Текст книги "Заговор на Нуич-стрит"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава пятая

В соответствии с инструкциями, в Чикаго Римо предстояло встретиться за завтраком в отеле «Памп-рум» с Эйбом Бладнером – руководителем региональной организации пятьсот двадцать девять из Нью-Йорка. Бладнер – коренастый человек, лысая голова которого напоминает арбуз, переболевший оспой.

По информации сверху, карьера Бладнера в профсоюзном движении была довольно бурной. В пятнадцать лет он впервые сел за руль, подделав водительское удостоверение. Профсоюзными делами начал заниматься в двадцать три года, когда в одиночку расправился с пятью головорезами, нанятыми компанией, чтобы запугивать водителей. В тридцать два он уже пользовался авторитетом в организации, ему доверяли, а в сорок пять Бладнер захватил руководство, опередив предшественника на три голоса. Четыре года до следующих выборов суд не мог разобраться в этом деле, а там Бладнер уверенно победил и с тех пор бессменно оставался на посту. Иной раз кто-нибудь из водителей ломал себе руки, странным образом сталкиваясь с ломиками для монтировки баллонов. Обычно эти ломики подчинялись движениям Эйба Бладнера. Иногда с такими же ломиками сталкивались и некоторые руководители, причиняя себе при этом повреждения. Бывало, что казначей или заместитель председателя организации получали весьма неприятные переломы, но чаще всего насильственные действия возникали по вине работодателей, нанимавших гангстеров. Все гангстеры без исключения тоже встречались с ломиками, и в конце концов бандиты просто перестали появляться.

Время от времени работодатели принимали решение сэкономить на бандитах и напрямую вступали в контакт с представителем противоположной – профсоюзной – стороны. При этом они пользовались конвертами. Пухлыми конвертами. Содержимое конвертов часто попадало к водителям, у которых, к примеру, кончилась медицинская страховка, к детям водителей, нуждающимся в дополнительных средствах на учебу, или к тем из членов профсоюза, кто не мог до конца выплатить деньги, взятые под залог. Ни один из членов профсоюза региональной организации Эйба Бладнера никогда не был без работы дольше суток, и только одного из них уволили «по статье», после того, как он по пьянке три раза подряд врезался на своей машине в стену склада.

Бладнер обратился к хозяину с просьбой дать провинившемуся временную работу, не связанную с вождением, но получил отказ. Бладнер напомнил, что у водителя жена и четверо детей. Хозяин не хотел ничего слушать. Бладнер подчеркнул, что у водителя и так уже хватает проблем. Может быть, хозяин передумает? Нет, последовал ответ. На следующий день хозяин, полностью осознав собственное бессердечие и несправедливость, направил Бладнеру телеграмму, сообщавшую, что он передумал. В ней говорилось также, что хозяин с большим удовольствием встретился бы с Бладнером лично, но лишен такой возможности, так как выпишется из больницы не раньше, чем через месяц, да и то доктора не гарантируют, что после этого он сможет передвигаться самостоятельно.

Эйб-Ломик Бладнер руководил своей организацией твердой рукой, но с открытым карманом и щедрой душой. От подчиненных требовалось только делать свое дело и сохранять репутацию в относительной чистоте. О нем говорили, что он ни разу в жизни не совершил ни одной серьезной ошибки.

Бладнер думал иначе. Дело в том, что когда-то он не посчитал возможным включить правительство Соединенных Штатов в список пользующихся средствами из объемистых конвертов, время от времени получаемых им. Еще за день до открытия восемьдесят пятого ежегодного съезда Международного братства водителей правительство об этих конвертах ничего не знало.

Но тут Бладнера неожиданно известили, что налоговая служба чрезвычайно огорчена тем, что ей ничего не перепадает из этих самых конвертов. Но все еще можно уладить, сказал Бладнеру человек из «налоговой службы». Эйб Бладнер может показать широту своей души, если поможет одному молодому многообещающему человеку и возьмет его в свою профсоюзную организацию в качестве бизнес-агента.

Эйб-Ломик Бладнер попытался объяснить, почему это невозможно. Ведь по действующим правилам это выборная должность, и его коллеги не примут в свои круг пришедшего с улицы чужака. Сам Бладнер держится на посту именно потому, что никогда не пытался совершать такого рода глупости. Поэтому пусть налоговая служба попросит его о чем-нибудь другом.

Чем-нибудь другим, как выяснилось, могут стать только десять – пятнадцать лет в федеральной тюрьме Льюисбург. Эйб Бладнер поинтересовался, как зовут его нового бизнес-агента.

– Римо, – ответил человек, представившийся сотрудником налоговой службы.

– Джонни Римо, Билли Римо? Как его зовут?

– Римо и есть его имя.

– Отлично. Замечательное имя. А могу ли я узнать его фамилию, чтобы внести в профсоюзные документы?

– Джоунс.

– Симпатичная фамилия, я тоже как-то раз пользовался такой, регистрируясь в мотеле.

– И я, – сказал человек из «налоговой службы».

Вот так и случилось, что однажды солнечным утром Эйб Бладнер ждал своего нового бизнес-агента и делегата на профсоюзный съезд. Он ждал в компании двоих коллег, которых в других организациях и структурах принято называть телохранителями. Римо обнаружил их в отдельном кабинете перед столом, уставленным едой, пирожками, запотевшими стаканами с апельсиновым соком и чашками с дымящимся кофе.

Уже на расстоянии шести метров Римо почувствовал запах поджаренного бекона и картофеля по-домашнему. Ощутил его и Чиун – его наставник – специально прикомандированный к Римо для наблюдения за диетой воспитанника.

– Я ведь знал, что не стоит есть гамбургер, но не знал, что этого делать нельзя, – сказал Римо.

– Для умного человека «не стоит» и «нельзя» – одно и то же, – отвечал Чиун. – Я научил тебя основам атаки и обороны, а теперь буду учить правильно питаться.

Когда они подошли к столу, за которым сидела компания Бладнера, лицо Чиуна исказила гримаса, выражавшая его презрительное отношение к мерзким запахам пищи. Всеподавляющее желание наполнило рот Римо. Может, все-таки удастся тайком что-нибудь съесть?

– Мистер Бладнер? – произнес Римо.

– Угу, – откликнулся Бладнер. В уголке рта у него пристал кусочек поджаристой картошки.

– Я Римо Джоунс.

Бладнер отломил кусок лукового рулета, обмакнул в золотистый яичный желток и положил в рот. Коричневая верхняя корочка рулета была покрыта румяными по краям кусочками нарезанного лука.

– Ну что же, рад тебя видеть, – без энтузиазма произнес Бладнер. – Кто это с тобой?

– Мой диетолог.

– А что это на нем надето?

– Кимоно.

– Садитесь. Вы ели?

– Нет, – сказал Римо.

– Да, – сказал Чиун.

– Так да или нет? – спросил Бладнер.

– И да, и нет, – сказал Римо.

– Не понимаю.

– Это означает, что я поел, но этого не ощущаю.

– Тогда садись, выпей кофе и съешь пирожное. Твои документы у меня с собой. Это – Пол Барбетта и Тони Станциани, они тоже из нашего профсоюза и делегаты съезда.

Последовали рукопожатия, причем Станциани постарался причинить боль Римо, который внимательно наблюдал, как темноглазый здоровяк жмет ему руку до покраснения физиономии, а потом в свою очередь надавил на большой палец Станциани. Он сделал это не потому, что Станциани причинил ему боль – для Римо было бы даже полезно предстать слабаком. Нет, Римо поступил так из-за пирожных на столе: золотистого пирожного, усыпанного орехами, сырного пирожного с белой маслянистой начинкой, вишневого пирожного со сладкой красной серединой.

Станциани был счастлив получить обратно руку, хотя бы и сильно болевшую.

– Ай! – вскрикнул Станциани.

– Извините, – сказал Римо.

– Что там у вас в кулаке? – спросил Станциани, дуя на палец.

Римо показал пустую ладонь.

– Так вы будете кофе с пирожными, ребята? Я могу прямо сейчас, за столом приготовить для вас совершенно особое пирожное – «Дон Даниш». Я назвал его так в честь жены.

– Нет, мы не будем, – ответил Чиун.

– Вы едите вместо него, что ли? – удивился Бладнер. – Послушай, нам трудно будет выдать тебя за водителя грузовика, ты на него совсем не похож, понимаешь? Ты слишком субтильный, и одежка на тебе не та. А если твой диетолог будет повсюду таскаться за тобой, то мы точно влипнем. Понимаешь?

– Нет, – ответил Римо.

– Ну, ты похож не на бизнес-агента, а на какого-нибудь брокера или вроде того. На клерка или на кого-то из фирмы модной одежды. Понимаешь?

– Кажется, – ответил Римо.

– У меня хорошая репутация, меня уважают, и не хотелось бы этого лишаться. Нас считают настоящими мужчинами, и мы этим гордимся. Понимаешь?

– Нет.

– Ладно. Тогда коротко об истории нашего профсоюза. Когда мы, водители, только начали объединяться, хозяева компаний стали нанимать гангстеров, чтобы не допустить создания профсоюза. Нанимали они крутых ребят, с револьверами, кастетами и трубами. Водители быстро сообразили: чтобы выжить, надо уметь постоять за себя. После этого и повелось, что интересы водителей в профсоюзе защищают те, кто может быть жестким и решительным. А по тебе этого не скажешь, ты выглядишь таким… средненьким. Не обижайся, в чем-то другом ты, наверное, сможешь преуспеть, но среди наших будешь выглядеть чужаком. Поэтому держись поближе к Тони и Полу, они настоящие ребята и последят, чтобы ничего не случилось. Особенно за тем, чтобы ты меня не подставил.

– Точно, Эйб, – в унисон отозвались Тони и Пол. – Держись рядом, парнишка, и с тобой ничего не случится.

– Если он только опять не съест какую-нибудь гадость, – сказал Чиун

– Ладно, он вообще не будет есть, доктор, – пообещал Бладнер. – Так и договоримся, будь рядом с моими парнями, делай свои дела, а потом побыстрее отваливай. Твоя фамилия быстренько исчезнет изо всех документов. Идет?

Римо кивнул. Главное – выполнить задание: убивать всех, чья гибель может помешать транспортным профсоюзам объединиться в суперсоюз. Таков был план в общих чертах. На крайний случай было предусмотрено ликвидировать руководство всех четырех профсоюзов, поскольку без этих людей, на то, чтобы снова организовать объединение, потребуются годы и годы. Во всех этих ужасах должен оказаться виновен Эйб-Ломик Бладнер, ведь профсоюзное движение сможет существовать дальше только в том случае, если все убийства предстанут результатом внутрипрофсоюзной борьбы. Если в них заподозрят внешние силы, и особенно правительство, то начнется такая заваруха, от которой страна долго не сможет оправиться.

Предстоял традиционный ежегодный съезд водителей, но, по сведениям из источников Смита, в пятницу с его трибуны руководители трех других профсоюзов транспортников должны объявить об объединении. Поэтому приказ был прост: если до этого дойдет – перебить всех четверых, а тогда можно даже и «засветиться», пусть Римо примут за убийцу, которого нанял Бладнер. Это никого не удивит.

– Идет, – ответил Римо Бладнеру.

Чиун наблюдал за Станциани, наслаждавшимся беконом с картофелем. На лице старого корейца было такое выражение, словно Станциани заглатывал живую змею. Бладнер щелкнул пальцами.

– Сейчас увидите, – сказал Бладнер и подозвал официанта. – Принесите мне большую миску взбитых сливок, свежих вишен и немного вишен консервированных. Еще понадобятся толченые орехи – миндаль, кэшью и арахис, а кроме того – горячий шоколад. И принесите еще круглых пирожных с корицей.

Повторив заказ и особенно то, что орехи должны быть истолчены помельче, официант удалился.

– Так. Одну штуку съешь ты. Тони, одну – Пол. Доктор не будет, а ты, Римо?

– Он не хочет, – сказал Чиун.

Бладнер пожал плечами. Римо смотрел на стоящие в вазочке на столе маргаритки.

– За кого мы будем голосовать? – спросил Римо.

– За Джетро, за Джина Джетро, – ответил Бладнер, положив вилку на недоеденную горку вкуснейшей, поджаристой картошки по-домашнему, источавшей великолепный аромат.

– Вы думаете, он победит?

– Не-а. В нем что-то есть, но профсоюзу и так неплохо. Вот мы нужны союзу, а он нужен нам. А ты, если хочешь, голосуй за Джетро.

– По уставу, – сказал Римо, не отрывая взгляда от бекона в тарелке собеседника, – я обязан выражать свое мнение при голосовании абсолютно вне зависимости от вознаграждения или любого давления. Свободное честное голосование.

– Ты только никому этого не говори, Римо, а то нас засмеют. Меня просили ввести тебя в наш круг, а не испортить все дело. Не заставляй нас краснеть из-за твоих дурацких разговоров, больше ничего от тебя не требуется. У нас итак хватает проблем, а тут еще такого как ты приходится выдавать за профсоюзного функционера. Так и договоримся.

– Точно, – хором подтвердили Станциани и Барбетта. – Точно.

– Вот именно, – согласился Бладнер с теми, кто согласились с ним.

– Вы будете доедать оставшийся картофель? – поинтересовался Римо у Бладнера.

– Нет, а что? Хочешь сам доесть?

– Он не хочет, – вмешался Чиун.

– Ну, ладно. А что, парни, вы, наверное, гордитесь вашим новым зданием? Построили его действительно быстро, – сказал Римо.

– Новым зданием? – удивился Бладнер.

– Да, за городом. Прекрасный дом. Я, наверное, теперь могу называть его нашим зданием.

– Нет у нас здесь никакого здания, наша штаб-квартира в Вашингтоне, в столице.

– Понятно, – сказал Римо. – Когда я могу встретиться с Джетро?

– Встретишься. Он тебе должен понравиться. Ты не обижайся, но вы чем-то похожи.

– Вот повезло парню, – сказал Римо и усмехнулся, заметив недоуменные лица Барбетты и Станциани.

Бладнер стал рассказывать о распорядке съезда.

– Завтра вечером, после выборов, состоится прием. Сегодня – посвящение, официальное открытие и отчет о работе в прошлом году. Это не в счет, туда можно и не ходить. Завтра – выдвижение кандидатур и голосование. Вот там надо быть обязательно. Тебе выдадут значок и все такое, Голосовать будешь за Джетро. Запомни, за Джетро.

К столу подошел официант с полным подносом. Римо сначала почувствовал запах шоколада, а потом – аромат консервированных вишен. Взбитые сливки – белоснежная гора сладости – слегка подрагивали в серебряной миске. В другой – жирная, маслянистая ореховая паста. Пирожные с корицей – круглые и воздушные. Римо ухватился обеими руками за металлическую ножку стола – ножка теперь поддерживала и стол, и Римо.

Чиун пробурчал что-то по-корейски. Римо разобрал только что-то насчет «собачьего помета».

Бладнер аккуратно развернул пирожное-рулет, превратив его в полоску, смешал шоколадную начинку с консервированными вишенками и добавил ореховой пасты. Намазал полоску красно-коричневой сладостной смесью и завернул ее снова. Сверху украсил свое творение вишнево-шоколадным пралине, на поверхности которого бугрились кусочки орехов. Таким манером Бладнер приготовил еще три чуда кондитерского искусства и после этого тщательно облизал ложку. Но этим дело не кончилось: на вишнево-шоколадные верхушки пирожных мастер с любовью водрузил холмики воздушных взбитых сливок, а на них – свежие вишни.

Стол неожиданно дернулся. «Дон Даниш» задрожали, но остались целы. Римо вынул руку из-под стола: в волнении от увиденного он случайно переломил железную ножку.

– Вернемся в наш номер, – сказал Чиун, – я не могу спокойно смотреть, как люди развращают свои желудки.

– Погоди немного, Чиун, – взмолился Римо. Если бы только знать, что «Даниш» не причинит вреда! За него Римо готов был отказаться от всего, что любил и во что верил. От родины. От КЮРЕ. От отца с матерью, если бы он их знал. От детей, если бы они у него были. А уж от Чиуна – с радостью и с криками «ура!»

– Вы собираетесь их есть? – спросил он Бладнера.

– Ага, – ответил Бладнер. – Если хочешь, я могу сделать еще.

– Нет, не надо, я просто посмотрю.

Бладнер раздал пирожные, вилкой отделил от своего треугольный кусочек и поднес ко рту. Из взбитых сливок показалась вишенка и чуть было не упала, но все исчезло во рту Бладнера.

– А-а-р-рх! – вырвалось у Римо.

– Когда ты голоден – ешь доброкачественную пищу, – изрек Чиун, сорвал несколько лепестков стоящих на столе маргариток и подбросил их в воздух. Римо мгновенно измельчил их кончиками пальцев так, что никто даже не заметил движения его рук.

Бладнер передал Римо его профсоюзную карточку, делегатский значок и шляпу с надписью «Джетро!», и Чиун с Римо поднялись в свой номер. Носильщики как раз в это время затаскивали багаж Чиуна – здоровенные лакированные сундуки. Им тут же было приказано в первую очередь распаковать и установить видеомагнитофон, который мог быть подключен к любому телевизору. Но Чиун повсюду возил с собой собственный телевизор: как-то раз в мотеле под Вашингтоном телевизор оказался неисправен, и Чиун из-за этого пропустил пятнадцать минут телесериала «Психиатр Лоуренс Уолтерс». Римо не понимал, как можно пропустить что-либо в «мыльной опере», раз там вообще ничего не происходит. Дважды с интервалом в год ему случайно пришлось посмотреть отдельные серии, и, несмотря на перерыв, все было понятно.

У Чиуна по этому поводу было иное мнение, и после случая в мотеле он неделю не разговаривал с Римо. Римо был единственным человеком, которому было не все равно, разговаривает с ним Чиун или нет.

Телевизор был установлен и переключен на канал с «мыльными операми». Через полчаса должен был начаться «Лоуренс Уолтерс», а после него – «Пока Земля вертится» и «Возвращение в Друри-виллидж.» На упражнения оставалось тридцать минут. Чиун заставил Римо заняться падением с одновременным продвижением вперед – одним из основополагающих приемов. Чиун утверждал, что такому падению нужно переучиваться всякий раз, когда улучшаются навыки обучаемого. Римо находил это утверждение абсурдным, пока не понял, что на вид простой акт падения и одновременного продвижения вперед имеет много различий и тонких вариаций.

Затем Римо принялся за упражнения для рук, торса, шеи, бедер, ног и закончил дыхательными упражнениями, которыми он занимался ежедневно в течение последних лет, с того самого времени, когда зажили ожоги на запястьях, лодыжках и на лбу, полученные на электрическом стуле. С тех пор Римо, который до этого звался Римо Уильямс, который был когда-то жив, у которого было другое лицо, который был полицейским, неожиданно приговоренным к смертной казни за преступление, которого он не совершал, к электрическому стулу, на который уже шестьдесят лет до этого не сажали полицейского, да и вообще поговаривали об отмене смертной казни, – с тех пор Римо каждый день выполнял дыхательные упражнения.

При этом он дышал так, как мало кто на свете: напрягая до боли легкие, растягивал их до предела, с каждым днем – все больше и больше, приучая кровеносную систему с каждым разом все более эффективно воспринимать все меньшее количество кислорода, соответственно перестраивая нервную систему.

Он был весь в поту, когда закончил. Приняв душ, Римо облачился в серый двубортный костюм и рубашку с галстуком в полоску, но, припомнив, как выглядели Бладнер и его люди, снял галстук.

– Чиун, я пошел на съезд. Что у вас сегодня на ленч?

– «Дон Даниш», – ухмыльнулся Чиун.

– Перестань издеваться!

– «Дон Даниш», – повторил, хихикая, Чиун. – Как можно есть пищу с таким названием?

– Чиун, я разобью телевизор! Я не шучу. Так чем ты меня будешь сегодня кормить?

– Рис, вода и три унции сырой рыбы, но не трески, она слишком жирная. Не смей есть чешую.

– Какого черта я стану есть богом проклятую чешую?

– Всякий, кто готов съесть «Дон Даниш», сожрет и рыбью чешую, – ответил Чиун. – Хе-хе!

– Хе-хе! Хорошо бы, чтобы перестали показывать «Пока Земля вертится»!

В зале Римо появился заблаговременно. На церемонию отбытия обычно собиралось мало народу – несколько делегатов с женами, действующий президент профсоюза со своими сотрудниками. Перед началом совершалась служба для верующих – иудаистов, протестантов и католиков. Никто из священнослужителей особенно не распространялся о Господе: речь в проповедях в основном шла о профсоюзном движении и сексе, о профсоюзном движении и социальном развитии, о профсоюзном движении и благотворительности.

Римо поговорил с делегатами, но никто ничего не слышал о новом здании на окраине Чикаго. Римо спросили, как идут дела в Нью-Йорке.

– Отлично, – отвечал Римо.

– Как поживает Эйб?

– Хорошо. Он отличный парень.

– Ага, отличный. А как Тони и Пол?

– Великолепно. Они сегодня будут здесь.

– Билли Донеску?

– У него все в порядке, но он не приехал.

– Я знаю, что он не приехал, – отвечал коллега-делегат, – он умер пять лет назад. А ты кто такой, черт тебя побери? Ведь ты не водитель!

– Не приставайте ко мне с этой чепухой, я водитель в душе, – ответил Римо.

Делегат обратился к начальнику охраны. Тот призвал на помощь двух охранников. Эти двое позвали еще пятерых, и Римо повели к выходу, но там произошло нечто непонятное: охранники попадали с болезненными повреждениями в паху, у начальника охраны оказалась сломанной ключица, их помощники-делегаты недосчитались нескольких зубов. Насвистывая, Римо направился обратно в зал.

– Настоящий парень, – сказал делегат. – Настоящий, хотя с виду и не скажешь. Эйб на этот раз нашел себе настоящего парня.

Слухи об этом – а действительно важные слухи и новости среди водителей расходятся моментально – дошли и до Эйба-Ломика Бладнера, который в это время готовился к важному вечернему заседанию на съезде. Новость принес делегат из Луизианы – рыжеволосый, ширококостный, с сильным акцентом. Время от времени Бладнер оказывал ему небольшие услуги.

– Ты молодец, – сказал южанин с усмешкой, – ты в самом деле молодец!

– В чем дело? – спросил Бладнер

– Твой новый бизнес-агент. Что за парень!

У Бладнера перехватило горло, и он откашлялся.

– Римо Джоунс? Он был на заседании?

– Так же наверняка, как и то, что мул – кастрированный жеребец!

«Ох уж эти южане, – подумал Бладнер. – Кастрировать беззащитных животных! Слава Богу, что они больше не делают этого с неграми!»

– Погоди, – сказал Бладнер. – Он нормальный парень, только с виду немного странный. Но и Джетро такой. Каждый ведет себя так, как захочет.

– Да, этот парень на все сто.

– Точно, он – гробовоз.

– Что такое «гробовоз»?

– А что такое «на все сто»?

– Это значит, что он настоящий парень.

– И гробовоз то же самое.

– Я таких, как он, раньше не встречал. Он на все сто.

Бладнер удивился:

– Ты это про Римо Джоунса говоришь?

– Ага.

– Эй, Пол, Тони! Вы слышали?

– Слышали, – донеслось из соседней комнаты, где телохранители играли в карты.

– Что ты еще знаешь, рассказывай, – предложил Бладнер.

– Вы, ребята из организации пятьсот двадцать девять – настоящие парни, – сказал делегат-южанин, – да, настоящие!

– Приходится, – ответил Эйб-Ломик Бладнер, – жизнь заставляет.