Текст книги "Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг."
Автор книги: В. Барышников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
В. Н. Барышников
Вступление Финляндии во вторую мировую войну
1940–1941 гг
ПРЕДИСЛОВИЕ
О начале второй мировой войны написано огромное количество научной и публицистической литературы. Может показаться, что уже нечего добавить об этой самой крупной в истории человечества войне. Да и существуют ли еще секреты относительно ее возникновения?
Конечно, до сих пор далеко не все из истории второй мировой войны оказалось выяснено. Продолжает пока оставаться немало документов закрытых для исследователей в различных государствах. Только совсем недавно, спустя более пятидесяти лет после начала этой войны, в нашей стране было сказано вполне определенно о существовании секретных приложений к подписанным договорам между Советским Союзом и Германией в августе и сентябре 1939 г. Сделано, наконец, известное теперь заключение о Катынской трагедии. Вновь и вновь мы пытаемся осмыслить то, как возникла советско-финляндская война осенью 1939 г.
Тем не менее остаются вопросы, которые продолжают вызывать жаркие научные споры. Выдвинут, к примеру, тезис о том, что не Гитлер, а Советский Союз готовился первым развязать войну против Германии. Много еще неясного и с тем, почему нападение на Советский Союз стало столь катастрофичным для нашей страны. До сих пор остались, к сожалению, не раскрытыми полностью и некоторые другие вопросы, относящиеся к тайной подготовке германского нападения на СССР. Среди них и история о скрытом присоединении Финляндии к плану «Барбаросса».
Как могло произойти, что Финляндия, еще не оправившись от тяжелых боев, из которых вышла весной 1940 г., опять взяла курс на участие в новой войне? Не опасно ли было ей иметь такого покровителя, как Гитлер, который показал, что он не считается с суверенитетом малых северных стран, оккупировав две из них в 1940 г.? С другой стороны, представляется важным понять, как в Советском Союзе оценивали тогда осуществлявшуюся Финляндией политическую линию, а также проводившиеся ею скрытые военные приготовления и какова была реакция в Москве на все это.
Безусловно, давно настало время основательно разобраться с такими проблемами. К тому же научные связи, сложившиеся за послевоенные годы между российскими и финскими историками, позволяют теперь на дискуссионной основе рассматривать самые острые вопросы прошлого. В течение последних десятилетий в атмосфере творческих обсуждений регулярно проводятся совместные конференции, симпозиумы, семинары.[1]1
Приозерск-Кексгольм-Кякисалми в истории России и Финляндии. К 700-летию основания города. СПб., 1994; Россия и Финляндия в XIX–XX вв. СПб., 1996; Россия и Финляндия в XX веке. СПб., 1997; Петеребург и страны Северной Европы // Петербургские чтения 98–99. СПб., 1999; 105 дней «зимней войны». СПб., 2000; Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2001; Санкт-Петербург и страны Северной Европы. СПб., 2002
[Закрыть] Уникальной признана по авторитетным отзывам совместная книга, вышедшая на финском и русском языках: «Зимняя война 1939–1940. Политическая история».[2]2
Yksin suurvaltaa vastassa. Talvisodan poliittinen historia. Jyväskylä, 1997; Зимняя война 1939–1940. Политическая история. M., 1998.
[Закрыть] Она затрагивает весьма острый период истории, служит цели раскрытия причин возникновения советско-финляндской войны 1939–1940 гг., и в ней впервые на двухсторонней основе показывается сам ход этой войны.
Таким образом, следуя сложившейся традиции – не уходить от острых вопросов советско-финляндских отношений, затронем и мы проблему, которая требует обстоятельного анализа и которая касается спорных до сих пор моментов тайной подготовки Финляндии к участию на стороне фашисткой Германии в войне против СССР в 1940–1941 гг.
I. СЛУЧАЙНОСТЬ ИЛИ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ?
СВИДЕТЕЛЬСТВА УЧАСТНИКОВ СОБЫТИЙ И ДОКУМЕНТЫ
Вопрос о том, насколько взвешенным и глубоко продуманным было решение финляндского руководства выступить в войне против Советского Союза на стороне Германии, долгое время являлся недостаточно ясным для исследователей в силу того, что поначалу был окутан тайной.
Уже проходивший в 1945–1946 гг. в Хельсинки судебный процесс над бывшими государственными деятелями, ответственными за вовлечение страны в войну, показал, насколько сложно было выяснить все обстоятельства вступления Финляндии в войну на стороне Германии против СССР. Большинство обвиняемых откровенно стремилось уклониться от раскрытия всей правды. Многое умалчивалось или излагалось таким образом, чтобы не приоткрывать того, как готовились в тайне планы ведения войны. К тому же из сообщений печати стало известно, что осенью 1944 г. в спешном порядке были уничтожены личные архивы некоторых высокопоставленных политических и дипломатических деятелей.
Укрытие или ликвидация документов, а также личных материалов свидетельствовали о стремлении бывших финских руководителей и связанных с ними политических и военных кругов утаить на долгие годы, а может быть и навсегда, весьма важные, но «неудобные» факты истории. Судя по всему, оставшиеся неизвестными документальные данные могли бы помочь выяснить конкретный механизм присоединения Финляндии к плану «Барбаросса» и последовавшего затем вступления страны во вторую мировую войну на стороне Германии.
Исчезнувшие весьма ценные документы периода 1940–1941 гг. стали затем предметом отдельного обсуждения финских историков. Особенно резко осуждал акцию уничтожения архивных материалов академик Кустаа Вилкуна. Именно он сообщил о том, что ночью 19 сентября 1944 г., когда между Финляндией и Советским Союзом было подписано соглашение о перемирии, в Хельсинки стали раздаваться телефонные звонки от высокопоставленных лиц к ряду ответственных чиновников военного и гражданского ведомств с требованием приступить к ликвидации наиболее ценных документов, позволяющих пролить свет на процесс вступления Финляндии во вторую мировую войну. Однако ВТО распоряжение выполнили не все. Тогда не сделал этого, в частности, и сам Вилкуна, бывший в годы войны руководителем ведомства цензуры. «Той ночью, – вспоминал он, – мы основательно обдумывали все, и пришли к окончательному заключению о недопустимости уничтожения материалов. Меня, историка-исследователя, ужаснула одна только мысль о ликвидации первоосновы для будущих исследователей».[3]3
Vilkuna K. Sanan valvonta. Hels., 1962. S. 8.
[Закрыть]
В данном случае финско-германские отношения кануна Великой Отечественной войны в большей степени могли тогда раскрыть немецкие источники. Вначале определенные сведения о сотрудничестве рейха с Финляндией стали появляться в результате показаний бывших государственных и военных руководителей Германии, которые они давали международному военному трибуналу в Нюрнберге.[4]4
Trial of the Major War Criminals before the International Military Tribunal. Vol. 1-42. Nürnberg, 1946–1948; Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками. Т. I–VII. М., 1957–1961.
[Закрыть] В материалах этого процесса нашли свое отражение некоторые аспекты германо-финляндского сотрудничества в ходе подготовки обеих стран к нападению на СССР. Однако те показания, которые давались лицами, участвовавшими в разработке плана «Барбаросса» и непосредственно занимавшимися осуществлением связей Германии с Финляндией в 1940–1941 гг., были весьма противоречивы и лишь частично позволяли представить картину вовлечения Финляндии в новую войну против СССР.
Вместе с тем, наряду с материалами проходившего тогда Нюрнбергского процесса, имелась еще значительная часть германских архивов, оказавшихся в распоряжении западных держав. До ста тысяч документов, хранящихся в них, были использованы в ходе процесса для обвинения в совершении немецкими подсудимыми преступлений. К тому же материалы Министерства иностранных дел Третьего рейха были микрофильмированы, а их копии разосланы ряду государств, включая Финляндию.[5]5
См.: Korhonen A. Barbarossa-suunnitelma ja Suomi. Porvoo; Hels., 1961. S. 12.
[Закрыть] Многие из указанных документов начали публиковаться на английском и немецком языках. В результате в течение 1956–1960 гг. было издано три тома документов, где раскрывалась нацистская внешняя политика за период с марта 1940 по июнь 1941 г.[6]6
Documents on German foreign policy 1918–1945. Ser. D. Vol. IX–XI. Washington, 1956–1960; Akten zur Deutschen Auswдrtigen Politik. Ser. D. Bd. IX–XI. Baden-Baden, 1956–1960.
[Закрыть] К сожалению, лишь малая часть изданных документов касалась германо-финских переговоров, предшествовавших вступлению Финляндии во вторую мировую войну.
Более того, архивные материалы А. Гитлера и И. Риббентропа в годы войны были почти полностью утрачены, что, конечно, затрудняло дальнейшую исследовательскую деятельность. Американский историк профессор Чарльз Леонард Лундин, работавший в 1950-е годы над проблемой участия Финляндии во второй мировой войне, заметил, что «официальные документы, которые изданы или которые могли, вероятно, быть изданы в течение нескольких лет, все же составят лишь малую толику необходимых сведений, спрятанных, возможно, очень глубоко». По словам Лундина, имеющиеся пока материалы таковы, что «отражают в целом только официальный уровень дипломатии и являются лишь частью документальной базы, в силу чего это может иногда даже создавать вводящую в заблуждение картину».[7]7
Lundin Ñ. L. Finland in the Second World War. Blomington, 1957. P. 9.
[Закрыть]
В целом, оценивая финский и германский документальный материал, опубликованный впервые несколько лет спустя после окончания второй мировой войны, можно было прийти к выводу, что он, конечно, являлся недостаточным для выяснения, того как осуществлялось присоединение Финляндии к плану «Барбаросса» и определения позиции финляндского руководства на всех этапах этого процесса.
Несомненно, что в данном случае многое могли поведать сами участники событий, мемуары которых тогда стали появляться. Первым, кто более или менее подробно начал освещать в тот период процесс сближения Финляндии с Германией, был В. Блюхер, немецкий посланник, работавший в Хельсинки во время второй мировой войны.[8]8
Blücher W. Gesandter zwishen Diktatur und Demokratie. Wiesbaden, 1951 (фин. перевод: Blücher W. Suomen kohtalonaikoja. Muistelmia vuosilta 1935-44. Porvoo; Hels., 1951).
[Закрыть] Его воспоминания оказались весьма важным источником, поскольку он был профессиональным дипломатом и неплохо разбирался в тонкостях внешней политики Финляндии.
Ценность тех двух глав мемуаров Блюхера, которые посвящены вступлению Финляндии в войну, заключалась прежде всего в том, что в них он живо представил общую атмосферу, царившую тогда в Финляндии, а также достаточно подробно описал те встречи, которые происходили между ним и финляндским руководством. Но, судя по излагавшимся им событиям, было заметно, что автор не знал или не хотел честно представить главное: каков был механизм втягивания Финляндии в войну. Все это шло как бы стихийно. В. Блюхер удивляет тем, что он, судя по его произведению, вообще практически не имел сведений о каких-либо секретных переговорах между германским и финским руководством. Для него также было даже неожиданностью, например, посещение Финляндии специальными уполномоченными рейха, когда решался вопрос о пропуске немецких солдат на финскую территорию летом 1940 г.[9]9
Ibid. S. 204.
[Закрыть] Если это было действительно так, то такое утверждение сразу же наводило на мысль, что только непосредственные участники германо-финских переговоров могли ясно раскрыть тайну вступления Финляндии в войну.
В этом смысле многое можно было ожидать от появившихся вслед за воспоминаниями В. Блюхера мемуаров К. Г. Маннергейма.[10]10
Mannerheim G. Muistelmat. Osa II. Hels., 1952. (перевод на рус. яз.: Маннергейм К. Г. Мемуары. М., 1999).
[Закрыть] Дело в том, что финский маршал тогда входил во «внутренний круг» руководящих лиц, который решал самые важные вопросы страны. По этому поводу историк профессор О. Маннинен писал: «Слово главнокомандующего, маршала Маннергейма, значило особенно много. У него появилось во внешнеполитических вопросах своеобразное право вето: без него не принимались важнейшие решения, касающиеся общего положения страны».[11]11
Manninen O. Suur-Suomen ääriviivat. Kysymys tulevaisuudesta ja turvallisuudesta Suomen Saksan – politiikassa 1941. Hels., 1980. S. 8.
[Закрыть] В этом смысле изданные в начале 1950-х годов его воспоминания должны были многое прояснить.
Однако реально ничего такого не произошло. Весьма сложный период финской истории с 1940 по 1941 г., названный Маннергеймом «вооруженным миром»,[12]12
Mannerheim G. Muistelmat. Osa II. S. 275.
[Закрыть] он изобразил как достаточно ясный процесс, где все укладывается лишь в схему общей безысходности положения Финляндии и как следствие вынужденности вступления страны в новую войну против СССР. Опираясь на это обстоятельство, Маннергейм сосредоточил свои размышления на той «опасности», которая исходила от Советского Союза по отношению к Финляндии в 1940–1941 гг. К. Г. Маннергейм вполне серьезно рассуждал о том, как СССР планомерно сосредоточивал свои войска вплоть до июня 1941 г. для нападения на Финляндию. Весомых же аргументов, подтверждавших это утверждение, автор воспоминаний не приводил. В качестве доказательств Маннергейм использовал лишь некие «высказывания» анонимных советских офицеров, которые, как он пишет, стали ему известны из сведений от контрразведки.[13]13
Ibid. S. 293–300.
[Закрыть] Маршал в данном случае мало писал о себе и о собственной реакции на развивавшиеся события, а более стремился воспроизвести ту общую ситуацию, которая складывалась вокруг Финляндии. При этом он пытался отрицать, что от него тогда зависело принятие каких-либо важных решений, которые были бы связаны с установлением и развитием военного сотрудничества с Германией. В итоге важные переговоры, проводившиеся с германским командованием в 1940–1941 гг. подчиненными Маннергейма, в его воспоминаниях практически не отражены.
Фактически весь процесс принятия решений об участии Финляндии в плане «Барбаросса» маршал Маннергейм свел к одному из раундов военных переговоров, которые проходили в Германии в конце мая 1941 г. При этом его утверждение о том, что обе страны активно обсуждали военно-оперативные вопросы своего сотрудничества только за месяц до начала немецкого нападения на Советский Союз, выглядит совершенно неправдоподобно и вызывает сомнения в достоверности воспоминаний, написанных бывшим командующим финской армией. Удивительно также и то, что автор мемуаров для доказательства подобных утверждений использует не финские военные источники, которые ему были, очевидно, хорошо известны, а немецкие. Он, в частности, пишет: «В военном дневнике германской ставки встречается следующая запись, помеченная 1 июня 1941 г.: "Подготовительные переговоры с Финляндией начаты 25 мая 1941 г."».[14]14
Ibid. S. 307.
[Закрыть] Очевидно, что маршал должен был знать о переговорах без такого рода ссылки.
Явно неубедительным выглядело и его утверждение о том, что в Финляндии «был лишь один план, и он явился строго оборонительным», что «приказ войскам ориентировал их всецело на выполнение оборонительных задач». Он также заявлял: «утверждение, что Финляндия готовила ведение наступательной войны беспочвенно».[15]15
Ibid. S. 311–312.
[Закрыть] Однако события лета-осени 1941 г. – захват финскими войсками в ходе их наступления значительной территории СССР полностью опровергали его заявление в мемуарах. К тому же крайне неуклюже объяснял и тот факт, каким образом часть финской армии оказалась в Северной Финляндии в подчинении германского командования. Произошедшее Маннергейм решил объяснить так, что финскому командованию в противном случае было бы сложно управлять на севере страны своими частями.[16]16
Ibid. S. 312.
[Закрыть]
В целом из его воспоминаний не следует, что Финляндия сознательно шла на подготовку совместно с Германией нападения на СССР. Все было иначе: страна находилась «в тисках двух великих держав», и в этих условиях Советский Союз как бы «вынудил Финляндию первой уйти с нейтрального пути» и «решил вовлечь Финляндию в войну».[17]17
Ibid. S. 317.
[Закрыть] Таким образом, мемуары Маннергейма фактически отрицали сам факт тесного германо-финляндского военного сотрудничества в течение второй половины 1940 – начале 1941 г.
Уход от правдивого изложения событий, проявившегося в мемуарах Маннергейма, не мог быть не замечен историками. Уже спустя пять лет, после их издания, американский профессор Ч. Л. Лундин писал, что сведения, приводимые маршалом, «поразят своими многочисленными противоречиями» и «создадут серьезную путаницу в понимании финских военных и политических проблем периода войны».[18]18
Lundin C. L. Finland in the Second World War. P. 15.
[Закрыть]
Заметим, что Маннергейм писал свои воспоминания, находясь за пределами Финляндии – в Швейцарии, не имея необходимой источниковой основы, и, что, как отмечал, финский историк Арви Корхонен, он «был уже преклонного возраста с пошатнувшимся здоровьем».[19]19
Korhonen A. Barbarossa—suunnitelma ja Suomi. S. 25–26.
[Закрыть] К тому же при изложении процесса вступления Финляндии во вторую мировую войну Маннергейм находился под впечатлением тех судебных заседаний, которые ранее проходили в Хельсинки по делу главных виновников участия страны в войне. Очевидно, своими мемуарами маршал стремился не только реабилитировать себя, как одного из организаторов германо-финляндского военного сотрудничества, но и в целом оправдать всю военную политику финляндского руководства.
Кроме того, следует учитывать, что над своими мемуарами он работал не в одиночестве – ему помогали некоторые его прежние подчиненные и соратники. В написании воспоминаний маршала участвовал бывший начальник генерального штаба финской армии периода второй мировой войны генерал А. Э. Хейнрикс, а также начальник разведки в ставке Маннергейма полковник А. Паасонен,[20]20
См.: Мери В. Карл Густав Маннергейм – маршал Финляндии. М., 1997. С. 199–200.
[Закрыть] которые сыграли заметную роль в подготовке и ведении Финляндией войны.
Аксель Эрик Хейнрикс получил высшее военное образование во Франции и уже в годы первой мировой войны воевал на стороне Германии против российской армии. В 1918 г. он также принимал активное участие в гражданской войне в Финляндии против «красных». В период «зимней войны» Хейнрикс командовал армейским корпусом на Карельском перешейке, а затем и армией. После заключения мира он получил новое назначение и возглавил генеральный штаб. Маннергейм высоко ценил его, считая, что Хейнрикс может даже стать его преемником на посту главнокомандующего.[21]21
Lehmus K. Tuntematon Mannerheim. Hels., 1967. S. 227.
[Закрыть] Не случайно и то, что впоследствии он помогал маршалу в написании мемуаров. К тому же Хейнрикс, как никто другой, знал все тонкости развития финско-германского военного сотрудничества (кстати, в воспоминаниях маршала именно это и оказалось тщательно скрыто). Спустя семь лет Хейнрикс уже сам написал книгу о К. Г. Маннергейме,[22]22
Heinrichs E. Mannerheim Suomen kohtaloissa. Osa II, 1959.
[Закрыть] но в ней повторил лишь излагавшиеся ранее взгляды главнокомандующего по этому вопросу в более обтекаемом виде.
В сравнении с А. Э. Хейнриксом, работавшим над мемуарами Маннергейма всего несколько месяцев, Аладар Паасонен занимался ими в течение более двух лет, вплоть до кончины Маннергейма, активно помогая ему в этой работе. Те люди, которые хорошо знали как маршала, так и его помощника, считали, что Паасонен не мог не повлиять на их содержание, особенно это касалось событий второй мировой войны. По словам генерала П. Талвела, в данном случае получалось так, что в мемуары «проникли антипатии и симпатии «писаря» Маннергейма Паасонена, которые внедрялись им в воспоминания маршала».[23]23
Talvela P. Sotilaan elämä. Muistelmat. Osa 1. Jyväskylä, 1976. S. 227.
[Закрыть] Однако вряд ли можно признать роль А. Паасонена в данном случае лишь как «писаря». Образованность этого человека, воспитывавшегося в семье профессора финно-угорской филологии, сочеталась с хорошей военной подготовкой, дипломатическими способностями и знанием нескольких языков.
Избрав карьеру военного, А. Паасонен закончил французскую военную академию, одним из преподавателей которой был Ш. Де Голль. Затем он стал финским военным дипломатом. Но наиболее ярко способности Паасонена раскрылись в начале войны, когда он был назначен на должность начальника разведки ставки главнокомандующего. Эта должность позволила ему сблизится с маршалом, который заметил способности своего помощника.[24]24
Mannerheim G. Muistelmat. Osa II. S. 116.
[Закрыть]
При непосредственном участии Паасонена в 1944 г. из Финляндии вывезли за границу весьма важные документы генштаба и разведки. Многие из этих материалов, как можно предположить, относились к событиям, связанным со вступлением Финляндии в войну. Эта операция получила кодовое название «Стелла Поларис».[25]25
Lewiny H. Operatio Stella Palaris – salaista salaisin // Tuntematon sota. Hels.; Porvoo, 1991. S. 89–92.
[Закрыть] Печально, что указанные документы, попавшие в Швецию, оказались, как потом сообщалось, уничтоженными. Поскольку Паасонен заботился о сохранении секретов своего руководства, то, естественно, что он также прилежно исполнял свой долг, когда оказывал Маннергейму помощь в его мемуарной работе. Запутанный и противоречивый характер созданного произведения затем признавал даже и сам Паасонен. Он откровенно указал на эту особенность воспоминаний маршала уже в своих собственных мемуарах, вышедших спустя более чем двадцать лет после этого.[26]26
Paasonen A. Marsalkan tiedustelupäällikkönä ja hallituksen asia-mihenä. Hels., 1974. S. 44.
[Закрыть]
Итак, первая попытка рассказать о ходе подготовки Финляндии к нападению на СССР вместе с Германией оказалась весьма неудачной.
Затронутого Маннергеймом вопроса относительно якобы существовавшего в Финляндии опасения «угрозы с востока» в 1940–1941 гг. касался в опубликованных в 1958 г. мемуарах также другой известный финский политический и государственный деятель Ю. К. Паасикиви,[27]27
Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. Porvoo; Hels., 1959.
[Закрыть] который в течение 1940 г. и до начала июня 1941 г. являлся посланником Финляндии в Москве.
Паасикиви был весьма осведомлен как относительно этих «опасностей», так и в том, что в действительности происходило тогда в Советском Союзе. К тому же он пытался понять и оценить проблемы, беспокоившие советских лидеров, что, несомненно, помогало ему в дипломатической работе. «Не могу отрицать, что мое пребывание в Москве было интересным… – отмечал он. – хотя и пробыл там довольно короткое время, чтобы было возможно глубже изучить советское государство, народ и состояние общества».[28]28
Ibid. S. 219.
[Закрыть] Тем не менее даже весьма консервативный финский историк А. Корхонен подчеркнул в данной связи, что Паасикиви «имел лучшие возможности свидетельствовать о дипломатических отношениях в межвоенный период», а анализ развития событий, который он тогда оценивал, был точнее «обычных дипломатов-профессионалов».[29]29
Korhonen A. Barbarossa—suunnitelma ja Suomi. S. 26.
[Закрыть]
Действительно, как политические взгляды Ю. К. Паасикиви, так и то, что на него не давил негативный груз прошлого, связанный с его благожелательной позицией по отношению к России в период вхождения Финляндии в ее состав, играли, конечно, свою роль. «Я и дальше остаюсь старофинном… признавал он. – У нас, у старофиннов, руководящий принцип во внешней политике заключается в следующем: избегать противоречий с Россией. Наша основа проста. Финляндия – сосед великой державы России».[30]30
Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 175.
[Закрыть] В письме к премьер-министру Р. Рюти в октябре 1940 г. Паасикиви заметил: «У меня нет никаких предрассудков в отношении Советского Союза и против русских, в России я жил в молодости и знаю российскую классическую литературу и культуру. Я делаю все в пользу поддержания отношений с Советским Союзом».[31]31
Ibid. S. 191.
[Закрыть] Тем не менее Паасикиви понимал и другое. Имея в виду историю российско-финских отношений до конца 1917 г. он отмечал: «…100-летнее общение не оставило нам иного впечатления как многое укоренившееся из области кулинарии: блины, икра, борщи-супы и некоторая другая редкая пища. Напротив, мы удалялись от России десятилетиями и десятилетиями. Ибо в ней был уже совсем другой мир, который не приемлем нами».[32]32
Ibid.
[Закрыть]
Будучи уже посланником в СССР, Паасикиви в этом качестве имел весьма благоприятные возможности, чтобы в Москве наилучшим образом излагать свою позицию советскому руководству. Существенно помогало ему в этом знание русского языка. «Я в молодости, – отмечал он по этому поводу, – владел русским языком хорошо. Я подготовил в 1892 г. на русском языке кандидатскую диссертацию… что требовало хорошего владения на практике русским языком как при разговоре, так и письменно».[33]33
Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa I. Porvoo; Hels., 1958. S. 57.
[Закрыть] Он общался с представителями советского правительства без переводчика и сразу улавливал те тенденции во внешнеполитической линии, которые преобладали в то время. Причем встречи Паасикиви с советским руководством проходили тогда достаточно регулярно. До конца 1940 г., по его словам, он встречался около пятидесяти раз с наркомом иностранных дел В. М. Молотовым.[34]34
Tanner V. Kahden maailmansodan välissä. Muistelmia 20-30-luvuilta. Hels., 1966. S. 51.
[Закрыть]
По насыщенности разного рода сведениями и оценками воспоминания Паасикиви представляли несомненный интерес. От мемуаров Маннергейма их отличало и то, что автор не столько обращался к своей памяти, сколько опирался на сведения, содержащиеся в собственном дневнике, он также использовал многие материалы своей служебной и личной переписки. В этих уже чисто документальных источниках содержались важные мысли, касающиеся улучшения финско-советских отношений, а высказывавшиеся им взгляды не всегда соответствовали проводившейся официальной предвоенной линии руководства Финляндии.
Подобный подход к подготовке этой работы придавал ей достоверность, и автор поведал не только о собственных переживаниях за судьбу страны, но и достаточно подробно описал характер советско-финляндских отношений в 1940–1941 гг.
В мемуарах чувствуется большая обеспокоенность за будущее советско-финляндских отношений. Финский посланник, прямо отмечая периоды их явных обострений, пытался разобраться в их причинах, а также выяснить, насколько реальной была угроза возникновения новой войны с СССР. Из его мемуаров становится ясно, что в Москве были озабочены возможным военным столкновением с Германией и именно с этой точки зрения рассматривали перспективы советско-финляндских отношений. При этом, исходя из своих представлений и оценок обстановки, Паасикиви вовсе не был убежден в том, что новой войны Финляндии с СССР не избежать. «Намеревался ли Кремль тогда предпринять особые меры против Финляндии, а также рассчитывал ли окончательно уничтожить Финляндию?» – задавал вопрос Паасикиви и тут же отвечал: «Трудно сказать».[35]35
Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 7.
[Закрыть] Сложная политическая ситуация не позволяла ему прогнозировать возможные действия Советского Союза. Воспоминания Ю. К. Паасикиви вызывают особый интерес исследователей советско-финляндских отношений этого периода.
Финский посланник в Москве обращал весьма серьезное внимание на то, как складывались отношения в 1940–1941 гг. между Хельсинки и Берлином. Хотя Паасикиви и не был осведомлен о каких-либо тайных германо-финских переговорах, тем не менее, будучи опытным политиком, он не мог не чувствовать опасной их направленности. Уже в июне 1940 г. Паасикиви явно начал улавливать угрозу военного сближения с Германией и откровенно писал об этом в своем письме в Министерство иностранных дел Финляндии[36]36
Ibid. S. 7.
[Закрыть] (именно в это время действительно устанавливались тайные контакты между Финляндией и Германией).
Паасикиви не обладал полной информацией о бесповоротных решениях, которые принимались в Хельсинки. Поэтому, возможно, он и не стал опровергать мнение, высказанное в мемуарах К. Г. Маннергейма о том, что окончательно Финляндия стала «в единый строй с Гитлером» лишь весной 1941 г. Тем не менее к перспективам финско-немец-кого сотрудничества Паасикиви относился крайне критически. В этом смысле его вывод о том, что «тогда мы сделали роковую политическую ошибку»,[37]37
Ibid. S. 221.
[Закрыть] представляется исключительно важным.
Свидетельством того, что мнение Паасикиви было именно таким и явно противоречило политическому курсу руководства страны, являлось также его прошение в феврале 1940 г. об отставке.[38]38
Ibid. S. 202.
[Закрыть] Уже тогда он не скрывал своего негативного отношения к проводившейся внешнеполитической линии Финляндии. Правда, в мемуарах он не стал подробно объяснять, почему именно в начале 1941 г. принял такое решение.
В целом из воспоминаний Паасикиви видно, что он, как весьма прозорливый политический деятель, уже тогда осознавал, что вступление Финляндии во вторую мировую войну было отнюдь не стихийным явлением, а осознанной линией действий ее руководства. Воспоминания будущего президента страны ценны и потому, что их автор одним из первых тогда смог разобраться в существе складывавшихся советско-финляндских отношений и пришел к заключению, что ход развития событий неотвратимо вел к возникновению новой войны между СССР и Финляндией.
Спустя пять лет после мемуаров Ю. К. Паасикиви в 1963 г. появились воспоминания другого дипломата, работавшего в 1940–1944 гг. в Москве, – шведского посланника Вильгельма Ассарссона. Свою книгу он назвал «В тени Сталина».[39]39
Assarsson V. I skuggan av Stalin. Stockholm, 1963 (фин. перевод: Stalinin varjossa. Porvoo, 1963; русск. фрагментарный перевод: Московский дипломатический корпус, 1941 // Международная жизнь. 1991. № 6).
[Закрыть] Интерес к этим мемуарам обусловлен прежде всего тем, что в них рассматриваются отношения двух государств как бы «со стороны». В. Ассарссон очень внимательно следил за развитием отношений между СССР и Финляндией и при этом стремился во многом помогать финской стороне с тем, чтобы не допустить возникновения у соседа Швеции нового конфликта с СССР. Паасикиви, оценивая своего коллегу по работе в Москве, писал: «Лучшим моим другом дипломатом был шведский посланник Ассарссон… Мои отношения с ним были близкими и доверительными, а также приятными».[40]40
Paasikivi J. K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa 1939-41. Osa II. S. 19.
[Закрыть] Действительно, на страницах своих воспоминаний Ассарссон приводит содержание ряда бесед с Паасикиви, в ходе которых финский посланник довольно подробно рассказывал о встречах с Молотовым,[41]41
Assarsson V. Stalinin varjossa. S. 36, 38–40 и др.
[Закрыть] что позволяло Ассарссону быть весьма осведомленным в финляндских проблемах. Однако воспоминания шведского дипломата, не содержавшие анализа обстановки, скорее лишь подтверждали наблюдения Паасикиви.
Сходными по манере изложения с книгой Ассарссона были воспоминания, опубликованные финским дипломатом И. Нюкоппом.[42]42
Nykopp J. Paasikiven mukana Moskovassa. Hels., 1976.
[Закрыть] В 1940–1941 гг. он являлся советником финляндского представительства в Москве и постарался обобщить деятельность финской миссии в СССР. В своих мемуарах Нюкопп особое внимание обращал на наличие «постоянной опасности», которая исходила для Финляндии из Москвы. Даже за год до начала войны он считал лето 1940 г. «угрожающим».[43]43
Ibid. S. 98.
[Закрыть] Когда все же произошло так, что Финляндия вступила в войну против СССР на стороне Германии, то Нюкопп вынужден был отметить, что в беседе с ним один из сотрудников советских органов безопасности выразил надежду на возможность скорого прекращения ее финнами и высоко оценил деятельность Ю. К. Паасикиви на посту посланника. Он сказал: «Паасикиви является очень ответственным человеком и не допустил бы того, чтобы дела в Финляндии зашли бы так далеко».[44]44
Ibid. S. 138.
[Закрыть]
Наряду с выяснением советско-финляндских отношений в 1940–1941 гг. немаловажным и не менее сложным аспектом оставались и складывавшиеся в тот период финско-германские отношения. Доступная же источниковая база не позволяла представить объективную картину происходивших в этой сфере событий.
Тем не менее в 1960–1970 гг. и здесь обозначился определенный прорыв благодаря появлению ряда дневников и воспоминаний тех военных и государственных деятелей, которые конкретно участвовали в подготовке Финляндии к войне против СССР.
Прежде всего безусловный интерес представлял «Военный дневник» начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера. С 1936 по 1942 г. он, находясь на этой должности, принял активное участие в подготовке и осуществлении начала второй мировой войны. Столь ответственный человек в вермахте вел ежедневные записи, которые удалось сохранить и опубликовать спустя более чем двадцать лет после окончания войны.[45]45
Halder F. Kriegstagebuch. Tägliche Aufzeichnungen des Chefs des Generalstabes des Heeres, 1939–1942. Bd I–III. Stuttgart, 1963–1964 (русск. перевод: Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника генерального штаба сухопутных войск. 1939–1942. Т. 1–3. М., 1968–1971).
[Закрыть] Эти записи охватывают довольно продолжительный отрезок времени (с августа 1939 г. до сентября 1942 г.) и представляют собой весьма лаконичные фразы о происходивших событиях, которые ежедневно записывал в свой дневник Ф. Гальдер. Он также в сжатом виде давал свои оценки тем или иным явлениям, связанным с деятельностью вооруженных сил Германии.
Для анализа процесса подключения Финляндии к военному походу Германии на восток наиболее важным представляется второй том дневников Гальдера, который охватывает период с 1 июля 1940 г. по 21 июня 1942 г.[46]46
Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 2. М., 1969.
[Закрыть] Именно на страницах этой части записей раскрывается процесс подготовки вермахта к нападению на Советский Союз и содержатся детали разработки плана «Барбаросса».
Достаточно пунктуально проведенная Гальдером фиксация происходивших событий позволяет составить довольно четкое представление об эволюции взглядов в отношении Финляндии в германском военном руководстве, а также показать те связи, которые были установлены с финским генеральным штабом. В частности, весьма полезными сведениями стали данные о переговорах в январе 1941 г. Ф. Гальдера с начальником генерального штаба Финляндии А. Э. Хейнриксом.
