355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уоррен Мэрфи » Вторжение по сценарию » Текст книги (страница 2)
Вторжение по сценарию
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:36

Текст книги "Вторжение по сценарию"


Автор книги: Уоррен Мэрфи


Соавторы: Ричард Сэпир

Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Я тоже об этом читал, – сказал Берни Корнфлейк. – Знаешь, может быть, нам удастся вставить нечто подобное в фильм. Как считаешь, Барт, можно будет слегка изменить сценарий? Сделай своего духа Исчадьем Ада, которое проникает в наш мир и убивает мальчишку. Или нет, лучше, если он убьет и съест сразу нескольких мальчишек. Это может даже потянуть на открытие в подобном жанре.

Маньяки, убивающие подростков, уже начинают приедаться, а вот маленькие дети... Когда в последний раз снимался фильм о маньяке, пожирающем младенцев?

Сидевшие за столом задумались, кто-то полез за кожаной папкой, в которой хранились аннотации на фильмы вместе с кратким содержанием, и принялся листать оглавление в поисках раздела «Маньяки, пожирание детей».

– Ого, Берни, у Барта может кое-что получиться. Этого даже нет в содержании.

При этих словах сидевшие вокруг люди вышли из состояния полудремы.

– Нет такого раздела? – выпалил Корнфлейк. – А что, если попробовать наоборот? Есть фильмы о детях-убийцах?

– Нет, на детей-убийц ничего нет.

– А «Малолетние каннибалы»?

Таковых в оглавлении тоже не нашлось. К этому моменту все собравшиеся в конференц-зале чуть ли не подпрыгивали от возбуждения. Сгрудившись вокруг человека с папкой, они бросали на оглавление горящие взгляды.

– Вы считаете, что этой темы действительно никто еще не использовал? настойчиво спрашивал Корнфлейк, который, судя по взгляду, был удивлен не меньше, чем если бы обнаружил тарантула на лацкане пиджака.

– По крайней мере, я не могу найти ничего похожего.

Двенадцать голов, повернувшись, уставились на Бартоломью Бронзини. В глазах киношников читалось изумление и даже что-то вроде уважения.

– Барт, детка, – хрипло проговорил Корнфлейк. – Насчет твоей идеи о детях-убийцах. Мы не сможем этого использовать – слишком уж новая мысль.

Нельзя снимать настолько оригинальный фильм. Ну подумай, как мы преподнесем его зрителю? «Картина в стиле, в котором не было снято еще ни одного фильма»? Да она не принесет дохода и за миллион лет!

– Это была твоя идея, – прорычал Бронзини, – а вовсе не моя. Я, черт побери, просто хочу снять фильм о Рождестве, простую, сердечную историю, со счастливым концом, пропади он пропадом.

– Но Барт, детка, – запротестовал Корнфлейк, почувствовав, что в Бронзини заговорил уличный мальчишка, – мы не можем рисковать. Вспомни, что значится в твоем послужном списке за последние несколько лет.

– Тридцать фильмов. Тридцать суперхитов, и три из них вошли в число самых кассовых фильмов за всю историю чертова кинематографа. Я Бартоломью Бронзини, кинозвезда. Я снимался в кино, когда у вас, кретинов, только начинали расти на груди волосы, и вы боялись, что пересмотрели фильмов про оборотней!

В голосе Корнфлейка зазвучала сталь.

– Барт, в США «Гранди-3» с треском провалился. Тебе ни в коем случае нельзя было использовать Ирано-Иракскую тему. К тому моменту, когда фильм вышел на экран, война закончилась, для зрителей это был уже вчерашний день.

Кому нужно такое старье?

– Тем не менее, прокат по всему миру принес восемьдесят миллионов прибыли. В магазинах видеокассеты с «Гранди-3» разлетаются в мгновение ока.

– Вот что, – сказал Корнфлейк, отодвигая от себя папку со сценарием, вставь сюда Гранди или Ринго, а потом снова приноси нам. Если после обсуждения нам покажется, что с этим фильмом звезд с неба не схватишь, то подумаем, как превратить его в комедию положений. Для нового телевизионного проекта потребуется множество комедий. Обычно, мы заключаем контракт только на первые три месяца, но для тебя, по старой дружбе, можно договориться и на целый сезон.

– Послушай, я актер, пишу сценарии, ставлю фильмы. Я принес киноиндустрии миллионы. А теперь я прошу снять один только несчастный рождественский фильм, и все, что вы можете мне предложить, это комедия положений?!

– Ты зря воротишь нос от комедий. На «Острове Джиллиган» удалось сделать в общей сложности миллиард. Понимаешь, мил-ли-ард! Хоть один из твоих фильмов может с этим тягаться?

– Мы с Бобом Денвером в разных командах, тут ты прав. Перед тобой кинозвезда, а не какой-то там комедиант-самоучка. В семидесятых только на моих фильмах и держался Голливуд.

– Но мы-то уже на пороге девяностых, – устало проговорил Корнфлейк. Поезд уходит, так что прыгай на ходу, если не хочешь остаться с носом.

Одним скачком Бронзини запрыгнул на стол.

– Взгляни на мои мускулы! – вскричал он, срывая с себя куртку и обнажая мощные бицепсы, растиражированные на миллионах плакатов. – Никто не может похвастаться такими же, слышишь, никто!

Смерив Бронзини взглядом, присутствующие дружно переглянулись.

– Подумай над тем, как переделать сценарий, Барт, – улыбаясь, посоветовал Берни Корнфлейк. В его тоне явно читалось желание побыстрей избавиться от этого зануды.

– А ты помочись в штаны и выпей то, что натечет в ботинки! – прорычал Бронзини, сгребая сценарий в охапку.

Вне себя от ярости, он уже выскочил в коридор, когда услышал за спиной голос Корнфлейка. Еле сдерживаясь, Бронзини обернулся и поглядел на директора студии.

Сверкнув золотой коронкой, Корнфлейк изобразил на лице заискивающую улыбку.

– Пока ты не ушел, Барт, не дашь ли мне автограф? Понимаешь, старушка мама от тебя просто без ума.

* * *

Когда Бартоломью Бронзини снова заглушил мотор Харли-Дэвидсона, он был уже в своем гараже на десять машин в Малибу. Поставив мотоцикл на место, Бронзини направился в гостиную, выглядевшую, как церковь, отстроенная в стиле «ар деко». Одна из стен была целиком увешана сделанными на заказ охотничьими ножами. Три из них он использовал в качестве реквизита в фильмах с Гранди, остальные были вывешены просто для коллекции. Всю другую стену занимали картины Шагала и Магритта, купленные в качестве прикрытия от налоговой инспекции.

Никто не верил, что Бартоломью Бронзини выбрал именно этих художников потому, что они и в самом деле ему нравились, хотя так оно и было. Однако в тот день он прошел мимо картин, даже не обратив на них внимания.

Бросившись на обитую испанской кожей кушетку, Бронзини почувствовал, что попал в совершенно безвыходное положение. Кино было для него делом всей жизни. А сейчас зрители смеялись над его героями-суперменами, которые еще десять лет назад срывали у них бурю аплодисментов. Когда Бронзини снимался в комедии, над его шутками никто не смеялся. И все, как один, удивлялись, почему этот уличный мальчишка, ставший актером-миллионером, так несчастен.

Окинув комнату остекленевшим взглядом, Бронзини заметил, что на автоответчике рядом с телефоном горит сигнальная лампочка. Когда он нажал на кнопку, зазвучал голос его агента.

– Барт, детка, это Шон. Я весь день пытаюсь тебя поймать. Послушай, возможно, у меня кое-что есть для тебя. Перезвони мне как можно скорее. И помни, что я всегда с тобой.

– Конечно, когда я приношу тебе половину годового дохода Услышав сообщение, Бронзини, наконец, пришел в себя. Потянувшись за телефоном, он нажал на клавишу с надписью «Агент».

– Эй! Получил твое сообщение. Что случилось?

– Кое-кто хочет снять твой рождественский фильм, Барт.

– Кто именно?

– Нишитцу.

– Нишитцу?

– Именно. Они японцы.

– Послушай, хоть я, возможно, и попал в полосу неудач, но до того, чтобы снимать дешевые зарубежные фильмы, я еще не опустился. По крайней мере, пока. Впрочем, ты должен был сам об этом знать.

– Эти люди вовсе не дешевка. Большая компания. Просто огромная.

– Никогда о таких не слышал.

– Нишитцу – самый большой японский концерн во всем мире. Они занимаются видеотехникой, компьютерами, фотоаппаратами. Именно они заполучили контракт на производство японской версии F-16.

– F-16?

– Так мне сказал их представитель. По-моему, это фотоаппарат.

– Да нет же, это истребитель. Самая совершенная боевая машина на вооружении США.

– Ого! Да это действительно солидная лавочка.

– Чертовски верно подмечено, – ответил Бартоломью Бронзини, впервые заметив, что на передней панели автоответчика стоит надпись «Нишитцу».

– У них есть свободные деньги, и компания хочет заняться кинопроизводством. Начать решили с твоего фильма. Так что они хотят встретиться с тобой как можно скорее.

– Займись этим.

– Мы уже обо всем договорились. Ты сегодня же вылетаешь ночным рейсом в Токио.

– Я не собираюсь лететь ни в какое Токио. Пускай приедут они.

– У них так не принято, ты же знаешь. Ты уже снимал для японского телевидения рекламу ветчины.

– Не напоминай, – поморщившись, попросил Бронзини. Когда в кино дела у него пошли неважно, он согласился сняться в нескольких рекламных роликах для японского рынка, оговорив при этом, что они никогда не появятся на американском телевидении. «Нэшнл Инквайрер» опубликовал по этому поводу заметку под названием «Бронзини идет работать на скотобойню».

– Так вот, компания, выпускавшая ветчину – одно из дочерних предприятий Нишитцу. Эти ребята успели влезть почти во все отрасли производства.

Бронзини заколебался.

– Так они хотят снять фильм по моему сценарию, а?

– И это еще не самое интересное. Они предлагают тебе миллион долларов за исполнение главной роли. Можешь себе такое представить?

– А сколько получится, если перевести миллион йен в доллары?

– В том то и дело, что они платят в долларах. Как ты думаешь, может эти японцы просто спятили?

Первой реакцией Бронзини было:

– Столько не платят ни одному актеру в мире!

Через секунду он спросил:

– А как с уплатой налогов?

– Они говорят, что это сумма гонорара чистыми. Знаю, звучит неправдоподобно, но...

– Это и есть полная чушь, и ты сам прекрасно это понимаешь. Я не собираюсь в это влезать.

– Но Барт, детка, дальше – больше. Режиссером фильма будет Куросава.

– Акиро Куросава? Да это же великий режиссер, черт его подери! Я что угодно отдал бы, чтобы с ним работать. Это просто не может быть правдой!

– Пара условий все же имеется, – признал Шон. – Они хотят немного подредактировать сценарий. Всего пара незначительных изменений. Знаю, знаю, обычно за сценарий отвечаешь только ты, но, послушай, Барт, хотя рыбки вокруг плавает порядком, клюнула только эта.

– Можешь не говорить. Я только что вернулся из Дворф-Стар.

– Ну и как?

– Вышел скандал.

– Надеюсь, ты не стал в очередной раз рвать рубашку на груди?

– Я потерял голову. Такое иногда случается.

– Сколько раз мне тебе повторять, что это уже не срабатывает.

Мускулистые супермены остались далеко в восьмидесятых. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Так ты летишь на этом самолете, или нет? Подожди, прежде, чем ты ответишь, должен тебя предупредить: или ты примешь их предложение, или стоит подумать над фильмом «Ринго-6: Живой мертвец».

– Только не это, – ответил Бронзини, горестно рассмеявшись. – В студии я провел чуть ли не больше раундов, чем Мохаммед Али. Что ж, думаю, в моем положении выбирать не приходится.

– Отлично, я все устрою. Запомни, я с тобой. Чао.

Бартоломью Бронзини повесил трубку. Бросив взгляд на телефон, он заметил, что хотя тот и назывался «Манга», эмблема корпорации совпадала со значком Нишитцу, стоявшим на автоответчике.

Включив компьютер, Бронзини принялся печатать указания своей многочисленной прислуге. Попутно он обнаружил, что на клавиатуре тоже стоит слово «Нишитцу».

Раскатисто рассмеявшись, он произнес вслух:

– Как здорово, что войну выиграли все-таки мы.

Бартоломью Бронзини и не подозревал, какая ирония заключалась в этой его фразе.

Глава 2

Его звали Римо, и он во что бы то ни стало собирался убить Санта-Клауса.

Над Колледж-Хилл, с которого открывался вид на Провиденс, штат Род-Айленд, шел снег. Крупные белые хлопья опускались на землю с легким шелестом, различить который мог только человек, обладавший таким острым слухом, как у Римо. Снег пошел совсем недавно, однако под ногами у него уже лежал нетронутый белый покров. Когда Римо двинулся вперед, снег за его спиной оставался таким же девственно-чистым – его итальянские мокасины не оставляли ни малейших следов. Римо шел по пустынной Бенефит-стрит, двигаясь мягко и бесшумно, как кошка. Его белая футболка совершенно сливалась со снегом, и только худые руки с необычно широкими запястьями порой просвечивали сквозь падающие снежинки. Спортивные штаны, довершавшие костюм Римо, были серого света, но из-за налипшего на них снега тоже казались почти белыми. Благодаря такой маскировке Римо был почти невидим.

Однако никакая маскировка не могла объяснить тот факт, что он не оставлял за собой следов. Остановившись посредине улицы, Римо обвел взглядом безмолвные ряды ухоженных домов, выстроенных в колониальном стиле, с характерными полукруглыми окнами на дверьми. На Бенефит-стрит не было ни одной машины было уже начало двенадцатого, а в Провиденс ложатся спать довольно рано.

Однако сейчас, за неделю до Рождества, вовсе не привычный распорядок дня заставил жителей этого обособленного города разойтись по домам так рано. Они боялись – боялись Санта-Клауса.

Римо снова двинулся вперед. На том месте, где он только что останавливался, остались два явственных отпечатка ног, однако дальше следы не вели. Если бы Римо оглянулся и заметил это сверхъестественное явление, на его скуластом лице возможно, отразилось бы удивление. Нет, вовсе не из-за таинственного отсутствия следов – ведь он привык, что под его шагами ни одна песчинка, ни один лист не зашуршат и не сдвинутся с места. Его мог бы удивить лишь скрытый в этом символизм – ведь официально его, Римо, тоже не существовало.

Когда-то, много лет назад, Римо был полицейским в Нью-Джерси. Его обвинили в убийстве мелкого торговца наркотиками, и приговорили к казни на электрическом стуле. Но вместе с приговором Римо получил и новый шанс, благодаря которому все следы его прошлой жизни были тщательно стерты, и на свет появился новый, более совершенный Римо.

Ведь Римо стал Мастером Синанджу. Его обучили искусству наемных убийц-ассассинов, и он работал на тайную организацию, подчиненную правительству Соединенных Штатов, и известную как КЮРЕ. Задачей Римо было обнаруживать и обезвреживать врагов государства.

А сегодня в его задание входило убить Санта-Клауса.

Сам Римо не имел ничего против достопочтенного Святого. По сути дела, он давно уже в него не верил. Санта-Клаус был для него веселой сказкой, олицетворявшей счастливое детство, то детство, которое Римо так и не удалось ощутить в полной мере, поскольку вырос он в приюте.

Тем не менее, хотя Римо и был лишен нормального детства, он не испытывал особенного чувства обиды. Может быть, только чуть-чуть. В это время года он обычно ощущал, что Рождество, всеобщий детский праздник, это что-то такое, чего ему никогда не прочувствовать до конца.

Вот почему Римо собирался убить Санта-Клауса. Этот негодяй лишал праздника детей, не похожих на него, ребят, у которых были мамы, папы, братья и сестры. Невинных детей, сидевших в теплых, уютных домах вокруг елки, которую они украшали всей семьей, а не под руководством монахинь из приюта. Римо никогда не увидеть такого Рождества, но черт побери, он не позволит какому-то жирному неряхе в красном кафтане и с топором в руках лишить этого праздника еще одного ребенка.

Римо закончил осмотр Бенефит-стрит. Это была старая часть Провиденс, где время, казалось, остановилось. Горящие на улицах фонари, наверное, светили точно так же, как и сто лет назад. Дома словно принадлежали другой эпохе. У многих каменных лестниц виднелись кованые железные пластины, о которые во времена конных трамваев жители города соскребали грязь с башмаков. Теперь же это были всего лишь забавные вещицы, пережиток старины.

Этим вечером Санта-Клаус еще не успел потревожить покой Бенефит-стрит.

Полный силуэт в кафтане не пробирался, крадучись, по крышам домов, бородатое лицо не заглядывало в окна, слегка постукивая по стеклу пальцами.

Римо пошел по направлению к Проспект-парку, разбитому на склоне холма, откуда открывался вид на Бенефит-стрит и на весь остальной город. Подойдя к высеченной из гранита статуе Роджера Уильямса, он уселся на парапет.

Возвышающийся над ним памятник беспомощно поднимал руку, на которой не хватало отбитого пальца, словно говоря: «Боже, почему именно мой город...»

Римо, исподлобья оглядывая заснеженный крыши домов, тоже задавал себе этот вопрос. На его скуластом лице застыло напряженное выражение. Время от времени он непроизвольно потирал запястья.

Обычно Римо редко задавался вопросом «Почему?». По крайней мере, когда нужно было выполнить такое пустяковое задание. Он никогда не спрашивал у торговцев наркотиками, почему они продают кокаин, прежде чем свернуть им шею. Мафиози даже не пытались объясниться перед тем, как Римо разбивал их трещавшие, словно яичные скорлупки, головы – он все равно не стал бы их слушать. Двадцать лет он занимался своим делом, и все, в конечном счете, сводилось к одному – новые люди, совершающие старые преступления. Только и всего.

Однако Санта не уйдет от него, не объяснившись. На это раз Римо сделает исключение, и задаст ему этот вопрос.

Сквозь плотные хлопья падающего снега луна казалась огромным размытым снежком. Ее неровный свет отражался на золотом куполе здания Городского Совета. Римо внезапно понял, что это красивый город. Он легко мог представить себе, что перенесся в девятнадцатый век. Римо стало вдруг интересно, чем занимались тогда его предки, кем они были, однако он не имел об этом ни малейшего представления. И тем не менее, он мог во всех подробностях рассказать, чем занимались посланцы одной корейской рыбачьей деревушки в любом году прошедшего столетия, на выбор. Они, как и он, были Мастера Синанджу, но могли считаться его предками лишь по духовной линии.

Вокруг было необыкновенно тихо, и чуткий слух Римо позволял уловить обрывки разговоров, доносившихся из живописных особняков, сгрудившихся внизу. Поворачиваясь из стороны в сторону, словно ожившая радарная установка, он, не стараясь прислушиваться, просто позволил фразам плыть к себе.

– ...Молли, беги быстрей! Показывают ту серию, которую мы пропустили!...

– ...Сторож! Сторож Филлипс! Если вы немедленно мне не ответите...

– ...Санта! Как ты рано! – Голос явно принадлежал маленькому мальчику.

В ту же секунду к нему присоединился другой, недовольный, избалованный голос.

– Что там, Томми? Ты меня разбудил. Противный мальчишка!

– Это Санта-Клаус, он у нашего окна.

Послышался топот маленьких ножек.

– Дай мне взглянуть, ну дай же!

Усилием воли Римо заставил себя расслабиться. Напряжение могло уменьшить приток крови к мозгу и, тем самым, ухудшить чувствительность.

Пытаясь точнее уловить, откуда слышится этот разговор, он все медленнее и медленнее поворачивал голову.

До Римо донесся звук открываемого окна и хриплый невнятный голос, произнесший: «Хо-хо-хо!»

От звука этого голоса кровь застыла у Римо в жилах. Он ведь помнил каждую деталь из газетных заметок, которыми перед заданием снабдило его начальство. Эти заметки вызвали у него поочередно тошноту, злобу, а потом жгучую, как расплавленный свинец, ярость.

От подножия холма, поросшего густым кустарником, парапет отделял почти пятнадцатиметровый склон. Это был самый короткий путь к нужному дому.

Римо встал на ноги. Снежинки, словно пауки, скользящие по невидимым нитям, одна за другой падали на землю вокруг него. Дыхание Римо замедлилось, он набирал в легкие лишь столько воздуха, чтобы сохранить жизнеспособность.

Римо ощутил падающий снег, поймал его ритм, спокойную, уверенную в себе непоколебимость. И в тот момент, когда он и снегопад слились в единое целое, Римо прыгнул вперед.

Он почувствовал, что хлопья снега летят ему навстречу, ощутил каждую снежинку в отдельности, увидев в ней не мягкий недолговечный клочок пуха, а твердые, прочные кристаллы. Он увидел их внутреннюю силу, их неповторимость.

Хлопья снега устремлялись к нему, как братья, и не таяли, касаясь обнаженных рук или лица Римо, таких же холодных, как и они сами. Человек мыслил так же, как и они, и на мгновение словно стал одной их снежинок.

Римо полетел к подножию холма точно с такой же скоростью, как и падавшие вокруг снежные крупинки. Когда его ноги коснулись земли, он был весь покрыт снегом. На это раз он все же оставил следы – всего два отпечатка ног, а потом скользнул вниз по склону, ничем больше не выдавая своего присутствия.

Взгляд Римо был устремлен на потемневший от времени каменный дом, в котором горело одно-единственное окно. Через секунду на фоне освещенного прямоугольника появилось темное пятно, заслонившее свет, словно зловещее затмение.

Выругавшись сквозь зубы, Римо бросился к дому.

* * *

Чтобы добраться до защелки, Томми Атвеллсу пришлось забраться на подоконник. Одетый в оранжевую пижаму, он стоял у окна, и колени его дрожали от напряжения.

– Скорее, Томми, – торопила его сестра. – Санта замерз.

– Я пытаюсь, – ответил Томми, и широко улыбающееся лицо за окном нетерпеливо придвинулось ближе.

Ухватившись обеими руками, Томми, наконец, удалось открыть отскочившую со стуком защелку.

– Вот, получилось, – воскликнул он, спрыгивая на пол.

Оконная рама, скрипя, поднялась, и Томми отступил назад, к коробке с игрушками, поближе к стоявшей с широко раскрытыми от изумления глазами сестре. Он уже много слышал о Санта-Клаусе, однако никогда не думал, что на самом деле он такой огромный.

Когда Санта протиснулся в комнату сквозь окно, Томми внезапно пришел в голову вопрос:

– А почему... Почему ты так рано? Мама говорит, что Рождество наступит только на следующей неделе.

– Хо-хо-хо, – только рассмеялся в ответ Санта. Сняв с плеча внушительных размеров мешок с торчавшей наружу словно огромный леденец красной рукояткой, он опустил его на пол. Потом он затопал к дрожавшим на сквозняке детям, широко расставив руки, и в глазах его загорелся огонек.

Огромная тень Санты накрыла стоявших рядом Томми с сестрой.

* * *

Когда Римо подбежал к дому, окно первого этажа уже было закрыто. Стекло удерживала окаменевшая на морозе замазка. Протянув руку, Римо аккуратно толкнул стекло, и под его нажимом оно слегка подалось. Тогда он надавил посильнее, инстинктивно чувствуя, где оно держится хуже всего. Затем, перехватившись поудобнее, он твердым, но несильным движением выдавил стекло, поймав его в воздухе, отбросил в наметенный у окна сугроб и пролез внутрь.

Римо оказался в детской спальне. Хотя белье было смято, обе кровати стояли пустые. В комнате пахло мятной жевательной резинкой, в коробке с игрушками валялась недоеденная конфета.

Стараясь не ослаблять внимания, Римо скользнул к открытой двери.

– Оооо, подарки! – раздался голос девочки.

– А можно... Можно открыть их прямо сейчас, Санта? – На этот раз говорил мальчик.

– Хо-хо-хо, – раздался в ответ смех Санта-Клауса, приглушенный треском разрываемой оберточной бумаги.

Римо осторожно вошел в холл. Он ступал так тихо, что на лакированном паркете его шагов совсем не было слышно. Из-под двери дальней комнаты пробивалась полоска света, струя теплого воздуха доносила оттуда аромат еловых веток.

Подойдя к двери, Римо заглянул внутрь.

Сначала он заметил только двух детей – мальчика лет пяти и девочку чуть помладше. Брат и сестра стояли на коленях перед украшенной конфетами и мишурой елкой и, едва сдерживая радостное возбуждение, разворачивали свертки с подарками. Римо никогда не испытывал подобного чувства – ему дарили только новую одежду, а не игрушки.

Однако ему тут же пришлось отбросить эти грустные воспоминания, поскольку на дальней стене, рядом с силуэтом наряженной елки, виднелась еще одна тень. Невысокие, круглые очертания фигуры на стене легко узнал бы любой американский ребенок, если бы сходства не портил поднятый над головой топор.

Когда тень уже приготовилась опустить руки, Римо бросился внутрь. Дети, очевидно, не замечали стоявшего сзади и устремившего на них алчный взгляд Санта-Клауса.

– Нет! – закричал Римо, на секунду забыв о преимуществах внезапной атаки.

Санта вздрогнул от неожиданности, дети обернулись, и увидели Римо. От изумления глаза их широко раскрылись, ведь они не видели, как сверкающее лезвие топора уже опускалось на их головы.

Римо избавил их от этого зрелища, перехватив топор в воздухе, и выдернув его из рук Санта-Клауса.

– Бегите! – крикнул он детям.

– Мамочка! Папа! Мамочка... – завопил Томми, бросившись вон из комнаты.

– Какой-то чужой дядя хочет побить Санту!

Переломив топор пополам, Римо отшвырнул обломки в сторону и, ухватив Санта-Клауса за кроличий воротник кафтана, рывком придвинул его бородатое лицо к своему.

– Почему, ублюдок? Я хочу знать, зачем ты это делаешь! – яростно выдохнул он.

– Мамочка! Папа!

Санта-Клаус уже открыл было рот, но, взглянув Римо через плечо, передумал, и его лицо расплылось в придурковатой улыбке, обнажившей желтые, словно старая кость, зубы.

Тишину нарушил еще один, незнакомый голос.

– Стой и не двигайся! Я вооружен!

– Не стреляй! Папочка, пожалуйста, не стреляй в Санту!

Все еще не выпуская из рук воротник, Римо резко развернулся. Черные ботинки Санта-Клауса оторвались от пола, а когда опустились снова, то они с толстяком уже поменялись местами. Теперь Римо стоял лицом к холлу. Из-за плеча красного кафтана Санты он увидел стоящего в дверях человека в купальном халате с револьвером сорок пятого калибра в руках. Оружие было направлено на Римо. Мальчик прижимался к ноге мужчины, но его сестра все еще стояла у елки, прямо на линии огня.

– Отойди от моей дочери! – прокричал человек с револьвером. – Кэти, срочно звони в полицию!

– Что случилось? – раздался откуда-то сзади тонкий женский голос. – Где Сьюзи?

– Опусти оружие, приятель, – проговорил Римо. – Это дело касается только нас с Санта-Клаусом. Не правда ли, Санта?

И он яростно встряхнул толстяка в красном кафтане.

Санта-Клаус лишь вяло улыбнулся. Это была страшная улыбка психически неустойчивого человека.

– Сьюзи, иди ко мне, – позвал отец. – Просто обойди их сбоку, малышка.

– Ну же, послушай папу, – напряженно сказал Римо, не отрывая взгляда от Санты.

Девочка, стоявшая с засунутым в рот пальцем, не двигалась.

– Полицейские уже едут, Джордж, – послышался голос матери. В следующее мгновение она показалась в дверях комнаты, увидела сцепившихся Римо и Санта-Клауса, и пронзительно вскрикнула.

– Кэти! Немедленно ступай отсюда!

– Ради Бога, Джордж, спрячь оружие! Ты же можешь задеть Сьюзи!

– Твоя жена права, – заметил Римо. – Ситуация полностью у меня под контролем.

В подтверждение своих слов он пару раз приподнял Санта-Клауса за шиворот.

– Видите? – сказал Римо.

Внезапно Санта выхватил из-за широкого черного пояса нож.

Римо скорее почувствовал, чем увидел, как лезвие метнулось в его сторону. Однако его обеспокоило не это – он заметил, как отец дрожащими руками наводит револьвер на широкий красный кафтан Санта-Клауса и нажимает на курок.

Оттолкнув Санту в сторону, Римо пригнулся, чтобы избежать первой пули.

Свободной рукой он резким движением ударил по дулу револьвера снизу, и следующий выстрел пришелся в потолок.

Сбитый на пол толчком Римо, отец выпустил револьвер. Поймав оружие, Римо отщелкнул обойму и для надежности резко отвел назад курок. В его руках собачка отломилась, словно пластмассовая.

Теперь настало время заняться Санта-Клаусом. Обернувшись, Римо увидел, как тот уже выбегает из комнаты.

Римо бросился за ним, но почувствовал, что кто-то тянет его за ногу. Он опустил взгляд, и увидел, что маленький Томми вцепился в его штанину, и, весь в слезах, молотит кулачками по ноге.

– У-уу, злой дядя! Ты прогнал Санту!

Римо наклонился и осторожно разжал тянувшие его назад руки. Взяв мальчика за плечи, он взглянул ему в глаза.

– Не переживай, – попытался утешить его Римо. – Это был не Санта, а Злой Бука.

– Никакого Злого Буки вовсе нет, а ты ударил моего папу! Я тебя убью, убью!

Ярость, прозвучавшая в голосе мальчика, ужаснула Римо, но думать об этом времени не оставалось – снаружи послышался звук заводящейся машины.

Отпустив Томми, Римо, словно пушечное ядро, вылетел из комнаты, снося на своем пути массивные стенные панели.

Оказавшись на улице, он увидел, как от дома, пробуксовывая на мокром снегу, отъезжает небольшой красный автомобиль.

Набрав скорость, машина завернула за угол. Бросившись через двор наперерез, Римо попытался перехватить ее, но, к тому моменту, как он выбежал на мостовую, автомобильчик уже скрылся в лабиринте улочек, спускавшихся с Колледж-хилл.

Через несколько мгновений красный автомобиль показался в начале улицы Дженкинса, прозванной «Вертикальной» потому, что по крутизне эта улочка могла бы соперничать с любой авеню в Сан-Франциско.

Машина спускалась медленно, все время притормаживая. Отпустить тормоза на такой улице означало бы верную смерть.

Добежав до вершины холма, Римо покрепче встал на ноги и оттолкнулся.

Согнув колени и прижав руки к бокам, Римо устремился вниз по Вертикальной улице Дженкинса, словно лыжник с крутого склона. Нагнав автомобиль через пару секунд, он крепко ухватился за бампер.

Пригнувшись так, чтобы водитель не смог увидеть его в зеркале заднего вида, Римо напряг мускулы рук и позволил машине тащить себя на буксире. Это напомнило ему детские годы в Ньюарке, когда он частенько катился вот так за автомобилями через всю Брод-стрит. В те годы бамперы на машинах ставили тяжелые, хромированные, за них было легко держаться. А в современных машинах было фактически не за что ухватиться, поэтому Римо, ища точку опоры, впился пальцами в пластик. Когда он отпустит руки, на бампере останутся глубокие вмятины.

Машина, петляя, спускалась с Колледж-Хилл, таща за собой Римо, словно прицеп. На ботинках Римо постепенно скапливалась горка снега. Когда она становилась слишком большой, снег падал на мостовую, чтобы через секунду налипнуть снова. Поскольку делать было нечего, Римо с интересом смотрел, как этот процесс повторяется снова и снова. Он не имел ни малейшего представления, куда везет его Санта-Клаус, зато он точно знал, что когда машина остановится, выражение на лице этого сказочного героя будет весьма забавным. По крайней мере, в те несколько секунд, пока Римо не начнет сдирать с него скальп.

Тогда-то он точно получит ответ на все свои вопросы. Не исключено, что Санта-Клаусу придется пожертвовать рукой или ногой. Да, он сможет оторвать этому ублюдку все конечности, одну за одной, а потом бросить его истекать кровью на заснеженном берегу, там, где он сможет вволю молить о пощаде, не рискуя быть услышанным. Человек, который обучал Римо искусству убивать, наверняка поморщился бы, услышав о таком нелепом методе лишения жизни, однако этот случай был особенным. Ведь на дворе стояло Рождество.

Машина выехала на 95-ое шоссе, направляясь к границе со штатом Массачусетс. Римо понял это, только когда они проехали мимо здания компании, производящей ядохимикаты, рядом с которым красовалась огромная фигура муравья из папье-маше, призванная привлекать клиентов. Как-то раз Римо услышал, что, по утверждению шутников из других штатов, род-айлендцы представляли себе национальный американский символ именно так. Тогда он весело посмеялся над этой остротой, однако теперь, когда вокруг плотной стеной падал снег, а сам он мчался в неизвестном направлении, прицепившись к машине маньяка-убийцы, Римо было уже не до смеха.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю