Текст книги "Заговор на Нуич-стрит"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава восьмая

Три духовых оркестра на паяную мощь наяривали шлягеры. Плотные дамы с покрытыми лаком прическами и столь же неподвижными лицами держали под руку своих не менее плотных мужей, одетых в черные смокинги, белые рубашки и галстуки-бабочки. Кое-где мелькали пестрые смокинги. Кое-где можно было заметить даму в каком-нибудь капоте. Кое-где встречались люди не только среднего возраста и среднего класса. Но только кое-где.

Торжественная церемония по случаю избрания Джина Джетро была мероприятием «семейным», как раз по вкусу среднему классу, а встречавшиеся кое-где люди с рогами или в шляпах делали ее еще более похожей на типичные новогодние торжества, которые проходят по всей Америке.

Все водители грузовиков – люди семейные, такими же были избранные ими делегаты съезда, как и остальной рабочий люд Америки, с его домами, телевизорами, переживаниями и уровнем жизни, невиданным доселе ни в одной стране мира. Ни одно государство не смогло дать так много своему рабочему люду. А народ послал человека на Луну и выиграл мировые войны на двух океанах сразу, чего не удавалось ни одной стране. Да, иной работяга не прочь был стащить из кузова грузовика ящик виски. Да, кое-кто мог бы украсть и весь грузовик. Но все съезды осенял звездно-полосатый флаг, и, если ты оказался в беде, всегда находились люди, готовые подставить плечо. Они кормили семьи, одевали жен и детей и прижимали ладонь к груди, когда звучал гимн «Звездно-полосатый флаг».

Мало кто из них сумел бы объяснить, как Джин Джетро смог стать их президентом. Некоторые в разговорах с друзьями признавались, что если бы по-настоящему верили в победу Джетро, то голосовали бы за кого-нибудь другого. Однако после третьего коктейля или виски со льдом будущее Международного братства водителей начинало казаться не таким уж и мрачным. Джетро победил. Для этого нужна голова. Он умеет договариваться с людьми. И для этого нужна голова. Он ловко обходится с прессой. Для этого тоже нужна голова. Правда, он странно одевается и странно говорит. Ну и что? Разве Мохаммед Али слегка не смахивает на гомика? А посмотрите-ка на него на ринге! Так делегаты тешили себя смутными надеждами до того момента, когда Джин Джетро – самый молодой президент профсоюза водителей за всю его историю – вместе с возлюбленной появился на торжественной церемонии.

Раздавшиеся было приветственные выкрики застыли на губах делегатов. Первыми смолкли их жены. Да, Джетро снова начудил – он был одет в синий бархатный комбинезон, открытый спереди до пупа.

Но то, что было надето на его подруге-блондинке, было открыто от пупка… Она посылала в зал воздушные поцелуи. Светлые волосы свободно падали на плечи.

Дамы стали выражать мужьям недовольство. Некоторые – толчком локтя в бок, некоторые – ледяными взорами. Одна из них стерла улыбку с лица супруга при помощи коктейля, который весь вечер держала в руках.

– Позор! – произнесла одна.

– Я думала, что он, став президентом, хотя бы женится на ней, – сказала другая.

– Не могу поверить своим глазам, – добавила третья.

Дело было отнюдь не в том, что этим людям был чужд инстинкт продолжения рода, просто в их среде вопросы секса не принято было обсуждать в смешанной компании. «Смешанной» означало, что присутствуют мужья и жены. Почти все мужья имели связи на стороне, хотя бы с местными проститутками. Женщинам разговоры с подругами и сласти заменяли любовные интрижки. Но внести «такой разврат» в почти семейное торжество – это было слишком! Так не делается.

– Ах, этот твой президент! – прорычала госпожа Негронски. – Твой президент и эта шлюха! Не знаю, что за извращенцы охмурили вас, водителей, но скажу тебе, Зигги, что теперь тебе не удастся прикоснуться ко мне своими грязными руками, пока рак на горе не свистнет!

Негронски пожал плечами. Это была не самая страшная угроза на свете. Плохо только, что жена к тому же перестанет с ним разговаривать, как будто эти две вещи взаимосвязаны.

Госпожа Бладнер, едва взглянув на стройную полуобнаженную фигуру подружки Джетро, почувствовала сильнейшую депрессию, для преодоления которой решила опять взяться за еду. Угнетенная своим весом и возрастом, она припомнила мужу все его проступки и сообщила, что еще тогда, в 1942 году, прежде чем выходить за него, ей надо было сообразить, что он будет голосовать за эксгибициониста, которому место в тюрьме. Таким людям нет оправдания, они должны находиться за решеткой. Тех, кто проламывает другим головы монтировкой, можно простить: в этом, по крайней мере, нет ничего неприличного.

Госпожа Пигарелло внимательно оглядела человека, за которого голосовал ее муж, и его подругу и тронула супруга за плечо. Когда он обернулся, она плюнула ему в лицо.

Фанфары и барабаны духовых оркестров прогремели приветствие, и к микрофону подошел Джин Джетро. Одинокие аплодисменты подчеркнули тишину зала.

– Привет, ребята! – начал Джетро.

Молчание.

– Я рад, что мы собрались вместе и празднуем победу. Победу не только водителей Америки, победу всего американского народа. Вместе мы свернем горы. И я должен сказать вам: большое спасибо!

Раздалось несколько хлопков.

– Сейчас, по-моему, настало время поговорить об оплате нашего труда. Пилоты водят самолеты и зарабатывают больше тридцати тысяч в год. Докер может за год принести домой восемнадцать тысяч. Если наш водитель зарабатывает пятнадцать тысяч, это считается хорошо. Но я думаю иначе, потому что не вижу большой разницы между человеком, который перемещает грузы по земле, и тем, кто перемещает их, например, с корабля на берег. Нет принципиальной разницы и между водителем, ведущим автомобиль по дороге, и пилотом, ведущим свою машину в небе.

Слишком долго мы воспринимали все это, как должное, слишком долго считали, что пара сотен долларов в неделю – нормальная зарплата. Слишком долго члены нашего союза возвращаются домой измотанными физически и с нервным стрессом, и все это – за пару несчастных сотен в неделю, если удается столько заработать.

Джетро помедлил, давая аудитории возможность осмыслить сказанное.

– Давай, Джин, давай! – раздался в зале женский крик. – Говори дальше!

– Наш профсоюз – самый крупный и влиятельный в стране. В мире.

Зал стал наполняться радостными возгласами. Воздух пронизал одобрительный свист. Аплодисменты стали переходить в ритмичную овацию.

Джетро поднял руку, успокаивая зал.

– Нам говорят, что водитель грузовика не заслуживает двадцати пяти тысяч в год.

Крики радостного изумления. Аплодисменты.

– Но я отвечу им так: если вы хотите есть, если вы хотите пить молоко или содовую, или что-то еще, если вам нужен телевизор или новый автомобиль, вам придется платить водителям по двадцать пять тысяч в год. А водители смогут платить своим представителям – я имею в виду выборных работников – столько, сколько они заслуживают, защищая интересы всех членов профсоюза, От ста тысяч в год бизнес-агентам до ста двадцати пяти – руководителям региональных отделений профсоюза.

Наступила полная тишина. Цифры были чересчур хороши, чтобы быть правдой.

– Многим из вас покажется, что это многовато, что нам столько не заработать. Многие подумают, что это только пустые обещания. Но позвольте задать вам один вопрос: кто из вас верил, что я стану президентом нашего союза? Поднимите руки. Опусти руку, Зигги, ты еще вчера говорил, что мы окажемся за решеткой!

Смех в зале.

– К пятнице вы убедитесь, что очень скоро мы заставим всю страну плясать под нашу дудку. В пятницу вы поймете, почему минимальная зарплата водителя будет не менее двадцати пяти тысяч, если мы того захотим. В пятницу вы увидите, как я это сделаю. Обещаю вам. Если этого не случится, клятвенно обещаю вам тут же подать в отставку. Обещаю. А я всегда выполняю обещания.

Джетро опустил руки и устремил взгляд в зал. Стояла звенящая тишина. Но вот кто-то зааплодировал и зал взорвался. Сцену заполнили женщины, стремящиеся поцеловать руку Джетро. Они отталкивали своих мужей, которые жаждали пожать ту же руку. Заигравшая было духовая музыка потонула в криках и воплях восторга водителей и их жен.

– Дже-тро! Дже-тро! Дже-тро! – скандировала толпа. В толчее с подружки Джетро сорвали блузку, но никто не подумал возмутиться. Все было видно и раньше. И потом, может, это входит теперь в моду.

Получив достаточную дозу обожания, Джетро грациозно ускользнул от своих новообретенных поклонников и подозвал Негронски.

– Зигги, – сказал он, когда они оказались за кулисами, чтобы переговорить, – а где этот делегат из Нью-Йорка?

– Я попросил его прийти.

– И что же?

– Ничего. Он сказал что-то вроде «теперь уже все равно».

– Послушай, что-то он кажется мне странным. О нем рассказывают какие-то непонятные вещи. Так вот, завтра в полдень он должен быть у меня в апартаментах, или пусть его вообще больше не будет. Возьми с собой Пигарелло и ребят из делегации Новой Англии. Пусть слегка замарают руки. Если Бладнер попытается вмешаться, сообщи мне, я с ним разберусь.

– Бладнер наверняка не даст в обиду одного из своих людей.

– По-твоему этот Римо Джоунс похож на человека Бладнера?

– Но у него документы…

– Я доверяю своей интуиции больше, чем чернилам. Бладнер, по-моему, не станет особо возражать, если мы приколотим этого Джоунса на бампер грузовика и въедем в стену. Я в этом уверен.

Глава девятая

В среду утренние газеты в своей обычной манере рассказывали об избрании Джетро. Римо решил прочесть заметки Чиуну. Мастер Синанджу обожал газетные истории. Они были так же милы ему, как телесериал – «мыльная опера» – «В предрассветный час», как другие телеспектакли: с плохими людьми и хорошими людьми, с драматическими происшествиями, которые должны произойти и привести к еще более драматическим последствиям, с пикантными причинами событий, которые так и не произошли, и с «песнями» политиков, террористов, деятелей профсоюзов и президентов ассоциаций.

«Песнями» Чиун называл велеречивые высказывания и мысли – сотрясение воздуха, не имеющее ничего общего с реальной жизнью. Чиун говорил, что правда жизни убивает красоту «песен».

– Читай, – распорядился Чиун и опустился на пол в позе лотоса. Складки кимоно живописно обрамляли его хрупкую фигурку.

– Чикаго, – начал Римо. – Заголовок: «Прощайте, пивные животы и еда в придорожных кафе. Привет, расклешенные брюки и новое мышление». Вчера на съезде Международного братства водителей новым президентом профсоюза неожиданно для всех был избран двадцатишестилетний Юджин В. Джетро. Так завершилась напряженная двухмесячная кампания, во время которой Джетро проявил себя зрелым политиком с мягкими манерами. Вот что сказал Джетро нашему корреспонденту:

"Время грубой силы закончилось. Вместе с лошадью и фургоном в прошлое отошел образ грубияна-водителя, всегда готового к драке. Мы – новый профсоюз с новыми принципами отношений. Мы хотим добиться взаимопонимания с окружающим миром. Нас не собьют с избранного пути силы реакции, расизма и беспринципности. Отныне наши грузовики мчатся к лучшему будущему для нас, наших семей и наших соседей.

Результаты голосования дают мне мандат на перемены. Не вдаваясь в детали, скажу, что Америке нужен новый, единый транспортный фронт".

Чиун довольно кивнул.

– Есть там что-нибудь о Вьетнаме? О нем бывают самые красивые песни.

– Очередное наступление наших.

– Читай.

Римо прочел, и Чиун опять кивнул.

– Почему ваше правительство не поддерживает Север? У вас полно денег, почему бы и нет?

– Потому, что там коммунисты, Чиун.

– Коммунисты, фашисты, демократы, монархисты или анархисты – все едино. Главное – победить. Даже ты должен это понимать. Но Америка – страна глупцов. К тому же, пора обедать. Сегодня приготовим утку.

– Жареную?

– Нет, паровую.

– Где же я тебе достану паровую утку?

– Приготовим ее дома. Я добавлю особенных специй.

– Ладно, – согласился Римо.

– Купи утку весом семьдесят две унции.

– Чиун, уток унциями никто не взвешивает, ты это прекрасно знаешь. Куплю на килограмм.

– Нет. Семьдесят две унции, – уперся Чиун, не желая ввязываться в обсуждение западных мер веса. К тому же, настало время очередной серии «мыльной оперы».

Когда Римо выходил из гостиницы, к нему приблизился какой-то толстяк с большой бородой, назвавшийся Пигарелло, и сообщил, что его хочет видеть Джетро. Он сказал, что Джетро недоволен поведением Римо, который не появился на вчерашней торжественной церемонии. Но Джетро – человек не злопамятный и простит Римо, если тот согласится прийти прямо сейчас. Что может быть важнее встречи с новым президентом Международного братства водителей?

– Утка в семьдесят две унции, – отвечал Римо.

– Чего? – спросил Пигарелло.

– Слушай, отстань от меня, а? – огрызнулся Римо.

Ничего, если Пигарелло прогуляется вместе с Римо?

– Сколько влезет, – последовал ответ.

Пигарелло знал короткую дорогу к магазину, торгующему птицей.

«Хо-хо-хо!» – сказал себе Римо.

– Отлично, – сказал Римо Пигарелло.

– Вон по тому переулку, – сообщил Пигарелло.

«Хо-хо-хо!» – сказал себе Римо.

– Понятно. Пошли вместе? – спросил Римо Пигарелло.

Нет, Пигарелло не мог. Ему нужно было срочно явиться к Джетро.

– Ладно, после разберемся, – сказал Римо. – Как ты думаешь, тебе потребуется обычный гроб или полуторный?

– Хо-хо-хо! – неуверенно хохотнул в ответ Рокко-Боров Пигарелло.

«Хо-хо-хо!» – подумал Римо, махнул на прощание рукой и вошел в узкий, шириной не более грузовика, переулок. Интересно, интересно. Это был тупик.

Интересно, интересно. Двери в домах по обе стороны переулка были заперты. И еще раз интересно: с улицы в переулок заворачивал громадный трехосный тягач с полуприцепом. Капот возвышался почти на четыре метра. Грохоча дизелем, грузовик тянул за собой сверкающий металлический трейлер длиной с хороший дом.

Чтобы въехать в переулок, ему пришлось развернуться под прямым углом. Между боками дизельного монстра и кирпичными стенами домов справа и слева не оставалось свободного места. С треском отлетели большие зеркала заднего вида по обе стороны кабины. И тут Римо обнаружил нечто на самом деле интересное. Он допустил хрестоматийную ошибку начинающего, недооценив противника.

Римо считал, что это обычный тягач с обычным бампером впереди. Но эта ревущая штука оказалась на поверку инструментом, специально созданным на его погибель. Спереди был бампер, но он был нарисован! Были фары, но и они были нарисованы. Все было фальшивым, но не в этом дело. Под бампером виднелось темное пространство, через которое Римо и рассчитывал ускользнуть и проползти между колесами, и которое тоже оказалось нарисованным, как и все остальное, на высоченной стальной плите, укрепленной вертикально, наподобие ножа бульдозера. Плита эта надвигалась на Римо, находясь всего лишь в тридцати сантиметрах над мостовой. Тридцати сантиметров должно хватить. Но тут плита с грохотом опустилась и заскользила по бетону, откалывая разлетающиеся во все стороны кусочки. Все. Снизу не выбраться.

Воздух был давяще душен. Стены выходящих в переулок домов сотрясались от движения грузовика-чудовища, неотвратимо ползущего вперед, словно громадный поршень, впритирку входящий в гигантский цилиндр. Римо оказался в тесном пространстве, ограниченном позади и по бокам тремя кирпичными стенами, а спереди – стальной махиной надвигающегося автомонстра. Удушливо запахло выхлопными газами. Римо бросил взгляд на дом слева. Там был карниз, на который можно попытаться забраться. Но, глядя на этот карниз и на надвигающуюся стальную плиту, Римо, которого учили не делать двух вещей одновременно, поскользнулся и упал. Четвертая стена продолжала двигаться и уперлась в ботинки Римо, заставила его вскочить на ноги и отступить. Отступить мимо дверей, в которые минутой раньше еще можно было вломиться, если бы не самоуверенность Римо.

Грузовик наступал, толкая перед собой баки для мусора. Когда стальная стена встретится с кирпичной, баки сомнутся в лепешку, а Римо будет размазан по кирпичу. Движущаяся стальная панель срезала неровность бетона, и мимо уха Римо просвистел отколотый кусок.

Оставалось меньше трех метров. Подметки Римо были скользкими от пятен машинного масла на мостовой. Два метра. Стальная стена загородила свет, и в оставшемся пространстве стало сумеречно. Римо сбросил скользящие ботинки и ринулся на стальную плиту с нарисованными деталями автомобиля-тягача. Ускорение, прыжок, руки пошли вверх, пальцы уцепились за верхнюю кромку стальной панели. Римо, словно кошка, одним движением перелетел на капот грузовика и оказался нос к носу с двумя потрясенными его появлением людьми, сидящими в кабине. Обоим крайне не повезло.

С глухим ударом грузовик врезался в стену, заставив содрогнуться строения по бокам. В момент удара Римо подпрыгнул и находился в воздухе на высоте не более трех сантиметров. Водители стукнулись лбами о стекло, хотя старались удержаться на месте. Римо аккуратно приземлился. Двое в кабине попытались выбраться наружу, но двери не открывались, блокированные стенами.

Человек, сидевший рядом с водителем, опустил стекло и попытался выбраться через окно, но застрял.

– Ты проиграл, – сказал Римо. Изо рта, носа и даже глаз застрявшего неожиданно хлынула кровь. В этом не было ничего удивительного: череп был расплющен между кирпичной стеной и рукой, твердой как сталь и быстрой как пуля.

Водитель тоже не мог пролезть в окно кабины. Пухлое красное лицо исказила гримаса ужаса. Он перебрался к другому окну, но в нем висело застрявшее тело.

– Ну ты и влип, приятель, – сказал Римо и подобрался поближе к водителю. Ожидая удар, тот закрыл лицо руками. Удара не последовало, и он отважился глянуть между пальцами. Римо по-прежнему внимательно наблюдал за ним, словно обдумывая шахматный ход. Без ненависти, без злобы, просто с интересом.

– Ты собираешься выбираться или мне за тобой лезть? – поинтересовался Римо.

Водитель сунул руку под панель приборов и вытащил пистолет сорок пятого калибра. Но стрелять было не в кого. Куда делся этот чертов псих? Тут водитель ощутил на шее прикосновение руки и больше уже не чувствовал ничего.

Римо выбрался на плоскую металлическую крышу трейлера. Тремя этажами выше из окна высунулась любопытная голова.

– Водители-стажеры! Не туда свернули! – крикнул Римо и спрыгнул вниз, отвесно вниз, чтобы сила инерции не потянула его вперед. Коснувшись земли, он как ни в чем ни бывало пошел прочь, оглядываясь, как и остальные прохожие, на застрявший в переулке грузовик.

– Что творится в Чикаго с уличным движением! – вслух возмутился Римо и вдруг заметил невдалеке знакомую походку своего «друга» Борова, которому теперь уже точно понадобится полуторный гроб. Пигарелло подождал, пока грузовик не уперся в стену тупика, и, не оглядываясь, в отличие от всех прохожих, пошел прочь. Римо быстро нагнал Пигарелло и пошел позади шаг в шаг. Пигарелло украдкой, насколько позволяла похожая на репу фигура, юркнул в четырехдверный седан. Когда он открывал переднюю дверь, Римо синхронно открыл заднюю, чтобы совпал звук, и, так же как и Боров, оказался в машине. И Пигарелло, и водитель сидели, уставившись прямо перед собой. На шее водителя выступили капельки пота. Римо прилег, чтобы его не было заметно в зеркале заднего вида.

– Все, Зигги. Парню капут.

– Хорошо, – ответил водитель, тронул машину с места и влился в поток автомобилей. Навстречу промчались с включенными сиренами две полицейские машины.

– Знаешь, – сказал водитель, – я никогда раньше такими вещами не занимался, и никто из наших в такие дела не лез. Мне это не по душе. Не нравится, и все тут. Я не думал, что дело зайдет так далеко. А теперь пойдет: один, потом – другой, третий… Не профсоюзное это дело.

– У тебя жратвы хватает? – спросил Боров.

– Хватает. Ну и что? И раньше хватало.

– Никто не заставлял тебя и не совал пистолет под нос. Ты ведь давно занимаешься темными делишками. Мы ими занимаемся, крупные компании занимаются, ростовщики, букмекеры. Все.

– Раньше я ничего подобного не делал. И большая часть моих коллег – тоже.

– Ну и что?

– Ничего. Мне это не по душе.

– Ай-ай-ай! – сказал Боров. – Подумаешь, чистюля нашелся!

Автомобиль с двумя подручными Джетро и с человеком, с которым им было поручено расправиться, въехал в подземный гараж гостиницы. Джетро уже ожидал их и одарил фирменной улыбкой.

– Ну, как дела?

– Нормально. Все получилось, как и было задумано, – ответил Боров.

– Отлично. Я не переношу жестокости. Она нарушает естественный ход жизни, – сказал Джетро. Боров озадаченно глянул на руку, которую Джетро протягивал в окно автомобиля, и собрался было ее пожать, но рука потянулась куда-то на заднее сиденье. Рокко-Боров Пигарелло обернулся и… потерял сознание.

– О, Боже милосердный! – вырвалось у побледневшего Зигмунда Негронски, который только теперь заметил, что на заднем сиденье кто-то есть, и неожиданно понял, что это тот самый человек, по поводу смерти которого он так переживал. – Господи!

Римо пожал руку Джетро.

– Хм, – буркнул Римо. – Ты. Я так и думал.

– Здорово, приятель! – изобразил радость Джетро. Он был в светлой мадрасской рубаке, на шее болтались бусы.

– Я пошел, – сказал Римо. – Спешу!

– Эй, малыш, не торопись, я хочу ввести тебя в нашу семью.

– Мне надо бежать, – отозвался Римо.

– Я предлагаю тебе работу.

– У меня важное дело, – сказал Римо.

– Нет ничего важнее, чем дела нашего профсоюза, – сказал Джетро. Римо выскользнул из машины и направился к выходу. Джетро пошел следом.

– Стой! Подожди, – позвал Джетро. – Куда ты так спешишь?

– Покупать утку в семьдесят две унции, – ответил Римо. На улице он остановил женщину и поинтересовался, не знает ли она, где поблизости есть магазин, торгующий птицей. Супермаркет, что ли? Нет, магазин, торгующий птицей. В двух кварталах отсюда, женщина ткнула пальцем на восток. Римо пошел по указанному направлению, а новый президент Международного братства водителей последовал за Римо.

– Два квартала на восток, – повторял Римо. – Два квартала на восток.

– Перед нашим союзом блестящее будущее. Перед тобой откроются грандиозные перспективы. Будем разъезжать по всему миру. Что ты на это скажешь?

– Вот он, – Римо показал пальцем на витрину, где висели гирлянды желтоватых птичьих тушек.

– Скажу по правде, о тебе ходит много разных слухов, и я тебя слегка подозревал. Решай: войти в мою команду или распроститься с профсоюзом. Я играю в открытую, будь и ты со мной откровенен.

– Мне нужна утка на килограмм, – сказал Римо продавцу.

– Потроха будете брать?

– Да, пожалуй.

– Послушай, – прошептал Джетро. – Я готов пойти дальше. Открою тебе секрет: если бы ты не согласился прийти ко мне вместе с Пигарелло и Негронски, то сейчас был бы трупом. Видишь, я ничего не скрываю.

Римо потянул себя за мочку уха.

– Что-то эта утка с виду маловата для килограмма.

– В ней точно килограмм веса, – сказал продавец, вытирая руки о заляпанный птичьими внутренностями белый передник.

– Если так – ладно, – сказал Римо продавцу.

– Ну, хватит. Ты выводишь меня из терпения. Последний раз предлагаю: или иди ко мне в помощники, или…

Римо внимательно посмотрел на Джетро, в раздумье прикусив губу.

– Как по-твоему, в этой утке есть килограмм? – спросил Римо.

– Господи-Иисусе, – простонал Джетро. – Да что с тобой?! Таких, как ты, я еще не встречал!

– Так есть в ней килограмм или нет?

Джетро пожал плечами.

– Ладно. Дай взглянуть.

Он привстал на цыпочки и заглянул за прилавок, где продавец в это время заворачивал тушку в толстую белую бумагу.

– Да, точно килограмм. Теперь решай: работа у меня или смерть.

– Да ты же ничего толком не видел, глянул только краем глаза! – сказал Римо. – Можно ли вообще тебе доверять? Ты знаешь толк в дичи? В утках ты разбираешься? В чем ты вообще разбираешься?

– Ладно, – ответил Джетро. – Это, в конце концов, твоя жизнь, а не моя. – Он еще раз недоуменно пожал плечами и пошел к выходу.

– Эй, милашка, а грузовик-то не сработал!

Джетро остановился как вкопанный, словно налетев на невидимую стену, и, разинув рот, уставился на Римо.

– Смешной грузовик в несмешном переулке. Не сработало! А с Пигарелло я приехал, чтобы выяснить, кто его послал, хотя и догадывался заранее.

Римо взял у продавца сверток и оценивающе покачал на ладони.

– И все-таки маловато весит! – сказал он и, пройдя мимо остолбеневшего Джетро, оказался на улице.

Джетро догнал его, когда Римо с риском для жизни пересекал наводненную автомобилями проезжую часть. Лицо Джетро – обычно спокойное – являло сейчас красную маску ярости.

– Ну хорошо, сукин сын! Твоя цена!

– Я подумаю, ладно?

– Вот что. Если хочешь вновь встретиться со своим диетологом-китаезой, думай быстрее. Да. Я послал к нему своих ребят, Так что, если он тебе нужен вместе с его диетами, без которых тебе, судя по всему, не обойтись, иначе ты бы не таскал его за собой, быстренько называй свою цену.

– И сколько народу ты к нему послал?

– Троих. Один его попридержит, второй на всякий случай будет смотреть по сторонам, а третий поведет машину.

– Хм-м-м, – задумался Римо, потом остановил прохожего и спросил, где поблизости есть галантерейный магазин.

– В четырех кварталах отсюда, – последовал ответ. Римо и Джетро отправились в указанном направлении.

– Что желаете, сэр? – поинтересовался продавец магазина, торгующего галантереей, чемоданами и сумками.

– Минуточку, – ответил Римо и, обернувшись к Джетро, спросил: – Не помнишь, какого роста парни, которых ты послал к Чиуну?

– А зачем тебе? Ну, да ладно. Один – сто семьдесят пять сантиметров, другой – сто восемьдесят три, и третий – сто девяносто пять.

Римо выбрал три чемодана, один из них – очень большой.

Чиун всегда мечтал быть писателем. Пока в перерыве телесериала шла реклама, он снова задумался над такой возможностью. Он поведал бы миру о человеке, желавшем остаться наедине с прекрасным. О человеке, который с течением времени пришел к пониманию подлинной красоты. О человеке, который отдавал себя целиком, не требуя взамен ничего. О человеке, который в этой дикой и неспокойной стране сумел отыскать подлинное проявление истинного искусства, и питал им свою чуткую душу. Этот старый несчастный мудрец, любимый всеми, не требовал для себя ничего, кроме нескольких мгновений покоя, дабы усладить те немногие годы, что ему остались, лицезрением чудесных историй: «В предрассветный час», «Пока Земля вертится» и « Доктор Лоуренс Уолтерc, психиатр».

И на этого тихого и безобиднейшего человека напали три грубых и жестоких варвара. Им безразлична была прелесть подлинной драмы. Им наплевать было на краткие минуты счастья старого, доброго, мудрого человека. Они не думали ни о чем, кроме своих жестоких, презренных планов. Они похитили свет из волшебного ящика, дарящего подлинное искусство. Они надменно и с презрением одним нажатием кнопки остановили красоту. С жестоким бессердечием они лишили любимого всеми мудреца его последнего удовольствия.

Что оставалось этому несчастному, кроме как постараться, чтобы его оставили в покое и дали посмотреть телевизор?

Но на этом история не кончалась. Поймет ли это неблагодарный и ленивый ученик? Поймет ли тот, которому Мастер Синанджу дал знание, недоступное другим людям, что Мастера лишили последнего удовольствия в недолгой оставшейся жизни? Нет. Не поймет. Он примется рассуждать о том, кто и что должен носить. Или, кто и что должен убирать. Вот чем займет себя неблагодарность. Это его естество. Это его характер.

Ах, если бы только Чиун мог поведать миру свою сагу в говорящих картинах! Тогда и другие смогли бы оценить всю горесть положения доброго, любимого всеми старика.

Дверь гостиничного номера отворилась. Нет, Мастер Синанджу не опустится до мелких пререканий. Дверь захлопнулась.

– Чиун! Я уже говорил тебе и еще сто раз повторю: ты убиваешь, ты и убирай трупы! – сказал Римо.

Мастер Синанджу не желал пререкаться по пустякам.

– Можно подумать, что по решению Верховного суда только одно преступление в Америке карается смертью. Всякий, кто выключит твой несчастный телевизор должен быть убит на месте.

Мастер Синанджу не поддается на провокацию.

– Что ты молчишь? Ты прикончил их за то, что они выключили «мыльную оперу»?

Мастер Синанджу не желал заниматься обвинительством.

– Ты поможешь мне уложить их в чемоданы?

Мастер Синанджу не желал заниматься женским делом – уборкой, особенно после того, как его оскорбили.

– Чиун, иногда я тебя ненавижу.

Мастер Синанджу знал это всегда, иначе как объяснить, что неблагодарного ученика ничуть не волнуют маленькие радости учителя. Ах, как хорошо было бы стать писателем!