Текст книги "Сказания Земноморья"

Автор книги: Урсула Ле Гуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Что он и меня тоже накажет?

– Они все об этом говорили. Ну… об этом.

– Тот человек не Ловкач. – Она кивнула в сторону раненого. – Это не…

– Он говорил, что она принадлежит ему. – Гед тоже посмотрел на раненого, потом отвернулся к огню. – Он умирает. Нам нужна помощь.

– Не умрет, – сказала Тенар. – Утром я пошлю за Айви. Остальные-то по-прежнему неподалеку – сколько их там?

– Двое.

– Если он умрет, то пусть умрет; если выживет, пусть живет. Никто из нас наружу не выйдет! – Она вскочила, подавляя новый приступ страха. – Ты внес в дом эти вилы, Гед?

Он показал – четыре длинных зубца светились в углу возле двери.

Тенар снова села у очага, но теперь уже начало трясти ее; ее колотило так, что зуб на зуб не попадал – как раньше было с ним. Гед потянулся над очагом и коснулся ее руки.

– Все теперь в порядке, – сказал он спокойно.

– А что, если они все еще там?

– Они убежали.

– Они могли вернуться.

– Двое против двоих? И к тому же у нас вилы.

От ужаса она совсем перешла на шепот:

– Крюк для подрезки веток и все косы остались в сарае, в углу!..

Он покачал головой:

– Они убежали. Они видели… его… и тебя в дверях.

– Что ты с ним сделал?

– Он бросился на меня. Так что пришлось и мне…

– А раньше, что ты сделал там, на дороге?

– Они замерзли, да еще дождь пошел, вот они и стали все больше говорить о том, как заявятся сюда. Сперва-то один только тот говорил о девочке и о тебе – обо всяких там уроках и наказаниях… – Гед судорожно сглотнул. – Очень пить хочется.

– И мне тоже. Чайник вот-вот вскипит. Рассказывай пока.

Он перевел дыхание и попытался рассказать все как следует:

– Остальные двое не очень-то его слушали. Может, он в сотый раз им это повторял. Все они спешили поскорее добраться до Вальмута. Словно бежали от кого-то. Старались скрыться. Но тут здорово похолодало, а этот тип все продолжал долдонить о Дубовой Ферме, и один из них, в кожаной шапке, сказал: «Что ж, а почему бы нам и не переночевать там? Да заодно…»

– И вдовой попользоваться, да?

Гед закрыл лицо руками. Она молча ждала.

Глядя в огонь, он медленно начал рассказывать дальше:

– Потом я на какое-то время потерял их из виду. Дорога стала в долине ровнее и шире, и я уже не мог идти за ними по пятам, как раньше, в лесу. Пришлось красться через поля, чтобы они меня не заметили. Я здешних мест почти не знаю и боялся сбиться с пути, если срежу путь и отойду далеко от дороги. К тому же начинало темнеть, и я уж решил, что прошел мимо фермы, промахнулся в потемках. Тогда я вернулся к дороге и припустил чуть не бегом. А на самом повороте догнал их. Они видели, как какой-то старик их нагоняет, и решили подождать. Были уверены, что больше в такой час мимо фермы никто не пройдет. Они ждали в сарае, а я – снаружи. Нас друг от друга отделяла только стенка.

– Ты, должно быть, насквозь промерз, – тупо сказала Тенар.

– Да, холодно было. – Он протянул руки к огню, словно воспоминания снова вызвали у него озноб. – Я тем временем отыскал вилы, они были прислонены к наружной стене за дверью. Когда эти типы вышли из сарая, то зашли с задней стороны дома, так что я, наверное, мог бы успеть подойти к парадной двери и предупредить тебя – именно так и нужно было поступить, – но я тогда способен был думать только о том, как бы застать их врасплох… Мне казалось, что это мое единственное преимущество, единственная надежда… Я считал, что дом заперт и им нужно будет ломать двери, чтобы войти. Но тут я услышал, что они проникли внутрь через заднюю дверь. И следом за ними тоже пробрался в молочный сарай. Я едва успел выскочить наружу, когда они выяснили, что дверь в дом заперта изнутри. – Гед как-то странно рассмеялся. – Они прошли в темноте прямо у меня под носом. Я мог бы подставить кому-нибудь ножку… Один с помощью кремня высек искру и поджег немного трута – им нужно было разглядеть запор. Потом они пошли к парадной двери. Я слышал, как ты закрывала ставни, и понял, что ты знаешь об их присутствии. Они все собирались выбить то окно, в котором видели тебя. Потом тот, в кожаной шапке, заметил другое окно… вон то, – Гед кивком показал на широкое кухонное окно, – и сказал: «Дайте-ка мне камень, я его с одного раза высажу», – они уже собирались подсадить его, когда я завопил так, что этот тип свалился на землю, а один из них – вот этот – бросился прямо на меня.

– Ах, ах! – задыхался раненый на полу, словно помогая Геду рассказывать. Гед встал и наклонился над ним.

– Мне кажется, он все-таки умирает.

– Нет, не умирает, – сказала Тенар. Она все еще не могла успокоиться, хотя озноб теперь стал как бы внутренним. Запел чайник. Она быстро заварила чай и обхватила руками толстые бока заварочного чайника. Потом налила две чашки и еще одну, третью, в которую добавила немного холодной воды. – Слишком горячий, – пояснила она Геду. – Ты осторожней пей, а я попробую что-нибудь в него влить. – Она присела на пол возле раненого, приподняла его голову и поднесла ему ко рту прохладный чай, вдвинув краешек чашки между оскаленными зубами. Теплая влага потекла ему в горло, он глотнул. – Он не умрет, – заявила Тенар. – Пол совершенно ледяной. Помоги-ка мне перенести его поближе к огню.

Гед снял было козью шкуру со скамьи, что тянулась вдоль стены до входа в гостиную, но Тенар остановила его.

– Эту не бери, это хорошая шкура. – И она принесла из кладовки старый войлочный плащ, который расстелила на полу. Они уложили на плащ безвольное тело раненого, и в свете очага стало видно, что красные пятна на бинтах пока больше не стали.

Вдруг Тенар вскочила и замерла как вкопанная.

– Терру, – только и вымолвила она.

Гед огляделся, но девочки рядом не было. Тенар бросилась вон из кухни.

В детской, где спала Терру, было абсолютно темно и тихо. Тенар ощупью пробралась к кровати и коснулась теплого плеча девочки, прикрытого одеялом.

– Терру?

Девочка дышала спокойно. Она так и не проснулась. Тенар чувствовала жар, исходивший от маленького тела: девочка словно светилась в холоде детской.

В своей комнате Тенар провела рукой по поверхности сундуков и сразу нащупала холодный металл: то была кочерга, которую она забыла именно здесь, когда закрывала ставни. Она отнесла кочергу обратно на кухню, небрежно перешагнув через тело раненого, повесила ее на крюк у очага и остановилась, глядя в огонь.

– Я же ничего не могла поделать! – проговорила она с отчаянием. – Что, я должна была на улицу выскочить?.. бежать?.. кричать?.. звать на помощь стариков-арендаторов?.. Эти негодяи не должны были добраться до девочки. Ни за что!

– Да, конечно, ты права. Они бы заперлись в доме вместе с Терру, а ты бы осталась снаружи вместе со стариками. А еще они могли бы просто прихватить девочку и сбежать. Ты сделала то, что могла и должна была сделать. Все правильно. Когда ты распахнула дверь и в ярком свете предстала с ножом в руках… да и я ведь был там, так что они смогли наконец разглядеть вилы, а потом этот упал… Вот они и сбежали.

– Такие только и могут, что сбежать, – сказала Тенар. Повернулась и слегка пнула ногу раненого носком своего башмака – словно это был какой-то неживой предмет, вызывающий одновременно любопытство и гадливость, что-то вроде дохлой гадюки. – Это ты все сделал правильно, – прибавила она.

– Не думаю, что он эти вилы заметил. Просто налетел на них. Это было словно… – Гед так и не сказал, на что это было похоже. Только рукой махнул. – Пей чай. – И сам налил себе еще из чайника, который стоял, чтобы не остыть, на горячих кирпичах очага. – Вкусный. Сядь, – ласково и настойчиво сказал он ей, и она подчинилась. – Когда я был мальчишкой, – продолжал он, немножко помолчав, – карги напали на мою деревню и варварски разграбили ее. У них были длинные копья с перьями…

Тенар кивнула.

– Воины Богов-Близнецов, – сказала она.

– Я сотворил… заклятие тумана. Чтобы сбить их с толку. Они все-таки прошли – некоторые из них. Я видел, как один напоролся прямо на вилы. И вилы проткнули его насквозь. Чуть ниже пояса.

– Этому ты попал в ребро, – сказала Тенар.

Он кивнул.

– Это было единственной твоей ошибкой, – сказала она. Зубы у нее стучали. Она отпила горячего чая. – Гед, а что, если они вернутся назад?

– Не вернутся.

– Они могут поджечь дом…

– Этот дом? – Он оглядел каменные стены.

– Сенник…

– Они не вернутся, – упрямо повторил он.

– Нет. Наверное, нет.

Они бережно держали чашки с чаем в ладонях, постепенно согреваясь.

– Девочка все это проспала.

– Ну и молодец.

– Но она увидит его… Здесь… утром…

Они уставились друг на друга.

– Лучше бы я его убил… лучше б он умер! – с яростью сказал Гед. – Я бы оттащил его подальше и закопал…

– Ну так сделай это.

Он только сердито помотал головой.

– Разве это имеет какое-то значение – когда? Почему, ну почему мы не можем этого сделать сейчас? – настаивала Тенар.

– Не знаю.

– Как только станет светло…

– Я увезу его из дома. На тачке, а старик мне поможет.

– Старик и поднять-то ничего не в силах. Я помогу тебе.

– Да ладно, я и сам могу все сделать. Отвезу его в деревню. Там есть какой-нибудь лекарь?

– Ведьма. Айви.

Внезапно Тенар почувствовала чудовищную, беспредельную усталость. Она едва могла держать в руках чашку.

– Там еще есть чай, – сказала она, язык едва ворочался во рту.

Он налил себе снова полную чашку.

Языки пламени плясали у нее перед глазами. Они плыли, взметались ввысь, опадали, снова разгорались, зажатые закопченными камнями, а темное небо постепенно светлело в потоках странного, словно вечернего света, лившегося из воздушных глубин, что за пределами этого мира… Языки пламени – желтые, оранжевые, оранжево-красные, красные… языки пламени, пламенные языки… сами слова она уже выговорить не могла.

– Тенар!

– Мы называем эту звезду Техану, – вдруг сказала она.

– Тенар, дорогая моя, пойдем. Пойдем со мной.

Они больше не сидели у очага. Они были в темной гостиной. В темном коридоре, в Лабиринте… Они уже были там когда-то, вели друг друга, шли друг за другом – в темноте, под землей.

– Это верный путь, – сказала она.

12
Зима

Она просыпалась, не желая проснуться. Слабый сероватый свет просачивался снаружи сквозь щели в ставнях на окне. А почему закрыты ставни? Она поспешно вскочила и прошла через прихожую в кухню. Никто больше не сидел у огня, никто не лежал на полу. Нигде не было ничьих следов – ничего! Кроме чайника и трех чашек на буфете.

Вскоре встало солнце, а за ним – и Терру; они, как обычно, позавтракали вдвоем; убирая со стола, девочка спросила:

– Что случилось?

И приподняла за уголок разорванную простыню, замоченную в тазу. Вода была мутной, красноватой от крови.

– А, это мои женские дела слишком рано начались, – ответила Тенар, удивленная собственной ложью и тем, как легко ее выговорила.

Терру некоторое время стояла неподвижно, ноздри ее раздувались, она была напряжена, словно зверь, почуявший запах. Потом она опустила простыню в воду и вышла на двор – кормить цыплят.

Тенар чувствовала себя нездоровой: все тело ломило. Ей было по-прежнему холодно, так что она старалась не выходить из дому. Она попыталась было и Терру тоже держать при себе, но, когда порывы резкого холодного ветра совсем разогнали утренний туман и солнце засияло вовсю, Терру тут же потребовала, чтобы ее отпустили на улицу.

– Побудь с Шанди в саду, – сказала ей Тенар.

Терру ничего не ответила и выскользнула из дому.

Обожженная щека ее стала совершенно неподвижной из-за поврежденных мышц и грубых поверхностных шрамов, однако шрамы несколько поблекли, да и Тенар давно привыкла не отводить глаз при виде этого уродства, а видеть под страшными шрамами лицо хорошенькой девочки, так что для нее теперь и эта половина лица Терру имела свое определенное выражение. Когда Терру бывала встревожена, ее сожженная щека как бы «закрывалась» – так казалось Тенар; когда же девочка бывала возбуждена или сгорала от любопытства, то казалось, что даже слепой ее глаз видит, а шрамы на лице краснели и становились горячими на ощупь. Сейчас же, когда Терру выходила из дому, она выглядела и вовсе необычно: лицо ее казалось вовсе не человеческим, оно будто принадлежало какому-то дикому созданию, зверю с грубой и толстой шкурой и единственным зрячим глазом, молчаливому и спасающемуся бегством зверю.

И Тенар прекрасно понимала: раз она сама только что впервые солгала Терру, то и Терру впервые в жизни сейчас ей не подчинится. В первый, но не в последний раз.

Она с усталым вздохом села у огня и некоторое время сидела так, в полном бездействии.

В дверь постучали: Чистый Ручей и Гед – нет, Хок, она должна называть его Хок – стояли на пороге. Старик жаждал высказаться и вид имел в высшей степени важный; Гед, темнокожий и спокойный, казался неуклюжим в своей уродливой пастушьей куртке.

– Входите, – сказала она. – Выпейте чаю. Что-нибудь случилось?

– Мерзавцы пробовали удрать в Вальмут! Да только королевские стражники из Кахеданана тут как тут – словили их, у Черри в сарае! – объявил, размахивая руками, Чистый Ручей.

– Так он жив? – Тенар охватил ужас.

– Тех двоих поймали, – ответил Гед. – Не его.

– Знаешь, тело-то крестьяне нашли на старой бойне, там, на Круглом Холме, – прямо всмятку все. Крестьян не меньше десятка было, так что кто-то за стражниками сбегал, да и пошли все вместе по следу. По всем деревням искали, а нынче утром, только-только рассвет занялся, их и нашли – в сарае у Черри. Они там закоченели совсем.

– Значит, он умер? – ошеломленно спросила Тенар.

Гед только что стряхнул с плеч свою тяжеленную куртку и, сидя на стуле возле двери, снимал кожаные гетры.

– Он-то жив. – Гед говорил совершенно спокойно. – Им Айви занимается. Я отвез его к ней утром на тележке. На дороге было полно людей, хотя еще и не рассвело как следует. Они за теми охотились. Эти негодяи там, в горах, женщину убили.

– Какую женщину? – прошептала Тенар.

Она смотрела Геду прямо в глаза. Он слегка кивнул.

Чистый Ручей намерен был во что бы то ни стало сам рассказать все и заговорил громко, перебивая Геда:

– Я-то с некоторыми тамошними говорил, так они рассказывают, что их четверо было; все слонялись без дела возле Кахеданана, палатки ставили, а женщина та часто в деревню приходила милостыню просить, вся избитая, ссадины да синяки по всему телу. Они ее такую-то специально посылали попрошайничать, мужики эти, чтобы добывала побольше; и она говорила людям, что ежели с пустыми руками вернется, так они ее еще пуще изобьют. Ну так тамошние ей и говорят: чего ж назад-то возвращаться? Но если б она не вернулась, так те бы за ней непременно сами явились – так она сказала. А она завсегда при них была, вместе они бродяжничали. Ну а потом-то они ее, видно, до смерти забили: перестарались. А тело оттащили на старую бойню да там и бросили; там, знаешь, все еще тухлятиной попахивало, так они, верно, думали, что это им следы замести поможет. А сами решили удрать по дороге вниз, сюда, в аккурат прошлой ночью. А ты чего ж на помощь-то не звала, не кричала, Гоха? Хок говорит, что тут они были, возле дома шастали, когда он на них набрел. Я бы точно тебя услыхал, да и Шанди тоже, у нее-то уши поострее моих будут. Ты ей ничего еще не говорила, а?

Тенар покачала головой.

– Ну так я счас ей и расскажу, – заявил старик, обрадованный тем, что первым сообщит Шанди все новости, и заковылял через двор прочь. На полпути он обернулся и крикнул Геду: – Вот уж никогда не думал, что ты так с вилами управляться умеешь! – и, смеясь, хлопнул себя по ляжкам.

Гед наконец стянул с ног тяжелые гетры, стащил грязные сапоги и выставил все это на крыльцо; потом в одних носках подошел к огню. Старые грубые штаны, рубаха из домотканой шерсти – настоящий гонтийский пастух с меднокожим лицом, ястребиным носом и ясными черными глазами.

– Скоро еще люди явятся, – сказал он. – Чтобы рассказать тебе ту историю и расспросить о том, что произошло здесь. Они поймали тех двоих в старом винном погребе, где и вина-то уже никакого нет; теперь человек пятнадцать–двадцать их сторожат, а два-три десятка мальчишек крутятся рядом и подглядывают… – Он зевнул, встряхнулся, а потом, взглянув на Тенар, попросил разрешения присесть у огня.

Она молча указала ему на стул.

– Ты, должно быть, до смерти измотался, – прошептала она.

– Я тут вчера немножко поспал. Просто не мог больше – глаза слипались. – Он снова зевнул. И пытливо посмотрел на нее, стараясь понять, о чем она думает.

– Это была мать Терру, – сказала она шепотом. Говорить громко она по-прежнему не могла.

Гед кивнул. Он сидел, чуть сгорбившись и положив руки на колени, – так, бывало, сидел и Флинт, глядя в огонь. Они были очень похожи и все же совсем разные – настолько разные, как зарывшийся в землю камень и парящая в поднебесье птица. У Тенар болело сердце, все кости ломило, а душа пребывала в смятении, мучимая дурными предчувствиями, тоской, не забытым еще страхом.

– Та ведьма раненого приняла, – сказал Гед. – Перевязала. По-моему, ему уже лучше. Она ему все дырки заткнула – паутиной и заклятиями, что кровь останавливают. Говорит, вылечит его специально, чтобы потом этого мерзавца повесили.

– Повесили?

– Теперь уж это дело королевского суда. Либо повесят, либо на каторгу сошлют.

Она хмуро покачала головой.

– Ты же не могла просто отпустить его, Тенар, – мягко сказал он, глядя на нее.

– Нет.

– Они непременно должны быть наказаны, – сказал он, по-прежнему не сводя с нее глаз.

– «Наказаны»… Да-да, это же его слова! «Накажем девчонку. Она плохая. Ее нужно наказать». Накажи и меня за то, что я ее взяла. За то, что… – Ей было трудно говорить. – Я не хочу больше никаких наказаний!.. Этого вообще не должно было случиться… Лучше бы ты убил его!

– Я сделал все, что мог, – сказал Гед.

Она долго молчала, потом рассмеялась каким-то дребезжащим смехом:

– Да уж, это точно.

– Подумай, как легко это было бы, – проговорил он, снова уставившись на уголья, – если бы я был волшебником. Я мог бы наложить на них связующее заклятие еще там, на верхней дороге; они бы даже понять ничего не успели. Я мог бы один отвести их всех в Вальмут, словно стадо овец. Или прошлой ночью, здесь, – подумай! Какой отличный фейерверк я мог бы для них устроить! Они бы никогда и не догадались, что же с ними происходит.

– Они и сейчас не догадываются, – сказала Тенар.

Он быстро глянул на нее. В его глазах светился слабый отблеск торжества.

– Нет, – сказал он, – не догадываются.

– Здорово с вилами управляться умеешь, – прошептала она. Он зевнул во весь рот. – Может, ляжешь поспишь? Здесь есть свободная комната – из прихожей вторая дверь. Если только ты не намерен развлекать рассказами целую компанию: сюда, между прочим, идут Ларк и Дейзи, а еще целая куча детей. – Тенар поднялась, заслышав голоса.

– Пожалуй, я действительно лягу спать, – сказал Гед и тихо скользнул прочь.

Ларк с мужем и Дейзи, жена кузнеца, а потом и другие жители деревни целый день шли и шли к ней с рассказами и расспросами. Как ни странно, именно эти бесконечные разговоры и вернули ее к жизни, отвлекли от страшных воспоминаний о прошлой ночи; постепенно ей стало легче говорить об этом: теперь она чувствовала, что все это случилось уже давно, а не происходит с ней непрерывно и никогда не оставит ее душу в покое.

Именно этому должна научиться и Терру, подумала она, но только не за одну ночь – за целую жизнь.

Когда ушли остальные, Тенар сказала Жаворонку:

– Что меня больше всего бесит в самой себе, так это собственная глупость.

– Я же предупреждала: держи двери запертыми.

– Нет… Может быть… Да, наверное, в этом все и дело.

– Конечно.

– Нет, я хотела сказать, что, когда они были здесь… я могла бы выбежать, позвать стариков… может, даже прихватить с собой Терру… Или пойти в сарай и взять эти вилы сама… Или крюк для подрезки веток… В нем все-таки семь локтей длины, а лезвие острое как бритва, он у меня всегда в полном порядке, как у Флинта когда-то… Почему же я ничего этого не сделала? Почему?.. Почему я просто заперлась в доме – ведь в этом не было ни малейшего смысла? Если бы он… если бы Хок тут не оказался… Все, на что я была способна, – это загнать себя и Терру в ловушку. В конце-то я, правда, взяла большой нож, и вышла на крыльцо, и стала на них кричать… Я чуть с ума не сошла тогда. Но нож-то мой их бы, конечно, не отпугнул.

– Не знаю, – сказала Жаворонок. – Не уверена. Конечно, это было безумие, но, может… Не знаю. А что тебе еще оставалось? Только двери запереть. Мы, похоже, всю свою жизнь только и делаем, что двери запираем. Таков уж наш дом.

Вокруг них были каменные стены, напротив – каменный очаг, в окошко кухни ярко светило солнце, это был дом фермера Флинта.

– Та девушка, вернее, та женщина, которую они убили… – сказала Жаворонок, проницательно глянув на Тенар, – это та самая?

Тенар кивнула.

– Кто-то мне сказал, что она была беременна. Месяца четыре-пять.

Обе снова помолчали.

– Попалась в ловушку, – сказала Тенар.

Ларк сидела, откинувшись назад, положив руки поверх своих тяжелых бедер, обтянутых юбкой; спина прямая, миловидное лицо печально.

– Страх, – сказала она. – Чего мы так боимся? Почему позволяем убеждать нас в этом? И чего боятся они сами? – Она подняла с пола чулок, который вязала, повертела его в руках, помолчала и наконец спросила: – Почему они так боятся нас?

Тенар пряла шерсть и ей не ответила.

Вприпрыжку вбежала Терру.

– Вот и девочка наша! – ласково приветствовала ее Ларк. – А ну-ка подойди, дай я тебя поцелую, золотко ты мое!

Терру бросилась ей на шею.

– Что это за людей поймали в деревне? Кто они? – требовательно спросила она своим хриплым, лишенным выражения голосом, глядя то на Ларк, то на Тенар.

Тенар остановила веретено. И медленно ответила:

– Один из них был Ловкач. Второго звали Баклан. А того, что был ранен, звали Треска. – Она не сводила глаз с лица Терру и видела, как разгорается тот внутренний огонь, как краснеют шрамы. – А женщину, которую убили, по-моему, звали Сенни.

– Сенини, – прошептала девочка.

Тенар кивнула.

– Они ее совсем убили? До смерти?

Тенар снова кивнула.

– Головастик говорит, что они и сюда приходили?

Тенар кивнула еще раз.

Девочка обвела взглядом комнату, но вид у нее при этом был такой, словно она абсолютно ничего не воспринимала и не видела перед собой даже стен.

– Ты их убьешь?

– Они, возможно, будут повешены.

– Умрут?

– Да.

Терру кивнула – как-то полубезразлично. И снова убежала на улицу – играть с детьми Ларк у колодца.

Обе женщины долго молчали. Пряли шерсть и о чем-то думали в тишине у огня. В доме фермера Флинта.

Наконец Жаворонок нарушила молчание:

– А что с тем парнем, с пастухом, что пришел сюда за ними следом? Хок вроде бы его звать?

– Он спит. Там, – сказала Тенар, кивком указав на дальнюю комнату.

– Ага, – сказала Жаворонок и снова умолкла.

Жужжало веретено.

– Я знала его и до вчерашней ночи.

– Там, в Ре Альби, да?

Тенар кивнула. Веретено продолжало жужжать.

– Чтобы одному против троих выйти в темноте, да еще с вилами, – для этого теперь немалое мужество требуется. А он ведь к тому же не молод, верно?

– Нет. Не молод. – Тенар помолчала, потом прибавила: – Он сильно болел, и ему очень нужна была работа. Вот я его и послала сюда, чтобы Чистый Ручей ему на ферме работу подыскал. Но Чистый Ручей считает, что по-прежнему может сам со всем справиться, так что Хока он в горы отослал, на летние пастбища. Он как раз оттуда и возвращался.

– Ну так, я думаю, теперь ты его здесь оставишь?

– Если он захочет, – сказала Тенар.

Потом приходили еще люди, чтобы тоже послушать, что произошло с Гохой, и рассказать, какое участие сами принимали в поимке убийц; они рассматривали вилы с четырьмя длинными зубьями, вспоминали кровавые пятна на бинтах того типа, по кличке Треска, а потом все начинали перемалывать сначала. Тенар даже обрадовалась, когда наконец наступил вечер; она позвала Терру домой и заперла все двери.

Она уже подняла было руку, чтобы задвинуть последний засов. И снова опустила ее, заставив себя уйти и оставить эту дверь незапертой.

– А в твоей комнате Ястреб спит, – сообщила ей Терру, возвращаясь в кухню с лукошком яиц, взятым в холодной кладовой.

– Я и забыла предупредить тебя, что он там… Ты уж меня прости.

– Но я же его знаю, – сказала Терру, старательно умываясь. А когда в кухню вошел Гед с припухшими глазами и всклокоченной шевелюрой, девочка подошла прямо к нему и потянулась, чтобы его обнять.

– Здравствуй, Терру, – сказал он ласково, подхватил ее на руки и прижал к себе. Она легонько обняла его за шею и тут же высвободилась.

– Я знаю начало «Создания Эа», – сообщила она ему.

– Ты мне его споешь? – Снова взглядом спросив разрешения у Тенар, он сел на прежнее место у очага.

– Я могу только рассказать.

Он кивнул и приготовился слушать; вид у него при этом был довольно-таки суровый. Девочка продекламировала:

 
Разрушив – создашь.
То конец ли? Начало?
Одно – из другого…
Кто знает наверно?
Одно лишь мы знаем:
Есть дверь меж мирами,
В нее мы уходим,
Навек расставаясь.
Но есть существа,
Что приходят обратно…
Среди них старейший —
Привратник Сегой…
 

Голос девочки напоминал шуршание металлической щетки по металлу, или шорох сухих листьев, или шипение горящих дров… Когда она закончила первый стих «…из пены морской поднимается Эа, красою сияя», Гед коротко одобрительно кивнул.

– Хорошо, – сказал он.

– Вчера вечером, – сказала Тенар. – Только вчера вечером она это впервые услышала и выучила. А кажется, будто год назад.

– Я могу еще дальше выучить, – сказала Терру.

– И выучишь, – откликнулся Гед.

– А теперь закончи чистить кабачок, пожалуйста, – велела девочке Тенар, и та послушно принялась за работу.

– А мне что делать? – спросил Гед.

Тенар озадаченно посмотрела на него:

– Нужно принести воды для чайника…

Он кивнул и отправился к колодцу.

Они приготовили ужин, с аппетитом поели и вместе убрали со стола.

– Повтори-ка мне снова «Создание Эа» до того места, до которого помнишь, – попросил Гед девочку, когда они уселись у очага, – и мы с тобой пойдем дальше.

И она тут же выучила второй стих, повторив его один раз вместе с Гедом и еще один раз вместе с Тенар, а потом – самостоятельно.

– А теперь марш в кровать, – сказала Тенар.

– А ты не рассказала Ястребу о короле?

– Лучше ты сама ему расскажи, – сказала Тенар, обрадованная поводом для того, чтобы пока не оставаться с Гедом наедине.

Терру встрепенулась. Лицо ее – обе его половины – горело воодушевлением.

– Тот король приплыл на корабле. У него был меч. А еще он дал мне дельфинчика из кости. И корабль его летел как птица, только я тогда болела, потому что до меня дотронулся Ловкач. А король взял да и тоже дотронулся, и та противная отметина исчезла. – Она показала ему свою нежную тонкую ручонку. Тенар тоже посмотрела. О следах, оставленных пальцами Ловкача, она совсем позабыла. – Когда-нибудь я хотела бы полететь туда, где он живет, – сообщила Ястребу Терру. Он кивнул. – Я непременно полечу! А ты его знаешь?

– Да. Я его знаю. Мы вместе были в одном очень долгом путешествии.

– Где это?

– Там, где солнце не встает и не загораются звезды. И мы вместе вернулись из этой страны.

– А вы с ним летели?

Гед покачал головой.

– Я умею только ходить, – сказал он спокойно.

Девочка задумалась, а потом, словно весьма удовлетворенная собственными мыслями, сказала:

– Спокойной ночи, – и пошла в свою комнату. Тенар хотела было проводить ее и спеть колыбельную, но Терру не захотела. – Я лучше расскажу «Создание» в темноте, – сказала она. – Оба стиха.

Тенар вернулась на кухню и села напротив Геда.

– Как быстро она меняется! Мне за ней не успеть. Слишком стара, видно, чтобы ребенка воспитывать. А она… Она меня, конечно, слушается, но только потому, что сама так хочет.

– Это единственное оправдание для послушания, – заметил Гед.

– Но если уж ей взбредет в голову меня не послушаться, то с ней не сладить! Есть в ней что-то дикое. Иногда она – моя девочка, моя Терру, иногда же – совсем иное существо, недосягаемое для меня, неведомое. Я спрашивала Айви, не стоит ли отдать Терру ей в ученицы. Это Бук мне посоветовал. Но Айви сразу отказалась. «Почему же нет?» – спросила я. «Я ее боюсь!» – сказала она… Но ведь ты ее не боишься? Как и она тебя. Ты и Лебаннен – единственные мужчины, которым она позволяет себя касаться. Я не смогла помешать этому… этому Ловкачу… не могу об этом говорить! Ох, как я устала! Я уже ничего не соображаю…

Гед положил в очаг толстое полено – чтобы горело потихоньку, медленно, и оба они некоторое время молча смотрели, как извиваются и дрожат языки пламени.

– Я бы хотела, чтобы ты остался здесь, Гед, – сказала Тенар. – Если тебе это по душе, конечно.

Он не ответил сразу, и она спросила:

– Может быть, ты собираешься в Хавнор?..

– Нет, нет. Мне некуда идти. Я просто искал работу.

– Ну что ж, здесь работы полно. Старик, правда, так не считает, однако при его артрите он теперь годится разве что за садом присматривать. Мне все время очень нужен был помощник – с тех самых пор, как я вернулась. Я бы могла, разумеется, выругать этого упрямца за то, что он отослал тебя в горы, но это бесполезно. И слушать бы не стал.

– Мне это только на пользу пошло, – сказал Гед. – Больше всего мне нужно было время.

– Ты там овец пас?

– Коз. На самых верхних пастбищах, почти там, где начинаются голые скалы. Мальчишка, которого они наняли раньше, заболел, так что Серри послал меня туда в первый же день. Коз ведь держат наверху до поздней осени, до самых холодов, чтобы подшерсток гуще стал. А последний месяц я там жил практически совсем один. Серри прислал мне эту вот куртку и кое-какие припасы и просил оставаться в горах так долго, как только смогу. Вот я и остался до самых морозов. Там, в горах, замечательно было!

– Одиноко, наверно, – сказала она.

Он кивнул, чуть улыбнувшись.

– Ты всегда был одиноким.

– Да, всегда.

Она промолчала. Он посмотрел на нее.

– Я рад буду работать у тебя на ферме, – сказал он.

– Значит, решено, – сказала она. И чуть погодя прибавила: – Уж по крайней мере хоть зиму-то пробудешь?

В тот вечер подморозило еще сильнее. Мир вокруг совсем затих, слышался лишь шепот огня. Молчание было ощутимым, словно присутствие рядом с ними кого-то третьего. Тенар подняла голову.

– Ну хорошо, Гед, – сказала она и посмотрела прямо на него. – А в чьей постели мне теперь спать? В постели Терру или в твоей?

Он затаил дыхание. Потом тихо сказал:

– В моей. Если захочешь.

– Захочу.

Молчание, казалось, теперь опутало его по рукам и ногам. Было заметно, какие усилия он прилагает, чтобы высвободиться из этих пут.

– Если у тебя хватит терпения… – проговорил он.

– У меня хватило терпения на целых двадцать пять лет, – сказала она. Посмотрела на него внимательно и засмеялась. – Ну же… ну, ну, дорогой мой!.. Лучше поздно, чем никогда! Я, конечно, теперь всего лишь старуха… Ничто не проходит даром, ничто никогда не проходит даром. Ты сам учил меня этому. – Она встала. Поднялся и он. Она протянула ему руки, и он взял их в свои. Потом они обнялись – все теснее и теснее сжимая объятия. И столько в этих объятиях было страсти и нежности, что все вокруг как бы перестало для них существовать: в этом мире были сейчас только они одни. Не имело никакого значения, в какой постели они собираются спать. В ту ночь они легли прямо на каменный пол у очага, и там она открыла Геду ту тайну, которую не смог бы ему открыть даже самый мудрый волшебник.