Текст книги "Рождение Дестроера"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ты хочешь сказать, что именно после этого он и занялся установкой всех этих устройств для личной безопасности?

– Нет, они, насколько я помню, были и до этого. Но он и раньше был такой чувствительный, а после этой истории… Не думай о нем плохо. Я его очень люблю.

– Я полон уважения к такому человеку, – ответил Римо, а затем буднично добавил ровным, очень спокойным тоном: – Максвелл.

– Что?

– Максвелл.

– Что? – озадаченно переспросила Цинтия.

– Ты сказала «Максвелл», разве нет?

– Нет, конечно. Мне показалось, что это ты сказал.

– Что сказал?

– Максвелл.

– Никогда не слышал ни о каком Максвелле, а ты?

Цинтия отрицательно покачала головой и улыбнулась.

– Есть такой сорт кофе и, по-моему, марка автомобиля. С чего это мы об этом заговорили?

– Понятия не имею, – сказал, пожав плечами, Римо. Гамбит удался, но ничего не принес.

На занятиях в Фолкрофте инструктор заставлял его учиться произносить в конце любой фразы какое-нибудь имя или ключевое слово. Римо тогда отвечал инструктору, что это глупейший из приемов, о которых он когда-либо слышал. Проще спросить человека напрямик, не шпион ли он.

Последовало разъяснение, что иногда бывает полезно проделывать этот трюк, главное – говорить спокойным будничным тоном, как будто просишь у человека спичку. «В этот момент внимательно следи за глазами оппонента».

Римо внимательно следил за выражением глаз Цинтии, но они остались синими, ясными и невинными.

Двери лифта открылись, на этот раз опустившись вниз. Цинтия пожала плечами, иллюстрируя мысль «Ну-что-спапочкой-поделаешь?» Они очутились в просторной, обставленной дубовой мебелью библиотеке. С лоджии-патио со стоящей в кадке пальмой открывалась панорама Нью-Йорка.

– Вот мы и дома, – обрадовалась Цинтия. – Правда, здесь красиво?

Римо внимательно вглядывался в стены. Глаза искали либо щелку, либо разные оттенки краски, может быть, висящую не на месте книжную полку. Должно же что-то указывать на то, куда и как сдвигаются эти стены! Нет, ничего.

– Да, – ответил Римо, – очень красиво.

– Папочка! – крикнула Цинтия. – Мы приехали!

Римо постарался занять позицию в центре комнаты, чтобы спина находилась на равном расстоянии от трех стен и подумал, что напрасно он не захватил с собой оружие.

Дверь лифта бесшумно поднялась вверх, и вход полностью слился с белой стеной – единственной свободной от книжных полок. Если бы Римо не знал, что там вход в лифт, он бы об этом в жизни не догадался. Вот что имел в виду Макклири, когда говорил о движущихся стенах… Рядом с невидимым входом в лифт была настоящая дверь, скорее всего ведущая в основной лифт. Выходящий из нее оказывался целиком в руках тех, кто пользуется потайным лифтом.

Так что стены действительно движутся.

– Мы в библиотеке, папа! Мы поднялись на специальном лифте! – снова крикнула Цинтия.

– Иду, дорогая! – отвечал громкий сильный голос.

Фелтон вошел через обычную дверь. Римо немедленно окинул его оценивающим взглядом. Средний рост, но крепко скроен, с массивной шеей. Одет в серый костюм. Под мышкой спрятана кобура. Спрятана весьма удачно. Плечи пиджака были подложены, позволяя ткани свисать достаточно свободно для того, чтобы не выпячивалась кобура.

Римо так увлекся изучением Фелтона, что не заметил, как у того от изумления отвисла челюсть.

– Что это такое?! – заорал Фелтон.

Римо от неожиданности вздрогнул и автоматически принял оборонительную стойку, перенеся вес тела на носки. Но Фелтон, как оказалось, кричал не на Римо, а, побагровев от гнева, орал на свою дочь.

– Что ты с собой сделала? Что ты сделала с собой?!

– Но, папа, – промурлыкала Цинтия, подбежала к нему и обняла за сильные плечи, – так я выгляжу красивее…

– Ты выглядишь как уличная девка! Ты хороша и без этой дряни на губах.

– Я вовсе не похожа на уличную девку, я, папочка, прекрасно знаю, как они выглядят.

– Что?! – взревел Фелтон и замахнулся.

Цинтия закрыла лицо руками. Римо с трудом подавил желание вмешаться и стал внимательно наблюдать за Фелтоном. Это был прекрасный момент для оценки противника, для того чтобы определить, какими характерными особенностями движений человек выдает свои намерения.

Была такая особенность и у Фелтона. Перед тем, как повысить голос во второй раз, он нервным движением правой руки провел по затылку, будто приглаживая непокорную прядь. Может быть, этот жест был вызван волнением, но по всем признакам такое движение и было той самой «прелюдией», которая могла в будущем оказать Римо добрую услугу. Что ж, запомним.

Фелтон неожиданно замер с поднятой рукой. Цинтия трепетала. И гораздо сильнее, чем должна была бы, отметил Римо.

Фелтон опустил руку.

– Ну что ты, дорогая, неужели ты думаешь, что я мог бы ударить тебя?

Цинтия продолжала дрожать, и Римо понял, что она старается максимально использовать свое преимущество в этой ситуации, что она сознательно поставила отца в такое вот положение и теперь не отпустит его с крючка, пока не получит то, что ей нужно.

– Я не хотел тебя ударить, – повторил Фелтон, – я ведь никогда не поднимал на тебя руку, только однажды, когда ты была еще маленькой и убежала из дома.

– Ударь меня, ударь! Если тебе станет от этого легче, ударь свою единственную дочь!

– Дорогая, ну прости же меня!

Цинтия выпрямилась и опустила руки.

– И это при первой встрече с моим женихом! Что он о нас подумает!

– Простите, – произнес Фелтон, поворачиваясь к Римо.

Взгляд вдруг наполнился дикой ненавистью, взгляд человека, который не только опасался своего противника, но и был выставлен перед ним на посмешище.

Их глаза встретились, и Римо понял, что тела в «кадиллаке» найдены. Фелтон знал все.

– Рад вас видеть, – по возможности ровно постарался сказать Фелтон, подавляя дрожь ненависти в голосе. – Дочь сказала, что вас зовут Римо Кэбелл?

– Да, сэр. Я тоже рад встретиться с вами, я много слышал о вас.

Римо решил не подходить к Фелтону даже для того, чтобы пожать руку.

– Могу себе представить. Я прошу вас извинить меня за эту сцену, но я не выношу губную помаду, испытываю к ней крайнее отвращение. Я слышал о многих женщинах, которые пользуются ею…

– О, папа, ты такой благоразумный.

– Буду тебе весьма признателен, моя дорогая, если ты все же уберешь с губ эту гадость.

Тон Фелтона представлял яркий пример голоса человека, который изо всех сил сдерживает желание заорать.

– Но Римо так больше нравится, папочка.

– Я уверен, что мистеру Кэбеллу безразлично, покрашены твои губы или нет. Более того, я убежден, что без помады ты понравишься ему гораздо больше, разве не так, мистер Кэбелл?

Римо ощутил острое желание поиздеваться над Фелтоном и попросить Цинтию еще ярче накрасить губы и загримироваться, но благоразумно подавил его.

– По-моему, Цинти хороша и с помадой, и без нее.

Цинтия покраснела. Она просияла, излучая счастье, как всякая женщина, принимающая всерьез комплимент.

– Ладно, лапа, я смою помаду, но ты тогда снимешь вот это.

Фелтон потупился, отступил на шаг и, как невинный ягненок, удивленно спросил:

– Что «это»?

– Ты опять носишь его!

– Прошу тебя…

– Зачем он тебе нужен здесь, дома? – Цинтия обернулась к Римо. – Папа иногда имеет дело с большими суммами наличных денег и поэтому носит пистолет, у него есть разрешение. Но причина вовсе не в деньгах…

– Не в деньгах?

– Дело в том, что… Просто он читает слишком много дешевых детективов.

– Но я не носил пистолет почти десять лет, дорогая! – возразил Фелтон.

– А сейчас, наверное, опять взялся за это чтиво, хотя я надеялась, что твои литературные вкусы наконец улучшились.

Цинтия произнесла эти слова с напускной суровостью и, подойдя к Фелтону, быстрым движением засунула руку ему за пазуху и вытащила вороненый пистолет. Она держала его в далеко отставленной руке двумя пальцами, как женщины обычно держат дохлую мышь.

– Пойду и отдам это Джимми, чтобы он спрятал его в надежное место! – авторитетно заявила Цинтия, протискиваясь мимо Фелтона в дверь. Не успел Римо позвать ее, как остался со своим будущим тестем один на один. Вероятно, у Фелтона не было больше оружия, но на его стороне были движущиеся стены, в любой момент готовые извергнуть подкрепление.

Прохладный вечерний ветерок дул с патио в спину Римо. Он попытался вежливо улыбнуться Фелтону, неожиданно получившему прекрасный шанс расправиться с Римо.

Отрывисто кивнув, Фелтон собирался что-то сказать, но тут из глубины апартаментов прозвенел голос Цинтии:

– Дядя Марвин. Дядя Марвин, а вы что здесь делаете?

– Мне надо сказать твоему отцу пару слов, и я сразу убегаю – дела!

Фелтон – голова втянута в плечи, крупные ладони вцепились в край дубового стола за спиной – взглянул на Римо.

– Это Марвин Мошер, он не совсем дядя, он работает на меня, но они с Цинтией настоящие друзья, – сообщил Фелтон почти заговорщицким тоном.

– А чем вы занимаетесь? – невинно поинтересовался Римо.

– Мои интересы весьма разнообразны. Мне кажется, что и ваши тоже.

Фелтон не отрываясь смотрел на Римо. В комнату переваливающейся походкой вошел плотный, лысеющий мужчина с грубыми чертами лица.

– Новый сотрудник? – спросил Мошер.

Не отрывая глаз от Римо, Фелтон отрицательно покачал головой.

– Мне надо сказать тебе кое-что, лучше – наедине.

– О, можешь спокойно говорить при этом молодом человеке. Он интересуется вашим бизнесом. Он, наверное, захочет познакомиться с нашим предприятием в Джерси-Сити. – Фелтон пригладил воображаемую прядь на затылке.

«А вот и индикатор», – подумал Римо.

– Так не хотите ли побывать на нашем заводике? – поинтересовался Фелтон.

– Нет, не очень. У нас мало времени – Цинтия хотела, чтобы мы пообедали все вместе, – ответил Римо.

– Это займет не больше получаса.

– Полчаса. Полчаса – это пустяки, – поддакнул Мошер, всем своим видом показывая, что полчаса – совершенно ничего не стоящий отрезок времени.

– Лучше сперва пообедаем, – настаивал Римо.

Стального оттенка глаза Фелтона снова впились в Римо.

– Мистер Мошер только что вернулся из отпуска, который он провел в санатории Фолкрофт, в местечке Рай, под Нью-Йорком.

Спокойно! Никаких движений. Следи за дыханием, Римо. Контролируй эмоции. Римо сделал вид, что ищет, куда бы сесть. Сел в одно из кресел рядом с прислонившимся к столу Фелтоном.

– И этот санаторий его очень заинтересовал, правда, Марвин?

– А что это? – спросил Римо. – Дом отдыха или что?

– Нет, – сказал Мошер.

– А что?

– Там оказалось то, что я и предполагал увидеть.

– А что вы предполагали там увидеть? – продолжал интересоваться Римо.

– Санаторий. И я хотел бы поделиться своими весьма интересными наблюдениями.

Римо поднялся с кресла.

– Ну что же, может быть, все-таки посетим ваше предприятие в Джерси-Сити? Цинтия может немного подождать, а мы бы поговорили об этом санатории.

Фелтон обратился к Мошеру:

– Марв, я сейчас занят, проводи молодого человека, пожалуйста. А после расскажешь мне о чудесном отдыхе в этом Фолкрофте.

Рука Фелтона метнулась под крышку стола и нажала потайную кнопку. Бесшумно опустилась дверь секретного лифта.

Фелтон торопливо сказал:

– А вот и Джеймс! Мы все ждали, когда же вы вернетесь.

Как по сигналу, из лифта вышел одетый в ливрею дворецкого человек. Он был незримым свидетелем всей беседы. Дворецкий пересек комнату и начал возиться с чем-то в углу, стараясь казаться крайне занятым.

– Марв, спускайтесь с мистером Кэбеллом на этом лифте, он идет прямо в подземный гараж.

Проходя к лифту, Римо оценивающе оглядел дворецкого. Высокий. Ширококостный. И тоже с пистолетом под мышкой.

Римо вошел в лифт первым и тут же прижался спиной к стене, надеясь, что она не сдвинется неожиданно в сторону.

На панели лифта было только три кнопки: «ЧЭ» – частный этаж, одна с буквой "Г", обозначающей, вероятно, первый, главный этаж и еще одна с обозначением "П" – подвал. Да, это, скорее всего, был очень необычный подвал, как раз для таких нежелательных гостей, как Римо.

Мошер кивнул Фелтону, и дверь лифта опустилась вниз. Мошер встал рядом. Он был сантиметров на десять ниже Римо. Вблизи было заметно, что жирная шея складкой спускалась на засаленный воротник безвкусно пошитого пиджака.

Толстый палец Мошера нажал на кнопку "П".

– Автомобиль ждет нас в гараже.

– Какой же марки этот автомобиль? – спросил Римо. – Не Максвелл, случайно?

Рука толстяка метнулась к внутреннему карману пиджака. Упоминание Максвелла немедленно вызвало, заметил Римо, напряженную работу мысли в толстостенном черепе Мошера.

Толстяк медленно опустил руку и улыбнулся грубым ртом.

– Нет, «кадиллак».

Римо кивнул.

– Хороший автомобиль. Я вчера на таком катался.

Мошер ничего не ответил. Он вел себя как по учебнику, выказывая все характерные черты поведения человека, готового к убийству.

Да, в Фолкрофте его можно было бы использовать в качестве модели для демонстрации во время занятий по теме «Как не надо себя вести, собираясь кого-либо убить». Он избегал встречаться взглядом с глазами своей потенциальной жертвы, переминался с ноги на ногу, уходил от разговора. Римо уже понял, что сейчас последует: появится пистолет, и прозвучит негромкий выстрел. Да, уже скоро. На лбу толстяка выступили капельки пота.

Но деваться некуда: в лифте Римо не мог ничего сделать, поскольку не представлял, какие его ждут сюрпризы. То, что их слушают – наверняка, наблюдают – вероятно, а может быть и все, что угодно, включая отравляющие газы… Нужно ждать, когда они с Мошером останутся наедине, и только тогда пытаться выудить из него информацию о Максвелле.

Римо еще раз оглядел Мошера. С этим тюбиком сала трудностей быть не должно, вряд ли этот толстяк с опущенными вниз глазками способен действовать профессионально.

Римо не мог себе этого представить. Лифт остановился. В подземном гараже окон не было, не видно было и дверей. Единственным источником света была одинокая лампочка под потолком, освещавшая тусклым серым светом стоящие в гараже перламутровый «роллс-ройс» и черный «кадиллак».

Тут Римо смог представить себе Мошера, действующего быстро и решительно, но было уже поздно, и Римо понял, что совершил громадную ошибку, нарушив первое вбитое в него в Фолкрофте правило: никогда не считай, что кто-то слабее тебя и вреда принести не может.

Вспоминать слова инструкторов не было времени: на Римо смотрело дуло «люгера» с глушителем, зажатого в пухлых пальцах вытянутой во всю длину руки Мошера. Карие глазки злобно следили за каждым его движением, ноги не переминались.

И рука не дрожала. И дистанцию Мошер выбрал верно – около четырех метров: достаточно близко, чтобы не промахнуться, и достаточно далеко, чтобы пистолет нельзя было выбить.

Тюбик с салом умел, как оказалось, двигаться бесшумно и плавно. А Римо высокое мнение о собственной персоне поставило перед зияющим дулом, из которого в любой момент готова вырваться несущая смерть вспышка.

В мозгу Римо возникла фигура Чиуна. Тот самый, первый день в Фолкрофте. Старый кореец двигался вперед, мотаясь из стороны в сторону, по-крабьи, уклоняясь от выстрелов Римо. Чиун не успел подробно объяснить Римо, как это делается, – не хватило времени.

Раздался голос Мошера:

– Так, птичка. Откуда ты? Кто тебя послал?

Римо мог, конечно, начать хитрить и изворачиваться, но в этом случае конец его был неотвратим и близок. Спертый воздух подвала неожиданно показался ледяным, вспотели ладони, зрение потеряло резкость. Римо решил действовать так, как его учили в Фолкрофте, поступать строго по инструкции.

– Зачем этот пистолет? – удивленно спросил он, подвигаясь на полшажка вперед, и, как бы в волнении, взмахнул руками, отвлекая внимание Мошера от этого движения. – Я расскажу об этом мистеру Фелтону, – продолжал Римо дрожащим голосом и снова шагнул вперед, на этот раз – на полный шаг.

– Еще один шаг вперед – и тебе конец, – предупредил Мошер. Пистолет в руке не шелохнулся.

– Меня послал Максвелл, – сказал Римо.

– Кто это? – ухмыльнулся Мошер.

– Убейте меня и никогда ничего не узнаете. До тех пор, покуда он сам вас не достанет.

Римо блефовал, но Мошер на удочку не попался. Римо успел заметить, как сощурился его левый глаз, и понял, что сейчас раздастся тихий хлопок выстрела. Теперь или никогда. Моментально расслабить все мышцы! Единственный шанс!

Б-дуп! – выплюнул пламя пистолет, и Римо рухнул на цементный пол. Тело его лежало абсолютно неподвижно, и Мошер, до конца не уверенный, начал ли Римо падать до или после выстрела, решил подойти поближе и для страховки послать еще одну пулю в голову. Он сделал два шага вперед, медленно поднял «люгер» и направил его в ухо лежащего молодого человека. Один из этих шагов был, как оказалось, лишним.

Мошер нажал на курок, но ухо неожиданно исчезло из прицела. Лежащее тело вдруг оказалось в воздухе, и Римо ударом ноги отбил в сторону руку Мошера, держащую пистолет. Хлопнули еще два выстрела, пули глухо ударили в потолок, посыпались осколки цемента.

Римо схватил Мошера сзади, пропустив свою левую руку ему под мышку и зацепив за толстую шею. Правой рукой он завернул другую руку Мошера вверх и поднажал. Пистолет выпал.

Римо слегка усилил давление и прошептал в ближайшее ухо:

– Максвелл. Кто такой Максвелл?

Толстяк выругался сквозь зубы и попытался освободить шею. Не удалось, причем Римо удивился, как легко ему было удерживать вырывающегося изо всех сил Мошера. Когда Римо еще был полицейским, этот захват ему никогда толком не удавался. А все потому, что на шестинедельных полицейских курсах никто не учил новобранцев, куда и как прилагать давление.

– Максвелл. Где его найти?

– А-а-р-х!

Тюбик с салом не сдавался! Римо сильнее нажал левой рукой на шею Мошера. Еще сильнее… Крак! Позвоночник не выдержал. Мошер обвис в руках Римо. Голова упала на грудь под немыслимым углом.

От Мошера уже ничего не узнать. Римо отпустил тело, скользнувшее на пол. Да, конец был близок. Самоуверенность может убивать не хуже пули.

Сквозь приоткрытые толстые губы Мошера по щеке потекла струйка крови. Невидящие мертвые глаза были открыты. Оставлять его здесь было нельзя.

Римо огляделся вокруг. Ничего, кроме автомобилей. Нет, это не пойдет. Не дай Бог, Цинтия захочет ехать именно в том автомобиле, в котором он спрячет труп, и тогда придется объяснять, что же случилось со старым добрым дядюшкой Мошером.

Тут Римо заметил какую-то дверь в углу и подошел поближе. За дверью стояли два больших стационарных аппарата – стиральная машина и центрифуга, используемые обычно в коммерческих прачечных, предназначенные для жильцов башни «Ламоника». Римо посмотрел на стоящую в углу сверкающую белизной центрифугу, и на губах его возникла жестокая усмешка.

Подтащив грузное тело Мошера к центрифуге, Римо открыл круглую дверцу. Да, труп был крупный, но и дверца в диаметре была не меньше пятидесяти сантиметров. Римо сначала запихнул внутрь голову и плечи Мошера, потом – ноги. Мошер носил клетчатые носки. Кода то, что было Мошером, целиком оказалось внутри, Римо щелчком ногтей вскрыл артерию на шее и вытер руки о брюки трупа.

Захлопнув дверцу, Римо стал искать кнопку «Пуск», но напрасно – ее не было.

– Ах, Фелтон, ах, дешевка! – пробормотал Римо себе под нос. – Для своих же жильцов установил машину, которая без денег не работает!

Римо полез в карман, но, поразмыслив, решил, что нечего тратить собственные деньги в прачечной скупердяя Фелтона.

Пришлось снова открывать дверцу, рыться по карманам Мошера, где нашлось достаточное количество требуемых монет. Римо захлопнул дверцу и опустил в прорезь на боку шесть десятицентовых монеток. Машина с воем заработала, барабан закрутился все быстрее и быстрее, пошла вверх температура сушки. Отойдя на шаг назад, Римо стал наблюдать все ускоряющийся водоворот одежды и мелькающих частей тела.

Круглое оконце в дверце покрылось розовой пленкой – кровь! Центробежная сила вскоре должна выдавить из трупа всю оставшуюся кровь, И скоро, учитывая высокую температуру внутри барабана, усопший Мошер превратится в мумию…

– Ну и негодяй же ты, Римо, – сказал он сам себе и, насвистывая, направился к лифту. Пора возвращаться на двенадцатый этаж.

Глава тридцать третья

Рядом с дверью частного лифта Римо обнаружил такой же замок, как и на первом этаже, и вынул из кармана связку ключей, которые днем раньше он забрал у водителя «кадиллака». Оглянувшись назад, он заметил лежащий на цементном полу пистолет Мошера.

Римо поспешно вернулся и поднял оружие. А зачем, собственно, ему пистолет? Пригодится ли он? У Фелтона не возникнет сомнений насчет того, что сталось с Мошером. Брать оружие или нет?

Римо сомкнул пальцы на черной анатомической рукоятке пистолета. Макклири всегда говорил: «Не слушай, что Чиун говорит об оружии. Пистолет никогда не помешает. Всегда имей его при себе».

А Чиун, когда Римо затронул в разговоре эту тему, высказался в том смысле, что оружие лишает красоты само искусство убивать.

Римо посмотрел на темный вороненый ствол. Чиун перешагнул за семьдесят, а Макклири… Он швырнул пистолет в темный угол. Без оружия гораздо веселее и интереснее.

Цилиндрический ключ. Поворот направо. Налево. Сработало, дверь бесшумно впустила Римо в кабину. Римо нажал на кнопку «ЧЭ» и, пока кабина шла наверх, оправил пиджак, подтянул узел галстука и, глядя в полированную панель, пригладил волосы.

Лифт остановился, но дверь не открылась. «Ну конечно, – подумал Римо, – должна быть еще кнопка открывания дверей. А я, дурак, не обратил внимания, что делала Цинтия, когда открывала эту дверь».

Он снова осмотрел панель. Нет, только три кнопки. Взгляд скользнул по металлической двери – ничего. Римо уже было собрался попробовать открыть дверь руками, как вдруг до его слуха донеслись голоса.

Конструкция лифта позволяла тому, кто находился в кабине, слышать все, что происходило в библиотеке, и принимать соответствующие решения.

Послышался взволнованный голос Цинтии:

– Нет, папа, он не такой, как все, он меня любит!

Голос Фелтона:

– Тогда почему он не отказался от тысячи долларов, которые я ему предложил, и взял их?

– Не знаю! Не знаю, что ты ему сказал, может, ты ему угрожал?

– Не будь смешной, дорогая. Он взял эти деньги потому, что я объяснил, что больше он все равно не получит, даже если женится на тебе. Так что его интересовали только твои деньги и ничего больше. Скажи спасибо, что мне удалось оградить тебя. Представь себе, что ты вышла бы за него замуж, а потом поняла, что он из себя представляет на самом деле?! Он взял деньги, а дядя Марвин поехал с ним вниз, чтобы довести до автобусной остановки.

– Неважно. Я его люблю.

Цинтия начала всхлипывать.

Риме не собирался уличать Фелтона во лжи, по крайней мере сейчас, перед Цинтией. Для этого еще будет время. Он достал бумажник и пересчитал наличность – тысяча двести долларов. Смита хватит инфаркт.

Римо скрутил в комок тысячу долларов, спрятал бумажник и толкнул ладонью дверь. Она, как и следовало ожидать, опустилась вниз, и Римо вошел в библиотеку.

Фелтон застыл с выражением человека, которого лягнула в живот лошадь; Цинтия – словно только что получила помилование от электрического стула.

Римо швырнул на ковер скомканные деньги и, изо всех сил стараясь не засмеяться, торжественно объявил:

– Я люблю Цинтию, а не ваши грязные деньги!

– Римо, дорогой! – вскрикнула Цинтия, бросившись к нему, обняла изо всех сил и стала осыпать поцелуями его щеки и губы. Сквозь шквал изъявлений вечной любви Римо внимательно наблюдал за Фелтоном.

Тот был заметно потрясен и смог только выговорить:

– Мошер? Где Мошер?

– Он хотел посадить меня на автобус, но передумал и решил прокатиться сам.

Теплые ищущие губы Цинтии скрыли улыбку Римо.

К началу обеда, проходившему при свечах, Фелтон вновь обрел уверенность. За столом прислуживал дворецкий Джимми. Фелтон объяснил, что отпустил на сегодняшний день всех слуг, а обед по такому торжественному случаю приготовил самолично. Римо незамедлительно сослался на расстроенный желудок и есть отказался.

Оба – и Фелтон, и Римо – понимали, что маски сброшены и предстоит решающий поединок. Нужно было только ждать подходящего момента, который пока что еще не настал. Обед походил скорее на рождественское перемирие на фронте. Фелтон с удовольствием играл роль гордого отца.

– Цинтия, должно быть, уже сообщила вам, что мы с ней весьма состоятельные люди, – сказал Фелтон Римо, – но вряд ли она смогла бы объяснить, откуда взялись все эти деньги.

– Это интересно.

– Я – мусорщик.

Римо изобразил вежливую улыбку. Цинтия возмущенно воскликнула:

– Ну папочка!

– Тем не менее это правда. Каждый цент нашего состояния заработан нами именно на свалках. – Фелтону определенно хотелось высказаться, и он продолжал, не дожидаясь дополнительных вопросов:

– Американцы, мистер Кэбелл, самые крупные производители всевозможных отходов в мире. Ежегодно они выбрасывают на многие миллионы долларов вполне доброкачественных товаров, которые еще могут быть использованы. Ими движет характерное для их психологии непреодолимое стремление покупать и покупать новые вещи.

– Как у маньяка или патологического лжеца, – добавил Римо.

Фелтон не обратил на него внимания и продолжал лекцию.

– В годы войны я обратил внимание на то, что американцы, живущие в условия дефицита многих товаров и продуктов, несмотря на это, выбрасывают массу вещей, которым бы еще жить да жить. Короче говоря, именно на этом своем наблюдении я и сколотил капитал. Для этого я собрал все свои деньги и купил… свалку.

Вы никогда ничего не покупали на свалках, мистер Кэбелл? Напрасно. Ситуация такова, что вы можете в принципе найти там сотни необходимых вещей, но до меня никто не задумывался над тем, как это сделать.

И тогда я решил организовать этот бизнес по-новому. В первую очередь я пригласил специалистов. Одна бригада, например, занята исключительно восстановлением старых стиральных машин и центрифуг для сушки белья. Мы покупаем у населения по цене металлолома вполне пригодные к использованию стиральные машины устаревших моделей, это нам обходится в пять долларов. Восстанавливаем их, но частным покупателям не продаем. Они начинают работать на нас. В сороковые годы я открыл свыше семидесяти прачечных-автоматов только в Нью-Йорке, и все они были оборудованы такими стиральными машинами и сушилками. Поскольку я не вкладывал в оборудование значительных средств, как мои конкуренты, я мог снижать плату за услуги прачечных. Как только я слышал, что где-то открывается еще одна прачечная самообслуживания, я тут же открывал неподалеку свое заведение. Стоимость стирки у меня была значительно ниже, чем у конкурента, и в большинстве случаев это приводило к его разорению. Тогда я за гроши скупал его новехонькое оборудование. Дело оказалось чрезвычайно прибыльным.

Фелтон криво усмехнулся.

– Возможно, вам это покажется жестоким и безнравственным, мистер Кэбелл, но именно таков мир, в котором мы живем.

– Я это заметил.

– Так вот. Обратив внимание на свалки старых автомобилей, я понял, что и в этой области могу многое сделать на благо нашей экономики. Вам, может быть, это покажется глупым, но мне кажется, что каждый человек считает свое занятие крайне важным, в том числе и для других людей.

У меня есть автосвалка в Джерси-Сити, самая большая в мире, и, насколько я знаю, единственная, организованная по принципу универсального магазина.

Мы приобретаем, к примеру, за несколько долларов старый автомобиль. Пусть он даже сильно пострадал в аварии, но вы удивитесь, когда узнаете, сколько в нем еще остается пригодных деталей и частей. Автомобиль переходит из одной секции в другую. Снимаем уцелевшие бамперы, вынимаем оконные стекла, в другой секции – сиденья, другие части – фары, двери. Все эти детали поступают на склад и заносятся в реестр. Если бы вам понадобились, например, задняя левая дверь и замок багажника «плимута» выпуска 1939 года, то мои служащие разыскали бы эти части за пять минут. Вполне естественно, что за такого рода услуги вам пришлось бы заплатить подороже.

Римо весело кивнул.

– А нет ли у вас каких-нибудь частей для моего «максвелла» 1934 года?

Прежде чем Фелтон успел ответить, вмешалась Цинтия:

– Опять тебе в голову пришел этот Максвелл!

Фелтон бросил на дочь холодный взгляд и сказал, обращаясь к Римо:

– Не уверен, есть ли у нас запчасти к «максвеллу». Давайте съездим вместе и поищем.

Римо моментально согласился. Цинтия возражала, считая, что лучше провести вечер всем вместе.

– Дорогая, – сказал Фелтон, – должны же мы с мистером Кэбеллом поговорить наедине, как отец с сыном?

Римо добавил:

– Он прав, дорогая, нам нужно побеседовать. И, поскольку нам предстоит стать хорошими друзьями, я постараюсь уговорить папочку называть меня просто Римо.

Фелтон уронил вилку.

Римо изобразил улыбку послушного сына.

Фелтон, выказавший во время обеда такое же, как и у его дочери, пристрастие к еде, отказался от десерта. Джимми-дворецкий поинтересовался, можно ли убирать приборы. В течение всей трапезы Джимми не сводил глаз с Римо. Во взгляде его легко можно было прочесть ненависть. Он ненавидел Римо. Ненавидел за то, что тот убил Скотиччио и Мошера, и в один из моментов Римо почудилось, что в глазах Джимми блеснули слезы.

– Жизнь сурова, – тайком шепнул Римо дворецкому, но ответа не получил.

– Нет, десерт я не буду, – повторил Фелтон.

Цинтия стукнула ложкой по столу. Симпатичное лицо исказилось детской гримаской гнева.

– А я, черт возьми, буду!

– Но, дорогая… – попытался возразить Римо.

– «Но, дорогая!» – передразнила его Цинтия. – Дерьмо! – закончила свою мысль утонченная воспитанница Бриарклиффа.

Фелтон заморгал.

– Что за выражения!

– К чертовой матери! Я здесь одна не останусь!

На правах старого друга семьи Джимми хотел было успокоить девушку, открыл рот, но не успел вымолвить и слова, как и ему досталось от Цинтии:

– Заткнись!

– Но… – начал Римо.

– Если едем, то все вместе. И точка!

Римо откинулся на спинку стула и отодвинул тарелку с нетронутой едой. Так. Цинтия проявляет настойчивость. Может, это и к лучшему. Она сыграет роль громоотвода. Пока она рядом, Фелтон вряд ли решится на что-либо.

Римо взглянул на источающую злобу фигуру человека за другим концом стола. А вдруг и присутствие дочери его не остановит?

Цинтия настояла-таки на своем. В молчании все четверо спустились в частном лифте в подземный гараж и если в «роллс-ройс». Римо прислушался: сушилка-центрифуга уже не работала. «Да, – подумал он, – шестидесяти центов в наше время хватает ненадолго!»

Джимми вел автомобиль. Фелтон сидел рядом с ним, а Римо и Цинтия устроились сзади. Перед тем, как сесть в машину, Фелтон долго оглядывался вокруг в поисках Мошера.

Цинтия периодически одаривала своего жениха игривыми поцелуями. В зеркале заднего вида Римо хорошо были заметны глаза наблюдавшего за ними Фелтона. При каждом прикосновении губ Цинтии к щеке Римо брови Фелтона хмурились, лицо искажала гримаса.