Текст книги "Леонид Брежнев"

Автор книги: В. Шелудько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Дело зашло так далеко, что Н. стала вести себя вызывающе даже по отношению к супруге Брежнева Виктории Петровне. По этому поводу у нее был серьезный разговор с Рябенко, который, в свою очередь, не замедлил обратиться к Леониду Ильичу и высказать отрицательное мнение о Н. Вот тогда только все понял и стал принимать со своей стороны меры Е. И. Чазов. Когда же дело дошло до Ю. В. Андропова, то было принято твердое решение об отстранении Н. от исполнения своих обязанностей.

М. Докучаев, с. 174.

* * *

Я любил деда, мои детство и юность прошли в тесном общении с ним. Выходные дни мы, внуки, проводили на его даче, каждое лето вместе отдыхали в Крыму. Я запомнил его веселым, отзывчивым, добрым человеком. В последние годы он, правда, сдал, тяжело болел, переживал, что его дети отбились от рук, позорили его имя. Ограничил контакты с внешним миром, на даче большую часть времени проводил наверху в кабинете или в беседке, подолгу разговаривал с начальником личной охраны А. Я. Рябенко, своим однополчанином, одним из немногих людей, которому доверял безгранично. Он медленно угасал, и нам было жалко его.

А. Брежнев. Московские новости. 1988. № 38.

* * *

Однажды в моем кабинете раздается звонок телефона правительственной связи (ВЧ). Абонент представляется: «С вами говорит Яков Ильич Брежнев». И тут же стал просить за арестованного махровейшего жулика. Я ему ответил: «Извините, но я не имею никакого права вмешиваться и давить на следственные органы». А в ответ слышу: «Вы все можете, в ваших руках большая власть». В самой категорической форме я заявил звонившему, что никаких шагов на сей счет предпринимать не стану. Содержание нашей беседы передал первому секретарю ЦК Грузии В. П. Мжаванадзе, который лишь сказал: «Это меня не удивляет. В другой раз адресуй его ко мне».

И до этого звонка доходили до меня слухи, что некоторые грузинские комбинаторы нашли дорожку к Я. И. Брежневу, однако не придавал значения этим разговорам. Слышал, что он большой поклонник Бахуса. Впрочем, я и сам, встречаясь с ним на различных приемах в Москве, видел, что он слишком активно прикладывается к рюмке. Это уже потом, после Грузии, узнал я, что был он запойным пьяницей, что на своей работе в Минчермете лишь числился, отсутствуя иногда по две-три недели, и что на вопрос Л. И. Брежнева: «Где Яков?» – руководители министерства часто ничего не могли ответить.

П. Родионов. Знамя. № 8. 1989. С. 182.

* * *

Коренные днепродзержинцы хорошо знали и до сих пор помнят его родных, скромный домик, в котором они жили. В. В. Щербицкий вспоминает, что Леонид Ильич очень заботливо, нежно относился к матери. В родном городе долго жили его брат и сестра. Мало похожий на него, маленького роста, рыжеватый, брат Яков работал на металлургическом заводе начальником прокатного цеха. Специалист был хороший, порядочный человек. Правда, был за ним грех. Пользовался успехом у женщин. Говорят, это у них родовое, наследственное. К тому же, как все металлурги, мог изрядно выпить. Вот и забрал его позже Леонид Ильич к себе, поближе, под надзор.

Сестра Вера Ильинична была иного склада. Настоящая красавица с нежным, тонким лицом. Многие годы, уже когда Леонид Ильич занимал высшие посты, работала лаборантом на кафедре химии в местном институте. Все, особенно студенты, вспоминают ее теплым словом за доброту, скромность, готовность помочь. Ее искренне уважали.

В. Врублевский, с. 29–30.

* * *

Еще одно распространенное заблуждение, которое мне хочется опровергнуть: будто Леонид Ильич находился в плену прихотей своих домашних, безропотно выполнял их просьбы и капризы и они с его помощью «обделывали свои дела». Должен сказать, что дед очень не любил, когда к нему с просьбами обращались через членов его семьи (исключение составляла разве что Виктория Петровна), всем предлагал обратиться официально, прийти на прием. Зная это, мы не обременяли его просьбами.

А. Брежнев. Московские новости. 1988. № 38.

* * *

Брежнев в этот период (конец 70-х) уже не мог реально оценивать ни обстановку, ни свои действия. Только этим можно объяснить продвижение, с подачи подхалимов и некоторых членов семьи, своих близких родственников и их друзей на руководящие должности. Не было бы ничего плохого, если бы они выдвигались по своим заслугам, таланту или организаторским способностям. Однако уровень общего развития и знаний у большинства из них был таков, что их продвижение по служебной лестнице вызывало у большинства недоумение, улыбку и скептицизм. Все это рикошетом ударяло по престижу Брежнева. Было, например, образовано надуманное Министерство машиностроения для животноводства и кормопроизводства, которое возглавил свояк Брежнева – К. Н. Беляк. А разве соответствовал по своим знаниям и способностям должности первого заместителя министра внешней торговли сын Брежнева? О зяте – Чурбанове – написано столько, что нет необходимости еще раз говорить об этой одиозной фигуре.

Е. Чазов, с. 156.

Глава 5
МАЛЕНЬКИЕ И БОЛЬШИЕ СЛАБОСТИ
Увлечения. Пристрастия. Вкусы. Привычки

Леониду Ильичу помогала в работе и преодолении старости физическая и нравственная закалка, привычки, которые сопровождали его всю жизнь. Он был большой любитель охоты, хорошо стрелял, почти каждую неделю выезжал в Завидово (Козлово) Тверской (ранее Калининской) области. Он бывал на охоте в Залесье под Киевом, в Астрахани, в Переславле-Залесском, в Беловежской пуще и других местах. Охотился на кабанов, лосей, других зверей, но больше любил охоту на дичь. На охоте он загорался, становился веселым, бодрым, восстанавливал быстро активную работоспособность.

М. Докучаев, с. 175.

* * *

Никто не подсчитывал, сколько за свою активную часть жизни убил лосей, кабанов, оленей Леонид Ильич. По моим сведениям, почерпнутым из заслуживающего доверия источника, число «жертв» перевалило за сотню. Охотился он чаще всего в веселой компании (начинал еще с Хрущевым), а заканчивал с Гришиным, Гречко, Устиновым. Партнеры менялись, но этот вид спорта оставался самым любимым. Не знаю, все ли его сподвижники увлекались им, однако от высокого приглашения никто не отказывался. Одним словом, «королевское» занятие нашло широкое распространение среди новой советской знати.

Ю. Королев, с. 115.

* * *

Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: этот кусочек кабанятины отправь Косте – Черненко, вот этот – Юрию Владимировичу (Андропову), этот – Устинову и т. д. Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил: «Ну как, ты получил?» – «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывает, как он этого кабана выслеживал, как убивал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше; те в свою очередь благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна.

Ю. Чурбанов, с. 366 [13].

* * *

В конце февраля 1965 года Брежнев и Подгорный решили нанести визит в Будапешт и обстоятельно побеседовать с Кадаром… После завершения официальной части Кадар пригласил советских гостей поехать на охоту в одно хозяйство на юге страны, под городом Печем. Приглашение было с готовностью принято – Брежнев и Подгорный были заядлыми охотниками.

В путь отправились специальным поездом. В вагон-салоне Кадар старался разговорить гостей, подбрасывал то одну, то другую тему, предлагал в менее официальной обстановке обсудить ряд конкретных проблем, но беседа как-то не клеилась. Всем показалось, что Брежнев, не имея под рукой заранее заготовленных материалов (а существом дела он не владел), просто растерялся. В конце концов, по-моему, понял это и сам Кадар.

Перешли на охотничьи темы, и тут уж беседа пошла вовсю. Особенно был активен Подгорный. У него наготове была масса охотничьих историй, приключившихся будто бы лично с ним. Успел он, правда, рассказать не больше двух-трех, так как краткостью явно не отличался…

Вскоре прибыли на место. Наблюдал я охоту впервые, и она мне запомнилась на всю жизнь.

Охотники заняли места и изготовились к стрельбе. Я стрелять отказался, сославшись на то, что не охотник.

Егеря тем временем начали выгонять фазанов, которые буквально сотнями стали вылетать из зарослей, многие из них тут же падали камнем, сраженные меткими выстрелами. Кадар и его товарищи стреляли редко, больше просто наблюдали, обмениваясь между собой впечатлениями. Брежнев же палил вовсю! С ним рядом находился порученец для того, чтобы перезаряжать ему ружья.

Леонид Ильич, отстрелявшись в очередной раз, не глядя протягивал пустое, еще дымящееся ружье порученцу и принимал от него новое, уже заряженное. А бедные фазаны, которых до этого прикармливали несколько дней, все продолжали волнами лететь в сторону охотников.

Эта бойня, которая и по сей день стоит у меня перед глазами, прекратилась лишь с наступлением темноты.

У охотничьего домика разложили трофеи, к фазанам добавили еще нескольких зайцев, двух кабанов. Кадар и его товарищи взяли по одной птице – таков порядок, за следующий трофей надо уже платить коммерческую цену. На гостей, разумеется, эти порядки не распространялись.

Вечером состоялся дружеский ужин. Первым охотником был признан Брежнев, вторым – Подгорный. Как и в поезде, начался обмен впечатлениями, опять пошли бесчисленные охотничьи байки. Впрочем, Кадар все-таки ухитрился затеять серьезный разговор, причем весьма полезный. Речь пошла о реформах…

Брежнев не спорил, хотя конкретных ответов не давал, отделываясь обещаниями вернуться к этим вопросам в будущем. Мысли его, по-моему, все еще вертелись, вокруг недавней охоты, приятные впечатления от которой он не хотел портить никакими серьезными разговорами.

В. Крючков, с. 77–79.

* * *

Дело было в подмосковном местечке Завидове, где проходили переговоры между Брежневым и Киссинджером. Шла интенсивная беседа, как вдруг Брежнев сказал: «Генри, давай поохотимся». Киссинджер в своих воспоминаниях об этом пишет очень подробно, потому что именно там, на охоте, состоялась очень важная беседа, которую я потом письменно воспроизводил по памяти. После того как Брежнев подстрелил очередного кабана, вернее, ранил, неизвестно откуда выбежали егеря и помчались отлавливать раненое животное. Мы же остались на пятиметровой вышке, расположившись за столом, и начали вынимать из охотничьей сумки хлеб, колбасу и, как написал Киссинджер, «откуда-то появились бутылки с пивом». Я же могу вам сказать, что, кроме пива, там было еще кое-что.

В. Суходрев, с. 315.

* * *

Если Хрущев мог, когда хотел, навязать свою волю Громыко (как и другим своим коллегам), то Брежнев этого не делал, считая, что его министр лучше него разбирается в международных делах.

Помимо прочего, Брежнева связывали с Громыко и установившиеся узы личной дружбы на почве почти еженедельных охотничьих вылазок в Завидово. Некоторые злые языки утверждали даже, что Громыко, не проявлявший прежде большой любви к охоте, специально стал «заядлым охотником», чтобы быть поближе к «уху Брежнева».

А. Добрынин, с. 122.

* * *

Достойна упоминания охота в подмосковном Завидове, куда, в знак особого расположения, Леонид Ильич приглашал с собой лишь людей очень близких… Каждый понимал – приглашение на охоту как знак особого доверия. Болея, дряхлея, люди не могли отказаться от благорасположения генерального, а открыть свое недомогание не хотели.

В квартире Черненко раздавался телефонный звонок. К телефону подходила жена. Звонили от Брежнева, кажется, кто-то из охраны, передавали приглашение на охоту.

 – Вы знаете,  – отвечала Анна Дмитриевна,  – Константин Установил плохо себя чувствует. Вы как-то скажите Леониду Ильичу…

Но, услышав, с кем говорит супруга, трубку брал сам Черненко и вмешивался:

 – Да, чувствую себя неважно. Но вы про это не говорите Леониду Ильичу. Скажите, что допоздна работал, очень устал…

Просьбу передавали в точности – в этом не приходилось сомневаться. Но Брежневу нужен был Черненко. Нужен даже для совместного отдыха. Без него было скучно…

Следующий звонок от самого Брежнева – минуя помощников – раздавался не прямо с утра, а чуть позже, похоже, с телефонного аппарата в несущейся в Завидово машине:

 – Костя, бросай работу. Тебе надо отдохнуть. Приезжай, жду!

«Косте» ничего не оставалось делать, как вставать и ехать.

Частенько он возвращался с этих охот простуженный и с температурой. Но отказываться от подобных предложений было не в его правилах.

Я, конечно, на эти охоты не ездил, нечего на них помощникам делать. Там для охраны работы вдоволь, но трофеев вкушать удавалось не раз…

Сегодня многие журналисты вдоволь поиздевались над этими охотами – мол, вот до чего дошли в подхалимстве, больной, с температурой, а с начальством едет, отказать не может… Думаю, что в этом современные «судьи» ошибаются. Черненко тоже любил побродить по лесу с ружьишком в руках. Почему с Брежневым, а не с кем-нибудь другим? Ну, извините, товарищей не выбирают…

В. Прибытков, с. 60–62.

* * *

Несколько опасных инцидентов произошло с Л. Брежневым и на охоте. Так, однажды он «завалил» с вышки огромного кабана. После этого спустился вниз и направился к убитому зверю. Когда же до него оставалось всего несколько шагов, зверь внезапно ожил и бросился на Брежнева. Все произошло так внезапно, что Генсек опешил и, если бы не егерь, который вовремя сориентировался и дважды выстрелил в кабана, беды мог и не избежать. Кабан испугался выстрелов и, изменив направление, ушел в сторону. Однако там напоролся на нож «прикрепленного» Г. Федорова, согнул этот нож и все же убежал в лес.

Ф. Раззаков, с. 241.

* * *

Следили мы и за охотничьим арсеналом Генсека: содержали в боевой готовности абсолютно все стволы, мало ли – он мог выбрать любое ружье. Несколько раз в году мы их все чистили, протирали насухо, заново смазывали. Возни было очень много: для четверых членов охраны работы каждый раз на полнедели…

В. Медведев, с. 247 [47].

* * *

В записях «хрущевского периода» преобладают военно-промышленные темы: беседы с конструкторами, заслушивание отчетов об испытаниях военной техники, звонки директорам оборонных заводов. Брежнев, будучи фаворитом Хрущева, тогда очень много работал. Правда, в это же время множество «охотничьих» записей типа:

 – Говорил с Н. С. о охоте.

 – Уехал в 4 часа на охоту с Юрой.

 – Убил трех кабанов в Завидово.

 – Завидово – лось…

При всей занятости Брежнев очень часто отдавался охотничьей страсти, хотя никогда не был аристократом. Странное увлечение… Уничтожение живых существ как способ морального удовлетворения каких-то нездоровых инстинктов далекой старины…

Со временем охота для Брежнева превратилась в самое главное духовное отдохновение. За два-три года до кончины его слабевшие руки уже плохо держали оружие (в коллекции генсека было около ста великолепных, дорогих ружей). Несколько раз, стреляя по животным в Завидове, он разбивал себе брови, переносицу, нос; руки были не в состоянии удержать «отдачу». Об этой части жизни Брежнева весьма интересно написал бывший начальник его охраны генерал Владимир Тимофеевич Медведев. Теперь «охота» под занавес жизни была другой: он руководил, командовал, а стреляли по оленям и кабанам его охранники. Последний раз он «охотился», пишет Медведев, «за сутки до смерти». Брежнев так любил охоту, что главному егерю в Завидове присвоил генерала и за короткий срок наградил его вновь учрежденным орденом «За службу Родине» всех трех степеней! Первого в Вооруженных Силах: не подводника, ракетчика или летчика, а профессионального охотника… Правда, в Главном управлении кадров Министерства обороны, понимая такую нелепицу, оформили документы генералу-егерю за номером десять. Перепали награды и помощникам егеря…

Д. Волкогонов, с. 81–82.

* * *

В 1929 году для Наркомата обороны СССР, как своеобразный боевой трофей в битвах за светлое будущее, под охотничье хозяйство отдаются заповедные глухие и дикие места в районе деревни Завидово. Невиданные звери, вплоть до бурых медведей, бродят по тропам. Сказочная растительность устилает леса и поля.

За счет средств, ассигнованных на оборону молодого Советского государства, в хозяйстве проводится огромная работа по обогащению и без того богатого животного мира. С 1931 года в Завидове выпущена партия косуль, в 1933 году – пятнистых оленей, в 1937-м из горнотаежных местностей Сибири завозится марал. В 1934 году создаются фазанья, чуть позже – утиная фермы. К 1937 году территория хозяйства значительно расширяется.

При таких масштабах воспроизводства зверя промазать практически было невозможно. Зверь сам просился на мушку.

В 1960–1980 годах жители деревень, прилегающих к безукоризненно отшлифованной автомобильной магистрали, ведущей из Москвы в Ленинград, имели счастье лицезреть, как по пятницам, в первую половину дня, на огромной скорости в сторону Завидова проносилась стая личных черных лимузинов с голубыми мигалками, распугивая своим ревом не только собак, но и весь движущийся во встречном или попутном направлении транспорт. В одной из таких машин всегда находился лидер правящей партии легендарный маршал Л. И. Брежнев, избравший этот заповедный уголок в качестве места для своих утех и удалого разгулья.

Задолго до выезда в хозяйство его встречали «главный егерь» генерал-лейтенант И. Колодяжный и его заместитель генерал-майор В. Щербаков. Они считались тогда лучшими знатоками заповедного дела в стране и за годы работы в Завидове семь раз награждались государственными орденами, чего ни один директор или начальник никакого другого заповедника не мог себе представить даже во сне…

Как уже было сказано выше, и начальник заповедника, и его зам генерал В. Щербаков неоднократно награждались орденами СССР, оба они полные кавалеры ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах» всех трех степеней. Не так давно генерал-лейтенант И. Колодяжный умер.

В. П. Щербаков прошел ступени от старшего егеря до начальника снабжения и заместителя начальника заповедника. В 1971 году в немолодом уже возрасте ему присваивается первичное офицерское звание – «лейтенант административной службы». В этом же году за большой вклад он награждается боевым орденом Красной Звезды. В 1972 году ему досрочно присваивается звание «старший лейтенант», а через несколько месяцев – «капитан». В следующем, 1973 году – снова досрочное звание «майор». В 1975 году – орден «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени. В 1976 году – «подполковник», в 1978 – второй орден «За Службу Родине» II степени и еще одна радость – звание «генерал-майор». В 1982 году – третий орден «За службу Родине» I степени. Теперь т. В. Щербаков приравнен по льготам и привилегиям к Герою Советского Союза.

В. Сергеев. Огонек. 1990. № 47. С. 26–27.

* * *

Его страстью была любовь к автомобилям. Он прекрасно водил их, и его любимым автомобилем был подаренный ему американский «форд». Нередко он садился за руль автомашины и вел ее от Завидова до Москвы. Любил очень быструю езду и, как правило, гнал машину со скоростью 160–180 км/час. Принимая во внимание состояние наших дорог, можно представить, что это была за езда. В таких случаях сидевший рядом с ним начальник охраны деликатно предупреждал его о недозволенной скорости, на что получал вразумительные ответы.

После смерти Брежнева осталось десять личных автомашин, подаренных ему различными иностранными фирмами и государственными деятелями. Четыре из них остались у родственников, в основном у внуков, три сдали в ЦК КПСС и три – в КГБ. Сдано было также большое количество охотничьего оружия, которое позднее продали музеям и частным лицам.

М. Докучаев, с. 175.

* * *

Когда мы прилетали в Крым, он всегда сам садился за руль, но не своего большого «ЗИЛа», конечно, а «иномарки», специально туда доставленной. И рядом с ним был не начальник охраны, как полагалось по инструкции, рядом с ним садилась Виктория Петровна, постоянно говорившая своему супругу только одно: не надо ездить быстро. К ее советам и просьбам Леонид Ильич обычно прислушивался. Вот так мы и шли по трассе: впереди машина ГАИ, потом охрана, затем «иномарка» с Леонидом Ильичом и Викторией Петровной, а за ними – мы с Галей. Что и говорить, любил Леонид Ильич садиться за руль, очень любил! Случалось, что на охоте он сам ездил и на «газике», и на «уазе».

Ю. Чурбанов, с. 360 [13].

* * *

Самым страшным для всех нас, особенно для охраны, были моменты, когда, отправляясь в Завидово, он сам садился за руль автомашины. С военных лет Брежнев неплохо водил машину и любил быструю езду. Однако болезнь, мышечная слабость, астения привели к тому, что он уже не мог справляться с автомобилем так, как это было раньше, что было причиной нескольких автомобильных инцидентов. Особенно опасны были такие вояжи в Крыму по горным дорогам. Однажды машина, которую он вел, чуть не свалилась с обрыва. Возвращаясь с таких поездок, А. Рябенко мне часто говорил, что только волей случая можно объяснить, что они живы.

Е. Чазов, с. 128.

* * *

Любовь Брежнева к автомашинам и быстрой езде часто пугала западных деятелей, встречавших его в своих столицах. Так, во время поездки в ФРГ и встречи с В. Брандтом Брежнев получил в подарок двухместный спортивный «мерседес» последней модели. Он сел в кабину, чтобы посмотреть на ее оборудование, но неожиданно захлопнул дверь и, оставив в растерянности своих телохранителей и агентов немецкой спецслужбы, помчался на предельной скорости по шоссе по направлению к Рейну. Лишь в 150 километрах от Бонна он остановил машину, так как произошла небольшая поломка. Подоспели машины сопровождения. Брежнев похвалил «мерседес», но сказал, что ему подошла бы машина другого цвета. Конечно, он получил другую машину и пополнил ею свою коллекцию.

Р. Медведев, с. 306.

* * *

Впрочем, Леонид Ильич причинил-таки головную боль своим боннским хозяевам и охране Петерсберга (речь идет о визите Л. И. Брежнева в ФРГ 18–22 мая 1973 г.  – Сост.). Перед зданием отеля ему был передан подарок Брандта – небольшой западногерманский автомобиль, не помню какой марки. Внимательно осмотрев машину, Брежнев сел на место водителя, включил зажигание и неожиданно для всех, в том числе и своих собственных офицеров охраны, нажал на газ и, рванув с места, проехал в хорошем темпе пару километров по аллее, ведущей с холма вниз. Поднялась легкая паника, но Леонид Ильич быстро возвратился и, улыбаясь, похвалил автомобиль.

А. Александров-Агентов, с. 192.

* * *

Где-то в середине семидесятых, субботним вечером, в начале лета ехали мы с мужем на машине по Ленинградскому проспекту: от Химок к центру. Неподалеку от метро «Сокол» он говорит мне:

 – Какой-то чудак на иномарке хочет обойти меня не по правилам.

 – Странная машина. Без номера,  – сказал муж, дав наконец «иностранцу» возможность нарушить правила движения. Мы оба впились взглядами в пролетающий мимо нас «мерседес».

За рулем, вцепившись в него и напряженно глядя перед собой на пустое шоссе, сидел наш дорогой Леонид Ильич Брежнев. Рядом с ним никого не было, но сзади, всем корпусом наклонясь в сторону Леонида Ильича и грозя нам кулаком сидел человек, чье лицо за долгие годы примелькалось по телевизору: Владимир Медведев – личный адъютант Брежнева, а потом и Горбачева…

 – Ну, дорогой,  – сказала я, слегка тревожась,  – жди, завтра получишь наказание.

Мой хладнокровный на вид муж пожал плечами.

Тогда я радовалась, что никаких последствий это приключение не получило, а теперь жалею – были бы детали для этого повествования. Если бы нас обоих тогда не раздавила машина управления государством за вредительское поведение на шоссе. Хотя – не те уже были времена…

Л. Васильева, с. 461–462.

* * *

В какую бы страну Брежнев ни отправлялся с государственным визитом, в каждой он ожидал получить в подарок очередной автомобиль новейшей марки. Почти всегда его надежды сбывались, и у него постепенно составился личный автопарк из подаренных ему иностранных лимузинов, включая «роллс-ройс»…

В коллекции Брежнева иностранных автомобилей было достаточно для всех членов Политбюро, так что не было необходимости манипулировать с одним и тем же заезженным «роллс-ройсом». В 1972 году Никсон привез ему в Москву черный «кадиллак-седан». Именно на эту марку указал советский посол в США Анатолий Добрынин Киссинджеру в качестве желательного для Брежнева подарка. На следующий год, во время ответного визита в Америку, Брежнев получил темно-синий «линкольн-континенталь» с роскошной черной велюровой обивкой. От западногерманского канцлера Вилли Брандта, опять же по предварительному «застенчивому» намеку советского посла, Брежнев получил обошедшийся боннскому правительству в 12 тысяч долларов «Мерседес-450», который он тут же на месте и опробовал. Вскочил в машину и, игнорируя немецкие знаки, помчался на бешеной скорости к Рейну, подскочил на выбоине и покалечил машину. После этого он объявил, что ему не по вкусу серебристо-серый цвет автомобиля, который сразу же был заменен на новый, цвета голубой стали.

Для уже впавшего в детство Брежнева было горчайшим разочарованием, когда на закате его жизни новый западногерманский канцлер Гельмут Шмидт то ли из свойственной ему прижимистости (в правительстве Бранта он был министром финансов), а скорее под давлением изменившейся к холодной войне международной ситуации, вместо страстно ожидаемой и официально заказанной новейшей модели западногерманского автомобиля преподнес советскому генсеку старинное охотничье ружье.

В. Краскова, с. 438–439.

* * *

Сразу после прибытия в аэропорт моих коллег и меня повезли из «Внуково-2» не в массивный дом для гостей на Ленинских горках, а в Завидово, охотничий заповедник Политбюро, приблизительно в 90 милях от Москвы. Мы двигались в автомобильной колонне, мчавшейся со скоростью около 100 миль в час, причем автомобили шли в хвост друг другу, а машины службы безопасности въезжали и выезжали из строя колонны. Это отражало или преднамеренную психологическую войну, или же склонность к самоубийству, описывающуюся в русских романах XIX века. У американских гостей и их советских сопровождающих не было никаких шансов спастись, если бы передний автомобиль внезапно остановился.

Г. Киссинджер, с. 228.

* * *

Я сделал ему официальный подарок на память о его визите в Америку: темно-голубой «линкольн-континенталь» индивидуальной сборки. В нем была черная велюровая обивка. На приборной доске была выгравирована надпись:

«На добрую память. Самые лучшие пожелания». Брежнев – коллекционер роскошных автомобилей – не пытался скрыть своего восхищения. Он настаивал на том, чтобы немедленно опробовать подарок. Он сел за руль и с энтузиазмом подтолкнул меня на пассажирское сиденье. Глава моей личной охраны побледнел, когда увидел, что я сажусь в машину, и мы помчались по одной из узких дорог, идущих по периметру вокруг Кэмп-Дэвида. Брежнев привык беспрепятственно продвигаться по центральной полосе в Москве, и я мог только воображать, что случится, если джип секретной службы или морских пехотинцев внезапно появится из-за угла на этой дороге с односторонним движением. В одном месте был очень крутой спуск с ярким знаком и надписью: «Медленно, опасный поворот». Даже когда я ехал здесь на спортивном автомобиле, я нажимал на тормоза, для того чтобы не съехать с дороги в низ. Брежнев ехал со скоростью более 50 миль в час, когда мы приблизились к спуску. Я подался вперед и сказал: «Медленный спуск, медленный спуск», но он не обратил на это внимания. Мы достигли низины, пронзительно завизжали покрышки, когда он резко нажал на тормоза и повернул. После нашей поездки Брежнев сказал мне: «Это очень хороший автомобиль. Он хорошо идет по дороге». «Вы великолепный водитель,  – ответил я.  – Я никогда не смог бы повернуть здесь на такой скорости, с которой вы ехали». Дипломатия не всегда легкое искусство.

Р. Никсон, с. 424.

* * *

 – Я бы не хотел Никсона ни в чем уличать, но, вероятно, он забыл, что на заднем сиденье был я. К тому же Брежнев прекрасно водил машину. Я очень хорошо помню, как выкатили автомобиль и Никсон вручил Брежневу ключи. Едва освоившись с приборами и рычагами, Леонид Ильич завел автомобиль. Крутой вираж действительно был, но я уже сказал, что Брежнев отлично водил, и мы успешно миновали этот поворот. Так что ничего драматического в том эпизоде я что-то не припомню. Вот, кстати, и иллюстрация к достоверности мемуаров.

С этой машиной, правда, был другой случай, который как нельзя лучше характеризует Брежнева и нашу экономическую систему. Однажды я получил приказ срочно прибыть в Кремль к Леониду Ильичу. Честно говоря, я был удивлен, потому что точно знал, что на это время не предполагалось ни одной зарубежной делегации. Оказалось, меня вызвали для того, чтобы посмотреть каталог к автомобилю и выписать запасные части. «А вдруг что-нибудь сломается»,  – сказал Брежнев, хотя доподлинно было известно – «олдмобиль» не потребовал бы ремонта еще много лет. Так я и сидел в его кабинете, листая документацию и выясняя, что нужно заказать в США.

В. Суходрев, с. 314–315 [13].

* * *

Однажды подвел он меня к черному «кадилаку», который Никсон подарил ему год назад по совету Добрынина. Брежнев сел за руль, и мы помчались на большой скорости по узким извилистым сельским дорогам, так что можно было только молиться, чтобы на ближайшем перекрестке появился какой-нибудь полицейский и положил конец этой рискованной игре. Но это было слишком невероятно, ибо, если здесь, за городом, и имелся какой-либо дорожный полицейский, он вряд ли осмелился остановить машину Генерального секретаря партии. Быстрая езда окончилась у причала. Брежнев поместил меня на катере с подводными крыльями, который, к счастью, он вел не самолично. Но у меня было впечатление, что этот катер должен побить тот рекорд скорости, который установил генсек во время нашей поездки на автомобиле».

Г. Киссинджер, с. 231–232.

* * *

В целом, надо сказать, что Никсону в Москве был оказан весьма радушный прием, превосходящий все обычные нормы советского государственного протокола. Состоялся «обмен подарками»: Брежнев подарил Никсону катер на подводных крыльях, а Никсон – автомобиль последнего выпуска (Брежнев сам заранее об этом намекнул).

А. Добрынин, с. 240.

* * *

После смерти Брежнева, находившиеся в его гараже около 30 автомашин иностранных марок были переданы в собственность государства. Только одна из машин Брежнева, его любимый «роллс-ройс» – «Серебряная тень» – попала в Рижский автомузей. Как мне рассказывали, летом 1980 года Брежнев на большой скорости врезался в самосвал, неожиданно оказавшийся у него на пути. Он был за рулем как раз этого «роллс-ройса». Сам Леонид Ильич не пострадал, а автомобиль, вернее, его передняя часть, был поврежден изрядно. После смерти Брежнева латышский клуб любителей антикварных автомобилей купил «Серебряную тень» за 3200 рублей и передал ее в автомузей. И сегодня посетители музея имеют возможность увидеть эту машину, кстати, специально не отреставрированную.