пальцев (ибо начинал он свой трудовой путь с азов подсобного рабочего) отправили на пенсию. Правда, с почётом и уважением – наградили Грамотой за подписью Главы субъекта Российской Федерации и Председателя республиканского парламента и присвоили звание Почётного гражданина района. Директор выступил на общем собрании с ответной речью – он говорил долго и волнительно, смущенно улыбался – но в перерывах между славословием и благодарностью сидящим в первых рядах было видно как играют и перекатываются желваки на его скулах. И как смотрит он в зал – жестким, прищуренным взглядом всё понимающего и ничего не прощающего человека. Директор – боец-организатор по натуре недолго оставался на пенсии. Верный коммунистическим идеалам и заветам юности он продолжил классовую борьбу с нарождающимся в стране рыночным капитализмом и достиг в ней определённых высот, став первым секретарём Рескома КПРФ и заместителем председателя республиканского правления ФНПР. Совмещая эти две должности, бывший директор обзавёлся черным представительским джипом «Тойота ЛендКрузер Прадо» и недвижимой собственностью в Греции, Испании и на Кипре. Видом и повадками он теперь никак не отличался от тех, кто вышвырнул его из директорского кабинета. Несмотря на идеологическую пропасть, он мило общался с ними, обедал с ними в ресторанах, обсуждал с ними совместные проекты, зависал с ними в саунах, выезжал с ними на охоту, однако всё так же играли желваки на скулах и взгляд был жесткий – с прищуром – как будто смотрел директор на визави сквозь прорезь автоматного прицела. Так что наблюдательным собеседникам сразу становилось понятно – ничего не забыто, ничего не прощено. Дай только время. И мерзкий холодок безотчётного ужаса поднимал на хребтах наблюдательных собеседников редкие волоски. А что поделать? – атавизм, доставшийся нам по наследству. Наследие животной сути гомо сапиенса.
Новогрудов учился в педагогическом институте (куда же без высшего образования) на историко-этнографическом факультете, но по специальности, учитель истории и обществоведения, не проработал ни дня. Тогда, в 89, в вузах ещё сохранялись правила государственного распределения выпускников, и он получил направление в самою глухую точку республики, отделённую от культурных центров на сотни километров непроходимой тайгой, болотами и разбитыми лежнёвками, недоступными летом для любых видов транспорта, кроме вездеходов геологов и Охраны лесного хозяйства. Место, где он должен был провести следующие три года молодой жизни, соединялось с цивилизацией посредством самолёта «АН-2» выполняющего рейсы «медвежий угол» – «столица автономии» раз в неделю. Понятно, что в никакое «старинное поселение, основанное в 1578 году от Рождества Христова у Полярного круга выходцами с низовий северной реки» он не полетел, найдя себе достойное занятие по месту постоянной прописки, через хорошую знакомую матери, служившую начальником отдела занятости в райисполкоме. Страна потеряла молодого специалиста-учителя, но зато приобрела перспективного совработника, специалиста 2 разряда в районный отдел народного образования.
Из райисполкома (переименованного после бесславно закончившегося "августовского путча" и последующего роспуска Союза Советских Социалистических Республик (создан в 1922 году) главами трёх славянских государств, встретившихся в Беловежской пуще за круглым столом переговоров (под мелодичный перезвон хрустальных бокалов)) – в районную администрацию, он перешагнул в кресло управляющего Центром занятости. Имея за плечами стаж и второе высшее образование, полученное им в республиканском филиале Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации он вполне справедливо рассчитывал на поступательный карьерный рост. Однако. Благоприятному развитию его карьеры помешал неблаговидный поступок главного бухгалтера, сумевшего обмануть молодое российское государство и безработных на очень крупную сумму бюджетных денег. Хотя в этом уголовно наказуемом деянии он лично не участвовал, однако был вынужден разорвать трудовой контракт досрочно, по собственному желанию, чтобы не быть уволенным по причине утраты доверия.
Он сложил накопившиеся за годы руководства Центром безделушки в картонную коробку, последний раз улыбнулся попавшейся навстречу бывшей сотруднице, робко улыбнувшейся в ответ, закинул коробку в салон вишнёвой «Нивы-Шевроле» и выехал с недавно подведомственной ему территории. Подъехав к дому, он припарковал «Ниву» у подъезда, поднялся на лифте на второй этаж, открыл ключом стальную дверь «Guard Armour-DeLux», оборудованную хитрым британским замковым механизмом, оставил коробку под вешалкой, залёг на диване, как медведь в берлоге и взялся за чтение книг, отвлекаясь на сон, еду, вылазки в магазины и отправление естественных надобностей.
За немецким пластиковым стеклопакетом неслышным победным маршем разворачивала боевые порядки наступающая золотая осень. Холодный ветер теребил озябшие ветви березы, серые низкие тучи отражались в серых, покрытых мелкой тряской рябью лужах. Юркая стайка корольков беззвучно носилась туда и обратно, попутно обкрадывая не успевшие дожить до первых ночных заморозков пышные ярко-красные гроздья рябины. Дворник-таджик в оранжевом жилете поверх болотно-зелёной робы сметал шершавой метлой опавшие мокрые листья с разбитой колесами легковых автомобилей асфальтовой дорожки в некрасивые мёртвые кучки. Ветер, словно взбесившийся пес, вдруг злобно кидался ввысь, рвал тучи в клочья, обнажая пронзительную, до хрустального звона, синеву осеннего неба. Сквозь прорехи и дыры, оставленные ветряными клыками, робко выглядывало солнышко, освещая окрестность тёплыми лучами света.
Журнальный столик был уставлен пустыми пивными банками. Банки вперемежку с чипсами и книгами. "Старый мельник", "Арсенальное Крепкое" и клубное "Ротор" со вкусом-ка…са. Последнее – благодаря знакомству. "Ротор" производится в Голландии. Доставляется в Россию контрабандой на судах Балтийского морского пароходства, ходящих под флагами Панамы, Либерии и Республики Вануату. Вануату – государство на островах Новые Гебриды. Преобладающее население – меланезийцы. Официальные языки – бислама, английский, французский. Большинство верующих – пресветериане. Основа экономики – сельское хозяйство. Главная сельскохозяйственная культура – кокосовая пальма. Помимо кокосов возделывают кофе, какао и хлопок, разводят крупный рогатый скот. Занимаются добычей марганцевой руды, лесоразработками и рыбным промыслом. Столица Республики Вануату – Вила. Продается "Ротор" в ночном клубе "Вермеер Club Chaos". Торгует пивом бармен по имени Вадик.
Новогрудов сидит, закинув на журнальный столик ноги в толстых шерстяных носках, жуёт чипсы и бездумно пялится в окно. Раскрытая книга, обложкой вверх, лежит на коленях. За стеклом глубокая ночь. Лампа на столбе горит с перебоями: вспыхнет ослепительно белым, выхватив часть двора, мигнёт и погаснет надолго.
Дремотная нега ползёт на глаза, смыкаются веки, голова откидывается на спинку дивана, оголяя беззащитный кадык. Он засыпает, но внезапно пробуждается от неприятного чувства, что кто-то смотрит на него сквозь незашторенные окна гостиной. Он вскакивает и подбегает к окну. Книга с громким стуком падает на пол.
Над верхушкой березы парит самолёт. Весь угловатый и ребристый, кажется, он сложен из разноразмерных треугольников. Силуэт самолёта дрожит и колеблется. Причина в том, что по его обшивке безостановочно катится радужная волна, от хвостового оперения до острия носовой антенны. Самолёт разворачивается. Кабина пилота освещена, летчик в пластинчатом комбинезоне и шлеме, маска дыхательного аппарата отстегнута. Лётчик играет машиной, поворачивает её в горизонтальной и вертикальной плоскости, заставляет скользить боком, возвращает на место. Кажется, самолет прицеплен к берёзе эластичным жгутом. Лётчик развлекается. Он выключает и включает проблесковые сигнальные огни на хвостовой плоскости, крыльях и корпусе, освещает гостиную лучом узконаправленного носового прожектора. Лётчик смеётся, довольный произведённым эффектом. Он отдает честь, прикладывая ладонь к краю шлема, застёгивает маску дыхательного аппарата. Интенсивность волны нарастает. Самолёт расплывается в воздухе и исчезает из виду.
Новогрудов прижимается лицом к стеклу, стараясь разглядеть пропавший самолёт. Бесполезно. На столбе загорается лампа.
Палач из Осте-Пато
В Осте-Пато узнали о том, что он умер через несколько месяцев после того, как гроб, в котором должно было бы находится его тело, под звуки траурного марша Республики и залпы сорока четырёх карабинов, вскинутых в холодное октябрьское небо сорока четырьмя пехотинцами из комендантской роты плавно опустился на дно свежевырытой могилы. На его похоронах не было близких родственников, поэтому два сержанта и подполковник оставались стоять на своих местах, держа на вытянутых руках сложенный в тугой треугольник федеральный флаг, кинжал в потёртых ножнах из буйволовой кожи и все награды усопшего на чёрной бархатной подушке. Его родители умерли, а брат и сестра решительно и без сожаления отказались провожать его в последний путь. Высокопоставленные лица тоже не почтили его память личным присутствием, прислав взамен себя адъютантов, референтов и заместителей, разместившихся отдельно от немногочисленных провожающих, сбившихся плотной стайкой у гроба покойного. Помощники, адъютанты и заместители, расположившись почти ровной шеренгой наискосок от могилы, с каменными физиономиями внимали поминальной речи католического священника, провозглашавшего скорбную формулу прощания: «прах к праху, тлен к тлену», приложив снятые с голов шляпы, фуражки и береты к сердцу. Дождавшись последних слов священника, они, как по команде, надели головные уборы и, не задерживаясь долее, направились к машинам, оставленным у кладбищенской часовни. Вслед за помощниками и заместителями к выходу с кладбища направились солдаты и провожающие. Подполковник и сержанты ненадолго задержались, передавая флаг, оружие и почётные регалии назначенному государством распорядителю похорон и душеприказчику, постная физиономия которого напоминала густо-коричневое перепечённое яблоко. Священник, убрав культовые принадлежности в казённый саквояж, ловко разбирал переносную трибуну. Гробовщики, под присмотром десятника, споро закидывали гроб землёй. Государственный душеприказчик, приняв вещи, принадлежавшие покойному под роспись, дополнил реестр государственным флагом, после чего распрощался с военными и священником, в полной мере исполнившими возложенные на них обязанности. Гробовщики разровняли насыпанный над могилой холмик, застелили глинистый прямоугольник специально предназначенным для таких случаев дёрном, уложили в изголовье стандартную мраморную плиту с именем, фамилией, годами рождения и смерти, утвердили по бокам треноги с погребальными венками и вазоны с букетами цветов. Душеприказчик, обойдя могилу, поправил сбившуюся траурную ленту и переставил вазон, добиваясь полной симметричности. Отойдя назад, он взглянул на внесённые изменения и остался доволен. Подозвав десятника, распорядитель расплатился с ним извлечёнными из портфеля банкнотами. Гробовщики, загасив сигареты, лениво поплелись за десятником, закинув лопаты на плечо. Зачастил мелкий дождик. Распорядитель-душеприказчик надвинул шляпу на лоб, поднял воротник пальто и зашагал к выходу с кладбища, неспешной шаркающей старческой походкой.
Никто в Осте-Пато не мог в точности сказать, как его хоронили. Может быть, похороны происходили именно так, или примерно так, хотя возможно, порядок траурной церемонии был совершенно другим. Вполне может быть, что заместо солдат гарнизонной службы прощальные залпы производили его бывшие подчинённые, головорезы из Первой пехотной ударно-штурмовой бригады; что близкие всё-же присутствовали при погребении, пусть и не стараясь быть на виду; что среди чиновной мелочи, вроде референтов и заместителей, бывших на кладбище по обязанности, находились и те, кто при жизни покойного числился среди его друзей и знакомых. Это были подробности, которые никоим образом не могли поколебать убеждение жителей Осте-Пато в том, что умерший при жизни был скверным человеком. Подтверждением этой непреложной истины служило и то, что местом его погребения было избрано не Федеральное мемориальное кладбище, а обыкновенный коммунальный погост, служивший последним пристанищем для всех, не отмеченных чинами и званиями, славой и известностью граждан Республики, всех без исключения, в том числе и для всякого рода отщепенцев, и откровенного отребья.
Его гибель спровоцировала небольшой политический кризис, переросший в немного сумбурный скандал, впрочем, не получивший какого либо заметного развития. Дебаты в Федеральном Конгрессе, инициированные группой независимых депутатов, непримиримых оппозиционеров, разрушителей и подстрекателей, готовых сцепиться с властью по любому, мало-мальски значительному поводу, не достигли того пафосного накала страстей, за которым с неизбежностью начинаются депутатские запросы, создаются комиссии по расследованию, проводятся вызовы свидетелей, даются обширные интервью, представляются солидные доклады и контр-доклады, озвучиваются особые мнения и сопровождающие их скандальные разоблачения. В общем – публичная шумиха, общественный резонанс и дешёвая популярность, позволяющая заработать дополнительные голоса на выборах и имеющая конечной целью гарантированное прохождение в новый состав Конгресса. На короткое время его имя снова возникло из небытия, превратилось в информационный повод и овладело умами падкой до скандальной сенсации публики, однако вскоре исчезло так же внезапно, непонятно и незаметно, как и появилось, кануло в грязные потоки Леты, водЫ забвения. Республика признала его заслуги, весомые и неоспоримые, но отказала ему в посмертных почестях, посчитав за благо не будоражить общественное мнение излишними подробностями его биографии. Он остался тем, кем и был до этого – мрачной фигурой, объектом умолчания, неудобным скелетом в шкафу, старым хламом в заброшенной кладовке, пыльной рухлядью, забытым скотомогильником, навечно отравленным спорами сибирской язвы, ржавой бочкой, заполненной высокотоксичными химическими отходами в наглухо закупоренном хранилище, вырубленном под многотонным спудом гранитного массива. О нем помнили, и все-же старались как можно реже вспоминать. Он был той самой трагической страницей, позорным пятном и постыдным явлением в «сложном и извилистом процессе исторического становления единого государства, основанного на началах законности и свободы» и вместе с тем неизбежным злом, полезным на определённых этапах развития. Верный солдат Республики. И лучший из преданных Республике убийца.
Нетрудно будет догадаться, что он родился в Осте-Пато, небольшом провинциальном городке на границе Республики. Первоначальные сведения о нём (городке) относятся к последним годам существования Земной Федерации, когда перед самым началом Великой Агрессии, и городок, в числе прочих больших и малых населенных пунктов, и сама планета, на которой они находились, были внесены в статистические списки обитаемых звёздных систем и муниципальные реестры. Удаленность от центральных областей Галактики в прошлом спасла планету от тотального уничтожения. Осте-Пато счастливо и неприметно пережил разрушение и гибель Первой Республики, «мрачные столетия», наполненные страданием, бессмысленной жестокостью и кровавой вакханалией безвластия, период Замирения, Успокоения и Становления с его диктаторами, президентами, автократорами, Ответственными Правительствами, Временными Советами, полномочными секретарями, всевластными владыками, суверенными властелинами, единодержавными властителями, народными хунтами, рабочими ассамблеями, тиранами, узурпаторами, «варварскими» королевствами и «вольными» пиратскими братствами; пограничными конфликтами, разорительными гражданскими войнами за «передел наследства», беспорядочными стычками наемных отрядов, дружин, легионов и рот фрилансеров, ландскнехтов и кондотьеров, вовсю торгующих профессиональным умением убивать; пиратскими налетами, столкновениями торговых союзов и гильдий, сражающихся за планетарные ресурсы и рынки сбыта; имперской экспансией ГИСЛИ и объединением Старых Миров, не забывших республиканских традиций, в альянс Тридцати, послуживший впоследствии фундаментом для воссоздания новой Республики. Появление федеральных эмиссаров не стало особым потрясением для населения планеты, привыкшего жить по необременительным и понятным местным законам. Всепланетное правительство здраво рассудило, что добровольное присоединение к возрождаемой Федерации более выгодно, чем неразумное противостояние, поэтому поступило весьма мудро, согласившись с «единодушно» высказанным на референдуме мнением народа войти в состав Второй Республики на правах свободно ассоциированного самоопределяющего субъекта. Изменения в статусе планеты не оказали сильного влияния на привычный уклад жизни. Правовое положение свободно ассоциированного субъекта предполагало широкую автономию в рамках единого федеративного государства. Республиканское правительство не вмешивалось во внутренние дела этих частей Федерации, сохраняя у них национальное законодательство, систему государственного управления, административное деление и вооруженные силы, взамен требуя выплаты определенной доли федеральных налогов, обязательного присутствия на их территории федерального наместника и размещения ограниченных контингентов республиканских войск в местностях, предварительно оговоренных в союзнических пактах. В остальном ассоциированные субъекты Федерации были вполне самостоятельны, обладали всеми атрибутами, присущими независимым государствам – флагом, гербом и гимном – и соответствующими правами, хотя и изрядно урезанными по сравнению с полностью суверенными державами за счёт изъятия неотъемлемого права заключать межгосударственные договора, устанавливать дипломатические отношения и объявлять войну.
Он появился на свет в Осте-Пато, крохотном провинциальном городке, уютно устроившемся посреди маленькой цветущей долины, сдавленной с трёх сторон угрюмыми скалами Отрогов Майского Благодарения, на захолустной планетке, недавно вошедшей незначительным фрагментом в стремительно обретающей силу коалицию галактических наций. Его родина была настолько мала, что даже на подробных картах невооруженным взглядом нельзя было рассмотреть ту микроскопическую точку, что отмечала местоположение Осте-Пато. В сравнении с ней надпись над ней имела прямо-таки чудовищные размеры и занимала всё отведенное под городок и долину место. Из-за этого, допущенного при печати пространственного несоответствия, наименование незаслуженно обойдённого поселения постепенно распространилось на всю прилегающую к городку местность и долина, носившая до этого совершенно другое название, тоже стала именоваться Осте-Пато. В переводе с облегчённого галакта, в зависимости от контекста, оно означало «Счастливое Приобретение», «Нечаянная Радость», или «Невинная находка». В Осте-Пато вела узкая и извилистая дорога, проложенная между горных кряжей, скальных карнизов, угрожающе нависающих над трассой, каменных осыпей и обветренных останцов, самим видом живо напоминающих обломки изъеденных кариесом зубов. Мрачная красота окружающего шоссе пейзажа неизменно порождала в душах проезжающих путешественников чувство неопределённой тревоги и первобытно-животного трепета, заставляя преодолевать расстояние до долины с максимальной скоростью. Долина Осте-Пато вознаграждала их сполна за страхи и треволнения, пережитые в дороге. В туристических путеводителях подобные места обозначаются «райскими уголками» и «прелестными благоухающими островками практически незатронутой бездушным катком прогресса природы». Осте-Пато встречала утомленных путешественников пышной зеленью рощ и садов, прохладой колодцев с чистой, прозрачной водой, струящимся со скалы водопадом и белостенными двухэтажными коттеджами, населенными приветливыми обитателями, никогда не отказывающими приезжим в еде и крове.
