Текст книги "Комиссар «Марата», герой Севастополя"

Автор книги: В. Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Вы все же должны дать слово, Николай Алексеевич, что впредь будете себя беречь, – просил дивизионный комиссар.

– Этого слова, Николай Михайлович, дать не могу.

Погиб талантливый командующий и отважный летчик не в воздушном бою, а на земле, во время бомбежки. Аэродромы в Севастополе были так близко от переднего края, что враги могли наблюдать за ними, неожиданно бомбить и обстреливать из орудий…

22 ноября настало затишье. Наступление врага провалилось. Его 11-я армия увязла под Севастополем. У города

^{note 59}

рвались снаряды, вели бои мелкие подразделения, не молчало стрелковое оружие. Но появилась возможность совершенствовать укрепления, организовать планомерную боевую учебу и даже прогуляться по городу.

Еще 26 октября по решению ЦК ВКП(б) в Севастополе был образован городской комитет обороны. Его председателем назначили секретаря горкома партии Б. А. Борисова. В комитет вошли председатель горсовета В. П. Ефремов, начальник горотдела НКВД К. П. Нефедов и другие.

Руководство городского комитета обороны было тесно связано с командованием и Военным советом ЧФ, что давало ему возможность оперативно поднимать население на решение неотложных задач для отпора врагу. Работа партийных, советских, комсомольских организаций, предприятий и учреждений подчинялась главному – обороне города. В городе регулярно проводились собрания партийного актива. Б. А. Борисов вспоминал, что каждое мероприятие, связанное с помощью фронту, приводило в движение всю городскую партийную организацию.

Кулаков и Борисов часто вместе думали о том, как наладить производство, выполнять планы выпуска военной продукции, лучше вести воспитательную работу. В морском кителе без нашивок, высокий, худощавый человек, не отличавшийся особым здоровьем еще со времени ранения в бою с бандитами Антонова, Борис Алексеевич обладал завидной работоспособностью, умением повести за собой людей, найти с ними общий язык.

И все же были вопросы острые и сложные, которые Николай Михайлович ставил перед Булатовым или Борисовым лишь после серьезных раздумий. Работники штаба и политуправления докладывали, что городские предприятия допускают сбои в снабжении минами, гранатами. Слишком много простоев из-за частых воздушных тревог.

Кулаков сказал секретарю Крымского обкома ВКП(б) Владимиру Семеновичу Булатову:

^{note 60}

– Еще не все резервы использованы. Формально все делается правильно, а по существу можно лучше.

– Сами рабочие говорят, что не надо везде останавливать станки, если над городом самолет-разведчик. Думали об этом в обкоме и горкоме. Получается так, что пропагандисты, газеты всех хвалят, а производство снижается. Слова не подтверждаются делами.

– Рад, Владимир Семенович, что мыслим одинаково с обкомом и горкомом. Надо всем нам активнее взяться за узкое место.

Было решено, что отныне воздушные тревоги будут объявлять при массированных налетах, люди уходят в укрытие лишь при непосредственной угрозе.

Надо заметить, что эти меры способствовали значительной активизации работы предприятий. Одновременно произвели дублирование электросетей и водопроводов, ускорили размещение предприятий в подземных укрытиях.

Позже городскую промышленность решили объединить в два спецкомбината. В штольнях Троицкой балки разместили станки и оборудование Морского завода и прибывшего из Симферополя завода «Химчистка». На комбинате производили минометы, мины и противотанковые гранаты.

Спецкомбинат № 2, созданный на базе швейной фабрики и артелей промкооперации, переехал в хранилище шампанских вин, укрытое в горах в Инкермане. Предприятие шило обмундирование, обувь. Большинство работающих – женщины. Оборудовали общежитие, детский садик.

В конце ноября в Севастополе было относительно тихо. У Кулакова появилась возможность больше бывать в частях. Надолго запомнилось посещение батареи № 10, располагавшейся южнее речки Качи. Николай Михайлович приехал вручить награды отличившимся в боях батарейцам.

– Это наша последняя позиция, – говорили краснофлотцы. – Пока мы живы, враг не пройдет! Просим считать нас всех коммунистами.

– Всех? – улыбнулся дивизионный комиссар. ^{note 61}

– Всех! – хором ответили моряки.

Велико было желание людей биться с врагом, находясь в рядах ленинской партии. Но принимали в ВКП(б) индивидуально даже отличившихся в боях воинов. Несмотря на тяжелые потери, уже во второй половине ноября во входившей в Севастопольский оборонительный район Приморской армии стало почти столько же коммунистов – членов и кандидатов партии, сколько было при эвакуации из Одессы, а число парторганизаций даже выросло…

Политрук И. М. Фрейдлин получил от Кулакова задание «принести, и побыстрее» книгу, написанную Л. Н. Толстым о Севастополе. Она оказалась старой, довольно потрепанной – чувствовалось, что побывала в сотнях, а может быть, в тысячах рук. В Севастополе Льва Николаевича любили и читали, считая своим знаменитым земляком. Кулаков с удовольствием узнавал знакомый текст из рассказа «Севастополь в декабре месяце»:

«Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу ваши чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…»

– У тебя обращается? – спросил Кулаков Фрейдлина.

– Так точно!

– Ну тогда посмотрим на Севастополь, чтобы обращалась еще быстрее.

Они вышли с ФКП, поднялись по крутому склону, свернули к Ленинской улице и направились в сторону Графской пристани. На площади гордо высился памятник В. И. Ленину – ни взрывы бомб, ни осколки не причинили ему вреда.

На Приморском бульваре кучками вперемешку с темными листьями белел снег: зима в сорок первом пришла необычайно рано. Николай Михайлович обратил внимание на то, что, несмотря на холод, заметно больше людей стало на улицах. Во дворах рыли щели – укрытия. Открылись многие магазины, правда, у их окон лежали мешки с песком. Заработала местная макаронная фабрика. Рыбаки

^{note 62}

под прикрытием истребителей выходят ловить рыбу. Начались прерванные занятия в восьми школах. По улице Карла Маркса снова пошел трамвай. И это при том, что вражеские залпы часто не давали людям спокойно спать.

В начале декабря Генеральный штаб запросил мнение Октябрьского о плане высадки морского десанта. Не привлекая никого из специалистов, Октябрьский и Кулаков разработали план операции, предложили осуществить высадку с Азовского моря на Керченский полуостров, с Таманского полуострова в Керчь и Феодосию. План был принят Ставкой Верховного Главнокомандования. 9 декабря командующий флотом вместе с Кулаковым собрали руководящий состав СОР.

– Завтра я ухожу в Новороссийск, – объявил Филипп Сергеевич.

– За меня остается контр-адмирал Жуков. Не буду скрывать от вас цели, с которой отправляюсь туда. Но учтите, что это дело абсолютно секретное, большой оперативной важности, поэтому вести разговоры на данную тему запрещено.

Собравшиеся с интересом слушали командующего.

– Ставка решила готовить высадку крупного десанта на Керченский полуостров, – сообщил он. – Будут десантироваться две армии Закавказского фронта: пятьдесят первая и сорок четвертая. Азовская флотилия обеспечит высадку на северный берег полуострова, Черноморский флот – на восточный и южный. Керченская группировка немцев будет отрезана от севастопольской и разгромлена, удар будет развиваться в сторону Севастополя, а мы с плацдарма ударим навстречу. С блокадой главной базы будет покончено!

– На какое число назначена операция? – спросил кто-то из присутствовавших.

– Ориентировочно на двадцать первое декабря, – ответил Октябрьский. – Что касается деталей операции, то обсуждать ^{note 63} их здесь я неправомочен. Еще раз повторяю: все, что вы сейчас узнали, – строжайшая военная тайна…

По приказанию Ставки командующий флотом в тот же день на крейсере «Красный Кавказ» направился в Новороссийск для участия в непосредственной подготовке к операции.

12 декабря радио принесло радостную весть о нашей первой крупной победе – разгроме немцев под Москвой и успешном контрнаступлении войск на главном стратегическом направлении. До начала предполагаемой высадки, включения войск юга в общее наступление на советско-германском фронте оставалось девять дней.

«Родина помнит, Родина ценит»

В Севастополе стояла холодная пуржистая погода. Леденящий ветер гремел железом разрушенных домов, гнал по улицам рваные куски толя и бумаги, красную кирпичную пыль и горящий голубыми искрами снег. Холодно было на улице, холодно было и в убежищах, где работали и обитали люди. Не хватало топлива, чтобы обогревать даже школьные помещения. В городе продолжали рваться снаряды и бомбы, разрушая то, что еще сохранилось после жестоких огневых ударов летом и осенью. Все труднее становилось с продуктами.

Решив, что севастопольцы достаточно измотаны, на рассвете 17 декабря, после сильной артиллерийской подготовки враг начал второй штурм города. При поддержке танков и авиации немецкая пехота повела наступление по всей линии фронта. Наша артиллерия открыла ответный огонь. Имея большое преимущество в силах, противник наседал. Наиболее ожесточенные бои шли на подступах к Северной бухте. Сражавшиеся здесь бойцы 8-й бригады морской пехоты

^{note 64}

отошли. В помощь морякам была направлена небольшая по составу, но слаженная спешенная кавалерийская дивизия.

Вечером 17 декабря на совещании, проходившем на ФКП, подвели итоги боевого дня. Докладывали И. Е. Петров и П. А. Моргунов. По их мнению, определилось направление главного и вспомогательного ударов. Основной удар наносился в направлении Северной бухты. Цель – выйти к порту и лишить Севастополь подвоза. Вспомогательный – на Инкерман, в наши тылы.

Судя по показаниям пленных, взятие Севастополя намечалось на 21 декабря – к полугодовой годовщине начала войны. Теперь, как никогда, требовалось нашим войскам повысить стойкость в обороне. Надо было подумать и о докладе в Ставку. Жуков и Кулаков решили поставить вопрос о быстрой помощи Севастополю резервами и оружием, хотя это могло задержать сроки десантной операции в Крыму. Ведь если не просить усиления СОР – реальна угроза потерять Северную сторону, осложнить всю оборону.

В ночь на 18 декабря они доложили А. М. Василевскому, Н. Г. Кузнецову и Ф. С. Октябрьскому о вражеском наступлении, отходе войск на отдельных участках. Просили прислать 4 тысячи человек и боеприпасы для сухопутных войск. Более чем скромный запрос свидетельствует, что Жуков и Кулаков решили отбиваться, не затрудняя подготовку десанта.

Бои рождают героев и трусов, но среди защитников города трусов не было. Героев же было много. Одни малоизвестные, другие – прославившиеся на века.

Гарнизоны долговременных укреплений 1-й пулеметной роты в дзоте № 25 еще 15 ноября провели делегатское комсомольское собрание с повесткой дня: «О предстоящих боях». Комсомольцы Сергей Раенко, Алексей Калюжный, Александр Беленко и другие от имени боевых друзей поклялись не отходить ни на шаг. Собрание постановило драться по-черноморски, до последнего патрона, до последней капли

^{note 65}

крови. Резолюцию размножили, и каждый боец поставил под ней подпись.

Дзоты № 11 (командир старшина 2-й статьи Сергей Раенко), № 12 (командир старший краснофлотец Александр Беленко), № 13 (командир старшина 2-й статьи Петр Романчук) и другие вступили в бой в первые же дни нового штурма. Почти все их защитники погибли, но не отступили, не пропустили врага.

Когда фашисты приблизились к дзоту № 11, в нем находились его командир старшина 2-й статьи С. С. Раенко, краснофлотцы А. В. Калюжный, Д. И. Погорелов, В. Радченко, В. И. Мудрик, И. А. Еремко, И. М. Четвертаков и Г. Г. Доля. Моряки отбили несколько атак. Ранило в голову Раенко, его перевязали, и старшина снова взялся за пулемет. Враги стреляли довольно точно – мины рвались близко от амбразуры, Раенко ранило вторично, теперь уже смертельно. Умирая, он сказал:

– Будьте верными своей клятве!

Фашисты решили во что бы то ни стало уничтожить дзот, стоящий на их пути, и открыли артиллерийский огонь. Ранены Погорелов и Еремко. Но продолжают стрелять из винтовок по наступающим. К ночи атаки прекратились, однако фашистские автоматчики продолжали поливать дзот трассирующими очередями.

На другой день, разбив дзот справа от дзота № 11, враг стал обходить его. Из пулемета стрелял Доля. Когда гитлеровцы подошли совсем близко, Калюжный и Четвертаков вылезли из дзота и стали отбиваться гранатами.

В следующую ночь на помощь крохотному гарнизону пробрались с ручным пулеметом и боеприпасами Михаил Потапенко, Константин Король и Петр Корж. А с утра – новые атаки гитлеровцев, и снова безуспешные. Тогда враг бросил на непобежденный дзот самолеты. Их было много, и бомбы вздыбили, перевернули все вокруг… Из защитников дзота в живых остались тяжело раненные Г. Г. Доля и И. А. Еремко.

^{note 66}

Успешной контратакой наши войска отогнали фашистов с боевого участка. В противогазе Калюжного обнаружили записку: «Родина моя! Земля русская! Я, сын комсомола, его воспитанник, дрался так, как подсказывало мне сердце. Истреблял врагов, пока в груди моей билось сердце. Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы! Держитесь крепче… Клятву воина я сдержал. Калюжный»…

С утра 18 декабря противник снова перешел в наступление по всему фронту. Командующий Приморской армией приказал 8-й бригаде морской пехоты и 40-й кавалерийской дивизии контратаковать противника. На некоторое время им удалось продвинуться, но новые атаки врага привели к тому, что морякам и кавалеристам пришлось отойти еще на 500–700 метров.

В бой втянулись все резервы. Крупных кораблей для огневой поддержки пехоты в базе не было, они готовились к десантной операции. Положение оказалось сложным. Вечером при оценке обстановки было решено: контратаковать только в случае прорыва противника, просить прислать корабли для артиллерийской поддержки. Больших резервов, привлечение которых могло бы задержать десантную операцию, Жуков и Кулаков снова не просили.

Как и ожидалось, 19 декабря противник продолжал наступление, особенно сильное в районе Северной стороны. Фашистам удалось прорваться через позиции 8-й бригады и 40-й кавдивизии. В бой бросались последние резервы. Учитывая ситуацию, Кулаков приказал подготовить и сам редактировал обращение ко всем бойцам, командирам и политработникам – отважным защитникам Севастополя. Утром 20 декабря оно было опубликовано в газете «Красный черноморец». «Ни шагу назад в борьбе за Севастополь! Родина ждет от нас победы над врагом» – таков был главный смысл обращения. Оно помогло повысить стойкость воинов. Комиссар батальона 8-й бригады морской пехоты старший политрук В. Г. Омельченко возглавил контратаку против фашистов. Моряки подожгли два танка. Во время рукопашной

^{note 67}

схватки комиссар и десять краснофлотцев были окружены немецкими пехотинцами. Омельченко приказал бойцам отходить, а сам прикрывал их. Смельчаки сумели вырваться из кольца. Через три дня в жарком бою старший политрук был убит. Тогда же смертью храбрых пали четверо военкомов батальонов.

Поздним вечером 19 декабря на совещании руководства СОР было решено просить резервы. Стало очевидным, что без помощи не удержать противника в районе Северной стороны. На совещании И. Е. Петров – человек эмоциональный – добивался, чтобы в текст телеграммы о положении города вставили слова, что Севастополь продержится не более одного дня. Кулакову в эту ночь пришлось доверительно побеседовать с Петровым, убедить его, что он недооценивает силы гарнизона, да и не может быть оказана помощь за одни сутки.

Ставка быстро отреагировала на просьбу СОР. 20 декабря днем пришла телеграмма от Октябрьского, что он на следующий день прибывает с войсками в Севастополь. Значительные силы выделил Закавказский фронт. Теперь приказом Ставки ему был подчинен Севастопольский оборонительный район.

К началу второго штурма Севастополя почти весь Черноморский флот находился в портах Кавказа, готовясь к десантированию. Октябрьский тщательно проверял состояние и боевую готовность кораблей, внимательно следил за развитием событий. В нужный момент крейсер «Красный Кавказ» вместе с другими кораблями вышел в главную базу. На флагманском корабле следовала 79-я морская стрелковая бригада.

Корабли прорвались через артиллерийские и авиационные заслоны и вступили в бой. Быстро высадились войска. Морская бригада атаковала врага вдоль Симферопольского шоссе.

Кулаков стремился как можно подробнее, объективнее проинформировать командующего о действиях войск в период

^{note 68}

с 17 по 20 декабря и принятых в его отсутствие решениях. Он предложил Октябрьскому послать подробную телеграмму руководству с разъяснением обстановки и действий оставшихся в Севастополе руководителей. Командующий согласился.

Военный совет Черноморского флота направил Военному совету Закавказского фронта, Кузнецову и Рогову телеграммы, подтверждающие правильность его оценок и действий.

22 декабря 7-я морская стрелковая бригада восстановила позиции. Но положение оставалось трудным. Противник находился в восьми километрах от Северной бухты. В Севастополь дополнительно направлялись войска, но были отодвинуты сроки высадки десанта в Крыму…

В те дни Кулакову пришлось пережить необоснованную попытку заменить И. Е. Петрова. Вместо него был назначен в Приморскую армию генерал-лейтенант С. И. Черняк. Николай Михайлович все это время чувствовал себя очень скованно, неловко, хотя сам Иван Ефимович держался бодро, старался не показывать душевные переживания.

Посоветовались с Октябрьским, решили прямо обратиться к Верховному Главнокомандующему. Вместе составили телеграмму: «… По неизвестным для нас причинам и без нашего мнения командующий Закавказским фронтом, лично совершенно не зная командующего Приморской армией генерал-майора Петрова И. Е., снял его с должности. Генерал Петров толковый, преданный командир, ни в чем не повинен, чтобы его снимать… Военный совет флота, работая с генералом Петровым под Одессой и сейчас под Севастополем, убедился в его высоких боевых качествах и просит Вас, тов. Сталин, присвоить Петрову И. Е. звание генерал-лейтенанта, чего он, безусловно, заслуживает, и оставить его в должности командующего Приморской армией. Ждем Ваших решений. Октябрьский, Кулаков».

На другой день поступила телеграмма, восстановившая Петрова в должности, а генерал Черняк вскоре был отозван

^{note 69}

в распоряжение Закавказского фронта. Этот направленный в Ставку документ не только яркое свидетельство того, как ценило И. Е. Петрова флотское командование, но и образец принципиальности, партийности, смелости и Октябрьского, и Кулакова.

В ночь на 26 декабря началась так тщательно скрываемая, но для тех, кто знал о ней, долгожданная высадка морского десанта в районе Керчи. 29-го войска высадились в Феодосии. Задержка в сроках произошла в связи с тем, что часть подготовленных резервов была направлена в Севастополь. Октябрьского и Кулакова удивляло, что, зная о высадке десанта, противник упорно штурмовал главную базу флота. Видимо, или с немецкой педантичностью выполнялся отданный ранее приказ, или враг решил, нанеся решающий удар, выйти к берегу на Северной стороне, а затем перебросить войска против десанта.

28, 29, 30 декабря противник продолжал упорно атаковать. Стало окончательно ясно, что гитлеровцы решили скорее покончить с Севастополем.

Они обложили одну из батарей с трех сторон. Коммунисты батареи собрались, чтобы обсудить положение. Вот документ, каждая строка которого – свидетельство неиссякаемого мужества героических защитников города.

«Протокол № 12

открытого партийного собрания зенитной батареи 31 декабря 1941 г.

Началось в 21.00

Кончилось в 21.30

Повестка дня: Отстоять занимаемую высоту, не дать возможности фашистским бандитам прорваться к Севастополю (докладывает комиссар батареи А. И. Донюшкин). Выступили:

1. Тов. Баракин: «Враг подошел вплотную к позиции батареи. Впереди наших пехотных частей нет… Будем биться до последнего снаряда, патрона, до последнего вздоха».

^{note 70}

2. Тов. Стрельцов: «Будем бить врага метко, израсходуем снаряды – винтовкой, но Севастополя не сдадим».

3. Тов. Шкода: «Враг окружил нас с трех сторон, положение тяжелое, но не безвыходное… Будем драться до последнего вздоха».

Постановили: Высоту не сдадим, преградим путь фашистам к Севастополю! Коммунисты в трудный момент обязаны вселять бойцам уверенность в победе над врагом. Для коммуниста нет неразрешимых задач. Победа или смерть – закон каждого коммуниста на фронте».

За это решение единодушно проголосовали и коммунисты, и беспартийные. Герои сделали все, чтобы выполнить его с честью. Бой начался на следующее утро и продолжался до позднего вечера. Противник не прошел к городу, а вскоре был отброшен подоспевшими пехотинцами…

31-го уже проводились наши демонстрационные наступательные действия для сковывания войск противника.

В тех боевых делах, как отмечал в воспоминаниях Н. М. Кулаков, особенно отличились бойцы 95-й дивизии Приморской армии и 7-я бригада морской пехоты. Взаимодействие войск армии и кораблей и частей флота сыграло важнейшую роль в отражении штурма.

Оставались считанные часы до наступления Нового года. Несмотря на беспрерывные бои, взрослые позаботились о том, чтобы устроить новогодний праздник детворе. Нарубили сосенок для школ, детских садов.

В кают-компании на ФКП тоже стояла крымская сосенка. Октябрьский сказал, что получены хорошие вести от Крылова. Мекензиевы Горы и высоты за ними в наших руках. Местами бойцы преследуют отходящего противника. Сейчас уже можно твердо сказать: второй штурм Севастополя провалился. Освобождена Керчь. Успешно развивается наступление под Москвой. Из таких больших и малых побед складывается общий успех…

Большинство из занятых противником во время второго штурма населенных пунктов удалось вернуть. В плен попал

^{note 71}

немецкий майор, назначенный командующим 11-й армией Манштейном комендантом Севастополя, очень удивленный случившимся. Враг не смог осуществить своих планов. Бои временно поутихли.

31 декабря 1941 года «Правда» отмечала в передовой статье: «Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море… Родина знает ваши подвиги, Родина ценит их, Родина никогда их не забудет!»

В начале января был освобожден Керченский полуостров. Немецкое командование вынуждено было снимать части из-под Севастополя. В городе готовились наносить удары по врагу, разбирались завалы. Севастополь сам наносил удары артиллерией, авиацией, высаживал тактические десанты.

На 6 января намечалось наступление Кавказского (затем – Крымского) фронта. В помощь ему был высажен десант в Евпатории. Моряки освободили половину города, но наступление войск фронта перенесли. Враг бросил против десантников большие силы. Как стало известно позже, десант был отрезан от моря и окружен, но героически сражался двое суток. И тогда, чтобы узнать о судьбе десанта, с подводной лодки высадили группу во главе с воспитанником Кулакова батальонным комиссаром У. А. Латышевым. Вскоре он доложил по радио, что десант погиб. Группе пришлось вступить в неравный бой с врагом. Последние слова, которые отважный комиссар передал по рации открытым текстом, были: «Мы подрываемся на своих гранатах. Прощайте!»

После освобождения Керчи и Феодосии командование вновь созданного Крымского фронта не повело (как этого ожидали в Севастополе) стремительных наступательных боевых действий, чтобы деблокировать базу флота. Оно потребовало наступления от севастопольцев, ошибочно решив, что враг отвел от города большие силы. Октябрьскому и Кулакову пришлось не раз доказать, что измотанная боями

^{note 72}

Приморская армия не может наступать. Тем временем войска Кавказского фронта в январе оставили Феодосию. В феврале – марте на фронте шли бои местного значения, его линия стабилизировалась. Наступление не начиналось. Руководству СОР становилось все яснее, что оборонять Севастополь предстоит еще долго.

Приближение весны несколько облегчило положение горожан. Люди стали переселяться из общежитий-убежищ в городские квартиры. Начались посевные работы на прилегающих к городу совхозных землях. Но весна несла и свои заботы. В Севастополе кончались запасы зерна. Из-за блокады сократился подвоз продуктов с Кавказского побережья. Ф. С. Октябрьский, Н. М. Кулаков, секретарь горкома Б. А. Борисов, председатель горисполкома В. П. Ефремов обсудили тяжелое продовольственное положение.

– Запасы зерна иссякают. Трудности с подвозом большие, – говорил Борисов.

– Стремимся изыскивать местные источники продовольствия, но этого мало, – добавил Ефремов.

– Как бы противник ни усердствовал, подвоз морем не прекратится, – сказал Октябрьский. – Но вы правы, корабли и транспорты и без того несут огромную нагрузку по снабжению фронта оружием, боеприпасами, медикаментами и тем же продовольствием. Я вполне разделяю ваше мнение: выход надо прежде всего искать на месте.

– Думаю, что в Севастополе все еще слишком много народу, – добавил дивизионный комиссар Кулаков.

Руководители флота и города пришли к нелегким выводам: придется сократить нормы выдачи хлеба и других продуктов, ускорить эвакуацию. Подумать и о том, чтобы посадить огороды. Это движение получило название: «Каждому двору – огородную гряду».

В городе вновь открылась для всеобщего обозрения панорама «Оборона Севастополя в 1854–1855 гг.». И события прошлого словно сближались с современными по смыслу и духу: люди снова защищали родную землю. Политуправление

^{note 73}

флота и горком партии создали музей второй обороны Севастополя. В помещении картинной галереи были оборудованы стенды, витрины с материалами о славных боевых делах воинов, об отличившихся героях. Здесь же – сообщения о героизме тружеников тыла, образцы выпускаемой предприятиями города продукции.

Материалы ряда стендов разоблачали варварство, звериный облик врага. Были приведены документы и свидетельства: злодейские фашистские приказы, письма (их захватили в Керчи и Феодосии), награбленные предметы домашнего обихода, упакованные в посылки. И чего не было, наверно, ни в одном музее: проводились консультации по использованию трофейного оружия.

Экспозицию осматривало по 800–900 человек в день. Приходили целые подразделения во главе с командирами и политработниками. Активно во время относительного затишья велась культпросветработа. Сосредоточивалась она прежде всего в агитземлянках, вмещавших по 30–40 человек. Бойцы смотрели кинофильмы, слушали музыку или просто отдыхали. Давались даже концерты столичных артистов – из фронтовой бригады Ю. М. Юровецкого, дважды приезжавшей в Севастополь. Постоянно бывали в частях и на батареях две агитмашины Дома флота. В самые горячие точки посылался «агитчемодан» с патефоном и пластинками, свежими газетами. А то, бывало, получал задание пробраться лихой гармонист.

Работники домоуправлений покрасили скамейки в скверах, а на клумбах, словно в мирное время, высадили цветы. Нужно ли это было делать? Кулаков поддерживал все эти меры. Такие, на первый взгляд, мелочи вселяли уверенность в завтрашнем дне. Ведь белили деревья и сажали розы под грохот артиллерийских выстрелов!

Осматривая укрепления в морских бригадах (а, чего греха таить, моряки не любили окапываться, не сразу удалось приучить их к этому важному делу), Кулаков говорил, что сделанное сегодня поможет выиграть бой завтра. И бойцы

^{note 74}

глубже вгрызались в тяжелый каменистый грунт, совершенствовали траншеи и убежища, активнее готовились к отпору.

Оборона укреплялась. В Приморской армии прибавилось артиллерии и тяжелых минометов, получили противотанковые ружья. Восстанавливалась ударная сила береговых батарей: на 30-й батарее были заменены стволы орудий – по 52 тонны каждый.

В конце апреля Октябрьский, встретившись с командующим Крымским фронтом Д. Т. Козловым, предупредил его, что, по разведданным, готовится наступление противника в Крыму, но тот отнесся к информации с недоверием. А 8 мая фашистские войска, сосредоточив мощный ударный кулак, прорвали Крымский фронт и вышли в его тылы. Не удалось остановить врага и на промежуточных позициях.

12 мая в блокированном Севастополе состоялось последнее собрание партактива с участием флотских представителей. В докладе секретаря горкома Б. А. Борисова, выступлениях секретаря Корабельного райкома партии М. И. Воронина, секретаря обкома партии Ф. Д. Меньшикова, врача С. Я. Троценко и других говорилось о готовности пройти через все испытания, использовать до конца резервы обороны.

Октябрьский был краток:

– Надо объявить аврал по созданию новых оборонительных сооружений вокруг города, залезть глубоко в землю. Если противник выбросит воздушный десант, нужно, чтобы все население Севастополя приняло участие в его уничтожении. Работать надо еще самоотверженнее и упорнее, готовиться к решающим боям с фашистскими захватчиками. Никакие неожиданности не должны застать нас врасплох…

И все-таки трагедия в районе Керчи была неожиданной… Черноморский флот поспешил на помощь в Керченский пролив для эвакуации войск Крымфронта на Таманский полуостров. 17 мая на заседании Военного совета флота Октябрьский сообщил, что Керченский полуостров оставлен и освободившиеся немецкие войска перебрасываются

^{note 75}

к Севастополю, потребовал принять меры для укрепления позиций, по подготовке всех видов огня…

Кулаков предложил провести в соединениях собрания делегатов – представителей всех подразделений.

– Краснофлотцы и красноармейцы должны знать создавшееся положение, ничего скрывать от них мы не будем и призовем к стойкости и самоотверженности, – сказал он.

На делегатском собрании Кулаков присутствовал в 7-й бригаде. В его докладе была суровая правда о поражении Крымфронта, об угрозе, нависшей теперь над Севастополем. От имени Военного совета он призвал до последней капли крови отстаивать героический город, родную землю.

В авиачастях прошли беседы: «Чего требует партия от коммуниста», «Примерность коммуниста в освоении техники». Комсомольские организации провели технические конференции на тему: «От чего зависит меткость стрельбы летчика». Комсомольцы других частей рассказывали прибывшим о традициях, организовывали встречи с бывалыми воинами. На кораблях развернули движение за овладение двумя-тремя специальностями, чтобы уметь заменить в бою товарища.

В бригаде полковника П. Ф. Горпищенко состоялись комсомольские собрания «О примерности в боях за Севастополь»,

^{note 77}

«Боевые традиции Ленинского комсомола». Комбриг говорил, что комсомольцы в части – это сгусток живой, бьющей ключом энергии, боевого задора… Сколько в них силы, воли, горячего желания подвигов во имя Родины!