Текст книги "1000 не одна ложь"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Ревность – это жестокая тварь. Она иногда намного сильнее и страшнее ненависти. У нее нет никакой логики и она сгребает в свои когтистые лапы всех без разбора, заставляя корчиться от адовых мук. Но это и есть проявление любви. Соперники – это всегда ненависть и боль. Особенно мертвые. Они ведь не исчезают, они не станут плохими, их нельзя очернить или унизить. Они сияют ореолом святости даже если при жизни были сущими дьяволами. Мне нравится твое терпение, и твоя страсть…но запомни – они могут принести тебе только страдания.
– Я уже к ним привык. Вряд ли может быть хуже.
Джабира усмехнулась.
– Всегда может быть хуже. Суть женщины непостижима…Возможно, Альшита ответит тебе взаимностью когда-нибудь. Когда сможет.
– Я умею ждать.
– Дай руку, Рифат…посмотреть кое-что хочу.
Потянула дым из тонкой трубки и выпустила в сторону мужчины. Тот протянул ей ладонь насмешливо прищурив глаза и вытянув ноги к огню. Ведьма взглянула и тут же отшатнулась, отшвырнула руку Рифата.
– В чем дело? Совсем ополоумела?
– Увози ее в Россию и забудь о ней. Разведись и никогда не вспоминай.
Рифат резко встал на ноги и свел брови на переносице.
– Ты что несешь?
– Она тебя погубит…в ней твоя смерть! Он тебе ее не отдаст.
Рифат расхохотался.
– Глупые гадание и глупая женщина. Перепила своего пойла и накурилась дурмана. Кто он? Мертвец? А смерть…так она всегда рядом ходит. Нашла чем пугать. Иди проспись, старая.
– Я предупредила. Тебе решать.
– Не предупредила, а глупостей наплела. Ищи новое место для жилья. Когда мы уедем некому будет тебя охранять.
– Я уже давно нашла. Смерть не только на тебя охотится…она и за мной придет.
ГЛАВА 4
Асад сидел в своем любимом кресле и потягивал из бокала красное вино. Его мало волновало, что можно, а что не разрешено его религией. Он разрешал себе буквально все, потому что мог себе позволить закрыть рот слишком болтливым и залить кислотой глаза слишком глазастым. Аль Джазим прикрыл веки и расслабился, чувствуя удовлетворение во всем теле. Что не мешало ему думать…и даже топот копыт и шум снаружи не мешали наслаждаться собственными мыслями. Он провернул то, что раньше не удавалось никому, он получил себе в союзники того, кого считал своим лютым врагом, а теперь держал на коротком поводке и кормил зверя с руки. Он умен, хитер и великолепен. Скоро вся пустыня и торговые пути будут принадлежать только ему.
Но все стоило много денег, времени и определенного риска. Но он был бы не самим Асадом аль Джазимом, если бы не продумал каждую мелочь и не заручился помощью нужных людей, которые ненавидели этого ублюдка ибн Кадира так же сильно, как и он сам. Особенно если ненависть поддержать увесистым кошельком и обещанными благами.
В террариумах шуршали любимые змеи Асада. И он наблюдал из-под прикрытых век, как они кидались на мышат и заглатывали целиком их белесые тела, а тонкие хвостики дрожали у пастей ядовитых тварей, а потом исчезали в глотке. Когда-то он точно так же поймал белого мышонка и решил забрать себе, но у него украли добычу, отобрали и присвоили.
Пока он молчал, наблюдая, его помощник Хадид, ожидал указаний.
– Тамару не кормили?
– Конечно, кормили, мой Господин.
Льстивые трусливые твари не посмели бы не покормить. Они слишком боялись за свои шкуры. Потому что сами могут пойти на съедение его девочкам.
– Что думаешь? Я всю ночь размышлял об этом думаешь все так и есть? Думаешь мы не ошибаемся?
– Кудрат вернулся после набега на две деревни, принес трофеи. Думаю, он целиком и полностью верен нам. И осуществит нами задуманное. В полной мере.
Асад прищурился и внимательно посмотрел на своего помощника. Тот весь скукожился как перед опасным хищником. Аль Джазим довольно ухмыльнулся. Он любил, когда они боялись. Это чувство ему нравилось больше всего.
– А он не может притворяться?
– Нет. Не может. За это время было много проверок. Он ни одну не провалил.
– Его узнают?
– Нет. Он всегда с закрытым полностью лицом. Никто не узнал. А если кто и узнал, то расскажут это только на том свете. У нас в руках новая карта Кадира. Сейчас торговые пути стерегут его старшие сыновья. Один из них на нашей стороне. Будет счастлив если мы проредим количество наследников шейха.
– А где Кудрат?
– Как всегда …у себя. В своей лачуге.
Осторожно ответил Хадид.
– Или в ее комнате? Опять трахает эту дрянь.
– При всем моем уважении…они ведь женаты. Все законно. И Кудрат действительно сейчас в ее комнате.
– Похотливая шлюха. Я должен был свернуть ей шею едва она взглянула на него впервые.
– Зато он породнился с нашей семьей. Чего еще можно было желать? Раньше этого бы никогда не произошло. У вас теперь в руках мощные козыри. Если ваша сестра родит ему сына…
Асад ударил кулаком по столу и бокал подпрыгнув перевернулся, а красная жидкость полилась на ковер. Он не любил шкуры он стелил в своих покоях только ковры. И теперь разозлился втройне, когда ковер был испорчен.
– И что? У него уже есть сын. Старший сын!
– Люди смертны. Сегодня есть…завтра кто знает какой болезнью можно заболеть. О, храни Аллах нас от напастей. Тем более они порознь и его отец явно не торопится увидеть своего отпрыска, а проводит время с вашей сестрой.
Асад сверкнул глазами, но все же слегка расслабился.
– Его стерегут так словно он весь из золота и бриллиантов. Кадир сам проводит ночи в покоях внука. Тут просто не избавиться.
– Всегда есть добрые люди.
– Пока что не торопись…пока что не надо.
Асад встал с кресла и вышел из своей комнаты, быстрыми шагами пошел по коридору, открывая руками резные двери, с цветным стеклом, между покоями.
Бедуин вышел на веранду и вдохнул полной грудью. Когда-то они с Кадиром были лучшими друзьями. Делили вместе и обед, и ужин, а бывало и женщин. Пока шейх не задрал нос и не зазнался из-за своей русской сучки. Не отдал ее Асаду. Не подарил как тот просил. А приставил нож к его горлу и вышвырнул из своего дома. Из-за шалавы похерил дружбу.
Потом начал притеснять его людей, изгонять со своей территории, двигать границы. А потом захватил все территории и вышвырнул Асада с торговых путей. По началу тот пытался помириться. Посылал ему женщин, оружие, дорогое вино, даже золото. Но все возвращалось обратно. И из-за чего? Из-за дырки!
Асад долго приходил в себя, а потом начал мстить…страшно мстить, продумано. И у него оказалось немало союзников из свиты самого Кадира.
Но ему нужен был серьезный и мощный союзник, чтобы вернуть и земли, и былое могущество. Некто из самой семьи…Просто продажных тварей из свиты братьев недостаточно. Лишь информаторы. Асаду нужен кто-то, кто со временем поднимет войну изнутри. Кто поможет ему разворошить осиное гнездо, а потом сжечь его.
Асад ждал, когда бастард оступится, наживет себе врагов, допустит ошибку, ждал, когда предатели поднимут головы снова и ударят ибн Кадира в спину, и он дождался. Жизнь преподносит подарки тем, кто очень долго ждет. Терпеливо, год за годом работает над вознаграждением за труды.
Вначале Асад хотел его добить лично. Когда принесли на носилках всего разодранного со страшными травмами и зияющей раной на голове. Один удар кинжалом в сердце и нет проклятого ублюдка так долго путающего все карты Асада и забравшего женщину, которую везли для него.
А потом посмотрел на полуживого ибн Кадира и решил, что это слишком просто умереть. Он придумает как сделать эту смерть желанной и долгожданной. Как заставить корчиться от боли своего пленника. Или…если сильно повезет использовать в своих целях. И ему повезло.
Ибн Кадира выхаживал лучший врач из Каира, светило и настоящий чудотворец. Покойный лучший врач. Он сшил грудную клетку бастарда из кусков, он залатал ему голову и частично вернул зрение в его правый глаз. Он же сказал Асаду, что мозг бастарда сильно пострадал и последствия могут быть непредсказуемыми. Затем они несколько месяцев ждали заживления ран и многочисленных переломов рук и ног. Все это время ибн Кадир был похож на растение и Асад уже подумывал прикончить сына шейха и позволить смерти забрать его проклятую душу. Но все же не сдавался. Убить можно всегда.
Ему нужен был этот проклятый сукин сын. Он сделал слишком высокую ставку на него. И дождался. Спустя год молчания бастард заговорил, потом спустя пару месяцев начал двигаться, ходить, самостоятельно есть, возвращаться к жизни. И…как и говорил врач его мозг пострадал. Вначале он совершенно ничего не помнил. Чистый лист, на котором можно рисовать и писать все что угодно.
Асад приблизил его к себе. Врагов лучше держать близко. Приблизил и дожидался, когда память вернется.
И она начала возвращаться, а пленник стал задавать вопросы и конечно не получал на них нужных ответов. Назревал взрыв, и он произошел… Но разве чистый лист создан не для того, чтобы на нем выводить свои рисунки. И Асад нарисовал свою версию произошедшего. Рассказал ибн Кадиру кто его предал, как и за что. Пока говорил ему хотелось растереть ублюдка в порошок, разодрать на куски, убить на месте. Потому что тот задавал правильные вопросы, сбивал с толку, мешал врать и кололся едчайшим сарказмом. Но! Слишком рано убивать, слишком многое на кону. Надо вытерпеть и предоставить доказательства. А их у Асада было предостаточно. Если заставить ибн Кадира поверить, что его предали и подставили то убийцу и палача страшнее не сыскать. А фактов было более чем предостаточно, как и видео, как и фотографий.
Брат предатель, сливающий информацию Асаду, получающий от него деньги, отец провозгласивший старшего сына своим приемником, несмотря на рождение у ибн Кадира наследника и не приехавший за гробом сына. Похоронивший останки без должных почестей и лишь со своей родней чтобы не позориться его поражением и глупой смертью. На похоронах он так и сказал.
«Мой сын погиб глупой и нелепой смертью»…Пока ибн Кадир смотрел на своего отца его лицо кривилось, а губы сжимались в тонкую линию. Ненависть отпечатывалась в каждой черточке его лица.
Но это первые удары. У Асада их было еще парочку и самых мощных, прямо в сердце. Его лучший друг бросил бастарда подыхать из-за девки, русская шлюха изменяла с этим другом, вышла за него замуж и родила ему ребенка, не выждав даже времени положенного траура. Он конечно может вернуться домой с плена с позором. Отец скорей всего простит…но забудут ли люди, как облажался ибн Кадир и что он теперь никто. Доказательства своих слов Асад предоставил в полной мере. Потом несколько дней наблюдал, как один из самых сильных мужчин из всех, что он когда-либо знал напивается, как последний пьяница. Беспробудно заливался всем, что ему приносят по поручению Асада. Несколько месяцев беспробудного пьянства, диких оргий и драк. Аль Джазим терпел и выжидал. Ему нравилось видеть сына врага в таком состоянии и на самом дне. Если бы он мог снять его мертвецки пьяного, сующего дряблый член в рот очередной шлюхи и выслать Кадиру, он бы так и поступил…Но всему свое время.
В итоге Асад получил союзника. Верного, преданного, фанатичного союзника, которого и сам уважал изначально. Были свои нюансы, которые раздражали Асада, но в соотношении с выгодой – это капля в море. Наглый, самоуверенный ублюдок чувствовал себя королем положения, он понимал, насколько нужен Асаду и диктовал свои условия. А тот вынужден был терпеть. Пока это реально было необходимо, утешаясь мыслью, что когда будет убивать ибн Кадира, то сделает это изощренно и очень медленно.
Ибн Кадир присягнул в верности Асаду, нанес клеймо его армии себе на грудь, принял новое имя и командование маленьким отрядом, с которым сжег первую деревню своего отца.
Огорчала только Фатима, которая воспылала к бастарду какой-то дикой страстью, болезненной одержимостью. Она недавно потеряла мужа. Его убил ибн Кадир…но кажется вдова благополучно об этом забыла. Асад делал совсем другие ставки на ее будущее, но упрямая и своенравная сестра ломала все его планы.
Мог бы – свернул бы ей шею. Но ибн Кадир на ней женился чем и успокоил Асада. Хотя иногда все же брало зло на то, что сестра замужем за этим ублюдком.
Асад сделал глубокий вдох и распахнул двери в покои Фатимы и выругался себе под нос. Проклятый бастард трахал его сестру средь бела дня, завалив животом на стол, задрав джалабею на поясницу, и удерживая за черные волосы, долбился в нее сзади на дикой скорости.
Асаду была видна его исполосованная шрамами спина, с дырками от ран, с выдранными клоками кожи и ожогами на плече. Живучий сукин сын. С такими ранами не выживают.
Заметив Асада он и не подумал остановиться, демонстративно шлепнул сестру по круглому заду и начал двигаться еще быстрее, так что упругие ягодицы ублюдка сжимались в такт каждому толчку и раздавались характерные шлепки тел. Фатима подвывала и истошно орала, вызывая тошноту.
Брезгливо поморщившись, Асад вышел из комнаты и сплюну на пол. Услышал, как его сестра что-то говорит, сопротивляется, она тоже заметила Асада, но никто ее не выпустил пока зверина не зарычал, изливаясь и не стесняясь никого вокруг.
Через время Кудрат (так теперь звали ибн Кадира) появился в проеме двери в длинном халате с осоловевшими глазами и довольно ухмыляясь. Опять пьян ублюдок. Не просыхает и в то же время умудряется шевелить мозгами.
– Твоя сестра горячая штучка. Я рад что когда-то подрезал яйца ее мужу и теперь могу наслаждаться ее темпераментом. Входи. Есть разговор я так понимаю.
Повернулся к Фатиме и кивнул на дверь.
– Погуляй. Мы с твоим братом обсудим важные дела.
Сестра покорно вышла из комнаты и Асад пожал слегка плечами. Укротить своенравную Фатиму не удавалось никому, кроме его отца. Но после его смерти этого не мог сделать даже ее муж. Зато бастард смог.
– Так о чем пойдет разговор?
Открыл дверцы шкафчика и наполнил бокал дорогим коньяком. Не иначе как Фатима снабжает. У бастарда нет ни гроша за душой.
Сестра балует мужа, как может, за какие заслуги, одному дьяволу известно. Впрочем… определенные достоинства Асад уже лицезрел сам.
– Ты мог не сжигать деревню.
– Не мог. Меня узнали. Да и страх это хорошо. Когда боятся делают ошибки.
– Мне нужно взять торговый путь на юге. Но я не знаю, как там расставлена охрана. Пора начинать действовать. Скоро придет товар.
– Начнем действовать. Ты получишь все торговые пути. Ты получишь то, что хочешь получить, а мне дашь то, что хочу получить я.
Асад рассмеялся, но все же ощутил, как по спине пробежал холодок. Он знал, чего хочет бастард – он хочет свергнуть своего отца и братьев и взять всю власть в свои руки. Но Асад этого не допустит. Он даст ибн Кадиру поверить в победу, а потом уничтожит его, потому что такой противник страшен. У него нет ничего святого за душой.
– После взятия торгового пути я хочу взять свою долю. Не подачку и не копейки, а причитающуюся мне половину добычи.
– Ты можешь взять всю добычу. Мне нужен только путь.
Кудрат довольно ухмыльнулся и провел рукой по подбородку. Его полу зрячий глаз не двигался так быстро как тот, что видел. И это вызывало чувство дискомфорта словно его глаза наблюдали за Асадом под разным углом. Точнее один из них постоянно смотрел в одну точку и шрам на виске слегка приспустил веко.
– Вот и отлично. Потом я уеду…у меня есть свои личные счеты. Когда вернусь мы обсудим дальнейшие планы.
– Иногда мне кажется, что ты со мной только ради этих личных планов.
– Пусть не кажется. Меньше об этом думай. Какая разница зачем я с тобой. Нам обоим нужен результат. И мы его получим.
Откинулся на спинку кресла и в вырезе шелкового халата обнажилась мощная грудь, так же изрытая шрамами. Пару лет назад он был немощен, как ребенок, а сейчас кажется стал еще здоровее, чем раньше. И страшнее. Асад все равно ему не доверял. Он не знал, что на уме у этого человека и в какой момент тот может из союзника стать лютым врагом. Но пока что все устраивало их обоих.
Он даже собирался доверить ему налаживать свои каналы в России по доставке оружия. Знание языка и наличие нужных связей могли открыть весьма интересные перспективы.
ГЛАВА 5
Ранее….
Самолет шел на посадку, а я прижала к себе Бусю, чувствуя, как сердце разрывается от ожидания, от предвкушения встречи с родными. Рвется на части даже от звуков родной речи. Господи! Сколько же времени меня здесь не было? Вечность! Невыносимую вечность. Как же пахнет домом, как пахнет жизнью…Даже мне, полумертвой пахнет всеми красками счастья: детством, мамой, беззаботностью и безусловной любовью. Той, самой, когда еще не знаешь, что такое боль, когда улыбаешься только потому что утром воробей сел на твое окошко и лучи солнца прыгают солнечными зайчиками по подушке.
Я жадно пожирала взглядом зелень, березы, ели, траву. Как же здесь красиво. Нет красивее и роднее того места, где ты родился, как бы ни было хорошо в других странах, они все равно будут чужими, далекими. Никогда не врастут в сердце и душу, как своя родная. Я уже и не думала, что когда-нибудь ступлю на настоящую землю, а не в песок.
Посмотрела на посапывающую в слинге дочь и сердце болезненно сжалось от безумной любви к ней. Наверное, это правильно, что мы с ней приехали сюда. Наверное, это и есть наше с ней место. Я попытаюсь ради нее и ради Амины собрать себя по кусочкам и начать жить. Ради них.
Я успела переодеться в туалете, пока Амина присматривала за Буськой и теперь не верила зеркалу, что на мне нет джалабеи и моя голова не покрыта. Я в джинсах и в простой футболке, на моих ногах сандалии. Я свободна! А в душе никакой радости…там тоска смертельная и понимание, что я готова надеть на голову хиджаб, закутаться в тысячи джалабей лишь бы ОН ожил и мой сыночек оказался здесь рядом со мной у меня на руках. Это слишком жестокая и дорогая цена за свободу. Я бы никогда не согласилась ее заплатить.
Сообщить родителям о своем приезде я не смогла. Те номера, что я помнила по памяти, были закрыты, а домашний телефон словно отключили. Мне оставалось только надеяться, что за год они никуда не переехали. Я вышла из здания аэропорта и с трудом сдержалась, чтоб не рухнуть на колени и не начать целовать землю и траву. Мысленно я это сделала сотни тысяч раз. Родная речь заставила глотать слезы и умиляться до боли в груди. И все это вместе с горьким осознанием, что я была бы готова пожертвовать все ради того, чтобы вернуться назад и уберечь Аднана и своего сына. Чужбина стала бы мне близкой и единственной ради них обоих.
Сжала теплую ручку Амины и посмотрела на девочку – она сейчас выглядела как обычный ребёнок без извечного хиджаба и длинных нарядов. Такая милая в джинсах, кофточке с забавными рисунками и с толстыми косичками с двух сторон. Перед полетом Рифат и я удочерили ее официально и теперь в паспортах она носила нашу с ним фамилию и была вписана к нам обоим. Она стала еще одной моей девочкой, и я очень сильно ее любила, как родную.
Рифат проводил нас до самой взлетной полосы. Перед тем как мы взошли на борт самолета он дал мне в руки кредитную карту.
– Здесь деньги на первое время. Я буду делать переводы каждый месяц.
– Не надо!
Я сунула карту ему обратно, но он стиснул мое запястье.
– Я твой муж и я отец этих детей. Я обязан заботиться о вас. Это мой долг и сейчас вы моя семья. Уважай и чти меня, Альшита. Большего я не просил и не прошу.
Я смотрела в его черные глаза и видела то, что обычно видит женщина если она не влюблена и не ослеплена сама – чужую страсть, безответную тоску.
– Ты очень хороший человек, Рифат. Я никогда не думала, что ты такой…
– Не надо. Не надо меня жалеть и говорить совершенно не значимые для меня слова. Я не хочу быть хорошим и милым, а то чего я хочу ты мне никогда не дашь. Поэтому будем соблюдать видимость брака и относится к друг другу с уважением. А дальше посмотрим.
– Я не могу взять у тебя деньги.
– Я все знаю о твоей семье. Вам они понадобятся, а мне в пустыне совершенно не нужны.
– Береги себя, Рифат.
– Я приеду к тебе через пару месяцев. За тобой присмотрят и здесь. Вот номер телефона одного человека. Если у тебя возникнут проблемы – позвони ему. Он решит любую из них.
– Спасибо тебе за все.
Усмехнулся мрачно, как и всегда в его духе.
– Иди. Самолет без тебя улетит.
Я все же крепко обняла его. Он вначале развел руки в стороны, а потом очень осторожно обнял меня тоже.
– Иногда для счастья достаточно даже этого.
А мне стало жаль, что я не могу дать ему большего. Не могу и не хочу. Нет в моем сердце и в душе места для кого-то кроме Аднана.
Мы сели в такси, и я дрожащим голосом продиктовала такой знакомый до боли адрес. Пока ехали я смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и старалась сдержать слезы.
– Так красиво здесь. Все зеленое. Как в сказке.
– А еще здесь есть снег. Тебе понравится. Пойдешь в школу, у тебя появятся друзья.
– В школу?
– Да, в школу. Выучишь язык. У тебя будет будущее и обычная жизнь как у самых простых девочек.
Амина прижалась ко мне, и я обняла ее за худенькие плечики.
– Я никогда даже не мечтала об этом.
– А о чем ты мечтала?
– Об игрушках. О кукле с длинными белыми волосами, как у тебя. Когда-то мы ездили с мамой в Каир и заходили в магазин…Я видела там куклу. Очень красивую. Наверное, я смотрела на нее целый час пока мама и тетушки ходили по зале и что-то выбирали в подарки своим племянникам.
– Мама не смогла купить тебе эту куклу?
– Я не просила.
Она посмотрела на меня своими огромными черными глазами. Такими грустными и прозрачно-влажными.
– Почему?
– Потому что у нас и так не было денег. Да и зачем мне такая кукла в пустыне?
Я прижала малышку к себе, поглаживая ее волосики, перебирая пальцами.
– А вдруг твоя семья не захочет, чтоб я с ними жила?
– Что ты! Конечно захочет! Обязательно захочет. Ты теперь моя дочка.
Амина улыбнулась счастливой улыбкой и у меня самой на душе стало теплее. Наверное, если бы не мои девочки я бы с ума сошла. Такси притормозило у знакомого подъезда, и таксист взял мою дорожную сумку, чтобы поднять ее наверх. Я увидела на лавке соседок. Вначале они меня не узнали, потом начали перешептываться и с нездоровым любопытством меня рассматривать. Пока одна из них – Анна Ивановна не всплеснула руками
– Так это ж Настька! Елисеевых дочка! Живая она точно не призрак. Вон и детишек с собой привезла!
– Ты где была, бессовестная? – закричала вдруг вторая соседка и сжала кулаки, – Ты мать свою чуть в могилу не согнала, отец запил. Где шлялась, непутевая? Они похоронили тебя уже!
– Тьфу бесстыжая, еще и дитя в подоле притащила вместе с обезьянкой какой-то.
– Ох что будет-то, что будет. Бедная Нюрка. Только в себя начала приходить, а тут эта с приплодом заявилась.
– Ты чего на нас уставилась? Не тут они теперь живут. Съехали. Квартиру продали. Все деньги на твои поиски истратили. Без трусов их оставила. Наглая гадина! А сама по иноземцам шастала.
– Они в бабки твоей лачугу переехали. Туда и езжай.
– Бесстыжая! Побоялась бы после стольких месяцев молчания! Оставила б их в покое.
– Та куда там. Ребенка ж нянчить кому-то надо вот матери и тащит, а сама дальше шляться пойдет.
Я им ничего не сказала, таксист пожилой без слов все понял, сумку обратно в багажник отгрузил.
– До свидания.
Тихо сказала соседкам и пошла к машине.
– Да глаза б наши тебя не видели. Прости Господи!
Сели снова в машину, и я комок с трудом сглотнула. Вот значит, как меня приняли…а чего ожидать. Со стороны все так и выглядит.
– Кто эти бабушки? Они на тебя злились и кричали? За что?
– За то, что исчезла.
– А плевались почему? У нас так на падших женщин кричат.
Потому что они меня такой и считают…да по сути так и есть. Если б не Рифат, то приехала б я одна с ребеночком и Аминой.
– То они просто не в себе немного. Возраст все дела.
– Как моя бабка точно. У нее все женщины падшие.
Я усмехнулась и потрепала ее по щеке, а потом снова в окно посмотрела. Значит съехали. Бабкин дом совсем обветшалый и там всего две комнатушки одна другой меньше и двор размером с пятачок. Одна будка собачья помещается. Отец хотел его когда-то снести и просто под огород оставить участок, но потом случилась та авария на заводе и все и уже не до огорода нам стало. Ничего. Я вернулась может сейчас и лучше всем нам станет. Заживем потихоньку. Деньги у меня есть спасибо Рифату.
Таксист становился у покосившегося слегка дома с пошарпанным зелёным забором и старой крышей. Вынес опять мою сумку. А я пошла к калитке, задыхаясь от слез чувствуя, как разрывает все в груди, потому что маму увидела. Как белье вешает через забор от меня. Совсем седая стала, волосы ветер треплет, а она вешает и отбрасывает их тыльной стороной ладони с родного лица. А я хочу сказать «мама» и не могу. Оно в горле застряло. Слово это самое главное в жизни. Она вешает, а я над забором иду и смотрю на нее, насмотреться не могу. Потом не выдержала и сказала:
– Маммаааа…– громко, – мамочка, – уже шепотом.
Она вздрогнула вся. Медленно обернулась ко мне и застыла.
– Мамочкаааа, – прошептала я снова.
У нее слезы из глаз покатились так и стоит с места сдвинуться не может. А я там за забором. Потом и она, и я одновременно быстро к калитке пошли. Дернула она ее и тут же меня в объятия схватила, и я зарыдала навзрыд, пряча лицо у нее на груди, зарыдала так громко, завыла, как ни разу за все это время. Она сжимает меня и тоже плачет, опускаясь вместе со мной на землю и не разжимая рук.
ГЛАВА 6
Спустя два года…
– Анастасия Сергеевна, вы идете? Можем вместе на маршрутке.
Людочка заглянула ко мне в кабинет и улыбнулась.
– Да, скоро иду. Мне осталось проверить одну работу, и я закончила. Идите, не ждите меня.
– Вечно вы допоздна засиживаетесь. Как ваши дочки? Младшая в садике?
– Нет, мама помогает.
– Какая молодец ваша мама, а вот моя…той лишь бы с новым кавадером куда-нибудь укатить. А мой Ванька вечно болеет, и я с этими больничными и отгулами.
– Попробуйте дать витамины. Говорят, помогает.
Я нарочно опустила взгляд в тетрадь и принялась переворачивать страницы. Наверное, я плохой человек, но мне неинтересны все эти сплетни, обсуждения детских болезней, матерей, свекровей и вообще чужой жизни. Меня никто и ничто не волнует только я, мои дети и моя семья.
– Ох, ладно побежала я. А то на автобус опоздаю.
Вот и правильно, беги. Я лучше потом сама доеду. Подняла голову от тетради и посмотрела в окно – все снегом замело. Красота такая, иней поблескивает на деревьях и на оконных стеклах. И почему-то от взгляда на эти белые рисунки, на сверкающие искры на ветках меня такая тоска окутывает, так больно внутри становится. Уже два года, как никто не называет меня девочка-зима...Ему так нравился снег. Он говорил мне, что видел его всего лишь несколько раз в своей жизни. И мне невероятно хотелось вместе с ним смотреть на этот снег….вместе с ним видеть это волшебство. Но я могу только вспоминать.
Постараться привыкнуть к той мысли, что все, что со мной случилось осталось в прошлом. Не вычеркнуть, не постараться забыть, потому что это бесполезно, а просто привыкнуть. Ведь за два года можно было начать справляться….Это достаточно большой промежуток времени. А я так и не начала Со мной что-то не в порядке. Иногда месяцами не накрывает и жизнь идет своим чередом, а иногда накрывает как сегодня. Просто от взгляда на снег за окном. И справляться с приступом тоски и отчаяния, надеясь, что станет лучше. Когда-нибудь обязательно станет. Ведь я в какой-то мере счастливый человек со мной мои родители, мои дети…Хотя, зачем я кривлю душой перед собой. Со мной только мама. Отец меня так и не принял. В тот день, когда я приехала домой он выгнал меня, он так орал, говорил мне такие мерзости, что я от боли оседала на пол, придерживая младенца и не веря, что слышу все это от родного мне человека.
– Вернулась? Откуда вернулась проститутка проклятая? Под кем валялась? Перед кем ноги раздвигала пока мы с матерью сходили с ума и всех денег лишились…
– Папа…
– Замолчи! Никогда больше не называй меня отцом! Не смей! Я не отец тебе!
– Я…это твоя внучка я…
– Нет у меня дочери, а значит и внучки нет! Ясно? Твой черный выродок не внучка мне и вторую обезьяну забирай и не смей сюда приходить с этими выродками!
– Сергей!
Мать бросилась к нему, но он замахнулся на нее костылем, бешено вращая глазами и выплевывая мне в лицо оскорбления и свою ненависть.
– Вон пошла. Чтоб духу твоего на пороге моего дома не было. И выб***овв своих забирай. Голос твой слышать не хочу!
За сердце схватился и мать к нему бросилась.
– Сейчас, Сережа, сейчас. Я валидол и нитру достану. Ты ложись. Не переживай так. Настя уходит уже.
Повернулась ко мне и рукой махнула, мол, иди.
А я ушам своим не верила, я шаталась вся и дрожала всем телом. Никогда отец не был так зол на меня, никогда не видела от него столько яда и ненависти.
– И Верка с Тошкой пусть с этой сучкой не общаются. Нечего учиться у нее как бл***ю стать и как под иностранцев ложиться семью позорить. Слышишь? Чтоб не смела младшим давать с ней общаться! Не то я за себя не отвечаю.
Я тряхнула головой, стараясь отогнать воспоминания и проглотить навернувшиеся на глаза слезы. Конечно страсти улеглись через время. Но с отцом мы так и не общались и Бусю он ни разу на руки не взял. Мама ко мне на съемную квартиру приезжала и помогала чем могла. Веру с Тошей привозила. Иногда мы вместе гулять ходили или в кино. И моя жизнь вроде как вливалась в самое обычное русло, когда пытаешься жить, существовать ради кого-то, засовывая свою боль как можно дальше. Я с ней справлялась, умела договариваться и разрешать ей приходить в другое время, когда никого нет рядом.
Я встала со стула и подошла к окну. Посмотрела на звездное небо такое яркое, темно-синее и вспомнила такое же небо над своей головой в жаркой пустыне, когда мы лежали на песке и смотрели вместе на звезды. В тот короткий период нашего счастья. Я позволила себе быть слишком счастливой и у меня это счастье отобрали. Нельзя так радоваться, нельзя настолько погружаться в миражи, когда они сгорают дотла боль становится невыносимой. Распахнула окно и морозный воздух ворвался в аудиторию. Взвил мои волосы, швырнул мне в лицо маленькие, колючие снежинки. Опустила взгляд вниз и на секунду что-то дернулось внутри. Там стоял мужчина. В тени деревьев. Свет фонарей падал на его мощную высокую фигуру в черном пальто и на лицо, поднятое кверху. И на долю секунд мне показалось…нет… я не могла этого озвучить даже про себя…сильно дух захватило. Я отпрянула от окна и тут же прильнула к стеклу обратно, но там уже никого не было. Мне, наверное, показалось. Это все мысли о НЕМ. Бесконечные, тягучие и болезненные как открытая рана. И тоска. Дикая, непреодолимая и необратимая, как смерть. Особенно когда вот так накатывают воспоминания.
