Текст книги "Когда я закрываю глаза, я вижу тебя"
Автор книги: Урсула Франке
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Ее отец тоже умер от рака. Г-жа Отис физически напряглась, взгляд стал рассеянным, давление в области сердца усилилось. На основании этих реакций (напряжение как защита, блуждающий взгляд как желание убежать, давление как возрастание напряжения) я высказала предположение, что ее симптомы связаны с отцовской линией.
Г-жа Отис оцепенела, ее руки напряглись и застыли. (Где эти симптомы могут иметь смысл? Какая ситуация может соответствовать такой интенсивности симптомов?) Я спросила, знакомы ли ей появившиеся сейчас симптомы. Она кивнула: «Не так внезапно и не так сильно, как сейчас».
Поскольку она так бурно отреагировала на разговор об отце, я спросила ее, что особенное произошло в его жизни. Его отец, дед клиентки, в тридцатые годы повесился. Это произошло после того, как на него донесли в связи с неким правонарушением. Физическое оцепенение усилилось, г-жа Отис быстро и глубоко задышала, ее руки сводило все сильнее. Чтобы уменьшить последствия гипервентиляции, я предложила ей дышать носом. Она едва среагировала, ее состояние было похоже на шок. Я встала перед ней и попросила ее встать. Она встала. Я взяла ее за руки, которые были изогнуты так, что она едва могла держать мои. Я искала ее взгляд, чтобы через зрительный контакт пробиться к ее взрослому «я», и сказала: «Посмотрите на меня! Вы меня видите?» Ее взгляд блуждал. «Вы меня видите?» Наконец она собралась и посмотрела на меня. Мне было ясно, что и это ее «отсутствие» вызвано не нашей встречей, а берет начало в ее истории. Я спросила, знакомы ли ей эти состояния. «Да, но они уже давно не возникали с такой силой». Я была не уверена, стоит ли мне продолжать. Такая интенсивность симптомов и в первую очередь тот факт, что г-же Отис потребовалось достаточно много времени, чтобы снова установить со мной контакт, заставили меня сомневаться. Да и физические симптомы показались мне сильнее, чем я наблюдала раньше в аналогичных ситуациях. Однако она уже не раз проходила полное медицинское обследование по поводу этих «приступов», и никаких неврологических, кардиологических или сосудистых нарушений выявлено не было. Когда между нами снова установился хороший визуальный и коммуникативный контакт, я спросила ее, пойдем ли мы еще немного дальше или прервем работу здесь. Она была готова продолжать. Чтобы понять, какие динамики на протяжении поколений действовали в семье ее отца, я спросила о прадедушке. Он умер, когда его сыну было 3 года. Так как реакция на отца была столь сильной, напрашивалось предположение, что эта динамика идет из семьи отца. Я решила поставить клиентку напротив отца. Чтобы не повторить то, что только что произошло, и смягчить переживания за счет расширения контекста, я спросила ее о ресурсах. Какие у нее отношения с матерью? Сложные, поддерживаются только стараниями дочери. Мать была полной сиротой, что я восприняла как указание на возможную сильную внутреннюю неудовлетворенность матери, так что она не могла быть ресурсом для дочери.
Поскольку у нас с клиенткой был хороший контакт, я решилась еще раз дать ей возможность оказаться лицом к лицу с отцом, поддерживая ее только своим присутствием. После того как я увидела, как она впала в состояние отсутствующего оцепенения, работа только в воображении показалась мне слишком неконкретной. Получив ее согласие, я положила перед ней на пол лист бумаги, олицетворявший ее отца.
Когда она встала перед ним, симптоматика тут же возобновилась в полную мощь. Я подставила к ее отцу его отца, что несколько ослабило симптомы. Она больше ничего не могла сказать о деде и его жизни. Когда я добавила в расстановку мать и ее родителей, никаких существенных изменений тоже не произошло. Для нашей работы это удивительно, так как в расстановке можно очень явно увидеть и почувствовать влияние других. Так что нам удалось однозначно связать симптом с линией отца, но не хватало информации, чтобы добиться большей ясности относительно возможностей решения. Поскольку время сессии подходило к концу, я отвела клиентку на несколько шагов назад, чтобы не провоцировать физическую симптоматику и чтобы клиентка чувствовала себя хорошо и стабильно. Мы поэкспериментировали с подходящей дистанцией для конечного образа. Клиентка была довольна обретенным пониманием и, уставшая, снова села на свой стул.
РАССТАНОВКА В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ТЕРАПИИ
Четкая структуризация и продвижение вперед маленькими шагами позволяет во время сессии и в ходе расстановки держать в поле зрения различные динамики, существующие в семейной системе клиента, направлять процесс и проверять, какое значение те или иные динамики имеют для клиента.
Отдельными шагами во время сессии являются:
– описание симптоматики и прояснение запроса,
– биографический анамнез, семейный анамнез и генограмма,
– сама расстановка с разрешающими шагами и выработкой завершающего или разрешающего образа,
– последующее обсуждение, возможно, упражнения и рекомендации по домашнему заданию.
«Разогрев»
Первые минуты беседы служат для так называемого «разогрева». Эта фаза, в течение которой клиент знакомится с терапевтом, его манерой общения, сознательно оценивает, насколько терапевт способен его вести, воспринимая это, в том числе в тонких, бессознательных процессах. В свою очередь, терапевт узнает, какие возможности существуют в работе с этим клиентом, смотрит, какие черты личности, страхи, границы, какую внутреннюю установку, силу и коммуникативную способность демонстрирует его визави. В поведении клиента по отношению к терапевту как в голограмме проявляются те структуры, которые помогают ему жить в этом мире и справляться с предъявляемыми им требованиями. В этой встрече двух людей с их историей и их способностями рождаются абсолютно личные терапевтические отношения, имеющие как свои возможности, так и свои границы.
Лучше всего, если терапевт и клиент сообща определяют цель терапии. Чего клиент ждет от терапии или от расстановки? Когда терапевтическое поручение можно будет считать выполненным, а работу терапевта законченной?
У нас, терапевтов, есть определенный опыт в отношении того, какому осознанию мы можем способствовать, какие эмоциональные переживания и какие изменения внутренней позиции мы можем вызвать при помощи расстановки. На основании этих знаний мы предлагаем клиенту ведущие к изменениям шаги. Однако помимо расстановки терапевтическая ситуация всегда включает в себя и другие интервенции: вопросы из краткосрочной терапии, разработку проектов хорошего будущего, разучивание моделей дыхания и упражнений на расслабление, которые помогают выдерживать трудные ситуации, а также ритуалы, позволяющие лучше справиться с чувствами и переходами от одной жизненной фазы к другой.
Но первый вопрос, который постоянно присутствует на заднем плане, это всегда вопрос о том, имеет ли (и если да, то насколько) тема клиента системную подоплеку и, следовательно, есть ли вообще смысл делать расстановку. Иногда (возможно, в качестве дополнения) бывают необходимы принципиально иные формы работы.
Описание симптоматики и прояснение запроса
Клиент начинает с описания своих симптомов или рассказывает, почему он пришел и кто его прислал. С самого начала внимание направлено на два аспекта: проблему и желательное решение. К описанию проблемы относятся симптомы и все, что ослабляет клиента и чего он больше не хочет. К описанию решения относятся, прежде всего, ресурсы клиента, т. е. все, что придает ему сил, на что он может опереться и что не должно измениться. Сюда входит, совершенно в духе краткосрочной терапии, и проект «хорошего будущего».
В этой фазе я спрашиваю клиента, что ему известно о семейной расстановке, чтобы понять, на каком уровне я могу начать и какую информацию об этой работе мне еще нужно ему дать. Некоторых клиентов направляют друзья, врач или натуропат, и сами они мало знают о том, что их ожидает. Я вкратце знакомлю их с основными идеями, на которых строится наша работа: что каждый берет на себя из своей семейной системы определенные задачи или перенимает чувства; что мы очень точно воспринимаем свою систему; что чувства и симптомы всегда правильны, даже если тот, кто их испытывает, не является их «законным обладателем»; что симптомы и чувства указывают на то, что чего-то не хватает. Таким образом я создаю переход ко второму шагу: анамнезу и генограмме.
Записи и заметки
Некоторые клиенты на протяжении многих лет приходят к нам снова и снова, с одной стороны, в связи с разными запросами, с другой стороны, чтобы продолжить работу над ранее инициированными процессами. Каждую сессию я записываю для себя важную информацию по расстановке и индивидуальной терапии. Если клиент сделал расстановку в группе, а после пришел на индивидуальную сессию или на индивидуальную терапию, я могу обратиться к этим своим заметкам, кроме того, у меня есть данные его генограммы и комментарии к ней. Они служат базовой структурой для дальнейшей работы, позволяя моментально воспроизвести образ семейной системы и положение в ней клиента. Особенно в том случае, если перерывы между сессиями составляют несколько месяцев, записи помогают мне вспомнить предыдущий запрос и желаемое решение, ход сессии (или сессий), разрешающий образ, упражнения и задания, и таким образом восстановить картину последней совместной сессии. Кроме того, так легче оценить, какие из обсуждавшихся целей клиент уже достиг, к каким целям он по-прежнему стремится, какого развития ждет и с какими задачами он пока не справился.
Наряду с личными данными (фамилия, адрес) я записываю дату и, если я работаю не в своем помещении, место, ключевые данные по симптоматике, тезисно запрос и, соответственно, цель, а также проект будущего. Уже в течение первого часа работы, во время описания симптоматики, прояснения запроса и анамнеза семьи, я составляю генограмму, к которой я могу обратиться в любой момент, в том числе во время расстановки, и которую я могу дополнить, если появляется новая информация.
Если клиент уже делал одну или несколько расстановок, я спрашиваю его о прорабатывавшихся темах и динамиках. Само по себе течение расстановки не имеет такого значения, как ее результаты и действие: «Что было важно?» Это позволяет нам сосредоточиться на главном.
На сессии я помечаю для себя запрос и цель терапии, то есть представление клиента о том, чего он хочет достичь в конце терапии или после расстановки. Время от времени, особенно если клиент находится в длительном процессе, мы можем вместе подводить итоги касательно его успехов и развития. Под генограммой я схематично набрасываю разрешающий образ данной сессии и записываю домашнее задание. Иногда я вкратце помечаю интервенции и важные фразы. Чтобы не выходить за установленные временные рамки, я стараюсь во всем ограничиваться данными, которые важны для симптоматики и желаемого решения.
Со временем и с опытом становится все легче отличать значимую для терапевтического процесса информацию от менее значимой. Помогает в этом собственная реакция терапевта на высказывания клиента и темы, которые он предъявляет, реакции клиента во время его рассказа, а также когнитивная проверка, т. е. постоянно задаваемые на заднем плане вопросы: «Что важно?» или: «О чем на самом деле идет речь?»
Иногда нам, терапевтам, нужно разъяснять клиенту, что желательно и «нормально» в рамках сессий. Возможно, проходя другие формы терапии, он научился отреагировать свои чувства или идти за каждой своей ассоциацией, когда подробно обсуждается любая возникшая мысль. В этом отношении расстановкам присуща сдержанность, у них очень сжатая форма, так что иногда клиенту приходится перестраиваться.
Запрос
Прояснению так называемого запроса придается большое значение, поскольку в нем излагается поручение, с которым клиент обращается к терапевту. Процесс фокусировки на решении помогает клиенту настроиться и собраться, создает общее поле между клиентом и терапевтом, позволяет выработать первые предложения по решению и проверить их эффективность в рамках способностей и мотивации клиента. В этом процессе определяется общая цель расстановки, сессии или терапии, с которой согласны оба: клиент со своими стремлениями и желаниями и терапевт со своим опытом и способностями. При этом, с одной стороны, речь может идти о цели долгих внутренних поисков клиента, то есть о долгосрочной цели, которая описывает состояние, которым завершается большая жизненная фаза. С другой стороны, запрос может касаться следующего шага в личном процессе клиента, то есть попытки найти решение для актуальной симптоматики. Иногда, несмотря на все старания, клиенту так и не удается сформулировать определенный запрос. Тогда можно работать и без ясно означенной цели, рассматривая неясность как часть его проблемной структуры.
При помощи вопросов: «Как должно быть?» или «Что я должна для вас сделать?» можно узнать представления клиента и выяснить, какие ожидания он направляет на терапевта. Имеет смысл проверить, насколько реалистичны представления клиента, возможно, расширить рамки его мышления и в любом случае включить в поле зрения перспективу будущего. Так мы можем протянуть ниточку от настоящего к будущему, проверить и подстегнуть мотивацию клиента и направить его внимание и концентрацию на решение.
С самого начала у терапевта подспудно идут внутренние процессы поиска, которые, опираясь на знание динамик и структур, могут привести к первым гипотезам и наметкам шагов в направлении решения: «Какой опыт заставил клиента стать таким, как он есть, и какой опыт может помочь ему достичь своей цели?»
При этом у вас, как кадры фильма, могут возникать образы клиента и его семьи. Какое первое впечатление сложилось у вас о клиенте? В каких жизненных обстоятельствах вы его видите? Какую атмосферу он привносит в это помещение? Кто, судя по атмосфере, пришел вместе с ним? Что он «излучает» физически и о чем это вам говорит? Иногда клиент предстает перед внутренним взором терапевта ребенком в его тогдашнем мире или в его отношениях с другими людьми, иногда фантазии, фрагменты действий, люди или пейзажи складываются в собственный внутренний образ. Это могут быть исполненные смысла восприятия на тонком уровне, которые мы, если они подтвердятся, можем использовать, включая их в терапевтический процесс.
Проект хорошего будущего
Для когнитивных форм терапии одна уже ориентированность клиента на проблему сама по себе представляет проблему. В качестве противовеса терапевту служит вопрос, как он может определить, что на самом деле волнует клиента и куда он стремится «в глубине души». Часто клиент не способен в одиночку достичь этого уровня понимания, так как опыт научил его дистанцироваться от самых глубоких своих желаний. Чтобы узнать, в какой точке клиент окажется в конце своих поисков, мы, терапевты, наряду с ясным анализом фактов можем задействовать другой уровень контакта: если, пока он рассказывает, смотреть на него «мягким взглядом», мы можем погрузиться в его атмосферу и лучше понять его поле. И на обоих уровнях мы можем задать себе вопрос: чего клиент ищет? Куда он хочет попасть в своем процессе? Когда он будет удовлетворен? Где есть это легкое, осторожное расслабление, это тонкое телесное движение отпускания?
В большинстве случаев запрос клиента соединяет в себе два желания, которые он более или менее ясно воспринимает и озвучивает: симптомы должны исчезнуть и состояние должно улучшиться. Мы можем уточнить его представления о хорошем будущем, побудив его к детальному описанию целей и желаний. Уже этим мы делаем ему (в духе краткосрочной терапии) первые предложения по действиям и решению.
Если терапевт расспрашивает конкретно и настойчиво, часто обнаруживается, что у клиента есть абсолютно точные представления о том, как, что должно быть и что может помочь. Иногда это является его тайной, к которой он никогда не относился серьезно, а иногда бывает, что он просто сдался, возможно, он давно уже научился больше не задавать себе этот вопрос. И тем не менее какая-то часть его точно знает, где заканчивается его поиск.
В гипнотерапии существует так называемая техника хрустального шара. Терапевт и клиент сообща разрабатывают модель хорошего будущего, как на сеансе у предсказательницы глядя в фиктивный хрустальный шар. Так мы получаем очень подробную информацию о желаемом состоянии. При разработке проекта помогает и так называемый «чудесный вопрос»: «Что произойдет, когда вы решите свою проблему?» Таким образом мы перекидываем мостик к будущему, которое клиент, описывая проблему, чаще всего оставляет без внимания. Если он увидит себя у цели своих стремлений и представит, как он себя там чувствует, это станет для него позитивным и укрепляющим опытом, который даст ему мотивацию и силы для первых шагов в этом направлении. В конце отсюда вытекает домашнее задание: делать так, как будто он уже может то, к чему стремится (ср. стр. 167).
Если клиент собирается прийти на несколько сессий и, таким образом, его можно сопровождать в течение какого-то определенного времени, терапевт может задать временные рамки: «Если вы представите себе, что за полгода вы прекрасно справились с этими проблемами, что вы тогда будете делать?» Клиент видит, что для терапевта само собой разумеется, что он способен проживать и выстраивать ситуацию совершенно иначе.
Если у клиента нет ясных представлений о том, может ли он что-то изменить и, если да, то за какое время, а вы продолжаете: «...через год, пять, десять лет...», то в какой-то момент он запротестует и заявит, что так долго это продолжаться не будет. Тем самым он обозначит тот отрезок времени, в течение которого он справится с проблемой, даже если путь пока не ясен и требуется еще какое-то время.
Если клиент не привык включать в свое жизнестроительство конкретные перспективы будущего, то свой запрос он часто описывает расплывчато и неясно, обнаруживая множество различных краткосрочных импульсов. Чтобы сосредоточить его внимание на запросе, вы можете спросить его: «Что важно?», «Как должно быть?» или «Что должно получиться на расстановке?». Тем самым вы заставляете его перенестись во время после расстановки, когда изменение уже произошло.
Чтобы точнее понять его запрос, его глубокий поиск, я иногда спрашиваю: «Сейчас вам 35,40,55 лет. Сколько вам еще осталось жить? Что вы хотите сделать в ближайшие десять, двадцать, пятьдесят лет?», и, наконец: «Что вам еще нужно сделать, чтобы умереть счастливым?»
Благодаря мысли о собственной невечности и ограниченности своего времени клиенту легче определить, что еще нужно сделать. Кроме того, ему становится ясно, что для того, чтобы наступило лучшее будущее, он должен сделать что-то уже сейчас. В дальнейшем развитии клиента ближайшее будущее будет больше похоже на настоящее, однако более отдаленное будущее сможет все больше отвечать желательному состоянию. «Что вы можете сделать, чтобы симптомы постепенно прекратились, чтобы закончились те вещи, которые вас ослабляют, чтобы в вашей жизни все больше появлялось то, что придает вам сил?»
Если для вас слишком высок темп или недостаточно ясен терапевтический процесс, дайте себе полминуты времени для саморефлексии. Для точного восприятия и разработки следующих шагов полезно время от времени делать небольшие перерывы. Если вы откинетесь на стуле и спокойно выдохнете, будет приятней и вам, и клиенту: какую информацию вы посылаете в общее поле? Какой пример вы подаете клиенту?
Если клиент называет запрос, который однозначно выходит за рамки способностей терапевта, обычно он и сам знает, что это не более чем благое пожелание: «Больше всего я хочу, чтобы другие со мной считались, оставляли меня в покое или заботились обо мне, в зависимости оттого, когда мне это нужно». Мой ответ: «Не знаю, могу ли я вам тут чем-то помочь», часто приводит к освобождающему смеху, после чего мы обращаемся к посильным задачам.
Пример
Г-жа Морнелл пришла на терапию в состоянии сомнений и внутреннего смятения, ее все сильнее мучили мысли о том, чтобы покинуть семью и взять, наконец, свою жизнь в свои руки. Она сказала, что больше не может подолгу находиться дома, что она становится агрессивной и несправедливой. Замуж она вышла почти двадцать лет назад, когда ей было семнадцать лет. В браке родились две дочери, сейчас им семнадцать и четырнадцать лет. На протяжении многих лет муж ее бил, и она внутренне от него отдалилась. Больше всего ее беспокоило, что если она начнет собственную жизнь, то оставит без поддержки детей и навредит им. В ней явно ощущались оба импульса: стремление хорошо исполнить роль матери и неотложное желание найти что-то подлинно свое и заняться этим.
Чтобы точнее понять и поляризовать эти желания, я спросила: «Что происходит, когда вы представляете себе, что уходите? Как вы чувствуете себя через полгода, год, пять лет?» И через несколько секунд, когда выражение ее лица несколько изменилось: «Как выглядит ваша жизнь? И как вы смотрите назад, на нынешнее время со всеми его вопросами и сомнениями?» Когда она, наконец, спонтанно глубоко выдохнула, я спросила: «Как вы сейчас дышите, что с вашим физическим напряжением, как вы воспринимаете себя физически, когда вы об этом думаете?»
Чтобы четко отграничить это состояние от другого образа, через некоторое время я предложила: «Сделайте глубокий выдох и понаблюдайте, что будет, если вы представите себе, что остаетесь. Как вы чувствуете себя через полгода, год, через пять лет?» Через несколько мгновений: «Чем вы тогда занимаетесь? Как вы себя чувствуете? И как вы смотрите на это время со всеми его вопросами и сомнениями?» Спустя какое-то время: «Как вы сейчас дышите, что с вашим физическим напряжением, как вы воспринимаете себя физически, когда вы об этом думаете?»
Благодаря этим маленьким путешествиям в два разных возможных варианта будущей жизни клиент ощущает явную разницу в своем физическом состоянии, когда отдает в душе предпочтение одному из них. В случае г-жи Морнелл было ясно, что она хотела и того, и другого: жить в семье и иметь больше свободы для личного развития. Выбор одного или другого означал бы для нее потерю. Поэтому я уточнила вопрос: «Что вам нужно сделать, чтобы удачно сочетать и то и другое?» Она ответила: «Я не должна относиться ко всему этому так серьезно и чувствовать себя загнанной в угол». И о будущем: «Что вы делаете, как вы ведете себя, так, как будто вам удалось найти удачное сочетание того и другого?» Чтобы нарисовать более детальную картину желаемого будущего, я попросила ее точнее описать ее состояние и поведение: «Как вы ведете себя по отношению к мужу?» Она ответила, что ее отношение будет дружелюбно-дистанцированным. «Что вы делаете, если он вас обижает?» Она больше не позволит себя бить и установит более четкие границы, в крайнем случае, на некоторое время останется у подруги: «Я думаю, что он будет больше меня уважать, если я стану более самостоятельной и независимой». – «Как вы ведете себя с детьми?» Она не будет так напряжена и будет выполнять свой долг более спокойно и радостно, поскольку будет знать, что потом сможет обратиться к собственным интересам и целям.
Чтобы иметь достаточно времени для проверки информации, высказываний и восприятий клиента и чтобы предоставить пространство собственным внутренним образам и движениям, рекомендуется работать медленно. Очень важно, чтобы вы чувствовали себя комфортно, ведь только тогда вы будете полностью владеть своими силами и сможете направлять клиента. Скорость, с которой клиент рассказывает, перескакивает с темы на тему или выкладывает одну информацию задругой, чаще всего помогает ему снять напряжение. Если для вас это слишком быстро, притормозите клиента, заговорив с ним об этом: «Вы даете мне слишком много информации сразу. Я не могу воспринимать ее так быстро. Давайте пока остановимся на этой теме». Или обратите внимание клиента на его физическое состояние и напряжение, периодически прерывая его вопросом: «Как вы сейчас дышите?» или: «Как вы сейчас воспринимаете себя физически?» Или вы можете заговорить с ним об этом напрямую: «Вы видите, что вы сейчас делаете?», «Что будет, если вы дадите себе немножко больше времени?»
Симптомы, проблемы, вопросы
Клиенты приходят на терапию или на расстановку с симптомами и проблемами физического или психического характера и ищут способы от них избавиться. Перед нами, терапевтами, встает вопрос, какая история лежит в основе симптома и стратегией преодоления чего он является. Поэтому внимание направляется, с одной стороны, на качество проявления симптома, а с другой – на его функцию.
Если исходить из того, что симптомы правильны и имеют некий смысл , то своей проблемой клиент вводит нас непосредственно в свою историю. Клиент приходит из прошлого, в данный момент находится с нами в данном помещении и отправляется дальше в свое будущее. Все, что клиент делал до сих пор, то, как он жил, привело его к этому моменту, когда теперь он сидит перед нами. Мы можем рассматривать симптомы как ранние импритинговые модели реагирования на трудные ситуации, и нам нужно только понять, в какой ситуации симптом был или был бы уместен. Это может быть ситуация из его собственного прошлого или из прошлого кого-то из членов его семейной системы. То есть на основании симптома мы делаем вывод о возможном прошлом и ищем то, чего не хватает, чтобы прийти к хорошему будущему.
Как понять симптом?
Помочь разобраться нам могут вопросы о продолжительности существования симптома и обстоятельствах его первого появления. Мы можем строить гипотезы и затем проверять их в расстановке или системно-ориентированной беседе. Если симптом возник в тот момент, когда в жизни клиента произошло нечто очень серьезное, то его источник можно предположить здесь. Если клиент знает свой симптом «всю жизнь», то есть с тех пор, как он начал думать и чувствовать, можно предположить, что запечатление произошло очень рано или что речь идет о перенятой симптоматике. Если этот симптом появляется и у других членов семьи, то в качестве рабочей гипотезы можно предположить, что он имеет системное значение. Иногда системный и биографический опыт накладывается друг на друга, так что более точную информацию дает только тщательный анамнез.
Пример
Г-н Фламме страдал приступами паники и клаустрофобии. На основании семейного анамнеза возникла гипотеза, что это может быть опыт, перенятый из поля матери или отца, которые оказались под завалами при бомбардировке во время войны. Из биографического анамнеза выяснилось, что первый приступ произошел после автомобильной аварии, когда клиент оказался не в состоянии самостоятельно выбраться из разбитой машины.
Исследуя историю симптома, мы спрашиваем о времени и обстоятельствах его первого появления и последующего течения: когда он появляется, при каких обстоятельствах он возникает, а при каких нет? В случае физических недугов, как и в случае многих психических расстройств необходимо спрашивать о медицинском обследовании. Если вы, как терапевт, спросите свою интуицию: может быть, лечить симптом лучше на чисто физическом уровне? Вам кажется, что вы не занимаетесь (не хотите заниматься) физическими проблемами? Вы считаете, что вы способны на что-то повлиять? Вы хорошо себя чувствуете? Как вы дышите?
Иногда кажется, что после долгих бесплодных поисков решения системное объяснение принесет, наконец, ясность и облегчение, но в результате оно все-таки оказывается бесполезным. Даже если в системе есть множество указаний, тяжелых событий и биографических драм, расстановка не всегда является той интервенцией, которая способна помочь.
Пример
Г-жа Лаар пришла на терапию в связи с упорными болями внизу живота, которые мучили ее на протяжении многих лет и сделали ее нетрудоспособной. Каждый год она по нескольку раз проходила медицинское обследование, но каждый раз безрезультатно. По совету врачей она решила пойти на психотерапию, чтобы разобраться с психологическими причинами своих страданий. В связи с большим количеством вопросов мы установили более длительный срок терапии, чтобы у нас было время подробно разобрать ее личную историю и историю ее семьи. Во всех поколениях были найдены тяжелые, значительные вещи. Но никакие предположения и гипотезы по поводу семейной подоплеки или биографического опыта не помогли нам продвинуться дальше. Расстановка не принесла ни ясности, ни стабильного облегчения. В конце концов выяснилось, что причиной болей была невыявленная атипичная паховая грыжа.
Два уровня интервенций
В терапевтическом контакте мы можем проводить интервенции на двух уровнях: в прошлом и в настоящем, чтобы сформировать будущее. На первом этапе обычно возникает вопрос о прошлом: откуда берутся симптомы и почему они возникают? Мы ищем объяснения взаимосвязей и причин, способствовавших появлению симптомов и их сохранению. За исследованием причин стоит предположение, что проблемы легче решать, имея ясность относительно вызывающих их ситуаций, а также относительно их течения и возможного значения.
Одновременно возникают вопросы, касающиеся будущего: что клиенты могут сделать сейчас, чтобы симптом прекратился, и что должно быть вместо этого. Мы ищем помощи и руководства к действию для данного конкретного момента, когда клиент сидит перед нами, а также для его дальнейшего будущего. Этот второй уровень ведет непосредственно в область проектов решения.
В терапевтическом процессе оба уровня – причин и возможного решения – связываются друг с другом рациональным образом. В то время как классические формы терапии больше времени посвящают анализу проблемы, специалисты краткосрочной терапии очень быстро делают второй шаг. Теперь вопрос в том, как мы сами хотим распределить имеющееся у нас с клиентом время между проблемой и решением и что это в нашем контексте конкретно означает для желательного изменения. Часто у клиентов за плечами уже много лет терапии, где они подробно исследовали причины симптоматики, однако облегчения не наступило, и симптом остался без изменений. Это указывает на то, что смотреть в прошлое недостаточно, что в поле зрения нужно включать настоящее, как тренировочное поле, а также перспективу на будущее.
Что клиент может сделать для того, чтобы симптом прекратился, и что должно быть вместо этого?
Часто нет никакой разницы, находит клиенту «истинную» или убедительную причину своих страданий или не находит. На вопрос: «Что вы будете делать, если будете знать, с чем связан ваш симптом?», он обычно отвечает так же, как и на вопрос: «Что вы будете делать, если вы не сможете это выяснить?» «Хорошее будущее» не зависит от прошлого. Здесь уже не важно, что было, интерес представляет только то, что есть сейчас и что будет дальше.
