Текст книги "Листья травы (Leaves of Grass)"

Автор книги: Уолт Уитмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

В стенах ее собрано все, что движет

людей к совершеннейшей

жизни,

Все это испытуется здесь, изучается,

совершенствуется

и выставляется всем напоказ.

Не только создания трудов и ремесел,

Но и все рабочие мира будут

представлены здесь.

Здесь вы увидите в процессе, в

движении каждую стадию

каждой работы,

Здесь у вас на глазах материалы будут,

как по волшебству,

менять свою форму.

Хлопок будут собирать тут же, чуть ли

не у вас на глазах,

Его будут сушить, очищать от семян и у

вас на глазах превращать

в нитки и ткань,

Вам покажут старые и новые процессы

работ,

Вы увидите разные зерна и как их

мелют, пекут из них хлеб,

Вы увидите, как грубая руда после

многих процессов становится

слитками чистого золота,

Вы увидите, как набирает наборщик, и

узнаете, что такое

верстатка,

С удивлением увидите вы, как

вращаются цилиндры ротационных

машин,

Выбрасывая лист за листом тысячи

печатных листов,

Перед вами будут создавать

фотоснимки, часы, гвозди, булавки,

модели всевозможных машин.

В больших и спокойных залах

величавый музей даст вам

безграничный урок минералов,

А в другом вам покажут деревья,

растения, овощи,

В третьем – животных, их жизнь,

изменения их форм в веках.

Один величавый дом будет домом

музыки,

В других будут другие искусства и

всякие другие премудрости,

И ни один не будет хуже другого, их

будут равно почитать,

изучать и любить.

(И это, все это, Америка, будут твои

пирамиды и твои обелиски,

Твой Александрийский маяк, твои

сады Вавилона,

Твой Олимпийский храм.)

<>

*

<>

Довольно твердить о войне! да и

самую войну – долой!

Чтобы мой ужаснувшийся взор больше

никогда не видал

почернелых, исковерканных трупов!

Долой этот разнузданный ад, этот

кровавый наскок, словно мы

не люди, а тигры.

Если воевать – так за победу труда!

Будьте нашей доблестной армией вы,

инженеры и техники,

И пусть развеваются ваши знамена под

тихим и ласковым

ветром.

. .Так прочь эти старые песни!

Эти романы и драмы о чужеземных

дворах,

Эти любовные стансы, облитые

патокой рифмы, эти интриги

и амуры бездельников,

Годные лишь для банкетов, где

шаркают под музыку танцоры

всю ночь напролет,

Разорительные эти забавы, доступные

лишь очень немногим.

. .Муза! я приношу тебе наше

здесь

и наше

сегодня

,

Пар, керосин и газ, экстренные поезда,

великие пути сообщения,

Триумфы нынешних дней: нежный

кабель Атлантики,

И тихоокеанский экспресс, и Суэцкий

канал, и Готардский

туннель, и Гузекский туннель, и

Бруклинский мост.

Всю землю тебе приношу, как клубок,

обмотанный рельсами

и пароходными тропами,

избороздившими каждое море,

Наш вертящийся шар приношу. .

ПЕСНЯ РАЗНЫХ ПРОФЕССИЙ

<>

1

<>

Это песня разных профессий!

В работе машин и ремесел, в полевых

работах я вижу движенье

вперед

И нахожу вечный смысл.

Рабочие и работницы!

Если бы я был блестяще образован, то

разве это значило бы так

много?

Если бы я был директором школы,

богатым благотворителем,

мудрым государственным

деятелем, то разве это значило бы

так много?

Если бы я был предпринимателем и

платил вам, то разве это

удовлетворило бы вас?

Образован, добродетелен,

благожелателен и прочие подобные

названия,

Но ведь любят меня, а не подобные

названия.

Я не слуга и не хозяин;

Я принимаю и высшую и низшую цену

– я хочу получить только

свое от того, кто рад мне;

Я равен вам, и вы равны мне.

Если вы за работой стоите в цехе, то и

я стою рядом с вами;

Если вы даете подарки вашему брату

иль лучшему другу, то и я

принимаю их, как ваш брат или

лучший друг;

Если вы принимаете радушно того,

кого любите, мужа, жену, то

вы принимаете и меня;

Если вы унижены, больны, стали

преступником, то и я

становлюсь таким же ради вас;

Если вы вспоминаете о своих

безумных противозаконных

поступках, то разве и я не

вспоминаю о таких же моих поступках?

Если вы пьете за столом, то и я пью

напротив вас за столом;

Если вы, встретясь с незнакомцем на

улице, полюбите его иль ее,

то и я не раз полюбил незнакомых

встречных на улице.

Что вы думаете о себе?

Или вы сами недооцениваете себя?

Или вы думаете, что президент более

велик, чем вы?

Или богач лучше вас? Или

образованный мудрее вас?

(Если вы грязны, прыщавы, были

пьяницей или вором,

Если вы больны, стали ревматиком

или проституткой,

Если вы легкомысленны,

слабовольны, не образованны и не

видели свое имя в печати,

То разве из-за этого у вас меньше прав

на бессмертье?)

<>

2

<>

Человеческие души! Это не вас

называю я невидимыми,

неслышными, неосязаемыми;

Это не о вас я спорю – живые вы или

нет;

Я заявляю открыто – кто вы, если

никто другой не заявляет.

Взрослый, подросток, ребенок в этой,

как и во всякой другой,

стране, в доме, вне дома, каждый

равен другому,

А все остальное после них или через,

них.

Жена – и она нисколько не меньше

мужа,

Дочь – и она так же хороша, как сын,

Мать – и она совершенно равна отцу.

Дети неграмотных бедняков,

подмастерья-подростки,

Работники молодые и старые на

фермах,

Моряки судов каботажных, торговых,

иммигранты -

Я вижу их всех, вижу вблизи и вдали,

Ни один не скроется от меня, да никто

и не хочет скрыться.

Я несу очень нужное вам, то, что у вас

есть,

Не деньги, любовные связи, одежду,

еду, образование, но не

менее нужное;

Я не шлю агента-посредника, не

предлагаю образцов, а даю

саму ценность.

Есть нечто проникающее ко всем

сейчас и всегда,

Не то, что печатается, проповедуется,

обсуждается, оно

ускользает от обсуждения и печати,

Оно не входит в книгу, нет его и в этой

книге,

Оно для вас, кто б вы ни были, оно не

дальше от вас, чем ваши

слух и зрение,

Оно в самом близком, обычном,

доступном и всегда ощутимо.

Вы можете читать на многих языках,

но ничего не прочтете

об этом,

Вы можете прочесть послание

президента и ничего не прочтете

об этом,

Ничего нет об этом в сообщениях

министерства иностранных дел

или финансов, в газетах и

журналах,

Ничего нет об этом в переписи, в

отчетах о доходах, в курсах

ценных бумаг или акций.

<>

3

<>

Солнце и звезды, что мчатся в

пространстве,

Круглая, как яблоко, Земля, и мы на

ней, – величественно их

движенье!

Я не постигаю его, но знаю, что в нем

величие, счастье,

Что наша конечная цель здесь не

умозрение, не острословие,

не попытка,

Не то, что случайно может нам

удаться или может стать нашей

ошибкой,

И не то, что может быть почему-либо

утрачено.

Свет и тень, странное ощущение тела

и личности, жадная

любознательность ко всему,

Гордое достоинство и достижения

человека, невыразимые

радости, страданья,

Чудо, которое каждый видит в каждом,

и чудеса в каждой

минуте вечного времени,

Чему ты их отдаешь, товарищ?

Отдаешь ли ты их ремеслу или

полевой работе? Или торговле

в магазине?

Или для своего обеспечения? Иль

развлеченью в часы досуга?

Или ты хочешь изобразить пейзаж

красками на холсте?

Иль описать мужчин и женщин и

сложить песни?

Иль, как ученый, познать законы

тяготения, текучести

атмосферы и гармонию разных

сочетаний?

Иль нанести на карту бурую сушу и

синее море?

Иль сочетать в созвездия звезды и

дать им причудливые

названия?

Или собрать отборные семена для

выставки и посева?

Старые учреждения, искусства,

библиотеки, музеи, легенды,

достижения техники расцениваются

высоко?

Высоко расценивают свой доход и

занятия? Я не возражаю.

Пусть расценивают их высоко, но

ребенка, рожденного женщиной,

человека я ставлю выше всего.

Мы считаем союз наших штатов

великим и конституцию нашу

великой,

Я не говорю, что они плохие, пусть

будут они велики,

Сейчас они нравятся мне, как и вам.

Ведь я люблю вас и всех моих

собратьев на всей земле.

Мы считаем Библии, религии

священными – я этого не

отрицаю,

Но я говорю, что все они выросли из

вас и все еще растут;

Не они дают жизнь, а вы даете жизнь,

Как листья растут из деревьев, а

деревья растут из земли, так

и они растут из вас.

<>

4

<>

Все известные почести я отдаю вам,

кто б вы ни были,

Президент в Белом доме должен быть

для вас, а не вы для него!

Министры в своих кабинетах должны

быть для вас, а не вы для

них,

Конгресс должен созываться ежегодно

ради вас,

Законы, суды, все штаты, хартии

городов, торговля, почта – все

это должно быть для вас.

Внимательно слушайте, мои дорогие

ученики!

Все догмы, вся политика, вся

цивилизация исходят от вас,

Все изваянья, памятники, все

написанное на пьедесталах

существует для вас.

Вся история, все цифры статистики,

все мифы, сказанья живут

сейчас в вас,

Если б вы не дышали, не двигались,

то где были бы они?

Самые знаменитые поэмы обратились

бы в прах, драмы и речи

стали бы пустотой.

Вся архитектура возникает лишь тогда,

когда вы на нее глядите.

(Разве она выражена только в белом

или сером камне? Или

в линиях арок, карнизов?)

Вся музыка оживает от вас, когда о

ней напомнят вам

инструменты;

Ведь музыка – это не скрипки, не

корнеты, не гобои, не

барабаны, не ноты для сладкого

пения баритона, не ноты

мужского или женского хора,

Музыка и ближе и дальше.

<>

5

<>

Когда же целое станет единым?

Может ли каждый увидеть признаки

лучшего, глядя в зеркало!

Разве нет более великого?

Разве все здесь с вами, с таинственной

незримой душой?

Странную, как парадокс, суровую

истину я утверждаю:

Грубая вещность и невидимая душа

едины.

Строительство домов, разметка,

распилка бревен;

Кузнечное дело, выдувка стекла,

покрытие крыш железом,

гонтом;

Судостроение, сооружение доков,

засолка рыбы, мощение улиц,

тротуаров;

Откачка насосом, забивка свай,

подъем лебедкой, топка углем,

обжиг кирпича;

Шахты и все, что в них под землей,

лампочки в темноте, эхо,

песни, какие широкие, самобытные

мысли видны на темных

от угольной пыли лицах;

Огни сталелитейных заводов в горах

иль по речным побережьям,

литейщики лапчатым ломом

пробуют плавку, глыбы руды

и засыпка руды, каменного угля,

известняка;

Домны и пудлинговые печи, брызги,

осколки от плавки,

прокатный стан, чугунные

болванки, тавровые крепкие

рельсы для железных дорог;

Нефтяные промысла,

шелкопрядильня, завод свинцовых белил,

сахарный завод, лесопилка,

огромные фабрики, заводы;

Обработка камня, украшение фасадов,

окон, входов, молоток,

зубило, щиток для защиты

большого пальца;

Чеканка, наполненный варом котел и

под ним костер;

Тюки хлопка, крюк грузчика, пила и

козлы пильщика, изложница

литейщика, нож мясника, ледяной

плуг и все ледовые

работы;

Инструменты такелажника, парусного

мастера, изготовщика

гаков и блоков;

Изделия из гуттаперчи, папье-маше,

краски, кисти, изготовление

кистей, инструменты стекольщика;

Обклейка фанерой и горшок с клеем,

кондитерские украшения,

графин и стаканы, ножницы, утюг,

Шило и ремень, мера пинты и кварты,

стойка и табуретка, перо

гусиное или стальное,

изготовление всех острых

инструментов;

Пивоварня, пивоварение, солод, чаны,

работа пивоваров,

виноделов, уксусников;

Выделка кож, изготовление экипажей,

котлов, плетенье веревок,

перегонка, раскраска вывесок,

гашение извести, уборка

хлопка, гальванопластика,

электротипия, стереотипия;

Станок для клепки, строгальный

станок, жнейки, плуги,

молотилки, паровозы;

Повозка возчика, омнибус, ломовой

фургон;

Пиротехника, разноцветный

фейерверк ночью, причудливые

фигуры и струи;

Мясо на прилавке, бойня, мясник в

кровавой одежде;

Загон для свиней, молоток для

убоя, крюк, лохань

ошпаривания, потрошение,

большой нож для разде

молоток упаковщика, кропотливая

зимняя заготовка

свинины;

Помол пшеницы, ржи, кукурузы, риса,

мешки муки в баррел,

в пол и четверть баррела, груженые

баржи, высокие

на пристанях и набережных;

Люди и труд людской на паромах,

железных дорогах, каналах

каботажных судах, рыбачьих

баркасах;

Ежечасный обычный порядок вашей

или другой человеческой

жизни, магазин, склад, депо,

фабрика;

Все это вблизи тебя днем и ночью, о

рабочий, кто б ты ни был,

показывает твою ежедневную

жизнь;

В этом, в них тяжелейшая весомость

гораздо больше, чем

считаешь, и гораздо меньше;

В них подлинная сущность, в них

поэмы для тебя и для меня.

В них, не только в тебе – ты и твоя

душа объемлет все

независимо от оценки;

В них развитие к лучшему, в них все

темы, намеки, возможности.

Я не утверждаю, что видимое вами

вокруг – бесполезно,

не советую вам остановиться,

Я не отрицаю значения того, что вы

считаете значительным,

Но я говорю, что ничто не ведет к

более великому так, как ведет

все это.

<>

6

<>

Вы ищете где-то вдали? Вы наверное

назад вернетесь,

В самых знакомых вещах находя самое

лучшее или только

хорошее,

В людях, самых близких к вам,

находя самое нежное, сильное и

дорогое;

Счастье и знанье не где-то в другом

месте, а здесь, не в другое

время, а сейчас;

Мужчина – в том, кого вы видите и

касаетесь, всегда в другом

брате, ближнем соседе, женщина -

в матери, в любимом,

в жене;

Народные вкусы и труд первенствуют в

поэмах и во всем.

Вы, рабочие и работницы наших

Штатов, владеете чудесной

мощной жизнью.

И все остальное уступает место

людям, таким, как вы.

Если б псалом пел вместо певца,

Если б проповедь проповедовала

вместо проповедника,

Если б кафедра, поднимаясь,

двигалась вместо резчика,

украсившего ее резьбой,

Если б я касался тела книг ночью или

днем и они прикасались

к моему телу,

Если б университетский курс убеждал,

как спящая женщина

и ребенок,

Если б позолота свода улыбалась, как

дочь ночного сторожа,

Если б акты ручательств отдыхали в

креслах напротив, как мои

друзья,

То тогда б я протянул им руку и

прославил их так же, как

мужчин и женщин, подобных вам,

МОЛОДОСТЬ, ДЕНЬ, СТАРОСТЬ И

НОЧЬ

Молодость, щедрая, страстная,

любвеобильная – молодость,

полная сил, красоты, обаянья,

Знаешь ли ты, что и старость придет

столь же красива, сильна,

обаятельна?

День, горячий, роскошный,

сияющий – день с великолепным

солнцем, полный движенья,

стремлений, смеха,

За тобой идет ночь, у ней миллионы

солнц, и сон, и живительный

сумрак.

ИЗ ЦИКЛА "ПЕРЕЛЕТНЫЕ

ПТИЦЫ"

ПИОНЕРЫ! О ПИОНЕРЫ!

Дети мои загорелые,

Стройно, шагом, друг за другом,

приготовьте ваши ружья,

С вами ли ваши пистолеты и

острые топоры?

Пионеры! о пионеры!

Дольше мешкать нам нельзя,

Нам идти в поход, мои любимые,

туда, где бой всего опасней,

Мы молодые, мускулистые, и весь

мир без нас погибнет,

Пионеры! о пионеры!

Ты, западная молодежь,

Ты неустанная, горячая, полная

гордости и дружбы.

Ясно вижу я тебя, ты идешь с

передовыми,

Пионеры! о пионеры!

Что же старые народы?

Утомились, ослабели, и их урок

пришел к концу, там,

за дальними морями?

Мы их ношу поднимаем, их работу

и их урок,

Пионеры! о пионеры!

Старое осталось сзади,

Новый, краше и сильнее, свежий

мир, могучий мир,

Мы в этот мир ворвемся с боем, в

мир похода и труда!

Пионеры! о пионеры!

Мы бросаемся отрядами

По перевалам и над кручами, по

дорогам неизведанным,

Напролом, в атаку, грудью

завоевать и сокрушить.

Пионеры! о пионеры!

Мы валим древние деревья,

Мы запруживаем реки, мы шахтами

пронзаем землю,

Прерии мы измеряем, мы

распахиваем нови,

Пионеры! о пионеры!

Мы родились в Колорадо,

Мы с гигантских горных пиков, мы

с сиерр, с плато высоких,

Мы из рудников, из рытвин, мы с

лесных звериных троп,

Пионеры! о пионеры!

Из Небраски, из Арканзаса,

Мы из штатов серединных, мы с

Миссури, в нас кровь

заморских наших предков,

Мы с товарищами за руку, мы

северяне, мы южане,

Пионеры! о пионеры!

Все смести, снести с пути!

О любимые, о милые! Грудь от

нежности болит!

Я и радуюсь и плачу, от любви я

обезумел,

Пионеры! о пионеры!

С нами знамя, наше знамя,

Поднимите наше знамя,

многозвездную владычицу,

все склонитесь перед нею,

Боевая наша матерь, грозная, во

всеоружии, ее ничто не сокрушит,

Пионеры! о пионеры!

Дети мои, оглянитесь.

Ради этих миллионов, уходящих в

даль столетий, напирающих

на нас,

Нам невозможно отступить или на

миг остановиться,

Пионеры! о пионеры!

Дальше сжатыми рядами!

Убыль мы всегда пополним,

мертвых заместят живые,

Через бой, через разгром, но вперед,

без остановки,

Пионеры! о пионеры!

Все живые пульсы мира

Влиты в наши, бьются с нашими, с

западными, заодно,

В одиночку или вместе,

направляясь неустанно в первые ряды

для нас,

Пионеры! о пионеры!

Многоцветной жизни

зрелища,

Все видения, все формы, все

рабочие в работе,

Все моряки и сухопутные, все рабы

и господа,

Пионеры! о пионеры!

Все несчастные влюбленные,

Все заключенные в темницах, все

неправые и правые,

Все веселые, все скорбные, все

живые, умирающие

Пионеры! о пионеры!

Я, моя душа и тело,

Мы, удивительное трио, вместе

бродим по дороге,

Средь теней идем по берегу, и

вокруг теснятся призраки,

Пионеры! о пионеры!

Шар земной летит, кружится,

И кругом планеты-сестры, гроздья

солнц и планет,

Все сверкающие дни, все

таинственные ночи, переполненные

снами,

Пионеры! о пионеры!

Это наше и для нас,

расчищаем мы дорогу для

зародышей во чреве,

все, что еще не родились, ждут,

чтобы идти за нами,

Пионеры! о пионеры!

И вы, западные женщины!

Старые и молодые! Наши матери и

жены!

Вы идете вместе с нами

нераздельными рядами,

Пионеры! о пионеры!

Вы, будущие менестрели,

Затаившиеся в прериях, скоро вы

примкнете к нам, нам спое

ваши песни.

(А певцы былого века лягте в гроб

и отдохните, вы свою работу

сделали.)

Пионеры! о пионеры!

Не услады и уюты,

Не подушки и не туфли, не

ученость, не комфорт,

Не постылое богатство, не нужны

нам эти дряблости,

Пионеры! о пионеры!

Что? Обжираются обжоры?

Спят толстобрюхие сонливцы? И

двери их наглухо закрыты?

Все же скудной будет наша пища, и

спать мы будем на земле,

Пионеры! о пионеры!

Что? уже спустилась ночь?

А дорога все труднее? и мы устали,

приуныли и засыпаем

на ходу?

Ладно, прилягте, где идете, и

отдохните до трубы,

Пионеры! о пионеры!

Вот она уже трубит!

Там, далеко, на заре – слышите,

какая звонкая?

Ну, скорее по местам – снова в

первые ряды,

Пионеры! о пионеры!

^TТЕБЕ^U

Кто бы ты ни был, я боюсь, ты

идешь по пути сновидений,

И все, в чем ты крепко уверен,

уйдет у тебя из-под ног и под

руками растает,

Даже сейчас, в этот миг, и обличье

твое, и твой дом, и одежда

твоя, и слова, и дела, и тревоги,

и веселья твои,

и безумства – все ниспадает с

тебя,

И тело твое, и душа отныне встают

предо мною,

Ты предо мною стоишь в стороне

от работы, от купли-продажи,

от фермы твоей и от лавки, от

того, что ты ешь, что ты

пьешь, как ты мучаешься и как

умираешь.

Кто бы ты ни был, я руку тебе на

плечо возлагаю, чтобы ты

стал моей песней,

И я тихо шепчу тебе на ухо:

"Многих женщин и многих мужчин

я любил, но тебя я люблю

больше всех".

Долго я мешкал вдали от тебя,

долго я был как немой,

Мне бы давно поспешить к тебе,

Мне бы только о тебе и твердить,

тебя одного воспевать.

Я покину все, я пойду и создам

гимны тебе,

Никто не понял тебя, я один

понимаю тебя,

Никто не был справедлив к тебе,

ты и сам не был справедлив

к себе,

Все находили изъяны в тебе, я один

не вижу изъянов в тебе,

Все требовали от тебя послушания,

я один не требую его от тебя.

Я один не ставлю над тобою ни

господина, ни бога: над тобою

лишь тот, кто таится в тебе

самом.

Живописцы писали кишащие

толпы людей и меж ними одного -

посредине,

И одна только голова была в

золотом ореоле,

Я же пишу мириады голов, и все до

одной в золотых ореолах,

От руки моей льется сиянье, от

мужских и от женских голов

вечно исходит оно.

Сколько песен я мог бы пропеть о

твоих величавых и славных

делах,

Как ты велик, ты не знаешь и сам,

проспал ты себя самого,

Как будто веки твои опущены были

всю жизнь,

И все, что ты делал, для тебя

обернулось насмешкой.

(Твои барыши, и молитвы, и знанья

– чем обернулись они?)

Но посмешище это – не ты,

Там, в глубине, под спудом

затаился ты, настоящий.

И я вижу тебя там, где никто не

увидит тебя,

Пусть молчанье, и ночь, и

привычные будни, и конторка,

и дерзкий твой взгляд

скрывают тебя от других и от самого

себя, – от меня они не скроют

тебя,

бритые щеки, нечистая кожа,

бегающий, уклончивый взгляд

пусть с толку сбивают других -

но меня не собьют,

Пошлый наряд, безобразную позу,

и пьянство, и жадность,

и раннюю смерть – я все

отметаю прочь.

Ни у кого нет таких дарований,

которых бы не было и у тебя

Ни такой красоты, ни такой

доброты, какие есть у тебя,

Ни дерзанья такого, ни терпенья

такого, какие есть у тебя.

И какие других наслаждения ждут,

такие же ждут и тебя.

Никому ничего я не дам, если

столько же не дам и тебе,

Никого, даже бога, я песней моей

не прославлю, пока

не прославлю тебя.

Кто бы ты ни был! иди напролом и

требуй!

Эта пышность Востока и Запада -

безделица рядом с тобой,

Эти равнины безмерные и эти реки

безбрежные – безмерно

безбрежен и ты, как они,

Эти неистовства, бури, стихии,

иллюзии смерти – ты тот,

кто над ними владыка,

Ты по праву владыка над

природой, над болью, над страстью,

над каждой стихией, над

смертью.

Путы спадают с лодыжек твоих, и

ты видишь, что все хорошо

Стар или молод, мужчина или

женщина, грубый, отверженный

низкий, твое основное и главное

громко провозглашает себя

Через рожденье и жизнь, через

смерть и могилу, – все тут

ничего не забыто! -

Через гнев, утраты, честолюбье,

невежество, скуку твое Я

пробивает свой путь.

ФРАНЦИЯ

(18-й год наших Штатов)

Великое время и место,

Резкий, пронзительный крик

новорожденного, который так

волнует материнское сердце.

Я бродил по берегу Атлантического

океана

И услышал над волнами детский

голос,

Я увидел чудесного младенца, он

проснулся с жалобным плачем.

от рева пушек, от криков,

проклятий, грохота рушившихся

зданий.

Но я не устрашился ни крови,

струящейся по канавам, ни трупов,

то брошенных, то собранных в

кучи, то увозимых в телегах,

Не отчаялся при виде разгула

смерти, не убоялся ни ружейной

пальбы, ни канонады.

Бледный, в суровом молчании, что

мог я сказать об этом взрыве

давнего гнева?

Мог я желать, чтоб человек был

иным?

Мог я желать, чтоб народ был из

дерева или из камня?

Чтобы не было справедливого

воздаяния времен и судьбы?

О Свобода! Подруга моя!

Здесь тоже патроны, картечь и топор

припрятаны до грядущего

часа,

Здесь тоже долго подавляемое

нельзя задушить,

Здесь тоже могут восстать наконец,

убивая и руша,

Здесь тоже могут собрать недоимки

возмездья.

Потому я шлю этот привет через

море

И не отрекаюсь от этих страшных

родов и кровавых крестин,

Но, вспомнив тоненький плач над

волнами, буду ждать

терпеливо, с надеждой,

И отныне, задумчивый, но

убежденный, я сохраню это великое

наследство для всех стран мира.

С любовью обращаю эти слова к

Парижу,

Где, надеюсь, найдутся певцы, что

поймут их,

Ведь должна быть жива во Франции

музыка тех лет.

О, я слышу, как настраивают

инструменты, скоро звук их

заглушит враждебные голоса,

Я надеюсь, что ветер с востока

принесет к нам торжественный

марш свободы.

Он достигнет сюда, и, от радости

обезумев,

Я побегу перелагать его в слова,

воздать ему славу, -

И еще пропою тебе песню, подруга

моя.

ГОД МЕТЕОРОВ

(1859-1860)

Год метеоров! Зловещий год!

Закрепить бы в словах иные из

твоих деяний и знамений,

Воспеть бы твои девятнадцатые

президентские выборы,

Воспеть бы высокого седого

старика,

взошедшего на эшафот в

Виргинии.

(Я был совсем рядом, молчал, сжав

зубы, наблюдал,

Я стоял возле тебя, старик, когда

спокойно и равнодушно,

дрожа только от старости и

незаживших ран, ты взошел

на эшафот.)

Воспеть бы, не жалея слов, твои

отчеты о всеобщей переписи.

Таблицы населения и

производства, воспеть бы твои корабли

и грузы,

Гордые черные корабли,

прибывающие в Манхаттен,

Одни набитые иммигрантами,

другие, те, что идут с перешейка, -

золотом,

Спеть бы обо всем этом,

приветствовать всех, кто сюда прибывав

Воспеть бы и вас, прекрасный

юноша! Приветствую вас, юный

английский принц!

(Помните, как вздымались валы

манхаттенских толп, когда

проезжали с кортежем из пэров?

Я тоже был в толпе, преданный вам

всем сердцем.)

Не забуду воспеть чудо, корабль,

входящий в мой залив.

Четкий и величавый "Грейт

Истерн" плыл по моему заливу,

в нем было шестьсот футов,

Он входил в гавань, окруженный

мириадами лодок, и я не забуду

его воспеть;

Не забуду комету, что нежданно

явилась с севера, полыхая

в небесах,

Не забуду странную, бесконечную

процессию метеоров,

ослепляющую и в то же время

видимую совершенно

отчетливо.

(Миг, только миг она несла над

головами клубы неземного огня,

Потом удалилась, канула в ночь и

пропала.)

Воспеваю это порывистыми, как и

все это, словами – хочу, чтобы

этим сиянием сияли гимны,

Твои гимны, о год, крапленный

злом и добром, – год зловещих

предзнаменований!

Год комет и метеоров, преходящих

и странных, – ведь и здесь,

на земле, есть такой же

преходящий и странный!

И я пересекаю ваши рои и скоро

кану в ночь и пропаду; в конце

концов эта песня

И я сам только один из твоих

метеоров!

ИЗ ЦИКЛА "МОРСКИЕ ТЕЧЕНИЯ"

ИЗ КОЛЫБЕЛИ, ВЕЧНО

БАЮКАВШЕЙ

Из колыбели, вечно баюкавшей,

Из трели дроздов, подобной музыке

ткацкого челнока,

Из темной сентябрьской полночи,

Над бесплодными песками и полем,

по которым бродил одинокий

ребенок, босой, с головой

непокрытой,

Сверху, с небес, омытых дождем,

Снизу, из трепета зыбких теней,

дышавших, сплетавшихся,

словно живые,

Из зарослей вереска и черной

смородины,

Из воспоминаний о певшей мне

птице,

Из воспоминаний о тебе, мой

скорбный брат, – из падений

и взлетов песни твоей,

Из долгих раздумий под желтой

луной, так поздно встающей

и словно опухшей от слез,

Из первых предвестий любви и

недуга, там, в той прозрачной

дымке,

Из тысяч немолкнущих откликов

сердца,

Из множества ими рожденных слов,

Которым нет равных по силе и

нежности,

Из этих слов, воскрешающих

прошлое,

Порхавших, словно пушинка, то

вверх, то вниз и уже высоко

в небесах,

Рождавшихся здесь, на земле, и

потом ускользавших

поспешно, -

Я, взрослый мужчина, плачущий

снова, как мальчик,

Который кидался на влажный песок,

лицом к набегавшей волне,

Певец печали и радости, в котором

прошлое встретилось

с будущим,

На все едва намекая, над всем паря и

скользя, -

Сплетаю песню воспоминаний.

Однажды, Поманок,

Когда уже не было снега, и в воздухе

пахло сиренью, и зеленела

трава,

Я видел в кустах шиповника, здесь,

на морском берегу,

Двух пташек из Алабамы, -

Гнездо и четыре светло-зеленых

яйца в коричневых крапинках,

И дни напролет самец хлопотал,

улетая и вновь прилетая,

А самка с блестящими глазками

дни напролет сидела молча

в гнезде,

И дни напролет любознательный

мальчик, чтоб их не вспугнуть

стоявший поодаль,

Следил, наблюдал и старался

понять.

Свет! Свет! Свет!

Дари нам свет и тепло, великое

солнце!

Покуда мы вместе, – покуда мы

греемся здесь!

Мы вместе!

Дует ли южный, дует ли северный

ветер,

Белый ли день или черная ночь,

Дома иль где-нибудь там, над рекою,

в горах -

Все время петь, забывая время,

Покуда мы вместе.

И вот внезапно,

Быть может, убитая, – кто ответит? -

она исчезла,

Она поутру не сидела на яйцах в

гнезде,

Не появилась ни к вечеру, ни

назавтра,

Не появлялась уже никогда.

С тех пор все лето, в шуме прибоя,

В ночи, при луне, в безветренную

погоду,

Над хрипло рокочущими волнами

Иль днем – кружась над

шиповником, перелетая с куста

на куст, -

Я это видел, я слышал, – ее

призывал одинокий супруг,

Печальный гость из Алабамы.

Дуй! Дуй! Дуй!

Дуй, ветер морской, на прибрежье

Поманока,

Я жду, возврати мне супругу мою!

Под небом, сверкающим звездами,

Всю ночь напролет на выступе

камня,

У моря, почти среди плещущих волн,

Сидел одинокий чудесный певец,

вызывающий песнями слезы.

Он звал супругу.

И то, что пел он, из всех людей на

земле понятно мне одному.

Да, брат мой, я знаю,

Я сделал то, что другим недоступно,

Я сохранил, как сокровище, каждую

ноту.

Бывало, бывало не раз, я, крадучись,

выходил на прибрежье,

Бесшумно, почти растворяясь в тенях,

избегая лунного света,

То слушая смутные зовы, отзвуки,

отклики, вздохи,

То глядя во мглу, на белые руки

волн, неустанно кого-то

манившие,

И, босоногий мальчишка, с копною

волос, растрепанных ветром, -

Долго, долго я слушал.

Я слушал, чтобы запомнить и спеть,

и вот я перевел эти звуки,

Идя за тобою, мой брат.

Покоя! Покоя! Покоя!

Волна, догоняя волну, затихает,

За нею нахлынет другая, – обнимет

ее и также затихнет

в объятьях,

Но мне, но мне любовь не приносит

покоя.

Понизу движется месяц – как

поздно он встал!

Как медленно всходит – он, верно,

также

отягощен любовью, любовью.

К берегу море, безумствуя, льнет,

Полно любовью, любовью.

О, ночь! Не моя ли любовь порхает

там, над прибоем?

Не она ль, эта черная точка – там, в

белизне?

Зову! Зову! Зову!

Громко зову я тебя, любимая.

Высокий и чистый, мой голос летит

над волнами.

Наверное, ты узнаешь, кто зовет тебя

здесь,

Ты знаешь, кто я, любимая.

Низко висящий месяц!

Что за пятно на твоей желтизне?

О, это тень, это тень супруги моей!

О месяц, молю, не томи нас в

разлуке так долго!

Земля! Земля! О земля!

Куда ни направлюсь, я думаю только

о том, что ты бы могла

возвратить мне супругу – если б

хотела!

Куда ни взгляну, мне кажется, будто я

вижу ее неясную тень.

О восходящие звезды!

Быть может, та, о ком я тоскую,

взойдет среди вас!

О голос! Трепетный голос!

Пусть громче разносится он в

пространстве, -

Сквозь землю, через леса!

Где-то, силясь его уловить,

находится та, о ком я тоскую,

Звените, ночные песни!

Безответные песни, ночные!

Песни неразделенной любви! Песни

смерти!

Песни под желтой, медлительной,

тускло глядящей луной!

Под этой холодной луной, почти

погрузившейся в море!

Безумные песни отчаянья!

Но тише! Криков не надо!

Тише, я буду шептать.

И ты на мгновенье умолкни, ты,

глухо шумящее море.

Мне слышится, где-то вдали

отвечает моя супруга,

Едва уловимо, – о, дай мне

прислушаться, тише!

Но только не смолкни совсем, ибо

ей уж тогда не вернуться.

Вернись, любимая!

Слышишь, я здесь!

Этой созревшею песней я говорю

тебе, где я,.

Этот ласковый зов обращаю к тебе, к

тебе.

О, берегись, не дай себя заманить!

То не голос мой, нет, то ветер

свистит,

То брызги и шум клокочущей пены,

А там – скользящие тени листьев,

О, темнота! Безответность!

О! Я болен тоскою моей!

О, желтый нимб в небесах близ

луны, опустившейся в море!

О, грустное отраженье в воде!

О, голос! О, скорбное сердце!

О, мир – и я, безответно поющий,

безответно поющий всю ночь!

О, жизнь! О, прошлое! Гимны

радости

Под небом – в лесах – над полями.

К любимой! К любимой! К любимой!

К любимой! К любимой!

Но нет любимой, нет ее больше со

мной!

Мы расстались навеки!

И песнь умолкает.

А все остальное живет – сияют

светила,

И веют ветры, и длятся отзвуки

песни,

И, жалуясь гневно, могучее старое

море по-прежнему стонет,

Кидаясь на серый шуршащий песок

на берег Поманока.

И желтый растет полумесяц – он

опускается, никнет, лицом едва

не касается волн.

И вот восторженный мальчик с

босыми ногами в воде, с волосами

по ветру,

Любовь, таимая прежде, потом

сорвавшая цепи и ныне -

заполыхавшая вдруг,

Значенье той песни, глубоко

запавшее в душу,

И на щеках непонятные слезы,

Беседы – втроем, и звуки, и

полутона,

И дикое старое море, чей ропот

угрюмый

Сродни был вопросам, теснившимся

в сердце ребенка,