Текст книги "Обманка (СИ)"

Автор книги: Вад Капустин

Соавторы: Юрий Неганов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава вторая
Замок Лентяев

(четырёхсерийный сон)

1. Теннис в лесу

В лесу, неподалёку от нашей улицы, имеется теннисный стол. Вообще-то его там уж давно нет, но ведь нетрудно представить себе, что он есть.

И вот иду я по тропинке и вижу: Ёж с Барсуком играют в теннис. А стол расположен на склоне холмика, так что с северной стороны земля оказывается ближе к плоскости стола, чем с южной. С северной стороны играл Ёж. Увидев меня, Ёж сказал:

– Айда играть с нами.

– Хорошо, – сказал я.

Ёж перешёл на противоположную сторону стола, и они вдвоём с Барсуком стали играть против меня. Шарика не было, и мы играли еловыми шишками. Сосновые уже почти кончились. Мы играли, а я думал, что все неправильно – здесь со мной должен быть кто-то другой. Не Барсук и не Еж, а совсем другой зверек. Красивый и пушистый. Девочка. Девушка. Точно вспомнить я не успел. Барсук вдруг отошёл от стола и сказал:

– Вы тут пока играйте без меня, а я пойду очки поищу, я их где-то выронил.

– Какие очки?

– Обычные, надо будет в кустах посмотреть.

И он ушёл в кусты. А мы с Ежом продолжали играть, пока все шишки не пришли в абсолютно негодное для игры состояние.

– Всё, больше играть нечем, – сказал я.

– Да, и Барсук куда-то запропастился. Ну ничего, давай лучше шишки искать. Может, сосновые найдём, они лучше прыгают, – ответил Ёж. И мы стали ползать по траве в поисках шишек. Шишек нашли немного, зато я неожиданно обнаружил в траве белый пластмассовый шарик, размером чуть меньше теннисного. Прыгал же он даже несколько лучше. И мы стали играть им.

Наконец, вернулся Барсук. В левой передней лапе он держал очки, но всё равно был какой-то грустный. Увидев нас, он с ужасом воскликнул:

– Что вы делаете?! Вы с последней хавинкой обращаетесь как с шариком для пинг-понга!

– А что это такое? – спросил я.

– О, хава! Хава – это такая вещь, которая всё может!

– Но что это такое?

– Тот же пенопласт, только заколдованный. И с её помощью мы можем вернуть свой облик, вернуться в свой мир!

– С помощью этой хавинки?

– Нет, одной хавинки мало. Даже двух не всегда хватает. А с тремя – пожалуйста.

– А где берут хаву?

– На шестьдесят третьем болоте. Там лаборатория по её производству.

– На шестьдесят третьем?! – обрадовался Ёж, – так у меня ж там змей знакомый работает!

– А как попасть туда? – спросил я у Барсука.

– Только через Замок Лентяев.

Замок Лентяев? Понятно, что это очень важно – попасть туда. Мое место там. Ведь меня, кажется, когда-то где-то тоже так звали – Лентяй. И из-за этого я и оказался здесь. С чужой памятью.

– И Ёж туда тоже попадает?

– Нет, ему не попасть. Он на велосипеде не умеет ездить.

– При чём тут велосипед?

– Потому что попасть в Замок можно только на велосипеде, и то не везде. Есть такие зоны, где этот Замок находится в контакте с землёй, они пятнами располагаются. Самое большое известное мне пятно находится на эспланаде, перекрёсток улиц Попова и Коммунистической.

– Но я ж там не раз на велике ездил!

– Надо, чтоб и скорость, и направление совпали. И ехать надо в одних трусах, причём не спортивных. Можно в майке ещё. Кроме того, надо знать о существовании Замка, и не стремиться попасть в него. Собственно, потому мы тебя и в теннис позвали сыграть, чтобы ты нам помог. Ты ведь новичок. А новичкам везет!

Ёж взобрался на пригорок и стал оттуда наблюдать за происходящим. А Барсук внимательно посмотрел на меня сквозь очки, затем, также сквозь очки, на хавинку, что-то повычислял в уме, после чего сказал:

– Подходишь. Недокурят. И помни: выход из Замка не там, где вход. Выхода не будет, пока не завершишь программу.

– Что значит «недокурят»?

– А, это у них обычай такой. Всякого пришельца обкуривают ленью, или ещё чем-то похожим. И он становится одним из них. Или не успевает. Ведь они же лентяи и никогда не доводят начатое до конца. Найди там Наташу. Без неё ничего не выйдет. А теперь беги, нет, лучше я тебя переброшу.

Барсук встал в такое место, чтобы я оказался точно посередине между ним и Ежом. Подув на хавинку, он ловким движением метнул ее, та перелетела у меня между ног, и, не долетев чуть-чуть до Ежа, повернула вверх и вернулась к Барсуку, пройдя над моей головой. На лету она оставляла еле видимый дымный след. Барсук взялся за концы этого следа и скрутил их. Получилась петля с толщиной шнура шесть сантиметров. Прозрачного, как воздух, с лёгкой дымкой. Барсук потянул петлю, и меня подбросило вверх.

Я пролетел над лесом, над речкой, потом опять над лесом, над какими-то строениями в лесу, пересёк длинное прямое шоссе, параллельно которому шла железная дорога, потом снова лес, потом мелкие дома с огородами на берегу широкой реки, потом я пересёк саму реку и летел над многоэтажными домами. Высота полёта снижалась. Когда я оказался над крышей главного корпуса политеха, это был последний миг полёта.

2. Велопрогулка

Я не проломил крышу. Я даже не долетел до неё. Вместо этого я совершил мгновенный переход на первый этаж. Вдоль коридора стояла скамейка, и я сразу оказался сидящим на ней, и тут же забыл о перелёте.

Река. Кама – река. Я прекрасно знал эту реку, только называлась она по-другому, очень смешно. «Как?» И мостов таких огромных над ней никогда не было. «А какие были?» Нет, не вспомнить.

Скамейка гудела. Точнее, гудела не сама скамейка, а множество сидящих на ней существ. Прислушавшись, я понял, из-за чего шум.

Оказывается, несколько минут назад резко сузился Камский мост, и даже теперь его ширина покачивалась. Он становился то уже, то шире, но его ширины постоянно не хватало для проезда автобуса. ГАИ не знает, что делать. Пока направляет все машины через Камскую ГЭС. А на комплексе сегодня Свободный Компьютерный День!

Я спросил у соседа, что это за день такой. Он мне ответил из-под хоккейной маски (они все были в масках):

– Да понавезли компьютеров и говорят: «Приезжайте и делайте что хотите». Хочешь – работай, хочешь – играй до одурения, они там кучу новых игр тоже привезли. Пёс его знает, кому и зачем это надо. А завтра всё увезут. А тут мост. И вызвали нас, команду велокеистов, чтобы обследовать мост и дать заключение.

– Кто такие велокеисты?

– Игроки в велокей. Хоккей на велосипедах. У нас устойчивость большая, в реку не свалимся.

– А здесь вы чего ждёте?

– Ждём, когда рупорный вернётся.

Из вестибюля пришёл человек с мегафоном.

– Можно выезжать, я проверил, – сказал он.

А я стал думать. Компьютерный день – это заманчиво. Что-что, а играть на компьютере я люблю. Автобус через мост не пройдёт. Ждать, когда там всё восстановят, долго и неохота. Вот если бы ехать на чём-то узком, как велосипед! Ёлки-палки, а почему бы и нет?

Я обернулся к своему знакомому велокеисту. Он как раз вставал со скамейки. Остальные доставали из-под скамейки свои клюшки. Я спросил:

– Слушай, а мне можно велосипед получить, чтобы на комплекс проехать?

– Велосипед-то найдётся, да тебе там не проехать: мост-то скручен и качается.

– Игрок в Дейва везде проедет!

– Какого Дейва?

– Игра такая. Компьютерная.

– Ах, компьютерная… Между прочим, велосипед – не компьютер.

Мимо прошли два человека в белых майках с тёмно-синими надписями. У одного на майке было написано «Юникс – система будущего», а у другого – «Ну и что?».

– Ну и что? – сказал я.

– Ну и что? – хором повторили белые майки.

Посовещавшись, велокеисты высказали своё мнение:

– Пусть решит рупорный.

Рупорный подошёл ко мне, показал тёмно-вишнёвый велосипед и сказал:

– Возьми, лишний член команды не повредит, всё равно дело безнадёжное. Никогда такого с мостом не было. Правда, ты без клюшки, да много ли от неё тут толку? Разденься только, на улице жара, пыль, а ты в двух свитерах. Вон комната для одежды.

Я вошёл в комнату. Снял свитеры. Посмотрел на свою рубаху. Она была рваной и грязной. И какой-то несовременной. Под свитером незаметно, а так неудобно как-то. Я снял и её. Сейчас бы что-нибудь надеть такое вместо неё – майку там, футболку ли. Я поискал по комнате. На стуле, в дальнем углу, лежала майка. На ней было написано: «Юникс – система будущего». Я взял её. На обратной стороне тоже была надпись. Несколько раз я выворачивал майку наизнанку, пытаясь определить, где тут левая сторона, а где правая, где перед, а где зад.

Наконец такое положение майки было найдено. При этом впереди читалось «Юникс – система будущего», а сзади – «Система Юникс безнадёжно устарела».

– Брюки лучше тоже сними, чтоб цепью не затянуло.

Я снял. А всё, что было в карманах, сунул в карманы велосипеда. Он был спортивный, но с багажником, и имел несколько карманов на раме и на сиденьи.

– А вдруг меня девчонки увидят в таком виде? «И без доспехов», – мысленно добавил я.

– Им не до тебя. Сейчас только о мосте и разговоры. А ещё говорят, над Верхней Курьёй кто-то живого Карлсона видел. Только высоко было, не разглядели как следует.

Мы выехали. У всех, кроме меня, велосипеды были ярко-оранжевые. Стояла солнечная погода, на небе ни облачка, не считая дымки смога, свойственной большим городам.

Ехать решили через ЦУМ, через улицу Попова, прямо по эспланаде. Вопреки ожиданиям, столпотворения машин там не было. Видимо, водители чётко знали уже, что происходит, и откладывали поездки, либо объезжали по Лядовскому тракту.

Когда мы доехали до перекрёстка улиц Попова и Коммунистической, большинство велокеистов попросились на привал. Рупорный слез с велосипеда и объявил:

– Привал две минуты!

Велокеисты моментально легли спать. Не спали лишь двое или трое из них, да ещё рупорный, который то и дело поглядывал на часы. А я сидел на траве и любовался проходящими мимо трамваями. На них чехарда с мостом никак не отразилась. Было немного странно. Я чувствовал себя необыкновенно бодрым, и все равно мне порой казалось, что я крепко сплю. Вдруг рупорный объявил:

– Две минуты прошли.

И мы стали будить спящих. Кое-кого так и не добудились. Оставили досыпать.

Когда мы доехали до набережной, нашим взорам открылась такая панорама: обычный город, обычный лес, обычная река Кама, и только мост странным образом скручен посередине. У берегов же мост нисколько не изменился. При этом середина скручивалась то сильнее, то слабее, а другие части моста не были скручены, но меняли свою ширину, которая казалась меньше нормальной всё время.

Я решил: поеду, докуда смогу доехать. Велокеисты остались на берегу – вырабатывать стратегию поиска.

Мост, вместо того чтобы чинить мне препятствия, послушно расширялся и раскручивался перед моим велосипедом. Фактически я ехал по широкому шоссе, покрытому сухим ровным асфальтом. Полоска такого шоссе бежала впереди меня на пятнадцать метров, а сзади до самого берега не оставалось и следов скрутки.

Я доехал до улицы Борцов Революции и вспомнил, что позабыл взять портфель с дискетами. С противоположной стороны стояла вереница машин, и в том числе два сорок первых автобуса. Они пока не начинали движения, но было ясно, что скоро начнут. На том же велосипеде я поехал обратно по мосту. Мост был пуст и широк. Он как будто специально ждал меня, чтобы я проехал. Я переехал мост. Мост не изменился. А велокеисты решили:

– Похоже, мы здесь более не нужны.

Мы весело покатились на велосипедах с горы. Когда я пересёк трамвайную линию, вдруг почувствовал, что мой велосипед неподвижен, одни колёса вращаются. И, вращаясь, они царапают шинами пол. Пол был деревянный, красный, из досок. Меня скинуло с велосипеда жёлто-голубое облачко, налетевшее слева.

3. Замок Лентяев

Когда я пришёл в себя, то внимательно огляделся. Прежде всего, я оказался в своих брюках и в той самой майке с двумя надписями. Я находился в зале без окон, но с большой золотой колонной посередине и высокими – до потолка – зеркалами на каждой стороне колонны.

Зал освещался 60-ваттными электрическими лампочками. Их было очень много.

Возле колонны стояли, прислонившись к ней спинками, удобные кресла. В каждом из них спало по лентяю. Я увидел среди них нескольких не проснувшихся велокеистов. Шестеро из них были коренными, остальные – окуренные пришельцы. «Этим уже не выбраться, – мелькнула непонятная мысль, – Ведь что-то нужно вспомнить. Они не смогут». Взгляд пробежал по залу. Нет, не то. Ещё несколько кресел стояли в беспорядке по всему залу. Большинство из них были пустыми.

Сам я стоял около голубой скамейки. Велосипеда нигде не было, он куда-то исчез, растворился. Но всё сунутое в его карманы вернулось в карман брюк.

У зала не было также дверей, но от него в стороны вели четыре коридора – три тёмных и один светлый. Я пошёл по светлому. Он был коротким и выводил на лестничную площадку с окном. Окно выходило на Камскую Долину. Не зная, куда идти, вверх или вниз, я вернулся в зал.

На голубой скамейке сидел новенький велосипедист. Шестеро лентяев держали один зеленоватый баллончик и окуривали им велосипедиста. Рядом лежал велосипед. Его цвет пульсировал от оранжевого до малинового и обратно. Потом цвет резко поблек, и бесцветный велосипед исчез. Велосипедиста лентяи перетащили в ближайшее свободное кресло, и сами расселись по соседним креслам – спать.

Я вспомнил, что мне надо найти Наташу. Посмотрев вокруг, я увидел, что у окна, которого нет, стоит девочка с чёрными волосами, торчащими во все стороны, и поливает цветы, которых тоже нет. Надеясь, что это Наташа, я подошёл к ней и спросил, как ее зовут.

– Алиса, – ответила она.

– А как мне найти Наташу?

– Я Наташа. По совместительству.

– А которое настоящее имя?

– Не знаю. В детстве меня звали Чарли.

– Но это мужское имя.

– Я вижу, ты совсем не знаком с жизнью Замка. Здесь всё на хаве держится. Двух хавинок достаточно, чтобы изменить пол. Это потому что полов два. А вот биологический вид легко изменяется тремя хавинками. И тот Барсук, что тебя забросил сюда, вовсе и не барсук, и Ёж не ёж.

Она говорила не слишком понятно, но все это я почему-то знал. Не помнил, но знал. Знал, что девушка – обе девушки – не те, что нужны мне. И они мне сейчас ничем не помогут. Но все равно из вежливости спросил:

– Зверей много, а хавинки только три?

– Хава продёргивает тебя на одну ступеньку по циклу. Одна хавинка играет роль центра, а две другие указывают направление продёргивания. А продёргивать можно много раз. В случае с полом цикл короткий, и хватает двух хавинок, потому что направление одно. А если надо из ничего сделать что-то, то и это здесь можно. Просто в цикл включается пустое место. Да вот сейчас будут гимн передавать, слушай.

Из динамика, находившегося под потолком, раздалось:

 
Хава, хава,
Хаве слава,
О, волшебный пенопласт!
Ты и счастье и отрава,
И не нашей жизни пласт!
 

Дальше ничего нельзя было разобрать из-за сплошного треска.

– Откуда ты про Ежа с Барсуком знаешь? – спросил я.

– А я и есть немного этот ёж и этот барсук. Как и все здесь.

– Тогда почему меня сюда забросили? Как я тут оказался? Зачем?

– А мы этого не знаем и знать не хотим. Зачем? Чудак! На этот вопрос тебе тут никто не ответит. Сам должен вспомнить. Просто у нас всех программа такая – вспомнить. Здесь вроде бы всё хорошо, но кое-что не совсем, – сказали Барсук и Ёж, на которых разделилась Алиса, она же Наташа. Через секунду они слились опять, и я Наташу спросил:

– И что же плохо?

– А попробуй, войди вон в тот коридор, – и она показала на один из тёмных коридоров, тот, который был напротив светлого. Я пошёл в указанный коридор.

Едва я приблизился ко входу в него, как меня дёрнуло электрическим током. Разряд был невелик, но мне стало ясно, что это лишь первая ступень. Вдали коридора виднелось маленькое фиолетовое сияние. Не приближаясь, чтоб не попасть опять под ток, я вглядывался в сияние, но ничего разобрать не удалось.

– Туда нельзя! – подошёл ко мне толстый бородатый лентяй в коричневом пиджаке.

– Почему?

– Нельзя, и всё тут. Не положено.

– А если я всё-таки пройду?

– Я тебе пройду!

– В другие ходы тоже нельзя?

– Можно, если не спускаться на первый этаж. И подниматься выше третьего не советую.

– Почему?

– Потому что нельзя.

– Почему нельзя?

– Заладил – почему да почему! Неужели неясно? Это запрещено. Пройдя вверх, ты начнёшь рыскать и искать, и когда-нибудь выберешься из Замка. Как мы тебя тогда будем контролировать?

– А зачем меня контролировать?

– Ты, я вижу, недоволен нашей системой. А ну-ка, братцы, потащили его! Он нами недоволен! – крикнул он своим товарищам, которые успели, пока мы говорили, обступить меня двумя кольцами. Кто-то из внутреннего кольца добавил:

– И ещё он разговаривал с Наташей.

Лентяи дружно схватили меня и понесли. Несли к какой-то золотой дверце, которую сначала я не заметил. На ней еле видными буквами было нацарапано:

ЛАБОРАТОРИЯ ПОКАЗУХИ

Один лентяй полуоткрыл дверцу. Остальным надоело со мной возиться, и они опять ушли спать. Оставшийся постоял, подумал и зашёл в «Лабораторию показухи». Я, не входя, заглянул в неё. Ничего особенного. Одно окно, письменный стол, телефон и полка с книгами. А за столом сидит вошедший лентяй и решает кроссворд:

– Народность, упомянутая в «Земле Санникова», из семи букв, первая и предпоследняя буква «О»… Не знаю такой…

Я откуда-то точно знал, что это «онкилон», но входить и подсказывать не стал. Вместо этого я вернулся к Наташе. «Черные длинные волосы, серые глаза, – подумал я. – Это неправильно. Волосы должны быть короткие. И глаза – большие, черные, бархатные. Но имя?» Имя черноглазки мне вспомнить не удалось.

Чужая девушка все еще поливала несуществующие цветы. Однако степень существования окна заметно повысилась. Теперь сквозь него можно было даже кое-что видеть.

За окном находилось какое-то не то озеро, не то болото. Там росли лилии, и прыгали с одной кочки на другую лягушки. Слева болото тянулось до горизонта, а справа у самого окна было закрыто стеной из какого-то розоватого камня. Наташа оглянулась, увидела, что лентяи спят, и ударила рукой по окну. Осколков не было, но в окне образовалась дыра.

– Если вплавь, то можно пройти, – сказала она.

– А ты умеешь плавать?

– Алиса-я умею, Наташа нет.

– Тогда я буду тебя звать Алиса, мне так удобнее, всего пять букв, хоть и не тех. А в Наташе шесть, и тоже почти все неправильные.

– Зови. Между прочим, это – для тебя дырка. Проломить дырку в окне – сущность моей программы. Но тебе туда нырять рано. Лучше пойдём на третий этаж.

– А что там?

– Увидишь.

Мы вошли в светлый коридор и поднялись по лестнице на один этаж вверх. На месте, где чуть ниже располагался зал, здесь была сплошная стена, повторяющая овальную форму зала. Стену окаймлял коридор. По нему можно было пойти влево или вправо, мы пошли влево. Там было окно. На подоконнике лежал бинокль.

Я взял его и посмотрел в окно. В окне были видны река Кама, слева Верхняя Курья, справа Мотовилиха и всяческие заводы. Через реку перелетал какой-то мужик. Следом за ним летел чёрный чемодан-дипломат.

– Это ты, – сказала Алиса, – но посмотри, кто ещё летит следом.

Я посмотрел. На расстоянии, вдвое большем, чем от меня, от дипломата, летел Ёж, вцепившийся в Барсука.

– А теперь перейдём к другому окну, – сказала Алиса-Наташа. Мы пошли обратно по коридору, но шли почему-то вдвое дольше. Там тоже было окно, только выходило оно в другую сторону. Вид был как будто с моста через Каму, если глядеть вниз по течению. Только, во-первых, точка обзора находилась чуть выше, а во-вторых, Кама и все строения по берегам, а также лес и горизонт, покачивались. Вверх – вниз, иногда река оказывалась над головой, а то и делала несколько оборотов вокруг нас.

– Вот чего Барсук натворил. Эта чехарда с мостом – его проделки. Всё началось, когда он тебя забросил в полёт, – сказала Алиса.

– Но ведь ты есть Барсук вместе с Ежом.

– Сейчас нет. У меня программа другая. Дырку ты от меня получил? А это главное.

На левом берегу виднелась кучка велокеистов. Но угол зрения был неудобен, и разглядеть их не удалось. Я оторвался от окна. По коридору шёл Борис.

– Здравствуй, Борис, – сказала Алиса.

– Здравствуйте, – сказал я, а затем, обернувшись к Алисе, добавил:

– Кто он такой, и откуда ты знаешь, как его зовут?

– Неважно. Да и он не Борис. Его зовут Анатолий. А Борис – это прозвище. За внешнее сходство. Но теперь нас трое, и мы можем спуститься в подвал!

На Борисе была белая майка с надписью крупными зелёными буквами: «ИКС – система будущего».

– А где первые две буквы? – спросил я Бориса.

– Я их стёр.

– Почему?

– Потому что система будущего мне неизвестна!

– Почему бы ей не быть системе Юникс?

– Ишь какой хитрый! Собственные инициалы решил прибавить!

Возразить было нечего, и мы пошли в подвал. На границе между первым и вторым этажом Борис воскликнул:

– А подвала-то нет!

Действительно, подвала не было. Пол первого этажа был покрыт зелёной травой, на которой хаотически располагались чёрные кружки размером с крышку от колодца. Вдали виднелась белая дверь. На ней была надпись, но какая – не разобрать.

Я вызвался пойти посмотреть, что это за дверь. Борис предупредил меня:

– Только осторожно. Ступишь не туда – засосёт.

Прыгая по чёрным кружкам, я приближался к двери. Остановился, когда увидел, что в сторону двери больше нет чёрных кружков, на которые можно прыгнуть. Тогда я достал бинокль и посмотрел на дверь. Надпись на ней гласила: «ЛАБОРАТОРИЯ 063». Я вернулся по тем же кружкам и сказал Борису об этом.

Алиса помчалась по чёрным кружкам, прыгая вдвое дальше меня. Борис был тяжёлый, и так далеко прыгать не мог. Он скорее перешагивал с кружка на кружок, выбирая сложный извилистый путь. Алиса добралась до двери и открыла её, зашла вовнутрь. Через несколько секунд от нас до двери образовалась дорожка, состоящая из близко расположенных чёрных кружков. Мы дошли по ней до двери. На пороге двери сидел Барсук.

За дверью простиралось болото. В двух метрах от двери сидели на кочках Змей и Ёж и о чём-то разговаривали. Вокруг валялись белые шарики диаметром один сантиметр. Некоторые из них были сцеплены в длинные цепочки и более причудливые формы. Другие просто плавали по воде.

– Ну как тебе наша хава? – спросил меня Змей.

– Та, которой мы в теннис играли, была больше.

– Наверное, тебе попалась зернистая хава. А у нас – гладкая. Кстати, всё, что тебе рассказала Алиса – это не основное назначение хавы.

– А каково основное?

– Присваивать водоёмы.

– Как это?

– А так. Окутываешь водоём хавинками по периметру, и он становится твоим. Что захочешь – то и исполнит. По своим возможностям, разумеется. Большие хавинки нужно располагать вплотную, а маленькие, как у нас, допускают интервал в десять сантиметров.

– А если двое окутают один и тот же водоём?

– Таких случаев никогда не было.

– Как делают хаву?

– Это долго объяснять. Когда-нибудь в другой раз. Барсук вот остаётся со мной, лучше ему скажу. Он мне очки подарил. А вы, чтобы не обижались, берите хавы, сколько надо. Вы, я знаю, дурного не захотите.

– А Ёж?

– Ёж отправляется к себе домой, в свой мир.

Я набрал полные карманы хавы и посмотрел на Ежа. Змей ему подал посылочный ящик. Ёж взял три хавинки, залез в ящик и написал химическим карандашом на крышке: «В мой родной город Ёжевск». Барсук закрыл крышку, и ящик самозаколотился. Змей поднырнул под ящик, изогнулся-выпрямился, и ящик полетел по небу.

– Ёжевск – это где? – спросил я.

– Столица Удуртии, – ответил Змей.

– Столица Удмуртии называется Ижевск.

– Не Удмуртии, а Удуртии. Название произошло от лозунга «Авалс удурт!», который часто встречается в этой стране и означает «Слава труду!».

Борис уже ушёл. Я тоже пошёл обратно. Змей крикнул вслед:

– Приходите ещё, если будет возможность! Очень рад был познакомиться!

Я вернулся в овальный зеркальный золотоколонный зал. Нашёл пробитую Алисой дырку. На этот раз она вела не на озеро или болото, а прямо внутрь стены.

– Ничего не поделаешь, придётся подождать.

Кто это сказал? Поблизости никого не было. Потом я понял, что это сказала сама дырка. Дырка медленно перемещалась вдоль стены, и вдруг оказалась выходящей на дорожку около моего дома. Вид был как из моей комнаты через окно. На цветочную поляну. И тогда я пролез через эту дырку. Но вышел совсем не туда, куда хотел, потому что не сумел вспомнить нужное имя.