Текст книги "Толкователи (сборник)"

Автор книги: Урсула Кребер Ле Гуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В итоге ее здравый смысл все-таки обрел поддержку в лице маза по имени Орьен Вийя, который заметил невзначай, что тексты, содержащиеся в «Древе» и столь сильно пленившие Сати, что она была твердо намерена изучать их у него в доме каждый день в течение по крайней мере нескольких месяцев, представляют собой лишь одну из версий этого сборника; имеются и другие, и их довольно много; одну из них он, Орьен Вийя, видел много лет назад в Амарезе, в самой большой из тамошних умиязу.

Итак, «окончательного» варианта текстов «Древа» не существует. Нет и ни одной «стандартной» версии. То есть существует не одно «Древо», а много, много… И этот Лес, эти тропические джунгли поистине бескрайни; и в них ярко горят бесчисленные тигры значений…[4]4
  Аллюзия на знаменитое стихотворение Уильяма Блейка «Тигр»:
Тигр, о тигр, светло горящийВ глубине полночной чащи!Чьей бессмертною рукойСоздан грозный образ твой?Перевод С.Я.Маршака  (Прим. пер.)


[Закрыть]

Сати сканировала ту версию «Древа», что имелась у Орьена Вийи, выключила компьютер и, стукнув педанта, сидевшего у нее внутри, по башке, начала все сначала.

Что бы это ни было такое, что она так стремится распознать, но это не религия с Символом веры и священной Книгой! Это вообще не имеет отношения к Вере. На Аке любая книга может называться священной. Здешнюю Систему невозможно определить с помощью конкретного набора символов и идей. И называют ее здесь не Лес (хотя Толкователи часто употребляют именно это слово) и не Гора (хотя и это слово у них тоже весьма в ходу), а чаще всего просто Толкование. Интересно, почему?

Да ладно тебе, грубо оборвал ее размышления здравый смысл, ясно ведь: здешние «образованные» только и делают, что РАСТОЛКОВЫВАЮТ смысл рассказанных ими историй.

Это верно, с некоторым пренебрежением отвечал здравому смыслу пытливый ум Сати, но рассказывая свои истории, притчи и тому подобное, мазы ДАЮТ ЛЮДЯМ ОБРАЗОВАНИЕ. Но ведь есть И ЕЩЕ ЧТО-ТО, помимо этого!

И она решила понаблюдать за мазами. Еще на Земле, приступив к изучению аканских языков, Сати узнала, что практически во всех основных языках этой планеты есть странное местоимение, употребляемое только в единственном/двойственном числе, например, для обозначения беременной женщины, или беременной самки животного, или супружеской пары. Это местоимение неоднократно встречалось ей в «Древе» и во многих других книгах и всегда в контексте представлений о едином, но раздвоенном стволе древа бытия. Часто использовалось это местоимение также в фольклорных историях, где главные герои, выступая неразделимой парой, напоминали пресловутое нерасчленимое понятие «производитель-потребитель» из пропагандистских опусов Корпорации. Интересно, что местоимение это также относилось к категории запрещенных слов. Его использование в устной речи или даже в личных письмах было наказуемо. Сати никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в Довза-сити употреблял его. А здесь, в горах, она слышала его каждый день, хотя и не на улице; особенно часто им пользовались, когда говорили о Толкователях-мазах или во время беседы с самими мазами. Интересно, почему?

Видимо, потому, что мазы практически всегда являли собой пару. Причем это было сексуальное партнерство (и неважно, гетеро– или гомосексуальное!), но всегда моногамное и заключенное на всю жизнь. Даже больше того: потеряв партнера, мазы больше ни с кем не вступали ни в брак, ни в интимные отношения. Соединившись, они брали себе второе имя – имя своего партнера – и сохраняли его до самой смерти. Жена Аптекаря, Анг Сотью, умерла пятнадцать лет назад, но он по-прежнему звался Сотью Анг. Эти двое были и оставались единым целым; Один, равный Двум, Два, равные Одному…

Почему?

Внезапно Сати охватило лихорадочное возбуждение. Ей показалось, что она напала на след. Вот он, центральный принцип Системы! Два в Одном! Нужно сосредоточиться именно на этом.

Она требовала от мазов все больше и больше текстов, и они охотно делились ими с нею. Ее теория начинала обретать реальные очертания, да и тексты были более или менее релевантны. Она, например, узнала, что взаимодействие Двоих дает возможность подняться Трем Ветвям, которые, соединяясь, порождают Крону, состоящую из Четырех Деяний и Пяти Элементов, которые постоянно упоминаются в аканской космологии, медицине и этике, а также как бы «встроены» в архитектуру и являются структурной основой языка, прежде всего его идеографической письменности… Сати отдавала себе отчет, что это очередная непроходимая «полночная чаща», где скрывается множество древних тайн и путаных троп, но тем не менее, немного постояв в нерешительности на опушке, она смело, хотя и осторожно двинулась в глубь этой таинственной чащи, и здравый смысл только скулил ей вслед, точно брошенная собака. Хорошая, впрочем, собака; собака-дхарма. И Сати откликнулась на жалобный вопль здравого смысла: не полезла в эти джунгли, вспомнив, что вообще-то собиралась сперва выяснить поподробнее, каковы функции мазов в аканском обществе.

Они изображали, представляли на сцене, воплощали в жизнь некий великий спектакль: служили Толкователями. Они разъясняли, растолковывали.

Некоторые из них почти ничего не могли сами сказать другим. Они просто владели чем-нибудь ценным: одной книгой, одним стихотворением, одним научным трактатом, которые, например, получили по наследству или случайно запомнили. Но по крайней мере раз в год, обычно зимой, они показывали свое сокровище другим – читали вслух или декламировали по памяти любому, кто хотел прийти и послушать. Таких людей тоже вежливо называли «образованными» и уважали за то, что они, владея сокровищем, делятся им с другими. Но мазами эти люди не считались.

Мазы были профессионалами. Большую часть своей жизни они посвящали добыче материала для толкования, а потом постоянно и охотно делились своими знаниями с любым желающим и тем самым зарабатывали себе на жизнь.

Некоторые мазы специализировались на отправлении старинных обрядов и отчасти напоминали земных священников или жрецов. Эти мазы осуществляли все необходимые ритуалы, связанные со смертью и похоронами, с браком и рождением детей, с празднованием пятнадцатилетия – этот праздник считался очень важным событием в аканском обществе и знаменовал переход во «взрослый» возрастной класс («Один плюс Два» или «Три плюс Четыре плюс Пять»). Знания таких мазов обычно имели некое формульное выражение – формулами служили старинные ритуальные песнопения и определенные отрывки из наиболее известных героических эпопей древности.

Другие были настоящими врачами, целителями, травниками, специалистами по лечебной и боевой гимнастике. Они все знали о теле, умели СЛУШАТЬ тело и учили этому других (это прежде всего у них «тело было Деревом, а Дерево было Горой»). Их понимание тела было основано на фактическом материале; они давали не только описательные, но и вполне наглядные уроки лечебной медицины.

Третьи работали в основном с книгами; они же учили детей и взрослых читать и писать идеограммы, разбирать старинные тексты, написанные идеографическим письмом, и проникать в их сокровенный смысл.

Однако основная функция мазов, благодаря которой они и пользовались таким огромным уважением у населения, заключалась в умении толковать: сюда входило чтение вслух, пересказ, комментирование, декламация наизусть, рассказывание историй, задушевная беседа на темы, затронутые в той или иной истории или поэме, и т. д. Чем больше знал и мог поведать другим тот или иной маз, тем больше его почитали. Чем лучше он умел толковать те или иные вопросы, тем лучше ему платили. Предмет этих толкований зависел от знаний самого маза и его способности запоминать существующие в устной форме произведения народного творчества; ну и, разумеется, от его чисто эмоционального отношения к данной вещи или проблеме.

Взаимодействие всего этого давало порой потрясающий эффект! В течение долгого времени, пытаясь разобраться в этих бесконечных «Двух в Одном», «Дереве и Кроне», Сати каждый вечер ходила слушать Толковательницу Маз Оттьяр Уминг, которая неторопливо рассказывала длинную историко-мифологическую сагу о путешествии Румая на Восточные острова, совершенном этим героем шесть или семь тысяч лет назад; кроме того, несколько раз в неделю по утрам она ходила слушать Маз Имьен Катьяна, толковавшего об основах и истории Космоса и знавшего по именам все звезды и созвездия, который замечательно интересно описывал жизнь и пути движения в космосе других планет системы Акан, демонстрируя прекрасные и удивительно точные древние карты неба. Как увязать все это? Да и существует ли какая-то связь между столь различными областями знаний и умений?

Буквально объевшись выдержками из философских учений и комментариями к ним, Сати, не имея к философии ни интереса, ни склонности, обратилась в итоге к тому, что мазы называли «рассказами о теле». Здешние целители, похоже, чрезвычайно много знали о том, как сохранить здоровье. Сати попросила старого Сотью Анга рассказать ей кое-что об аканской фармакологии, и он принялся терпеливо объяснять ей, каковы целебные свойства каждого из растений, представленных в том огромном гербарии, который он получил в наследство еще от родителей Анг Сотью и впоследствии неустанно пополнял сам. Большая часть ящичков в его лавке была занята именно экземплярами этого гербария.

Старику было чрезвычайно приятно, что Сати прилежно записывает каждое его слово. Пока что, беседуя с Толкователями, она не встречалась ни с «колдовской премудростью», ни со «святыми таинствами», ведомыми только адептам, ни с таким знанием, которое было бы доступно только «образованным» и служило бы для укрепления их власти и авторитета, придавало бы их деятельности оттенок таинства или же сказывалось бы на размерах той платы, которую обычно получают мазы. «Записывай мои слова! – это повторяли ей все мазы без исключения. – Запоминай! Сохрани полученные знания и передай их другим!» Сотью Анг всю жизнь изучал свойства различных трав и растений, но не имел ни ученика, ни подмастерья и был трогательно благодарен Сати за желание сохранить собранную им информацию. «Все это я должен отдать другим, растолковать им, если, конечно, они захотят меня слушать», – часто повторял он. Он не считал себя настоящим целителем; он был обыкновенным аптекарем и неплохо знал травы, но в теории силен не был. Его объяснения, почему то или иное растение действует на организм так, а не иначе, частенько напоминали Сати примитивную ассоциативную магию или что-то вроде бесконечных кругов на воде от брошенного туда камня: эта кора лечит лихорадку, потому что она является жаропонижающим средством, а потому… Однако сама система народного целительства, лежавшая в основе подобной «фармакологии», была, как показалось Сати, достаточно прагматичной, превентивной и эффективной.

Фармакология и медицина были всего лишь одной из ветвей Великой Системы. И таких ветвей в ней было очень и очень много. Бесчисленные истории, толкуемые мазами, были посвящены множеству самых различных вещей – всем Листьям гигантской Кроны. И Сати не могла избавиться от уверенности, что в этой Системе должно существовать некое организующее начало, некий центральный стержень. Ствол Дерева. Может быть, это этика? ПРАВИЛЬНОЕ поведение на жизненном пути?

Сати выросла под гнетом юнизма и была не настолько наивна, чтобы рассчитывать на непременное наличие связи между религией и моралью; она понимала, если такая связь и имеется, она отнюдь не обязательно так уж благоприятна для развития общества.

Однако она уже начинала постигать основы аканской этики и учиться ей; элементы этических воззрений аканцев содержались во всех притчах и нравоучительных историях, которые Сати слышала от Толкователей; многое она почерпнула, так сказать, на практике, общаясь с различными жителями Окзат-Озката. Как и аканская медицина, здешняя этика была весьма прагматичной и носила превентивный характер, стараясь предупредить дурные поступки людей. Прежде всего она предписывала уважительное отношение к своему телу (и к физической жизни всех других живых существ), а также воспитывала отвращение к любому виду ростовщичества, жестоко его осуждая.

Лихоимство часто осуждалось в историях, рассказываемых Толкователями, и открыто порицалось слушателями, и это служило в глазах Сати доказательством того, что здешние представления о Зле достаточно глубоки и разноплановы. Однако преступления, совершаемые в Окзат-Озкате, носили самый заурядный характер и представляли собой в основном случаи воровстве, обмана и растраты чужих средств. Физическое насилие было явлением крайне редким. Даже «оскорбление действием», вполне возможное с обеих сторон, скажем, при совершении грабежа или вымогательства, случалось чрезвычайно редко, и каждый подобный случай жители города обсуждали несколько дней, а то и недель. Преступления, совершенные в состоянии аффекта (например, в припадке ревности) случались и того реже. Причем никто не старался их приукрашивать или замалчивать. В фольклорных сказках и историях никто не становился героем ценой убийства или тем более массовой резни. Напротив, герои обычно заглаживали последствия проявленного другими насилия (или даже искупали его ценой собственной жизни); героем обычно считался тот, кто был храбр, отважен и погиб в борьбе со злом и насилием. Слова «убийца» и «безумец» были однокоренными. Изиэзи, например, так и не смогла ответить на вопрос Сати о том, куда заключали убийц: в тюрьму или в сумасшедший дом, потому что на ее памяти в Окзат-Озкате не было ни одного случая убийства. Она слышала, что в прошлом насильников кастрировали, но не была уверена, что и нынче их наказывают именно так, потому что опять-таки ей не было известно ни об одном случае насилия в городе. Аканцы всегда очень мягко обращались со своими детьми, и Изиэзи, похоже, считала неприемлемой даже мысль о том, что с ребенком можно обращаться плохо, а уже тем более – бить его. Она, правда, знала несколько сказок о жестоких родителях или о детях-сиротах, которые голодали, потому что некому было приютить их, но говорила:

«Это все очень старые истории, их придумали еще в те времена, когда совсем не было образованных людей».

Корпорация, разумеется, ввела новую этику, построенную на новых добродетелях, среди которых были, например, «дух коллективизма» и «патриотизм», а также – обширный список тех нарушений общественного порядка и морали, которые считались преступлениями: в первую очередь сюда относилось любое участие в запрещенной законом деятельности. Но Сати пока что не встретила в Окзат-Озкате никого, исключая узкий круг чиновников Корпорации и некоторых студентов Педагогического колледжа, кто считал бы мазов или их деятельность преступной. Запретное, незаконное, извращенное – все эти новые категории, определявшие поведение людей, не имели никакого нравственного смысла ни для кого, кроме тех, кто их создал.

Неужели И в прошлом на этой планете не было иных преступлений, кроме насилия, убийства и ростовщичества?

Возможно, просто не было необходимости в официальных санкциях? Возможно, Система была настолько универсальной, что никто и представить себе не мог жизни вне ее рамок и только саморазрушающее безумие, душевное нездоровье способно было для кого-то ее ниспровергнуть. Она была основой миропорядка. В ней заключалась сама суть этого мира.

То, что Система была поистине вездесущей И невероятно древней, пронизывала повседневную жизнь аканцев даже в мельчайших ее проявлениях – в особенностях кулинарии, в определении цели конкретного задания и продолжительности отведенного на его выполнение времени, в способах отдыха и т. п., – все это, по мнению Сати, могло бы до какой-то степени объяснить и современную ситуацию на Аке. Во всяком случае, могло помочь догадаться, как Корпорации удалось так легко и просто достигнуть гегемонии, повсеместно (и зачастую насильственно) ввести униформу, осуществлять ежесекундный контроль над тем, как люди живут, что они едят, пьют, читают, слушают, думают, делают. Система и тут оказалась на своем месте. С глубокой древности она доминировала на Континенте и на Островах, безраздельно господствуя в душах людей. Довза пришлось лишь чуть-чуть изменить акценты, чтобы использовать Систему в своих интересах, хитростью взяв на себя управление ею и слегка изменив ее направленность. И Система из выработанного тысячелетней историей планеты общественного консенсуса, из согласованного способа организации жизни на всех общественных уровнях, внутри которых каждый индивид стремился главным образом к наивысшей форме собственного физического и духовного развития, превратилась в гигантскую иерархию, где люди, отдельные личности, превратились в полезные винтики машины, занимающейся неопределенно-бесконечным ростом общественного благосостояния и связанным с ним усложнением общественных отношений. Из активного гомеостаза.[5]5
  Гомеостаз – относительное динамическое постоянство состава и свойств внутренней среды и устойчивость основных функций организма. (Прим. пер.)


[Закрыть] Система превратилась в активный однонаправленный дисбаланс сил.

Разница, по мнению Сати, была примерно такова, как между человеком, сидящим в задумчивости после хорошего обеда, и тем, кто изо всех сил старается догнать автобус.

Ей самой это сравнение очень нравилось. Оглядываясь на свои первые полгода, проведенные на Аке, она испытывала неверие и жалость; ей было жалко и себя, и тех «производителей-потребителей», что живут в Довза-сити. Господи, на какие жертвы пришлось пойти этим людям! Ведь они согласились отринуть всю культуру собственного прошлого во имя какого-то идиотского «Марша к звездам», абсолютно искусственной, надуманной цели, пытаясь имитировать жизнь тех инопланетных обществ, которые считали более развитыми, чем свое собственное, только потому, что их представители могли летать в космос! Но почему? Нет, здесь явно не хватало какой-то ступеньки. Что-то еще случилось на этой планете и оказалось способно спровоцировать или чрезвычайно ускорить столь глобальные перемены. Неужели всего лишь прибытие первых Наблюдателей? Разумеется, это было великое событие для людей, понятия не имевших об иных мирах…

А какое огромное бремя взвалила на свои плечи сама Экумена!..

«Не предавайте нас!» – сказал ей тогда Советник. Но «звездные жители», экуменические Наблюдатели, всегда такие осторожные и тактичные, старающиеся ни в коем случае не вмешаться, не оказать воздействия, не взять под контроль, уже принесли сюда предательство, сами того не ведая. Когда на берега Америки высадилось несколько десятков испанцев, целые народы, великие империи инков и ацтеков, не выдержали, сломались, предали себя, позволили уничтожать своих богов, свои языки… Так что в принципе аканцы сами себя завоевали и поработили. Сбитые с толку инопланетными теориями и концепциями, даже просто самим понятием инопланетности, иностранности, они позволили идеологам довза править на планете и безнаказанно грабить ее население, подобно тому, как это делали на Земле в XX веке идеологи коммунокапитализма или несколько позже фанатики – юнисты, Если на Аке этот процесс действительно начался в результате контактов с Экуменой, то, лишь осуществив некую репарацию, Тонг Ов сможет узнать от самих аканцев, что же произошло здесь до прибытия первых Наблюдателей. Неужели он надеется как-то возместить здешним жителям то, что они сами выбросили на помойку истории? Но ведь Корпоративное государство никогда этого не позволит! «Ищи золотой слиток в мусорной куче» – эту поговорку Сати не раз слышала от Маз Оттьяр Уминг, но была отнюдь не уверена, что с ней согласился бы, например, Советник. Для него этот «золотой слиток» давно превратился в «зловонный труп».

Всю ту долгую зиму Сати вела про себя споры с Советником, узнавая о жизни планеты все больше и больше нового. Она все чаще слушала Толкователей, очень много читала, вела исследовательскую работу, а вечерами тщательно обдумывала и записывала полученную информацию. Советник служил ей чем-то вроде куклы для битья или спарринг-партнера; ему совершенно необязательно было отвечать ей: он обязан был только слушать. Некоторые свои размышления, впрочем, Сати не решалась заносить даже в память компьютера – это было нечто чересчур личное и слишком для нее дорогое, и ей совсем не хотелось мешать его со своими беспристрастными отчетами о наблюдениях. Таково было, например, ее личное мнение относительно деятельности и функций Толкователей. Если это религия, то религия, в высшей степени отличная от всех земных религий, ибо ей недостает главного: догматической веры, эмоционального неистовства, понятия об отсроченном вознаграждении за праведную жизнь и санкционированного светскими властями фанатизма. Все эти элементы, без которых до недавнего времени аканцы прекрасно обходились, были, как ей представлялось, привнесены в жизнь Корпоративным государством довза. Собственно, оно, это государство, и являлось здесь религией. Вот почему Сати с таким удовольствием «вызывала» призрак Советника в сине-коричневой форме, с застывшим холодным лицом и негнущейся спиной, и страстно внушала ему, какой он фанатик и глупец и какие глупцы все остальные бюрократы и идеологи Корпоративного государства, ибо всей душой стремятся завладеть богатствами, которые были созданы другими народами на других планетах, а свое собственное богатство, свое бесценное сокровище выбрасывает в мусорную кучу!

Настоящий же Советник, во плоти и крови, должно быть, давно уже уехал из Окзат-Озката; во всяком случае, Сати больше не встречала его на улицах города и наконец почувствовала некоторое облегчение. Куда приятнее было видеть в Советнике всего лишь грозный призрак, плод собственного воображения.

Вопрос о том, что же на самом деле ДЕЛАЮТ мазы, практически перестал ее занимать. Любой четырехлетний малыш смог бы сказать, что они делают! Они рассказывают. Пересказывают, читают, декламируют наизусть. Они устраивают дискуссии, объясняют, придумывают. Истолковывают суть. Бесконечная цель их общения со слушателями не имеет четких границ, ее невозможно как-то определить, классифицировать. Темы «толкований» множатся даже сейчас, ибо не все старинные тексты еще известны, не все истории о древнем прошлом прочитаны, не все мысли переданы будущим поколениям через пропасть прожитых лет.

Впервые Сати познакомилась с одним из великих Толкователей – это был Маз Одиедин Манма – во время таких занятий, где Толкователь рассказывал историю молодого человека, жителя предгорий, которому постоянно снилось, что он умеет летать. И такими частыми и живыми были его сны, что он стал путать их с реальностью и с удовольствием рассказывал другим, какие ощущения испытывал во время «полета» и что видел с высоты. Он рисовал карты прекрасных неведомых земель, якобы находившихся в обоих полушариях планеты, которые «открыл» во время своих путешествий. И люди приходили, чтобы послушать его рассказы и полюбоваться его замечательными картами. Но однажды, спускаясь вниз по течению реки в погоне за отбившимся от стада эбердина, он оступился, упал с высоты и погиб.

Такова была эта история. И Манма никак не стал ее комментировать; и никто почему-то не задал ему ни одного вопроса. Они собрались тогда в доме Маз Оттьяр Уминг, так что позднее Сати все-таки спросила Оттьяр, что та думает об этой истории. И старая Толковательница отвечала:

– Одиедин, жена Манмы, случайно погибла во время ливня в горах; она упала в воду, и поток унес ее. Ему тогда было двадцать семь. И они всего год, как стали мазами…

– И Манма часто рассказывал ей, что летает во сне?

– Нет, – покачала головой Оттьяр. – Это просто история, йоз. История Одиедина Манмы. Он рассказывает только эту историю. А толкование ее – у него внутри. Как маз он занимается в основном телом. – Оттьяр имела в виду ту разновидность лечебной гимнастики, которую преподавал Одиедин Манма, будучи отличным специалистом в этой области.

– Понятно, – только и пробормотала Сати и пошла прочь, неотрывно думая о том, что услышала от Оттьяр.

Но поняла лишь одно: здесь, в Окзат-Озкате, она наконец научилась слушать. Слушать, слышать и, продолжать прислушиваться к тому, что услышала. Уносить слова с собой и без конца вслушиваться в их звучание. Если ТОЛКОВАТЬ – это искусство и функция мазов, то СЛУШАТЬ – искусство и функция йозов. По мнению большей части аканцев, ни те, ни другие друг без друга ничего не значат.