Текст книги "Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород (СИ)"
Автор книги: В. Б. Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Варяжко по согласию со своим командиром разделил дружину на сотни, назначил старших над ними. Те в свою очередь разбили на взводы – подивились такому подразделению, и десятки. Сразу ввел условие строгой дисциплины – приказ старшего не обсуждается, а исполняется немедленно. Пришлось с позором изгнать из дружины почти десяток воев с норовом, упорно противившихся подобному порядку, пока до всех не дошло – с прошлой вольницей придется расстаться. И уже более терпеливо сносили ежедневную муштру – от хождения строем до приемов с оружием.
Командиры поднимали людей на заре, после легкого завтрака приступали к учениям, занимались до самого заката, с небольшими перерывами на обед и отдых. После ужина и вечерней поверки воины отключались без сил, едва ложились на нары, и так проходил каждый день трудной службы, пока не втянулись в нее. Через месяц упорных учений, с одним выходным днем в неделю – чтобы воины могли отвести душу в кругу семьи, сказались первые результаты. Дружина уже могла хотя бы на минимуме необходимого слаженно выстраиваться в линию, перестраиваться и маневрировать, защищаться и переходить в атаку. Да и закрепились первые навыки с мечом и копьем, перешли от простых приемов к более искусным.
После начальной подготовки перешли к отработке предложенной тактики удара клином, а также возможной защиты в окружении противника. Лидером таранной атаки безусловно стал богатырь Градислав, его поддерживали тоже далеко не слабые бойцы. В учебных схватках они без особого труда проламывали линию обороны даже в шесть рядов – такую обычно выстраивали княжеская дружина и стоящее за ней ополчение, хотя доходило и до десяти-двенадцати при большом войске. Много сложностей вызвало обучение бойцов умению развивать прорыв и сражаться в плотном окружении. Прошла еще не одна неделя неустанных учений, пока Варяжко не посчитал – дружина имеет реальный шанс противостоять княжескому войску.
Тем временем от проезжих гостей и купцов пришли слухи о созыве князем войска. Правда, поводом он назвал поход на землю вятичей, второй год отказывавшихся платить дань Киеву. Но никто из новгородцев не сомневался – Ярополк идет на них. Об этом говорило оживление в стане посадника – затихший на месяц после памятного божьего суда боярин вновь показал свой норов. Нарочито демонстративно проезжал по городу со своей дружиной, шел нахально на отряды новгородского ополчения, стоящие дозором на важных улицах. Те расступались, помня наказ старейшин не ввязываться в прямое столкновение, а потом сопровождали наместника с его войском.
Когда же пришла весть, что Ярополк выступил в поход, то боярин Здебор решился на откровенный конфликт с Новгородом – приказал задержать группу ополченцев, шедших позади, а потом побить их батогами, как каких-то холопов. В тот же день в городе начались волнения – возмущенный люд готов был идти в безрассудную атаку на княжескую обитель. Старейшинам и другим уважаемым мужам с трудом удалось обуздать страсти толпы, дали зарок, что посадник без возмездия не останется. Следующим утром к княжескому двору стянулось новгородское ополчение, пришли все – и стар и млад, кто мог удержать в руке оружие.
Накануне заполдень старейшина города вызвал в детинец Велимудра и Варяжко, здесь вместе с ним ожидали другие старейшины. Росслав не стал терять напрасно время – едва вызванные уселись на лавку, рассказал им о случившемся нападении княжеской дружины на ополченцев и смуте в городе. Продолжил речь о принятом советом решении: – Завтра созываем воев к княжеским хоромам. Будем требовать от посадника виру за посрамленную честь наших людей. Если же он не пойдет на то и науськает свою войско, тогда вступим в брань. Иного нам не дано – оставить бесчинство безнаказанным народ не позволит.
После недолгого молчания обратился к старшему дружины: – Велимудр, веди своих воев в сечу – ее нам не избежать. Как полагаешь, сможет твоя дружина справиться с княжеской?
На вопросительный взгляд старейшины юноша высказался осторожнее своего командира: – Дружина может дать отпор – люди обучены тому. Но сказать наверняка, как сложится бой – не могу.Княжеская дружина сильна, нашим воинам не сравниться с гриднями, даже отроками, в ратном искусстве. Но мы и готовились именно к такому противоборству, так что надежды на победу у нас немалые.
Один из слушавших речь Варяжко старейшин сказал свое слово: – Ты говорил прежде, что будешь учить воев новому бою. Они усвоили науку, смогут выступить с ней в сече?
– Да, старейший, усвоили. На учениях и схватках между собой воины показали нужную выучку. Только может помешать то, что нет еще опыта в настоящем бою.
– То понятно, – задумчиво произнес старейшина города, – опыт – дело наживное. Ну, что же, завтра мы увидим, чему вы научили воев. Да благословит вас Перун на победу!
Ранним утром дружина в полном снаряжении вышла из лагеря и отправилась походным строем к княжеским хоромам. Люди выходили со дворов, любовались ладными молодцами в блестящих от утренних лучей латах, удивительно дружно шагавших в ногу ряд за рядом. За дружиной пристраивались ополченцы, другие мужи со всевозможным оружием – от топоров и палиц до рогатин и дреколья. Так, разрастаясь по пути, добрались до княжеского двора. Здесь дружина развернулась напротив ворот боевой линией, за ними встали вои, дальше остальные. Народу собралось намного больше, чем при прежней заварухе, Варяжко прикинул – не менее двух тысяч человек.
Они заполнили всю площадь, часть осталась на примыкающих улицах – не хватило места. Похоже, что пришло все взрослое мужское население города, решило побороться с княжеским войском. Стояли рядом совсем еще юные, почти дети и седобородые мужи, которым, казалось, только внуков нянчить да сидеть на завалинке, вспоминая былую молодость. По-видимому, случившееся вчера бесчестье исчерпало терпение людей – оно, как снежный ком на горном склоне, потянуло за собой лавину всех прежних обид. Назначенным старейшинами командирам приходилось нелегко с пришедшим на брань людом, с трудом удерживали его позади новгородского войска.
Долго ждать не пришлось – не прошло и часа, как открылись ворота княжеского двора и оттуда выступила рать наместника, сразу разворачиваясь в строй. В нем первые два ряда заняла дружина, еще три составили вои, как и предполагал Варяжко, зная их численность – около трехсот и пятисот тех и других. Он еще поражался – как они умудрялись размещаться в хоромах, рассчитанных на вдвое меньше народа. Правда, видел через открытый проем ворот шатры, занявшие весь двор.
У новгородцев же, даже считая только его дружину и ополчение, имелось двукратное преимущество, но оно не говорило о реальном превосходстве в силе – каждый гридень стоил двоих, а то и троих воев. Так что понимал ту самоуверенность, что видел на лицах выстроившихся напротив воинов наместника, нисколько не смутившихся многочисленностью противника. Какой-то интерес вызвала у них его дружина – в полном воинском доспехе, первый ряд с копьями и щитами почти во весь рост, последующие два с оружием ближнего боя – мечами, палицами, боевыми топорами.
Из-за расступившегося строя княжеского войска выехал боярин Здебор и своим зычным голосом прокричал: – Почто собрались оружные, по какой надобности?
Ответил ему Росслав: – Пришли мы учинить правду, боярин, стребовать виру за нанесенный тобой урон нашим воям.
– Я в праве делать то, что мне угодно. А твоим воям нечего мешкать перед моей дружиной, вот и попало им за дело, – надменно проговорил наместник и добавил: – Попадутся еще раз – всыплю горячих и с голым задом отправлю восвояси, – и расхохотался, довольный своей издевкой.
Перепалка между вожаками сторон могла идти еще долго – каждый хотел спровоцировать другого первым начать побоище, чтобы потом обвинить в нарушении данной когда-то клятвы. Не выдержал кто-то из новгородцев из задних рядов – метнул увесистый камень и попал в бок коня боярина. Тот едва удержался на вздыбившемся вороном, а потом, прокричав гневно: – Паскудное племя! – дал команду: – Дружина, бей ворога!
Едва услышав приказ, стоявшее в нетерпении княжеское войско двинулось вперед. Воины шли неспешно, держа строй, обогнули наместника, а потом ускорились, пытаясь с ходу смять противника. Варяжко не стал ждать команды старейшины, крикнул: – Градислав, вперед! – а потом всей своей дружине: – Клином, марш!
Те несколько десятков метров, разделявшие противостоящие стороны, преодолели за считанное секунды, две дружины встретились в лобовой атаке. С далеко слышным грохотом щитов, ударами копий столкнулись первые ряды, на них напирали задние, какое-то время две стенки встали, перебарывая одна другую. Противники оказались достойными, с равными силами, держали строй, не давая прорвать его. Переломил равновесие богатырь Градислав, опрокинул стоявших против него гридней. Он, а за ним его ведомые, вдавились в появившуюся щель в первой линии княжеской дружины, следом, шаг за шагом, пошли вперед другие воины.
Варяжко шел в голове клина, сразу за спинами ведущих. Сам в схватке не участвовал – следил за дружиной. Давал команды, если кто-то отставал или, напротив, вылезал вперед. Так прошли весь вражеский строй до последнего ряда, а потом разошлись по обе стороны, охватывая в окружение разбившееся на части княжеское войско. Тем же клином вновь разрезали противника, дробя его на малые группы. Тут уже вступило в дело ополчение, било потерявших строй гридней и воев. Те отбивались отчаянно, отдавали свою жизнь, уводя за собой в мир теней – навь, не одного врага.
Превосходство в численности новгородцев сказалось в полной мере – войско наместника таяло на глазах. Сам он бился вместе со всеми, так и пал с ними. Сражение длилось почти час, закончилось кровавой жатвой – всех оставшихся в живых княжеских дружинников и воев перерезали, никого не брали в плен. Не пощадили даже раненых, на глазах Варяжко его воины добили их. Но и новгородцам досталось – потеряли треть своего войска, в его дружине также. Сам юноша в сече почти не пострадал, только ныла грудь от пропущенного удара мечом. Спасла крепкая кольчуга, но, похоже, без перелома ребер не обошлось. Ему помогли смазать пострадавшее место, а потом покрепче перевязать грудь, на этом лечение закончилось.
Больше болела душа – он своими руками, его бойцы погубили цвет русского воинства, лучших воинов в ненужной Руси междоусобице. Народ вокруг ликовал победе, а Варяжко стоял опустошенный, растеряно отвечал на похвалу и поздравления. Уже потом, сидя на лавке в княжеских хоромах, взял себя в руки. Его позвали на совет старейшин и старших командиров решать, что предстоит делать дальше. Все понимали, что война с князем только начинается, скоро он будет здесь с войском, намного большим, чем в происшедшей схватке. Справиться с ним Новгороду самому уже не удастся, старейшины уже позвали на помощь людей с родственных земель.
На вопрос одного из сотников – Успеет ли подмога до подхода Ярополка? – Росслав заверил: – Да, должна. Чудь и весь уже вышли к нам с Ладоги и Гдова – о том прислали гонца, кривичи из Пскова и Изборска тоже собираются, как и словены на Ловати и Ильмене. Пока не слышно о Смоленске, но его старейшины пообещали отправить воев в самое скорое время, да и Ярополк уже на подходе к нему.
После добавил: – Мы с сородичами договорились, что их вои со старшинами пойдут под начало нашего тысяцкого. Нам сейчас надо решить, кого им поставить. Что скажете, мужи ратные?
– Что уж говорить, пусть Велимудр ведет нас. Это его дружина переломила княжескую, без нее всем нам пришлось бы туго, – высказал сотник ремесленного квартала.
– Если мужи так решат, то отказываться не буду, – согласился старший дружины, – хотя ради правды скажу, что воев вел Варяжко.
– Больно еще молод твой Варяжко, пусть помогает, коль доверяешь ему, – высказался кто-то из командиров, – правда, парню не отказать в ратном умении, лихо он разделал войско посадника.
Слово вновь взял старейшина, обратившись с вопросом к юноше: – Варяжко, как полагаешь, справишься с дружиной Ярополка? В ней столько же гридней, сколько было у боярина сегодня, еще отроков с полсотни.
– Будет труднее на этот раз, Росслав. Потеряли мы треть людей, среди них самых сильных – Градислава и еще нескольких. Без них нам вряд ли удастся проломить строй княжеской дружины, как смогли нынче. Есть кое-какие задумки, но с ними надо крепко размыслить, а потом с воинами наработать.
– Поступай, как считаешь нужным. Что от нас потребуется, дадим, но через седмицу – когда сюда придет Ярополк, тебе надо остановить его дружину. С воями мы справимся без твоей дружины, родичи подмогнут.
Ставший тысяцким Велимудр устроил военный совет с командирами ополчения, когда старейшины покинули хоромы. Первым обсудили вопрос – где же встретить княжеское войско? О том, чтобы отсиживаться в Новгороде за его стенами, речи не было, может быть, только в крайнем случае – если придется отступить. Рисковать городом никто не хотел – Ярополк мог просто сжечь его. Устраивать сражение в открытом поле посчитали не лучшим решением, вело к излишним потерям. Кто-то предложил сесть с обороной в Городище – место удобное, на холме у берега, мимо неприятельскому войску никак не пройти. Неспроста когда-то здесь основался Рюрик, прежде чем перейти в Новгород. Укреплено высоким валом и глубоким рвом перед ним, да и неподалеку, всего в двух поприщах – так называли версту в это время, – сноситься с ним можно скоро.
Против никто не высказался, тут же, не откладывая в долгий ящик, отправились в Городище. Меньше, через час разглядывали возможное поле брани. Казалось, все подходило, но не хватало простора – вряд ли на образовавшемся здесь островке между Волховом и его притоком Волховцем смогло бы разместиться многочисленное войско. Остановили выбор на участке ниже него – с двумя холмами и нешироким проходом между ними на правом берегу. В самом же Городище решили оставить заслон, если вдруг Ярополк вздумает закрепиться в нем. Варяжко согласился с таким мнением, пока другие обсуждали – где ставить войско и рыть ров, внимательно изучал окрестность, примечая места возможной засады и необходимых укреплений. Пытался предугадать, что может предпринять Ярополк, строил план будущего сражения.
После высказал свое суждение: на склоне перед рвом вкопать надолбы из небольших столбов, а на валу за ним вместо привычного частокола – времени возводить его просто не хватало, ставить защищенные от стрел врага бойницы-забрало для лучников. Объяснил не понявшим сразу его мысль мужам о казалось бы простых сооружениях, но еще не применявшимся в это время, добавил о мостиках через ров, которые понадобятся, когда сами пойдут в атаку. Еще предложил вырыть в проходе между холмами и замаскировать ямы-ловушки, только обозначить их вешками, чтобы самим не угодить в них. Кроме того, подготовить чуть в стороне скрытые окопы для засады, там он оставит до нужного времени часть своей дружины.
Настала осень, когда с Ильмен-озера вошли в Волхов ладьи Ярополка. Все последние дни на месте будущего сражения новгородцы строили укрепления. Им помогали подошедшие ополчения с призванных земель – весь правый берег усеяли тысячи людей, от Новгорода до Городища сновали обозы с лесом и другими материалами. Работы шли до самого дня подхода неприятельского войска, успели если не все, что задумали, то многое. Варяжко со своей дружиной в строительстве не участвовал, денно и нощно готовился к предстоящей битве. Ему передали лучших бойцов новгородского ополчения, в какой-то мере восполнили потери, вот и натаскивал их со своими командирами на самое нужное – держать строй с уже бывалыми воинами.
Отрабатывали еще атаку противника из засады в его тыл, учились скрытности. По его заказу портные сшили маскировочные сетки, в них и провели последние занятия с учениями на месте. Новая наука давалась нелегко – воины, особенно вновь поступившие, не понимали, зачем этот маскарад и другие потайные меры. Для них, привычных идти открыто навстречу врагу, они казались зазорными, умаляющими честь воя. Только потом, когда на учениях увидели, как внезапно из ниоткуда появлялись какие-то чудища в зеленом и поражали одного за другим растерявшихся ратников, прониклись важностью подобного учения, старались постичь нужное умение.
Выставленные дозоры на Ильмень-озере у истока Волхова издали заметили приближающиеся ладьи с княжеским войском и предупредили о том видным с сопок сигнальным дымом. Запоздавшие работные люди и обозы поторопились уйти в Новгород, а ополчение выступило из бивака на отведенные позиции вдоль берега – напротив Городища и ниже на поприще, на холмах и в проходе между ними. Небольшая его часть укрепилась на левом берегу за наваленном спешно валом, хотя особой нужды в том не было – густой лес делал невозможным здесь высадку крупного войска в отличие от открытого правого. Ниже по течению по всей ширине русла поставили на якорь ладьи с грудой хвороста на них и поджигателями, держащими наготове факел, перекрывая княжеским суднам путь к Новгороду.
Варяжко со своей дружиной занял проход между холмами – посчитал, что Ярополк вряд ли бросит главную свою силу на губительную атаку укрепленных склонов, а постарается прорваться к ним с тыла. Послал в засаду лучшую сотню, сам с остальными бойцами встал за вагенбургом – сцепленными повозками с поднятыми на высоту роста бортами, перекрывшими весь проход. Не стал встречать лицом к лицом княжескую дружину с неизбежными при том жертвами и неизвестным исходом – применил новое для нынешнего времени, по крайней мере в русском войске, укрепление. Все бойцы кроме привычного оружия обзавелись луками с запасом стрел, встали с ними к проемам-бойницам в бортах.
Ждать долго не пришлось – вскоре появилась княжеская флотилия из сотни ладей, несших на борту около пяти тысяч воинов. Как только они прошли Городище, позади них из Волховца вышли два десятка ладей-брандеров и перекрыли русло, отрезав противнику путь обратно – все княжеское войско, по сути, оказалось в ловушке. С обеих берегов по вражеским суднам открыли огонь лучники, в самом буквальном смысле – зажигательными стрелами, с пучком горящей просмоленной пакли. Большая их часть попала в цель – через несколько минут на ладьях одна за другой пошел дым, а потом открытый огонь. Их экипажи спешно повернули к берегу на встречу с неприятелем, принявшим так горячо.
Глава 11
Ладьи с княжеским войском шли к берегу – часть горящие, а остальные поддержать их при высадке огнем своих лучников. Им навстречу летели множество стрел – уже не зажигательных, а с тонким острием, пробивающим кольчугу. Вели стрельбу лучники ополчения под прикрытием щитов, которые удерживали стоящие рядом вои, к ним присоединились стрелки на валу. Под почти сплошным смертоносным ливнем корабли один за другим приставали к обрывистому правому берегу. Неся немалые потери, войско спешно высадилось с них, прикрываясь щитами, а потом поднялось на кручу. Каждый шаг давался новыми жертвами, пока занявшие верх воины не отогнали противника подальше от места причаливания.
Огонь с холмов и Городища не дал возможности княжескому войску спокойно собраться для атаки – наспех, сразу после высадки, его воины пошли вперед. Большая часть стала подниматься на склоны, пытаясь опрокинуть оборону на валу, центр же с дружиной наступал там, где и предполагал Варяжко – между холмами. Первые ряды закрылись ростовыми щитами, так и шли плотным строем, шаг за шагом. Бойцы новгородской дружины открыли огонь из луков, но больше попадали в щиты, только изредка в открывшиеся ненароком ноги и руки наступавших. И тут большую подмогу им оказали ямы-ловушки – строй княжеской дружины разрушился из-за них, попавшие в них воины не могли защитить идущих позади. Те же не успевали обойти одну яму и снова сомкнуть линию, как сами попадали в следующую.
Потеряв четверть воинов, вражеская дружина подступила к вагенбургу и встала, не зная, как преодолеть такую преграду. Сменившие луки на копья новгородцы не давали противнику возможности приблизиться и перескочить через нее, а обойти по склону не позволили выкопанный ров и вал за ним. Решающую роль в таком противостоянии сыграла сотня, засевшая в засаде – бойцы выскочили из-под земли в своих странных нарядах и ударили в спину обескураженного врага. Поднявшаяся сутолока, даже паника в задних рядах заставила обернуться передние и тут по команде Варяжко его бойцы пошли в атаку. В нескольких местах откинули борт, вои перескочили его и сходу вклинились в растерявшийся строй неприятеля.
Под ударом с двух сторон противник сжался, его воины мешали друг другу, пытаясь дать отпор наседавшим новгородцам. Но все же как-то сумели прийти в себя и выстроиться, заняли круговую оборону. Дальше бой шел в почти равной борьбе, но постепенно превосходство в силах сказалось – ряды княжеской дружины редели быстрее, чем у новгородской. Меньше, чем через час, пал ее последний воин – воины Варяжко перерезали всех. На других участках сражения складывалась подобная картина – пришедшее войско терпело поражение от почти вдвое большего ополчения, нигде не добившись какого-либо серьезного успеха. Только в стане Ярополка с его знаменем еще шел бой – он сам с мечом стоял рядом со своими последними воинами, пока не упал от удара палицы по шлему.
После сражения, предав огню тела своих павших и сбросив в воды Волхова неприятеля, ополчение направилось в Новгород – праздновать великую победу. Вело за собой немалую толпу захваченных в плен воев из княжеского войска – их, в отличие от дружины, не стали вырезать, намеревались получить за них выкуп или продать в холопы. В плен попал сам князь – его везли на отдельной повозке под большой охраной, защищая прежде всего от гнева своих людей. Судьбу Ярополка должны были решать старейшины Новгорода и других городов, пришедших со своим ополчением. В обозе везли трофеи – оружие и снаряжение побежденных, добычу еще составили ладьи – больше полусотни, сохранившихся от огня.
Варяжко шел впереди своей дружины. Велимудр фактически признал его командиром, не вмешивался в дела лучшего отряда новгородского ополчения. Да и бойцы приняли юношу, едва достигшему восемнадцати лет, своим вожаком, сменили первое недоверие на подобающее почитание. Уверились в его ратном искусстве и разумности командования, теперь все – от безусых юнцов до зрелых мужей, шли за ним без тени сомнения. Сам Варяжко задумался над будущим – связывать ли его с воинской службой или перейти к более мирным делам. Сейчас, когда ничто не угрожало Новгороду, надобность в постоянном войске и его службе отпала, так что он мог вернуться к своим проектам, прерванным на время. Но предполагал, даже чувствовал, что скоро многое может измениться и вновь надо готовить оружие.
Выбор для Варяжко решился следующим днем после сражения. Старейшины пригласили его, как и других командиров, в детинец на совет. После здравиц и поздравлений воинству перешли к насущным делам. С добычей определились быстро – все захваченное добро отдали пришедшему на помощь Новгороду ополчению. Больше суждений и споров вызвали судьба князя и устройство отношений городов с Киевом.
Горячие головы взывали уничтожить Ярополка, как и зависимость от княжеской власти, жить же каждому племени как прежде – в полной воле. Другие признавали нужду в объединении – иначе придут чужеземные вороги и поработят порознь, да и между племенами вновь возникнут кровавые распри, а удержать от них некому. Только предложили убрать Ярополка и призвать Владимира – прежний князь вознамерится отомстить своим обидчикам, придет вновь с войной, как наберется сил.
Взял слово и Варяжко. Поддержал сторонников княжеской власти, но предостерег от призвания Владимира. Он оказался единственным, кто высказался за сохранении Ярополку жизни и киевского престола:
– Новгород, как и земли словен, кривичей, чуди, заслуживают своей воли, но не переча общим нуждам Руси. Можем заключить с Киевом договор – платить ему дань, выставлять войско на защиту, но делами здешними править самим. Ярополк обжегся с нами, знает нашу силу, не раз подумает, прежде чем нарушить уговор. А для того, чтобы постоять за себя, можно держать свою дружину из тех денег, что прежде отдавали на княжескую – ту же тысячу гривен. Владимир же, уверен, не смирится с такими вольностями, захочет подмять нас, как и всю Русь. Это нынче, пока у него нет дружины, дает посулы с какими-то льготами и свободами, а когда придет к власти – вряд ли устоит, чтобы не нарушить слово.
Собравшиеся на совете мужи не прервали Варяжко, но и не поддержали. Когда же пришло время принять решение, постановили – Ярополка держать под замком и призвать Владимира на княжение, пусть он сам распорядится с братом. Дружина своя остается, будет кормится с той доли дани, что прежде отдавали за княжью – о том особо оговориться с новым князем, как и с другими вольностями. Варяжко не стал выступать против, понимая, что не сможет помешать воле старейшин, но когда его спросили о службе в дружине, отказался – Владимиру он не помощник. Те особо не настаивали, видя твердость в юном муже, отпустили его с миром, может быть, тая недовольство.
Первую неделю просидел дома безвылазно – отдыхал после трехмесячной службы и вымотавшего за это время напряжения. Отдавался любви с Милавой, играл с растущей на глазах дочерью и Ладой, наводил порядок во дворе. Только потом окунулся с головой в новое дело – изобретение простейших механических часов с маятником. До сих пор время измерялось по солнечным часам, да и они на Руси не были в ходу – определяли на глазок, по положению солнца на небосводе. Но в каких-то случаях требовалось более точное знание времени – в воинском деле, на производстве, торговле или мореплавании, так что производство часов сулило неплохие перспективы.
Общую конструкцию и маятниковый механизм представлял неплохо – в доме родителей висели на стене ходики с кукушкой. Они исправно отбивали каждый час, пока юный исследователь не полез выяснить – куда же прячется кукушка. Поломку так и не устранили – нужной детали на старинную модель у часовых мастеров не оказалось. Но с тех пор хорошо усвоил внутренности механизма – не раз пытался разобраться с ним. Примерно в таком виде и предполагал сделать свои часы – с гирями и маятником, а по возможности – с той же кукушкой, если справится с ней. Теперь старался вспомнить каждую деталь – маятник, анкер, храповик, циферблат со стрелками, их размеры, форму, размещение в корпусе. Рисовал, просчитывал, подправлял, пока не получилось что-то, похожее на прежние часы.
Ходики с кукушкой и маятниковый механизм
После принялся переделывать под возможности местных мастеров по металлу. О них имел ясное представление – немало намаялся, пока доводил до ума свою первую пилораму. По сравнению с ней часы получились сложнее, да и детали тоньше и аккуратнее, так что пришлось упрощать, многое менять. Отказался с большим сожалением от той же кукушки и механизма боя, да и от минутной стрелки, но намеревался вернуться к ним после отработки первых образцов. К исходу месяца от начала работ проект часов был готов, Варяжко передал чертежи Миромиру – с этим мастером сработался лучше, чем с другими. Правда, как и с первой работой, перестраховался, заказал тому изготовление отдельных деталей – сборку и отладку оставил на себя, в собственной мастерской, которую он обустроил в одном из сараев во дворе.
С опытными образцами провозился до самой весны. Не раз и не два пришлось начинать все заново, в головоломных муках искать пути обхода возникающих на каждом шагу трудностей. Иногда впадал в отчаяние, клял себя, что взялся за недостижимое дело, а потом снова продолжал – упрямство и самоуважение не позволили бросить его на полпути. От начального проекта осталась только принципиальная схема, конечная же конструкция вышла далеко не схожей с той, из памяти. Можно ее было назвать топорной, грубой, но она работала, час за часом! Варяжко долго сидел на лавке в мастерской и смотрел на произведение своего ума и рук, доставшееся с таким трудом. Усталость и радость переполняли душу, то, что чувствовал сейчас, можно было назвать счастьем – ни в одном из прошлых дел такого не испытывал.
Производство и продажу часов оставил за собой – не стал отдавать на сторону секрет своего изобретения. Выкупил в ремесленном квартале у вдовы кузнеца подходящую мастерскую, нанял толковых помощников из учеников и подмастерьев, сам работал с окончательной сборкой и настройкой. Первую партию из пяти часов отдал за полцены знакомым купцам из числа самых уважаемых – тому же Велимудру. От тех пришли другие купцы, а также состоятельные ремесленники – тоже захотели обзавестись диковинкой. К лету у Варяжко набрались заказы как от новгородских покупателей, так и на продажу в другие города, даже с Готланда – заморским купцам также приглянулся товар.
В последующих изделиях Варяжко ввел и минутную стрелку, и кукушку – все-таки добился этих немаловажных новшеств в уже выпускаемую продукцию. Они вначале шли как опции, по дополнительному заказу, а потом уже вошли в основную комплектацию – большинство клиентов захотели часы именно с ними, хотя цена выросла почти на половину. По-видимому, зрелище выскакивающей каждые полчаса из окошечка разукрашенной птички и своим кукованием отсчитывающей время тешило их не меньше, чем детей – шли на лишние траты без особой жалости, по крайней мере, не подавали виду. Производство постепенно расширялось, мастерская каждый день выпускала по два десятка часов, заказывали же в разы больше. Варяжко даже организовал поточную линию – каждый из работников выполнял свою операцию и передавал дальше.
Тем временем в городе происходили важные события – весной 980 года в Новгород прибыл Владимир с варяжской дружиной. Минувшей осенью старейшины направили к нему посланцев, позвали на правление взамен Ярополка. Тот согласился на высказанные ему условия, но попросил денег на найм варягов – идти самому без войска не решился. И вот теперь пришел на драккарах, ведя за собой не такую уж большую дружину, с тремястами норманнов – по-видимому, рассчитывал на подкрепление в Новгороде. На собранном старейшинами вече поклялся в заботе о городе, сохранении за ним особых прав. После уговорил народ дать ему воев, чтобы занять стол киевский, если вдруг там учинят ему препоны. Надолго не задержался, получил под руку дружину новгородскую, прихватил еще Ярополка и вышел походом в Киев.
Из дошедших в Новгород слухов Варяжко узнал, что народ киевский признал Владимира своим князем после публичного, на вече, отречения Ярополка. Возможно, два брата заключили между собой уговор – в обмен на жизнь и какую-то свободу тот сам отказался от киевского престола, присягнул с народом в верности новому князю, после отправился княжить в далекий Тмутаракань, практически в ссылку. Сам Владимир спешно принялся набирать дружину – частью из варягов, пришедших с ним из-за моря, переманил кого-то из новгородской дружины, принял воев и отроков. Каких-либо поползновений на утверждение своей власти в других городах и землях не предпринимал, по-видимому, оставил на скорое будущее.
