Текст книги "Комиссар «Марата», герой Севастополя"

Автор книги: В. Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Н. М. Кулаков

 – волевой, решительный и в то же время веселый, жизнерадостный человек… его знал в лицо каждый матрос.

Маршал Советского Союза

Н. И. Крылов

В музее героя

Дорога, бегущая вдоль лугов и перелесков из Тулы в районный центр области Кимовск, неподалеку от города Узловая, разделяется на две. Основной, асфальтовый путь, прямой, довольно широкий, продолжается на юг. Другая магистраль, отходя почти под прямым углом, поворачивает затем на север. Будто кусочек стальной проволоки к магниту, притягивает ее к Шатскому водохранилищу, привольно разлившемуся за плотиной, перегородившей тихую реку Лат. Асфальтовая полоска идет дальше – на Бобри Донской и Кимовск.

Неблизкий путь от Москвы позади, я в Кимовском районе, на родине известного в нашей стране человека, Героя Советского Союза вице-адмирала Н. М. Кулакова. В годы Великой Отечественной войны – члена Военного совета Черноморского флота, одного из руководителей обороны Севастополя, боев за три других города-героя. Здесь, в крохотном домике у железнодорожного переезда, стоявшем поблизости от села Ивановское, в 1908 году родился Николай Михайлович.

Вместе со знатоком района, сотрудником краеведческого музея, влюбленным в родной край человеком, тезкой адмирала – Николаем Васильевичем Федькиным, мы зашли в здание кимовского Дома пионеров и поднялись на второй этаж. Сразу привлекла внимание витрина, посвященная Н. М. Кулакову. Рассматриваю фотографии давно знакомого и глубоко чтимого мною человека. Здесь же его печатные труды, личные вещи, присланные семьей адмирала из Ленинграда.

– В музее принимаем ребят в пионеры, проходят сборы, – рассказывает Федькин. – Места маловато. Да что ^{note 1} поделаешь, с жильем в городе пока неважно. Краеведы установили пятьсот восемьдесят семь фамилий в недавнем прошлом безымянных бойцов, захороненных в нашем районе. Проводится операция «огненная деревня». Мы ставим памятники-стелы на местах, где до войны были деревни и села, дотла затем сожженные фашистами.

Узнаю, что это не основная экспозиция, посвященная Н. М. Кулакову. Земляки Николая Михайловича создали музей героя на центральной усадьбе колхоза «Победа» в селе Кропотово. В новеньком коттедже, где он размещен, представлено четыре довольно обширных раздела.

Первый – жилище сельского жителя начала века. Большая побеленная русская печь, подле которой чугуны, ухваты. На полках посуда – горшки, деревянные ложки, другая утварь. В стороне от печи деревянный стол, деревянная прялка. Примерно такой и была избушка, где жили родители Кулакова. Второй раздел посвящен коллективизации. Здесь собраны документы двадцатых и тридцатых годов, письма, рукописные воспоминания сельских ветеранов. В это время Николай Кулаков уже жил на Украине, активно участвуя в коллективизации: выступал перед крестьянами, помогал создавать комсомольские ячейки.

Люди низко склоняют головы, на глаза многих наворачиваются слезы, когда они проходят в третий раздел музея. Он открывается списками тех, кто не вернулся с войны: отцы, деды, мужья, братья, суженые…

И снова встреча с запечатленным на фотографиях Николаем Михайловичем: то он с руководителями флота, то среди краснофлотцев. Вот ведет сокрушительный огонь по врагу лидер «Ташкент», сумевший в последнем рейсе из осажденного Севастополя вывезти, сберечь нашему народу знаменитую панораму Ф. А. Рубо «Оборона Севастополя в 1854–1855 гг.». Здесь же представлены труды, личные вещи Н. М. Кулакова.

И, наконец, четвертый раздел, где встречаются прошлое и будущее, – о сегодняшних и завтрашних делах земляков

^{note 2}

Николая Михайловича, планах колхоза по выполнению решений XXVII съезда Коммунистической партии – обширных, продуманных. Что же, замечательные свершения – лучший памятник человеку, вся жизнь которого с юных лет прошла в трудах и заботах о счастье и безопасности нашей Отчизны.

Так оживали страницы жизни коммуниста Н. М. Кулакова – сына крестьянки и железнодорожника-рабочего, – ставшего крупным политработником наших Вооруженных Сил.

Какой же была эта большая жизнь?

К штурвалу тревог и странствий

Это назначение было для Николая Михайловича Кулакова неожиданным. Всего год после окончания Военно-политической академии он проплавал военкомом на подводной лодке и вдруг – военным комиссаром на линейный корабль! Это в 29 лет: для партийного работника такого масштаба не слишком солидный возраст. Были комиссары поопытнее его и в политорганах флота, и на крейсерах, и на лидерах. А линкор-то какой! «Марат» – образцовый корабль, командир его флагман 2-го ранга В. И. Иванов – известный на флотах человек, награжден Реввоенсоветом СССР почетным именным оружием. За успехами маратовцев следил нарком К. Е. Ворошилов.

У Николая Михайловича за плечами не так уж много. В 20 лет – рабочий Киевского паровозоремонтного завода. Служба на Черноморском флоте. Партийная работа в Ленинграде. До тридцать шестого – учеба на военно-морском факультете академии.

Но не так и мало. Главное – рабочая закалка. Опыт

^{note 3}

флотской службы. Ряд учебных плаваний. Давняя дружба с моряками (Киевская комсомольская организация шефствовала над дивизионом сторожевых и торпедных катеров Черноморского флота), тесная связь с флотскими товарищами во время работы в Октябрьском райкоме партии Ленинграда. Опыт и первые успехи партийной работы во флотских условиях: вышла в передовые лодка, где служил комиссаром. Вероятно, все это учитывали при назначении…

Конечно, молодому комиссару помогали и сплоченный коллектив линкора, и политработники боевых частей, и политуправление флота. Несомненная польза от встреч, бесед, добрых советов, инструктажей ощущалась в полной мере. Но ко всему этому – большой, не знающий дней и ночей напряженный труд.

В конце 1938 года «Марат» поставили для модернизации на завод. Производственные дела заставляли Кулакова обращаться за содействием в городской комитет партии к секретарю горкома А. А. Кузнецову, который немало сделал, чтобы сократить сроки работ.

В апреле 1939 года, когда в стране обсуждались итоги XVIII съезда ВКП(б), его делегат А. А. Кузнецов участвовал в собрании партийного актива частей, кораблей и училищ Ленинградского военно-морского гарнизона. После собрания он беседовал с политработниками.

– Выступите у нас, товарищ Кузнецов, – попросил представитель училища.

– Вы сами справитесь, – ответил секретарь горкома, – вот побывать на собрании одного из кораблей я бы согласился.

– У нас на «Марате»! – предложил Кулаков.

Выступление А. А. Кузнецова – горячее, вдохновляющее – призывало коммунистов к постоянному повышению показателей в боевой и политической учебе, к достижению высокой боевой готовности, воспитанию патриотизма и ненависти к фашизму. Он посоветовал маратовцам принципиально оценивать недостатки, не допускать неоправданного

^{note 4}

недоверия и подозрительности к людям, но и не ослаблять бдительности.

В том же месяце на линкоре побывал заместитель народного комиссара ВМФ, член ЦК ВКП(б) И. В. Рогов. Иван Васильевич недавно стал начальником Политического управления Военно-Морского Флота, впервые ездил на флоты. При знакомстве он произвел на Кулакова впечатление опытного, необычайно требовательного, уверенного в себе руководителя. Живые, строго смотревшие из-под густых бровей глаза свидетельствовали об уме и проницательности. Таким он и остался для Кулакова на всю жизнь: принципиальным, знающим, строгим к себе и людям. Позже Николай Михайлович, характеризуя Рогова, назовет его «истинным бойцом партии, стиль и методы которого оказали большое влияние на наши славные флоты».

На корабле И. В. Рогов осмотрел артпогреба, башню главного калибра, долго говорил с командирами и политработниками. Пообедал вместе с краснофлотцами, расспрашивал их о питании, бытовых условиях.

– У таких замечательных людей, кто составляет экипаж линкора, – сказал Рогов, беседуя с руководителями корабля, – должны быть хорошие бытовые условия, качественное питание. О них надо постоянно заботиться.

С секретарями партийных организаций начальник политуправления говорил о задачах флотских парторганизаций. На прощание Рогов сказал Кулакову:

– Добивайтесь дружной, слаженной работы командиров и комиссаров. Всемерно поддерживайте волевых, требовательных командиров. Поактивнее используйте богатый опыт старшин сверхсрочной службы.

– Людей таких много. Есть даже сроком службы с 1914-го, немало коммунистов, – согласился Николай Михайлович, – знаний и опыта им не занимать.

– Кадры, действительно, решают все. Это главное звено, вот и держитесь особенно за него, чтобы вся цепь тянулась хорошо, – посоветовал Рогов. ^{note 5}

Встречи и совместная работа с А. А. Кузнецовым и И. В. Роговым сыграли большую роль в судьбе Кулакова, становлении его как крупного политработника. Кузнецов и Рогов считали Николая Михайловича человеком глубоко партийным, знающим. Ценили его близость к людям, деловитость, умение сразу и глубоко понять существо проблем. Он был и внешне заметен и привлекателен: плечистый, с открытым одухотворенным лицом. Особенно выразительны были темные, внимательные глаза.

В декабре 1938 года в Москву пригласили командующих и членов Военных советов флотов и флотилий, командиров и комиссаров ряда соединений и кораблей.

19 декабря моряки встретились с руководителями партии и правительства. Выступали представители наркомата ВМФ, командующие и члены Военных советов флотов и флотилий, участники боевых действий в Испании. Сталин внимательно слушал, иногда останавливал ораторов, уточнял детали, задавал вопросы. Командира бригады подводных лодок Черноморского флота Героя Советского Союза И. А. Бурмистрова он спросил о достоинствах и недостатках советских подводных кораблей. Поинтересовался, что можно сделать для увеличения их наводной и подводной скорости, повышения боеспособности.

На следующий день на последнем заседании с заключительной речью выступил А. А. Жданов. Он указал, что моряки получили новые крейсеры, лидеры эсминцев, эсминцы, и в этом смысле вопрос создания флота силами отечественной промышленности находится накануне своего разрешения.

^{note 7}

И подчеркнул главное: подготовка кадров для новых кораблей сейчас самое важное.

Разговор шел не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне, о будущем флота.

Николай Михайлович тщательно записывал самое важное и размышлял об услышанном. Кораблестроительная программа обширная, рождающая современный флот. Растут ряды военных моряков, растут сами люди, приходит новая техника – все это усложняет деятельность политработника, заставляя больше и лучше трудиться. Отстающий даже с более высокого мостика – линкоровского или крейсерского – вряд ли что увидит.

Вечером в Кремле состоялся правительственный прием. Кулаков впервые был в Грановитой палате. Торжественная обстановка, добрые слова, сказанные в адрес военных моряков, произвели неизгладимое впечатление. Затем присутствующим показали новый тогда кинофильм «Если завтра война». Да, война была, действительно, не за горами…

По дороге домой командующий береговой обороной КБФ С. И. Кабанов сказал Н. М. Кулакову: «Теперь будем работать по-новому». Николай Михайлович согласился с ним. Совещание открывало большие перспективы для флота, для работы.

^{note 9}

Встреча в Кремле определила пути развития флота, привела и к новым назначениям. Заместителем наркома, затем наркомом ВМФ был назначен Н. Г. Кузнецов. И. С. Юмашев стал командующим Тихоокеанским флотом, Ф. С. Октябрьский – Черноморским. Н. М. Кулакова и Н. К. Смирнова в 1939 году утвердили членами Военного совета Северного флота.

Молодой флот рос на глазах. Теснее становилось в гаванях военным кораблям, строились аэродромы и казармы, береговые батареи и дома. Ходом работ постоянно интересовался Центральный Комитет партии.

В апреле 1940 года Н. М. Кулакова направили в Ленинград – готовить новые корабли и их экипажи к переходу с Балтики на Север. Разгорался пожар второй мировой войны: фашистская Германия оккупировала Норвегию, и партия укрепляла флот на незамерзающем Баренцевом море.

А вскоре новое назначение – членом Военного совета Черноморского флота. Николай Михайлович прибыл в главную базу флота в праздничный день 1 мая 1940 года. В гостинице «Северная» долго и откровенно беседовал с И. В. Роговым. Армейский комиссар 2-го ранга рассказал, что встретился с руководящим составом флота, сообщил о назначении Кулакова. Подчеркнул, что Центральный Комитет партии требует улучшить партийно-политическую работу на Черноморском флоте, укрепить порядок и дисциплину. Рогов проинформировал об обстановке на флоте, заметив, что более подробно о ней расскажет командующий.

Флагман 1-го ранга Филипп Сергеевич Октябрьский (вскоре – контр-адмирал), обычно внешне суровый, встретил Кулакова тепло, приветливо. Проговорили всю ночь: о флоте, кораблях, людях, с кем предстояло работать. Командующий предложил вместе побывать в военно-морских базах и на кораблях.

Эта поездка, учения и разборы выявили единство взглядов на многие флотские проблемы, сблизили двух руководителей. Оба понимали, что времени им отпущено немного – война

^{note 10}

приближалась к нашим границам. Главным, что определяло усилия командования и Военного совета флота, было повышение боевой готовности кораблей и частей. Чаще стали выходить в море корабли, отрабатывались сплаванность, взаимодействие с авиацией. Высаживались десанты, укреплялись противовоздушная оборона и береговая артиллерия.

В соответствии с обострившейся международной обстановкой строилась и партийно-политическая работа. Моряки воспитывались в духе советского патриотизма, постоянной готовности к защите социалистической Родины, политической бдительности. Критике подвергались факты беспечности и благодушия, самоуспокоенности и недисциплинированности отдельных коммунистов и комсомольцев.

Политорганы комплектовались самыми авторитетными, квалифицированными, кристально чистыми нравственно коммунистами. Институт заместителей политруков способствовал выдвижению на политработу молодых партийных активистов.

С присущей ему энергией Н. М. Кулаков включился в работу. Надо было преодолеть некоторую оторванность политработы от конкретной практики боевой подготовки, изменив соответственно ее стиль, формы и методы.

В беседах с командирами и политработниками, в выступлениях перед активом Н. М. Кулаков подчеркивал опасность международной обстановки, требовал усилить пропаганду ленинских заветов о бдительности и боевой готовности, совершенствовании воинского мастерства. На заседании Военного совета флота в мае 1941 года он говорил: «Нам могут навязать войну каждую минуту, и мы к ней должны быть постоянно готовы».

Поэтому на кораблях и в частях чаще звучали сигналы тревоги, учения шли одно за другим. В высокой готовности содержалось вооружение, оборудовались бомбоубежища. Большие учения состоялись и в самый канун войны (в прежние годы они проводились осенью). Политработа стала

^{note 11}

более оперативной, разнообразной и содержательной, полностью подчиненной повышению боеготовности.

Командование Черноморского флота правильно оценило сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, где говорилось, в частности, что «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз», как в основном внешнеполитическую акцию, попытку предотвратить войну дипломатическими средствами. Продолжало поддерживать высокую бдительность и боеготовность. В этот день Военный совет издал секретную директиву, обязывающую руководящий состав «в пятидневный срок проверить по-настоящему боевое управление, план обороны, развертывание, режим полетов авиации, выход и вход кораблей на предмет – «Готовы ли вы к войне?». Флотская газета «Красный черноморец» 17 июня напечатала передовую статью «За мгновенную боевую готовность зенитных подразделений», а на другой день – «Связь в подразделениях ПВО должна работать отлично». По указанию политуправления эти статьи обсудили на батареях противовоздушной обороны. Флагманам и их заместителям по политчасти говорилось прямо: «Не исключено, что от учений придется перейти к боевым действиям». После учений соединения и корабли, их оружие и техника оставались в повышенной боевой готовности.

«Ударом на удар!»

Черноморцев война не застала врасплох, и это доказала первая же внезапная встреча с врагом. Раньше всех в стране Севастополь отбивал удар немецко-фашистской авиации. Отсюда в Москву пришло первое сообщение о нападении гитлеровской Германии.

– С юга-запада слышен шум авиационных моторов, – поступило донесение с поста наблюдения и связи оперативному дежурному штаба Черноморского флота. ^{note 12}

– Выясните в ВВС, есть ли наши самолеты в воздухе! – приказал тот помощнику.

– Оперативный дежурный по ВВС доложил, что наших самолетов в воздухе нет.

Сразу же – в 3 часа 07 минут – Октябрьский позвонил начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу армии Г. К. Жукову:

– Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов: флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний.

– Ваше решение? – спросил Жуков.

– Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.

Как позже писал Г. К. Жуков, переговорив с наркомом обороны С. К. Тимошенко, он ответил:

– Действуйте и доложите своему наркому.

В 3 часа 13 минут вибрирующий, прерывистый гул самолетов стал слышен и в штабе, но тут же его заглушили звуки стрельбы. Черноту южного неба прорезали яркие лучи прожекторов, трассы снарядов и пуль. Неподалеку от штаба прогремел сильный взрыв. Октябрьский и Кулаков вышли на балкон.

По небу сновали лучи прожекторов. Рвались, отсекая город и корабли от моря, от противника, зенитные снаряды. Разноцветные трассы гасли высоко в небе. В световом поле лихорадочно метался бомбардировщик. Послышался новый взрыв.

– Как видите, – сказал Кулаков, вернувшись в кабинет, представителю Главного управления политической пропаганды ВМФ И. И. Азарову, – нас уже бомбят. Это не провокация, а самая настоящая война. – И через некоторое время добавил: – Хорошо встретили!

Он сказал это вполголоса, чтобы не мешать командующему флотом, говорившему по телефону с Москвой:

– Да, да, нас бомбят… ^{note 13}

В штаб флота доносили, что в лучах прожекторов видны парашютисты. Как оказалось потом, гитлеровцы сбрасывали морские мины. Некоторые взорвались, попав на мелководье.

Вдруг стало тихо. Самолеты ушли. Но недолгой оказалась ночная настороженная тишина. Вновь стал нарастать прерывистый, звенящий гул. Зенитчики стреляли лучше. Один из самолетов упал в прибрежной черте (позже выяснилось, что был сбит и второй).

Фашистская авиация пыталась закупорить корабли в главной базе, отрезать входы и выходы в гавани и в тесной акватории уничтожить флот. Эти вражеские расчеты не сбылись. Встреченные дружным огнем зенитчиков, «юнкерсы» маневрировали, сбивались с курса. Вовремя проведенное затемнение города и заградительный огонь помешали врагу выполнить черный замысел.

Около четырех часов утра Октябрьскому позвонил Г. К. Жуков. Командующий флотом, сохранивший спокойствие, доложил:

– Вражеский налет отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана.

В воспоминаниях Г. К. Жукова написано: «Я хотел бы отметить, что Черноморский флот во главе с адмиралом Ф. С. Октябрьским был одним из первых наших объединений, организованно встретивших вражеское нападение».

Ранним утром Николай Михайлович проехал по городу, чтобы встретиться с севастопольцами, подбодрить их. Но и сам получил заряд бодрости, еще раз убедился, какие чудесные кругом люди.

Увидев большую группу жителей, он остановил машину. Пожилой мужчина в телогрейке, с берданкой в руках – сторож склада – рассказывал:

– Заметил, снижается парашютист, побежал к нему. А ветер, значит, его в воду отнес. В другой раз диверсанта обязательно схвачу. (Через два дня этот патриот – фамилия его не установлена – во время бомбежки побежал к ^{note 14} месту приземления «парашютиста» и был убит взорвавшейся на берегу миной.)

Пожилая женщина в белом платке, утирая его концами слезы, спросила:

– Это война?

Все замолчали. Десятки людей слушали, что скажет один из флотских руководителей.

– Да, война. Надо готовиться к трудностям. На вас большая надежда. Моряки не подведут…

На перекрестке улиц Щербака и Подгорной Николай Михайлович увидел разрушенный дом. Бойцы местной противовоздушной обороны и жители разгребали камни, битое стекло.

– Война? С кем? – спрашивали люди.

– С Германией. Придет время, отольются фашистам ваши слезы. Что доверено флоту, защитим с честью.

Подошел патруль: моряки в касках, с винтовками и противогазами.

– Помогите перекрытие поднять, – показал Кулаков на толстую балку.

Машина выехала на улицу Фрунзе. У выбитых волной взрыва витрин ювелирного магазина стояли пожилая и молодая женщины.

– Какие же люди у нас, – с гордостью заговорила женщина постарше, увидев бригадного комиссара. – При взрыве ценности разлетелись. Жители соседних домов еще в темноте оцепили участок, дежурили, пока все на земле не собрали.

– Честные и организованные, – добавила младшая. – Весь убыток – разбитые стекла.

– Они, наши люди, дороже всяких драгоценностей, – в раздумье сказал Кулаков.

Вернувшись в штаб флота, Николай Михайлович вместе с начальником Управления политической пропаганды П. Т. Бондаренко прочитал и утвердил обращение к морякам и населению. В нем говорилось о варварском налете на город, о необходимости проявлять бдительность.

^{note 15}

После передачи заявления Советского правительства о фашистском нападении на кораблях и в частях прошли митинги. Работники Управления политической пропаганды флота, выехавшие на места еще до войны (для приведения соединений и частей в повышенную боевую готовность), докладывали члену Военного совета о высоком моральном духе личного состава, его клятвах достойно встретить врага, ответить на его удар, отстоять Родину.

Кулаков доложил И. В. Рогову по телефону, что нет никакой паники и даже жалоб на трудности и что флот сосредоточивает усилия на отражении врага.

Появились десятки неотложных дел. Срочно пришлось принимать решение о пополнении кораблей и частей командными кадрами. Октябрьский и Кулаков решили не проводить экзаменов на флотских курсах командиров, выпустить 200 специалистов досрочно.

– Экзаменом будет бой, – сказал командующий.

Руководители флота собрали начальников отделов штаба и Управления политической пропаганды. Рассказали им об организации работы в боевых условиях, потребовали высочайшей четкости, бдительности, максимума энергии и инициативы. Кулаков повторил фразу командующего:

– Экзаменом будет бой!

Перед войной флот получил значительное количество снарядов и мин. Снаряды едва успели разместить в старых складах, мины остались на открытых площадках: строительство новых хранилищ не было завершено. Во время первого налета на Севастополь Октябрьский и Кулаков опасались, что авиация врага ударит по Сухарной балке. Взрыв снарядов и мин грозил лишить флот главных видов оружия и – что не менее страшно – угрожал городу и людям.

Военный совет дал указание немедленно рассредоточить запасы, организовать прием мин на кораблях, готовившихся к минным постановкам. Во второй половине дня Николай Михайлович выехал на минно-артиллерийский склад. У Сухарной балки он увидел очередь машин на погрузку.

^{note 16}

К Кулакову подбежал усталый, встревоженный старший политрук В. К. Карандин – заместитель начальника арсенала по политической части. Вместе они обошли склад, побеседовали с людьми. Члену Военного совета рассказали, что не хватает шоферов. Многие из них так устали, что засыпают за рулем, мало грузчиков. Бригадный комиссар распорядился выделить дополнительно водителей, краснофлотцев для погрузки, усилить их питание. Когда были организованы подмена и отдых людей, работа пошла веселее.

По совету И. В. Рогова вечером Н. М. Кулаков отправлял семью в Москву. Детишек и жену видел всего несколько минут на вокзале. Времени навестить их так и не выдалось. Варвара Осиповна рассказала:

– Ночью услышала стрельбу и взрывы, схватила сонных детей и прятала их среди камней в скалах.

Радовался, что жене и детям будет лучше с родными, к которым они ехали: со спокойной душой легче воевать. Да далеко самые близкие люди, если что, как им поможешь…

Когда Кулаков приехал на флагманский командный пункт флота, оборудованный в длинной штольне под тридцатиметровой скалой в помещении узла связи, на ФКП с руководителями ВВС обсуждался вопрос об ударе по порту Констанца – главной базе врага на Черном море.

Получив задание, летчики распрощались. Октябрьский и Кулаков зашли в свою «каюту» площадью 12–14 квадратных метров с двумя походными железными кроватями, двумя столиками и стульями. Октябрьский рассказал Николаю Михайловичу, что надводные корабли несут дозоры в море, ставят минные заграждения. Вышли на позиции подводные лодки. Зенитчики Одессы, Николаева и Херсона отбили воздушные налеты врага…

Прошли только сутки войны, а десятки самолетов флота нанесли три удара по Констанце и два по Сулину. Летчики бригады Героя Советского Союза А. Н. Токарева потопили транспорт, разрушили военные объекты на берегу. В последующие

^{note 17}

дни черноморские авиаторы успешно бомбардировали вражеские корабли, суда, склады, нефтеперерабатывающие заводы, поддерживали действия сухопутных войск и кораблей Дунайской флотилии.

И время, и дела боевые

Командование Военно-Морского Флота потребовало поддержать удары с воздуха ударами с моря. На ФКП флота Октябрьский и Кулаков встретились с командирами и их заместителями по политчасти крейсера «Ворошилов», лидеров «Харьков» и «Москва», эсминцев «Сообразительный» и «Смышленый». Кораблям приказали обстрелять порт Констанца, его военные объекты. Прощаясь с приглашенными на инструктаж, Кулаков пожелал им успеха.

– Не беспокойтесь, товарищ член Военного совета, в личном составе я уверен, все будет хорошо, – ответил командир «Москвы» А. Б. Тухов. – Завтра встретимся.

Вечером 25 июня корабли вышли из Севастополя. Ранним утром 26-го «Москва» и «Харьков» открыли огонь. В районах обстрела забушевали пожары. Уходившие уже корабли были неожиданно обстреляны с берега. Потом выяснилось, что стреляла тяжелая немецкая батарея, об установке которой тогда не было еще известно. «Москва», получив повреждения, уходила на противоартиллерийском зигзаге, прикрываясь дымовой завесой. Вдруг грохнул взрыв. Лидер разломился, словно был не могучим боевым кораблем, а хрупкой ореховой скорлупкой, – подорвался на мине.

Набеговая операция в целом удалась. В Констанце горели нефтехранилища, взорвался склад с боеприпасами, получили повреждения железнодорожные пути. Но когда командующий эскадрой контр-адмирал Л. А. Владимирский докладывал о результатах боя, Кулаков думал не о его итогах, а об уроках. Вспомнились слова Тухова: «В личном составе я уверен, все будет хорошо. Завтра встретимся». В людях командир был уверен не зря. На «Москве» сражались, пока корабль оставался на воде. А встреча не состоялась. Почему? В чем ошибки? Ясно, что за обстрел заплачено слишком дорого. Разведка не знала о новой береговой батарее у Констанцы. Штаб просчитался в определении границ минного поля. Если бы удар наносил крейсер, он мог бы стрелять с большей дистанции, не входя в зону минной опасности.

На заседании Военного совета подвели итоги операции. Кулаков говорил о просчетах. Сказал, что жаль корабль, еще больше – людей. Урок серьезный. Надо безотлагательно организовать борьбу с минами в районе главной базы. Помнить о людях. Краснофлотцев с «Харькова» П. З. Гребенникова и П. Е. Каирова, работавших в раскаленной топке, чтобы дать ход кораблю, представить к наградам, пропагандировать их мужество и мастерство.

Николай Михайлович не случайно упомянул о минной опасности. В первую же ночь войны после налета немецких самолетов по приказу комфлота началось траление бухты

^{note 20}

и фарватеров. Контактные тралы, рассчитанные на мины, стоящие на якоре, ничего не обнаружили. Но буксир, тащивший плавучий кран к месту падения сбитого вражеского бомбардировщика, в протраленной зоне подорвался на мине и затонул.

Стало ясно, что поставлены донные, неконтактные, магнитные мины. Командующий заговорил о новом минном оружии. Кулаков напомнил: для всякого оружия существует противодействие. Только бы быстрее его найти, подыскать нужных и смелых людей, и еще надо попросить помощи у штаба ВМФ…

Смелые и умелые нашлись быстро. Командир охраны водного района главной базы контр-адмирал В. Г. Фадеев доложил Военному совету, что звено катеров-охотников лейтенанта Д. А. Глухова сбрасывало глубинные бомбы по курсу выходившего в море крейсера, чтобы очистить путь от вражеских подводных лодок. Бомб сбросили три, а взрывов раздалось четыре. Значит, тралить можно глубинными бомбами, вызывая их взрывами детонацию мин.

Метод борьбы с донными акустическими минами предложил тот же Глухов. «Мина взрывается, когда ее магнитное поле пересекается другим – корабельным, а шум винтов заставляет срабатывать акустику. Расчет у противника на взрыв под днищем корабля, – рассуждал Глухов. – А если держать скорость такой, чтобы мина рвалась позади быстроходного корабля?»

На большой скорости он погнал катер по фарватерам, и за кормой прогремели взрывы. Моряки, оглохшие (были и контуженные), вернулись в базу с победой.

Командующий побывал на катере, каждого поблагодарил:

– Спасибо. Вы одержали важную победу. Представляю вас к награде.

Узнав об этом успехе, Николай Михайлович подумал, что метод не слишком хорош: велик риск для героев-катерников. Разумеется, в Военном совете понимали, что такое

^{note 21}

траление – кустарная затея, не могут быть оправданы потери. Не решает оно и задачи полного устранения опасности подрыва кораблей на магнитных минах.

По просьбе руководства флота в Севастополь прибыли ученые-физики, возглавляемые Игорем Васильевичем Курчатовым и Анатолием Петровичем Александровым. Курчатов давно знал Крым: закончил гимназию в Симферополе, там же учился на математическом отделении физико-математического факультета университета. Ученые сразу же приступили к делу. Они тоже пришли к выводу, что неконтактные мины взрываются под воздействием магнитного поля корабля. Его можно резко уменьшить, размагнитив корабль, сделав минимальным магнитный заряд.

Сложная система размагничивания корпусов кораблей была освоена за 2–3 месяца (для сравнения заметим, что в английском флоте ее вводили в строй почти год). Октябрьский и Кулаков дали кадровым органам указание не назначать на корабли новых командиров и других специалистов, пока они не изучат правил размагничивания и противоминной защиты.