Текст книги "О ком молчит Вереск"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– А о чем вы здесь так мило беседуете?
Каролина уселась напротив меня рядом с Армандом и кокетливо улыбнулась Владимиру. Интересно, своему гинекологу она тоже так улыбается? Да, я знала, что ее гинеколог мужчина, а также знала, сколько абортов она сделала до того, как украла у меня сына. Один на сроке шестнадцать недель. После этого у нее никогда не могло быть детей.
Я с трудом сдерживала себя, чтобы смотреть на нее без злости, без желания выцарапать глаза или выдрать ей волосы. Еще не время. Потом, позже я причиню ей такую же боль, как она причинила мне.
– Ваша эм..ииии…эммм, – нарочно застопорилась, чтобы унизить и показать, что не знает о том, кто я для Владимира.
– Моя невеста. Виолетта – моя невеста и будущая жена, а еще она моя королева.
Если бы я могла, я бы сейчас расцеловала Владимира в обе щеки и, запищав, повисла у него на шее.
– О как. Неужели в женщинах осталась что-то, что еще может вас привлекать и быть для вас неизведанной тайной?
– Что есть тело? Тело – это глина, пластилин, если угодно. Оно ломается, сохнет, стареет и так далее. Кто любит только тело, тот непостоянен. Заведомо ветренен и несерьезен. И даже глуп. Так как и собственное тело придет в убогость. Любят душу, любят то, что скрывается под глиной. А там, – он посмотрел мне в глаза, – там столько тайн, что жизни не хватит их отгадать.
– Да вы поэт.
Альварес оторвался от сотового и посмотрел на Владимира с косой усмешкой.
– Эта женщина из меня делает многорукого и многоликого. Для нее я кто угодно.
– Завидую… после родов всегда будет рука, которая вылепит совершенство. Жаль… у меня такой возможности не было, и я подурнела, потолстела.
Она деланно надула губы, а я стиснула вилку пальцами. Только не в эту тему.
– У вас есть дети? – спросил Владимир. – Если б вы не сказали, то, глядя на вас, я бы предположил, что вы никогда не рожали.
– Вы льстец. – на её лице не дрогнул даже мускул. – Милый, покажи им фото Матео. Покажи им нашего чудесного мальчика.
Альварес тут же изменился в лице. Это произошло в считанные мгновения, он тут же что-то наклацал в сотовом, и его глаза заблестели, загорелись, брови приподнялись. Как будто он увидел чудо и искренне ему восхитился. На какие-то мгновения я узнала в нем Арманда, которого видела всего лишь несколько раз. Каролина отняла у него смартфон.
– Вот наш Мати. Он прекрасен. Он красив, как ангел.
Протянула телефон мне, и я невольно выдрала его из ее рук, жадно вглядываясь в личико малыша, чувствуя, как меня тошнит, как дико бьется мое сердце и как першит в глазах. Это не ее… не ее мальчик. Он мой. Он похож на меня. Я его носила. Я его хотела. Он – моя жизнь.
– Полистайте. Там он со мной, с папой, с бабулей. Невероятный малыш.
Я переворачивала пальцем фотографии и смотрела на ребенка, не могла им надышаться, нажраться, налюбоваться.
– Дыши медленней. Вдыхай носом и выдыхай носом.
Голос Владимира заставил взять себя в руки и быстро протянуть сотовый Каролине.
– Да, – сказать «ваш сын» я не смогла, – ребенок очень красивый. Простите.
Встала из-за стола и быстрым шагом пошла в туалет. Мне нужно было остаться наедине с собой. Нужно было успокоиться, заставить себя дышать ровнее. Распахнула дверь уборной для людей с ограниченными возможностями и закрылась там на ключ.
Тут же прислонилась к двери, тяжело дыша.
– А это он с бабулей.
И морда садистки, фашистки, которая тянет свои грабли к моему сыну. Обе психопатки, способные на что угодно. Я не верила, что она может любить моего мальчика. Хвастать – да, но не любить. Такие на любовь не способны.
В дверь тихо постучали.
– Открой. Это я.
Голос Владимира заставил собраться, вытереть слезы. Я повернула ключ в замке и впустила его. Он прикрыл за собой дверь и протянул мне свой платок.
– Так вот зачем испанский, танцы, хореография.
– Я не знаю, о чем ты.
Отвернулась к зеркалу и принялась подводить губы.
– Знаешь. И я тебя знаю. По лицу вижу. По глазам. Будешь так нервничать, и другие узнают.
– Уйди. Я сейчас не готова обсуждать свое прошлое.
Усмехнулся и наклонился над раковиной, вымыл руки. Потом повернулся ко мне.
– А я и не собираюсь ничего спрашивать. Выходи за меня замуж.
– Что?
Я не поверила, что слышу это от него.
– Конечно не самое романтичное место для предложения руки и сердца, но я не романтик, ты тоже давно без иллюзий. Так что вот. Как есть.
Это было неожиданно. Это было, как удар под дых, как какой-то ледяной душ.
– Я не…не могу. Я не готова, и мне нечего тебе дать и…
Мягкая улыбка заставила меня замолчать.
– Я ничего и не хочу просить. Ты нужна мне, а я тебе. Почему бы и нет?
Сегодня у меня свидание. Самое главное, самое сумасшедшее свидание в моей жизни. С единственным и самым важным мужчиной, с мужчиной, о котором я мечтала с самого рождения, которого полюбила, едва лишь узнала о его существовании, мужчиной, чье сердцебиение долгое время вторило моему. С моим сыночком. С моей вечной любовью.
Как же долго я ждала этого дня. Как мечтала о нем, как грезила и представляла себе этот момент… эту встречу, эту секунду, когда смогу посмотреть в глаза, прикоснуться. Мальчик мой… как же жизнь невыносима была вдали от тебя, и сама мысль о том, что ты не со мной и чужие руки трогают тебя… и что никто и никогда не будет любить так, как я люблю.
Шла туда на свой страх и риск. Мне отказали в агентствах. Альваресы не работают с кем попало, у них только одно проверенное место для всей обслуги, а там… Там меня не приняли. Их смутил мой испанский с акцентом, возраст, оказывается Альваресы ставили особые условия для своего персонала. Няни должны быть испанками старше тридцати, замужними, имеющими детей и с опытом работы. Иметь рекомендации, и как бонус подошел бы диплом психолога. Все это я не учла… да и как могла учесть. Я понятия не имела, что у них будут такие странные условия.
– Почему старше тридцати? – пожала плечами.
Работница агентства усмехнулась:
– Ну как почему? Чтоб хозяин не заглядывался. Условия все выдвигала его супруга. Мы запишем ваши данные, и как только у нас появится подходящая вакансия, мы вам позвоним.
Я вернулась к секретарю разочарованная и расстроенная, забрать свои документы, и услышала, как одна из женщин говорит по сотовому.
– Что Агнес?! Я уже почти тридцать лет Агнес! Да, я уволилась. Ищу новую семью. Не могу, Хуанита, не могуууу. Это не семья, это кодло демонов. Что жена, что этот Альварес… и мальчишка. С ним что-то не так! Ни секунды не сидит спокойно. Орет, как резаный, дерется, тянет за волосы, кусает до мяса. Они не признают, что он психопат, а я так не могу больше. Я вся в синяках, мне по ночам снится этот дьявол мелкий. Хочется его шваркнуть башкой о стену… гаденыш. Я его один раз ущипнула в ответ… а хотела ударить.
Когда она это сказала, я нарочно толкнула ее локтем, проходя мимо, и она чуть не свалилась с лестницы, ее сотовый укатился вниз по ступенькам. Я с наслаждением на него наступила, услышала, как хрустнул экран, и с трудом заставила себя не сделать то же самое с ее носом. Я больше не Танечка. Я могу дать отпор, я могу избить и сломать парочку костей. Только когда научилась это делать, начала спать спокойно. Иначе не могла, мне казалось, что я в подвале, и с утра меня придут бить или мучать. Иногда у меня чесались и болели фантомные шрамы на лице, иногда из меня опять наживую вырезали моего сына.
– Тыыы! Ах ты сука! Ты…ты что сделала! Карамбааа! Я тебя… тыыы!
Пока она подыскивала слова, я села в свою машину... да, я еще ездила на «ауди» последней модели, и под ее удивленный взгляд и вытянувшееся лицо – укатила.
Для работы мне пришлось перекрасить волосы в тускло-сероватый цвет. Но особо ничего не выходило, и темный каштан выбивался из-под серого слоя. Тогда я перекрасилась в черный цвет, изменила форму бровей, сняла накладные ресницы, выделила контуры лица с помощью румян и тонального крема. Старательно отдаляясь от того образа, в котором Альваресы видели меня на том банкете. Узнать ту фотомодель и светскую львицу во мне, замухрышке, без макияжа, в безвкусной одежде, скрывающей все контуры тела, было совершенно невозможно.
Надела большие очки в пол-лица, которые придавали мне вид «заучки». Оказывается, люди в очках внушают доверие. Мое коричневое платье до колен и туфли без каблука довершали образ серой мыши. Если там будет Каролина, то вряд ли приревнует к такой невзрачности, как я.
Я буду меняться, но постепенно и только для него. У меня была целая стратегия по соблазнению, я продумывала ее несколько лет. Множество вариантов, приманок, ловушек. На одну из них Альварес непременно клюнет.
Я хочу разрушить их жизнь, хочу, чтобы он стал никем и остался без копейки. Я хочу, чтобы он вернул мне моего сына, а сам… да плевать, что будет с ним самим. С ним, с его сукой женой, с ее матерью. Если все они сдохнут, я буду счастлива.
Одевшись, причесавшись, несколько раз выдохнув, я пошла на кухню своей комнатушки в хостеле, пить кофе. Да, я создавала себе образ, и мой образ жил в хостеле, ездил на общественном транспорте, ел дешевые полуфабрикаты и читал классику, молился по вечерам и кормил бездомных кошек возле дома престарелых.
Нина Йованович. Мое новое имя. Я репатриантка из Хорватии. Приехала сюда работать. Нелегально. На данный момент имею вид на жительство, учу испанский, посещаю церковь, пою псалмы. Мне двадцать пять лет. Я не замужем. Мои родители живут под Риекой, у них своя маленькая ферма. Легенду придумывала я сама и даже нашла реально существующую семью. Более того, я выучила хорватский. Не идеально, но все же.
Достала местную газету, которую уже затерла до дыр, перечитывая снова и снова интервью Альвареса с прессой по поводу его карьеры и условий для возвращения в сборную.
– Никаких скандалов, так, сеньор Альварес?
– Так.
– А что с супружеской верностью? Я слышала, что…
– Хватит копаться в грязном белье. Нет никакой супружеской неверности. Я люблю свою жену, люблю своего сына, и на этом точка.
– Я понимаю…. Но это одно из условий.
– Самое легкое условие.
Отшвырнула газету. Любит ее. Любит. Как же это режет глаза и сердце. Всю меня режет на куски. Они оба меня могли обмануть. Могли вдвоем придумать этот спектакль, чтобы получить ребенка, а теперь живут счастливо.
Мне казалось, что все хорошее в моей жизни, все лучшее они забрали себе. Мое счастье там у них. Моя душа, сердце, моя жизнь.
Порвала газету на мелкие кусочки и аккуратно выкинула в ведро. Вымыла посуду, сложила в свой шкафчик и, надев очки из простого стекла, вышла из хостела. Я приучила себя к общественному транспорту и теперь знала расписание всех автобусов в сторону фешенебельного района Барселоны.
Долго смотрела на их дом. Да, я видела его и раньше, но сейчас вживую мне казалось, что я снова возвращаюсь в прошлое, в то дежавю, где меня держали в подвале в таких же роскошных хоромах.
Тихо… успокойся! Никто не причинит тебя зла. Ты можешь за себя постоять. Ворота оказались открытыми, как раз заезжал мини грузовик. Я проскользнула во двор. Дверь дома так же оказалась открытой, и я вошла внутрь совершенно беспрепятственно. Стараясь унять сбившееся дыхание и бешеное биение сердца, я шагнула на ступеньку… Вдалеке послышался голос Альвареса, и меня тут же заморозило на месте. Захотелось сбежать. Мчаться прочь, что есть мочи, не оборачиваясь.… А потом услышала детский плач, и сердце рвануло как будто острыми когтями. Я бросилась вверх по ступенькам.
– Кто такая? Куда?!
Меня схватили за локоть, и я чуть не вскрикнула. Это был дворецкий. Он сверлил меня презрительным взглядом.
– Кто тебя впустил в дом? А ну давай отсюда! Мы уборщицу уже наняли.
Выдохнула и попыталась высвободить руку.
– Я..по объявлению насчет няни.
– Из какого агентства?
– Я не из агентства… я…
– Мы не берем не из агентства. Давай выметайся, пока я не вызвал полицию.
– А вы дайте мне поговорить с родителями ребенка. Может быть, у них будет иное мнение.
Мимо нас пробежал худой мужчина с портфелем, он бормотал что-то себе под нос. До меня донесся голос Арманда. Он был очень мягким, звучал совершенно иначе, чем я привыкла слышать. Точнее, такого голоса я не слышала у него никогда.
– Ну и что ты наделал? М? Оставил меня без защиты? Ты почему назвал этого…этого индюка индюком?
Они показались в коридоре. Оба. Мой враг с маленьким мальчиком на руках. Малыш обхватил шею отца ручонками и преданно заглядывал ему в глаза.
– Пошли, я погрею тебе кашу. Но завтра мы будем искать няню, и тебе придется с этим смириться.
Сын отрицательно покачал головой.
– Хочешь сидеть с мамой?
Тоже отрицательно качает головкой и обнимает сильнее. А у меня дыхание перехватило, и сердце стучит так сильно, словно сейчас прорвет грудную клетку и покатится под ноги к этому мужчине. Дышать все труднее, а глаза затуманиваются слезами. Малыш…мой малыш. Мой любимый мальчик. Как я изучала твое лицо, любовалась им, прятала под подушку снимки из газет, сайтов, поисковиков, но какой же ты красивый вживую. Счастье мое родное…
– Я не могу.
Обнял сильнее и прижался всем тельцем.
– Правда, не могу. Мне надо возвращаться в спорт… иначе ты не сможешь мною гордиться. Никогда.
– Сеньор Альварес, к вам пришли.
Наконец-то соизволил заговорить дворецкий.
– Кто?
Арманд повернулся к помощнику.
– Женщина, говорит, что она по объявлению… Но, насколько мне известно, вы работаете с агентством.
– Пусть подождёт за дверью, я поговорю с ней.
Зазвонил его сотовый, и Арманд потянулся за телефоном.
– Слушаю. Новости есть?
Матео начал крутиться на руках, пытаться выхватить сотовый, когда Альварес вырвал мобильный из рук ребенка и отвернулся с телефоном, мальчик заплакал.
– Давайте я его подержу.
Это вырвалось непроизвольно, и я протянула руки вперед… если бы могла, то упала бы на колени и просила вернуть мне моего сына. Но я не стану просить. Я заберу. Просить могла Таня.
Глава 7
Я много раз читала о любви к мужчине, к женщине, к родителям, и эта любовь была мне понятна, я ее познала, но никогда не понимала о любви к ребенку и не представляла, какая она на самом деле эта любовь.
Но едва я взяла свое солнышко на руки, меня начало трясти от этой любви. Она пронизала меня настолько сильно, что я, оглушенная, израненная ею, просто стояла и смотрела в синие глаза своего сына, и понимала, что вот она любовь. Самая настоящая, единственная, истинно огромная, непревзойденная, ослепительно яркая, безумная, слепая, глухая.
Я готова ради нее умереть, дать разрезать себя на куски, уничтожить целый мир, только бы эти синие глаза смотрели на меня с этим любопытством, с этим интересом, изучая. А я не могу, мне хочется прижать его к себе, застонать, целовать в исступлении его лицо, его ручки, его шейку. Он ведь мой. МОЙ. Это чувствуется на ментальном уровне, кожей, каждой молекулой. Он пахнет МОИМ ребенком. Я чувствую, по-животному, примитивно, остро. Мой сын. Моя крошечка. Любовь моя. Матео… Матвейка. Так я называла его про себя. Мой котеночек с голубыми глазами и острыми маленькими коготками.
Когда замахнулся, я, сама того не ожидая, перехватила маленькую ручку и прижала к губам. Увидела, как удивленно распахнулись глазенки и приподнялись ровные отцовские брови. Да, малыш. Я не злюсь. Я прочла много книг, я знакомилась с тобой издалека. Я готовилась к встрече с тобой и даже к тому, что ты меня поначалу не примешь. Но эту встречу не передать словами… самая ценная встреча в моей жизни.
Для меня пропал весь мир, пропал этот дом, пропал его отец. Мы одни. Я и мой сын.
– Привет. Я… , – «твоя мама», – Нина.
– Имейте в виду. Он может вас покалечить!
Голос Альвареса ворвался в мой рай и заставил обернуться, чтобы встретить жесткий взгляд, полный недоверия и какого-то высокомерного презрения. Но в этот момент мальчик потянул меня за волосы, привлекая мое внимание, и я прижала его ладошку к своей щеке снова, отвлекая от агрессии, обескураживая и заставляя снова широко распахнуть глаза.
– А ты Матео, я знаю. Хочешь, я расскажу тебе сказку про маленького мальчика, которого звали Матео?
Кивнул и с любопытством потрогал мою щеку, провел ладошкой вниз по скуле. Как же сладко ноет мое сердце, когда маленькие пальчики прикасаются ко мне и обнимают мое заледенелое сердце, согревают, заставляют снова биться. Сколько сказок я сочинила для него в клинике. Я придумывала их каждый день. Самые разные, добрые и не очень. Но всегда со счастливым концом.
– Жил был маленький мальчик. С темными волосиками, синими глазками. Жил далеко, высоко в замке у злого дракона и ведьмы. Когда-то маленького мальчика украли у его мамы, потому что она была бедная, а ведьма-королева не могла иметь детей.
Как внимательно он слушал, то хмурил бровки, то приподнимал их. Потом вдруг протянул ручку за очками, но тут же остановился, а я сняла очки и надела их на него. Поднесла малыша к зеркалу и скорчила ему рожицу, а он мне. Потом дернул опять за прядь волос.
– Рассказывать сказку дальше?
Он кивнул. Странно. До сих пор я не услышала от него ни одного слова. Даже звука не издал.
– Ведьма закрыла маму принца в темном подвале, и когда та родила красивого мальчика, заколдовала ее, превратила в страшную старуху, а сыночка забрала себе в далекий замок. И теперь мама принца должна найти его и вернуть любой ценой, но кто даст страшной старухе пробраться в замок, правда?
Как внимательно слушает в моих же очках, склонил головку набок. Такой забавный, как маленький гном.
– Каким образом вы узнали, что я ищу няню? Вы не из агентства, а объявлений на улице я не развешивал!
Как же мне хотелось, чтобы Альварес молчал, чтобы не мешал мне, чтобы не сокращал эти бесценные минуты, не превращал их в ничто и не портил своим проклятым голосом. Моя ненависть к нему росла параллельно дикой любви к сыну. Как понимание того, что он виноват. Пусть косвенно или прямо в том, что мой мальчик сейчас не со мной. Но когда обернулась, что-то в его взгляде заставило насторожиться. Как будто он… как будто удивлен, поражен, словно чем-то ошарашен. Нееет. Нет. Он не мог меня узнать. Я не должна бояться. Во мне все другое. Абсолютно. Даже с девушкой знаменитого хирурга я не похожа. Но что-то его смутило. Он даже тряхнул головой.
– Верно. Я не из агентства. Простите, что ворвалась к вам в дом.
Старалась говорить мирно, скромно, как подобает замухрышке, которая ищет и жаждет работу.
– У вас работала Агнес, уволилась на прошлой неделе. Она моя подруга. Мне просто очень нужна работа.
– Я не беру людей с улицы. Как и подруг подруг, сестер подруг, бабушек подруг и так далее. Тем более к своему ребенку.
И сделал жест, за который мне захотелось его убить прямо сейчас. Он протянул руки, чтобы забрать у меня Матео. Выдернуть из моих объятий. Отдалить, лишить его моей нежности, моих прикосновений. Все это время я гладила его спинку и волосики на затылке. Но малыш увернулся и прижался ко мне, обжигая мое сердце адским восторгом.
– Медвежонок, иди ко мне. Давай. Иди к папе.
– Нет! – впервые произнес хотя бы одно слово. Он отстранился от отца, но тот насильно забрал его. В ответ мальчик начал выкручиваться, хныкать, отпираться, изо всех сил пытаясь вырваться. Вот-вот начнет истерить. Я видела, как Матео бьет Альвареса, впивается в него пальчиками, отталкивает и даже щипает. Очень дико, агрессивно.
– У вас есть рекомендации? Опыт работы?
– Нет, нету. Я раньше на такой работе не работала, но я люблю детей и уверена, что справлюсь.
– Не справитесь! Матео сложный ребенок, и ему требуется особый подход. Мне нужны люди с дипломом и педагогическим образованием, а не…
Сложный? В чем он сложный? Он просто обыкновенный маленький мальчик, которому нужно внимание, любовь и ласка.
Осмотрел меня с ног до головы, и я напряглась. О чем думает? О том, как вышвырнуть меня за дверь побыстрее. Такие, как Нина, не его вкус и стиль.
– Но вы ищите няню уже больше года, и никто у вас не задерживается. Дайте мне шанс. Я понравилась мальчику. Вы же видите!
Я цеплялась за любую возможность. Главное, не молчать, главное, быть уверенной в себе. Так учила меня психолог, с которой мы прорабатывали мои проблемные и слабые места. Я должна получить это место. Просто обязана.
– Вам пора. Рамирес проведет вас к двери.
Отвернулся от меня и пошел в сторону игровой, удерживая сына на руках. Снова зазвонил его мобильный. Арманд чертыхнулся и прижал телефон к уху, второй рукой пытаясь удержать извивающегося ребенка.
– Да! – рявкнул в сотовый.
Только пусть не уходит. Если сейчас выставит меня, то шанса вернуться не будет. Я с мольбой посмотрела на растерянного мальчика и поманила его к себе руками, он встрепенулся и потянулся ко мне всем тельцем, а потом вырвался и побежал, схватил меня за юбку. Никто не знает, чего мне стоило не закричать, не зарыдать, не схватить его на руки и не прижать жадно к себе. Но это разрушило бы все. Придет тот день, когда обниму и назову своим сыном. Это только начало.
Я улыбнулась малышу, присела на корточки и позволила Матео снова снять с себя очки. Порылась в сумочке, достала еще одни и надела на себя. Потом помахала ему рукой и пошла к двери. Давай, малыш, сделай все за меня. Давай, мой маленький.
Ребенок бросился за мной, снова хватая за длинную юбку.
– Эй! Вы!
ДА! Дададада! Это должно было произойти. Иначе и быть не могло. Я обернулась, подождала, пока Альварес меня догонит, и подняла к нему лицо, изо всех сил стараясь успокоиться, не дрожать. Слишком близко от него, слишком. И эта близость сводит с ума, заставляет судорожно глотнуть воздух… а перед глазами его лицо, освещенное фарами его же машины. Ослепительно красивое лицо, которое она продолжает видеть во сне почти каждую ночь… Там, во сне, она не умеет его ненавидеть.
– Меня зовут Нина. Если вы забыли.
Конечно, забыл. Можно даже не сомневаться.
– Это не испанское имя?
– Испанское.
– Но ты не испанка.
– Нет, не испанка.
– Откуда ты?
Как на допросе, как на детекторе лжи, и кажется вот-вот раскусит, ощутит подвох, узнает и швырнет на колени, заставит ползать у его ног… или превратит меня в прикроватный столик. Ублюдок. Ненавижу его!
– Из Югославии.
Как будто разочарован.
– Останься сегодня с Матео. Я заплачу наличными вечером.
Неужели? С ума сойти! Он… согласился?
– Вы возьмете меня на работу?
– Нет. Только на сегодня. Я не беру людей с улицы, я уже сказал!
Мерзавец. Ничего, ты пожалеешь о каждом унижении и о каждом слове, что говорил мне… а точнее, плевал мне в лицо, потому что знал, что за меня никто не заступится.
– Как угодно сеньору. Спасибо и на этом.
– И что это означает?
– Это означает, что кому-то заплатили, чтобы все сведения о вас выплыли наружу.
– Какие именно?
– Проститутки, одежда горничных, попойки, групповушки… Продолжать?
– Достаточно!
– Закройте рот тому, кто под вас копает, и неприятности закончатся. До суда меньше месяца. Это самое время позакрывать дыры. Кто-то настойчиво настраивает против вас судью.
– Почему вы решили меня защищать?
– Потому что… я люблю выигрывать. И потому что ненавижу судью Абрестос.
Альварес усмехнулся – индюк нравится ему все больше. Крутой парень. С яйцами. Пойти против Мигеля Абрестоса, этого наглого грека, которого боятся даже сильные мира сего, надо иметь недюжинную храбрость и не дрожать за конец своей карьеры.
– Месяц. И за этот месяц вы должны жить, как святой. Ни одного пятнышка, ни одного скандала. Ничего, что могло бы вас опорочить и просочиться наружу. Никаких девочек, алкоголя и тому подобного дерьма, или вас закопают живьем. Абрестос любит принимать сторону безгрешных идолов, и ваш работодатель может выиграть дело. Возврат в «Эспаньол»*1 для вас будет закрыт навсегда!
– Буду чист аки ангел.
– Надеюсь. И проводите побольше времени со своей семьей. Светитесь перед СМИ. Делайте мимимишное селфи и посты в соцсетях.
Он думал о словах адвоката, пока ехал домой. Ужасно хотелось выпить, заехать в какое-то злачное место и просадить там денег, уехать на такси и уснуть в кабинете на полу, не думая ни о чем.
В какой-то момент вся жизнь начала катиться под откос, все потеряло свой смысл. Он проворонил сборную, теряет былую славу, теряет деньги… С тех пор, как познакомился с Татьяной, все пошло наперекосяк. Не зря бабка говорила ему в детстве «Все бл*ди. Все. Без исключения. Запомни это и не позволяй ни одной сучке трахнуть твое сердце, а потом продать его за две копейки… Мы не в России, внучек, две копейки можно только засунуть себе в зад… а там… когда-то на них можно было купить газировку».
Поздно, бабуля, поздно вспоминать. Она уже трахнула его сердце и продала за две копейки… а сама сбежала и спряталась так, чтоб он ее никогда не нашел. Сука. Как же смертельно он иногда ненавидел эту женщину. Какой больной ублюдок придумал вот это вот бредовое «с глаз долой – из сердца вон». Альварес не видел Таню несколько лет… и ни черта не изменилось, он слал ее не только «вон», а куда подальше и покрепче… и ни хрена. Ни хренаааа. Она продолжает трахать его сердце.
Не выдержал, свернул к горящей вывеске ночного клуба. Какое-то время постоял у входа. До безумия хотелось войти туда и забыться. К дьяволу все. Один раз. Потом целый месяц ни-ни. Выдернул ключи из зажигания и тут же выронил их. Выругался, посветил себе сотовым, луч встроенного фонарика выхватил из темноты мордашку сына на брелоке. Сгреб ключи, вставил обратно в зажигание и дал задний ход, выезжая на трассу.
Все же Мати дороже… А он ему обещал, что малыш сможет им гордиться. И для начала надо триумфально вернуться в спорт.
***
Подъехал к дому, припарковал машину. Посмотрел наверх, на окна детской – горит приглушенный свет. Черт! Там же эта нянька. Он про нее совершенно забыл. И как теперь ее выпроводить? Уже одиннадцать вечера. А по хер. Ему какое дело. Вызовет ей такси и пусть валит. На сотовом около десяти пропущенных от жены и злобно-плаксивая смска: «я сегодня останусь у матери, ты мне не рад, я знаю… ни ты, ни твой сын, останусь там, где меня любят».
Вот и охрененно. Пусть остается. Очередной истерики он бы сегодня не выдержал.
Зашел в дом, швырнул куртку на кресло и пошел наверх. Возле двери спальни сына притаился, прислушался. Там очень тихо. Приоткрыл дверь и… остановился на пороге.
Они спали вместе на кровати Матео. Мальчик ухватил молодую женщину за палец, а она обняла его одной рукой за спину, а в другой держала развернутую книгу со сказками. Брови Альвареса удивленно поползли вверх. Она читала Мати сказки? Он же никогда их не слушал. И всегда укладывался спать сам в кромешной тьме. Так его приучила Каролина. Говорила, что баловать детей и укладывать – это значит растить мямлю и труса. Мальчики должны спать сами и обязательно в темноте.
На сыне пижама с мишками, он аккуратно расчёсан и на ноги надеты носки. НОСКИ! На которые тот никогда не соглашался. Перевел взгляд на няньку, в твердом намерении разбудить и выпроводить. И невольно засмотрелся. Ее коса растрепалась, и черные волосы разметались по подушке, несколько прядей упали на лоб и на тонкую шею. Аккуратные ресницы бросают тень на щеки, ровный нос, пухлые чуть приоткрытые губы. Еще раз поразился идеальным чертам ее лица. На нее было приятно смотреть. Как будто взгляд залипал и невозможно оторваться.
Платье приподнялось чуть выше колена, и Альваресу была видна стройная нога и ровный шов на колготах сероватого цвета. Какая-то мисс Асексуальность. Словно нарочно подбирала одежду, которая должна была портить все впечатления. Но красивые ножки не скрыть даже шерстяными рейтузами. Обувь спала, и Арманд видел маленькие ступни. Внезапно именно это зрелище вызвало прилив крови к паху и неожиданную эрекцию. Невольно представил, как его рука скользит по тонкой лодыжке вверх под длинную юбку, разрывает уродливые колготки и… чертыхнулся про себя. Что за херня! Сто лет не посещали подобные мысли!
Хотел было тряхнуть женщину за плечо, но в этот момент Матео прижался к ней и обхватил ее локоть двумя ручонками, а нянька прислонилась щекой к его голове и… Арманд не смог. Опустил руку.
Вышел из комнаты и прикрыл дверь. Что если оставить ее? Ребенку эта пигалица реально понравилась. Еще никогда Матео ни к кому так не тянулся. Может, это и есть шанс найти нормальную няню и наконец-то заняться налаживанием своих дел и возвратом в спорт, тренировками.
Уснул, как всегда, в кабинете. Супружеская спальня навевала тоску и вызывала депрессивные мысли о том, что в ближайшее время ради карьеры ему не избавиться от сучки Каролины. Даже хуже – ему потребуется вернуть ее домой и притворяться счастливым мужем, пока не будет заключен новый контракт с «Эспаньол».
Проснулся глубоко за полдень. Подскочил на диване с мыслью о том, что впервые его не разбудил Мати. Обычно по утрам он взбирался сверху на отца и начинал таскать его за нос, лезть в рот, дергать за уши, пока тот не просыпался.
Черт, как же затекло все тело и… какое-то ощущение грязи, потому что вчера не принял ванну. Со двора раздался детский смех.
Удивленно дернул шторку и опять застыл, даже несколько раз нахмурился и тряхнул головой.
Они играли внизу, на детской площадке. Хорватская девчонка и его сын. Она пряталась от него за скамейками, а он находил ее и хохотал, потому что она хватала его в охапку и щекотала ему живот. Альварес не отрываясь наблюдал за ними и сам невольно улыбался. Оказывается, его сын умеет играть и смеяться.
А потом Мати упал, девчонка бросилась к нему поднимать, а он злобно замахнулся на нее кулаками. Арманд напрягся. Ну вот сейчас идиллия закончится. Когда мальчик зол, он не умеет контролировать агрессию и изливает ее на первого попавшегося. Нина, или как ее там, перехватила руку Мати и потом его рукой побила камень, через который он споткнулся. Она что-то грозно кричала, пригрозила камню указательным пальцем, вместе с ней начал топать ногами Мати и тоже грозиться, бить камень и пинать его ногами. Со стороны это выглядело ужасно забавным… а потом девчонка усадила Мати на скамейку, подняла штанину и долго гладила, и дула на ушибленную коленку. Черт… самому Альваресу даже в голову бы не пришло переключить агрессию сына на неодушевленный предмет. А ей пришло, и это прекрасно сработало.
Мило. Ничего не скажешь. Но она пришла с улицы, а у них закон – персонал отбирает Каролина. Арманду не до этого всегда было. Надо отправить девчонку, взять ее телефон и, когда вернется блудная жена после своих истерических припадков, он расскажет ей о Нине. Как сказал адвокат – сейчас не до скандалов.
***
– Спасибо, что присмотрели за моим сыном. Здесь двойная оплата за то, что остались на ночь. Хотя это было ни к чему. Матео прекрасно засыпает сам и не нуждается в ночниках и сказках.
