Текст книги "Арби"

Автор книги: Умар Гайсултанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Нечаянный убийца

Махмуд разжёг печь и отливал на огне дробь. Арби подавал отцу куски свинца, всячески старался помочь. Ведь отец обещал взять его на охоту. Вот когда можно будет поважничать перед Бексолтой! Конечно, лучше было бы просто пойти на охоту всем вместе, но отец сказал, что Бексолту возьмёт попозже, когда поспеют лесные орехи.

На случай защиты от диких зверей Арби приготовил рогатку, несколько камней, а вот отец никак не закончит свои дела. То чистил ружьё, то начал отливать дробь для патронов, а их такое множество – не сосчитать. Зато работа у отца интересная. Сколько угодно смотри – не надоест.

Вдруг во дворе свирепо залаяла собака. Выглянув в открытую дверь, отец с сыном увидели вбежавшего во двор человека. Грудь его тяжело вздымалась, он был бледен и весь в поту: видно, долго бежал. Махмуд узнал своего односельчанина Беку и шагнул навстречу.

– Ради своего сына, помоги, – прошептал Бека, озираясь.

– Что случилось?

– Я убил человека. Клянусь, я не желал ему зла. Родные его за мной гонятся. Ради своего сына, спрячь меня!

Не спуская с отца глаз, Арби ждал ответа. Ведь не только Арби или его товарищи, а и сам Махмуд и его отец в детстве играли в «гостя». Человека, пришедшего под твою кровлю, нужно принять, а то и защитить, несмотря ни на какие опасности. И это было не только игрой – таков был закон гор, которому чеченцы учились с первых лет жизни.

Ни о чём больше не спрашивая, Махмуд взял Беку за руку и ввёл в дом. Потом быстро вытащил из большого сундука два войлока и одеяло.

– Лезь.

Бека забрался в сундук. Махмуд запер сундук на замок, аккуратно постелил войлок и одеяло сверху и повернулся к сыну:

– Никому ни слова, малыш.

Они снова принялись отливать дробь. Арби ничего не понял толком, но весь дрожал. Какое несчастье произошло с Бекой?

С улицы донеслись голоса:

– Сюда! Не в этот ли дом он забежал?

Двор наполнился людьми – они были вооружены вилами, топорами, ружьями. Арби прижался к отцу.

Махмуд привязал собаку, кидавшуюся на людей, и спросил с достоинством:

– Чего вы хотите?

За всех ответил пожилой горец с суровым лицом:

– Сегодня на базаре погиб Ахма от руки Беки. Бека убежал в эту сторону. Чтобы нам после не обижаться друг на друга, позволь осмотреть твой двор и дом…

Махмуд спокойно ответил:

– Можете осматривать, Маммид. Я никого не видел.

Тут, яростно жестикулируя, выступил вперёд Супани. Оказывается, и он был дальним родственником убитого Ахмы.

– Каждый уголок надо осмотреть! – закричал он.

– Ты что, не веришь мне? – нахмурился Махмуд.

Тут снова заговорил Маммид:

– Не в этом дело. Сам знаешь, Махмуд, сколько потом бывает пересудов. Не обижайся, мы должны сами убедиться…

– Пожалуйста, если вы так настаиваете.

И грозные люди рассыпались по всему двору, осмотрели хлев, заглянули за штабель дров.

– Зайдите и в дом, – открыл двери Махмуд.

Маммид махнул рукой:

– Не нужно.

Но Супани всё же вбежал в дом. За ним вынужден был войти и Маммид. Махмуд остановился на пороге. Супани, покраснев от натуги, заглянул под нары, сунулся за печку. Насмешливо улыбаясь, Махмуд протянул Маммиду ключ от сундука.

Арби невольно шагнул к отцу, чтобы выхватить ключ из его руки. Маммид внимательно посмотрел на мальчика, на покрытый войлоком сундук и отвернулся.

Супани вышел из-за печки, пнул сундук ногой и потянулся за ключом, Маммид с ненавистью глянул на него.

– Прочь отсюда! – указал он на дверь. – Ни стыда, ни совести нет. Что может быть в сундуке, если хозяин сам отдаёт ключ?

Маммид вышел и обратился к стоящим во дворе:

– Тут его нет. Пусть хозяин простит нас, мы уходим.

– Я прощаю, – ответил Махмуд. – Хорошо, что вы сами убедились.

Махмуд проводил непрошеных гостей до ворот и долго стоял там, смотрел вслед. А вернувшись, как ни в чём не бывало уселся за прерванную работу. Арби с недоумением поглядывал на отца: то сам отдавал ключ, то почему-то не хочет выпустить человека из сундука. Но тут Арби начинало казаться, что дом и двор снова окружают разъярённые люди, – тогда ему хотелось, чтобы Бека оставался в сундуке подольше.

Прошло, наверно, не меньше часа. Махмуд, точно припомнив что-то, поднялся. Он отпер сундук, поднял крышку, и Бека выпрямился во весь рост.

– Не задохнулся? – спросил Махмуд.

– Может, лучше было бы, – слабо улыбнулся Бека. – Никогда в жизни, Махмуд, я не забуду, что ты сделал для меня. А как страшно умирать!

– Сейчас можешь быть спокоен.

– Нет, покой теперь не для меня.

– Ты не испугался, когда я отдавал ключ? Я был уверен, что Маммид – благородный человек, настоящий мужчина. Ведь он догадался… Но лучше расскажи, как всё случилось.

Бека глубоко вздохнул.

– С утра я пошёл на базар. И есть у меня ружьё, а ноги сами повели меня туда, где продают ружья. А тут вижу, двустволка, вся в серебре. Сразу решил: куплю, а своё ружьё продам. Решил её проверить. Хозяин сказал: «Не заряжена», – я и нажал на спусковой крючок. Думаешь, я слышал выстрел? Я точно оглох. Только увидел, как впереди меня упал Ахма… Ведь это был мой друг, такой же бедняк, как и я. У меня вырвали ружьё, и я побежал в эту сторону…

Махмуд сочувственно покачал головой. Не было силы, способной отвести беду, зловеще нависшую над Бекой. В горах строго соблюдались неписаные законы кровной мести: каждый родственник погибшего становился мстителем. Считалось позором оставить убийцу в живых.

Правда, можно было собрать самых уважаемых стариков из рода Беки и послать их вымаливать прощение у родных убитого. Ведь не предательством, не гневом или несдержанностью было вызвано это злосчастное убийство. Но кто знает, простят ли родные Ахмы?..

– Что же ты теперь будешь делать?

– Сам не знаю. Уйду в лес. Мать жалко… Наверно, ей уже рассказали.

– Если хочешь, я навещу её вечером.

– Спасибо. И ещё просьба: забери у неё моё ружьё и патронташ. В лесу они понадобятся…

Вечером, заперев Беку в своём доме, Махмуд взял Арби за руку, и они отправились в село. Они шагали по тёмной безлюдной улице. Лишь кое-где поблёскивал в оконце слабый свет керосиновой лампы, то с одной, то с другой стороны раздавался лай собаки. Махмуд шагал задумавшись – наверно, не знал, как начать разговор со старой Хадижат, матерью Беки. Арби тоже не задавал вопросов. Он понял: об этом говорить нельзя.

Мать Беки жила на верхнем конце села. Махмуд остановился у приземистого домика, не решаясь окликнуть хозяйку. Стоять пришлось недолго: тявкнула собака и сразу же на пороге выросла Хадижат. Видно, поджидала Беку. Узнав Махмуда, Хадижат первая заговорила:

– Что поделаешь, значит, так у него на роду написано. Не для радостей жизни, оказывается, родился мой сын.

– Может, всё будет хорошо, Хадижат. Простят Беке эту случайную вину. Но пока что ему надо скрыться. – И Махмуд шёпотом рассказал обо всём, что произошло в его доме.

Хадижат утирала слёзы концом чёрного платка. Глядя на неё, заплакал и Арби. Потом Хадижат сняла со стены, с узорчатого коврика, ружьё и патронташ.

Посидев ещё немного для приличия, Махмуд и Арби простились с матерью Беки.

На улице Арби сказал:

– А можно, он навсегда останется у нас?

– Что ты, малыш! Я не против, но это невозможно.

Арби не решился ни о чём больше спрашивать. Отец сам знает, как следует поступить.

Когда они вернулись домой, Бека сразу же собрался уходить. Перед уходом он погладил Арби по голове и сказал:

– Ты славный мальчуган. При первой возможности я отблагодарю тебя за всё, что сделал для меня твой отец.

И никто из них троих не подозревал, что очень скоро Бека заменит Арби старшего брата, заменит отца…

В лесу

Ещё засветло отправились в путь Махмуд и Арби.

Арби никогда не бывал в лесу и теперь удивлялся тишине, удивительному могуществу и покою, царившему тут. А таких огромных деревьев он не видел ни в ауле, ни у своего дома. Они казались ненастоящими, точно в сказке. Пожалуй, пять человек, если станут в круг, не смогут обхватить такое дерево!

Арби осторожно ступал по тропе вслед за отцом.

А Махмуд тем временем учил сына всё примечать дорогой, чтобы не заблудиться. Вон там – небольшая ямка, тут, возле дикой груши, маленькое деревце – ветки у него удивительные, будто кто нарочно вывернул. А на большом дереве ножом сделано несколько зарубок.

Арби посмотрел на зарубки, поднял глаза выше, и вдруг между веток сверкнули два горящих уголька.

– Ой, что это?

– Белка. Ишь проказница! Погоди, тут, наверно, её дупло.

Махмуд отдал ружьё сыну и полез на дерево. Чем выше он поднимался, тем гуще становились ветки. И вот уже отец скрылся из глаз. Арби тоже попытался взобраться на дерево вслед за ним, но поблизости не было ни одной ветки, чтобы ухватиться.

Арби поминутно спрашивал:

– Есть гнездо? Нашёл?

– Пока не видно, – глухо отвечал Махмуд с высоты.

Прошло ещё несколько мгновений, и вдруг Арби услышал:

– Нашёл!

– Бельчат нету?

– Сейчас погляжу. Эге, малыш, бельчат нету, но для тебя кое-что найдётся.

– Что?

– Погоди, увидишь.

Арби еле дождался, пока отец спустился с дерева. Наконец Махмуд слез, но руки его были пусты. Неужто обманул?

– Ничего у тебя и нету…

– А это что? – И Махмуд достал из кармана горсточку лесных орехов. – Это тебе гостинчик, остальное белочке самой нужно.

Арби благодарно посмотрел на вершину дерева, где скрывалась среди веток добрая лесная хозяйка.

В полдень Махмуду удалось подстрелить дикую козу.

Домой охотники вернулись к закату. Махмуд разжёг огонь, сварил большой кусок мяса. После ужина он заглянул сыну в глаза, спросил ласково:

– Устал?

«Наверно, пойти куда-то хочет. Скажешь „устал“ – не возьмёт». И Арби отрицательно помотал головой.

– Ну, тогда пошли.

Арби схватил шапку. А Махмуд положил в мешок полтуши убитой сегодня козы.

Шли они по дороге, уже знакомой Арби, – эта дорога вела к дому старой Хадижат. С лаем навстречу кинулась собака. Махмуд бросил ей припасённую заранее кость, и собака скрылась.

Махмуд осторожно постучался и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь.

– Хадижат, дома?

Чиркнула спичка, слабо закоптил фитилёк маленькой лампы, и Арби увидел мать Беки. Она была в чёрном платье.

– Дома, дома, вздремнула немного. Это вы, Махмуд? А я берегу керосин, не зажигаю лампу.

– Вот, проведать пришли. Тоскуешь, наверно?

– Как же не тосковать? Знаю, этим не поможешь, и всё равно глаз не могу сомкнуть.

– Не советовались ещё со стариками?

– Говорили. На днях пойдут.

Чтобы Хадижат не отказалась от подарка, Махмуд сказал, доставая из мешка мясо:

– Вот, Бека прислал.

– Ты видел его? Как он там? Здоров? Что он говорил?

– Здоров. Тоже по тебе скучает.

– Обо мне скучать не надо, я уж как-нибудь. Лишь бы сам уберёгся, родненький мой Бека.

Голос Хадижат дрогнул. Должно быть, ей, как и всякой матери, попавший в беду сын казался маленьким и беспомощным.

– Может, всё уладится, – сказал Махмуд, как и в первый свой приход не находя иных слов для утешения.

Арби снова заплакал вместе с матерью Беки. Ему казалось, он бы на всё решился, лишь бы помочь ей. Но она не замечала прижавшегося к стене мальчика. Опустив голову, задумался и Махмуд. У каждого было своё горе…

Арби остаётся один

Как большинство крестьян, Махмуд рано ложился спать – экономил керосин. Но и вставал он рано, ещё затемно.

Однажды на рассвете во дворе тревожно залаяла собака. Махмуд снял со стены ружьё и вышел.

– Кто там? – крикнул он с порога.

Ответа не было. Собака залаяла сильнее.

Махмуд подошёл к воротам и увидел человека, лицо которого было спрятано под башлыком. Человек откинул башлык, и Махмуд узнал Беку.

– Прости, что побеспокоил, – быстро заговорил Бека. – Я к тебе с просьбой. Передай, пожалуйста, это семье Ахмы…

Только тут Махмуд заметил, что Бека притащил к воротам тушу дикого козла. Как старый охотник, Махмуд оценивающе оглядел тушу – вряд ли уступит по весу хорошему барану.

Бека ждал ответа, но Махмуд, нахмурившись, молчал. Кто решится выполнить такую просьбу? Молод Бека, не знает ещё суровых законов гор. Да разве примут кровники подарок или подношение от человека, которого они должны убить?

Но Бека всё понял и заговорил торопливо:

– Знал бы ты, Махмуд, как мне тяжко. Целыми днями только об одном думаю. Прежде мне всё представлялось, как он падает, там, на базаре, Ахма… А теперь мне кажется, что вижу его голодных сестрёнок. Махмуд, облегчи мою душу, отдай им это, будто от себя. Эх, Ахма, Ахма, лучше бы мне быть на твоём месте!

Махмуд кивнул. Они втащили тушу во двор. Махмуд пригласил Беку в дом, но тот отказался.

– Нет, нет, я и так в долгу перед тобой. Не стану подвергать тебя лишней опасности.

– Переговоры не вели ещё?

– Старики пытались, но те и слышать не хотят. Ну, я пойду, а то заметит кто-нибудь. – Бека закрыл лицо башлыком.

– Да поможет тебе аллах!

Бесшумно ступая, Бека снова ушёл в темноту.

А когда рассвело, по той же тропе направились в горы Махмуд и Арби. Конечно, Арби ни о чём не догадывался. Он не слышал ни разговора во дворе, ни того, как уходил куда-то отец. Не было во дворе и туши дикого козла, когда мальчик проснулся.

– Как, малыш, узнаёшь эти места?

Арби огляделся по сторонам, увидел яму.

– Узнал, узнал! Вон и то дерево, помнишь, вывернутое. А там гнездо белки…

– Верно, – кивнул Махмуд. – Всегда запоминай места, где прошёл хотя бы раз. Без этого не станешь настоящим охотником.

Они свернули с тропы. Теперь приходилось пробираться сквозь густую чащу.

Махмуд пригибался, руками раздвигал ветки, а маленький Арби проскакивал внизу, как воробей. Наконец перед ними открылась небольшая поляна, три раскидистые груши окружили её, сцепившись длинными узловатыми ветками. Тень падала на сочную, густую траву.

– Тут и отдохнём, – сказал Махмуд.

– А я не устал.

– Не устали, зато проголодались. – И Махмуд достал из сумки круглую лепёшку, лук, сушёное мясо. Едва заметно улыбаясь, он поглядывал на сына, который с аппетитом уплетал кусок за куском.

– Всё будет хорошо, сынок. Подстрелим сегодня жирную козу, продадим мясо, купим тебе новую рубашку.

Арби так обрадовался, что даже есть перестал. На его выцветшей, ветхой рубашке было уже несколько заплаток. Последнюю отец пришивал сам, когда Арби зацепился за плетень и вырвал целый клок на спине. Отец тогда не стал его ругать, только сказал со вздохом: «Хорошо, что мы ещё не успели купить новую рубашку».

«О, в новой я бы не полез через плетень, – подумал сейчас Арби. – Новую я буду беречь».

Они поднялись, убрали в сумку остатки еды и снова двинулись сквозь чащу леса. Вдруг Махмуд остановился, прислушался и сделал сыну знак – не шуметь. Тут же из-за кустов вынырнула огромная медведица. Что это? У неё три головы? Да нет же, это справа и слева от неё катятся двое медвежат. А какая сама она неуклюжая, страшная! Арби прижался к отцу.

Махмуд стоял неподвижно. Он-то хорошо знал, как опасна бывает разъярённая медведица.

Один из медвежат смешно ковылял в их сторону, но вот он замер, насторожился и опрометью кинулся назад. Медведица поспешила на помощь и тоже заметила людей, она яростно зарычала и поднялась на задние лапы. Арби, струсив, спрятался за отца. Медведица шла прямо на них.

– Лезь на дерево, живо! – в отчаянии крикнул Махмуд – забыл, наверно, что медведи хорошо лазают по деревьям.

Арби спрятался за толстый ствол дерева. Раздался выстрел. Арби выглянул в ту самую минуту, когда медведица стремглав бросилась вперёд. Не успел Махмуд перезарядить ружьё и снова прицелиться, как медведица, точно соломинку, выбила у него из рук ружьё и отшвырнула далеко в сторону. Потрясая лес отчаянным рёвом, она подмяла Махмуда под себя.

Арби зажмурился и крепко обнял ствол дерева, будто хотел слиться с ним.

И вдруг прозвучал новый выстрел. Арби решил, что отцу удалось вырваться из лап медведицы. Он открыл глаза и выглянул из-за дерева. Медведица растянулась на земле, а над ней стоял человек с ружьём в руках. Где же отец? И тут Арби увидел под тушей медведицы ноги в знакомых шерстяных носках, в кожаных самодельных чувяках.

– Дада, дада!

Незнакомый охотник оглянулся:

– Арби?

Но мальчик припал к ногам отца, ухватился за них, потом вскочил, пытаясь сдвинуть огромную тушу зверя. Охотник с трудом оттащил мёртвую медведицу в сторону. Арби смотрел и не узнавал окровавленное лицо своего отца. Охотник приложил к груди Махмуда руку – сердце едва билось.

– Надо бежать за людьми, скорее, – сказал охотник. – Арби, ты не узнал меня?

Только сейчас Арби взглянул в лицо неожиданному спасителю. Бека? Ну да, это он.

– Отцу твоему худо, – сказал Бека. – Найдёшь дорогу в аул?

Арби кивнул. Бека крикнул вдогонку:

– Скажи, у поляны с тремя грушами!

Арби мчался во весь дух, а Бека достал из сумки самодельную флягу с водой, смыл с лица Махмуда кровь. Махмуд простонал, открыл глаза и сразу спросил:

– Где мой сын?

– Побежал за людьми. Ну, как ты?

После короткой паузы Махмуд с трудом ответил:

– Всё кончено. Счастье, что ты оказался близко, мальчик жив.

– И у тебя всё будет хорошо.

– Не утешай, я знаю, – еле слышно ответил ему Махмуд. – Бека, выполни мою последнюю просьбу.

– Говори.

Собрав остаток сил, Махмуд сказал:

– Если сумеешь, не оставь малыша…

Глаза раненого закрылись, голова откинулась.

– Я стану ему братом. На всю жизнь. Махмуд, ты слышишь? Махмуд…

Супани затягивает петлю

Немало дней утекло с того страшного утра, когда крестьяне бежали на подмогу Махмуду к поляне с тремя грушами.

Впереди всех бежал Хамид, отец Бексолты, родственник и друг Махмуда. А когда он вернулся домой, осунувшийся и озабоченный, Санет молча указала ему глазами на бредущего следом заплаканного Арби. Хамид кивнул: о чём говорить, пусть мальчуган остаётся у них…

И вот однажды утром Арби и Бексолта снова, как когда-то, заметили у ворот узкоглазого толстого человека с короткой рыжеватой бородой. Он оглядывал двор, будто цеплялся за каждый предмет. И снова навстречу ему вышла женщина, хозяйка дома, отворила ворота.

– Да будет к миру твой приход, Супани.

– Мир и вашему дому, – ответил гость, входя во двор, и обратился к Бексолте: – Ты – сынок бедняги Махмуда?

– Нет, вот он, – указал Бексолта на друга.

– Этот? Ага, помню, – кивнул Супани и присел на край террасы. – Где Хамид? У меня дело к нему.

Санет ушла в дом. Вскоре она снова вышла вслед за мужем. Мужчины обменялись приветствиями, по обычаю справились друг у друга о житье-бытье, о здоровье. После вежливой паузы Хамид спросил:

– По делу пришёл или так просто?

– Да вот, говорят, сынок Махмуда у вас.

– Зачем он тебе? – насторожился Хамид.

– Наша жизнь – суета. Бегаем, мечемся, только и мыслим, как бы самые суетные наши желания воплотились. Но все мы – лишь гости на бренной земле, перед аллахом каждый должен предстать без греха. И если человек умер, не получив прощения, долг живых замолить его грех…

Хамид и Санет переглянулись.

– Знаешь что, – сказал Хамид, – мы люди простые. Скажи прямо, что тебе от нас нужно?

Супани глубоко вздохнул.

– За беднягой Махмудом остался должок. Когда слегла многострадальная Яха, он взял у меня тридцать рублей на врача и лекарства. Половину долга Махмуд вернул, а вторую – не успел. И врата рая закрыты для него…

Санет нетерпеливо перебила:

– Какие тридцать рублей? Ты что? Он брал ровно пятнадцать и полностью тебе вернул.

Супани опешил было, но тут же успокоился, даже улыбнулся: ведь мёртвые не воскресают. Он сказал:

– Даже брат не обо всём сестре рассказывает. А вы, как я знаю, всего лишь дальняя родня…

– О нашем родстве не тебе судить, – резко прервал Хамид.

– Они от нас ничего не скрывали, – горячилась Санет.

– Это вам только казалось, – ехидно усмехнулся Супани и достал из нагрудного кармана пухлый бумажник. Он извлёк немного помятый, но, как видно, тщательно разглаженный листок бумаги.

– Читать умеете? Вот, читайте.

Читать Хамид не умел, да и помятая бумага не внушала ему доверия. Он отстранил протянутую руку Супани.

– Быть не может, – повторил он. – Ты не бумажку мне показывай, а приведи свидетелей.

Супани поспешно поднялся, будто ожидал этих слов. Он притворился, что уходит, дошёл даже до ворот и вдруг воскликнул, указывая посохом:

– Вон идёт Гома! Как хорошо, что я его заметил. Эй, Гома! А ну, спросите у него. Если он не видел всего своими глазами, я прощаю Махмуда.

Гома, ссутулившись, подошёл к воротам. Этого человека весь аул знал как лодыря, мелкого воришку, готового отца родного предать за подачку. Хамид даже сплюнул с досады. Но ведь он сам пожелал видеть свидетеля.

Супани спросил:

– Помнишь, Гома, что сказал Махмуд, когда возвращал мне долг?

– А как же, – торопливо заговорил Гома, надвинув на лоб папаху и глубоко засунув руки в рваные рукава. – Махмуд тогда сказал: «Вот, отдаю пятнадцать рублей, а остальные после принесу…»

– Сколько же он ещё хотел принести? – спросила Санет.

– Э-э… – Гома покосился на Супани.

– Ровно столько же, – поспешно вставил тот.

– Ведь не у тебя спрашивают, – зло бросил Хамид.

– Он сказал, – развязно заговорил Гома, – что за ним остаётся пятнадцать рублей, даже прощения попросил – мол, трудно сразу вернуть такие деньги. Хотите, клятву принесу на коране?

Хамид едва удержался, чтобы не дать лгуну затрещину. Он круто повернулся к Супани.

– Хорошо, допустим, так. Чего же ты хочешь?

– Кто принял к себе мальчика, должен рассчитаться за его отца. А если нет, пусть мальчик сам отработает долг, чтобы вымолить отцу прощение.

– Но ведь он ребёнок! – воскликнула Санет.

– Ты что, не видела, как такие джигиты пасут стадо?

У Хамида чесались руки – так хотелось ему вырвать у Супани посох и выгнать обоих обманщиков со двора. Но он припомнил пословицу: «Торопливость с ног сбивает, а терпение горы переворачивает».

– Хорошо, – ответил он. – Мы посоветуемся. Завтра получишь ответ.

Супани важно направился к воротам. Гома мелкими суетливыми шажками, как верный пёс, поспешил за ним.

За поворотом улицы Гома остановился:

– За труды с твоей милости.

Супани выгреб из кошелька мелочь и презрительно буркнул:

– Берегись, коли проболтаешься.

– Знаю, нам тогда обоим несдобровать. – И Гома, вполне довольный, зашагал в другую сторону.

А в это время Санет, обняв притихшего Арби, молча гладила его по голове. Хамид присел на корточки и горестно задумался. Можно ли спасти Арби от кабалы, в которую затягивал его Супани? Беда обрушилась так внезапно…

– Были бы у нас пятнадцать рублей, – с тоской проговорила Санет.

– Тогда и спорить не о чем.

Арби понимал, что этот толстяк Супани чем-то угрожал ему, но не мог сообразить, какие деньги остался должен отец. Разве они не сполна вернули долг? Ведь отец был так горд, когда уходил от дома ростовщика.

Но может ли взрослый старый человек выдумать такую страшную неправду?

Арби понимал: Санет охотно отдала бы в уплату долга собственные деньги, и смотрел ей в глаза доверчиво и благодарно.

– Ступай поговори с людьми, – тяжело вздохнула Санет. – Посоветуйся.

– Схожу, пожалуй. – И Хамид вышел за ворота.

– Не бойся, Арби, мы тебя не дадим в обиду, – ласково сказала Санет, обняв обоих мальчиков.

Хамид вернулся поздно вечером. По его хмурому лицу Санет поняла, что ничего утешительного он не принёс.

– Ну, как советуют люди? – спросила она.

– Ничего не поделаешь, долг придётся отдать, чтобы Супани простил покойному.

– А ты с кем разговаривал?

Хамид стал перечислять имена. Назвал и бедных соседей, и богатых, и самого муллу Ислама.

– Все говорят, что с мальчиком ничего не сделается, зато отец его получит прощение.

Санет заплакала.

– Пойми, нельзя идти против аллаха, – торопливо заговорил Хамид. – Они все ссылаются на аллаха, на коран. Особенно мулла. А я ему верю: не станет лгать, греха побоится. Он много случаев рассказывал…

– Чтоб он сгорел вместе со своими случаями! – в сердцах крикнула Санет.

– Не говори так. А мальчика обижать мы не позволим, ведь он тут, рядом будет.

Последние слова немного утешили Санет. Конечно, она каждый день будет навещать Арби. А Бексолта в любое время пускай бегает к нему поиграть.

– И долго ему придётся батрачить? – спросила она.

Хамид не ответил. Растянувшись на жёстких нарах, притворился спящим. У него духу не хватило рассказать жене, что больше всего времени он провёл сегодня у дома муллы. Мулла долго искал ответ в священных книгах и наконец сообщил, что Арби должен пасти овец пять лет. «Почему так долго? – возмутился Хамид. – Я же знаю, сколько платят чабанам». – «Одно дело взрослый, другое – ребёнок», – возразил мулла. «Вы сами говорили, что он уже достаточно взрослый». Мулла закрыл глаза, погрузился в размышление, а потом проворчал: «Он достаточно взрослый, чтобы вымолить прощение своему отцу, но он ещё мал, чтобы Супани мог полностью на него положиться. Ладно, пусть будет четыре года».

А по дороге домой Хамид увидел Гому, который гнал к дому муллы жирного барана. Уж не подарок ли это божьему человеку за помощь? Да и своего сынка Илеса мулла вряд ли послал бы пасти чужое стадо. Вон он таращит любопытные глаза из-за ограды. Крепкий малый, налитой: кажется, коснись щеки пальцем – сок брызнет.

Но Хамид отогнал от себя эти мысли и стал думать, что он всё же постарается выкупить Арби, не позволит ему быть рабом. Потому так и старался Супани закабалить мальчика, что даже самый бедный чеченец считал позором идти в услужение к богачу. Он скорее зубами перепашет свой клочок земли, откажется от сна, станет голодать, но никому не позволит быть над собой хозяином, точно над скотиной.

«Ничего, это ненадолго, – думал Хамид. – Вот сколотим немного деньжат и сразу вернём этот проклятый долг».