Текст книги "О ком молчит Вереск"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Протянул ей конверт. И снова это странное выражение в синих глазах, как будто она с презрением смотрит на деньги, а потом и на него самого, но этот взгляд тут же исчезает, или у Альвареса галлюцинации. Он вообще слишком много смотрит в ее глаза. Она привлекала его и раздражала одновременно. Казалась и нежной, и наглой. Нежной с его сыном и наглой с ним самим. Как будто сдерживала эту наглость, но она прорывалась наружу.
– Думаете?
– Не думаю. Я знаю своего сына.
– Значит, плохо знаете.
– А вы считаете, что за одну ночь изучили?
– Возможно. Но мы никогда этого не узнаем, верно? Я же вам не подхожу. Я с улицы. До свидания, сеньор, Альварес.
Взяла конверт и пошла к двери. Какое-то мгновение ему показалось, что она не идет, а плывет, как модель на подиуме, но в ту же секунду она шаркнула туфлей, даже споткнулась. Но очертания виляющей упругой попки, пусть и спрятанной под длинной юбкой, запечатлелось в мозгах.
«Как можно прятать такую шикарную задницу под этими уродскими шмотками?».
– Если что, я позвоню.
Сам не понял, почему подошел к окну и провел ее взглядом до такси. Потом резко обернулся – Мати стоял возле двери со сжатыми кулачками и смотрел исподлобья на отца, потом поджал губы и бросился прочь.
Арманд хотел было пойти следом за сыном, но зазвонил его сотовый. Незнакомый номер.
– Сеньор Альварес?
– Да, слушаю.
– Вас беспокоит Хуан Пабло Мартинес. Сейчас я вас с ним соединю.
Что? Пабло Мартинес? Владелец «Мадрида»? Какого черта?
_________________________________________________________
*1 Названия футбольных клубов взяты из интернета и не имеют ничего общего с реальными клубами. Не забываем, Испания у нас альтернативная, и автор не претендует на знание клубов и не является фанатом данного спорта.
Глава 8
Как я его ненавидела. До чертей, до какого-то адского зуда во всем теле. Что бы он не сказал или не сделал – злило и нервировало, сводило с ума. Я не поехала домой, в свою облезлую гостинку, в которой тараканы не водились лишь потому, что я их травила каждый день и старалась поменьше там находиться. К черту. Я устала. Хочу на шелковые простыни, хочу к Грозе, хочу домой. В конце концов у меня куплена шикарная вилла на берегу моря с окнами на песчаный берег, красной черепичной крышей и великолепным бассейном, в котором можно было устраивать чемпионские заплывы.
Как же я устала… как же мне хочется схватить моего ребёнка и бежать прочь. Сдавить в охапку, прижать к себе и мчать куда глаза глядят. Унести его, украсть, спрятать от всех и любить до сумасшествия. Любить так, как никто и никогда не смог бы. Но между нами столько стен, столько лезвий, колючей проволоки, километры препятствий. И от одной мысли, что я пока что настолько далека от своей цели, у меня щемило сердце.
Бросила машину у красивого белого особняка, набрала код на домофоне и открыла ворота. Навстречу тут же бросилась Гроза, виляя хвостом, опуская голову и прижимая ушки. Как же я соскучилась по ней.
– Моя девочкааа, моя хорошая. Соскучилась? Что делала без меня? М? Признавайся.
Прячется в ногах, во всю виляет своей мохнатой метлой, и я вижу свой красный туфель под скамейкой. Ожидание было тяжелым, и нервы похоже сдали не только у меня.
– Ах ты ж мерзкая девчонка! Как не стыдно? Кто сгрыз туфель? М? Кто сожрал? Ты? Вредная, рыжая лисица? Украла и слопала туфель? Ай-яй-яй! Как не стыдно! Бессовестная… Гроза бессовестная!
Прячется, лижет руки, запрыгивает на меня и лезет мордой в лицо, чтобы облизать с головы до ног.
– Ах ты ж хитрая подлиза. Скучала, да? Меня долго не было…
Тоненько поскуливает и прикусывает передними зубами мое ухо, лижет и снова скулит. Ну и как на нее злиться?
– Черт с ней, с туфлей, пошли есть вкусняшки. Мама купила тебе пакетик обалденных палочек.
***
Гроза грызет палочку и поглядывает на меня, а я поглядываю на свой сотовый. Он должен позвонить. Должен, будь он проклят. Должен позвать. У него не останется выбора. Я ведь все продумала, обложила со всех сторон. Почти со всех… Почему так долго? Неужели советуется со своей сукой?
Сотовый все же зазвонил, и я схватила его со стола, тут же разочарованно выдохнула – звонил Владимир.
– Да. Привет.
– Привет. Давно не звонила, вот хочу проверить – все ли в порядке у новоявленной нянечки?
– Нет. Пока нет. Он не взял меня…
Мгновения тишины, и я произнесла это вслух, чувствуя, как накатывает волна паники, как сжимается все внутри от страха, что я просчиталась.
– Возьмет. Никуда не денется. Успокойся. Давай. Как я тебя учил расслабляться?
– Денется…денется еще как. Они работают только с агентствами, только с определенным контингентом. Я не подхожу им по всем параметрам.
– Ну ты же умная девочка… сядь, подумай. Что ты можешь сделать, чтобы подойти? Выход есть всегда. Его просто нужно найти.
Ничего. Все, что могла, я уже сделала. Я обнимала своего маленького мальчика… трогала, брала на руки. Моего сына. Я… была так близко к нему. А когда уходила, мне кажется, моя душа разрывалась на части. И каждая секунда разлуки подобна смерти.
– Я подумаю… Спасибо, что позвонил.
– Ну как я могу не позвонить своей жене. Я ж скучаю.
– Сильно скучаешь?
– Ужасно. Тут невероятно тоскливо.
– А где Тарас?
– Уехал утром на тренировку.
– Слушайся врачей и скоро выйдешь оттуда.
– Угу… ты забыла, что я и сам врач?
– Ну знаешь ли, сам себе режиссер не всегда и не везде работает. Ты играешь совсем на другом инструменте.
Да, я вышла замуж за Владимира. Это решение было принято не сразу. Но оно было взвешенным и правильным во всех отношениях.
Я никогда не забуду тот день, когда сказала Владимиру «да» после окончательного и бесповоротного «нет», произнесённого мною на том банкете, где я увидела Альвареса впервые после разлуки.
Какое-то время мы с Владимиром не общались. Точнее, я его избегала. Как женщины обычно избегают назойливых поклонников, особенно тех, перед кем в долгу, а отдавать его так не хочется. Ведь расплачиваться надо далеко не деньгами. Но он и не звонил. Иногда писал смски, присылал цветы с посыльным. Ненавязчиво и очень мило.
А потом я увидела в соцсети, что он не работал какое-то время.
– Заболел?
– Угу. Обычный бронхит. Не волнуйся.
Я и не собиралась. Можно сказать, я о нем и не вспоминала практически.
– Выздоравливай.
Скорее дежурно, чем искренне.
– Я стараюсь. Ладно. Вижу, что тебе не до меня. Давай, беги по своим важным делам. Спасибо, что позвонила.
Стало как-то не по себе, неудобно. Все-таки Владимир много сделал для меня. Можно сказать, создал мне новую жизнь. Помог подняться из самого болота и встать на ноги. Я заехала его навестить с пакетом апельсинов и гордостью от собственного поступка. Мне открыл его секретарь. Тарас. Кучерявый блондин исполинского роста с яркими голубыми глазами и калифорнийским загаром.
– Я к Владимиру. Проведать.
– Владимир в больнице.
– Хм. Вчера сказал, что болеет, и уже вышел на работу?
– Нет… он сам лежит в больнице.
Улыбка сползла с моего лица. Как это в больнице? Нонсенс. Врачи ж не болеют. Они полубоги и умеют себя вылечивать по мановению волшебной палочки. Ну по крайней мере так кажется.
– В какой?
– В частной клинике Вербского, в отделении пульмонологии.
Но я его уже не слышала, мчалась туда на полном ходу. Помню, как ворвалась в здание со своими апельсинами, но у меня их забрали, а потом вынудили надеть халат, маску, бахилы и только тогда провели в палату к Владимиру.
Он лежал в строгой изоляции за целлофановыми прозрачными шторами с кислородной маской на лице. Увидев меня, улыбнулся от всей души.
– Если бы я знал, что для того, чтобы заманить тебя в гости, надо заболеть – я бы сделал это намного раньше.
– Это не бронхит…, – тихо сказала я.
– Нет… не бронхит. Это СПИД.
Слегка вздрогнула, а он тут же начал махать руками.
– Это не заразно и…
– Я не тупая и не идиотка. Я знаю, каким образом можно заразиться СПИДом.
Положила апельсины на столик и села на стул.
– Как давно ты не оперируешь?
– С тех пор, как узнал. Больше полутора лет назад.
– И все это время молчал?
– Мне надо было набрать тебя и обрадовать?
– Не знаю… просто поделиться. Рассказать.
– Тебе не до меня.
– И как…как это получилось?
– Бурная связь с малазийским барменом. Он уже умер… к тому моменту, как я узнал о себе.
– Тыыыы…
Наверное, это было самое сильное удивление в моей жизни.
– Да. Я – гей. У меня никогда не будет детей. Я болен СПИДом, и я хочу иметь семью. С тобой.
Мы поженились после того, как он вышел из больницы. Это была выгодная во всех отношениях сделка. Как для него, так и для меня… а еще не было больше ни одного человека во Вселенной, кому я бы могла доверять. Только Владимир, готовый меня принимать, любить такой, какая я есть. Любить во мне человека. Не женщину, не девочку, не пациентку, а просто человека. Того, кто прятался под великолепной внешностью Виолетты, под невзрачной внешностью Нины. Любить женщину со шрамами на лице и на теле. Как сестру, как друга, как свою семью.
***
Гроза переползла ко мне и положила голову мне на колени, чувствуя, как мною овладевает отчаяние. Я гладила ее между ушами и вспоминала лицо своего сына. Такое красивое, нежное, родное. Как спал рядышком и сопел своим маленьким носиком. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в эту ночь.
Я не выдержала, схватила сотовый и быстро написала смску по-испански:
– Что он ответил?
– Думает.
– Думает?
– Да, думает.
– Удвойте гонорар
– Это расточительство. Подождем пару дней.
– Расточительство – это отмывание денег по всяким платежным системкам и рейдерство, запрещенное законом.
Отшвырнула сотовый и закрыла глаза. Был еще один план. Жесткий, кровожадный, грязный. Но он мог лишить меня возможности забрать сына. Этот план оставался только на тот случай, если у меня больше не останется выбора.
Зашла в фотографии на сотовом и до помешательства долго рассматривала снимки Матео. Казалось, я каждую пору на его коже смогла выучить заново, каждую родинку, складочку, ресничку. Если я не увижу его снова – то сойду с ума.
Никто не звонил. Я уснула на ковре возле сотового под боком у Грозы, только рядом с ней я чувствовала себя в безопасности. Рано утром меня разбудила смска.
«Мне нужно с тобой поговорить, Нина. Я заеду по указанному адресу и заберу тебя минут через двадцать. Возьми с собой все свои документы»
Перечитала раз сто. Не меньше. Напротив адресата круглая аватарка с лицом Альвареса. Улыбается во весь рот, держит в руках футбольный мяч. Сексуальный дьявол, мерзкое, озабоченное животное, которое вызывает у женщин судороги внизу живота, мокрые трусики и до боли напряженные соски. И за это я его тоже ненавижу.
Только мне никак не попасть туда через двадцать минут, не попасть даже через сорок. Разве что научиться летать. Тяжело дыша, лихорадочно думая, что делать, я ответила на смску.
«Я сегодня работала в другом месте. Вы можете забрать меня оттуда через полчаса. Я должна сдать ключи дворецкому»
Значит, таки клюнул. Я набрала Владимира…
– Спасибо… что прижал их за яйца.
– Ради тебя я могу прижать им что угодно.
– Ты гений. И я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю… Таня.
Я выглянула в окно – его «Мазератти» стоит внизу. Матово-черная, красивая, как хищный зверь, похожа на своего хозяина. Только от одного вида этой машины по коже уже бежали мурашки. Я была готова к войне, к давлению, но Альварес довольно быстро сдался. Конечно, не без помощи извне… Но я не думала, что все закрутится настолько быстро. Увидела, как вышел из машины, поднимая воротник черного пальто, повел плечами и склонил голову сначала в одну, затем в другую сторону. Его привычный жест. Я даже «услышала» на расстоянии хруст позвонков.
Какого черта он так выглядит, какого черта сводит с ума этой элегантной грацией, этим шиком? Когда вышла, он даже не взглянул на ворота – говорил по сотовому, а я не могла не засмотреться. В расстегнутом пальто виден бежевый свитер с треугольным вырезом, на шее болтается кожаная веревка с платиновым кулоном в виде футбольного мяча. Солнцезащитные очки закрывают половину лица. И запах парфюма доносится до меня с расстояния нескольких метров. Смуглый, красивый до умопомрачения, подлый мерзавец.
Ветер треплет его волосы, заглаженные назад, дергает воротник, то закрывая, то открывая смуглую, сильную шею, и я вдруг непрошено, нежданно вспомнила, как пахнет эта шея там, чуть ниже уха, когда он лежит сверху на мне и бешено двигается, опираясь на локти, а я прижимаюсь к нему, тыкаюсь лицом в эту сильную шею, закатывая глаза с гортанными стонами. И у меня возникло непреодолимое желание прямо сейчас ощутить этот запах, коснуться щекой его бархатной кожи. Сексуальное, порочное животное излучает эти флюиды дикого секса на расстоянии. Только за это я могла бы его возненавидеть, только за то, что заставляет все это чувствовать.
И мне подумалось о том, что ко мне не прикасались мужские руки много лет. И хорошо, и пусть не прикасаются. Мне никто не нужен, особенно этот проклятый самец, который только и думает, кого бы трахнуть на завтрак, на обед и на ужин. Желательно разных. Я знала о нем все. О каждой его сучке, о каждой девке легкого поведения, которых он находил себе на вечер или на ночь.
Меня заметил не сразу. Вначале скользнул по мне взглядом своих карих глаз, потом оторвался от телефонного разговора.
– Садись в машину. Давно стоишь?
– Не хотела мешать.
Распахнул передо мной дверцу машины, давая сесть рядом с ним. Я планировала все же сидеть сзади. Подальше от него. Но… Альварес оказался джентльменом, чтоб его черти сожрали.
Наконец-то закончил говорить, бросил сотовый на заднее сиденье и окинул меня равнодушным взглядом. Где-то внутри кольнуло разочарованием. Та женщина, которая привыкла к восхищению и поклонению, уже с трудом могла смириться, что на нее так уныло реагируют. Но ведь я приложила усилия к тому, чтобы моя одежда не привлекала внимание, прическа скрывала достоинства лица, а следы косметики были столь неприметными, чтобы не было даже намека на то, что я собираюсь его соблазнить. А я собиралась… Но не сегодня и не здесь. По-другому. Не как девочка на одну ночь.
– Паспорт не забыла?
Отрицательно качнула головой и слегка дернулась, когда он пристегнул меня ремнем безопасности. Дернулась, чтобы избежать прикосновение рук к своему лицу. Мне казалось, что, если тронет – произойдет какой-то страшный апокалипсис, мне будет больно.
– Что такое? Я тебя пугаю?
– Нет, – улыбнулась, и взгляд бархатно-карих глаз задержался на моем лице. Чуть сощурился, рассматривая, оценивая.
– Ты должна чаще улыбаться. Тебе идет. Становишься милой.
Милой… и на том спасибо.
Опустил взгляд к вороту моего платья. Приподнял одну бровь. Да, животное, ничего не видно. Не как у твоих девок.
– Ты состоишь в секте? Католичка? Баптистка? Что за одежда?
– Что не так с моей одеждой?
– Не хватает монашеского платка.
– Я устраиваюсь няней, а не девочкой по вызову.
Пожал плечами и вдруг нагло заржал.
– А могла бы и девочкой. Приодеть. Причесать, было бы очень даже…
– Не могла бы!
Резко его оборвала, и он удивленно отпрянул назад.
– Та ладно, не загоняйся. Я пошутил. Хотя, да, не смогла бы… Тебя б е взяли.
Откинулся на сиденье, повернул руль, а я снова посмотрела на его руку, на сильное запястье и на обручальное кольцо…
– Ваша жена… Она согласилась?
– Да.
Ответил слишком быстро, даже как-то отрывисто, словно его разозлил вопрос.
– Рассказывай, кто такая, где училась, что делала по жизни.
Я начала рассказывать заученную биографию, но он передернул плечами.
– Просто о себе расскажи. Не твое резюме.
– Что рассказать?
– Почему няня?
– Детей люблю.
Быстрый взгляд на мои колени, и я потянула край платья вниз. Ухмыльнулся и на дорогу смотрит. Меня обожгло, меня окатило кипятком от этого взгляда.
– Матео не обычный ребенок. Все предыдущие няни не продержались и недели. Уверена, что справишься?
– Уверена! – отрывисто и безапелляционно, заставив его посмотреть на меня в недоумении.
– Откуда такая уверенность? Ты даже не представляешь, на что он способен.
– Ребенок? Всего лишь на то, на что способны маленькие дети. Главное, что я знаю, на что способны взрослые… а дети, дети всего лишь их отражение.
Альварес перестал улыбаться и снова смотрел на дорогу.
– У Мати биполярное расстройство. Ты не можешь знать, справишься ты с ним или нет.
– Справлюсь.
Слегка склонил голову набок.
– Какая завидная уверенность. По тебе не скажешь, что ты уверенный в себе человек.
– Вы судите по внешности о личностных качествах?
– Я говорю о впечатлении, которое ты производишь. И еще… давай сразу определимся – ты мне не дерзишь, не пререкаешься, не пытаешься навязывать свою точку зрения. Есть одно правильное мнение. И оно точно не твое. Ясно?
В эту секунду я бы могла его ударить… Но вместо этого согласно кивнула.
– Я просто знаю, что справлюсь с… с вашим сыном.
– Отчего ты так решила?
– Потому что он мне понравился, а я ему. Вы верите в химию между людьми?
– Химия существует только в одном единственном случае, когда на горизонте маячит физика.
Он свернул в переулок и остановился у какого-то кафе с золотистой вывеской.
– Голодная?
– Нет.
– А я ужасно голоден.
«Как же ужасно я голоден, давай маленькая, сними трусики, откройся для меня, чтобы я мог тебя вые**ть»
Его голосом с хрипотцой это прозвучало настолько пронизывающе, что мне захотелось зажмуриться и отдышаться..., слишком яркие картинки вспыхнули перед глазами. Разве спустя годы не должно было стать все иначе? Я ведь должна была остыть… забыть его.
Снова наклонился ко мне, чтобы отстегнуть ремень безопасности, и наши взгляды встретились. И опять это странное выражение в его глазах.
– Такое впечатление, что я когда-то тебя уже видел.
– Такие, как вы, никогда не сталкиваются с такими, как я.
– Тоже верно.
Презрительная усмешка. Вышел из машины и в этот раз дверцу с моей стороны не открыл. Я вылезла из машины сама. Кафе только на первый взгляд показалось мне забегаловкой. На самом деле уже на входе была строгая селекция.
– Иди внутрь. Я догоню.
– Зачем мы сюда приехали?
– Подпишешь договор и поедешь ко мне. У меня сегодня важная встреча вечером, и Матео не с кем оставить. Все, иди, не мешай мне.
Снова впился в свой сотовый. Что он там все время смотрит? Прилеплен к нему, приклеен. Надо, чтоб потом этот телефон пробили. Куда звонит и кому пишет.
Я собралась войти в кафе, но мне преградили дорогу.
– Куда?
Посмотрела на секьюрити.
– Здесь одна чашка кофе стоит, как твоя трехмесячная зарплата. Давай иди отсюда, малышка. В такой обуви тебя даже в Макдональдс не впустят.
Тяжело дыша, стискивая зубы, чтобы не вспылить, не взорваться. Киваю согласно и отхожу назад, к Альваресу.
– Меня не пускают внутрь.
– Что?
Оторвался от экрана.
– Не впускают, я говорю.
– Аааа, эй, Рико, она со мной. Впусти.
Более удивленного и ошарашенного взгляда я никогда не видела, когда проходила мимо здоровяка, посмевшего меня не впустить, не удержалась и сильно наступила ему на ногу. И намеренно посмотрела в глаза, давая понять, что сделала это нарочно.
Глава 9
Подскочил на диване, как от толчка, как будто кто-то треснул ребром ладони по затылку. Вокруг темнота кромешная. Тихо очень. Так, что ему слышно собственное дыхание и где-то вдалеке легкие постукивания. Как будто что-то бьется о стену. Если б не проснулся, не услыхал бы. Поднялся на ноги, тряхнул мутной головой, перед глазами замельтешило, где-то у ног грюкнула пустая бутылка из-под русской водки. Пнул ее босой ногой и, морщась от головной боли, направился к двери. Стук продолжал доноситься откуда-то слева. В коридоре темно, пришлось светить сотовым. Прошел туда и обратно. Прислушался. Внезапно глаза расширились, повернул ручку в комнате Матео, распахнул дверь – мальчик сидел на полу у стены с крепко закрытыми глазами, он сжимал ладошками виски и ударялся лбом о стену. Что-то бормотал. Едва слышно. По щекам текут слезы. Альварес тут же бросился к малышу, схватил на руки и гортанно застонал, когда понял, что пижамные штаны мокрые. Остаток ночи Матео спал на диване, рядом с отцом, а тот смотрел на своем сотовом кадры записи с камеры в комнате мальчика. Видел, как тот вскакивает ночью с кровати, как жмется к стене, как плачет и закрывает лицо руками. Почти каждую долбаную ночь, пока Альварес спал – его маленький сын сидел в темноте у стены и беззвучно плакал. Но ни разу не закричал и не позвал никого. И в ушах звенит голос жены:
«Ты – мальчик! Ты не можешь орать, ссать в штаны и бояться! Понял? Ты вырастешь и станешь футболистом, как твой папа. Нытики и трусы футболистами не становятся. Не зли меня. Не будь как…» Она не договорила, а он и не слушал. Ему казалось, что это верно. Что мальчик должен справляться со своими страхами.
– Ты слишком строга с ним. Он совсем маленький.
– Маленький? Он пацан. Моя мать – педагог, и она знает, как воспитывать детей. Можешь это делать сам, если хочешь. Но тебя вечно ж нет. У тебя тренировки! Так что не лезь. Я сама разберусь, как воспитывать НАШЕГО сына. Я хочу ему добра!
После этого сказала мужу, что проблемы у Мати закончились. У него не было повода не верить. Малыш больше не плакал по ночам и не звал мать. Если задуматься, он вообще никого и никогда не звал. Даже сейчас, смертельно напуганный, одинокий, несчастный он просто бился головой о стену, чтобы отвлечься от своих ужасов болью. Это напомнило Арманду его самого… когда-то он делал точно так же. Когда-то он боялся спать и боялся темноты. Он не знал, как надо с детьми. У него их не было, сам он никогда в жизни не ощущал себя ребенком, скорее, маленьким взрослым, который сидел в детском теле и думал только об одном – где взять еды и денег. Битый бабкой и ее любовниками, с вечно сломанным носом, пальцами, ребрами.
А сейчас перебирал шелковистые волосы собственного сына, гладил по спине и понимал, что его, Арманда, просто никто и никогда не любил. Не любил так, как сам Альварес любит своего сына. Возможно, любит сильнее, чем сама Каролина, потому что и сам мало кого умел любить. Всегда один. Сам по себе.
– Спасибо, что присмотрели за моим сыном. Здесь двойная оплата за то, что остались на ночь. Хотя это было ни к чему. Матео прекрасно засыпает сам и не нуждается в ночниках и сказках.
– Думаете?
– Не думаю. Я знаю своего сына.
– Значит, плохо знаете.
– А вы считаете, что за одну ночь изучили?
– Возможно. Но мы никогда этого не узнаем, верно? Я же вам не подхожу. Я с улицы. До свидания, с е ньор Альварес.
Как она все поняла? Всего один день общения. Эта пигалица со взглядом «я все знаю, а ты ничтожество». Взглядом, от которого у Альвареса вдоль позвоночника простреливало током. До утра так и не уснул. Думал. То на сына смотрел, то на свои дрожащие руки. Вышвырнул бутылку в ведро, потом умылся холодной водой. К черту выпивку. Он уже довел себя до такого состояния, когда все в этой жизни начинает терять смысл, и все мысли сводятся к одному – вернуться домой и залиться спиртным.
Запищал сотовый напоминанием о встрече с Пабло Мартинесом. Черт. И Мати не с кем оставить. Позвонил жене, та ответила не сразу. Любит его «поморозить» в ожидании.
– Спасибо, что соизволил позвонить, спустя почти неделю моего отсутствия!
– И тебе доброе утро, Кара.
– Да…доброе. Я еще не встала с постели. Вчера был дождь, и у меня ужасно болела голова. Мама сварила мне чай из трав, и я лежала с компрессом совсем одна…
Черт! Твою ж мать! Как ему все это надоело. Ее голос, ее нытье, ее претензии. Все, что являлось ею. Он не заметил, как прошла неделя. Он бы не заметил, как прошел без нее и целый месяц, и год. Проклятые суды, условия.
– Кара, мне нужно ехать на важную встречу. Побудь с Мати. Приедь и посиди со своим сыном.
– Ты! Ты вообще слышал, что я тебе говорила? У меня мигрень! У меня приступы адской, нечеловеческой боли, я…я блююю желчью и глотаю таблетки. Мама не отходит от меня! Ты…ты бы подумал, кто может посидеть со мной? Ты бы хоть приехал посмотреть, не сдохла ли я…
«Я бы приехал, если бы ты сдохла, всенепременно».
– Понял. Выздоравливай. Я пришлю тебе цветы.
– Я хочу кольцо…
– Хорошо! Выбери себе кольцо!
Попытался договориться с прислугой, но они готовы были, чтоб их уволили, но только не сидеть с Матео. И он хорошо их понимал. Это не просто неприязнь к ребенку. Они знали характер мальчика, знали о вспышках агрессии, о неуправляемости и истериках. Таки придется звонить той… Нине. Одновременно и хотелось, и не хотелось это сделать. Словно….словно он открывал какую-то дверь, за которой его ждала какая-то подстава.
Но выбора не оставалось.
***
– Этот гонорар вы получите, когда станете нашим нападающим.
Мартинес подвинул к Альваресу клочок бумаги с написанной от руки суммой.
– Наш клуб – это больше, чем мировая известность, и вы прекрасно об этом знаете.
Конечно, он знал. Прекрасно знал. Но они были конкурентами. И Эспаньол отставал от Мадрида, проигрывал, уступал. Уйти в Мадрид означало харкнуть в лицо Кармону. Смачно, с расстояния. Харкнуть так, чтоб у того залепило даже глаза.
Альварес старался держать себя в руках, чтобы не выдать своего восторга. Своей дикой радости. Если заключит договор с Мадридом, имел он во все щели Эспаньол и их долбаный суд! Но! Оставалось огромное, жирное НО. Договор. Он его нарушил. Несколько раз. Он должен был выплатить неустойки. Огромные. Непомерные.
– Вы должны полюбовно уладить ваши разногласия с сеньором Кармоном. И мы будем рады вам в нашей команде.
Пабло протянул ему смуглую, почти черную руку. Очки так и не снял, и выражение глаз этой хищной и хитрой акулы Альварес так и не увидел.
– Закончатся судебные дела, и вы станете членом нашей сборной.
– С превеликим удовольствием.
– Я надеюсь, ваши проблемы уже окончены… – многозначительно замолчал и постучал по столу короткими пальцами с массивным кольцом на среднем. Фиолетовый Александрит переливался и менял оттенки.
– У меня нет проблем.
– Прекрасный ответ.
Похлопал Альвареса по плечу.
– Я давно ждал этого момента… момента, когда смогу украсть у них лучшего!
Из здания небоскреба, где проходила встреча с Мартинесом, Альварес выскочил с улыбкой на губах. Вот так! Да! Он их сделает! Этих тварей, которые начали ставить ему палки в колеса и втирать, что он давно уже не один из самых…. заменять, дисквалифицировать, затевать судебные тяжбы.
Они решили, что они для него незаменимы, а хрен вам! Он нужен другим, еще более крутым! Ничего. Выиграет суд, и можно показать им средний палец, этим ублюдкам. Выиграть и уйти.
Посмотрел на часы – уже довольно поздно. С Матео эта девчонка, и за вечер ему ни разу не позвонила. Обычно проблемы начинались, едва он выходил из дома. Они звонили спустя пять минут пребывания с Мати наедине. Перепроверил сотовый – нет, не звонила и сообщений не писала.
Позвонил Гонсалесу, и тот ответил, что дом цел, все в порядке.
– Где эта сербка или откуда она там?
– Купает Мати.
– Что делает?
– Купает.
– И…
– Не знаю. Он смеется. Мне слышно.
Брови Альвареса в удивлении поднялись. Матео купал всегда он и еще двое слуг. Они держали – Альварес мыл. Потому что завести его в ванну, усадить в воду было невозможно – он орал и бился в истерике, царапался, как зверек.
– Ты уверен, что он смеется, а не плачет?
– Уверен… вот слушай сам.
Где-то вдалеке послышался звонкий смех мальчика и затем смех его няньки.
– А что она делала днем?
– Играла с Мати…
– Играла?
– Да. В оранжерее.
– И во что они играли?
– В…в прятки.
В прятки… Они играли в прятки. Перед глазами появилось нежное и в то же время строгое лицо девчонки. Пока говорил с ней в кафе, внимательно ее рассматривал. И ему не нравилось, что его отвлекали от разговора то ее длинные ресницы, то ее губы очень пухлые, сочные, поблескивающие после того, как она проводила по ним кончиком языка.
Совершенно асексуальное платье, прическа, макияж и… бл*дь, в то же время она его будоражила. Хотелось заглянуть под ее наглухо застегнутую блузку, под длинную юбку, увидеть полностью ноги.
Когда они подписывали договор, он смотрел на ее тонкие пальцы и какого-то хрена представлял их на своем члене. Эти пальчики без лака, с короткими круглыми ногтями, без единого кольца, с острыми костяшками.
Поднялся по лестнице, вначале направился сразу в кабинет, чтобы просмотреть мейлы от адвоката, но не удержался, когда увидел чуть приоткрытую дверь в спальне и сдавленный шепот. Остановился, и словно током прошибло.
Она стояла на коленях, молитвенно сложив тонкие белоснежные руки, устремив взгляд к потолку. Тяжелые волосы струятся по спине и по полу, ее ночнушка полупрозрачная, и в вырезе рукавов видна тяжелая грудь, когда грудь вздымается при вздохе, виден маленький розовый сосок. Бл******дь! Что она делает? Молится? Серьезно? В этой долбаной розовой, прозрачной ночнушке?
Взгляд опустился вниз, к обтянутым материей бедрам и голым ногам. То, что он представлял, и на четверть не так великолепно, как увидел. Ямочки чуть ниже поясницы, аккуратный копчик и едва видимая полоска между ягодицами. Она голая под этой ночнушкой… без трусов, лифчика. Без ничего.
Судорожно сглотнул, и штаны тут же вздулись в паху. Там расперло с такой силой, что от мгновенной эрекции заболели яйца. Смотрел, как она молится, и тяжело дышал, сжимая кулаки все сильнее. Пожирая взглядом невероятно сексуальное тело, просвечивающееся под белой тканью. Потом резко развернулся и пошел к себе. С яростью распахнул дверь в душевую и стал под воду как есть – в одежде. Такой бешеной эрекции он не ощущал с тех пор, как…как последний раз имел эту сучку…Таню.
Как она его бесит. Три раза на нее наткнулся, как специально. Решил, что не станет особо общаться, все передал через Рамиреса. Указания она знает, расписание дня Матео тоже. Особо им общаться не о чем. Он, по идее, и видеть ее не должен.
А ни хрена. Ни хренаааа. Она везде в этом доме. Утром какого-то черта уже в семь чистила зубы все в той же ночнушке. Наклонилась над раковиной, и ему были видны ее округлые ягодицы, тонкая талия и выпирающие такие наивно по-детски милые позвонки. Что? Милые, бл*дь? Откуда оно взялось это идиотское слово?
Выпрямилась и встретилась с ним взглядом через зеркало. Рот перепачкан зубной пастой, за щекой щетка, и глаза эти такие огромные хлопают совершенно невинно. А у него опять стояк, спортивные штаны оттопырились, бегом сбежал вниз по лестнице и мылся во второй ванной комнате. Несколько раз плеснул в лицо холодной водой.
Снял бы шлюху, но проклятый суд уже на носу. А папарацци, твари, торчат снаружи, прячутся в кустах, под землей, за фонарными столбами и щелкают фотовспышками из каждой щели. Наверняка их наняли, чтоб они выследили косяки Альвареса и оперативно их законспектировали.
