Текст книги "О ком молчит Вереск"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Да чтоб мне сгореть на месте.
Мами поправила воланы на рукавах и сдула невидимые пылинки.
– Идите. Гости уже шумят в нетерпении.
– А ты? Выйдешь к гостям?
– Я прислуга, а прислуге не пристало шастать среди леди и джентльменов.
– МАМИ! – я повысила голос и нахмурилась. – ТЫ НЕ ПРИСЛУГА! Ты член нашей семьи. Поняла? Мы все относимся к тебе, как к родной, и любим тебя. Переодевайся и выходи к гостям. Я буду ждать.
– И я!
Чезаре заглянул в комнату, восхищённо присвистнул на мое платье, получил подзатыльник от МАми за свист и тут же подставил мне руку.
– Пришел сопроводить самую красивую женщину во Вселенной.
Мы спустились по ступенькам вниз, к гостям. На меня набросились с поздравлениями, со льстивыми речами и поцелуями. В следующем году я попрошу Марко в этот день улететь на необитаемый остров, подальше от всех.
– Какая красавица. Чезаре напоминает вашего жениха, а не сына.
– У меня уже есть муж. – лучезарно улыбаясь, ответила наглой особе с белокурыми локонами. До меня доходили слухи, что она – любовница Марко. Но слухи – это последнее, что меня интересовало.
– Это правда, что в честь вас создана статуя в Венеции?
– Статуя? – удивленно спросила и обвела взглядом гостей, выискивая Чезаре.
– Да. Так говорят. Я только что оттуда, и вы действительно на нее похожи.
– На кого?
Сын обещал сопровождать меня весь вечер и не оставлять здесь одну.
– На статую. Она называется «Юлия на рассвете».
– Как мило.
– Ее привезли из Китая, она создана из розового мрамора.
– Всего лишь просто похожа.
Прошла мимо двух щебечущих о статуе женщин и направилась к сыну, как вдруг раздался характерный треск в микрофоне, и все голоса стихли.
– Любимая!
Я обернулась и увидела Марко, стоящего на возвышенности с торжественным выражением лица.
– Любимая, сегодня очередная самая важная дата в моей жизни. День, когда на свет появилась такая невероятная женщина, как ты. Моя любимая, моя подруга, сестра, мать моего сына, мое все!
Боже! Как же я не любила весь этот пафос, в котором Марко напоминал мне своего отца Альфонсо. Зачем все это? Зачем показное счастья выпячивать еще больше?
– В этот счастливый день я решил сделать подарок нам обоим и… вознести нашу любовь еще на один уровень выше.
Улыбка пропала с моего лица… и только сейчас я заметила, что рядом с ним стоит мужчина в сутане. Марко все же решил надавить на меня, заставить принять его предложение прилюдно, не дать мне возможности отказаться.
– Ввиду обстоятельств мы с тобой стали мужем и женой только перед людьми, но пришло время стать ими и перед Господом Всемогущим! Я, Марко ди Мартелли, хочу обвенчаться с тобой, моя Юлия.
Он протянул руку с открытой коробочкой вперед, бриллианты засверкали под ярким светом огромных хрустальных люстр, под аплодисменты и умиленные возгласы, под стук моего сердца.
– Скажи, ты обвенчаешься со мной? Да или нет?
– Соглашайся, мам! – шепот Чезаре на ухо.
Тяжело дыша от злости, от ярости, что заставляет вот так подло, с таким сильным нажимом, при сыне, при гостях, при членах семьи. Ступила еще шаг и вдруг услыхала этот звук. Его услышали все. Свист. Вначале тихий, потом нарастающий руладой. Кто-то насвистывал Марш Мендельсона. И внутри меня все холодело, мое сердце перестало биться, оно зашлось в немом, сумасшедшем крике. Все тело наполнилось инеем, а потом враз отмерзло, загорелось, запылало адским огнем. Я смотрела на смертельно бледное лицо своего мужа, на вытянутые лица гостей и медленно поворачивалась на свист… чтобы мгновенно сорваться в пропасть и полететь в нее на адской скорости, чтобы на дне свернуть себе шею, чтобы изрезаться там на куски о ЕГО взгляд, который вспорол все эти годы, как острое, окровавленное лезвие.
Он стоял там… у распахнутых настежь дверей и издевательски улыбался. Сальваторе ди Мартелли вернулся.
Глава 4
Свист прекратился, и он громко захлопал в ладоши. Эхо разнеслось под сводами дома и задребезжало у меня в ушах.
– Браво. Какой прекрасный подарок на День рождения. Позвольте присоединиться к поздравлениям невест…ке.
Зловещая, гробовая тишина все еще висела в воздухе и дребезжала мягкими, вкрадчивыми нотами в его бархатном голосе. Я была близка к обмороку и вцепилась в руку сына. Я понимала, что давлю ему пальцы, но ничего не могла с собой поделать. Я смотрела на лицо Сальваторе и задыхалась. Сколько раз думала об этой встрече, представляла ее себе, но и на секунду не приблизилась к реальным ощущениям, которые испытывала сейчас, пожирая его лицо, его фигуру, его всего. Изменился. Пятнадцать лет поставили отпечаток на нем, поцеловали седыми ниточками его виски, пролегли морщинками в уголках глаз, спрятались в сильном подбородке, под аккуратной щетиной, отразились в его фигуре. Он стал мощнее, больше…и намного опаснее. Я эту опасность ощутила каждой мурашкой на своем теле. Эту матерость, эту глубину чудовищной бездны, которая засасывала всех окружающих адской харизмой. ОН поработил каждого одним лишь взглядом своих дьявольских черных глаз, в которых отразилась мрачная тень прошедших лет, как осадок из пепла на дне сгоревшего абсента.
И этот осадок подходил ему, добавлял шарма и красоты. Черной, тяжелой, той, от которой больно дышать и хочется стать на колени. Волк превратился в опасного, дикого, заматеревшего зверя. И мне отчего-то стало жутко. За себя, за Чезаре и за Марко. Потому что я видела на дне этих глаз темноту, заволакивающую, злую темноту, и в ней притаилось чудовище, которое вернулось, чтобы сожрать нас всех.
– Кто…кто это, мама?
Тихий шепот Чезаре, но его, казалось, услыхали все присутствующие.
– Ооо, я так ошарашил твою мать и своего брата, что они проглотили языки и не могут меня представить племяннику. Я – Сальваторе ди Мартелли, малыш, я – твой дядя. Вернулся из далекого путешествия и поспешил к самым дорогим мне людям, которые так меня ждали.
Сказал с издевкой, не прекращая смотреть мне в глаза и не прекращая улыбаться. И эта улыбка была невыносимой, адской, чудовищной.
– Ну что ты так оторопел, братишка. Это же я. Твой Паук. Твой старший брат. Иди обними меня! Или ты не рад мне?
Раскрыл объятия моему мужу и пошел навстречу быстрой, грациозной походкой. Какой ужасающий фарс. Какое страшное представление.
– Сальвааа, – словно пришел в себя Марко и раскрыл объятия в ответ. Они обнялись крепко, как давние друзья, похлопывая друг друга по спине. – Чертов ты! Проклятый подонок. Где ты был все эти годы? Гдеее? Я готов застрелить тебя за пятнадцать лет молчания!
Напряжение спало. Гости начали аплодировать, приветствуя Сальваторе, пожимая ему руки. Тяжело дыша, я продолжала сдавливать пальцы сына. Все так просто? Он заявился через пятнадцать лет и …все должны обрадоваться? Какой камень за пазухой принес этот жуткий гость, или там целый камнепад? И как скоро эти камни посыплются на наши головы?
– Мам… что с тобой? Ты такая бледная. Тебе плохо?
– Н…нет…просто здесь очень душно. Принеси мне воды, пожалуйста.
Стиснув руки, сжимая пальцы так, что, казалось, все суставы трещат, я смотрела, как Сальва знакомится с окружением Марко. Как ему жмут руку, как он продолжает улыбаться. А я готова зарыдать. Громко, оглушительно. Так, чтобы лопнули стекла во всем доме. Мне больно. Мне настолько больно внутри, что нет сил терпеть эту боль.
– Мам, вот вода.
Чезаре вручил мне бокал, и я жадно его осушила, не сводя глаз со своего мужа и… с того, кто звался моим мужем до него. Какая идиотская ирония.
– Ты представляешь? Дядя Сальва жив! Он вернулся! Отец сияет от радости. Я слышал, как дядя рассказывает, что провел много лет в Индонезии, а последний год жил России. Отец ворчит и ругается… Черт! Я так хотел его увидеть!
Значит, это правда… он просто бросил меня умирать и сбежал. Сбежал устраивать свою жизнь, развлекаться, наслаждаться свободой. Марко был прав… он, оказывается, знал своего брата намного лучше меня.
– Дядя Сальва, он такой крутой. Мам, ты слышишь? У него за поясом индонезийская сабля, и он…
– Хватит… мне, правда, очень душно. Помоги мне выйти на свежий воздух.
Чезаре взял меня под локоть и тут же с тревогой заглянул мне в лицо.
– Ты вся дрожишь. У тебя температура? Ты заболела?
– Куда так торопится моя невестка?
Голос прозвучал так близко, что я застыла как вкопанная, сдавив пустой бокал, и медленно обернулась. Марко и Сальва подошли ко мне. Голова закружилась, и все расплылось перед глазами на доли секунд.
– Зачем же так быстро убегать? Не поздороваешься со мной, Юлия? Не поприветствуешь старого друга?
Тяжело дыша, подняла на него взгляд. Издевается. Я вижу этот триумф в глубине его глаз, вижу эту поддевку, эту прелюдию к апокалипсису.
– Разве мы были друзьями?
– Вместо «здравствуй» такие сложные вопросы о взаимоотношениях? Зачем ворошить прошлое? Какая разница кем мы были, правда? Это ведь теперь не имеет никакого значения.
Хитро улыбается. Чувственный рот такой сочный, порочный… Хотел взять мою руку, но я спрятала ее за спиной.
– Кто старое помянет, тому глаз вон? – сказал по-русски практически без акцента.
– А кто забудет – тому два, – ответила сухо тоже по-русски, еде сдерживаясь, чтобы не закричать. – Мои отец и мать не позволяют мне иметь плохую память.
– Как жаль, что ты такая злопамятная. Я рассчитывал на более теплый прием. Разве мы не одна семья?
– Юлия взволнована твоим возвращением, как и я. Поэтому не совсем готова раскрыть тебе объятия.
Сальва обернулся к Марко и, не переставая улыбаться, вкрадчиво сказал:
– Конечно взволнована, ведь ей придется мне ответить – почему она раскрыла эти объятия тебе.
Я сдавила бокал с такой силой, что он раскололся на части и порезал мне ладонь.
– Мама! – воскликнул Чезаре. – Ты порезалась! У тебя кровь!
– Принеси бинт или салфетки, – ровным голосом сказала я и даже не обернулась на сына, когда он побежал в сторону кухни.
– Думаю, нам всем нужно многое обсудить…, – примирительно сказал Марко, – давайте отпустим гостей и поговорим в моем кабинете.
– Конечно, я не стану мешать прямо сейчас. Ведь вы собирались обвенчаться? Вперед. Падре заждался… Только не забудьте ему рассказать о том, что она уже венчана!
Вот он – первый камень. Ударом прямо в сердце.
– Она или Маргарита Варская? Разве есть хотя бы один свидетель ее венчания с кем-то другим? – спросил Марко, и Сальва перевел на него взгляд. Несколько секунд молчания, и на губах Паука снова заиграла улыбка. Марко выглядел напряженным и очень бледным. Он понимал, что мы оба сейчас ходим по краю лезвия.
– Пятнадцать лет тебя не волновал этот вопрос! Мы считали тебя мертвым!
– Это ведь так удобно! Верно… не она. А все, кто могли бы быть свидетелями, давно мертвы. Разве я стал бы жениться на дочери убогого, презренного русского торгаша, которому пустили кишки за его предательство? Я мог только ее трахать!
Марко вытянулся и почернел, а Сальва слегка откинул полу пиджака и положил руку на рукоять сабли. Мой муж судорожно сглотнул. Я ожидала, что сейчас он сцепится с Сальваторе, но этого не произошло, потому что Паук умиротворительно потрепал брата по плечу.
– Но, кто помянет старое… поэтому оставим в прошлом все, что теперь не имеет никакого значения. Я вышвырнул – ты подобрал. Пользуйся на здоровье.
– Ты..! Как ты смеешь оскорблять Юлию? Какого черта ты явился в мой дом, Сальва? Чтобы начать ссору?
– Ну что ты, братишка, какая ссора. Это так мелочно.
Марко стал между нами, и его пальцы сильно сдавили набалдашник трости.
– Всего лишь заехал поздравить твою жену с днем рождения и сказать вам, что я вернулся и теперь часто буду вас навещать. Вам пришлют приглашение на мое новоселье на днях. Хорошо отметить… а я откланяюсь. Я помню, что меня не приглашали.
Чезаре прибежал с бинтом, оглянулся на Сальваторе.
– Вы уже уходите, дядя?
Паук остановился напротив моего сына, и я вся внутренне сжалась, превратилась в натянутую струну, которая вот-вот порвется. Как два отражения. Как две копии. Одна моложе, одна старше. Словно оба смотрятся в зеркало. Пусть никто этого не увидит кроме меня.
– Мы еще обязательно встретимся…племянник!
На этом слове он посмотрел мне прямо в глаза и уже не улыбался. Чернота заглянула мне прямо в душу, и чудовище, которое в ней спряталось, злобно оскалилось.
Глава 5
Говорят, люди возвращаются туда, где им было хорошо, или туда, где их любили. Возвращаются через годы, через время, через боль и слезы. Но мне домой не хотелось. У меня даже не было ощущения, что где-то есть мой дом.
И не осталось больше иллюзий, я прозрела настолько, что теперь не понимала, почему так долго смотрела на свою жизнь сквозь какие-то радужные очки. На Диму, на семейное счастье… на эфемерных, обещанных от него детей. Я, как тот граф Монте-Кристо, который вдруг понял, что предателями были самые близкие ему люди. У меня было предостаточно времени думать и анализировать, осознавая, какой идиоткой я была и как меня использовали. А когда меня не стало... никто особо не заметил.
Васильева Татьяна считалась пропавшей без вести. Ее искали больше года, но так и не нашли.
Мне было интересно, я, как тот маньяк, нагло заходила в отделение полиции и, представившись старинной подругой Татьяны, узнавала о том, как продвигаются поиски. Немолодой следователь, замороченный, вечно отвечающий на звонки, дерганый, похожий на сумасшедшую марионетку. На мои вопросы отвечал не просто неохотно, а «на отвали».
– Васильева? Нет. Не нашли. Да и что ее искать, она ж с любовником укатила. Так ее муж говорит. Год, считай, искали… свояченица никак успокоиться не хотела. Все писала заявления о пропаже, на уши всех ставила. А муж сразу сказал – бросила, загуляла. И раньше ему изменяла. Живет себе, наверное, припеваючи с каким-то хахалем, а нам время теряй на поиски. У нас знаете сколько детей по статистике в месяц пропадает?
– Я понимаю… То есть вы и мысли не допускали, что женщину могли похитить, причинить вред?
– Какую? Васильеву эту? Скажете тоже.
Следователь пожал плечами.
– Что-то еще? У меня дел полно.
– Да, нет. Спасибо. Занимайтесь вашими делами.
Ничего… мой список пополнится на одно имя. Он безразмерный. Места всем хватит.
***
Когда подъехала на машине к своему дому, долго сидела внизу, грела руки, слушала музыку. Подняться наверх означало встретиться с самой собой, со своим прошлым, слабостями и страхами. Но я это сделала. Васильеву надо похоронить, этой бесхребетной идиотки больше не существует. Но вначале надо ее больно, наживую расчленить. Да так, чтоб не просто очков розовых не осталось, а чтоб от разбитых стекол глаза кровили.
Я поднялась по лестнице и нажала кнопку звонка. Раздалась мерзкая соловьиная трель. Я всегда ее терпеть не могла, и Дима поставил в свое время другой звук… А сейчас вернул свою любимую трель…
Дверь открыли не сразу. Я ожидала, что это будет мой муж, внутренне подобралась, приготовилась изменить голос, приготовилась, что меня могут узнать, но мне открыла Лена. Сонная, в халатике, с распущенными светлыми волосами. Посмотрела на меня, потом обернулась куда-то в сторону комнаты.
– Димаааа, тут, наверное, к тебе насчет квартиры пришли.
– Кто?
– Какая-то девушка. – повернулась ко мне. – Вы ж насчет квартиры?
Лена.... Это было неожиданно. Даже больно. Как будто мне вдруг двинули изо всех сил в солнечное сплетение. Моя подруга. Не то что бы лучшая, но мы дружили и какое-то время вместе жили и работали. Наши отцы дружили. И отец Лены был начальником моего папы. Лена приходила к нам на дни рождения, мило и скромно улыбалась, и всегда искренне восхищалась нашей с Димой парой.
– Пусть на кухню идет. Я сейчас выйду.
В квартире сделали ремонт, многое переставили в разные места. Как будто пытались вычленить любое напоминание обо мне. Я села на стул и помешивала маленькой ложкой сахар в чае. Таня пила чай без сахара…
Лена суетилась, предлагала печенье, вела себя по-хозяйски. У меня возникло едкое желание схватить ее за волосы и вытолкать к чертовой матери из своей квартиры.
– Да, мы с Димочкой продаем квартиру и переезжаем в столицу. Мой папа подарил нам дом. А это... он покупал своей бывшей жене. Она его бросила и удрала с любовником. Твари всякие на свете бывают... Димочка сейчас изо всех сил пытается получить развод без ее явки в суд.
Вылить ей в лицо кипяток оказалось настолько непреодолимым желанием, что я стиснула чашку изо всех сил.
– Бросила? Какой ужас.
– Да, бросила Димочку. Он ее так любил... Дрянь. И квартиру заложила в банке. Долгов оставила. Мой папа помог нам выбраться из долговой ямы и хочет, чтоб мы переехали в столицу.
Лена говорила обо мне, как о чужом человеке, даже больше, как о последней дряни и стерве. Неожиданно... А когда-то так мило улыбалась. Сука. Если б не понимала, что Дима ее окрутил и пользуется ею, как в свое время попользовался мной, я бы добавила ее в свой список наравне с ним.
Дима за это время располнел еще больше, отпустил хвостик и легкую светлую небритость. Выглядел при этом как Пресняков младший не в самые лучшие свои времена. На меня посмотрел откровенным взглядом, даже похотливым.
– Да, моя сука бывшая свалила. То ли с хахалем, то ли так… Все деньги прихватила и тю-тю. В одних трусах меня оставила.
– Да, обокрала моего лучика. Ну он сильно не переживал, у него уже я была почти полгода, да мой пупсик?
– Даааа, моя маленькая. В квартире сделан капитальный ремонт. Отдаем за бесценок.
Они сюсюкались, а меня тошнило. Еще несколько минут в одном помещении, и я превращусь в неадекватного психа-маньяка.
Я оставила им несуществующий номер телефона и выскочила на улицу. Долго не могла надышаться свежим воздухом. Меня тошнило и скручивало пополам от всего, что обо мне говорил мой муж, и от понимания, что Леночка с ним уже давно.
Потом я поехала к Ане. Долго смотрела со стороны на детской площадке, как она играет с Гошей, как весело смеется, обнимает малыша. А ведь все счастливы... жизнь продолжается. Ничто не стоит на месте. Это так странно – смотреть как бы с обочины и понимать, что туда обратно уже никогда не попасть. Да там и не ждут. И сейчас это, как возможность вернуться с того света и подглядывать. Внутри так тоскливо, ведь на самом деле о тебе уже давно забыли. Забыли даже те, кто поначалу горевали.
Анечка, милая Анечка, только ты меня и искала. Молодая женщина поправила капюшон старой куртки и вытерла платком лицо малышу.
Потом ей кто-то позвонил, и она отошла к горке. Мне был хорошо слышен ее голос.
– Да, Саш... но ты же обещал! Гоша и так переживает тяжело наш разрыв. Нет, я не понимаю! Не понимаю, когда отец берет свою новую семью, приемных детей и валит в Египет, а у родного сына зимней куртки нет! Он мерзнет, Саш! А я в декрете! Ты три месяца не давал на него денег, мне в понедельник за квартиру платить! Саша! Саш! Алло! Сволочь!
Ко мне подкатился мяч Гоши, и я отдала его мальчику. Он бросил мне его снова, и я снова вернула, на третий раз мяч ударил мою сумку, и она свалилась со скамейки. Подбежала Аня.
– Простите, он нечаянно в вашу сумочку попал.
– Ничего страшного. Какой сладкий карапуз. Сколько ему? Годика два, да?
– Да, два с половиной. Он обычно с незнакомыми людьми не играет. Простите еще раз. Гоша, я сколько раз говорила, мяч в сторону людей не бросать!
– Не ругай…те его. Он же маленький. Просто игрался.
Она какое-то время пристально на меня смотрела, потом тряхнула головой и взяла Гошу за ручку. Несколько раз обернулась. Узнала? Вряд ли. Я бы сама себя никогда не узнала. Но может быть, это реакция на голос или... интуиция. Я незаметно положила на скамейку кошелек и отошла подальше. Видела, как Аня мечется по детской площадке, ищет меня глазами, бегает с кошельком. Только бы не решила в участок отнести. Она может. Давай, Аня. Хотя бы раз поступи правильно… так, как надо. Без сопливой честности, какая была у нас обеих.
Молодая женщина открыла кошелек, снова закрыла. Осмотрелась по сторонам. Вытащила деньги, а пустой кошелек выбросила. Умница. Правильно. Иди плати за квартиру и купи что-то Гоше.
Вот теперь можно уезжать. Я готова. Возврата в прошлое быть уже не может. Да и нет этого прошлого. Умерла Таня.
Зазвонил мой сотовый.
– Здравствуйте, я из агентства. Вы оставляли у нас на сайте свое резюме. Насчет няни.
Я остановилась и замерла.
– Да, оставляла.
Наша первая встреча с Альваресом состоялась не у него дома. А задолго до этого. За целый год. Но он, конечно, не запомнил. Куда ему. С таким количеством женщин в его жизни. Мы все на одно лицо. Ничего… я ему напомню о себе. Ведь я прекрасно запомнила, что они оба мне сделали. И он, и его жена. Нет, я не списывала ему со счетов, что он не знал о нашей сделке. Это не имело никакого значения. Этот человек хотел меня изнасиловать, а потом использовал меня снова и снова, как туалетную бумагу. Мерзко, унизительно. Использовал так, что я после него не подпускала к себе мужчин… а когда подпустила, слово оргазм показалось мне кем-то придуманным чудом.
Это был адский соблазн, невероятный по своей силе. Соблазн, который потом мог стоить мне всех моих планов и замыслов, но я не могла устоять. Мне хотелось его увидеть. До дрожи, до трясучки, до какого-то невероятного ошизения. Именно так собираются на свидание к дьяволу, когда точно знают, что оно может стать последним. Я долго накладывала макияж, он был мне нужен для того, чтобы потом без него Арманд меня не узнал. Искусству перевоплощения я училась у профессионального гримера. Часами меняла образ, стиль, манеру разговаривать и даже интонации голоса.
Сейчас я была в образе яркой и ядовитой женщины. На встречу шла не одна. Вова сопровождал меня. Точнее, это его пригласили… а меня уже в качестве девушки великого и талантливого пластического хирурга. Я не рассказывала ему о своих целях, о том, кто я.
На данном этапе я его использовала. А он позволял мне это делать. Наши отношения походили на дружбу по договоренности. И я не совсем понимала цели этой дружбы, не понимала, зачем все это нужно такому человеку, как он. С такими возможностями, деньгами, перспективами. Я была настолько поглощена своей местью, своим горем и маниакальным желанием вернуть своего сына, что не видела ничего и никого вокруг. Я перла, как танк, к цели. Готовая на все, лишь бы забрать моего мальчика. Даже на убийство. Я ни разу не держала его на руках… но любила его так, как никого и никогда в своей жизни.
И стоя перед зеркалом, глядя на сногсшибательную пепельную блондинку с томным взглядом, алыми губами, в невероятно сексуальном черном платье, я понимала, что у маленькой, скромной Танечки никогда бы не получилось достичь того, что достигла Виолетта Лебединская. Самая востребованная модель своего времени. С выдуманной автобиографией, купленными документами и новой жизнью. И эта женщина шла с гордо поднятой головой, поддерживая под локоть одного из самых успешных и богатых людей. От нее пахло дорогими духами, на ней эксклюзивные вещи и драгоценности, и ее лицо украшает плакаты, обложки журналов и рекламные ролики.
Я всегда видела себя со стороны. Будто Танечка смотрит фильм со мной новой в главной роли. Одинокая, поникшая, с заплаканным лицом она повторяет мне, зачем я стала такой, и чтобы никогда больше не напоминала эту самую Танечку.
Я ужасно нервничала. Впервые мне было страшно выйти в свет. Я боялась Альвареса. Боялась его карих глаз, боялась, что он меня узнает, боялась, что рядом с ним я снова стану маленькой и жалкой. Чтобы не вытащил наружу мои слабости и страхи… а самое главное – не заставил снова желать его вопреки всякому здравому смыслу. Я боялась его взгляда, которым он мог уничтожить, поставить на колени, заставить трястись от вожделения и предвкушения вместе с ненавистью к себе самой.
Он был не один… С Каролиной, при виде которой к моему горлу подступила тошнота, и я впилась в руку Владимира изо всех сил.
– Что такое?
– Ничего. Здесь много людей. Я не ожидала, что будет так душно.
– Не больше, чем обычно, моя королева.
«Моя королева». Так он называл меня после того, как я снялась в рекламе золотых украшений «Королева Виктория».
– Они меня нервируют.
– Кто? Футболисты?
– Все.
– Или кто-то один? – пытливо посмотрел на меня и тут же усмехнулся, – я не стану настаивать на правдивых ответах. Мне все равно. Просто не хочу, чтоб ты нервничала, морщила свой идеальный лоб, над которым я так долго работал.
– Ты ужасно корыстный человек, Вова.
– Ты права. Я ужасный человек.
Мы направлялись прямо к ним, так как организатором вечеринки был сам Альварес. Он спонсировал клинику, в которую приехал на консилиум Владимир. Это было открытие нового филиала, где мой благодетель должен был обучать врачей своему мастерству.
Каролина, едва увидела Владимира, тут же бросилась к нему навстречу, расплываясь в улыбке. Сука. Меня всю пронизало током, когда она начала приближаться, прошибло потом, и задрожали от напряжения руки. Перед глазами замелькали картины, где она замахивается и бьет меня по лицу. ЕЕ голос верезжит у меня в голове «вырежьте из нее ребенка, а она пусть сдохнет…сдохнет…сдохнет».
И эта тварь сейчас каждый день проводит с моим сыном. С моим мальчиком, которого у меня отобрала.
Я никогда раньше не видела их вместе… только тот единственный раз, когда они ссорились. Тот раз, о котором все благополучно забыли, и сейчас Альварес придерживал свою жену за талию и даже что-то шептал ей на ухо. От чего ее фарфоровые щеки покрывались румянцем. Нежная кукла-убийца, порезавшая мне лицо с хладнокровием мясника.
– Вова, можно я так буду вас называть?
– Конечно.
– Представьте нам вашу девушку? Кто это?
– Моя королева, – и усмехнулся.
– Ладно, – смерила меня завистливым взглядом, совсем не так, как Танечку в свое время, – расскажите о новых способах пластики груди.
А я бросаю взгляд на Альвареса, и сердце обрывается от глухих и быстрых ударов. Я же забыла его, я же больше ничего не чувствую. Мое тело и душа умерли. Они были вырезаны из меня вместе с моим малышом. Я переоценила свои возможности. Мне стало душно, у меня все заплясало перед глазами, и от боли свело даже кости. Извинилась, пошла на балкон. Осенняя прохлада оросила лицо каплями мелкого дождя, и дышать стало легче.
Зачем он стал еще красивее, чем был? Почему за это время не изменился? Какого черта у него все так же дьявольски блестят глаза, так же лоснятся иссиня-черные волосы, и смуглая кожа сводит с ума этим южным горячим оттенком. И эта белоснежная улыбка. Самоуверенная, наглая. Улыбка, от которой сводит низ живота.
И мне кажется, что он сейчас хрипло скомандует «на колени», и я, как натасканная собачонка, покорно исполню любой приказ… и самое мерзкое – скулы свело от желания исполнить. Вот за что я его ненавидела. За то, что сделал из меня тряпку, стер, как личность. Он и его жена превратили меня в бесхребетное, продажное существо.
Я подождала, пока Владимир окончит с ними говорить, и только тогда подошла к нему и позволила отвести себя за столик.
– И что было от тебя нужно мисс Вселенной?
– Подтянуть тут, подтянуть там. Ее мужу не нравятся ее соски и ее нижние губы, она хотела бы заузить вход во влагалище.
– Вова!
– Что? Это естественные желания моих пациенток. Я ведь занимаюсь пластикой всех женских частей тела. Сказала, что хочет стать маленькой везде для своего мужа.
Я выронила вилку и судорожно глотнула воздух. Не хочу думать о том, что Он с ней спит, о том, что трахает ее… трахает тварь, которая меня изуродовала. Или они задумали это вместе?
Ни ревность, ни остатки страсти к испанцу мне не понравились. Я разнервничалась. И это означало, что я еще не готова встретиться с ним. Не готова хладнокровно прийти на работу и выдержать их присутствие.
– Моя жена изъявила желание пересесть к вам.
Проклятый, ненавистный голос, от которого все тело покрылось мурашками.
– Вы не против?
И посмотрел на меня, прямо мне в глаза, немного нахмурив резко очерченные черные брови.
– У вас…необыкновенные глаза. Это линзы?
Глава 6
– А что не так с моими глазами?
– Они слишком синие.
И не могу удержаться, чтобы не рассматривать его. Не могу контролировать сильное биение сердца и кровь, несущуюся по венам. Как плохо я себя знаю. Оказывается, стоило его увидеть так близко, стоило подойти вплотную, и меня начало выворачивать, выкручивать, трясти от его близости. Красивый. Подлый мерзавец стал еще красивее за это время. Возмужал, заматерел, повзрослел. И эта распахнутая на груди рубашка с витиеватой цепочкой, отливающей бликами на смуглой коже, гладко выбритые скулы, запах дорогого парфюма. Взгляд упал на его губы, и у меня пересохло в горле. К черту ублюдка. Он со всеми так. На всех так действует.
– С такими родилась.
– Я только один раз такие видел.
– Поздравляю – это ваш второй.
Ему явно не понравился мой тон, и наглый блеск в глазах сменился злостью. Как бы ему сейчас хотелось вытащить меня в коридор или в туалет и трахнуть, как он привык это делать с другими женщинами. Беспардонно вставлять в них свой член и самоуверенно наслаждаться своим триумфом. Проклятый кобель за эти годы перетрахал каждую юбку, которая к нему приближалась, невзирая на возраст. У него даже был роман с шестидесятилетней владелицей картинных галерей во Франции. Прикупил себе там несколько картин, украшал свой дом, свое гнездо дьявола с ворованным счастьем, которое украл у меня.
– Не помешаю? – Владимир вернулся с бокалом белого вина для меня и галантно мне его подал. Как вовремя. Как же вовремя. Мне была нужна эта передышка.
– Спасибо, любимый, – ласково улыбнулась, встретила взгляд Владимира, полный недоумения.
– Пожалуйста, моя королева.
Подыграл мне и выразительно улыбнулся. Я расслабилась. Рядом с этим человеком я чувствовала себя уверенно, знала, что он сможет меня защитить от этого подонка. Альварес потянул носом с каким-то злым презрением. Ему явно не нравился Володя, а вот я нравилась. Это было видно. За эти годы я научилась распознавать похоть в мужских глазах, вожделение, голод. Меня учили их вызывать, учили смотреть в камеру, принимать различные позы, которые должны свести мужчину с ума. Но с Альваресом пока что рано играть в такие игры. И у меня совсем иная цель. Мне мало, чтобы он захотел меня трахать, мне мало, чтобы он захотел меня сделать своей любовницей, я хочу заставить его меня любить…. я хочу отобрать у него душу, так, как он отобрал у меня мою, разорвать ее в клочья и пройтись по ней каблуками, втаптывая в грязь.
И я много сделала и еще сделаю для этого. И у меня еще есть время изучать его дальше. Изучать настолько хорошо, чтобы у него не осталось ни единого шанса. Но сейчас я еще не готова. Я все еще трепещу от его взгляда, я все еще дрожу от звука его голоса, представляю его руки на моем теле, а губы на моих губах, и понимаю, что хочу его сама. А значит, еще нужно себя воспитывать, выжигать в себе эту страсть, вытравливать до хладнокровия.
