Текст книги "Повелитель земного предела"

Автор книги: Уорнер Мунн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

ОРЕЛ И ЗМЕЯ

Получив послание от Мерлина, все мы воспряли духом, ибо до сих пор не знали, живы наши друзья или нет. В последнем случае все наши планы рушились, и нам следовало спешно возвращаться назад, в Ацтлан. Действительно, с течением времени люди все чаще выражали недовольство бездействием, и первый порыв воодушевления давно прошел. Обитатели Алата весьма нетерпеливы – они могут выиграть сражение, но выиграть войну им трудно. Они не умеют ждать и хотят решить все с налету – потому-то дисциплинированным майя и удавалось так долго держать их страну в подчинении.

Когда бы не постоянные тренировки на плацу и не железная дисциплина (вызывающая протест в душах дикарей, но признанная необходимой даже самыми упрямыми) численность моего войска, полагаю, сократилась бы вдвое вследствие дезертирства.

Так или иначе, главная заслуга по сохранению порядка в лагере принадлежала женщинам. Неколебимая их вера в мои замыслы имела огромное значение – ибо, наблюдая за постоянными занятиями по строевой подготовке и упражнениями с оружием, они убеждали себя, что столь изнурительные тренировки не могут оказаться напрасными. И под оценивающими взглядами своих жен воины состязались друг с другом за право прослыть лучшим.

Кроме того, я создал в лагере рыцарский орден – с системой наград разной степени, цветными плащами, знаками различия, указывающими на ранг члена сообщества и весьма торжественным ритуалом, совершаемым при принятии в орден избранных. Я посвятил в рыцари нескольких «Героев», которых в обиходе стали называть просто «храбрецами» (хотя впоследствии идея эта распространилась далеко за пределами моего народа, и ныне по всей Чичамеке дикари украшают себя перьями с целью указать свои боевые заслуги, и всякий мужчина, достигший зрелости и стоящий на иерархической лестнице ниже вождя называется «храбрецом»).

С помощью всех этих мер мне удалось сохранить порядок в лагере до той поры, пока мы не узнали, что ходеносауни ожидают только дня, чтобы хлынуть через границы Тлапаллана с топором и огнем. Чичамека бурлила от волнения, и, когда бы все голоса, звучавшие в сумеречных ее лесах слились в один, – то был бы вопль ненависти, от которого кровь до последней капли заледенела бы в жилах майя.

Мы дождались назначенного дня, а затем, оставив в крепости охрану из пяти центурий, команду инженеров и всех женщин, покинули наш лесной дом и вновь двинулись лесом – к месту слияния двух крупнейших речных дорог Тлапаллана.

Там находилась большая крепость, укрепленная хорошо, но не настолько, чтобы устоять против нас. Защитники ее не были знакомы с нашим способом ведения боевых действий, а дикие племена окрестных лесов не обладали упорством, необходимым для сопротивления постоянным атакам, и посему постоянно отступали.

Мы окружили крепость, и два дня и две ночи осыпали ее стрелами, в том числе и горящими. Кроме того, мы отрезали осажденным путь к воде: земляные валы, связывающие крепость с рекой, все время находились под частым дождем стрел. На третье утро крепость сдалась.

Ни одного строения не уцелело в ней. Сгорело все, что могло сгореть, и все оставшиеся в живых защитники были изранены.

Должно быть, пленники приготовились к истязаниям и мучительной смерти, но ни один из них не дрогнул, проходя сквозь наши ряды и бросая в кучу оружие.

Накормив пленных, мы посадили их, несвязанных, в обтянутые кожей челны, дабы они разнесли по всей стране весть о нашем появлении в Тлапаллане. По нашим расчетам местные жители должны были искать укрытия в крепостях, захватить которые для нас, безусловно, не составляло большого труда. Тех же, кому не найдется места в переполненных крепостях, я рассматривал как часть населения, которая по необходимости признает нашу власть и наверняка поспешит присоединиться к нам.

Затем мы не спеша занялись восстановительными работами и отослали назад в лагерь отряд, призванный помочь гарнизону и нашим женам сняться с места и переправить их сюда вместе с орудиями, дабы укрепить новую крепость вдвое против прежнего. По возвращении отряда с женщинами и механизмами я увеличил численность гарнизона на пять центурий и незамедлительно выступил со своим войском по меньшей из рек в направлении Четырех Городов.

Пока мы вели боевые действия в этой части страны, восточные, северные и южные границы Тлапаллана трещали под напором полчищ чичамеков: они осадили все без исключения крепости, составляющие внешнюю цепь укреплений Тлапаллана, лишив тем самым гарнизоны свободы перемещения, и многотысячные объединенные племена тем временем хлынули в глубину страны между осажденными крепостями.

Ни одно из осажденных подразделений не могло выйти навстречу противнику и воспрепятствовать его продвижению вперед – и безответным оставался бой барабанов, и напрасно поднимались столбы дыма на пиках скал.

Алата превратилась в полную воплей кровавую арену, а Тлапаллан стал землей, еще более красной, нежели мог предугадать человек, давший сей стране имя!

Мы, ацтеки и толтеки, продвинулись вперед дальше остальных и день ото дня подступали все ближе к Четырем Городам, сердцу Тлапаллана. Наше войско накатывалось на небольшие деревни и селения и разрасталось за счет местных жителей. Рыдающие женщины, искалеченные непосильным трудом на полях угрюмые мужчины, вооруженные всем, чем только можно перерезать глотку или раскроить череп врагу, присоединялись к нам, дабы сразиться за свободу – и столь велико было число этих отчаявшихся, что я сформировал из них отдельные центурии со своими командирами и использовал их как войска первого удара, ибо люди сии дрались так, словно не хотели больше жить.

Мы вошли в полосу лесов, отделяющих относительно дикие территории от возделанных земель. Ночью небо окрасилось в красный цвет от множества бивачных костров, а днем мы продолжили путь – почти беспрепятственно.

Время от времени валился наземь воин, пронзенный дротиком атлатла, пущенным с какого-нибудь высокого дерева. Иногда с высоты падал булыжник, повергая наземь людей. Но ни одной битвы, ни одной стычки не произошло в пути. Я уже начал подозревать, что мы спешим в какую-то западню.

Однажды спущенные с горы камни вызвали обвал целого склона, в результате которого погибли многие воины, ибо обвал сей походил на залп целой батареи баллист. Наши разведчики настигли противников и убили их. Мне пришлось перестроить ряды. Мы продолжали идти, проникая все глубже и глубже на территорию врага.

Затем из близлежащего сумеречного сосняка вернулся изувеченный умирающий разведчик – последний из своего отряда – с известием о том, что в сем бору лежит в засаде целое войско преданных правительству тлапалликов, а дальше за ними стоит лагерем отборное войско майя, готовое уничтожить те наши части, которые сумеют прорвать первую линию обороны.

Мы сделали привал и обсудили создавшееся положение. Я созвал совет из моих трибунов (до моего прибытия в Ацтлан они являлись самостоятельными вождями племен) и допустил на него нескольких центурионов от наиболее надежных подразделений из недавнего нашего пополнения. Много предложений было выдвинуто и обсуждено на совете, но наконец один из бывших рабов подал мысль, оказавшуюся спасительной для нас. Этому центуриону я дал право приказывать и действовать.

Сей изуродованный побоями и покрытый шрамами от кнута воин по имени Га-но-гоа-да-ви – или Человек Поджигающий Волосы – принадлежал к Клану Медведя. Представитель Народа Великих Холмов, являющийся рабом в первом поколении и имеющий за плечами десять лет беспрерывного труда и глубокой скорби о своем народе, он с величайшим удивлением узнал о доблестных подвигах своих сородичей на севере. Никогда еще не было на свете человека с именем, столь отвечающим его характеру.

По его приказу семь подчиненных ему центурий вошли в чащу. Воины прятались за каждым кустом и камнем и заполнили лес, как вода заполняет все свободное пространство в чашке, полной гальки. Они дрались, убивали и принимали смерть. Немногие вернулись назад. За спинами же этих немногих лес полыхал огромным – до самого поднебесья – костром. А воины выстроились перед нами и размахивали длинными ремнями со связками кровавых скальпов, и грозно потрясали отборным оружием майя, обернувшись в сторону огненной стены, которая отделяла нас от врага.

Затем мы стремительно обошли распространяющийся пожар, нашли легко обороняемую позицию и укрепились на ней еще до появления майя, рассчитывающих добить обессиленного врага. Но, не зная с какой стороны наиболее вероятно ожидать нашего появления из горящего леса, майя разделили свои силы – и тем самым подписали себе смертный приговор.

К тому времени, когда первая дивизия врага – значительно превосходящая по численности две мои когорты, хоть и являющаяся всего лишь половиной всей армии – собралась атаковать нас, мы уже возвели земляные укрепления, вырыли перед ними глубокий ров и были почти готовы к нападению.

Близилась ночь. Майя разбили лагерь за пределами досягаемости дротика атлатла и чувствовали себя в безопасности. Но едва они успели устроиться как следует, наши стрелы посеяли в стане врагов смерть. А после нескольких удачных выстрелов загорелась сухая трава рядом со складом продовольствия, в результате чего противник понес значительный ущерб.

Хотя на следующий день лагерь майя уже находился от нас на расстоянии, превышающем дальность полета стрелы, страх голода заставил их командира принять решение атаковать нас немедленно, не дожидаясь подкрепления.

С первым проблеском зари майя бросились на наши укрепления.

Еще не успев приблизиться к нам на расстояние выстрела атлатла, враги начали валиться наземь десятками, а затем целыми сотнями.

Весь луг был усеян трупами. Достигнув небольшой топи, майя навели через нее мостки из собственных мертвых тел и запрудили дававший нам воду ручей так, что тот в конце концов изменил русло и хлынул красным бешеным потоком через луг, словно живее разъяренное существо, увлекая за собой раненых. Майя подошли к нашим укреплениям почти вплотную, затем дрогнули, замешкались и бросились наутек. Безжалостные стрелы градом сыпались на головы и спины бегущих людей, повергая врага в панику и сея в рядах его смерть.

На безопасном расстоянии майя перестроились и вновь пошли в наступление. Боги! Что это были за люди!

На сей раз они захватили земляной вал, но натиск их был слаб. Топор, нож и копье не могли противостоять моим бесподобным бойцам, вооруженным мечами. Не успев приблизиться к противнику, майя погибали, пораженные новым оружием, которым не поспешил обеспечить своих людей нерасторопный Кукулькан. Правитель Тлапаллана был человеком непрозорливым, развратным и во многом зависящим от женщин – потому-то и погибла его страна!

Теперь преданные им солдаты Тлапаллана встретились с еще одним оружием: безжалостным, сокрушительным маккаутлем – мечом с зубцами из вулканического стекла, который с одного удара вырывал из тела куски мяса. Подобное оружие майя и не снилось. Швырнув в наши ряды копья, противники пошли на нас, чтобы завершить бой топорами и ножами, но были отброшены назад, изувечены, изрублены, изуродованы. А когда земляной вал опустел, ужасные луки вновь запели песню смерти за спинами отступающих.

Так Орел Ацтлана глубоко вонзил свой клюв в Змею Тлапаллана!

То был кровавый день. Нам очень хотелось отдохнуть как следует, но мы знали, что леса кишат вражескими солдатами, и где-то далеко по нашему следу идет еще не испытанная в бою и не пуганая армия майя и тлапалликов.

Мы собрали на лугу стрелы и прочее оружие; поели, попили и немного передохнули в лагере – но наши часовые были начеку.

Кончился день, и под покровом ночи, спрятанные деревьями от вражеских лазутчиков, мы рыли волчьи ямы на ожидаемого врага до тех пор, пока не начало светлеть небо. И мы успели вовремя, ибо на третьем часу после рассвета майя появились у наших позиций.

Они не могли позволить себе передохнуть после длительного перехода. Выходя из лесу, многие воины шатались от слабости.

Однако при виде окопавшегося противника они словно обрели второе дыхание и молча, без единого боевого клича или воодушевляющего возгласа, бросились на нас по телам своих товарищей.

Все ближе и ближе подступали они – но ни единой стрелы не полетело в их сторону.

– Не спешить! – передал я по цепи бойцов. – Не спешить. Пусть они подойдут к волчьим ямам.

Вот уже совсем близко к валу подкатилась лавина воинов с поднятыми копьями. Угрюмые лица противников выражали суровую решимость, и мы знали: они хотят покончить с нами одним ударом, без всякой жалости.

Для них мы являлись воплощением всего злого, дикого и низкого. Нас нужно было уничтожить, втоптать в землю!

Смотри, как ступают они! Тела их блестят от пота и масла. Длинные конические головы гордо откинуты назад. Стучат и гремят, зацепляясь друг за друга оленьи рога на шлемах. Сверкает в лучах утреннего солнца слюда и полированная медь. Под поступью солдат гудит земля.

Они идут! Не знавшие поражения полчища Тлапаллана – наводящее ужас дисциплинированное войско, покорившее слабые разрозненные племена Алата и укравшее лучшие земли континента! Они идут, и Ацтлан – презираемый ими, но тоже не знавший поражений – ждет их, и оперение положенной на лук стрелы щекочет его ухо!

Человек Поджигающий Волосы испустил клич, которым начинается пляска скальпов:

– Ха-ва-са-сэй! Ха! Ха-ва-са-сэй!

Кто-то одернул его.

Вот майя уже достигли места, где мертвые тела их товарищей лежали кучами. Молодой офицер выбежал вперед из строя (обшитые медью оленьи рога указывали на его высокое звание), высоко подпрыгнул, потрясая копьем, и испустил вой, подобный волчьему, и затем махнул рукой, подбадривая солдат, и издал боевой клич: «Я-ха-и-хи!»

Снова подпрыгнув, он швырнул в нашу сторону копье (пустая угроза, ведь вражеское войско находилось еще слишком далеко от нас), и тут земля разверзлась под ногами воина и целиком поглотила его. Предсмертный вопль несчастного, насквозь пронзенного острыми кольями, смешался с удивленным криком майя.

Затем в волчьи ямы попадала вся первая шеренга солдат, теснимая сзади. Гул мерной поступи обутых в сандалии ног смолк – и в растерянно замерших противников устремились наши язвящие стрелы.

Надо отдать должное храбрости этих людей!

Под частым дождем стрел они восстановили боевой строй, продолжили наступление и заполнили своими телами второй ряд ям доверху. Но, ступая по мертвым телам товарищей, майя продолжали идти вперед. Над земляным валом звенели и свистели дротики атлатла. Воины вышли к третьей полосе капканов, замешкались на миг, вновь потеряли множество товарищей – но не остановились и на сей раз.

Только у четвертого ряда ям майя не выдержали. Когда до вала было уже рукой подать, они дрогнули и обратились в бегство. А наши стрелы валили их наземь подобно тому, как град прибивает к земле пшеницу. Командиры били солдат и умоляли продолжать наступление, но, будучи существами из плоти и крови, а не из железа, те бежали не останавливаясь, а оставшиеся за ними офицеры один за другим – равно старшие и младшие – бросались на собственные копья и отправлялись к своим богам, сохранив честь, не запятнанную поражением.

Больше сдерживать своих свирепых солдат я не мог. С исступленными воплями «Ал-а-ла-ла! Ал-а-ла-ла!» они хлынули через земляной вал, проскочили между волчьими ямами и бросились в погоню за майя – со мной во главе.

Когда мы приблизились к лесу, остатки могучей армии Тлапаллана сплоченными рядами яростно бросились на нас – словно раненый, ослепленный кровью медведь, который крушит все вокруг в надежде перед смертью убить врага.

Стыд сжигал майя – и они собирались оставить по себе долгую память.

Тут-то и пригодилась нам наша железная выучка. Властный зов моей трубы перекрыл крики солдат; трибуны и центурионы ответили мне пронзительными трелями военных свистков – и мгновенно беспорядочно наступающая толпа превратилась в организованную Армию с шеренгами, построенными таким образом, что даже перед солдатами, находящимися сзади, оставалось пространство для выстрела. Оказавшееся перед майя войско диагонального построения выпустило по противнику залп такой сокрушительной силы, что первые ряды попятились назад, опрокидывая задние.

– Держите строй! – прокричал я, ожидая, что майя придут в себя и снова бросятся на нас. Но они дрогнули и кинулись бежать врассыпную – теперь уже в последний раз.

Солдаты за моей спиной взревели, и из строя вперед вырвался Поджигающий Волосы – похожий на демона со своим искаженным ненавистью, ярко раскрашенным лицом. За ним в лес бросились центурионы из рабов, уже не сохраняя строя и не слушаясь никаких приказов. Они гнались, каждый человек сам по себе, за объятым дикой паникой стадом рогатых людей – подобные стае голодных волков, преследующих убегающего оленя.

Немногие вернулись назад. В лесу они сражались и умирали, почитая смерть вещью незначительной в сравнении с возможностью отомстить за зло столь великое. Некоторые появились из леса, когда мы собирали на лугу тела наших мертвых и укладывали их в кучу для общего погребения, снаряжая каждого покойника оружием и бутылкой с водой, необходимой для путешествия в Миктлампу, Страну Мертвых. Другие присоединились к нам, когда жрецы выписывали мертвым пропускные грамоты для беспрепятственного прохождения мимо страшных обрывов и опасных чудовищ. Были убиты все лагерные собаки, призванные идти впереди своих хозяев по дороге в подземный мир и помочь им переправиться через последнюю преграду – широкую реку.

Как потрясен был бы Мерлин, увидь он все это!

Я и сам впал в немалое смятение при виде жестокого обращения с нашими многочисленными пленниками. Многие из них были освежеваны во славу богов, другие – убиты в нечестном бою: их привязывали за одну ногу к камню и, снабдив каким-то игрушечным оружием, натравливали на четырех полностью вооруженных воинов. А огромную корзину, называемую «Чаша Орлов», до краев наполняли сердца тех, кого привязывали к столбам на эшафотах и бессчетное число раз пронзали стрелами, дабы кровь жертв стекала на землю как возлияние богам. И одним из богов был я!

Я был рад, что Мерлин не присутствует при этом!

Наконец ужасные ритуалы закончились. Правда, к наступлению ночи мы еще не успели возвести над телами наших товарищей круглый гладкий курган из хорошо утрамбованной земли.

Мы испекли хлебцы тамалли из муки, но многие (я знал, но ничего не мог поделать) ели на ужин красное мясо, хотя охотой на зверя мы не занимались уже очень давно.

Ночью у дверей моей хижины раздался шепот: «Текутли!» (Господин). Я не ответил, а утром обнаружил у порога бессильно распростертого на земле Человека, Поджигающего Волосы – последнего воина, возвратившегося из погони за майя.

Теперь он не был командиром тысяч бойцов, а всего лишь простым центурионом – ибо в живых осталось не более сотни рабов, готовых следовать за ним. Но когда мы тронулись прочь от этой поляны смерти и мести, он держался с гордостью, подобающей Цезарю во время триумфа. По нему было видно, что никогда больше не станет он рабом. Человек сей кровью выкупил право зваться мужчиной.

НОВЫЙ КУКУЛЬКАН

Итак, враг наш был разбит, но духом еще не сломлен. И, убегая через лес поодиночке или небольшими группами, майя злобно огрызались и бросались на настигающих их преследователей, словно загнанные в угол древесные кошки.

Мы пересекли плодородную долину и углубились в простирающиеся между реками нехоженые дикие леса, где постоянно подвергались неожиданным нападениям. Ни разу не удалось пересечь нам поток беспрепятственно, ни разу не вышли мы на лесную поляну, не заслышав свист дротиков, нацеленных на идущих впереди разведчиков.

Враги чрезвычайно досаждали нам, и, достигнув наконец открытых заселенных пространств, мы сочли было себя в полной безопасности. Но к великому нашему разочарованию, обнаружилось, что отступающие отряды майя опустошили поля злаков и овощей, выжгли все, что могло пригодиться нам в походе.

Порою какой-нибудь раб, рыщущий среди дымящихся руин в поисках обгорелого куска хлеба, присоединялся к нашему войску в надежде найти лучшее пропитание, но мы сами находились в отчаянном положении. Нередко выпадали такие дни, когда никто из нас не ел, и самые слабые ложились у обочины дороги, дабы отдохнуть и если будет на то воля богов – или следовать за отрядом или умереть и не обременять нас больше своим присутствием. Теперь мы могли только радоваться тому, что наши женщины остались в безопасности в хорошо укрепленной крепости у места слияния двух рек.

Мы шли все дальше и дальше с единственным желанием: пересечь страну, соединиться с чичамеками и ходеносауни – отдохнуть как следует и утолить, наконец, голод. На новичков мы смотрели как на воров, крадущих пищу у нас из-под носа. Однако, когда бы не один из этих нежеланных новобранцев, поход наш мог бы окончиться весьма плачевно.

Упомянутый же человек отвел нас к подземному зимнему складу продовольствия, полному глиняных кувшинов, выдолбленных древесных стволов и плетеных из коры корзин, наполненных зернами теоцентли. Майя почему-то забыли уничтожить этот склад. Охваченные радостью, мы перемололи зерно и напекли из муки хлебцев тамалли – и они показались нам самой вкусной пищей, какую когда-либо приходилось пробовать человеку. Некоторые воины перетирали зерна между камнями и мешали сырую муку с водой (так же приготавливали мы пшеницу, когда шли с Шестым по полям Британии) и пили сию смесь в целях облегчить боль в усохших внутренностях и подготовить их к принятию более основательной пищи.

Найденного зерна хватило на обе когорты. Более того, нам удалось питаться им еще два дня – хоть и крайне маленькими порциями.

От этого новоприбывшего человека мы узнали, что преследуемые нами враги истребляли на своем пути всех рабов, слишком старых или слишком молодых для войны. Эти сыны Тлапаллана с обагренными кровью руками убивали даже женщин и грудных детей, щадя лишь тех, кто клялся сохранить верность Империи. Таким образом неуклонно разрастающееся войско майя двигалось впереди нас к Четырем Городам – но в каком именно городе оно хотело занять оборону, мы не могли угадать.

Нам оставалось лишь идти по следу войска, оставленному в виде широкой полосы опустошения, – что мы и делали в надежде настичь и уничтожить врага. Но догнать майя нам так и не удалось, хотя часто видели мы впереди занимающиеся яростным огнем строения и натыкались на зарезанных рабов – еще теплых, но уже отошедших в Страну Мертвых.

Казалось, майя сознают безвыходность своего положения, хотя, конечно, они могли судить о своем положении лучше нас. От беженцев мы узнали, что большинство передовых крепостей пало перед натиском ревущей ярости чичамеков. На востоке же земли были наводнены не имеющими единого командования военными отрядами, которые жгли, убивали и грабили безостановочно – так что смерть грозила всем тлапалликам, кроме укрывшихся в крупных городах и хорошо укрепленных селениях.

Помимо этого по стране ходили слухи о том, что на севере пал священный Город Змеи, и никогда больше Пожирательнице не суждено глотать злополучных рабов. Однако в последних новостях я усомнился, ибо не верил, что ходеносауни удалось собрать достаточно сил для взятия сей твердыни, дающей укрытие всем жителям окрестных селений.

Мы не знали, что Мерлин действительно взял Город Змеи, истребил все его население, пощадив только женщин, детей и тлапалликов, которые побросали оружие и взмолились о пощаде. Люди Длинного Дома умертвили Х'менов, стерли с лица земли павильон и алтарь на печально известном Яйце и возвели по приказу Мерлина на этом месте двадцатифутовый крест, после чего покинули город и теперь спешили навстречу нам.

Еще не успев узнать все это, мы подошли к самому южному из Четырех Городов, к обнесенному мощной стеной Тлакопану, и разбили под стенами его лагерь, дабы иметь возможность основательно приготовиться к осаде. Это произошло как раз вовремя, ибо люди мои уже начинали роптать, недовольные долгим переходом, пустыми желудками и отсутствием возможности встретиться в открытом бою с врагом, на котором можно выместить всю злобу, накопившуюся со времени первого лесного сражения.

Честно говоря, мне кажется, что, когда бы не моя репутация живого бога, люди не пошли бы за мной так далеко – ибо, в конце концов они были всего лишь варварами, которых своей властью я принудил к действиям, совершенно отличным от всего их предыдущего опыта. Опасно исполнять роль повивальной бабки при рождении новой нации.

Тем из нас, кто полагал, что взять Тлакопан будет просто, после первого же штурма всех четырех крепостных стен пришлось расстаться с этой мыслью.

Тогда мы оценили огромную разницу в ведении осадных боев, целиком обусловленную тем, находятся ли в укреплении ацтеки или тлапаллики.

Осажденные подпустили нас близко к стенам (точно так же недавно мы подпускали к валу наш их противников), а затем над крепостной стеной по всей ее длине появились головы тлапалликов, и в воздухе засвистели и зажужжали пущенные из пращи камни! Очень точны были их попадания – и смертоносны.

С моей стороны полегла большая часть первой шеренги, и смертность была высока везде, но наступающее войско все же подкатилось к самым стенам крепости и оказалось под язвящим градом дротиков. Мы попытались поджечь бревна частокола, но безуспешно: промокшее после недавнего трехдневного дождя дерево не занималось. Тогда нам, лишенным какого бы то ни было укрытия, пришлось отступить и предоставить Природе сражаться вместо нас.

Как в большинстве окрестных селений, воду в Тлакопан доставляли по коридору, ограниченному с двух сторон укрепленными земляными валами, который вел от крепостной стены к ближайшей реке. Валы обеспечивали прекрасную защиту от дротиков атлатла, но мало помогали против падающих с неба стрел наших лучников. Беспрерывно осыпая путь к реке дождем стрел и держа под охраной подступы к воде, мы сделали жизнь защитников крепости настолько невыносимой, что наконец нам удалось отогнать от ворот охрану, и захватить земляные валы, полностью отрезав город от источника пресной воды.

Шли дни. Мы знали, что осажденные страдают от жажды, если не от голода. Мы голодали тоже, ибо поблизости нигде не было мест для охоты и рыбалки, и нам приходилось жить впроголодь на одном зерне, которое доставляли разведчики из уцелевших окрестных деревень.

Затем в один прекрасный день, когда падение Тлакопана казалось уже скорым и неминуемым, насмерть перепуганный разведчик принес нам известие об огромной армии, идущей на подмогу осажденным. Я знал, что к прибытию вражеского подкрепления мы любой ценой должны были оказаться под защитой стен города – и посему передал командование трибунам, приказал сколотить множество легких лестниц для штурма крепостных валов и приготовиться к встрече с нами, когда мы будем медленно отступать к городу под натиском врага. С девятью центуриями ацтеков, пятью центуриями толтеков и большинством освобожденных тлапалликов, служивших у нас лесными гонцами, я отправился навстречу врагу с целью завязать с ним бой, увлечь в ближайшее ущелье, где под каменным обвалом он временно окажется в нашем распоряжении.

Мы двинулись прочь от города, который в тот момент подвергался яростнейшей атаке, и вскоре уже лежали высоко в скалах за грудами собранных булыжников в ожидании боя. Мы понимали, что после первого же сильного удара нам придется отступать, и молили небеса о том, чтобы к нашему возвращению безопасное убежище уже ожидало нас.

Вот мелькнули между кустами обнаженные тела союзников, бесшумно спускающихся на дно ущелья. А потом с высоты мы увидели авангард приближающегося врага.

Но что это? Где рогатые шлемы тлапалликов? Где отвратительные скошенные, плоские лбы майя? Вместо этого я увидел колеблющиеся перья ходеносауни, подвластного Мерлину народа! То были друзья, а не враги!

– Не стрелять! – вскричал я и, очертя голову, бросился вниз навстречу друзьям. Через считанные секунды я уже обнимал своих старых товарищей – Валерия, Антония, Интинко-каледонца, Луция – и торжественно пожимал руку Мерлину. Чья-то тяжелая ладонь опустилась на мое плечо.

– Атохаро, брат мой! – сказал Хайонвата.

В восторге обнял я друга и прижал к панцирю так, что ребра его затрещали, и на суровом лице воина мелькнула улыбка. О, он умел улыбаться, мой доблестный брат по крови! Но об этом не знал никто, кроме его друзей и близких родственников.

Я приказал своим людям срочно спуститься со скал, и оба войска, смешавшись, поспешили назад, дабы содействовать захвату города. Но по прибытии мы обнаружили, что Тлакопан уже сдался моим трибунам, которые после поражения врага мгновенно забыли о своих обязанностях Они позволили тлапалликам оставить оружие при себе и предложили им самолично свести счеты с бывшими хозяевами.

К нашему приходу расплата уже свершилась, но я имел удовольствие разжаловать трибунов в рядовые и поставил на их места шестерых своих Героев. Одним из трибунов я хотел назначить Человека Поджигающего Волосы, дав ему командование над новым пополнением из тлапалликов, но тот исчез в неизвестном направлении, и тело его не обнаружили ни среди убитых в городе, ни за его пределами.

Не объявился он и на следующее утро. Мне пришлось смириться с мыслью, что доблестный воин остался лежать мертвым где-то в лесу, так как прервать поход из-за одного человека я не мог. Итак, мы разрушили оборонительные сооружения Тлакопана, сожгли дома и отправились в путь на следующий день.

Наша Армия состояла из представителей трех народов и насчитывала двадцать тысяч копьеносцев, включая не вполне заслуживающих доверия тлапалликов, которых мы знали еще слишком мало, чтобы рассчитывать на их благонадежность в случае голода.

Мы шли к Кольхуакану, Городу Вьющегося Кургана, где почитали Мишкоатля, Змею Ураганов – второму по святости и по богатству жертвоприношений после отвратительного города Змеи. Туда бежал король-жрец перед самым падением столицы. А всего в десяти милях от Кольхуакана находилась величайшая цитадель Тлапаллана – Майяпан, чьи земляные валы превосходили длиной и толщиной Стену Адриана.

Взять Кольхуакан мы сможем, но удастся ли нам войти в Майяпан в ином качестве, нежели пленниками? Однако мы продолжали идти вперед. Время покажет.

Снова пришлось нам в пути преодолевать сопротивление врагов, снова чинили они нам препятствия.

Близилась зима. Мы спешили, ибо знали, что с выпадением снега поход наш бесславно окончится. А я и Мерлин прекрасно понимали: если мы потерпим неудачу сейчас, то в следующий раз нам уже не удастся собрать такие силы. Я уже подумывал, не попросить ли мне старца прибегнуть к помощи колдовства и лишь с трудом удерживался от подобной просьбы, памятуя об отношении Мерлина к магии.