Текст книги "С этим я справлюсь"

Автор книги: Уинстон Грэхем (Грэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

2

Через год я написала в Барнс, предложив свои услуги фирме «Джон Ротлэнд и K°».

Не знаю, может судьба или предопределение и существуют. Скажем, есть дурные приметы – пройти под лестницей или рассыпать соль. Но когда я писала это письмо, никакое предчувствия меня не мучило. С таким же успехом я могла выбрать другое объявление или развернуть другую газету.

С января я работала в Лондоне в страховой фирме «Кендэлс», но вскоре поняла: единственное, на что здесь можно рассчитывать, – это рекомендация. Потому я задержалась там ровно настолько, чтобы её получить, старательно подыскивая более подходящее место.

В ответ пришло письмо на фирменном бланке «Джон Ротлэнд и K°, полиграфия высокого класса, учреждена в 1869 году».

«Дорогая мисс, благодарим, что вы откликнулись на наше объявление. Просим зайти к нам в следующий вторник, десятого числа текущего месяца, в одиннадцать часов утра.

С. Уорд, управляющий.»

Здание фирмы оказалось весьма внушительным. Подождав в приемной, пока шло собеседование с другой девушкой, я вошла в небольшую комнату. За письменным столом сидели двое и задавали обычные вопросы.

Я представилась Мэри Тейлор, сообщила, что с января работаю в «Кендэлс». Раньше не работала. В двадцать лет вышла замуж и жила в Кардиффе с мужем, пока тот в ноябре прошлого года не погиб в автомобильной катастрофе. Хотя после него осталось немного денег, пошла работать. После школы я училась стенографии и машинописи, а ещё закончила курсы бухгалтеров. В «Кендэлс» работаю машинисткой-стенографисткой, но ищу работу с большими перспективами.

Сама я пока изучала тех двоих. Управляющему, мистеру Уорду, было за пятьдесят. Сухой, угрюмый, в очках с золотой оправой, с бородавкой на щеке, он явно принадлежал к тем людям, которые с трудом пробились наверх только годам к сорока, и горе тому, кто попытается сделать это в тридцать девять. Другой был моложе, с густыми темными волосами и таким бледным лицом, словно после тяжелой болезни.

– Вы долго жили в Кардиффе, миссис Тейлор? – спросил управляющий.

– Нет, я с восточного побережья. Но муж работал в Кардиффе.

– А где вы учились?

– В Норидже.

– Ваши родители сейчас живут там? – спросил молодой.

– Нет, сэр. Когда я вышла замуж, они уехали в Австралию.

Мистер Уорд поерзал на стуле.

– Вы можете представить ещё какие-то рекомендации, кроме «Кендэлс»?

– Не знаю… Скорее, нет. Меня, конечно, знают в кардиффском банке, где у меня счет. «Ллойд Бэнк» на Монмаунт-стрит. С тех пор, как переехала, я пользуюсь их услугами.

– Сейчас вы живете в Лондоне?

– Да, снимаю комнату в Суиз-Коттедж.

– Насколько я понял, семьи у вас нет? – вмешался молодой. – Я хочу сказать – детей?

Я улыбнулась в ответ:

– Нет, сэр.

Мистер Уорд принялся расспрашивать, знакома я с расчетом подоходного налога и страховки и приходилось ли мне работать с калькулятором «Энсон». Я подтвердила, поскольку знала, что сумею быстро освоить любую машину. Уорд обращался к молодому человеку, «мистер Ротлэнд», и я сообразила, что тот один из директоров или какое-то другое начальство. Увидев его, я так и подумала: явно близкий родственник владельца компании, который учится вести дела. Встречать таких мне уже доводилось, но этот хоть с виду был ничего.

Минут через пять мистер Уорд произнес:

– Благодарим вас, миссис Тейлор.

И по тому, как это прозвучало, по его деланному сожалению, я поняла, что принята. Похоже, все решил молодой начальник.

Потом, уже работая у них, я покопалась в документах и нашла запрос в кардиффский банк. Оттуда ответили:

«Мы знаем миссис Мэри Тейлор только три года, с тех пор, как она впервые обратилась к нам, но её счет всегда был в порядке. Лично мы встречались всего несколько раз, но у нас осталось самое благоприятное впечатление как о ней самой, так и о её финансовых делах».

В наше время работу получить нетрудно. Чаще всего, если постараться, можно подготовить для этого почву, нужно только уметь все рассчитать. Некоторые фирмы, конечно, требуют все документы и рекомендации, и тогда ничего не остается, как вовремя отступить; но добрая половина вполне удовлетворится малым, а некоторые возьмут тебя только по первому впечатлению, если ты покажешься надежной и порядочной.

А вот открыть счет в банке на чужое имя – просто морока. Мне удалось проделать этот эксперимент, когда три года назад я работала в Кардиффе. Я выбрала имя Мэри Тейлор, но это означало, что тебя должны были знать под этим именем. Этот банк я использовала прежде просто чтобы время от времени переводить туда деньги, потом раз или два разговаривала с управляющим по поводу всяких мелочей, чтобы меня запомнили. Прежде я на них никогда не ссылалась, потому что такое можно лишь однажды, да в «Кендэлс» от меня этого и не требовали; но теперь я прибегла к этому средству, поскольку мне казалось, что в фирме «Ротлэнд и компания» я получу работу, ради которой можно многим пожертвовать.

В новой фирме я начала работать со следующего понедельника. И почти сразу меня пригласил на беседу мистер Кристофер Холбрук, директор-распорядитель. Толстяк лет шестидесяти в массивных очках включал и выключал улыбку на лице, как электрическую лампочку.

– У нас семейная фирма, миссис Тейлор, я рад принять вас в нашу семью. Я сам – внук основателя фирмы, ещё один внук – мой кузен, мистер Ньютон-Смит. Мой сын, мистер Теренс Холбрук, так же, как мистер Марк Ротлэнд, с которым вы уже знакомы, – директора. Всего у нас девяносто семь служащих, и я готов утверждать, что каждый работает не за страх, а за совесть. Фирма действует как единое целое, как семья, где каждый помнит о благе других.

Его улыбка медленно загоралась и сияла широко и ясно. Но едва она становилась приветливой, как сразу отключалась и оставались холодное лицо и глаза, внимательно наблюдающие, какое это произвело на тебя впечатление.

– Мы расширяемся, миссис Тейлор, в этом году открыли отдел розничной продажи – вы его увидите его, если посмотрите в окно на ту сторону улицы. Поэтому мы расширяем штат. Через неделю-другую вам придется работать с розничной торговлей, но надеемся, что в конце концов вы будете здесь, в администрации, помогать мисс Клейбоун, с которой уже успели познакомиться. – Холбрук снял телефонную трубку. – Мистер Теренс уже пришел?.. Нет? Попросите его зайти ко мне, когда появится.

– Вы хотите поставить меня на кассу в отделе розничной торговли, сэр? – спросила я.

– Временно. Но если дело пойдет, мы возьмем девушку, который займет ваше место, а вы перейдете сюда. Мисс Клейбоун выходит замуж и через год-другой может нас оставить. Вы раньше бывали в типографиях?

– Нет, сэр.

– Думаю, вам будет интересно. У нас очень классные мастера. Мы выполняем любые работы: от дорогих иллюстрированных каталогов до рекламных плакатов, от меню городских ресторанов до школьных учебников. Игральные карты Ротлэнда, записные книжки Ротлэнда, почтовая бумага Ротлэнда, календари Ротлэнда известны всей Англии. Думаю, вы поймете, миссис Тейлор, что наша фирма любит предприимчивых и инициативных и умеет ценить тех, кто хорошо работает.

Он замолчал, и я сказала:

– Благодарю вас, сэр.

– Попозже мистер Уорд проведет вас, покажет нашу типографию или поручит кому-нибудь это сделать. Я считаю, что новичок должен получить общее представление о том, чем занимается фирма. Людей нельзя просто нанимать на работу, их следует заинтересовать.

Поднимаясь из-за стола, он включил улыбку, и я тоже встала, собираясь уйти, когда в дверь постучали и в кабинет вошел молодой человек.

– О, мистер Теренс Холбрук, мой сын. Знакомься, Терри, это наша новая сотрудница, миссис Тейлор. Она поступила только сегодня утром и будет работать у нас помощником кассира.

Теренс пожал мне руку. Выглядел он лет на тридцать. Длинные светло-русые волосы, выпяченная нижняя губа. Одет прекрасно. И мгновенно успел рассмотреть меня с ног до головы.

– Рад познакомиться. Надеюсь, вам у нас понравится. Ты хотел меня видеть, отец?

Потом меня действительно провели по типографии, но я ничего не поняла, только устала от шума машин, новых лиц, запаха бумаги и типографской краски. Строение было двухэтажным, служащие помещались над цехами. Мне очень понравилась комната кассира, расположенная возле самой лестничной клетки и отделявшейся перегородкой матового стекла. Попасть в неё можно было через соседнюю комнату, где находились только копировальный аппарат фирмы «Ксерокс», который обслуживала всего одна девушка, и несколько шкафов для документов. Лучше и не придумаешь.

Встретили меня, как всякую новенькую, но довольно быстро привыкли, и вскоре я вполне освоилась. Сэм Уорд иногда отпускал саркастические замечания в мой адрес, а главный кассир Сюзан Клейбоун сурово поглядывала, но в отделе розничной торговли я познакомилась с Донной Уитерби и мы сразу стали близкими подругами и она рассказывала мне все, что я хотела знать.

– Так вот, как обстоит дело. Мистер Джордж Ротлэнд, отец Марка, был директором-распорядителем, когда я поступила на работу, но после его смерти директором стал Кристофер Холбрук, а в фирму поступил Марк Ротлэнд. Рекс Ньютон-Смит тут редкий гость, появляется четыре раза в год на собрании директоров, его не стоит принимать всерьез. Живет с мамочкой, хотя ему под пятьдесят. Конечно, Кристофер Холбрук знает свое дело, но в основном все делают двое тех, что помоложе, и Сэм Уорд. Терри Холбрук и Марк не ладят между собой, ты заметила? Это сразу бросается в глаза. Марк, как здесь появился, внес такие изменения, все вверх дном перевернул! Розничная торговля – это его идея, и она приносит хороший доход. Ты пойдешь на прием для сотрудников фирмы? Он бывает в мае, и мы обычно так там веселимся! В прошлом году не расходились до пяти утра. Тебе с твоей-то внешностью скучать не придется. На прием приходят все, даже директора. Марка в прошлом году не было, он как раз похоронил жену; но остальные были абсолютно все. Терри ужасно смешной; особенно когда отрастил себе волосы. Но будь с ним осторожна. Сладко говорит, но это ничего не значит. Господи, ещё только половина одиннадцатого; как время тянется!

– У него умерла жена?

– У Терри? Нет, он женат, но они не живут вместе. Это у Марка умерла жена. В прошлом году, в январе. Что-то с почками. Ей было всего двадцать шесть.

– Потому он такой бледный?

– Нет, милая, у него такой цвет лица. Он и раньше такой был. Они никак не могут поладить с Терри. Я часто думаю, почему люди ненавидят друг друга? Обычно из-за женщины. Но тут это не при чем…

Меня ничуть не волновало, почему они не ладят. Я не собиралась здесь долго задерживаться. Но и торопиться не стоило. Открыв счет в «Ллойд Бэнк» на Суиз-Коттедж, я перевела на него оставшиеся в Кардиффе деньги. Потом поручила продать кое-какие мои ценные бумаги и положить выручку на тот же счет в «Ллойд Бэнк». Затем начала постепенно снимать оттуда деньги и отправлять в Суиндон, в «Нэшнл провиншиэл банк», где был счет на мое настоящее имя.

К маме я пока не ездила. Она умела видеть меня насквозь, к тому же когда тебя непрерывно расспрашивают, это действует на нервы. Я не когда не переставала удивляться, как легко мама проглотила выдумку с мистером Пембертоном. Может, я столько про него врала, что и сама уже почти поверила. Такие люди, как мистер Пембертон, нужны только для того, чтобы в них верить.

Когда миновало шесть или семь недель моей работы у Ротлэндов, нас пригласили на совещание на высшем уровне. Там было все начальство; и мистер Уорд, и главный технолог мистер Фарман, и мистер Слитрэм, руководивший коммерческим отделом, даже Ньютон-Смит, четвертый директор – громадный мужчина с усами и таким тонким голосом, будто он проглотил своего маленького братца.

В основном говорил старик Холбрук, и, как обычно, у него это выходило похожим на парламентскую речь, но конце концов до меня дошло, что он говорит о том как они довольны моей работой, что я помогла реорганизовать бухгалтерский учет в розничной торговле и что теперь они хотели бы попросить моего совета в реорганизации работы с самой денежной массой. Мне это польстило, но и несколько смутило, поскольку прежде всего им следовало бы спросить Сюзан Клейбоун; а когда через минуту я внезапно подняла глаза и встретила взгляд Марка Ротлэнда, то поняла, что за всем этим стоит он и что пригласили меня сюда тоже по его инициативе.

Я задавала вопросы, выслушивала ответы и вскоре обнаружила, что в правлении были две противоположные точки зрения. Потом изложила свою, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя всегда была за тех, кто против прогресса, – ведь чем больше машин, тем труднее жульничать.

Хотя Донна Уитерби меня предупреждала, меня просто поразила та вежливая враждебность, которая царила среди членов правления. По-видимому, Марк Ротлэнд выступил против Холбруков и Сэма Уорда, Рекс Ньютон-Смит занимал примиренческую позицию, а остальные старались не встревать.

Как только все закончилось, прозвучал звонок на обед и по лестнице затопали спешащие в столовую. Я решила пойти через типографию, пусть толпа немного рассосется. Почти у самых дверей меня перехватил Терри Холбрук.

– Поздравляю, миссис Тейлор.

– С чем?

– Неужели такой умнице, как вы, нужно объяснять?

– Вам следовало пригласить Сюзан Клейбоун, – сказала я. – Это её обидит.

– Так хотели сделать, – ответил Терри. – Но я был решительно против. Я сказал, что у вас ножки лучше.

Я покосилась на него, как оборачиваются на того, кто нарочно наваливается на тебя в автобусе.

– Через год ты станешь главным кассиром, – продолжал он – А ещё через год – страшно представить! Тебе, моя милая, нужны темные очки, чтобы спокойно смотреть на свое блестящее будущее в фирме Ротлэндов.

Мы шли мимо литографических машин, где задержалось несколько рабочих. Теперь я знала почти всех в лицо, а кое-кого и по именам.

– Привет, Джун, – фамильярно бросил Терри одной из девушек. – На той неделе потанцуем?

Джун с другими девушками работала на фальцовочной машине, стеклянная загородка вокруг её высокого стула была сплошь заклеена цветными плакатами с Пэтом Буном, Клифом Ричардом, Элвисом Пресли, Томом Джонсом и Джонни Холидеем.

– Умеешь танцевать? – спросил Терри Холбрук, заметив, на что я смотрю.

– Приходилось, – кивнула я. – Но очень давно.

– Ах, нам так все надоело! – передразнил он. – Том, привет! На кого ставил в субботу?

– Да так, на одну лошадку, – отозвался парень, стирая желтую краску с рук. – Но победил Игл-Стар, поэтому я ничего не взял.

Я вспомнила Игл-Стара. Крупный гнедой жеребец с пятном на морде. Он был в Манчестере, участвовал в ноябрьском стипль-чезе.

Меня привлекали машины, печатающие афиши и плакаты. Краски яркие, каждый цвет наносится отдельно, накладываясь один за другим, пока не заполнится все пространство афиши целиком…

– Интересно? – Терри Холбрук все не отставал. – Это итальянская машина, мы купили её несколько лет назад. «Аурелия». Она работает лучше любой другой.

Думал он совсем о другом и просто пожирал меня взглядом. Цех почти опустел.

Видно, платье оказалось недостаточно бесформенным, – подумала я.

– Почему итальянская?

– А почему нет? Нам предложили десять разных вариантов на выбор. Следующая – немецкая. Скоро мы её заменим. Марк и другие директора просто помешались на новой технике… Тебе не скучно?

– Что?

– Смотреть на машины.

– Нет, почему?

– Как правило, девушек машины не интересуют.

Я краем глаза взглянула на него и впервые заметила на шее довольно крупное родимое пятно. Вот, наверное, почему он отпустил длинные волосы. Хотя все равно, с этой выпяченной нижней губой… В нем чувствовались какое-то озорное коварство.

– Надо было зайти с другой стороны, – сказал Терри. – Там наборный цех, оттуда все начинается.

– Неважно, – отмазнулась я. – Все равно мне пора на обед.

– Что ты думаешь о нашей фирме, дорогая? Я говорю не о работе, а о людях.

Мы остались одни, все здание, казалось, вдруг затихло. У меня возникло ощущение, что Терри что-то затевает, может, хочет обнять меня; поэтому я на всякий случай отошла подальше стала внимательно разглядывать очередную машину.

– Одна большая дружная семья, как любит повторять отец? – не унимался Терри.

– Те, с кем я успела познакомиться, мне понравились.

– Важно выбрать хорошую компанию. Интересно, какую компанию ты предпочитаешь?

Своих намерений он явно не скрывал.

– Прошло всего несколько месяцев, как я потеряла мужа, – осадила я его.

Он притих, взгляд его погас, но я не могла понять, о чем он думает. Потом мне опять попалось на глаза родимое пятно на шее Терри, и неизвестно почему я вдруг почувствовала к нему жалость. нет, без сочувствие к людям я вполне могла бы прожить. До сих пор, насколько я помню, никто не пролил обо мне ни слезинки, так с какой стати мне кого-то жалеть?

Но Терри был не в счет. Наверно, немало пришлось ему вытерпеть насмешек в школе из-за этого пятна, когда мальчишки издевались, а девочки хихикали, и, может, из-за него он обозлился и тоже пошел не по той дорожке.

Я подошла к дверям в наборный цех. Пожалуй, потому Терри так и одевается: желтый вязаный жилет, коричневые брюки и так далее. Интересно, каков он в душе и что он думает обо мне сейчас, вот здесь, в наборном цехе, и что бы он сказал и сделал, будь я доступнее? Но я такой не была и потому решительно заявила:

– Мне нужно идти, мистер Холбрук.

Когда отдел розничной торговли заканчивал работу, деньги, поученные за день, переносили через улицу в главную контору и запирали там на ночь – в магазине не было подходящего сейфа. Эти деньги никогда не отправляли в банк, так как каждую пятницу двенадцать или тринадцать сотен фунтов требовались на заработную плату, и на это как раз шла выручка от розничной торговли. Правда, она бывала разной: иногда выходило и по сто фунтов наличными в день, а иногда четыре-пять – все зависело от покупателя и его щедрости.

Если выручки было мало, в четверг в конце дня двое служащих получали чек на недостающую сумму и отправлялись в банк за деньгами. Тем временем Сюзен Клейбоун и ещё одна девушка готовили конверты на каждого. Сейф находился в комнате кассира, но у девушек, конечно, не было от него ключа. Ключи хранились у мистера Уорда и Марка Ротлэнда. Третий ключ хранил директор-распорядитель Кристофер Холбрук.

Однажды Марк Ротлэнд застал меня в кабинете мистера Холбрука, когда я нюхала розы на его столе. На самом деле я просто успела вовремя отскочить в сторону. Я покраснела и сказала, что принесла мистеру Холбруку чек на подпись и отвлеклась на запах роз.

– Первые в нынешнем сезоне, – кивнул он. – Отец был мастер их выращивать. Его это интересовала куда больше, чем полиграфия.

Я облизнула губы.

– У нас была когда-то вьющаяся роза – розовая с белой серединой. Обычно она оплетала всю калитку нашего дома в… в Норидже. А эта как называется?

– Похожа на «Звезду Голландии», – он тоже понюхал розу. – Да. По-моему, она пока остается лучшей из красных сортов… Вам приходилось бывать на Национальной выставке роз?

– Нет.

– Она откроется в следующем месяце. Стоит посмотреть, если интересуетесь.

– Спасибо. Постараюсь не пропустить.

Когда я шла к выходу, Марк Ротлэнд вдруг сказал:

– Миссис Тейлор, на ту пятницу намечен наш ежегодный вечер с танцами. Обычно на него приходят все, особенно новички. Но если из-за траура вы пойти не захотите, сообщите мне заранее, ладно? Я постараюсь объяснить это дяде.

– Спасибо, мистер Ротлэнд. – Я скромно опустила глаза – ну просто настоящая вдова, и только. – Я скажу.

3

Полагаю, я не из тех детишек, которых в можно поставить в пример. В семь-восемь лет я обнаружила, что соображаю лучше многих. И если случалось влипнуть, всегда умела отвертеться от наказания. Поэтому к девятнадцати у меня сложилось довольно высокое мнение о себе.

Дважды меня ловили. Первый раз в десять лет, когда другая девочка вдруг струсила и все выболтала. Урок не иметь дело с другими я с тех пор никогда не забывала. И страшная трепка, которую мне задала мать, когда пришла полиция, и вся эта морока с инспектором, которого приставили приглядывать за мной, тоже многому меня научили. Нет, в десять лет я не стала закоренелой преступницей, но теперь когда я что-нибудь делала, то всегда заботилась о том, чтобы меня не поймали. И меня не ловили.

Попалась я потом только раз. Тогда мне было тринадцать, и мама так меня избила, что до сих пор на бедре, где она ударила слишком сильно, осталась метка. Я тогда перепугалась до смерти, испугалась по-настоящему, потому что никогда раньше её не видела в такой ярости. Она кричала: «Воровка, вот что у меня выросло, воровка, а не дочь! Мало меня Бог наказывал! Теперь вот это!» Вместе со словом «это» на меня обрушивался внушительный удар. «Чего тебе не хватает? Чего недостает? Сыта, одета-обута, обстирана, из приличной семьи, все для неё делаю, и на тебе!» Еще один удар. И опять все сначала: «Какой стыд! Ты меня слышишь? Позорное, кощунственное святотатство! Воровать в храме Господнем!»

Так продолжалось часов шесть, не меньше; Люси то и дело просовывала голову в дверь, умоляя: «Перестань, Эди, ты же убьешь ребенка!.. Хватит, Эди, у тебя будет удар!.. Остановись, Эди, дай передохнуть, ты уже достаточно её проучила!»

Теперь, зная её лучше, я понимаю – ничто не могло причинить ей большей боли, чем то, что я взломала в церкви ящик для сбора пожертвований. Ни тогда, когда слезы струями текли по моему лицу, а мокрые волосы прилипли к щекам, когда голос мой охрип и сорвался, ни потом я не могла ей объяснить, что все это делаю ради нее.

Конечно, я не голодала и не ходила в лохмотьях – за этим мама следила, во многом себе отказывая. Но оттого труднее было это принимать. Нелегко быть благодарным, когда от тебя благодарности ждут; это просто убивает! Даже Люси иногда отчитывала маму. «Все копишь, копишь добро, – говорила она, – лучше бы о себе подумала, Эдит, все равно в гроб всего не возьмешь». А мать, бывало, отвечала: «Придет время – все помрем, не сомневайся. Но не раньше. На то воля Божья. Марни, садись за уроки!»

Тот ящик, взломанный мной в церкви, стал первым залпом в моей личной войне.

К этому привели самые разные обстоятельства. Когда умер от рака мой отец, мама ждала второго ребенка. Мне тогда было около шести. Мама еле перенесла потрясение. Мы переехали в маленький домик в Сэнгфорде, недалеко от Лискерда. Я этого почти не помню.

Когда пришло время родов, послали было за врачом, но денег не было, а в казенную больницу не успели. Поэтому мама родила с помощью какой-то повитухи. Та что-то сделала не так, и ребенок умер. С тех пор мама и стала приволакивать ногу.

Через год мы вернулись в Плимут, но поселились на другом краю города, возле Барбакана. Там я ходила в школу до четырнадцати лет, и когда закончила, директриса написала:

«Маргарет очень способная девочка, и очень жаль, что она вынуждена так рано покинуть школу. Если бы она усердно трудилась, я уверена, она далеко пошла бы в математике и естественных науках. Я также не сомневаюсь, что её способности могут получить неверное применение, последний год явно свидетельствовал об этом. Для её пользы крайне важна хорошая компанией. Я желаю ей всего доброго в будущей жизни и надеюсь, что она не растратит свои способности попусту».

Что ж, я постаралась их не растратить.

Прием с танцами фирма устраивала в отеле «Стэйдж» на Хай-стрит. Предложение Марка Ротлэнда позволяло мне туда не ходить, но в последнюю минуту я передумала. Знаете, иногда ни от кого не хочется зависеть.

Там собрались все: печатники, наборщики, переплетчики с женами, сотрудницы с мужьями и приятелями. Старик Холбрук тоже привел жену. Мистер Ньютон-Смит был холост, Марк Ротлэнд вдовец, а Терри Холбрук разведен. Донна Уитерби заметила:

– Подумайте, девочки.

Когда ужин закончился, Холбрук-старший произнес речь, подводя итог работы за год; вечер был душным, окна пришлось открыть, а поскольку они выходили на Хай-стрит, где всегда большое движение, слышно было плохо. Он говорил:

– Дамы и господа! В четвертый раз я с удовольствием поднимаю бокал за нашим ежегодным праздничным столом и обращаюсь к вам… – Тяжелый грузовик и четыре автомобиля за окном… – в целом неплохой год. Не побоюсь признать, что в июне прошлого года нам пришлось пережить беспокойный период споров по поводу торговли, но, к счастью… – Три мотоцикла. – …и, в конечном счете, решили эти проблемы.

Он включил свою улыбку.

– Для меня, как я уже говорил, большой радостью является то, что наша фирма представляет единую семью. Она не так уж велика… – Спортивный автомобиль, обгоняющий два автобуса. – …к тому же наши показатели идут вверх, к нашему удовлетворению, хотя, естественно, ещё не к полному удовольствию. По сравнению с прошлым годом. – Улыбка его постепенно угасала, пока он сравнивал этот год с предыдущим, и опять зажглась в конце, чтобы показать, что цифры эти его радуют. – За истекший период в нашей фирме заключены три брака, и я прошу счастливые супружеские пары подняться, мы выпьем за их семейное благополучие…

Счастливые супруги встали, им похлопали.

– Шестеро служащих по той или иной причине нас покинули, но пятнадцать новых влились в нашу семью. Мы желаем им… – Несколько машин проехали в обоих направлениях. – …Поднимитесь, пожалуйста, чтобы мы могли на вас посмотреть.

Сидящий рядом мужчина сжал мой локоть. Я убрала руку, но он опять её сжал:

– Вы новенькая, миссис Тейлор. Поднимайтесь.

Я встала позже всех, неуверенно улыбнулась и, случайно поймав взгляд Марка Ротлэнда, тотчас села на место.

После ужина я ненадолго отлучилась, а как только вернулась, Терри Холбрук пригласил меня танцевать.

Танцевал он прекрасно и легко. Мне последние несколько лет танцевать приходилось нечасто, но не потому что я этого не любила. Просто не было времени, и к тому же идти с молодым человеком на танцы значило поощрять его ухаживания. Но я часто мечтала о том, как у меня будет много денег, хорошие платья, бриллиантовое колье, и я отправлюсь на бал, где все будет прекрасно, роскошно, полно красок, музыки, мягкого света – этакая романтическая мечта.

– Тебе уже говорили, какая ты красивая? – спросил Терри Холбрук.

– Не помню.

– Какая скромность! Ладно, не будем говорить о тебе, скажем о платье. Оно восхитительно!

Я купила его вчера, не устояв, потому что оно было таким простым, какими бывают только по-настоящему дорогие вещи. И я решила, что вряд ли кто это поймет. Но мой кавалер прекрасно разбирался в нарядах…

Терри сделал несколько разудалых па, и я вспомнила, как в последний раз… В последний раз был дешевый ресторанчик «Вега», и я пришла туда с девушкой, которую звали Вероника, фамилии не помню; она очень хорошо двигалась – без туфель, с летящими волосами; я никогда не могла так, разве что на миг, а потом словно отходила в сторону, глядя на себя со стороны и думала: надо быть сумасшедшей, чтобы так отдаваться танцу. Потом к Веронике присоединился парень в полосатой, как оса, рубашке и в голубых джинсах в обтяжку, со стрижкой под Марлона Брандо; от него несло потом, руки липкие…

– Ты танцуешь божественно, Мэри, – сказал Терри.

– Спасибо.

– Но словно во сне. Скажи, о чем ты все время думаешь?

– О том, какой прекрасный сегодня вечер.

– Пожалуйста, не надо! Это просто бестактно, – он заглянул мне в лицо. – Латиноамериканские танцевать умеешь?

– Немного.

– Знаешь, что джайв и рок-н-ролл – по происхождению латиноамериканские танцы?

– Нет.

– Это один танцевальный стиль. Мужчина просто стоит в центре; все делает женщина. Так ведь и должно быть, верно?

Опять то же ощущение, что он хитро посмеивается надо мной. Углы губ и глаза его хитро подрагивали.

Потом мы ещё раз пошли с ним танцевать, но тут оркестр принялся демонстрировать какие-то новые штуки, которые раззадорили Терри, и он разошелся.

– Знаешь, – сказала я, – давай лучше сядем.

– Милая, можешь сидеть, если хочешь. А я директор, и должен делать вид, что мне ужасно весело.

– А что, мистер Ротлэнд никогда не танцует?

– Спроси у него, раз тебе интересно.

– Просто ты сказал, что директора обязаны веселиться.

– Он не веселится, милая, потому его и не слишком любят.

– Его не любят?

– Спроси своих друзей.

– А раньше он тоже никогда не танцевал?

– Милая моя, это первый вечер, который он вообще почтил своим присутствием с тех пор, как стал работать в фирме.

Танец у нас не слишком ладился, так что я не удивилась, что следующие часа полтора Терри меня не приглашал. Правда, партнеров мне и без него хватало. Но около часа ночи, когда добрая половина сидевших во главе стола разъехались, Терри снова подошел ко мне.

– Тут становится невесело. Я пригласил к себе несколько человек, чтобы достойно завершить вечер. Пойдешь?

– Танцевать?

– Нет. Немного выпьем, поболтаем, послушаем музыку. Попросту, без всяких претензий.

Я решила, что пришло время незаметно сматываться. В Манчестере я старалась не заводить никаких отношений, и это себя оправдывало. Но человек не всегда поступает мудро. И я вопреки самой себе сказала:

– Спасибо, с удовольствием.

– Прекрасно. Встречаемся через десять минут на выходе. Думаю, у Макдональдов найдется место в машине для тебя.

Терри жил всего в десяти минутах езды от «Стэйджа». Макдональды были гостями фирмы; оба высоченные, словно подъемные краны, шустрые и неугомонные, но довольно милые.

Они были из Лондона, эдакие столичные остряки и пустомели, но не такие глупые и назойливые, как остряки провинциальные. Белокурая миссис Макдональд была коротко подстрижена на мальчишеский манер, который делает женщину похожей на мокрую кошку; шелковое цветастое платье слишком сильно открывало ноги и весьма смело – грудь. На муже был смокинг с атласными лацканами. Я оказалась на заднем сиденье их «ягуара» вместе с Донной Уитерби и забавным типом по фамилии Уолден.

Алистер Макдональд гнал, как сумасшедший, но Терри как-то умудрился все же приехать первым, поэтому мы все вместе ввалились в его трехкомнатную, очень современно обставленную квартиру: пурпурный ковер, оранжевые стены, неоновые светильники, в углу бар, стойка которого обтянута голубой кожей.

Нас было двенадцать человек, и все много пили и говорили. Нельзя сказать, чтобы и я тоже много пила: при той жизни, какую я веду, болтать не годится. Кто-то крикнул: «Включите музыку?» и тут же заиграла музыка, что-то из «Битлз». Две-три пары образовали круг в одном углу комнаты, но на ковре танцевать быстро неудобно, и через некоторое время Терри выдвинул стол и спросил:

– В покер играешь, Мэри?

– Нет, – ответила я. – Ты про карты?

Он рассмеялся.

– Да так, для развлечения. Я тебя быстро научу.

– Нет, спасибо. Я лучше посмотрю.

– Если ты и карты освоишь так же быстро, как бухгалтерию, то… По два шиллинга, Алистер?