Текст книги "С этим я справлюсь"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

После ужина он сказал, что сходит со мной туда, где меня сбил велосипедист, может быть отыщем потерянный портфель, и у меня духу не хватило отказаться. И по дороге он рассказывал про Южную Америку, откуда только что приплыл, а я расспрашивала о лошадях. Потом я нашла угол, где меня якобы сбили, и мы ломали голову, где может быть портфель, я будто случайно зашла в подворотню и обнаружила его возле кирпичной стены. Мы пошли домой и на полпути дядя Стивен вдруг спросил:

– Что же на самом деле случилось, Марни?

Я рассердилась, что он мне не верит, и вновь принялась за свою историю во всех подробностях, описывая и велосипед, и мальчишку на нем, и женщину, которая помогла мне подняться, и в чем она быта одета, и что сказала я, и что говорили другие; к тому времени я сама уже почти в это поверила.

Дядя Стивен не выдержал:

– Хорошо, милая, я просто спросил.

Но по его тону я поняла: он все равно мне не поверил, и рассердилась ещё больше. Весь путь домой я угрюмо молчала, пока у самой двери он спросил:

– Ты уже думала, чем будешь заниматься, когда окончишь школу? Что хочешь делать?

И я ответила:

– Мне хотелось бы работать с животными, лучше всего с лошадьми.

– Этого хотят многие девочки. А если не получится?

– Тогда не знаю.

– А что тебе лучше дается в школе?

– Ну, честно говоря, не многое.

– Ты не скромничаешь? Мама говорит, у тебя способности к математике.

– Да, считать я умею.

– И только? Ну ладно, Марни, на следующий год посмотрим. Я бы хотел помочь, послать тебя, скажем, на курсы секретарей, дать возможность повидать мир. В жизни много интересного, Марни. Тебе следует уехать отсюда.

В четверг, пятнадцатого, я одна начисляла зарплату. Правда, мне в помощь предложили Дженнифер Смит из технологического отдела, но я отказалась. В два часа дня я выписала чек на тысячу сто пятьдесят фунтов стерлингов и отнесла на подпись мистеру Холбруку. Потом отдала его вахтеру Говарду, который в сопровождении мастера Стетсона отправился в банк. Вернувшись, они принесли мне два голубых пакета наличных. К этим тысяче ста пятидесяти фунтам я добавила ещё двести пятьдесят – выручку от розничной торговли, потом принялась рассчитывать зарплату и раскладывать её по конвертам. Меня никто не беспокоил. К пяти часам три четверти работы были сделаны, и мистер Уорд, запирая деньги и готовые конверты в сейф, язвительно осведомился, уж не собираюсь ли я оставить мисс Клейбоун без работы.

Прошла ещё одна неделя. Я получила открытку от Сюзан.

«Погода шикарная. Завтра уезжаю в Шэнклин. Только что купалась. До встречи. С. К.».

Встретится она со мной, как бы не так!

Во вторник я подошла к одному из парней, работавшему на бумагорезке.

– Не мог бы ты мне оказать услугу? Я занимаюсь организацией вечеринки в субботу, и мы хотим устроить там игру. Мне нужно много небольших листочков бумаги, чтобы на них писать. Нарежешь?

– Конечно. Скажи только размер. И из какой бумаги?

– Из любой, только без линеек и не очень толстой. Размером примерно с почтовую открытку или чуть длиннее, на дюйм длиннее. Может быть, мне самой выбрать?

– Конечно, выбирай.

И я пошла за бумагой, а он её нарезал так, как я просила.

В четверг, двадцать второго, день выдался ветреный, по улицам несло пыль и листья. Осень наступала рано, мне было жаль тех, кто, отдыхал на море и теперь жался по углам, спасаясь от ветра. Но для конных прогулок погода вполне подходящая. Именно такая и нужна. Сегодня я принесла в сумочке тысячу двести чистых листков бумаги подходящего размера, скрепленных резинками в пачки по пятьдесят штук.

Марк облегчил мне задачу, уехав сразу после обеда. Говорили, поехал на аукцион в Сотби. Наверное, там выставили на продажу какой-нибудь древнегреческий прощальный кубок.

Выручка от розничной торговли за неделю составила немного – около трехсот пятидесяти фунтов, но мистеру Холбруку не обязательно было это знать. Я нахально выписала чек на тысячу сто девяносто фунтов, и эта сумма не вызвала у него никаких сомнений. Потом я даже жалела, что не рискнула на большее. Чек я отнесла Говарду, они со Стетсоном пошли за деньгами. Вернулись к двум тридцати, и я сразу принялась за работу: взяла первый конверт, открыла сумочку, вытащила восемнадцать листков бумаги из пачки и положила их вместо денег. А восемнадцать фунтов отправились в кармашек моей сумки. Дома я уже сравнивала одинаковое количество чистых листков бумаги и однофунтовых купюр в конвертах – на ощупь просто невозможно определить, где что.

Работала я в открытую, ничуть не прячась. Как я уже говорила, в комнате рядом стояли ксерокс, несколько шкафов с документами и картотекой и сидела девушка, мисс Гарри. Перегородка между нами из матового стекла не доходила до потолка, но увидеть что-то через неё было невозможно; я только слышала тихий шелест копировального аппарата, а она, возможно, – щелканье кнопок на моем калькуляторе да звяканье монет. Чтобы войти ко мне, нужно было сначала попасть в соседнюю комнату и сделать шагов шесть до моей двери, поэтому в моем распоряжении всегда имелось несколько секунд, необходимых, чтобы закрыть сумочку и принять невинный вид. Ведь если не считать небольшого изменения в конце каждой процедуры, я работала как обычно.

За весь день меня прерывали лишь трижды. Когда в пять часов пришел мистер Уорд, у меня оставалось всего двести шестьдесят фунтов.

– Даже лучше, чем в прошлый раз, – заметил он. – Придется увольнять мисс Клейбоун.

Я улыбнулась…

– Не выйдет. Она очень хороший бухгалтер. Я только этот конверт закончу, ладно?

Он стоял, разглядывая ногти, пока я заканчивала, потом потянулась, распрямляя уставшую спину, а Уорд забрал коробку с аккуратно разложенными, пронумерованными и подписанными конвертами и отнес её в сейф. Пока он это делал, я собрала остатки серебра и бумажных купюр, скрепила банкноты резинками и положила в ящичек. С ними и конторскими книгами я пошла к сейфу и придерживала дверцу, пока Уорд складывал все внутрь. Затем он запер дверцу сейфа, положил ключ в карман и достал пачку сигарет, собираясь закурить, но спохватился и предложил сигарету и мне.

И как этот порыв великодушия его не убил? Я улыбнулась и покачала головой.

– Что? Никаких пороков? – сказал мистер Уорд.

– Не этот.

– Ну просто образец добродетели!

– Да нет, – опять улыбнулась я. – Вы меня не любите, мистер Уорд?

Сегодня мне хотелось подразнить его.

С нарочито сосредоточенным видом он принялся чиркать спичкой, разглядывать пламя и тонкий дымок.

– От меня не требуется любить или не любить наших служащих, миссис Тейлор. Мое дело – следить, чтобы они хорошо работали.

– Но должно же быть у вас свое мнение.

– Да, конечно. – Он скосил глаза на сигарету. – Но ведь это мое мнение, верно?

У него явно не было желания откровенничать.

– Тогда я рада, что вы ничего против меня не имеете.

– А с какой стати? Работаете вы хорошо, никто не отрицает.

Я взяла сумочку, которая вдруг показалась мне толще, чем следовало, и посмотрела на часы. Пять двадцать. Сегодня не работали сверхурочно, и большинство рабочих уже уходили домой. Если хоть один решит сейчас зайти и попросить выдать зарплату сегодня, мне конец.

Я направилась к выходу.

– Вы завтра будете, мистер Уорд?

– Нет, еду на конференцию оптовых торговцев бумагой. А что?

– Мистер Ротлэнд вернется?

– Да, он будет здесь. И Холбруки тоже.

Я вышла из бухгалтерии и нарочно задержалась в коридоре, поправляя туфлю, пока не услышала, что мистер Уорд запирает дверь. Соседка тоже надевала жакет и вышла вслед за мной. Мы вместо дошли до туалета, где ещё несколько девушек пудрились. Я остановилась с ними поболтать, пока мистер Уорд не вышел из здания. И уже двинулась к выходу, когда вдруг у меня попросили спички, и я чуть не раскрыла сумочку… Но вовремя спохватилась и отрицательно покачала головой.

Мы уходили почти последними. Вы не поверите, как быстро пустеет здание, когда кончается рабочий день.

Добравшись домой и заперев за собой дверь, я достала деньги и пересчитала. Тысяча двести семьдесят фунтов. Если точнее, тысяча двести семьдесят два фунта десять шиллингов. Это была моя лучшая за все время добыча.

6

И опять привычная процедура.

Сначала рюмочка джина с коньяком. В такой момент вкус его был неописуемым. Потом я распустила волосы и стала их расчесывать, запрокинув голову, чтобы они падали мне на плечи. Потягивая джин, я просмотрела расписание поездов.

Потом стянула все с себя, оставила кучку одежды на полу и зашагала в ванную. Я никогда бы не поселилась в квартире без ванной, потому что теплая вода смывает с тебя все: не вину, поскольку я никогда её не чувствовала, но как бы все прежние контакты с вещами и людьми. Ты растворяешь их в воде. А когда выходишь из ванны, то словно заново рождаешься. Вот и сейчас я снова становилась реальным человеком, Марни Элмер, а не девушкой, которую играла последние полгода. Трогательная молодая вдова Мэри Тейлор исчезла, от неё остался только комок одежды на полу.

Она сваляла дурака, эта Мэри Тейлор, дала себя вовлечь в контакты с людьми. Вот Молли Джеффри из кинотеатра проявила больше здравого смысла. Когда Ронни Оливер, позвонил Мэри Холланд сразу после того, как та разжилась крупной суммой денег в фирме «Кромби и Строт», уведя её прямо из-под носа управляющего, мистера Прингла, так вот, когда Ронни Оливер позвонил, а мнимая Мэри Холланд принимала ванну, прежде чем покинуть Бирмингем навсегда, я себе говорила: такого больше не будет. Не будь дурой, не дай себя опутать. И кассирша Молли Джеффри приняла этот совет близко к сердцу. А Мэри Тейлор о нем забыла. Она позволила тискать себя в чужой квартире, ездила на скачки и кокетничала напропалую начальниками. Это было хуже всего и безрассуднее, чем когда бы то ни было.

Я сложила старые вещи в чемодан и надела новую одежду – скромную, недорогую и незаметную. Потом начала свой обычный тур по квартире. Все журналы, газеты, туалетная бумага из мусорной корзины – все было собрано вместе и сожжено, благо здесь с камином это не представляло труда. Сложив деньги в чемодан, я подхватила его, перекинула пальто через руку и, подойдя к двери, остановилась, чтобы оглянуться на дорожку.

Забавно. Мэри Тейлор исчезла. От неё не осталось ничего, кроме семи фунтов стерлингов на счете в банке Ллойда да кучки золы на каминной решетке. Я подумала, что похожа на того человека, который растворял тела своих жертв в ванне с серной кислотой. Я тоже уничтожила Мэри Тейлор, и она исчезла, растворилась, исчезла навсегда.

Я вышла из дому, спустилась в метро, сделала пересадку на Бейкер-стрит и доехала до Паддингтона. Там я села в поезд до Вулверхемптона, потом последним автобусом всю ночь добиралась до Уолсолла. На следующий с утра занялась покупками и зашла в парикмахерскую, чтобы сменить прическу.

Сидя там в кресле, я не могла отделаться от мысли, что Мэри Тейлор жила слишком долго. От неё следовало избавиться гораздо раньше. Выбираться из её шкуры оказалось труднее, чем бывало с другими.

Двадцать минут двенадцатого. Все уже стало известно. Кто обнаружил это первым? Скорее всего, не дождавшись моего прихода, кто-то принялся выписывать зарплату остальным и раскладывать по конвертам. Но обнаружилось по-настоящему все только когда открыли первый конверт.

Обидно, что Мэри Тейлор никогда больше не встретит Марка Ротлэнда. Нужно признать, он не похож на других. И если вы не против серьезных отношений, он как раз то, что нужно. И ещё там остался Терри… и Донна. Они успели перестать быть просто плоскими картонными фигурками, и засели в памяти.

В середине дня я выехала из Уолсолла на автобусе, а потом поездом добралась до Ноттингема. На пятьдесят миль у меня ушло восемь часов, но фактически за это время я покрыла расстояние вчетверо большее. Так я петляла всякий раз, когда бросала работу. Осторожность не помешает. Кроме того, я избавилась от своего старого чемодана, оставив его гнить в камере хранения, и отправилась в путь с новым. Приехав в Ноттингем, я остановилась в отеле «Талбот» под именем мисс Марин Торстон. В субботу вечером отбыла в Суиндон, а в воскресенье была уже в «Олд краун».

Сюда я возвращалась, как к старым друзьям. Это был мой второй дом, в известном смысле даже больший, чем первый, потому что приезжала я словно в свое детство. «Олд Краун» – это новая жизнь, которую я создана себе сама, к тому же настоящая, а не фальшивая.

Я задержалась только, чтобы перекусить в баре и переодеться, а потом сразу прыгнула в автобус до фермы «Гаррод». О приезде они были извещены и меня ждали. И Фьюри тоже.

Он узнал меня раньше, чем я вошла во двор, заржал и ударил копытом. Когда я подошла к нему и потерлась щекой о его морду, его мягкие губы ткнулись мне в руку и стали искать кусочек яблока. Во время долгого отсутствия я всегда боялась, что он меня забыл; но ни разу не нарушила правила не навещать его, пока на деле.

Когда мы лихо рванули со двора, Джон Гаррод крикнул вслед, чтобы я была осторожней, потому что у него не было возможности давать Фьюри нужную нагрузку, но я так ошалела от радости, что ни о чем не думала, и едва мы попали на дорожку, лошадь чуть не понесла; не оказалась дорожка такой вязкой и если бы не склон, так бы и случилось.

Но это не имело значения. Ничто не имело значения; был прекрасный день, дождь совсем не в счет, и что-то меня просто переполняло, так что хотелось петь или кричать. Вот все, чего я хотела; к черту людей, они надоедают, докучают, лезут тебе в душу и все из-за них идет не так; а здесь все просто, легко и ясно, никаких осложнений; женщина и конь. И ничего больше. Ни за что не нужно бороться, ничего не надо отстаивать или объяснять. Мы просто мчались, как единое целое. Именно этого я всегда и хотела.

Два раза начинался сильный дождь. Первый раз я спряталась в рощице, во второй мчалась во весь опор сквозь ливень, и Фьюри стлался подо мной, и дождь хлестал в лицо. Когда мы остановились, едва переводя дыхание, с нас ручьями стекала вода, но дождь уже стихал, и над лесом сверкала радуга.

Я повернула к дому и думала о Фьюри, о том, как я его купила.

Это случилось после моего второго дела – в Ньюкасле. Я навестила маму, но в кошельке ещё оставались деньги, и я отправилась на скачки в Челтем. Играть не собиралась, поехала просто ради удовольствия.

И вот объявили заезд, после которого участвующие в нем лошади распродаются, а когда он кончился, я услышала, как человек у поручней сказал «Пошли посмотрим, сколько дадут за победителя». И он пошел, а я за ним, и победившего в заезде скакуна вывели в круг скучающих людей, и какой-то человек начал вести аукцион.

Вообще-то я бы и не думала встревать в торги, если бы не видела, что на последних ярдах дистанции конь повредил ногу и теперь сильно хромал. Я подумала, что теперь никто его не возьмет. А конь был изумительный, прекрасного телосложения, крупный, несколько великоватый для меня, но это не страшно. Был он вороной, почти черный, только на носу и на груди пятна светлее. Что-то не так было у него с ушами, не знаю. Конечно, я толком не разбиралась в лошадях, кроме того, что вычитала в книгах. За всю жизнь я только несколько раз прокатилась на каких-то клячах. Но этот… Он так мне нравился, покупка обещала быть недорогой, и знаете, как это бывает, подумать не успеешь, а уже сделано. Вот я вдруг и кивнула, и мужчина объявил: «Продан даме в углу за двести сорок пять гиней!»

Потом начались проблемы и морока: нужно было обо всем договориться, оставить владельцу задаток и поклясться, что вернусь с остальными деньгами утром. А через две недели я оказалась владелицей коня, пристроенного на ферме Джона Гаррода, но без работы и всего с сорока фунтами в кармане.

Нужно было срочно искать место, и мне повезло – я почти сразу устроилась в фирму «Кромби и Строт». Но поначалу нам пришлось туго; нужно было выкраивать на содержание Фьюри и на себя из восьми фунтов в неделю.

Но я об этом не жалела ни одной секунды. Фьюри был существом изумительным, я поняла это с первой же нашей прогулки; благородное сердце, всегда ровное, хорошее настроение и такие глаза! Ничего мягче его губ на свете просто нет, и он никогда не показывал зубы. Я научилась брать препятствия, он так здорово это делал! И когда мы мчались галопом, у него был такой замечательно длинный, размашистый шаг! Не прошло и полгода, как ко мне обратился один человек, которому нужна была лошадь для охоты, и предложил за Фьюри пятьсот фунтов.

Мы вернулись в конюшню, когда солнце уже село, но я ещё долго оставалась с Фьюри, чистила его и терла, расчесывала гриву и хвост. Он очень любил все это и чуть ли не мурлыкал, пока я его обхаживала.

В воскресенье наехало много народу. Во дворе стайка школьниц щебетала, совсем как когда-то в Плимуте. В крестьянском доме лаяла собака.

Теперь я испытывала просто зверский голод. Я пошла к остановке и посмотрела расписание автобусов. Следующий рейс в семь тридцать. В Сайенчестере он будет в семь пятьдесят три. Как раз хватит времени принять ванну и переодеться к ужину. А потом пораньше лечь спать.

Когда я проходила мимо, мистер Гаррод заметил:

– Мисс Элмер, тут вас час назад спрашивал какой-то джентльмен.

– Меня? – Сердце мое словно оборвалось. – Что он хотел?

– Он не сказал. Просто спросил, здесь ли вы. Я сказал, что вы отправились на прогулку. И все.

– Спасибо, мистер Гаррод.

Я успокоилась. Можно спросить, как он выглядит, но я решила, что это, наверняка посыльный от мистера Хинчли, который хотел осведомиться, не передумала ли я и не продам ли Фьюри. Нет, я не передумала. И никогда не передумаю.

Но, выйдя с фермы, я из предосторожности внимательно огляделась. Уже почти стемнело и вокруг не было не души. До автобуса оставалось пять минут.

В двадцати ярдах стояла машина с горящими габаритными огнями. Я отвернулась и пошла в противоположном направлении, но через несколько шагов столкнулась с мужчиной, который вышел из тени деревьев.

– Мисс Элмер?

Передо мной стоял Марк Ротлэнд.

Не знаю, что чувствовали люди, когда взорвалась первая атомная бомба, но со мной произошло нечто вроде Хиросимы. Он взял меня под локоть, чтобы я не упала.

– Где ты остановилась? Я подвезу.

7

Мы подошли к машине. Я кое-как забралась на переднее сидение. Дверца за мной щелкнула, как замок тюремной камеры. Сердце качало что-то куда более густое и тягучее, чем кровь, оно заполняло мой мозг, не давая думать. Ничего этого нет на самом деле, ты сочиняешь, чтобы попугать себя, не мог он знать Марни Элмер, а только Мэри Тейлор. И лучше ему оставаться на месте. Лучше ему, проклятому, тут не появляться!

Марк повернул ключ зажигания, и мотор заработал.

– Куда ехать?

Господи, та же самая машина, в которой Мэри Тейлор ездила на скачки! Та же царапина на щитке, тот же желтоватый плафон. Обслуживается в «Берклс Гаражиз Лимитед, Хендон».

– Куда ехать?

Я облизнула губы, напряглась, но не издала ни звука.

– Сайенчестер? – спросил он.

Я кивнула.

Мы тронулись как раз перед автобусом, который мог меня забрать и довезти до «Олд Краун». Понимаете, здесь, в этой точке, пересеклись две линии. В этой точке меня опять догнала та, с кем я рассталась вчера. Словно снится, что тебя пырнули ножом, ты просыпаешься и ощущаешь, что так и есть на самом деле.

Мы молчали.

Уже в городе Марк спросил:

– Где ты живешь?

– «Олд Краун».

– Под какой фамилией?

– Элмер.

– Это настоящая?

Я хотела ответить, но язык не слушался.

– Лучше сказать правду, – предупредил он.

В свете фонаря я видела его лицо, старый плащ, влажные волосы. Сколько он простоял там в ожидании?

– Элмер – твоя настоящая фамилия?

– Да.

– Откуда ты родом?

– Из Кардиффа.

– Где деньги?

– Часть здесь, в Сайенчестере.

– А остальные?

– В надежном месте.

– На скачках ещё не проиграла?

– Я не играю.

– Ха-ха!

– Правда!

Больше он не сказал ни слова, пока мы не выехали на площадь.

– Где твой отель?

– Там, на углу.

Марк Ротлэнд притормозил у входа.

– Я войду с тобой и подожду, пока ты соберешь вещи.

– Куда ты меня повезешь?

– Узнаешь.

Он вышел из машины и открыл передо мной дверь. Боже, как дрожали мои колени.

Марк подошел к стойке регистрации.

– Простите, мисс Элмер – мой секретарь – вынуждена прервать отпуск из-за срочных дел. Не могли бы вы выписать счет? Она уезжает немедленно.

– Конечно, сэр. Но она только что приехала, поэтому и платить не за что.

– Я поднимусь с вами наверх, мисс Элмер, – сказал мне Марк и я потащилась вперед.

Дежурная поморщилась, но не пыталась его остановить. Как я ненавидела Марка за вторжение в мой номер! Единственное место, где я могла быть собой… Номер был самым центром моей собственной жизни, и ничьей больше. Я не понимала, зачем ему понадобилось сюда вламываться.

Он отошел к окну и уставился вниз.

– Где деньги?

– Здесь.

Марк заглянул в кейс и снова закрыл его.

– Я заберу его с собой и подожду в коридоре. Даю тебе десять минут.

Мне бы хватило и пяти, но копалась я минут пятнадцать, чувствуя себя так, словно пыталась ходить на голове. Нужно было выиграть время.

Меня загнали в угол. Я всегда думала, если меня возьмут как Мэри Тейлор или Молли Джеффри, это буду не я. Даже если меня посадят в тюрьму, это буду не я. Если повезет, они вообще никогда не узнают, кто я на самом деле. Может, мне удастся переслать весточку маме, что уезжаю за границу или ещё что-нибудь, и мой обман не раскроется. Но здесь обмана не было. Злая ирония судьбы дала Марку Ротлэнду найти меня именно как Марни Элмер. И хотя ничто не связывало Мэри Тейлор с Марни Элмер, зато от Марни тянулась ниточка к Плимуту и Торки.

Если он станет проверять мой рассказ, то придется говорить ему правду, или, по крайней мере, часть правды. Все зависит от того, сдаст ли он меня полиции. Казалось, это само собой разумеется.

Ротлэнд ждал на верхней площадке лестницы и курил. В тусклом свете лицо его потемнело и казалось нежнее и тоньше. Но я знала, что сейчас оно не такое. Я чувствовала, что он тверд, как скала, и, пожалуй, впервые в жизни струсила.

– Все взяла? – спросил он и пошел к машине.

– Куда ты меня везешь?

Ротлэнд бросил чемодан в багажник.

– Садись в машину.

Я оглянулась было, подумав, не убежать ли, ведь что-что, а бегать я умела, но на другой стороне площади стоял полисмен.

Мы тронулись. Марк молчал, пока мы не выехали из города. Я увидела столб на дороге с указателем «Оксфорд». Тут он заговорил.

– Ну, расскажи теперь, зачем ты это сделала.

– Что сделала?

– Украла деньги.

– Что ты собираешься делать? Куда мы едем?

– Если не возражаешь, спрашивать буду я.

Я надолго умолкла и отодвинулась от него как можно дальше. Он покосился на меня, потом нагнулся и нажал замок дверцы.

Я решила попробовать его разжалобить.

– Мистер Ротлэнд, мне… ужасно жаль.

– Давай без эмоций. Просто скажи, зачем ты это сделала.

– Как ты меня нашел?

– Спрашиваю я.

Я закрыла лицо руками, изображать отчаяние не было нужды, его и так хватало.

– Если ты отвезешь меня в полицию, я не скажу ни слова; пусть меня отправят в тюрьму, но остальная часть денег пропадет, и мне плевать!

– Верю.

– Но если ты дашь слово не отправлять меня в полицию, я скажу все, что захочешь.

– Господи, милочка, ты не в том положении, чтобы ставить условия! Я могу довезти тебя до ближайшего отделения полиции и уехать! И больше не иметь к этому никакого отношения! И будешь так себя вести – добьешься.

– Я не хочу, Марк…

Я покосилась на него, чтобы понять, как он воспринял, что я назвала его по имени. Руки его крепко сжимали руль.

– Хорошо, я расскажу. С чего начать?

– Как тебя зовут на самом деле?

– Маргарет Элмер.

– Откуда ты родом?

– Из Плимута.

– Опять ты врешь.

– Ничего не могу поделать…

– Да, видимо, не можешь.

– Я не это имела в виду…

– Хорошо, продолжай.

– Я родилась в Девонпорте, но большую часть жизни провела в самом Плимуте. Ходила в Норт-Роудскую школу с семи до пятнадцати лет. Ты это… хочешь знать?

– Мать и отец у тебя в Австралии?

– Нет. Отец умер от рака. Он тоже служил на флоте, Марк.

– А мать?

– Умерла вскоре после отца… Меня вырастила старая подруга мамы, Люси Пай.

– Что после того, как ты кончила школу?

– Мой дядя – мамин брат, тоже моряк – оплатил мою учебу в техническом колледже Сент-Эндрюс, где меня научили стенографии, машинописи и бухгалтерскому делу.

Я снова взглянула на Ротлэнда. Он выключил в салоне свет, и фары встречной машины осветили его худое, сердитое лицо.

– Полагаю, теперь ты говоришь правду?

– Можешь проверить, если хочешь.

– Не беспокойся, так и сделаю. Я просто хотел напомнить, чтобы ты не фантазировала.

Меня это взбесило.

– Да, ты ведь всегда поступал правильно, никогда не нарушал закон! Тебе, конечно, живется совсем по-другому… с твоими деньгами…

– Рассказывай дальше.

Я постаралась взять себя в руки.

– После колледжа я получила работу в Плимуте. Но едва устроилась, как заболела Люси, и пришлось все бросить… чтобы за ней ухаживать. Восемнадцать месяцев, пока она не умерла. После её смерти я узнала, что она оставила мне домик, в котором мы жили, и… и двести фунтов наличными. Часть этих денег я истратила на… на уроки правильной речи и дополнительные уроки бухгалтерского дела. Потом нашла работу в Бристоле, в фирме «Плендер и Гриффитс». Работая там, я впервые увидела лошадей – не старых, заезженных кляч, которые тянут телегу, а длинноногих, породистых, чистокровных скакунов…

– Хорошо, я понял. Ты увидела лошадей.

– И я влюбилась в них. Можешь ты это понять?.. Тогда я продала дом за две тысячи фунтов и прикинула, что могла бы года два и даже больше жить как настоящая леди. Могла купить себе лошадь, ездить верхом. И я купила Фьюри…

– Фьюри?

– Мой конь стоит у Гаррода на ферме. Поэтому я бросила работу и стала вести такой образ жизни. На себя почти не тратила, но была совершенно свободна. Но что ты знаешь о свободе? Почти каждый день я ездила верхом… Потом я время от времени поступала куда-нибудь, чтобы подработать. Но в основном проживала остатки. И вот в прошлом году, в ноябре, деньги кончились… Поэтому я приехала в Лондон искать работу. Устроилась в фирму «Кендел», но присматривала что-нибудь получше.

– И нашла Ротлэндов.

– Да…

– Это было гораздо лучше, верно? Чистая прибыль где-то двенадцать сотен, не считая зарплаты.

Я залилась слезами.

– Мне очень жаль, Марк! Я просто не могла справиться с искушением. Мне не хотелось этого делать, но мысль о том, что ещё два года я смогу вести прежнюю жизнь… Наверное, мне вообще не нужно было браться за работу кассира. Когда перед тобой столько денег… Ах, Марк, мне так стыдно!

Слезы ручьями текли по моему лицу. Но если бы я могла заплакать по-настоящему, то рыдала бы от разочарования, от того, что меня раскрыли, разоблачили, и ещё от страха, а совсем не от раскаяния.

К тому времени мы уже миновали Фарингдон и выбрались на главную магистраль Суиндон – Оксфорд. Я прижала к глазам носовой платок. Он был очень маленьким, но Марк Ротлэнд не предложил мне своего.

– А мистер Тейлор? – спросил он. – Этот откуда взялся?

– Мистер Тейлор?

– Он тоже плод твоего воображения или действительно существовал?

– А, нет, никого не было. Она никогда… я никогда не была замужем.

– У тебя был любовник?

– Нет… Господи, да нет же! С чего ты взял?

– Я просто выясняю. Почему ты назвалась миссис Тейлор?

Я вытерла глаза, чтобы потянуть время. Черт, ну зачем я назвалась миссис Тейлор? Но я себя так и не называла. Я просто создала замужнюю женщину Мэри Тейлор, выдумав её три года назад.

– У моего отца была старая приятельница – миссис Тейлор. Отца уже давно нет в живых, а имя вдруг пришло мне в голову.

– Но почему? Почему ты открыла в Кардиффе банковский счет на её имя ещё три года назад?

К такому вопросу я была готова.

– У Люси Пай был племянник. Большую часть времени он жил за границей, но дела шли неважно. И я боялась – если он узнает, что Люси оставила мне столько денег, то потребует свою долю.

– А может, вы с ним заодно? Подумай хорошенько.

– Никто со мной не заодно! Ты так говоришь, словно все это готовилось заранее, расчетливо и хладнокровно.

– А разве нет?

– Нет!

– Все произошло внезапно, под влиянием детского каприза? Так внезапно, что ты сменила имя, назвавшись миссис Тейлор, ещё девять месяцев назад? Если только не была миссис Тейлор уже три года.

– Но я не для того меняла имя! Просто хотела все начать сначала! Я не хотела, чтобы племянник миссис Пай нашел меня в Лондоне! И подумала, что с новым именем мне может повезти больше, чем со старым!

– Неужели ты всерьез пытаешься убедить меня, что ограбила кассу во внезапном порыве? Сюзен Клейбоун в отпуске, чек выписан на двести двадцать фунтов больше, чем нужно; листы бумаги – нашей собственной – нарезаны очень аккуратно и точно по размеру, ты их заранее принесла с собой. Это, по-твоему, не хладнокровный план?

– Нет, я только последние несколько дней всерьез задумалась об этом! И когда представилась возможность, у меня просто не хватило сил устоять. Я не планировала, правда, Марк. Я просто слабый человек, мне не следовало этого делать, но… Видишь ли, мне пришло это в голову неделю назад, когда Сюзен уехала в отпуск, но даже тогда я не думала ни о чем всерьез… Только в среду эти мысли меня одолели мысли, и я потеряла покой, даже спать не могла.

Снова хлынул дождь, и Марк Ротлэнд включил дворники. На лобовом стекле расчистился квадрат, в нем появились пригороды Оксфорда.

– Тебе уже случалось прежде воровать?

Я поколебалась, потом созналась:

– Дважды, в Плимуте. Когда мне было десять лет… меня избили за это.

– Я не о том, – нетерпеливо поморщился он. – Позднее.

Изображать из себя совершенную невинность было рискованно.

– Да… одни раз, в Бристоле.

– Когда?

– Года три тому назад. Я пришла в магазин…

– Сколько ты взяла?

– Только шарф. Не очень дорогой.

– Сколько?

– Около двух фунтов…

– А потом?

– С тех пор – нет.

Улицы в Оксфорде опустели из-за дождя, автобусы и машины двигались по ним с зажженными огнями. За городом мы опять миновали дорожный указатель, который я не успела прочитать.

– Куда ты меня везешь?

– Как ты докажешь, что сказала правду?

– А как я могу доказать?

– В Плимуте тебя кто-нибудь знает?

– Ну…

– Есть или нет?

– Да, думаю, есть; но если ты не собираешься сдавать меня полиции, я лучше…

– Я этого не говорил.

– Я могу показать метрику… свидетельство об окончании бухгалтерских курсов… характеристику из школы… Больше у меня ничего нет.

– И где все это?

– Документы я могу собрать.

– Где все это хранится?

– По разным местам… Я могла бы написать в «Саут Вестерн Электрисити Борд» и попросить их подтвердить, что я у них работала. Потом фирма «Плендер и Гриффитс» – то же самое, хотя я пробыла у них только шесть месяцев… Где-то до сих пор хранится договор на покупку Фьюри… Сразу всего не вспомнишь. Что я должна доказывать?