Текст книги "Вторжение по сценарию"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Выслушайте же меня! – попытался перекричать их Бронзини, но его голос потонул во всеобщем шуме. Пикетчики – члены Международного Союза Кинематографических Работников – истолковали гневное выражение лица Бронзини по-своему.

– Слышали, как он нас назвал? – с негодованием прокричал кто-то.

Это выкрик оказался последней каплей. Толпа двинулась на вперед.

Бронзини остановился и сложил руки на груди. Он не двинется с места. В конце концов, на что они способны?

Как выяснилось секундой позже, самое большее, на что хватило пикетчиков, это окружить его плотной кричащей толпой.

– Долой Бронзини! У бамбино-колосса оказались глиняные ноги!

– Послушайте же! – кричал Бронзини. – Я просто хочу обсудить с вами все это. Думаю, мы могли бы прийти к компромиссу.

Он ошибался. Никто его и не слушал. К гостинице уже подъезжали телеоператоры, чтобы запечатлеть, как знаменитого Бронзини взяли в заложники три десятка демонстрантов, вооруженных одними плакатами.

Увидев, что их снимают, один из пикетчиков крикнул: «Вот, глядите!», и с силой хлопнул Бронзини своим транспарантом. Деревянная ручка, ударившись о плечо актера, переломилась пополам. Он почти не почувствовал удара, но дело было не в этом. Суровое детство Бартоломью Бронзини прошло в итальянском квартале, где подставивший другую щеку мог легко поплатиться жизнью.

Поэтому Бронзини уложил обидчика мощным ударом справа.

Демонстранты, ошалев, яростно бросились вперед, и Бронзини не замедлил ответить ударом на удар. Один за другим он укладывал своих противников на асфальт перед гостиницей. Его типично итальянское лицо исказила ухмылка вот это то, что надо. В драке Бронзини чувствовал себя, как рыба в воде.

Тем не менее, расквасив очередной нос, он засомневался, на чьей стороне будет, в конечном итоге, перевес.

Все его сомнения разрешились, когда из фойе на улицу высыпала толпа японцев. Часть из них, очевидно, телохранители, услышав возбужденные крики Джиро Исудзу, вытащила из-за пазухи пистолеты.

– Остановите их! – верещал Исудзу. – Защищайте Бронзини! Живо!

Телохранители бросились вперед, и толпа моментально обрушилась на них.

Бронзини попытался прорваться вперед, но противников было слишком много. Он схватил одного из пикетчиков за горло, и в этот момент прозвучал выстрел.

Человек, которого железной хваткой держал Бронзини, дернулся и обмяк. Когда, упав, он ударился об асфальт, в голове у него что-то хрустнуло.

– Какого дьявола! – завопил Бронзини. – Кто стрелял? Кто это был?

Ответ он получил через несколько секунд, когда, почувствовав, что кто-то тянет его за ремень, обернулся, и увидел одного из телохранителей-японцев. – Пусти, – рявкнул Бронзини. – Не видишь, он тяжело ранен!

– Нет, идите за мной.

– Я сказал пус...

Бартоломью Бронзини так и не успел договорить, потому что земля и небо внезапно поменялись местами, и он понял, что лежит на спине. От резкого удара у него перехватило дыхание, и Бронзини подумал, что наверняка схлопотал шальную пулю. Затем, под звуки не прекращающихся выстрелов, его приподняли и потащили в сторону поджидавшего их микроавтобуса, который тут же понесся прочь от гостиницы.

– Что это было? – ошеломленно спросил он у нависавшего над ним Джиро Исудзу.

– Дзюдо. Так было нужно.

– Твою мать...

Глава 4

Когда Римо добрался на такси до своего обиталища в городке Рай, штат Нью-Йорк, уже светало.

Расплачиваясь, он вручил водителю хрустящую стодолларовую бумажку.

– С Рождеством, – сказал Римо. – Сдачи не надо.

– Эй, тебе тоже счастливого Рождества, приятель. По-моему, ты неплохо запасся к празднику.

– Да нет, просто с меня не требуют отчета о расходах на службе.

– Все равно спасибо, – поблагодарил, отъезжая, водитель.

В Рае снегопада не было. Буря, засыпавшая снегом все северо-западные штаты, прошла здесь днем раньше. Тротуары уже вычистил маленький бульдозер, оставивший кое-где характерные отпечатки гусениц.

Однако дорожка, по которой нужно было пройти Римо, все еще лежала под слоем снега.

Задержав дыхание, Римо поставил ногу на корку, образовавшуюся поверх сугроба. Его руки, казалось, слегка приподнялись, как будто наполнившись каким-то легким газом, вместо обычной плоти и крови.

Римо шел по тонкому слою наста, ни на миллиметр не проваливаясь внутрь.

Он чувствовал себя не тяжелее перышка. Да он и в самом деле был перышком он думал и действовал так же, как оно, и поэтому покрывавшая снег корка реагировала на него не больше, чем на клочок пуха.

Когда Римо вошел в дом, на лице у него появилось выражение, которое бывает обычно у людей, весь вечер шлепавших в носках по грязи, а вовсе не удовлетворение человека, только что справившегося с фактически непосильной задачей.

Даже тот факт, что впервые после своего вступления в организацию он мог вернуться не в отель, а в свой собственный дом, не подняло Римо настроения.

В гостиной, щеголявшей голыми стенами, из мебели был только широкоэкранный телевизор, и перед ним на полу две соломенных циновки.

Почему-то, эта обстановка не выглядела домашней.

В спальне, куда направился Римо, тоже было почти пусто. В одном из углов на полу был расстелен матрас, а его личный гардероб, состоявший из шести пар штанов и нескольких черных и белых маек, лежал, аккуратно свернутый, в шкафчике. Кроме этого, под пустой вешалкой валялось несколько пар итальянских кожаных мокасин ручной работы.

* * *

Из второй спальни доносились монотонные, протяжные, словно крики диких гусей осенью, звуки.

– Грррррхммм!

– Хнннннкккк!

Храпит, подумал Римо.

Спать ему не хотелось совсем, поэтому, развернувшись, Римо направился к двери.

Несколько минут спустя, в круглосуточной аптеке, он поинтересовался у продавщицы, принимают ли здесь кредитные карточки, и, когда та кивнула, направился прямо к полке с рождественскими украшениями. Такое количество гирлянд, мишуры и леденцов на палочке за один раз было явно не унести, поэтому Римо просто взялся обеими руками за полку и потянул на себя.

Раздался громкий треск.

Держа в руках полку, он подошел к кассе.

– О Господи! – охнула продавщица.

– Запишите все это мне на карточку, – попросил Римо бросая на стойку пластиковый квадратик.

– Вы сломали полку!

– Точно. Прошу прощения. Добавьте это к счету.

Выйдя на улицу, Римо положил полку на крышу своего Бьюика и, открыв багажник, ссыпал свертки внутрь. Затем он засунул полку сбоку, рядом с пустыми канистрами, и сел за руль.

Следующую остановку он сделал у огороженного участка, рядом с которым виднелась вывеска «Подержанные автомобили. Рождественские елки. Распродажа».

Торговля еще не началась, так что у Римо было достаточно времени, чтобы внимательно осмотреть товар. Первая симпатичная елка была слишком высока для его гостиной, когда он взялся за вторую, в руках осталась горсть сухих иголок.

Перепробовав все имевшиеся в наличии елки, Римо пришел к заключению, что если подержанные автомобили здесь в таком же состоянии, то водители вскоре начнут вымирать, как динозавры.

– Да, в наши времена никто уже не уважает Рождество, – проворчал Римо, поднимая, одно за другим, деревья, и резким движением обрывая ветки.

Уходя, он оставил записку: «Слишком увлекся благодаря царящей здесь праздничной атмосфере. Извините. Можете прислать счет». Ни имени, ни адреса в записке указано не было.

После этого возмущенный Римо отправился на поле для гольфа, раскинувшееся прямо у него за домом. Пробираясь сквозь еловую поросль, он выбрал молодое деревце, и, присев на корточки, принялся ощупывать рядом с ним землю, чтобы понять, в какую сторону идут корни. Как только обнаруживалось слабое место, Римо ребром ладони перерубал корень.

Когда он закончил, вырвать елку из промерзшей земли было ничуть не труднее, чем сорвать ромашку. Положив деревце на плечо, как заправский лесоруб, Римо пошел к дому. Мастерски затащив свою ношу через дверь, он ухитрился потерять всего три иголки.

Елку Римо поставил в углу. Несмотря на отсутствие опоры, дерево стояло прямо – он специально расправил торчащие во все стороны корни, образовавшие естественную подставку.

Сходив к машине за украшениями, Римо принялся не торопясь наряжать елку. После двух часов кропотливого труда напряжение начало постепенно спадать с его лица, и в уголках глубоко посаженных глаз появилось что-то вроде веселого удовлетворения. Еще минута, и Римо стал бы насвистывать «В лесу родилась елочка...»

Однако этому моменту так и не суждено было наступить.

Доносившиеся из спальни звуки внезапно стихли, как будто издававшая их стая простуженных гусей все-таки улетела на юг. Потом зашуршал шелк, и, наконец, послышался тихий, едва различимый шорох сандалий.

В комнату просунул голову ни кто иной, как Чиун, Правящий Мастер Синанджу. Взгляд его остановился на стройной, мускулистой спине ученика и приемного сына, и в глубине светло-карих глаз промелькнуло удовлетворение.

Римо вернулся. Было приятно снова видеть его дома.

Но тут Чиун заметил, чем был занят его ученик.

– Тьфу, – сплюнул он. – Судя по всему, настал очередной День Иисуса.

– Это называется Рождество, – бросил, не оборачиваясь, Римо, – и у меня как раз появилось праздничное настроение, пока ты не встрял со своими замечаниями.

– Встрял?! – возмущенно воскликнул Чиун. – Ничего я не встревал, что бы ты не имел под этим в виду.

Мастер Синанджу был уже не молод, юным оставался лишь его взгляд. Чиун был низенький азиат, почти совсем лысый, только над ушами свисали длинные седые пряди, а на подбородке красовалась клочковатая борода. На Мастере Синанджу было желтое шелковое кимоно, длинные рукава которого скрывали сцепленные на животе руки.

– Я не встревал, – повторил Чиун, когда Римо, не обращая на него внимания, снова повернулся к елке и начал развешивать на ветках мишуру.

Ответа не последовало.

– Деревьям место на улице, – не унимался Чиун.

Римо устало вздохнул.

– Это рождественская елка, и она должна стоять в доме. Так что, если ты не собираешься мне помогать, лучше отойди. Скоро будет первое Рождество, которое мы справим в новом доме, и я собираюсь его отпраздновать, с тобой или без тебя.

Чиун, казалось, призадумался.

– Это дерево напомнило мне о его величественных собратьях, украшающих склоны холмов в моей родной Корее, – наконец заметил он. – Да, пахнут они очень похоже.

– Тогда за работу, – смягчившись, предложил Римо.

– И эту красоту ты загубил ради своей варварской церемонии, – сурово добавил Чиун.

– Если ты будешь и дальше продолжать в том же духе, тогда под деревом никаких подарков для тебя не окажется.

– Подарки? – оживился Чиун. – Для меня?

– Ага. Таков обычай. Я кладу подарки для тебя, а ты – для меня.

Чиун с интересом заглянул под елку. Подарков не было.

– А когда это произойдет? – спросил он.

– Что?

– Когда там появятся подарки?

– В сочельник, то есть в воскресенье вечером.

– А ты их уже купил? – недоверчиво поинтересовался Чиун.

– Ну, не совсем, – загадочно ответил Римо.

– У меня для тебя подарков нет.

– Что ж, времени осталось еще достаточно.

Прищурившись, Чиун с нескрываемым интересом уставился на Римо, сосредоточенно наряжавшего елку.

– Последние несколько лет тебя не так уж интересовала эта рождественская дребедень, – заметил он.

– За последнее время мне впервые пришлось убить Санта-Клауса.

– Ага! – проговорил Чиун, со значением поднимая украшенный длинным ногтем палец. – Наконец-то мы подобрались к сути дела.

Римо решил промолчать. Он вынул из коробки связку колокольчиков и теперь старательно очищал ее от налипших упаковочных стружек.

– Кхм, насчет твоего задания, – Чиун решил зайти с другой стороны. Все прошло успешно?

– Он мертв, если ты хотел узнать именно это, – отозвался Римо, и, пригнув верхушку елки, нацепил на нее колокольчики. Когда он отпустил руки, комната наполнилась веселым перезвоном.

– Да, для человека, который отплатил негодяю за смерть стольких детей, ты выглядишь не слишком счастливо.

– Убийца и сам был еще ребенком.

Чиун чуть не поперхнулся от изумления.

– Нет! Ты просто не мог убить ребенка! Это против всех правил, которые я пытался тебе привить! Дети священны. Скажи же, что я ослышался, Римо.

– Убийца был ребенок душой, а не телом.

– А, один из миллионов слабоумных, населяющих Америку! Печальная история. Думаю, все дело в том, что люди здесь пожирают в бесчисленных количествах гамбургеры. Они явно разрушают мозговые клетки.

– Мне так хотелось убить этого парня, что я стал сам себе противен.

– В твоей работе нет места ненависти. Ты просто должен своевременно и эффективно, как и подобает профессионалу, избавлять императора от врагов. – Я сделал все правильно. Это была легкая смерть.

– Но ты-то отнесся к этому не так легко!

Отложив коробку с украшениями в сторону, Римо уселся на циновку. Тихо, но все еще взволнованно, он рассказал Мастеру Синанджу обо всем, что произошло предыдущей ночью. Закончив, он спросил:

– Как ты считаешь, я поступил правильно?

– Когда тигр из простого хищника становится людоедом, – глубокомысленно проговорил Чиун, – его нужно выследить и уничтожить.

– Тигр осознает смысл своих поступков. А насчет того парня я вовсе в этом не уверен.

– Если молодой тигр убивает ребенка, с ним нужно сделать то же самое, что и со взрослым. Не важно, понимал ли он, что творит, или нет, ведь тигр уже почувствовал вкус крови, и воспоминание об этом будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Точно так же, как и этот несчастный слабоумный. Он совершил тяжкий грех. Некоторые люди не стали бы судить его слишком строго, но дело вовсе не в этом. Он вкусил крови, так что самым лучшим выходом было выпустить его душу на свободу, чтобы она смогла вернуться на землю в другом воплощении, и отплатить за все свои прошлые прегрешения.

– Послушать тебя, так ты просто Второй Мессия.

– Надеюсь, ты хотел сделать мне комплимент.

– Напрасно надеешься.

– Тогда мне не остается ничего иного, как считать твои слова оскорблением, – резко бросил Чиун, – и оставить тебя, предпочитающего кромешную тьму свету подлинной мудрости, влачить свое жалкое существование.

Произнеся эту обличительную речь, Мастер Синанджу одним движением поднялся на ноги и прошествовал обратно в спальню. Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что волосы Римо взметнулись вверх. Как ни странно, хотя движение было резким, дверь закрылась почти беззвучно.

Римо вернулся к прерванному занятию, но на душе у него было неспокойно.

Внезапно зазвонил телефон, и ему пришлось снять трубку.

– Римо, мне нужно с тобой увидеться, – Таким кислым тоном мог говорить только Харолд У. Смит, глава КЮРЕ и непосредственный начальник Римо.

– Разве вы не хотите получить отчет по последнему заданию?

– Нет, ведь если бы все сорвалось, ты бы уже позвонил мне сам.

– А вы не можете предположить, что ошиблись?

– У меня есть значительно более важная проблема. Прошу тебя, немедленно приезжай в Фолкрофт.

– Мы с Чиуном будем там через полчаса.

– Нет, – поспешно проговорил Смит. – Приезжай один. Я не хочу, чтобы Чиун участвовал во всем этом.

Дверь, ведущая в спальню старого корейца, внезапно распахнулась, и на пороге показался сам Мастер Синанджу. Судя по его лицу, Чиун обиделся.

– Я все слышал, – громко объявил он.

– По-моему, вы вляпались, Смитти, – заметил Римо.

Харолд Смит тяжело вздохнул.

– Близится срок обновления контракта, и мне хотелось избежать преждевременного торга.

– Торг никогда не бывает преждевременным, – заявил Чиун, повысив голос, чтобы на другом конце провода его тоже услышали.

– Ты что, говоришь по громкой связи? – недовольно поинтересовался Смит.

– Нет. Но ты же знаешь, обидное слово Чиун расслышит даже с другого берега Атлантического океана.

– Значит, через полчаса, – сказал Смит. – До встречи.

– Этот человек с каждым днем становится все невыносимее, – надменно проговорил Чиун.

– И что ты собираешься из него вытянуть на этот раз? Снова Диснейленд?

Или, может быть, тебе не дает покоя годовой доход Рокфеллера?

– Наши переговоры по поводу Диснейленда потерпели неудачу.

– Нет, только не это! – в притворном ужасе вскричал Римо.

– Смит утверждает, что теперешний владелец не собирается расставаться со своей собственностью, – с горечью сказал Чиун. – Тем не менее, я оставляю за собой право продолжить этот разговор. Слишком долго я помогал тебе справляться с работой, не получая должного вознаграждения.

– А я думал, что мы с тобой, как ты любишь выражаться, равноправные компаньоны.

– Да, но это должны знать только мы с тобой. К Смиту это не имеет ни малейшего отношения. Когда речь заходит о подписании контракта, я выступаю в роли Мастера, а ты – всего лишь мой ученик. Я пытался донести это до императора Смита, но тщетно. Он, все-таки, потрясающий тугодум.

– Именно поэтому ты и не поехал со мной в Провиденс?

– Может быть. Если бы ты позорно провалил задание, мои переговоры могли бы сдвинуться с мертвой точки. Тем не менее, глупо держать на тебя зло за этот неожиданный успех. Уверен, ты сделал это не нарочно.

– Очень мило с твоей стороны, но у меня действительно такое чувство, как будто я потерпел неудачу.

– Можно тебя процитировать в беседе со Смитом?

– Делай что угодно, – ответил Римо. – Я ухожу.

Мастер Синанджу поспешно засеменил за ним.

– А я собираюсь пойти с тобой, – сообщил он. – Как знать, может быть, Смит решил поручить тебе такое задание, что станет умолять меня о помощи.

Разумеется, за соответствующее вознаграждение.

Уже стоявший в дверях, Римо бросил тоскливый взгляд на наполовину украшенную елку. Он не подозревал, что сможет вернуться только когда иголки уже засохнут и осыплются.

* * *

Когда Бартоломью Бронзини вышел из полицейского участка в Юме, его молчание не предвещало ничего хорошего. Вслед за ним, возглавляемые Джиро Исудзу, в дверях показались трое адвокатов из Корпорации Нишитцу.

Спустившись по лестнице, Исудзу повернулся к Бронзини и сообщил:

– Полиция теперь не беспокоить. Не хотят потерять доход от съемки. И потом, мы обещали использовать в съемках полицейских.

– Почему ты все время затыкал мне рот? Я хотел им все рассказать.

– Нет необходимости. Теперь ситуация под контролем. Полиция обвинять пикетчиков. – Постой, но я ведь тоже принимал участие в этой заварушке. Я расквасил им носы. По крайней мере, я виноват в случившемся ничуть не меньше, чем они.

И потом, какого дьявола ты приказал своим идиотам открыть огонь?

– Вам грозить опасность.

– Черта лысого! Я укладывал их наплаво и нарево – то есть, я хочу сказать, направо и налево.

– Действовать, чтобы спасать вашу жизнь. Кроме того, предотвратить демонстрацию.

– Они имели полное право выступить с протестом. Америка – свободная страна.

– Но съемки ведет Япония. Нельзя публичный скандал – мешать работе.

– Нельзя публичный скандал! – передразнил Бронзини. – Четверо пикетчиков убиты, и ты надеешься, что это не попадет на первые полосы?

– Полиция обещала приостановить дело, пока мы не снимем фильм.

– Что? Но вы же не надеетесь замять эту историю насовсем?

– Не надо насовсем. На две недели.

– Две недели? – взревел Бронзини. – Так вот за сколько вы планируете закончить съемку? Мать вашу, это же невозможно. Прошу прощения, но я не помню, как это будет по-французски.

– Сначала мы делать натурные съемки, – объяснил Исудзу. – Разбиваться на девять групп, все работаем одновременно. Другие актеры прилетать, и подключаться к работе. Так мы укладываться даже в меньшие, чем намечено, сроки. А теперь идемте.

– Куда это?

– Надо решить еще одну проблему. Пожалуйста, за нами.

Японцы погрузились в автобус. Упершись в землю ногами, Бронзини сидел в седле своего «Харли» и ждал, пока они отъедут.

– Все это чушь. Полный бред, – ворчал он себе под нос.

Тем не менее, когда автобус тронулся, Бронзини поехал следом за ним по прямым, будто расчерченным по линейке улицам, сначала через центр города, а потом по пыльному шоссе. Они уже приближались к городским окраинам. На горизонте показались очертания далеких Шоколадных гор. Стоявшие на обочине оштукатуренные домики постепенно уступили место бесконечным полям, засаженным салатом – из всех овощей в Юме выращивали в основном только его.

Вскоре поля сменились пустынным пейзажем, кое-где попадались песчаные дюны, поросшие низкорослым кустарником. Асфальтированное шоссе давно уже кончилось, но автобус, то и дело петляя, продолжал ехать вперед. Интересно, куда мы направляемся? подумал Бронзини.

Наконец, впереди показался огороженный участок, охраняемый людьми из Нишитцу. В тени одной из дюн стояло несколько полосатых палаток, и Бронзини понял, что перед ним основной съемочный лагерь. Но какого черта они разбили его посреди пустыни?

Подъехав к палаткам, автобус остановился рядом с кучкой джипов, украшенных эмблемой Нишитцу.

– В чем дело, Джиро? – потребовал объяснений Бронзини, спрыгивая на землю.

– Базовый лагерь для съемки.

– Неужели? Не слишком ли далеко вы забрались?

– Мы будем снимать в пустыне.

– Что?! – только и смог выдавить из себя Бронзини. – Неужто вы собираетесь залить все белой краской, и притвориться, что это снег? Вот что, этот фокус не пройдет. И я не потерплю идиотских картонных декораций. Съемки будут в городе, на настоящих улицах с настоящими домами, а в массовке будут участвовать настоящие жители. В моих фильмах все должно быть только подлинное.

– В финале картины действие происходит в пустыне. Мы снимем это здесь.

– Одну минутку, – поднял руку Бронзини. – Одну минуточку. Я хотел бы взглянуть на сценарий.

– Сценарий послан вчера. Вы не получать?

– Он у моего агента.

– А, – кивнул Джиро. – Я сейчас, пожалуйста.

Подойдя к одному из фургонов, он залез внутрь, и вскоре вернулся со сценарием. Бронзини тут же выхватил папку, и взглянул на обложку. Сквозь затянутое прозрачной пленкой окошко виднелось название: «Красное рождество».

– Как? А что случилось с «Джонни и Рождественским духом»?

– При переработке название поменяли.

Бронзини принялся судорожно перелистывать страницы, пока не добрался до диалога с участием его героя, Мака. Первая же фраза, попавшаяся ему на глаза, звучала так: «Хрен вам, коммунисты, ублюдки, безбожники!»

– Да это же не мой сценарий! – взревел Бронзини.

– Это переработанный вариант, – спокойно ответил Исудзу. – Имена героев те же. Поменялись отдельные детали.

– Но где же Джонни, мальчишка? Здесь нет ни одной его реплики.

– Тот герой умирать на странице восемь.

– Умирает? Да это же центральный персонаж всего фильма! А человек, которого играю я, всего лишь катализатор, позволяющий раскрыть его образ, не унимался Бронзини, тыча пальцем в страницу. – А это что еще за дрянь?

Какая к черту танковая атака?

– Джонни погибать в танковом бою. Очень героический, очень грустный эпизод. Он защищать родину от китайских захватчиков. – Этого в моем сценарии тоже не было.

– Сюжет стал лучше. Теперь фильм о нападении Красного Китая на Юму.

Действие происходит в сочельник. Много мишуры, рождественских песен. Очень хорошая история об американском рождестве. Будет очень красиво.

Бронзини не верил собственным глазам. Он как раз смотрел на страницу сценария, где горожане, распевающие праздничные песенки, гибнут под натиском китайских боевиков, забрасывающих толпу гранатами.

– Черт бы вас всех побрал! Почему бы просто не назвать фильм «Гранди-4», и спокойно разъехаться по домам?

– Нишитцу не владеть правами на Гранди. Мы пытались заключить сделку, но владелец отказаться продать. Очень важно, чтобы в этом фильме у вас не было головной повязки. Иначе они подавать в суд.

– Можете не дергаться, я все равно не стану сниматься в этой тошнотворной картине. Если бы я хотел выпустить «Гранди-4», то с ними бы и подписал контракт. Ясно?

– Вы соглашаться на Рождественскую историю. Мы снимать ее.

– Не дождешься, узкоглазый.

Непроницаемое до этого лицо Джиро Исудзу дернулось.

Опомнившись, Бронзини примирительно поднял руку.

– Ну ладно, ладно, беру свои слова обратно. Прошу прощения. Мне не стоило так раздражаться, но ведь мы договаривались совсем о другом.

– Вы подписать контракт, – вкрадчиво напомнил ему Исудзу. – Если что-то вас что-то не устраивать, обсудите завтра с адвокатом. А сегодня вам нужно говорить с индейским вождем. Вы убедить его, чтобы он разрешил снимать в долине.

– С каким вождем?

– Нужное место в индейской резервации. Снимать только там. Вождь соглашаться, только если вы попросите лично. Мы ехать на встречу с ним сейчас.

– Да-а, с каждой минутой это становится все увлекательней и увлекательней.

– Рад, что вы так говорите. Чтобы не выбиться из графика съемки, мы должны сотрудничать.

Увидев, как Бартоломью Бронзини в изнеможении прислонился к автобусу, упираясь лбом в разогревшийся на солнце металл и закрыв глаза, Джиро Исудзу улыбнулся.

– И как я только влип в эту историю? – глухо проговорил он. – Я, первый среди мировых кинозвезд!

– Нишитцу вскоре стать первой среди всех корпораций мира, – заметил Исудзу. – С нами вы добьетесь новой, еще большей популярности. Американская публика в вас не нуждаться. Так вы поговорите с вождем?

– Хорошо, хорошо. Я всегда делаю то, что обещал, будь то на словах, или на бумаге.

– Нам это известно.

– Уж в этом-то я не сомневаюсь. Но как только я доберусь до телефона, то первым делом уволю своего агента.