Черная кровь

Текст добавлен: 10 октября 2016, 03:46

Текст книги "Черная кровь"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир

Жанр:

Триллеры

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 5

Держать человека за ухо так, что еще чуть-чуть – и оно оторвется, куда надежнее, чем лошадь за поводья. К тому же это весьма эффективное средство получения информации. Пусть хозяин уха испытывает легкую боль очень больно делать не надо, – и он начнет отвечать на ваши вопросы. Если он явно лжет, добавьте немного боли, и тогда он сам превратит свое тело в детектор лжи. Тут нужна не сила, а точный расчет.

Сержант Плескофф – его правое ухо по-прежнему было зажато между пальцами Римо – решил, что ночью улицы выглядят весьма странно.

– Считай, что ты в дозоре, – сказал Римо. – Сейчас будешь патрулировать свой участок.

Три черные тени копошились возле одного из домов. Темнокожая девушка крикнула:

– Ма, это я! Впусти меня, слышь?

Другой тенью был молодой негр. Его рука, сжимавшая дешевую ножовку с рукоятью наподобие пистолетной, находилась у горла девушки.

– Совершается преступление, – прошептал Римо, указывая на противоположную сторону улицы.

– Да. Плохие жилищные условия – преступление против представителей Третьего мира.

– Нет, – поправил Римо. – Ты не экономист. Ты не эксперт по жилищной политике. Ты полицейский. Смотри лучше. Парень держит пилу у горла девушки. Это как раз для тебя.

– Интересно, зачем он это делает?

– Нет, не то. Ты не врач-психиатр, – снова возразил Римо и повернул ухо сержанта до критической точки. – Думай дальше. Что ты должен сделать?

– Пикетировать муниципалитет с требованием создать рабочие места для афро-американской молодежи?

– Мимо, – сказал Римо.

– Провести антирасистскую демонстрацию? – предположил сержант Плескофф в промежутке между приступами боли.

– Никакого расизма в данном случае, сержант Плескофф. И жертва, и преступники – все черные, – сказал Римо.

Один из бандитов заметил Римо, сержанта и Чиуна. Очевидно, он решил, что троица не стоит его внимания, и снова повернулся к двери, ожидая, пока мать девушки откроет ее.

– Ну ладно, старуха, – сказал негр постарше. Настало время для прямых угроз. – Щас мы распилим Дельфинии горло. Слышь? Открывай дверь и задирай юбку. Сыграем в папу-маму. Будет ночь удовольствий вам обеим.

– Итак, очевидно: попытка группового изнасилования, вполне вероятно ограбление и, я бы сказал, очень возможно, что и убийство, – резюмировал Римо. – А ты, Чиун?

– Что я? – спросил Чиун.

– Ты бы так не сказал? Я правильно назвал состав преступления?

– Преступление – это юридический термин, – сказал Чиун. – Я вижу двоих мужчин, совершающих насилие в отношении девушки. Кто знает, какое у нее есть оружие? Никто. Чтобы вынести окончательный вердикт, я должен точно отделить правду от лжи, а я знаю только одну правду: как правильно дышать, двигаться и жить. Итак, правы ли они? Нет, они все не правы, потому что дышат неправильно, а движутся в полусне. – Так завершил свою речь мэтр Чиун, президент Коллегии адвокатов и Генеральный прокурор в одном лице.

– Ну вот, видишь? – Сержант Плескофф сделал еще одну попытку увильнуть от ответственности.

– Ты должен арестовать их, – велел Римо.

– Их двое, я один.

– У тебя пистолет, – напомнил Римо.

– Арестовать – и подвергнуть опасности мою пенсию, выслугу лет, бесплатную форменную одежду и все прочее? Они не нападают на полицейского. Эта девушка слишком молода, чтобы быть полицейским.

– Или ты применишь оружие против них, или я применю его против тебя, – сказал Римо и отпустил ухо сержанта.

– Ага, ты нападаешь на полицейского и угрожаешь его жизни! – заорал Плескофф и выхватил пистолет.

Пальцы крепко вцепились в черную рукоятку полицейского кольта 38-го калибра. Револьвер был заряжен великолепными тяжелыми свинцовыми пулями, с надрезом посередине наподобие пули «дум-дум», способными разнести в клочья физиономию противника Плескоффа. Применение таких пуль было запрещено не только при охране порядка в Нью-Йорке, но и, согласно международной Женевской конвенции, в военных целях во всем мире. Но сержант Плескофф знал, что пользуется оружием только для самообороны. Оружие необходимо, когда покидаешь пределы Аспена, штат Колорадо. Он всегда выступал в поддержку законов, запрещающих ношение оружия, потому что это позволяло ему быть на хорошем счету у начальства. Какая разница – законом больше, законом меньше. Это – Нью-Йорк. Здесь огромное множество законов, самых гуманных законов во всей стране. Но действует только один закон, и сейчас сержант Плескофф собирался провести его в жизнь. Закон джунглей. На него напали, ему чуть было не оторвали ухо, ему угрожали, и сейчас этот свихнувшийся тип из ФБР заплатит за это.

Но револьвер словно бы выплыл из его руки, а пальцы судорожно сжали воздух. Парень из ФБР, одетый слишком небрежно для агента ФБР, вроде бы поднырнул под револьвер, слился с ним – и вот уже револьвер у него в руках. И он протянул его сержанту, и Плескофф взял револьвер, и снова попытался выстрелить, и у него опять ничего не вышло.

– Или они, или ты, – сказал Римо.

– Резонно, – согласился сержант Плескофф, все же не до конца уверенный, не сочтет ли комиссия, проводящая служебное расследование, данный случай превышением необходимой обороны.

Расстояние вполне позволяло произвести прицельный выстрел. Ба-бах!

Негр повыше упал, голова его дернулась, как у куклы-марионетки. Бах! Ба-бах! Выстрел перебил позвоночник второму бандиту.

– Я хотел, чтобы ты их арестовал, – сказал Римо.

– Знаю, – ответил сержант Плескофф как бы в полусне. – Но я испугался.

Сам не знаю почему.

– Все о'кей, ма! – крикнула девушка. Дверь распахнулась, и наружу выглянула женщина в голубом халате.

– Слава Богу! Ты в порядке, детка? – спросила она.

– Полицейский. Это он, – ответила девушка.

– Храни вас Господь, мистер! – крикнула женщина, впустила дочь в дом, заперлась на несколько замков и забаррикадировала дверь изнутри.

Сержант Плескофф испытал странное чувство. Он не мог определить, какое именно.

– Гордость, – подсказал ему Римо. – Иногда с полицейскими такое случается.

– Знаешь, – возбужденно сказал Плескофф, – я и еще кое-кто из моих ребят могли бы в часы, свободные от дежурства, ходить по улицам и делать что-то подобное. Разумеется, не в форме, а то на нас донесут комиссару. Я знаю, раньше некоторые полицейские старой закалки занимались такими делами – ловили грабителей, воров и, если надо, выпускали кишки тем, кто мешал людям спокойно жить. Даже если нападали не на полицейских. Пошли за Саксонскими Лордами!

– Я хочу выяснить, кто прикончил миссис Мюллер. Поэтому мне надо поговорить с ними, – предупредил его Римо. – Мертвые не разговаривают.

– Ну их в задницу! – заявил Плескофф. – Перестрелять – всех до одного!

Римо отобрал у него револьвер.

– Не всех. Только плохих.

– Верно, – согласился Плескофф. – Можно, я перезаряжу?

– Нельзя, – сказал Римо.

– А знаешь, мне, может статься, за это даже ничего не будет. Людям совсем не обязательно знать, что именно полицейский помешал ограблению и изнасилованию. Пусть думают, будто это дело рук родственников, а может, эти ребята не уплатили мзду мафии. Тогда вообще никто никакого шума не поднимет.

От этой мысли Плескофф несколько приободрился. Он не был твердо уверен, не проболтаются ли женщины. Но если хоть одно словечко достигнет ушей преподобного Джосайи Уодсона и Совета чернокожих священников – тогда не видать Плескоффу отчислений из пенсионного фонда. Его могут даже уволить.

Если это произойдет, он в крайнем случае может открыть свое дело и предложить гражданам вооруженную охрану. Если дело выгорит – ну что ж, тогда безоружные люди снова смогут ходить по улицам Нью-Йорка. Он еще дока не знал, как назвать свою новую фирму, но ведь всегда можно обратиться в рекламную компанию. К примеру, так – «Квартал-защита». Все жители квартала стали бы сообща оплачивать эти услуги. Можно было бы даже придумать для сотрудников особую форму. Тогда бы преступники знали, что им больше не позволят причинять вред жителям квартала. Идея сногсшибательная, решил про себя сержант Плескофф, и, видит Бог, такая фирма просто необходима городу Нью-Йорку!

У высокого забора, окружавшего залитый бетоном школьный двор, сержант Плескофф заметил синие джинсовые куртки Саксонских Лордов. Двадцать или тридцать темных силуэтов двигалось вдоль забора. Сержанту вовсе не нужно было читать надписи у них на спинах, даже если бы он и мог это сделать в такую темную ночь. Куртки были, можно сказать, униформой Саксонских Лордов. Сначала он испытал страх от того, что оказался на этой улице без их разрешения, но вспомнил, что у него есть револьвер и им можно воспользоваться. Человек, который предъявил удостоверение сотрудника ФБР, протягивал ему револьвер. Плескофф спросил, можно ли его перезарядить.

– Это Саксонские Лорды? – спросил Римо.

– Да. Мой револьвер, пожалуйста, – попросил Плескофф.

– Если пустишь его в ход без разрешения, тебе придется его съесть, – предупредил Римо.

– Справедливо, – согласился Плескофф.

Мозг его лихорадочно перебирал безграничные возможности уникальной операции «Квартал-защита». Люди, защищающие жителей, могли бы тоже ходить по улицам с оружием. Как он сейчас. Людям в форме, выходящим на улицу с оружием в руках для защиты мирных граждан, можно дать какое-нибудь броское наименование, думал полисмен. Он не мог сразу придумать, какое именно, и вставил патроны в барабан револьвера.

Чиун внимательно посмотрел на американского полисмена, потом на группу молодых людей. Парни шли с наглой самоуверенностью, свойственной уличным хулиганам во всем мире. Для людей естественно стремление сбиваться в стадо, но, хотя при этом возрастает их общая сила, но мужество каждого отдельного человека уменьшается.

– Вы кто есть такое? – крикнул самый высокий парень.

Для Чиуна и Римо это было знаком того, что у банды на самом деле нет никакой согласованности в действиях. Если вожаком является тот, кто больше всех, значит, чтобы стать первым, он использовал физическую силу, а не ум и не хитрость. Такая банда подобна сборищу незнакомых людей.

– Ты хочешь знать, кто я такой? – поправил Римо.

– Кто есть такое? Я так говорил, – сердито повторил верзила.

– Ты хочешь знать, кто я. А я хочу знать, кто ты, – сказал Римо.

– Эта тип плохо воспитан, – заявил верзила.

– Может быть, «воспитан»? – спросил Римо.

Парень, похоже, имел в виду именно это.

– Дай я его прикончу, – прошептал сержант Плескофф.

– Сержант, ты им не говорить, кто такие Саксонские Лорды? – выкрикнул парень на неудобоваримом уличном наречии. – Эй, с тобой косоглазый! На нашей улице нет фонарей. Это потому белые угнетатели делают жестокость нам – людям Третьего мира. Я буду английский профессор, когда научусь читать. Начальник кат… кар… кафедры. Им нужно ниггеров. Это закон. Английская кафедра, самая здоровенная в мире. Черные сделали английский язык, белые украли. А ты, вонючка, проваливай!

– Мне не совсем ясно, о чем ты говорил, но насчет вонючки я понял, – сказал Римо, воткнул два пальца правой руки парню в пупок, нащупал позвоночный столб и переломил его.

Воздух со слабым свистом вырвался из пробитых легких. Темная фигура перегнулась пополам, косматая голова ткнулась прямо в ребристые резиновые подошвы новеньких кроссовок. С внутренней стороны ступни на кроссовках были маленькие красные звездочки. Если бы зрение высокого негра еще не отказало, то он мог бы рассмотреть прямо под этими звездочками надпись: «Сделано на Тайване».

Слух предводителя Лордов также больше не работал, и потому он не зафиксировал громко прозвучавший в прохладной предрассветной мгле стук падения на мостовую пистолета 45-го калибра. Пистолет выпал из его собственной правой руки.

– Чего там? Чего случилось? – раздались голоса юных Саксонских Лордов, увидевших, как от их лидера вдруг осталась только половина, а потом и она медленно упала вперед, так что, когда он окончательно упокоился на мостовой, ноги его аккуратно лежали поверх туловища.

– Мертвый? – простонал кто-то. – Этот тип сделал жестокость нашему брату.

– Убей его! – крикнул другой. – Видал я таких! Белая вонючка и с ней сержант Плескофф. Эй, Плескофф, у тебя что в руках?

– Не надо, – прошептал Римо сержанту. – Еще рано.

В банде было еще два пистолета калибром поменьше. Римо отобрал их у владельцев, прибегнув к довольно болезненным приемам. Когда четвертый член банды забился в конвульсиях, призывы к кровавой мести поутихли. А когда пятая копна в стиле «афро» соскочила с плеч, как взбесившаяся швабра на тугой пружине, настроение юнцов изменилось кардинальным образом.

Угрозы сменила покорность, поведение господина – поведение раба, картинные наглые позы – «нет, сэр», «да, сэр» и почесывание в голове. И вот они уже стоят, тихие и мирные в четыре утра, послушные и никого не трогают. Они только и ждут, чтобы показался какой-нибудь симпатичный белый старичок, и они бы ему помогли. Да с-сэр.

– Выверните карманы и руки на забор! – скомандовал сержант Плескофф, улыбаясь, в полном экстазе. – Жаль, что я не захватил пар двадцать этих штучек. Таких, чтоб надеть им на запястья и запереть. Как их там называют?

– Наручники, – подсказал Римо.

– Да, точно. Наручники, – вспомнил Плескофф.

Римо задал вопрос о срытом до основания здании. Про здание никто ничего не знал. Тогда Римо сломал палец. И быстро выяснилось, что дом находился на территории Саксонских Лордов, что балда наведывалась к Мюллерам несколько раз, что мужчину зарезали, но никто из присутствующих не имел отношения к кровавому финалу миссис Мюллер. Боже правый, нет. Никто из них на такое не способен.

– Что, другая банда? – спросил Римо.

– Нет, – был ответ.

Римо сломал еще один палец.

– Ну, так как? – сказал он. – Кто убил мистера Мюллера? Кто пришил старика?

Парни вполголоса посовещались, какого именно белого старика Римо имеет в виду.

– Который плакал, кричал и умолял больше не бить? Этот белый старик? Или который напустил на ковер лужу крови?

– Тот, что говорил с немецким акцентом, – сказал Римо.

– А, точно. Который говорила смешно, – вспомнил один.

Насколько Римо смог себе уяснить, в том здании было два белых старика.

Первого Саксонские Лорды убили, потому что он не хотел им показать, где лежит шприц для инъекций инсулина. Второй, когда увидел, что они вот-вот вломятся в его квартиру, предпринял отчаянную попытку оказать сопротивление.

Один из парней широко ухмыльнулся, вспомнив, как семидесятилетний старик пытался драться с ними.

– Ты был там? – спросил Римо.

– Ага. Вот забава была с этим стариком. – Парень ухмыльнулся.

– В следующий раз поищи для забавы кого-нибудь помоложе, – сказал Римо и стер ухмылку, рассыпав ее по тротуару белым жемчугом зубов. Потом взял парня за затылок и пропустил его голову через сетку забора, как черную кочерыжку через овощерезку. Голова застряла. Тело задергалось на весу.

Забор содрогнулся, и таким образом на этом месте – недалеко от пересечения 180-й улицы и Уолтон-авеню – было установлено раз и навсегда, что над попытками белых стариков сохранить жизнь смеяться не рекомендуется.

– А теперь попробуем еще раз. Кто убил миссис Мюллер?

– Иди Амин, – ответил один из юнцов.

– Я, кажется, предупредил вас, чтобы вы воздержались от шуток, – сказал Римо.

– Не шучу. Иди Амин – наш босс. Ты убивал его – вон он. – И он показал на мостовую, где тело вожака банды лежало в виде сложенного перочинного ножичка.

– Он? Он убил миссис Мюллер? – уточнил Римо.

– Он. Да, сэр. Он убил.

– Один? Не ври. В одиночку ни один из вас не сумеет даже спуститься по лестнице.

– Не один, мистер. Большой-Бо – он тоже.

– Что за Большой-Бо? – спросил Римо.

– Большой-Бо Пикенс. Он убил.

– Который из вас Большой-Бо Пикенс?

– Его нет, сэр. Уехал.

– Куда уехал?

– Ньюарк. Когда полиция приехала и стали копаться в доме – Бо-Бо, он решил лучше уехать в Ньюарк, там переждать.

– Куда именно в Ньюарк? – спросил Римо.

– Никто не знает. В Ньюарке одного ниггера не сыщут, верно?

Римо кивнул – верно. Что ж, будем ждать возвращения Бо-Бо. Сержант посветил фонариком. Казалось, кто-то вытряхнул содержимое аптечки на тротуар к ногам подростков, прислонившихся к школьной ограде. Пузырьки с таблетками, пакетики с белым порошком, дешевые безделушки и какой-то сморщенный серый комочек.

– Это что такое? – спросил Плескофф.

– Человеческое ухо, – пояснил Чиун.

Ему доводилось видеть отрезанные уши в Китае – там похитители сначала присылали палец вместе с требованием выкупа, а если выкуп не платили, то присылали ухо как знак того, что жертва мертва.

– Чье? – спросил Римо.

– Мое, – ответил парнишка явно не старше четырнадцати лет.

– Твое? – удивился Римо.

– Ага, мое. В метро. Мое.

Римо внимательно посмотрел на парня. Оба уха были на месте.

– Отрезал. Это мои ухи.

– Хватит! – заорал Римо.

Волна гнева захлестнула его, и он нанес смертельный удар прямо в середину черного лица. Но искусство Синанджу – это путь совершенства, а не путь гнева.

Рука вонзилась в цель со скоростью передачи нервных сигналов, но ненависть нарушила точность и ритм движений. Рука пробила череп и воткнулась в мягкий, теплый, не отягощенный знаниями мозг, но, пробивая лобную кость на такой скорости и без обычного ритма, одна из косточек кисти треснула, движение руки замедлилось, и она вернулась вся в крови. И в боли.

– Достаточно! – заявил Чиун. – Ты использовал искусство Синанджу всуе, и вот результат. Посмотри на эту руку, которую я тренировал. Посмотри на это тело, которое я тренировал. Посмотри на это злобное, разъяренное, раненое животное, в которое ты превратился. Как всякий белый человек.

Услышав последние слова Чиуна, один из парней крикнул, повинуясь рефлексу:

– Точно!

Чиун, Мастер Синанджу, положил конец столь грубому вторжению в сугубо личную беседу. Длинные тонкие пальцы Чиуна вроде бы медленно-медленно поплыли по направлению к широкому носу, но когда желтая рука коснулась черной физиономии, результат был такой, как если бы по голове изо всей силы ударили бейсбольной битой. Крак! Парень упал, голова раскололась, а мозг вытек на тротуар, как яйцо на сковородку.

Чиун снова обратился к Римо:

– Возьми одного из них, и я покажу тебе, как тщетны и по-детски наивны твои поиски справедливости. Справедливость недоступна для человека на земле, и она всего лишь иллюзия. Справедливость? Справедливо ли было тратить твои нечеловеческие способности на разборки вот с этими, которые явно не представляют никакой ценности ни для кого, а еще меньше – для себя самих? Что это за справедливость? Пошли.

– Рука совсем не болит, – солгал Римо.

Он держал плечо в таком положении, чтобы даже малейшие отзвуки дыхания не дошли до кисти, где пульсировала дикая боль. Он понимал бессмысленность своей лжи, ибо Чиун сам когда-то научил его, по каким признакам можно распознать, где у человека очаг боли. Это заметно по тому, как тело пытается прикрыть раненый орган, а плечо Римо было выставлено вперед, чтобы рука могла висеть вертикально и неподвижно. Тише, ради Бога, тише, молил про себя Римо, уже забывший – и, как надеялся, навсегда – о том, что бывает такая боль.

– Выбирай, – сказал Чиун, и Римо ткнул пальцем в одну из темных фигур.

И вот таким образом в их компанию попал шестнадцатилетний Тайрон Уокер, известный также под именами Алик Аль-Шабур, Молоток, Ласковый Тай и еще под тремя другими, ни одно из которых, как Римо выяснил позднее, он не мог дважды произнести одинаково. Чиун с Римо расстались с сержантом. Тот, увлеченный новой идеей положить конец насилию на нью-йоркских улицах, в три пятьдесят пять утра остановил золоченый «кадиллак», за рулем которого сидел крутого вида негр с круглой головой и могучими, как стена, плечами. В машине было еще четверо чернокожих. Человек за рулем сделал резкое движение, и сержант Плескофф разрядил кольт 38-го калибра в лицо врачу-ортодонту из близлежащего пригорода и в остальных пассажиров машины: двух бухгалтеров, специалиста по борьбе с коррозией металлических конструкций и заместителя председателя комиссии по водоснабжению штата.

Когда днем Плескофф услышал сообщение об этом по телевидению, он немного заволновался. Кто их знает – вдруг им придет в голову произвести баллистическую экспертизу, как это делается в Чикаго? За убийство пятерых ни в чем не повинных людей в автомобиле нью-йоркского полицейского могут отстранить от работы на несколько недель. К тому же они – чернокожие. За это Плескофф мог и вовсе потерять работу.

Тайрон пошел с двумя белыми. Правда, второй был вроде желтый, но светлый – тоже, можно сказать, белый; кто его разберет. Тайрон пригрозил поколотить их, но тогда белый, у которого была ранена рука, ударил его здоровой рукой.

Тайрон перестал грозить. Они привели его в гостиницу. А, так вот что нужно этим двум педикам. Но Тайрон им даром не дастся.

– Пятьдесят долларов, – сказал Тайрон. – Бесплатно – это изнасилование!

– Ты нужен пожилому джентльмену, но вовсе не для этого, – сказал молодой белый – тот, который сделал жестокость Саксонским Лордам.

Они спросили Тайрона, не хочет ли он есть. Он хотел, и еще как. Гостиница была прямо рядом с парком в центре города. Она называлась «Плаза».

Тут были огромные странные старинные комнаты. И очень красивый ресторан внизу. Как в закусочной «Полковника Сандерса», только тут еду приносили.

Здорово.

Алик Аль-Шабур, он же – Тайрон Уокер, заказал себе «Пепси» и «две сладкие палочки». А этот белый заказал для Тайрона бифштекс с овощами. Себе он заказал просто тарелку риса. Зачем этот белый заказал, что Тайрон не хочет?

– Потому что вредно есть много сладкого, – сказал белый.

Тайрон увидел, как желтый пробежал длинными смешными пальцами по раненому пальцу белого. Смешно. Но белый вдруг расслабился, словно палец больше не болит. Волшебство.

Подали еду. Тайрон съел хлеб и крекеры. Белый велел Тайрону съесть все. Тайрон сообщил, что белый может сделать с тарелкой. Белый схватил Тайрона за ухо. Больно, ой-ой-ой, правда больно! У-у-й-й-и! Больно же!

Тайрон голоден. Тайрон все съест. Все-все. И эту белую жесткую штуку она никак не режется.

Тайрона вдруг осенило – он понял, что если полоски, которые он отрезал от этой белой жесткой штуки, скатать в шарики, будет легче ее проглотить.

– Не ешь салфетку, идиот, – сказал Римо.

– Вот, – сказал Чиун. – Он не знает ваших западных обычаев. И это тоже одно из доказательств того, что ты не сможешь добиться справедливости. Даже если он убил ту старую женщину, которую ты не знал, но смерть которой принимаешь так близко к сердцу, его смерть не вернет ее к жизни.

– Я могу сделать так, что убийца не будет наслаждаться жизнью.

– Но при чем здесь справедливость? – спросил Чиун. – Я не умею добиться справедливости, а ты, Римо, ты, которому далеко даже до пятидесяти, ты добьешься?! – Он кивнул на черного парня. – Вот тебе типичный пример. Это существо зовут Тайрон. Можешь воздать ему по справедливости?

Тайрон выплюнул последнюю полоску салфетки. И почему этот белый сразу не сказал, что ее не надо есть!

– Эй, ты, – обратился к нему Чиун. – Расскажи о себе, потому что мы должны знать, кто ты.

Эти двое могли причинить ему боль, и это были не учителя и не легавые, которые только грозят и никогда ничего не делают, так что Тайрону пришлось ответить:

– Хочу найти моих предков, великих предков, африканских королей, мусульманских королей.

– Хочешь узнать свою родословную, как в «Наследии»? – Римо вспомнил популярную, полную самых фантастических измышлений книгу, рассказывающую о том, как некий негр отыскал родину своих предков.

Если бы какой-нибудь роман содержал столько фактических ошибок, он вызвал бы массу критики, хотя художественное произведение – плод авторской фантазии. Но эта книга претендовала на историчность и считалась документальным произведением, хотя в ней хлопчатник рос в Америке до того, как стал сельскохозяйственной культурой, рабов доставляли прямиком из Африки в Северную Америку, а не на Карибские острова, как на самом деле, и самое смешное – в ней черного раба отвозили в Англию для обучения, хотя в те времена любой раб, ступавший на землю Англии, по закону автоматически становился свободным. Эта книга стала учебным пособием для колледжей. Римо ее прочел, и его восхитила уверенность автора в своей правоте.

Сам Римо не знал, кто его предки и в чем его наследие, – его сразу после рождения подкинули в сиротский приют.

И это было одной из причин, почему организация под названием КЮРЕ сделала именно его своим орудием. Никто не будет о нем скучать. И действительно, у него не было ни одного близкого человека, кроме Чиуна. Но в Чиуне для него соединилось все: и предки, и наследие – великое наследие Синанджу, простирающееся в глубь времен на тысячи лет. Римо не волновало, соответствуют ли истине факты, изложенные в «Наследии». Ему хотелось, чтобы это было правдой. Кому будет плохо, если даже на самом деле это белиберда? Может быть, людям нужно именно это.

– Я знаю, я могу найти великого короля мусульман, мое большое наследие, если сделаю самую трудную часть. Я могу. Конечно, я могу.

– Что за трудная часть? – спросил Римо.

– У всех Саксонских Лордов одна трудная часть. Узнать назад сто лет. Потом тысячу лет.

– Так что же это? – еще раз спросил Римо.

– Мы можем дойти до великих мусульманских королей Африки. Если сначала найти наших отцов. Пигги, ему лучше всех получилось. Он знает трех мужчин. Один – наверняка отец. Он, считай, уже почти дошел до короля.

Чиун поднял вверх палец.

– А теперь пораскинь мозгами, творение природы. Попробуй представить себе старую белую женщину. И вот тебе две картинки. На одной она закрывает дверь и уходит. На другой она лежит мертвая у твоих ног. Мертвая и неподвижная. Ну, какая картинка хуже?

– Закрывает дверь – плохая картинка.

– Почему? – спросил Чиун.

– Потому что деньги остались у нее. А другая картинка – она мертвая, а ее деньги у меня.

– А разве хорошо убивать стариков? – спросил Чиун с улыбкой.

– Ага. Они лучше всех. Молодой – он тебя убьет. Старики – они лучше всех, слабые. Нет проблем, особо если белые.

– Спасибо, – поблагодарил его Чиун. – Ну вот, Римо, ты что – убьешь его и будешь считать это справедливостью?

– Ты прав, черт побери, – сказал Римо.

– Это не человек, – изрек Чиун, ткнув пальцем в сторону чернокожего парня в синей джинсовой куртке с надписью «Саксонские Лорды» на спине. – Справедливость существует для людей. А это не человек. Это даже не плохой человек. Плохой человек поступит так же, как этот, но плохой человек будет знать, что поступил плохо. Это существо даже не имеет представления о том, что старых обижать не годится. Нельзя воздать по справедливости тому, что не доросло до человека. Справедливость – это понятие из мира людей.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Римо.

– Старик – он прав, – заявил Тайрон, инстинктивно почуяв, откуда придет избавление. С ним уже тринадцать раз официальные лица проводили разъяснительную работу, и он научился загодя распознавать ветер свободы.

– Ты станешь убивать жирафа за то, что он съел лист? – спросил Чиун.

– Если бы я был фермером, я бы, черт меня побери, постарался не подпускать жирафов к моим деревьям. Вполне вероятно, я бы и стрелял в них, – ответил Римо.

– Возможно. Только не называй это справедливостью. Это не справедливость. Нельзя наказать лист дерева за то, что он тянется к свету, и ты не можешь воздать по справедливости груше, которая созрела и упала с дерева. Воздать по справедливости можно только людям, обладающим свободой выбора.

– Не думаю, что это существо следует оставить в живых, – сказал Римо.

– А почему бы и нет? – поинтересовался Чиун.

– Потому что это мина замедленного действия.

– Возможно, – улыбнулся Чиун. – Но как я уже сказал, ты – ассасин, ты карающая рука императоров. Чистить унитазы – не твоя задача. Тебя не для этого нанимали.

– Нет, сэр. Не надо чистить унитазы. Чистить унитазы. Нет, сэр. Не надо чистить унитазы.

Тайрон запрыгал на стуле, прищелкивая в такт пальцами. Дорогой белый с золотом стул задрожал от его прыжков.

Римо посмотрел на парня. Таких, как он, великое множество. Какая разница – одним больше, одним меньше.

Кисть правой руки еще ныла, но он знал, что ни один хирург в мире не вправил бы кость лучше, чем это сделал Чиун. Процесс заживления идет с такой же скоростью, как у младенца. Когда все резервы организма используются в максимальной степени, весь организм функционирует значительно более эффективно. Рука пройдет, но не сорвется ли он снова во время работы? Он посмотрел на руку, потом – на Тайрона.

– Ты понимаешь, о чем мы говорим? – спросил Римо.

– Ничего я не понимаю. Треплетесь чего-то.

– Ну так вот, я еще немного потреплюсь. Я считаю, что должен убить тебя за все преступления против этого мира, которые ты совершил. Худшее из них то, что ты родился на свет. Я считаю, что справедливость именно в этом. А вот Чиун считает, что тебя надо оставить в живых, так как ты не человек, а животное, а животному воздать по справедливости невозможно. А ты сам как считаешь?

– Я думаю, я лучше пойду отсюда.

– Прибереги эту мысль, Тайрон, – сказал Римо. – Ты еще некоторое время останешься в живых, пока я решу, кто прав – я или Чиун.

– Не спеши. Спешить не надо.

Римо кивнул.

– А сейчас я задам тебе несколько вопросов. Если во время убийства что-то было украдено из квартиры, где этот товар в конце концов окажется?

Тайрон замялся.

– Ты собираешься солгать, Тайрон, – предупредил Римо. – Лгут люди, а не звери. Солги – и ты человек. А раз ты человек, то я тебя убью, чтобы воздать тебе по справедливости. Понял?

– Если что украли, товар берет передобобный Уодсон.

– Что за Пэ-Рэ-Добобни-Уодсон? – спросил Римо.

– Не Пэ-Рэ-Добобни, – поправил Тайрон. – Передобобный.

– Он хочет сказать преподобный, – сказал Чиун. – Я уже достаточно изучил этот диалект.

– Кто это? – спросил Римо.

– Проповедник и большой жук – его иметь дома и все такое.

– Он что, ваша «крыша»? Скупщик?

– Всем жить хотеть.

– Чиун, кто за него в ответе? – спросил Римо. – Кто должен был научить его, что красть, убивать, насиловать и грабить плохо?

– Ваше общество. Общество устанавливает нормы, которые человек должен соблюдать.

– Школа, семья, церковь, так? – спросил Римо.

Чиун кивнул.