Текст книги "Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород (СИ)"
Автор книги: В. Б. Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Пробежав пару сотен метров и все больше отставая от судна, ливы остановились и, размахивая руками, принялись бурно выяснять с дозорным допущенный им недогляд. Тем временем дромон поравнялся с заводью, где Варяжко оставил струг с бойцами. Те, завидев чужой корабль, высыпали на берег, а потом ошеломленно смотрели на своего командира, стоявшего голышом на его борту. Тот дал команду растерявшимся юнцам срочно отчаливать и догонять его, сам принялся править рулевым веслом ближе к берегу. Когда струг скорым ходом взявшихся за весла бойцов поравнялся с ним, велел части из них перейти на дромон и всем вместе идти в Изборск за подмогой. После недолгого разъяснения им столь необычной ситуации бросился в воду и поплыл к берегу.
Ливы никуда не ушли – так и остались в том же лагере. Только выставили двоих дозорных – Варяжко чуть не попался на глаза второму, устроившемуся с той стороны леса, откуда он пришел. Выручила скрытность, с которой преодолел открытый участок перед лесным массивом – прополз ужом, исцарапав голое тело. Добравшись до первых деревьев, уже собрался встать, как заметил краем глаза какое-то движение буквально в трех шагах. Приглядевшись к березе, стоящей чуть сбоку, обомлел – увидел среди ветвей над собой чьи-то ноги в яловых сапогах, а потом и всю фигуру ливского воина, смотрящего куда-то вдаль, в сторону озера. Стоило ему опустить взор, как заметил бы распростершегося почти под ним Варяжко.
Затаил дыхание, медленно – по сантиметру, отполз за соседнее дерево, не чувствуя обдирающие кожу ветки и корни, только здесь перевел дух от отпустившего напряжения и страха. После осторожно, пригнувшись, удалился от вражеского дозорного и направился к месту прежней стоянки дромона. Нашел схрон и облачился, вместе с одеждой и снаряжением вернулась уверенность в себе после только что перенесенного стресса. Дальше уже более спокойно проследил за бандой, расположившейся в балке, выбрал укромное место неподалеку и остался здесь до следующего дня. Ночью спал урывками, прислушиваясь к звукам из вражеского лагеря, да и прохладная для августа погода не давала расслабиться – даже замерз под утро.
На рассвете отправился к условленному месту встречи, ближе к полудню дождался прихода изборской дружины и своего отряда на трех суднах – посадник перестраховался и отправил сотню воинов в распоряжение Варяжко. Дальше операция прошла так, как он планировал. Прошли скрытно до поля перед лесом, дальше сам отправился убрать дозорного. Обойдя по дуге, снял того выстрелом из лука почти в упор, после повел дружину к лагерю ливов. Часть послал занять позицию на другой стороне балки, по сигналу криком чибиса забросали расслабившегося врага сулицами и копьями, а потом пошли в ближний бой.
Сражение закончилось быстро, через десяток минут перебили последних ливов. Обошлось небольшими потерями у изборцев, среди бойцов Варяжко двое получили раны, но остались в строю. После дележа трофеев команды разделились – сам он со своим отрядом продолжил путь к Пскову, а оттуда домой, уже без таких приключений. В последующих поездках по рубежным землям не обходилось без стычек с пришлыми бандами, но постепенно вставшие здесь заставы и кордоны перекрыли путь на Северные земли – редко, когда им удавалось пройти далеко в глубь, как было в той, оставшейся в памяти Варяжко, истории.
Глава 14
К осени пришли вести о походе князя Владимира с десятитысячным русским воинством на запад, в земли волынян и дулебов в верховьях Западного Буга и Стыри. Побил стоявщее там войско польского князя Мешко, занял Перемышль, Червен, другие города Волыни. Вернул Руси завоеванные прежде отцом земли, даже с прибытком – поставил на нынешнем рубеже с поляками город, назвав его своим именем. Победа далась немалыми потерями среди русичей – потеряли каждого третьего, но вои не роптали на молодого князя, признавая за ним воинский дар и твердую руку. Не унявшись первым славным свершением, Владимир не распустил войско, а повел теперь на восток, на землю мятежных вятичей – в прошлую зиму они отказались платить дань, а весной не дали воев для похода.
Походы князя Владимира
После доходили слухи, что Владимир прошел Чернигов, дальше по Десне и Оке вошел в землю вятичей. Занял главный город племени Кордно, другие поселения вдоль этих рек, взял с них дань – попросту ограбил их подчистую. Серьезных сражений не случилось – большая часть вятичей ушли в дремучие леса, прихватив с собой самое ценное. Преследовать их Владимир не стал – наступивший октябрь-листопад принес проливные дожди и распутицу. Отпустил ополчение, но объявил о походе на следующий год сюда же, если мятежное племя не отдаст оставшуюся часть дани – уже за два года.
Новгородская дружина и вои Северной земли вернулись в родные края поздней осенью – по утрам стало подмораживать, лужи покрывались тонким льдом. Уставшие от лишений и тягот за больше, чем полгода походов, потерявшие в сражениях многих соратников и друзей, они все же старались выглядеть молодцом – как победители, стойко выдержавшие превратности ратной службы. Их и чествовали так – с великим уважением, радостью за вернувшихся живыми и тризной по погибшим. Устраивали пиры и домашние застолья, усаживали на самых почетных местах, говорили здравицы, не жалея добрых слов, а вои принимали почести как должное, плату за их подвиги.
Варяжко не раз приходилось сиживать с воинами дружины, слушать их рассказы о боях-сражениях, быль и небылицы о происшедших с ними приключениях, как он подозревал, нередко надуманных. К тем, кто не был с ними в походе, относились снисходительно, если не сказать – пренебрежительно. Мол, то что нам пришлось испытать – вам и не снилось! Правда, узнав, что воинам полка довелось сразиться без них с варяжской дружиной и одолеть ее, немало подивились, даже не поверили – такое же невозможно! В дружине Владимира почти треть составляли варяги, так те ходили гоголем – куда вам, неучам, до нас! А тут зеленые по сути бойцы равным числом превзошли столь именитого противника – да ни в жисть!
Только богатые трофеи, а особенно искусные кольчуги и превосходное оружие, чем щеголяли юнцы, убедили неверящих – таким могли похвалиться лучшие воины княжеской дружины. Завистливые взгляды, нескрываемое огорчение воинов дружины выдавали обуревавшие их от такой несправедливости чувства – им столько пришлось перетерпеть, а вернулись почти с голыми руками, а тут за один бой, сидя почти дома, взяли великую добычу! Да одна только кольчуга из заморского железа стоит не меньше трех гривен, как отличный конь, а может быть и все пять. Эта обида в немалой мере испортила отношения между воинами дружины и полка, и прежде бывшие далеко не братскими, посеяла неприязнь и рознь, доходило порой до прямых стычек.
Не обошла вражда и командование главных воинских формирований Северной земли, между самим Варяжко и командиром дружины Остромиром не раз случались недоразумения и конфликты. Они усугублялись покровительством нового тысяцкого Мировида своему сородичу – он с Остромиром состоял в родстве, хотя и не совсем близком. Вместо того, чтобы примирить двух командиров, разобраться в их распрях, принимал сторону чаще всего неправого свояка, еще и наушничал против Варяжко посаднику и старейшинам. Дело с противостоянием между ратными мужами дошло до верхов, сначала с Велимудром, а после на совете у Росслава.
Посадник, несмотря на наговоры, сочувствовал молодому командиру, в откровенном разговоре между ними посоветовал тому: – Варяжко, примирись с Остромиром, да и лишний раз не перечь Мировиду. Хотя Росслав и благоволит тебе, но против всех за тебя не пойдет. А большинству старейшин ты не по нраву – считают тебя выскочкой, себе на уме, да еще непочтительным к старшим. Когда прижало с угрозой от Владимира, они еще терпели, признавая за тобой воинский дар. А сейчас тот занялся вятичами, так что ему не до нас, вот они решили отыграться на твоей тяжбе с тысяцким и Остромиром.
Варяжко видел и без подсказки многомудрого покровителя строящие против него козни, но сносить несправедливость ради сохранения своей должности не хотел, ответил: – Велимудр, благодарю за добрый совет, но не могу принять его. Если я старшим мужам не угоден, то стоять против них не буду. Коль надумают уволить меня, то пусть так и будет – за службу не держусь, найду себе другое занятие.
На совете старейшин случилось так, как говорил посадник и предполагал сам – большая часть из них высказались против него, Росслав же принял их сторону и вынес решение снять Варяжко с командования полком. Правда, напоследок сказал: – Новгород благодарит тебя за ратную службу и спасение от варягов. Не взыщи и не обижайся, но с важными мужами ты не умеешь ладить. Если же наступит лихое время и понадобится твоя помощь, то я сам обращусь к тебе – будь добр, не откажи.
– Не откажу, Росслав, – с этими словами Варяжко покинул совет, не тая обиду на главу старейшин, понимая, что тот вынужден пойти на поводу большинства.
В первые дни отдыхал от суеты беспокойной службы. Сидел дома безвылазно, тетешкая подрастающих дочерей – старшей, Лане, исполнилось уже три годика, младшей, Нежане, миновал первый. Обихаживал ходившую на сносях Милаву, отдавался любовным забавам с Румяной, по женски расцветшей за последний год – округлилась в нужных местах, грудь, прежде почти плоская, стала заметно больше. Вел серьезные разговоры с выросшей на глазах Ладой – прежние детские игры уже не занимали любознательную девочку. Подступала с самыми неожиданными вопросами, иногда ставившими Варяжко в тупик, какие-то из них даже вводили в смущение взрослого мужа.
Младшая сестренка Милавы вступала в пору девичества, в какой-то мере для ее возраста преждевременную. Ростом вымахала больше старшей сестры и Румяны, статью переходила от угловатости отроковицы к наливающейся девичьей плоти. Взгляд Варяжко невольно притягивали уже сейчас заметные под сорочкой груди свояченицы, будя грешные мысли. А девочка, вернее, уже девушка, как будто чуя плотские позывы зятя, старалась пуще – выпячивала грудь, натягивая сорочку, принимала соблазнительную позу, следуя присущим женскому племени природным инстинктам. При том с невинным видом задавала вопросы, явно недетские, а в глазах ее женолюбивый Варяжко видел искорки будущей страсти.
Наступившая зима завалила обильным снегом – он шел изо дня в день целую неделю, скрывая смерзшую грязь и радуя глаз пушистой красотой. Когда же снегопад закончился, Варяжко повез свое семейство за город кататься на санях. Прежний возок он еще в прошлую зиму сменил на новый, гораздо просторней – заказал его у мастеров. Те за немалые деньги расстарались – получился на загляденье, с расписным крытым кузовом, удобными сиденьями и окнами во все стороны. Правил сам, сидя на облучке, а рядом, прижавшись к нему, сидела старшая дочь. Пищала от восторга первозданной красотой зимней природы, ее радость тешила ему душу, зачерствевшую за годы ратной службы. После игрался с нею и присоединившимися Румяной и Ладой в снежки, строил снежную бабу, катал на санках с горки. Провели за городом не один час, отогреваясь у костра – хворост для него Варяжко прихватил с собой, ближе к обеду отвез сморившихся от усталости детей и взрослых домой.
После двух недель отпуска, который устроил себе Варяжко, принялся за намеченное им дело. Возвращаться к налаженному производству часов не стал, да и не манило оно к себе. Новые проекты занимали думы, но прежде, чем переходить к ним, взялся за другое – убирать своих недругов. Не столько из-за мстительности, хотя и оно имело значение, сколько предвидя будущее. Не вызывало сомнения, что скоро, может быть, в следующем году, для Новгорода вновь наступят трудные времена. Набравший уже силу Владимир вряд ли смирится с вольностью города и присоединившихся к нему земель – Варяжко с полным основанием предполагал, что тот, справившись с вятичами, под каким-либо предлогом поведет войско сюда. Воевать же с ним, будучи связанным волей рутинных старейшин и завистливыми ратными мужами, стоящими над ним, считал безнадежной затеей.
Определил круг тех мужей города, с которыми придется разобраться – выходило едва ли не с десяток. Прежний способ, со сбором компромата и взбросом в народ, который применил против двух из них, мог не дать нужного результата – слишком многих он задевал, практически всю городскую верхушку. Да и нес угрозу прежде всего ему самому – почуяв опасность и от кого она идет, те непременно постараются расправиться с ним. Удар для недругов должен стать неожиданным и эффективным, не дающим возможности им оправиться и ответить тем же. Из этого условия исходил Варяжко, планируя свою операцию. Пришедший первым в голову вариант – устроить заговор и уничтожить важных мужей – отмел сразу, как ненадежный, да и новгородский народ не стерпит злодеяния, непременно вызнает и казнит причастных, как татей.
Оставалось одно – справиться самому, не привлекая кого-либо в помощь. Притом не со всеми выбранными вначале, а с ключевыми, самыми влиятельными после Росслава старейшинами – без них остальные выступят уже не так рьяно против него. Тысяцкого и командира дружины Варяжко решил пока не трогать – если с ними приключится несчастье, то первым подозреваемым будет именно он. Да и со старшими мужами намеревался представить как случайность, чтобы комар носа не подточил – в своих планах готов был пойти до конца, даже на убийство недругов, если не оставалось бы иного пути. После недолгих раздумий остановился на троих старейшинах – купеческого и кузнечного сословий, Людина гнезда, отнесшихся к нему враждебно больше других. Проводить акции наметил с перерывами между ними – сразу три несчастных случая могли вызвать у людей лишние толки.
Первым объектом выбрал главу купеческого сословия Путислава – его прочили на смену Росславу, слабевшему с каждым годом от преклонных лет. Сравнительно молодой – ему перевалило едва за сорок, он завоевал в совете несомненный вес, с ним считались все, даже Росслав. Варяжко подозревал, что именно под давлением Путислава и сторонников того глава старейшин снял его с командования полком. Собрал осторожно, обиняком, информацию о нем – состоянии, торговых делах, привычках и наклонностях, – после недолгого обдумывания решил наведаться в торговый дом жертвы, куда тот заявлялся каждое утро, возможно, устроить там засаду. Пару раз прошел мимо него, разглядывая краем глаза само строение и подходы к нему, а затем, подготовив необходимое снаряжение, отправился ночью на более детальную разведку.
Торговый дом Путислава занимал лучшее место в Великом ряду – так называли выстроенные вдоль главной улицы одна подле другой лавки купцов, – прямо напротив торга. Громадный, в два этажа, с просторным амбаром позади, он заметно выделялся среди соседних лавок, выглядевших по сравнению с ним скромными и неказистыми. Варяжко подобрался к нему со стороны амбара, встал под прикрытием его тени от лунного света. Вслушался – вокруг стояла тишина, только со стороны торга от сторожки раздавался лай собак, скоро замолкших. Снял кожух, оставшись в не стесняющем движения кафтане, взял из вещевого мешка моток прочной веревки с привязанным грузилом, небольшой ломик, клещи и самодельную отмычку из проволоки.
Аккуратно, стараясь не шуметь излишне, перекинул веревку через выступающую стреху амбара и взобрался по ней на крышу. Пригнувшись, прошел по самому краешку к основному зданию, стоящему вплотную, перебрался на узкий карниз, идущий по верху второго этажа. Уже по нему, рискуя сорваться вниз, добрался до чердачного окна. С ним провозился долго, пока снял примерзшую раму, не раз чертыхаясь про себя, однажды чуть не уронил ломик. Дальше пошло легче – пролез на чердак, ломиком открыл люк, ведущий вниз. Нашел кабинет хозяина – он оказался единственным, запиравшимся на два замка – накладной и висячий, притом оба из металла, а не дерева, какие чаще применялись в Руси в это время. Один из них открыл отмычкой, второй пришлось снять с петлями.
При слабом чадящем свете сальной свечи обошел комнату, не столь большую, как предполагал для хозяина столь солидного заведения. Присматривался к скудной мебели – у окна стол и кресло, вдоль стены лавки, еще пара сундуков в углу. Добротная, из темного дуба, сразу привлекла внимание – если уж хранить ценное, то почти наверняка в ней. Подступил к сундукам, окованным железными полосами, с навесным замком. Справился скорее, чем с дверными замками, но к удивлению и разочарованию оба ларя оказались почти пустыми, если не считать пару мешочков с серебром и какие-то грамоты на пергаменте, часть на бересте. Уже собрался закрыть обратно, оставив все как есть, но что-то подспудно задержало его – стал просматривать записи.
Ничего особого, представляющего интерес, в грамотах не нашел – обычные деловые документы и переписка с поставщиками и клиентами. Сложил аккуратно, как было, положил обратно, но потом все же решил проверить сундуки внимательнее, прислушавшись к своему наитию. Заметных глазу отличий, выдающих тайник, не увидел, после принялся полегоньку постукивать стенки и днище. В одном сундуке на боковой стенке не столько услышал, а почувствовал, что там что-то есть. После одного из касаний, которыми проверял загадочное место, сдвинулась перегородка на стенке, открыв проем – по-видимому, попал случайно на запор. В неглубокой нише тайника лежали еще несколько грамот, свернутых свитком. – вытащил их осторожно, стараясь не повредить восковую печать.
Вскрыл первый свитка, после того, как прочитал его, с остальными не осторожничал – бегло просмотрел все. Информация в них стоила всех приложенных трудов – Путислав за спиной новгородцев затевал заговор с князем Владимиром. Большая часть грамот составляли письма от наместника Борислава, но одна из них от самого князя, в котором тот уведомил о своем плане на следующий год прийти с войском к Новгороду и давал подробную инструкцию предателю.
Путиславу поручалось убрать исподтишка Росслава, самому занять его место и вместе со своими подельниками уломать совет старейшин пойти под руку Владимира. Князь обещал поддержку новому главе города, а городу оставить какие-то вольности, но под прямым своим правлением. Упоминался в грамоте Варяжко, князь предлагал переманить его на свою сторону, если же тот заупрямится, то предписывал убрать с командования или вообще лишить жизни – решение о том отдавалось на откуп будущему главе. Для того Путиславу в помощь давалась дружина наместника и все намеченное следовало исполнить до весны.
Варяжко сложил найденные в тайнике грамоты в свою сумку, после тщательно прибрал за собой и тем же путем отправился обратно. Пришлось только задержаться на крыше амбара – нелегкая принесла сторожа идти с обходом торгового ряда именно в это время, да еще со своим псом. Тот что-то почуял, потянул было хозяина за угол амбара, где Варяжко оставил свой кожух, но обошлось – сторож, прикрикнув на кобеля, отправился дальше. Вернулся домой почти на рассвете. Не стал идти в спальню и беспокоить Румяну, прошел в свой кабинет. Здесь еще раз, уже более внимательно, прочитал грамоты, а потом задумался – дело уже становилось не столько личным, а важным городу, многое из намеченного придется менять.
Те двое из старейшины, которых он собирался убрать, еще несколько в совете, также и тысяцкий и командир дружины, упоминались в одном из писем княжеского наместника, как сообщники Путислава, так что теперь Варяжко мог рассчитаться с ними чужими руками – того же Росслава и Велимудра. Вряд ли оба мужа оставили бы безнаказанными заговорщиков, собиравшихся сдать город на милость князю, а их самих изничтожить. Оставаться в стороне не собирался – расправиться с недругами следовало в любом случае, но теперь уже сообща. Враги представляли немалую опасность, на их стороне оказались большая часть самых влиятельных мужей города, да и новгородская дружина – многие ее командиры также оказались втянуты в заговор.
Операцию против заговорщиков Варяжко продумал тщательно – ошибка стоила бы слишком дорого, любое промедление или сбой могли дать противнику время прийти в себя и самому перейти в нападение. Для ее проведения планировал поднять полк, заблокировать им дружину, а также занять самые важные районы города – не дать тем самым возможности заговорщикам поднять смуту в народе. Себе же наметил захват главарей, притом одновременно несколькими оперативными группами. Всю операцию следовало готовить тайно, собирался привлечь к ней только самых толковых и верных командиров своего прежнего полка. На мужей города не рассчитывал – главное, чтобы дали добро и не мешали. Их время придет, когда заговор будет обезврежен и встанет нужда объяснить людям о случившемся, да и решать с судьбой злоумышленников.
С наступлением утра отправился в городскую управу к Велимудру. Тот задержался, пришлось прождать час в сенях на глазах любопытствующего тиуна, все допытывавшего – с какой нуждой явился к посаднику. Варяжко даже заподозрил того в недобром умысле, что подкуплен врагами и может подслушать важный разговор. Пенял себя в излишней осторожности, но все же решил перестраховаться – когда пришел Велимудр, не стал с ним вести речь о своем деле в присутственном месте, уговорился о встрече в обед у того дома. К приходу Варяжко хозяин уже отобедал и ожидал гостя в гостиной. Без долгого предисловия объявил посаднику о том, что в его руки попали важные грамоты и передал их ему.
Тот читал одну за другой, на лице заметны были охватившие мужа гнев и недоумение – по-видимому, не ожидал от уважаемых в городе людей такого предательства. После сидел в молчании не одну минуту, приходя в себя от неожиданной информации и раздумывая над ней. Расспрашивать Варяжко – как же к нему попали грамоты, которые вряд ли лежали свободно, – не стал, только спросил, что тот собирается предпринять. Неторопливо, давая возможность осмыслить каждое слово, юный муж поведал о своем плане, правда, в общих чертах – о деталях не стал докладывать, посчитал излишним. Главное, что требовалось ему сейчас от посадника и Росслава – вернуть командование полком. Пусть негласно – такой вариант даже был предпочтителен, чтобы не встревожить недругов, – через своих людей, но все полномочия командира должны быть переданы ему.
На вопрос Велимудра: – А как быть с Мстивоем, нынешним командиром? – Варяжко ненадолго задумался.
С этим ратным мужем, прежде бывшим командиром сотни новгородской дружины, сталкивался не раз. Не сказать, что открыто враждовал с ним, но о приязни или доверии к нему речи не могло идти – тот шел на поводу своего прежнего командира. Ответил: – Его нельзя оставлять с полком – он чужой. Можешь не тревожиться за него – решу с ним сам в самое скорое время.
Посадник после этих слов досадливо поморщился и высказал: – Не надо только перегибать, Варяжко – от тебя чего угодно можно ожидать!
Все же дал добро: – Ладно, поступай так, как считаешь нужным. Я же перемолвлюсь с Росславом – пусть знает, с кем он рядом, да и обдумаем вместе, как нам быть.
С Мстивоем разобрался следующим вечером. Особо не мудровствовал – подкараулил того у дома после службы. В наступившей темноте подкрался незаметно сзади, ударом носком сапога выбил коленный сустав и также скрылся. Недели две тому будет не до полка, пока не залечит болезненную травму, а там разберутся – замешал ли он в заговоре. Хотя о нем в письме не упоминалось, но Варяжко предполагал такое более, чем возможным – командир важной для города войсковой части никак не мог быть в стороне. Еще через день Велимудр передал посыльным грамоту о том, что может принимать полк. Формально командиром назначен вместо занемогшего Мстивоя один из доверенных командиров сотни, но он будет исполнять все указания Варяжко.
Появляться в полку не стал – слух о том дошел бы до ненужных ушей. Вызвал вечером к себе домой пятерых командиров, провел здесь с ними тайный совет. Разобрал общий план операции, дал каждому подробное задание и отвел на подготовку три дня. Срок поставил минимальный – опасался, что Путислав хватится грамот, сбежит или поднимет тревогу среди своих подельников. Накануне акции еще раз проработал с помощниками весь ход, не упуская даже мелочи, а также варианты на случай возможного осложнения. Сама операция прошла как по писанному, только едва не упустили главаря заговорщиков – дома его не оказалось, несмотря на поздний час, когда туда нагрянула одна из групп захвата. Нашли по следу младшего сына старейшины – тот, выждав немного после того, как вои покинули хоромы, пошел, таясь и оглядываясь на каждом шагу, задами и оврагами куда-то в сторону окраины.
Группа же следовала за ним на удалении, дважды теряла из вида. Но все же смогла нагнать у незаметной избы, куда тот вошел, а затем захватила всех, кто оказался в ней, среди них и Путислава, занимавшегося здесь колдовством Чернобогу. К нему обычно обращались волхвы на капище, стараясь при том сохранить равновесие между светом и тьмой – Явью и Навью, здесь же творилось зло, с человеческой жертвой – на столе лежала заколотая девушка. Ее кровью обмазали черного идола, стоящего в углу, а собравшиеся вокруг стола люди также в черном пели славу чудищу и призывали зло на своих недругов. Такие сборища и обряды осуждались волхвами, но все равно находились последователи темного божества, находившие в них выход своей ненависти ко всему людскому.
Прямого столкновения между полком и дружиной удалось избежать – между вставшими напротив друг друга и обнажившими оружие воинами вышли Росслав и Велимудр, своим веским словом сняли напряжение, грозившее вот-вот перейти в схватку. По их указанию дружина выдала командиров, причастных к заговору, а после вернулась в казармы, вслед за ней ушел полк. Обошлось также без смуты новгородцев – утром следующего дня с помоста на торговой площади объявили о задержании виновных в заговоре мужей, задумавших злодейство против города. Новгород бурлил весь день, но бунта и погромов не произошло – возможно, свою долю в сохранении порядка внесли наряды полка, дежурившие на всех оживленных местах.
Еще неделю люди посадника вели сыск замешанных в заговоре – их число росло с каждым днем, перевалив к концу за сотню. Среди них оказались многие заметные в городе мужи – те же купец Горан, мастер-ладейшик Мороз, с которыми прежде пришлось иметь общее дело Варяжко. Подтвердилось его подозрение о причастности Мстивоя и тиуна из городской управы. Наказание к ним применили разное – от изгнания из города до продажи в холопы, часть откупилась штрафом. Смертную казнь в эту пору не применяли – те же главари отделались конфискацией всего имущества и изгнанием. Правда, Варяжко не без основания предполагал, что тем далеко не уйти – вслед за ними, почти не скрывая отнюдь не добрых намерений, пошли вои городской стражи, подчиненные посаднику.
После такой основательной чистки среди старейшин и служивых людей началась сумятица с назначением взамен них новых. Росслав и Велимудр не пустили на самотек такое важное дело, правдами-неправдами провели на совете, а потом и на вече своих, кому доверяли в той или иной мере. Вернули на службу Варяжко, теперь уже гласно, при том не командиром полка, как предполагал, а тысяцким. Старшим мужам все удалось уломать оставшихся от прежнего состава старейшин согласиться с назначением юного мужа на один из высших постов в городской иерархии. Новые же люди, вошедшие в совет, без всяких уговоров пошли на поводу главы. Теперь под руку Варяжко отдали всех воев города вместе с дружиной – за исключением разве что городской стражи, полк также остался под его властью.
Первое, что предпринял Варяжко на новой службе – заменил почти все командование дружины вплоть до взводных, перевел туда с повышением самых толковых командиров и бойцов полка. Обошлось без серьезного недовольства и волнений в дружине – и без того прежних командиров рот убрали за участие в заговоре, а со взводными разбирался сам, проведя учения в поле. Большинство из них не справились с принятым им стилем командных действий – медленно разворачивались, долго переходили от обороны к атаке, нечетко, мешая ряды, совершали перестроения. Да и в личном мастерстве как их самих, так и подчиненных им бойцов было далеко до приемлемого уровня – уступали даже новичкам полка. Те приемы и построения, что он ввел два года назад при формировании дружины, ушли прахом, все вернулось к привычной для многих тактике навала.
Провел через совет старейшин, потратив немало времени на уговоры, ежегодные сборы ополчения. Каждый вой теперь должен был пройти двухнедельный курс с освоением самых простых упражнений – от владения копьем или палицей до построения в несколько рядов. Сборы предусматривалось проводить в учебных лагерях полка и дружины в течении марта – в межсезонье, без особого ущерба другим делам. Притом без отрыва от дома, с утра до вечера, обед из общего котла за счет города. Именно последнее, с лишними на взгляд мужей в совете расходами, вызвало больше всего споров, но все же согласились – питание после тяжких ратных трудов должно быть полноценным, иначе у людей просто не хватит сил заниматься ими дальше.
Ввести такие сборы в других землях не удалось – старейшины в Верховном совете не согласились. Мол, лишние хлопоты, если уж придет ворог, то и без вашей науки справимся. Варяжко все больше убеждался, что нынешний союз земель не оправдал надежд – каждое племя или город по своей воле не хотели поступиться хоть в малом, только общая угроза войны с князем Владимиром как-то удерживала вместе. Да и кто-то уже готов был расстаться со своими вольностями ради мира с князем – вскрытый заговор в самом Новгороде служил достаточным примером. Варяжко подозревал, что и в других землям такое более, чем возможно – пойдут за спиной других на предательство, рассчитывая на милость правителя, примкнут к его войску, подняв оружие против своих прежних союзников.
Глава 15
Весна 982 года выдалась ранней. Последний месяц зимы против своего названия – лютень, сильными морозами не стращал, а уже в середине марта пришло тепло, на реках начался ледоход. Каждый погожий день новгородское воинство проводило в учениях – вои в лагерях под присмотром опытных бойцов, дружина и полк – на поле. Варяжко предпринял все возможное, чтобы лучшим образом подготовить ратных людей к близкой войне. В прошедшие три месяца своей службы тысяцким денно и нощно следил за боевой выучкой в регулярных частях, результаты сказались на весенних смотрах. Воины проявили намного лучшее мастерство и слаженность, особенно в дружине, понемногу приближались к тому уровню, что позволил бы справиться с сильным врагом.
