Текст книги "Деньги миледи"
Автор книги: Уильям Уилки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 6
Около четверти часа в гостиной было тихо. Наконец консилиум в будуаре завершился. Первой в гостиную вышла леди Лидьяр, за нею Гардиман. Изабелла осталась смотреть за больным. Стоя в двери, Гардиман обернулся, чтобы повторить последние указания – а проще говоря, еще раз взглянуть на Изабеллу.
– Поите его вволю, мисс Изабелла, а если захочет есть, дайте немного хлеба или сухого печенья. И больше, пожалуйста, до завтра – до моего прихода – ничего.
– Спасибо вам, сэр. Постараюсь в точности…
На этом месте леди Лидьяр прервала обмен любезностями и наставлениями:
– Будьте добры, мистер Гардиман, притворите дверь: дует. Большое спасибо. Даже не знаю, как выразить вам свою благодарность. Боюсь, без вас моего бедного малыша уже не было бы в живых.
– Ваша милость может больше о нем не волноваться, – бесцветным и ровным, как обычно, голосом отвечал Гардиман. – Главное – не перекармливать! Впрочем, под присмотром мисс Изабеллы он будет в полном порядке. Кстати, ее фамилия, кажется, Миллер? Она, случайно, не родственница тем йоркширским Миллерам, что из дома Даксборо?
Леди Лидьяр взглянула на него с насмешливым удивлением.
– Мистер Гардиман, – сказала она, – вы вот уже четвертый раз спрашиваете меня об Изабелле. Вас, видимо, очень занимает моя юная компаньонка. Нет-нет, извиняться ни к чему: для Изабеллы ваше внимание лестно, а я, поскольку очень ее люблю, – я только рада, когда она кому-то нравится. Однако же, – добавила она, опять перескакивая на выразительный, но не принятый в высшем свете язык, – пока вы с нею любезничали в соседней комнате, я с вас обоих глаз не спускала, и вот что я вам скажу: Изабелла не вашего поля ягода! Я никому не позволю ее облапошить, так и знайте наперед. Ну и насмешили вы меня, когда принялись выяснять, не из благородного ли она семейства! Изабелла сирота, дочь аптекаря из захолустного городишки. У всей ее родни ни гроша за душой, одна только осевшая в деревне старая тетка имеет сотни две-три годовых. Сама я прослышала о девушке случайно. Когда она потеряла отца и мать, тетка предложила забрать ее к себе. Изабелла сказала: «Нет, благодарю. Не хочу быть вам обузой – вам ведь на себя едва хватает. Любая девушка может заработать на жизнь честным трудом, если постарается, а я уж постараюсь!» Так она сказала. Меня восхитила ее независимость, – продолжала леди Лидьяр, снова переходя на возвышенный слог и образ мыслей. – Моя племянница как раз в это время вышла замуж, я осталась одна в своем огромном доме и предложила Изабелле пожить несколько недель со мной, почитать мне, а там уж решать, по душе ей у меня или нет. С тех пор мы с ней неразлучны. Будь она мне хоть родная дочь – и то я не могла бы любить ее сильнее. И она отвечает мне такой же искренней привязанностью. Изабелла славная девушка – всегда приветлива, мила, разумна; в ней довольно здравого смысла, чтобы понять, что в обществе – в отличие от моего сердца – место ее весьма скромное. Я с самого начала старалась, ради ее же блага, развеять все возможные сомнения по этому поводу. Внушая ей бесплодные надежды насчет будущего замужества, я оказала бы бедняжке медвежью услугу. Ее суженый будет человеком ее круга – я уж об этом позабочусь. Слишком много страданий приносят неравные браки, мне хорошо это известно из опыта одной моей родственницы. Простите, что так долго занимаю вас своими домашними заботами, но я очень люблю Изабеллу, а неопытной девушке так легко вскружить голову! Теперь вы знаете о ней достаточно и сами можете судить, каковы должны быть границы вашего к ней интереса. Я полагаю, нет нужды продолжать этот разговор: наверняка мы поняли друг друга.
Гардиман выслушал все это с холодной невозмутимостью, которая давно уже сделалась частью его самого и которая лишь благодаря появлению Изабеллы ненадолго покинула его. Когда гостю наконец представилась возможность говорить, он был краток. Как оказалось, он мало что вынес для себя из слов леди Лидьяр и по окончании ее тирады остался преисполнен ровно такого же интереса к Изабелле, как и перед ее началом.
– Вы правы, – спокойно заметил он. – Мисс Изабелла и впрямь славная девушка. Просто красавица, и притом так скромна – никакого жеманства. Наши светские девицы, признаться, не в моем вкусе. Мисс Изабелла совсем другая.
Лицо леди Лидьяр вытянулось от удивления.
– Но позвольте, я, может быть, выражалась не совсем ясно, и вы не поняли меня… – начала она.
Гардиман невозмутимо заявил, что понял ее прекрасно.
– Да, прекрасно, – с непробиваемым упрямством повторил он. – Мнение вашей милости о мисс Изабелле совершенно сходно с моим. Разумна, мила, приветлива – как раз эти качества я ценю в женщине превыше всего. И хороша, разумеется. Очень хороша собой. Настоящее сокровище, как вы верно подметили, для счастливца, которому выпадет на ней жениться. Уж поверьте, в этом я разбираюсь: сам дважды чудом избежал женитьбы. С тех пор – хотя я и затруднился бы объяснять почему – угодить мне становится все труднее. Но мисс Изабелла мне очень, очень нравится. Впрочем, виноват, я, кажется, повторяюсь? Если позволите, завтра я заеду взглянуть на вашего больного часов этак в одиннадцать. Позже никак не получится: во второй половине дня я уезжаю на лошадиные торги во Францию. Что ж, разрешите откланяться. Рад был услужить вашей милости.
Леди Лидьяр благоразумно решила отпустить гостя с миром, оставив всякие дальнейшие попытки добиться взаимопонимания.
«Либо у него соображения только на лошадей хватает, – размышляла она, – либо он нарочно не желает слышать самых прозрачных намеков. Однако прекратить это знакомство никак нельзя – из-за Тобби. Придется убрать с его дороги Изабеллу. Пока жива, ни за что не допущу, чтобы моя милая девочка оказалась в ложном положении. Завтра к приходу мистера Гардимана отошлю куда-нибудь с поручением. Если он придет в следующий раз, она будет лежать наверху с головной болью. А явится еще – узнает, что она отправилась в деревню пожить в моем имении. И пусть тогда попробует сказать что-нибудь по поводу ее отсутствия! Мы тоже, когда надо, бываем на редкость бестолковы».
Счастливо разрешив таким образом свои сомнения, леди Лидьяр почувствовала непреодолимое желание призвать к себе и приласкать девушку. Такова уж была естественная реакция добросердечной вдовы на избавление от беспокойства, хотя последнее улеглось благодаря ее же собственному решению. Распахнув дверь, она неожиданно, как частенько случалось, предстала перед Изабеллой. Даже самые теплые чувства ее милости неизменно изливались в той же грубоватой манере, какая вообще была свойственна всем проявлением ее натуры.
– Я не забыла поцеловать тебя утром? – спросила она, едва Изабелла поднялась ей навстречу.
– Нет, миледи, – приветливо улыбаясь, отвечала девушка.
– Ну, так поцелуй и ты меня как следует. Любишь меня? Отлично, вот и поговори со мной, как с матерью. Обойдемся разочек без всяких «миледи». Да обними же меня хорошенько!
Что-то в этих нехитрых словах – или во взгляде, каким они сопровождались, – затронуло в душе Изабеллы самые глубокие чувства, которые редко выплескивались на поверхность. Улыбающиеся губы задрожали, в глазах сверкнули слезы.
– Вы так добры ко мне! – пролепетала она, пряча лицо на груди леди Лидьяр. – Как отплатить вам за все, что вы для меня делаете?
Леди Лидьяр потрепала хорошенькую головку, припавшую к ней с истинно дочерней любовью.
– Ну полно, будет тебе! – сказала она. – Поди поиграй с Тобби. Господь с тобой, доченька, можно любить друг друга сколько душе угодно, но плакать-то зачем? Да ступай же, наконец!..
Она поспешно отвернулась: теперь уже и ее глаза увлажнились, а не в характере ее милости было показывать это другим.
«Расчувствовалась, как дура, – думала она, возвращаясь через коридорчик. – Ну и пусть, и ладно! Однако забавно: из-за этого Гардимана Изабелла стала мне как будто еще дороже».
С таким мыслями она вошла в гостиную – и от неожиданности остановилась на пороге как вкопанная.
– Боже правый! Как вы меня напугали! – с досадой воскликнула она. – Почему меня никто не предупредил, что вы здесь?
Только что она выходила из пустой гостиной, и тут вдруг выясняется, что в ее отсутствие на коврике перед камином таинственным образом возник новый посетитель. Все в нем, с головы до ног, было серого цвета: серые – с проседью – волосы, брови, усы, серый сюртук, жилет и панталоны, серые перчатки. Добавим, что он производил впечатление человека вполне респектабельного и благополучного – впечатление в данном случае не обманчивое, ибо серый господин был не кто иной, как адвокат ее милости мистер Трой.
– Сожалею, что невольно напугал вас, миледи, – отчего-то несколько сконфуженно отвечал он. – Я имел честь передать через мистера Моуди, что загляну к вам в этот час выяснить кое-какие вопросы, связанные с домовладением вашей милости. Полагая, что вам об этом известно, я решил вас не беспокоить и просто ждал, когда вы изволите…
Все время, пока адвокат говорил, леди Лидьяр пристально следила за выражением его лица и наконец, явно забеспокоившись, прервала его на полуслове.
– Не извиняйтесь, мистер Трой, – возразила она. – Я сама виновата – забыла о назначенной встрече и с порога набросилась на вас ни за что ни про что.
Тут леди Лидьяр умолкла, прошла к своему рабочему столу, села за него и только тогда заговорила снова.
– Скажите, – произнесла она, – вас привели ко мне какие-то неприятности?
– Вовсе нет, миледи. Пустые формальности. Если угодно, они подождут денек-другой.
Леди Лидьяр нетерпеливо забарабанила пальцами по столу.
– Вы знакомы со мной достаточно давно, мистер Трой, чтобы понять, что я не выношу неопределенности. Я прекрасно вижу: у вас есть для меня дурные новости!
– Но, право, леди Лидьяр… – почтительно запротестовал адвокат.
– Так не пойдет, мистер Трой. Я знаю, как вы смотрите на меня обычно, и вижу, как смотрите сейчас. Вы превосходный адвокат, и однако же, к счастью для интересов, которые я вверила вашим заботам, вы при этом еще и честный человек. Мы знакомы вот уже двадцать лет, и вам не удастся меня обмануть. Вы принесли скверное известие, сэр. Будьте любезны сообщить его немедленно и без утайки!
Мало-помалу мистер Трой стал сдаваться.
– Да, – нехотя заговорил он, – кое-какие обстоятельства покажутся, пожалуй, вашей милости огорчительными. – Он помолчал и сдвинулся еще на один шаг. – Но я сам узнал о них, лишь переступив порог вашего дома. – Еще немного помявшись, он сделал следующее признание: – В парадном я столкнулся с мистером Моуди – дворецким вашей милости…
– Где он? – сердито перебила леди Лидьяр. – Он-то мне живо все расскажет. Сейчас же зовите его сюда.
Адвокат сделал последнюю попытку еще немного оттянуть объяснение.
– Мистер Моуди сейчас придет, – сказал он. – Он попросил меня подготовить вашу милость…
– Мистер Трой, вы соизволите наконец позвонить в колокольчик или мне сделать это самой?
Моуди явно дожидался за дверью, чтобы адвокат переговорил с ее милостью. Теперь он сам предстал перед хозяйкой, избавив мистера Троя от необходимости звонить. Пока он шел к столу, леди Лидьяр внимательно вглядывалась в его лицо. Ее обычный румянец вдруг поблек. Она не проронила ни слова. Она ждала.
Моуди, тоже без слов, дрожащими руками выложил на стол лист бумаги.
Леди Лидьяр первой нарушила молчание.
– Это мне? – спросила она.
– Да, миледи.
Ни секунды не медля, она взялась за чтение. Адвокат и дворецкий с тревогой следили за ней.
Почерк оказался ее милости незнаком. В послании говорилось:
«Настоящим подтверждаю, что податель сего, мистер Роберт Моуди, передал мне вверенное ему письмо на мое имя с неповрежденной печатью. С сожалением извещаю, что произошла, по всей видимости, какая-то ошибка. Ценное вложение, о котором говорит автор письма, именующий себя „неизвестным другом“, не дошло до меня. В момент получения письма в комнате рядом со мной находилась моя жена, и в случае необходимости она может подтвердить, что никакой пятисотфунтовой банкноты в конверте не оказалось. Поскольку мистер Моуди не уполномочен сообщать, от кого исходило сие благодеяние, мне остается лишь письменно изложить факты и уверить неизвестного доброжелателя, что я в любой момент готов быть к его услугам. Мой домашний адрес приведен в начале письма.
Сэмюел Брэдсток,приходский священник церкви Святой Анны. Динсбери, Лондон».
Леди Лидьяр уронила листок на стол. Как ни доходчиво изъяснялся священник, все же в первый момент смысл прочитанного не дошел до ее милости.
– Бога ради, что все это значит?! – спросила она.
Адвокат и дворецкий переглянулись, видимо, решая, кому говорить первому. Но леди Лидьяр не дала им долго размышлять.
– Моуди, – сурово потребовала она, – я доверила письмо вам и от вас теперь жду ответа.
Темные глаза Моуди сверкнули. Отвечая, он не пытался скрывать, что считает такой тон в обращении с собой оскорбительным.
– Я должен был доставить письмо адресату, – сказал он, – и я его доставил. Я взял его со стола уже запечатанным и передал священнику запечатанным же, о чем у вашей милости имеется его собственноручное свидетельство. Я выполнил ваше поручение; мне нечего объяснять.
Тут мистеру Трою стало понятно, что без его направляющего участия разбирательство вот-вот может приобрести самый нежелательный характер, и, не дожидаясь ответа леди Лидьяр, он тактично вмешался.
– Простите, миледи, – начал он с тем счастливым сочетанием уверенности и учтивости в голосе, секрет которого известен одним лишь адвокатам. – В неприятных делах подобного рода есть только один способ добраться до истины: нужно начать с начала. Вы позволите мне задать вашей милости несколько вопросов?
– К вашим услугам, сэр, – ответила леди Лидьяр, постепенно успокаиваясь под благотворным влиянием мистера Троя.
– Скажите, вы совершенно уверены, что вложили банкноту в письмо? – спросил адвокат.
– Кажется, да, – отвечала леди Лидьяр. – Но как раз в этот момент моей собаке внезапно стало хуже, и я так разволновалась, что не могу утверждать наверняка.
– Был ли кто-нибудь рядом с вами в тот момент, когда вы, как полагаете, вкладывали банкноту в письмо?
– Я находился в комнате рядом с ее милостью, – сказал Моуди, – и могу поклясться: она на моих глазах вложила банкноту вместе с письмом в конверт.
– А конверт запечатала? – спросил мистер Трой.
– Нет, сэр, не успела. Ее милости пришлось срочно выйти к больной собаке в соседнюю комнату.
Мистер Трой снова обратился к леди Лидьяр:
– Ваша милость, а что вы сделали с письмом? Взяли с собой в соседнюю комнату?
– Мне было не до того, мистер Трой. Письмо осталось на столе.
– Как, в открытом конверте?
– Да.
– Долго ли вы пробыли в соседней комнате?
– Не менее получаса.
– Хм, это несколько осложняет дело, – пробормотал мистер Трой, затем, поразмыслив немного, обратился к Моуди: – Кто-нибудь из прислуги знал, что в доме находилась такая крупная банкнота?
– Никто, – отвечал Моуди.
– Стало быть, слуг вы не подозреваете?
– Разумеется, нет, сэр.
– Не было ли в доме рабочих в этот час?
– Нет, сэр.
– Кто мог попасть в гостиную в отсутствие леди Лидьяр?
– Были двое посетителей, сэр.
– Кто именно?
– Племянник ее милости мистер Феликс Суитсэр и достопочтенный Альфред Гардиман.
Мистер Трой укоризненно покачал головой.
– Я же не имел в виду достойных людей с такой безупречной репутацией, – сказал он. – Смешно даже упоминать в этой связи имена мистера Суитсэра и мистера Гардимана. Мой вопрос относился к посторонним лицам, которые могли явиться в дом с позволения ее милости и, таким образом, оказаться в гостиной. Мог зайти, к примеру, сборщик пожертвований или, скажем, приказчик из магазина с образцами каких-нибудь предметов дамского туалета или украшений.
– Насколько мне известно, подобных посетителей в доме не было, – отвечал Моуди.
Мистер Трой прервал на время расспросы и задумчиво прошелся по комнате. Его догадки о вторжении в дом посторонних пока что ничем не подтверждались. Опыт подсказывал ему не тратить времени зря и вернуться к исходному пункту расследования – иными словами, к письму. Теперь, обратившись к леди Лидьяр, он направил свои вопросы в новое русло.
– Ваша милость! По свидетельству мистера Моуди, вы удалились в соседнюю комнату, так и не запечатав письма, – сказал он. – А вернувшись, вы запечатали его?
– Я не могла отойти от больной собаки, – отвечала леди Лидьяр. – Я послала в гостиную Изабеллу Миллер – все равно от нее не было никакой помощи.
Мистер Трой насторожился. Новый подход к делу, кажется, начинал себя оправдывать.
– Если не ошибаюсь, мисс Изабелла Миллер недавно проживает под кровом вашей милости? – спросил он.
– Почти два года, мистер Трой.
– В качестве чтицы и компаньонки вашей милости?
– В качестве моей приемной дочери! – отрезала леди Лидьяр.
Мистер Трой благоразумно принял подчеркнутую резкость тона за предостережение и, временно отступившись от ее милости, перешел к более доскональному опросу дворецкого.
– Уходя, вы получили письмо из чьих-то рук или взяли его сами? – спросил он.
– Я взял его сам вот с этого стола.
– Оно было запечатано?
– Да.
– Видел ли кто-нибудь, как вы брали письмо со стола?
– Да. Мисс Изабелла.
– Она была здесь одна, когда вы вошли?
– Да, сэр.
Леди Лидьяр открыла было рот что-то сказать, но смолчала. Мистер Трой, подготовив таким образом почву, задал решающий вопрос.
– Скажите, мистер Моуди, – произнес он, – знала ли мисс Изабелла, отправляясь выполнять поручение, что в письмо вложена пятисотфунтовая банкнота?
Вместо ответа Роберт в ужасе отшатнулся от адвоката. Леди Лидьяр резко встала, хотела уже говорить, но снова сдержалась.
– Отвечайте же, Моуди! – потребовала она, с трудом сохраняя самообладание.
Роберт неохотно заговорил:
– Я осмелился напомнить ее милости, что письмо осталось незапечатанным, и в оправдание моей настойчивости упомянул… кажется, упомянул, – поправился он, – что в письмо вложена банкнота на крупную сумму.
– Кажется или упомянули? Не могли бы вы сказать поточнее?
– Я могу сказать совершенно точно, – заговорила леди Лидьяр, не сводя с адвоката глаз. – Моуди действительно в моем присутствии и в присутствии Изабеллы Миллер говорил о банкноте. – Она немного помолчала и, успокоившись, продолжила тихо и твердо: – И что из этого, мистер Трой?
– Меня удивляет вопрос вашей милости, – отвечал мистер Трой, тоже очень тихо и твердо.
– И все же я его повторю, – не отступала леди Лидьяр. – Я утверждаю, что Изабелла Миллер знала о банкноте, и спрашиваю вас: что из этого?
– Из этого следует, – с непроницаемым лицом отвечал адвокат, – что подозрение в краже падает на приемную дочь нашей милости, и только на нее.
– Это ложь! – с искренним негодованием воскликнул Роберт. – Господи, зачем я только сказал ему о пропаже! О миледи! Миледи! Не слушайте его! Откуда ему знать истину?
– Молчите! – приказала леди Лидьяр. – Возьмите себя в руки и послушайте сперва, что он скажет. – Она положила ладонь на плечо Моуди – то ли дружески поддерживая, то ли, наоборот, опираясь на него – и, вперив взор в мистера Троя, повторила его последние слова. – Итак, подозрение падает на мою приемную дочь, и только на нее. Отчего же только на нее?
– Может быть, ваша милость собирается обвинить в присвоении банкноты священника церкви Святой Анны? Или собственных родственников? Или людей своего круга? – осведомился мистер Трой. – На слуг, если верить показаниям мистера Моуди, не падает и тени подозрения. Кто, скажите, держал в руках письмо, когда оно еще не было запечатано, и находился при этом без свидетелей в комнате, и знал о вложенной в письмо банкноте? Ваша милость, я предоставляю вам ответить на все эти вопросы.
– Изабелла Миллер так же не способна украсть, как я сама, – вот вам мой ответ, мистер Трой.
Адвокат безропотно поклонился и собрался уходить.
– Следует ли это великодушное заявление вашей милости понимать так, что с поисками банкноты покончено? – спросил он.
Леди Лидьяр достойно приняла прозвучавший в вопросе вызов.
– Нет, – сказала она. – О пропаже банкноты известно за пределами моего дома. Кто-то вслед за вами может заподозрить в краже невинную девушку. Ради ее собственной репутации – незапятнанной, мистер Трой, репутации! – Изабелла должна знать о случившемся, должна иметь шанс оправдаться. Она в соседней комнате. Моуди, позовите ее.
Мужество изменило Роберту. При мысли о том, какое страшное испытание ждет Изабеллу, он содрогнулся.
– Ах, миледи! – взмолился он. – Подумайте еще раз, прежде чем говорить ей, что ее подозревают в краже! Пусть лучше это останется тайной для нее, не то сердце бедняжки разорвется от позора!
– Останется тайной, когда обо всем известно священнику и его жене? – возразила леди Лидьяр. – Думаете, они оставят это дело в покое, даже если бы я согласилась его замолчать? Мне придется теперь писать к ним – а ведь после того, что произошло, я не могу писать анонимно. Поставьте себя на место Изабеллы и признайтесь: стали бы вы благодарить того, кто, зная, что на вас лежит позорное подозрение, скрыл бы его от вас? Ступайте, Моуди! Чем дольше мы тянем, тем тяжелее будет сказать правду.
С поникшей головой, с невыносимым страданием на челе Моуди повиновался. Медленно, словно все еще надеясь уклониться от возложенной на него обязанности, он направился во внутренние покои. Пройдя по коридорчику, он остановился перед занавеской, скрывающей вход в будуар, и заглянул внутрь.
