Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Уильям Тревор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Стол для миссис Югол, – объяснил мистер Джеффс женщине, выходившей с продуктовой корзинкой из большого многоквартирного дома.

– Ну и что? – спросила женщина.

– Скажите, пожалуйста, на какой этаж. Мне дали только номер дома.

– Нет здесь таких, – сказала женщина. – Никаких Юголов я знать не знаю.

– Может, она недавно въехала? Какие квартиры тут пустовали? По звонкам ничего не поймешь.

– Не имею я права. – В голосе женщины зазвучали визгливые нотки. Никакого права не имею давать сведения о жильцах. Да еще человеку с крытым грузовиком. Откуда мне знать, кто вы такой.

Мистер Джеффс понял, что это уборщица, и больше не обращал на нее внимания, хотя она и торчала рядом, на ступеньках, следя за каждым его движением. Он нажал один из звонков, и пожилая женщина, открывшая дверь, вежливо объяснила, что все жильцы тут новые, так как квартиры заселены недавно, но она советует ему нажать вон тот крайний звонок маленькой двухкомнатной квартирки в мансарде.

– Это вы, мистер Джеффс! – приветствовала его неотразимая миссис Югол минуту спустя. – Привезли?

Мистер Джеффс вытащил столик из грузовика и понес наверх. Уборщица вертелась тут же. Она говорила миссис Югол, что возьмется убирать у нее в любое удобное время за шесть шиллингов в час.

Мистер Джеффс поставил стол в первой из комнат. Она была пустая, лишь на полу лежали скатанные ковры и стоял торшер. Дверь второй комнаты была закрыта; там, решил он, кровать, шкаф и два коньячных бокала на тумбочке. Со временем квартирка, конечно же, станет роскошной. "Любовное гнездышко", подумал он про себя.

– Что же, спасибо, мистер Джеффс, – сказала миссис Югол.

– Мне причитается еще один фунт, миссис Югол. Вы, видимо, не в курсе, но по правилам ассоциации торговцев мебелью мы просто обязаны требовать дополнительный фунт, когда поднимаем груз вверх по лестницам. Сумма пустяковая, но если я ее не возьму, меня, чего доброго, выгонят из ассоциации.

– Фунт? Но ведь мистер Хэммонд уже...

– Кто же знал про лестницу? Мы не имеем права игнорировать правила. Лично я мог бы посмотреть на этот фунт сквозь пальцы, но мне приходится сдавать в ассоциацию отчеты.

Миссис Югол открыла сумочку и протянула ему пятифунтовую купюру. Сдачи она получила три фунта и шестнадцать шиллингов – он недодал ей четыре шиллинга, сказав, что больше мелочи у него нет.

– Да, представьте себе, – вдруг воскликнула миссис Югол. – Я ведь подумала, что та женщина – ь диа супруга и приехала помочь со столом. Все никак не могла взять в толк, с чего это она заговорила про какие-то шесть шиллингов в час. Мне, кстати, как раз нужна уборщица.

Ошибка за ошибкой, подумал мистер Джеффс: и служанка миссис Хэммонд приняла его за мойщика окон. Но вслух он ничего не сказал. Он представил себе, как миссис Югол лежит с Хэммондом на кровати во второй комнате, они курят или милуются, и она рассказывает: "Мне показалось, что она жена тому еврейчику и они работают вместе, по-семейному. У этих людей такое часто. Как же я удивилась, когда она вдруг заговорила об уборке".

Мистер Джеффс, естественно, предположил, что на всем этом деле можно поставить точку. Пристенный столик в стиле Людовика XVI, некогда принадлежавший бабушке миссис Хэммонд, стал собственностью любовницы ее мужа или – тут мистер Джеффс не был уверен – совместной собственностью любовницы и мужа. Занятно, конечно, но у него и без них хватает забот: надо покупать мебель, продавать ее в подходящий момент и зарабатывать себе на жизнь.

Однако спустя пару дней после того, как он отвез столик в мансарду, позвонила миссис Хэммонд.

– Это мистер Джеффс? – осведомилась она.

– Да, Джеффс. Я вас слушаю.

– Говорит миссис Хэммонд. Помните, я еще продала вам столик.

– Прекрасно вас помню, миссис Хэммонд. И ту смешную оплошность тоже. Без улыбки рассматривая потолок, мистер Джеффс издал звук, который, по его мнению, мог сойти за смех.

– Я вот чего звоню... – сказала миссис Хэммонд. – Может, вы не продали мой столик? Если он у вас, я бы подъехала.

В голове мистера Джеффса вдруг возникла картина еще одной мансарды, но на этот раз ее обставляла сама миссис Хэммонд. Он представил, как она шествует мимо витрин магазинов, присматривая кровать и ковры, а за локоток ее придерживает какой-то мужчина, совсем не муж.

– Алло, алло! – звенел в трубке голос. – Мистер Джеффс, вы меня слышите?

– Да, слышу, – сказал мистер Джеффс. – Слышу, мадам.

– Так как же?

– К сожалению, должен вас огорчить.

– Вы хотите сказать, он продан? Так быстро?

– Боюсь, что да, миссис Хэммонд.

– Господи!

– Но столы у меня тут есть. В прекрасном состоянии, точно оцененные. Так что приезжайте – время зря не пропадет.

– Нет, нет, спасибо.

– Я редко приглашаю клиентов домой. Но в данном случае, поскольку мы знакомы...

– А зачем приезжать? Я имею в виду... мне нужен только столик, который я вам продала. Не могли бы вы дать имя и адрес того, кто его купил?

Вопрос захватил мистера Джеффса врасплох, поэтому он сразу бросил трубку. Когда телефон зазвонил снова, он уже успел все продумать.

– Наш разговор прервали, – сказал он. – Линия барахлит. Сэр Эндрю Чарлз звонил сегодня из Нигерии, так нас разъединяли два раза. Примите мои извинения.

– Я как раз просила у вас адрес и имя человека, который купил мой столик.

– Чего не могу, того не могу, миссис Хэммонд. Разглашение подобных сведений противоречит правилам ассоциации торговцев старинной мебелью. За такой проступок меня могут исключить.

– О боже! Как же мне быть? Пожалуйста, посоветуйте.

– Вам он так нужен, этот столик? Есть, конечно, кое-какие пути. Я бы мог, например, на правах вашего, агента обратиться к владельцу стола и попытаться что-нибудь сделать.

– Была бы очень признательна.

– Но вам придется уплатить мне определенный гонорар. Вы уж меня простите, но таковы правила.

– Ну конечно, конечно.

– Хотите сразу узнать, как подсчитать мое вознаграждение и в какую сумму оно выльется? Вообще-то деньги небольшие, просто определенный процент.

– Обсудим это позже.

– Что ж, прекрасно, – сказал мистер Джеффс, который, говоря о процентах, держал в голове цифру тридцать три и три десятых.

– Можете заплатить тому человеку вдвое больше, чем мне. Но если цена поднимется выше, буду признательна, если вы позвоните.

– Понятное дело, миссис Хэммонд.

– Постарайтесь все-таки купить его подешевле.

– Буду держать вас в курсе, миссис Хэммонд.

Расхаживая по дому и пританцовывая, чтобы не застаивалась кровь, мистер Джеффс спрашивал себя, не вошли ли столики у влюбленных в моду. Для пользы дела явно не мешало бы знать. Он бы накупил каких нужно, да и с рекламой промаха бы не вышло. Еще немного поразмышляв над проблемой, мистер Джеффс сел в грузовичок и поехал к миссис Югол, надеясь застать ее дома.

– Это вы, мистер Джеффс? – удивилась миссис Югол.

– Я, – сказал мистер Джеффс.

Еле сдерживая любопытство, она повела его наверх. Видно, считает, подумал он, что я хочу ей что-нибудь продать, но выгнать не решается – а что, если я приехал ее шантажировать?

– Так чем могу быть полезной, мистер Джеффс?

– У меня выгодный заказ на столик в стиле Людовика XVI. Ну, скажем, довольно выгодный. А можно сделать так, что он станет чрезвычайно выгодным. Вы меня понимаете?

– Но это теперь мой столик. Уж не хотите ли вы снова его купить?

– В некотором роде – да. Наклевывается заказ, и я решил тут же дать вам знать. "Буду действовать в качестве агента миссис Югол, – сказал я себе. Не откажется же она перепродать столик за цену, в полтора раза превышающую ту, что заплатила?"

– Откажусь, мистер Джеффс.

– Наотрез?

– Боюсь, что да.

– А если мой клиент готов заплатить не в полтора, а в два раза больше? Что вы на это скажете? И что скажет на это мистер Хэммонд?

– Мистер Хэммонд?

– Я просто точно не знаю, кому этот столик принадлежит. Поэтому-то и упомянул мистера Хэммонда. Может быть, имеет смысл позвонить ему? Ведь чек-то мне выдал именно он.

– Столик мой. Подарок! Мне не хотелось бы, чтобы вы звонили мистеру Хэммонду.

– Пусть будет так. Но поскольку я действовал в ваших интересах, миссис Югол – сообщил вам в предложении, потратился на поездку и тому подобное, мне придется потребовать с вас причитающийся мне как агенту гонорар. Я просто обязан его потребовать – таковы правила ассоциации торговцев старинной мебелью. Думаю, вы меня понимаете.

Миссис Югол сказала, что не понимает. Но она все-таки дала ему какие-то деньги, и он уехал.

Дома мистер Джеффс еще около часа размышлял. В конце концов он решил, что самое умное – позвонить миссис Хэммонд и узнать служебный телефон ее мужа. Он вышел на улицу с листком бумаги, где было написано, что он глухонемой и просит помочь ему сделать срочный телефонный звонок. Всучив листок какой-то пожилой женщине, он показал рукой на телефонную будку.

– Могу я узнать служебный телефон вашего мужа? – спросила женщина у миссис Хэммонд. – Дело очень срочное.

– С кем я говорю?

– Меня зовут миссис Лейси, я звоню по поручению сэра Эндрю Чарлза, который сейчас в Африке.

– Да, имя мне знакомо, – сказала миссис Хэммонд и дала ей телефон.

– Так вы, значит, виделись с миссис Югол? – спросил Хэммонд. – И что она вам ответила?

– Кажется, она меня не поняла. До нее не совсем дошел смысл этого предложения.

– Стол я ей подарил. Не могу же я забрать его назад.

– Предложение больно уж заманчивое, мистер Хэммонд.

– В этом не сомневаюсь.

– Вот я и думаю, не могли бы вы повлиять на миссис Югол. Если, конечно, вы с ней увидитесь.

– Я вам перезвоню.

Мистер Джеффс поблагодарил и набрал номер миссис Хэммонд.

– Переговоры идут полным ходом, – сообщил он ей.

Однако через два дня переговоры сорвались. Хэммонд позвонил и сказал, что миссис Югол не намерена ничего продавать. Огорченный мистер Джеффс поехал к миссис Хэммонд, чтобы дать отчет и, главное, получить причитающиеся ему небольшие деньги. Он ей скажет о неудаче, подумал мистер Джеффс, и на этом делу теперь уж конец.

– Примите мои сожаления, миссис Хэммонд. Ничего не смог сделать, сказал он. – Каменную стену лбом не прошибешь. Осталось только напомнить, что мне кое-что причитается за труды.

Он назвал сумму, но миссис Хэммонд, казалось, его не слышала. По ее щекам, оставляя на пудре мокрые полосы, катились слезы. Мистера Джеффса она даже не замечала. Тело ее вздрагивало от рыданий, а слезы, не переставая, капали.

Наконец она вышла из комнаты. Мистер Джеффс остался – надо было дождаться денег. Рассматривая мебель, он дивился тому, как горько и как долго переживает миссис Хэммонд. Служанка внесла на подносе чайник, поставила его и покраснела – видно, вспомнила про кухонные окна. Мистер Джеффс налил себе чашку чаю и съел лару печеньиц. В комнате было тихо, как на похоронах.

– А ты кто? – спросила его девочка лет пяти. Мистер Джеффс посмотрел на нее и предпринял попытку улыбнуться, обнажив зубы.

– Я – мистер Джеффс. А тебя как зовут?

– Эмма Хэммонд. Почему ты пьешь у нас чай?

– Принесли, вот и пью.

– А что у тебя со ртом?

– Ничего. Он у меня всегда такой. Лучше-ка скажи – ты послушная девочка?

– А чего ты ждешь?

– Жду, когда мама даст мне немного денег.

– Немного денег? Ты бедный?

– Она мне их задолжала.

– Иди играй, Эмма, – сказала миссис Хэммонд, открывая дверь, и когда девочка вышла, добавила: – Простите меня, мистер Джеффс.

Она стала выписывать ему чек. Он смотрел на нее и думал о Хэммонде, миссис Югол и мансарде большого дома, где стоит теперь стол. Интересно, что будет дальше? Миссис Хэммонд, скорее всего, останется одна с ребенком. Миссис Югол выйдет за Хэммонда, потом они переедут в этот дом и привезут с собой столик, раз уж миссис Югол жить без него не может; служанка перейдет к ним, а миссис Хэммонд с дочкой уедут в мансарду. Ну их, все они одним миром мазаны, решил он, даже девочка уже научилась лицемерить. Но если выбирать, больше всех ему по душе миссис Хэммонд. Говорят, женщины в таких передрягах бог знает что творят, даже с собой могут покончить. Хорошо бы миссис Хэммонд осталась жива.

– Я все объясню, мистер Джеффс, – сказала она.

– Не стоит беспокоиться.

– Это бабушкин столик, она мне его оставила по завещанию.

– Зачем так нервничать, миссис Хэммонд? Все в порядке.

– Мы с мужем и подумали, а к чему нам такой уродливый стол?

– Это муж решил, что он уродливый?

– Да. Но мне он не нравился еще больше, чем ему. Муж не очень-то внимателен к таким вещам.

На миссис Югол, когда она пришла, сразу обратил внимание, подумал мистер Джеффс. Нет, врет она все, эта миссис Хэммонд, просто спасает репутацию, к тому же она прекрасно знает, где стол, все время знала. А плакала от обиды – не может перенести, что стол ее бабушки попал в гнездо разврата.

– Вот мы и дали объявление. Вскоре получили два предложения. От вас и от какой-то женщины. Мистер Джеффс встал, готовясь уйти.

– Да вы и сами видите, нет у нас места для такого стола.

Мистер Джеффс уставился на нее холодным взглядом, но смотрел не в глаза, не в лицо, он холодно и серьезно смотрел на зеленое шерстяное платье.

– А как только вы его забрали, я пожалела. Я ведь помню этот столик с детства. Бабушка оставила его мне не только по доброте, но и потому, что любила меня.

Мистер Джеффс подумал: столик-то, видно, был у бабушки в прихожей. Чтобы наказать девочку, ее выгоняли из комнаты, ставили около него, и она там лила слезы, переживала. Столик был свидетелем ее детских унижений, а теперь молчаливо наблюдает за тем, что происходит в мансарде. Мистер Джеффс мысленно увидел, как миссис Югол и Хэммонд ставят на этот столик пузатые коньячные бокалы, подходят друг к другу и взасос целуются.

– Он не выходит у меня из головы. Бабушка, помню, много раз мне его обещала. Она одна-единственная и была добра ко мне в детстве. А чем я ей отплатила за любовь? Продала столик и каждую ночь вижу теперь дурные сны. Вам понятно, почему я так переживаю?

А бабушка-то у нее была жестокая, подумал мистер Джеффс. Травила девочку целыми днями и столик ей отписала, чтобы напомнить об этом. Почему бы миссис Хэммонд не сказать ему правду? Взяла бы да объяснила, что душа мертвой старухи как бы переселилась в столик и теперь они, и старуха и столик, хихикают над ней в мансарде миссис Югол. Слова правды не скажет, зря он к ней хорошо относился.

– Извините, что надоедаю вам, мистер Джеффс. Но у вас такое доброе лицо.

– Я еврей, мадам. У меня еврейский нос, я некрасив, совсем не умею улыбаться. – Он разозлился: смотрите-ка, еще смеет его презирать. Сама врет и его вдруг решила втянуть во всю эту игру. А разговор о лице просто оскорбителен. Да какое она имеет право? Много она знает о его недостатках и слабостях!

– Я должна была бы оставить столик в семье, завещать его дочке. Как же я раньше не подумала!

Мистер Джеффс закрыл глаза. Все она врет, сидит тут и врет! Дочке! Девочка-то пока невинно играет в соседней комнате, но и она когда-нибудь будет вруньей. Вырастет, и ей тоже придется скрывать обиды и унижения, изображать из себя черт знает что, спасая свое доброе имя.

Глаза его были закрыты, в мозгу звенел собственный голос. Он представил себя в своем огромном викторианском доме, где нет ничего постоянного. Мебель все время меняется. Одну он увозит, другую покупает. Ковров нет и никогда не будет. Лично ему принадлежит лишь старенький приемник, да и то потому, что ни гроша не стоит.

– Зачем вы врете? – закричал он.

Он услышал свой крик и снова увидел себя, одинокого и молчаливого на холодном полу в одной из комнат. С чего это он разорался? Нате вам, кричит, впутывается в чужие дела! Врет и пусть себе врет. Каждый живет как знает, ему-то какое дело. Он сам себе готовит и в душу никому не лезет.

– Бабушка в могиле, – сказал мистер Джеффс, удивляясь собственным словам. – Но миссис Югол жива. Она раздевается, потом входит ваш муж и тоже снимает одежду. А рядом стол, который вы помните с детства. Он все видит, и вам это невмоготу. Так зачем лицемерить, миссис Хэммонд? Почему бы прямо не сказать: "Еврей, договорись с этой миссис Югол и привези стол назад". Я-то вас понимаю, миссис Хэммонд. Я все это понимаю. Я готов торговать чем угодно на этой грешной земле, но я все понимаю.

Снова наступило молчание, и взгляд мистера Джеффса медленно заскользил по комнате, пока не остановился на лице миссис Хэммонд. Лицо качалось тихонько, из стороны в сторону.

– Я ничего этого не знала, – сказала миссис Хэммонд и, перестав качаться, застыла как изваяние.

Мистер Джеффс встал и в полной тишине направился к дверям. Потом повернулся и пошел назад, чтобы забрать чек. Миссис Хэммонд его не замечала, и он, рассудив, что ему лучше помолчать, не прощаясь вышел из дома и завел "остин".

Отъезжая, он представил себе последнюю сцену несколько иначе: миссис Хэммонд понурила голову, а он ей объясняет, что ее ложь простительна. Да, ему бы хоть чуточку утешить ее, сказать какие-нибудь слова или понимающе пожать плечами. А что сделал он? Бестактно и грубо нанес тяжелый удар. Теперь она будет сидеть в той же позе, в какой он ее оставил: не двигаясь, с побелевшим лицом, сгорбившись от горя, будет сидеть и сидеть, пока в комнату не влетит муж. Тогда она взглянет на его беззаботное лицо и скажет: "Приходил этот торговец мебелью. Он сидел вон на том стуле и рассказывал, что миссис Югол вьет для тебя любовное гнездышко".

С печалью в сердце мистер Джеффс крутил баранку, но постепенно образы миссис Хэммонд, ее мужа и неотразимой миссис Югол стали тускнеть в его мозгу. "Я сам себе готовлю, – сказал он громко. – Я хороший торговец и ни к кому не пристаю". Нет, не обязан он никого утешать! Не его это дело, и с чего это он взял, что между ним и миссис Хэммонд могут возникнуть теплые чувства? "Я сам себе готовлю. Ни к кому никогда не пристаю", – снова сказал мистер Джеффс и поехал молча, уже ни о чем не думая. Холодок печали в сердце растаял. Что касается его промаха – что же, сделал и сделал, теперь не исправишь. На город опускались сумерки. Мистер Джеффс наконец приехал домой, где никогда не горел камин, где всюду громоздилась мрачная мебель, где никто не плакал и не врал.

Около колыбели

Перевод В. Харитонова

В одном отдаленном пригороде Лондона в свое время жила немолодая дама по имени мисс Ифосс. Мисс Ифосс была расторопная женщина и, пока хватит сил, такой намерена была оставаться. Она регулярно ходила в кино и театр, много читала и любила общество мужчин и женщин моложе ее лет на сорок. Раз в год мисс Ифосс непременно посещала Афины и всякий раз по этому случаю недоумевала, отчего раньше не осталась в Греции навсегда; теперь, думала она, менять жизнь поздновато, тем более что она любила Лондон.

Жизнь ничем не обделила мисс Ифосс. Она любила и была любима. Однажды она даже родила ребенка. Год-другой она привыкала к семейной лямке, хотя официально узаконить брак почему-то не дошли руки. Тяжело заболев воспалением легких, ребенок мисс Ифосс умер; вскоре после этого отец ребенка вечером собрал чемодан. Он вполне сердечно попрощался с мисс Ифосс, и больше она его не видела.

Оглядываясь назад, мисс Ифосс заключала, что полной мерой вкусила от жизни радостей и печалей. Она вполне обдуманно предпочла суматошную бестолковость будней. Ей было вполне хорошо. И она даже не сразу осознала, что в ее жизнь вошли Датты.

Сам мистер Датт ей и позвонил. Он сказал:

– Мисс Ифосс, я к вам за помощью. Говорят, вы иногда сидите с малышами, а мы обыскались приходящей няни, на которую можно положиться. Не хотите попробовать, мисс Ифосс?

– Кто вы? – сказала мисс Ифосс. – Я совсем вас не знаю. Прежде всего: как ваша фамилия?

– Датт, – сказал мистер Датт. – Мы живем в двухстах ярдах от вас. Это не расстояние.

– Погодите...

– Зайдите к нам, мисс Ифосс. Зайдите, пропустим рюмочку. Если мы вам приглянемся, то, может, до чего-нибудь и договоримся. А нет так нет, мы не обидимся.

– Вы очень любезны, мистер Датт. Продиктуйте ваш адрес и скажите когда, и я безусловно зайду. Я с огромным удовольствием зайду к вам, правда.

– И прекрасно.

И мистер Датт продиктовал, а мисс Ифосс записала. Супруги Датт могли быть близнецами. Оба махонькие, сухонькие, с песьими личиками.

– Мы намучились, разыскивая приличную няню, – сказала миссис Датт. – На нынешних девиц, мисс Ифосс, едва ли можно надеяться.

– Мы нервная пара, мисс Ифосс, – сказал мистер Датт и с тихим смешком передал ей бокал хереса. – Нервная пара – в этом весь секрет.

– Этот секрет зовут Микки, – пояснила его жена. – Понятно, мы тревожимся, хотя стараемся не баловать его. Мисс Ифосс кивнула:

– С единственным ребенком бывает трудно. Датты согласились, немигающими глазами словно вглядываясь в самую глубь ее души.

– Обратите внимание: телевизор, – заметил мистер Датт. – Вечерами вам не будет одиноко. Есть радио. Управлять ими просто, они отлично работают.

– Микки не просыпается, – сказала миссис Датт. – Мы всегда оставляем телефон. Вы легко свяжетесь с нами.

– Ха-ха-ха!

Смеялся мистер Датт. Его личико странно исказилось, на скулах до блеска натянулась кожа.

– Как ты смешно сказала, Берил! Моя жена обожает шутить, мисс Ифосс.

Не понимая, в чем состояла шутка, мисс Ифосс все же улыбнулась.

– Ведь было бы странно, если бы мы не оставляли дома телефон, продолжал мистер Датт. – Мы оставляем номер телефона, Берил, номер наших хозяев. Вообразите, мисс Ифосс, что ваши гости приносят с собой свой телефонный аппарат!

– Действительно, это было бы очень странно.

– "Мы взяли свой телефон, поскольку не любим говорить по чужому". Или: "Мы взяли свой телефон на тот случай, если кто-нибудь позвонит нам, пока мы у вас". Можно один вопрос, мисс Ифосс?

– Если нетрудный, мистер Датт.

– Вы когда-нибудь смотрели слово "шутка" в Британской энциклопедии?

– Скорее всего – нет.

– Вы узнали бы массу полезного. Кстати, у нас полный комплект Британской энциклопедии. Она всегда к вашим услугам.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Что касается данного случая, то я не хочу подменять энциклопедию. Предоставляю вам самой покорпеть над ней минуту-другую. Мне кажется, вы не пожалеете об этом.

– Муж буквально молится на энциклопедию, – сказала миссис Датт. – Не вылезает из нее.

– Я не всегда читаю ее для души, – сказал мистер Датт. – Сбор самой разной информации – отчасти моя работа.

– Вы еще работаете, мистер Датт?

– Как многие, мисс Ифосс, муж – вечный труженик.

– У вас интересная служба, мистер Датт?

– Интересная? Хм. Полагаю, что да. Больше сказать не могу. Подтверди, Берил.

– Муж на засекреченной работе. Ему запрещено говорить лишнее. Он не может пооткровенничать даже с тем, кому мы доверяем нашего ребенка. Дикость, правда?

– Отнюдь нет. Меня абсолютно не касаются дела мистера Датта.

– Распусти я язык – и меня выставят в два счета, – сказал мистер Датт. – Вы точно не обижаетесь?

– Конечно нет!

– А некоторые обижаются. Бывали досадные накладки – правда, Берил?

– Не все понимают, каково это – быть на засекреченной работе. Безответственные люди.

Мистер Датт потянулся к мисс Ифосс с графином хереса. Он наполнил ее бокал, налил жене и сказал:

– Итак, мисс Ифосс, что вы о нас полагаете? Как вы отнесетесь к тому, чтобы время от времени смотреть в этой комнате телевизор и прислушиваться к нашему ребенку?

– Разумеется, вы всегда найдете что закусить, мисс Ифосс, – сказала миссис Датт.

– И чем запить, – добавил мистер Датт.

– Это совершенно ни к чему. Мне ничто не мешает подкрепиться перед выходом.

– Ни-ни-ни! И речи об этом не может быть! Моя жена превосходно готовит. А я гарантирую полные графины.

– Своей бесконечной добротой вы не оставили мне выбора. Если ничто не помешает, я всегда с радостью освобожу вас на вечер.

Мисс Ифосс допила херес и поднялась. Поднялись и Дат-ты, облучая улыбками размягченную гостью.

– Итак, – сказал в холле мистер Датт, – что, если вы уделите нам вторник, мисс Ифосс? Друзья звали на ужин, это недалеко.

– Вторник? Вторник мне подходит. Часам к семи? Мистер Датт протянул ей руку.

– Премного обяжете. До встречи, мисс Ифосс.

Во вторник дверь открыл мистер Датт. Он провел мисс Ифосс в гостиную. Жена, объяснил он, еще одевается. Занимая мисс Ифосс, он наполнил ее бокал и сказал:

– Моя жена, когда я на ней женился, готовилась уйти в монастырь. Как вы это находите?

– Пока что не нахожу слов, мистер Датт, – сказала мисс Ифосс, удобно устраиваясь перед обогревателем. – Я поражена.

– Многие поражаются. Я часто задумываюсь, правильно ли я поступил. Из Берил могла выйти прекрасная монахиня. Вы не находите?

– Я уверена, что в то время вы оба отдавали себе отчет в своих поступках. И наверное, миссис Датт могла стать прекрасной монахиней.

– Берил выбрала чрезвычайно строгий орден. Это в ее духе, вы не находите?

– Я почти не знаю миссис Датт. Но если в ее духе сделать такой выбор, то я охотно этому верю.

– То есть вы видите в ней серьезную личность – да, мисс Ифосс? Вы это хотите сказать?

– При том, что я совсем недавно ее знаю, – да, пожалуй, серьезная личность. Хотя вы сами говорили, что она обожает шутку.

– Шутку?

– Вы сами сказали в прошлый раз. По поводу ее обмолвки.

– А! Совершенно верно. Дырявая память. Проклятая работа.

В комнату вошла очень празднично одетая миссис Датт.

– Вот, мисс Ифосс, – сказала она, вручая листок бумаги, – здесь номер телефона, по которому мы будем доступны. Если Микки подаст голос, звоните нам. Я сразу приеду.

– Какая же в этом необходимость? Зачем портить себе вечер? Уж как-нибудь я постараюсь его успокоить.

– Лучше придерживаться нашей тактики. Микки неважно ладит с незнакомыми. Его комната наверху, но вы к нему не заходите. Если он спросонья увидит вас, он до смерти перепугается. Он очень нервный ребенок. Как только услышите что-нибудь, немедля звоните.

– Как вам угодно, миссис Датт. Я хотела как лучше...

– У меня есть опыт, мисс Ифосс, я знаю, как лучше. На кухне я кое-что приготовила для вас. Все холодное, но, по-моему, вкусно.

– Спасибо.

– Ну все, мы уходим. Вернемся к четверти двенадцатого.

– Желаю вам хорошо провести вечер.

Датты сказали, что постараются исполнить ее пожелание, немного пошептались в холле и наконец ушли. Мисс Ифосс внимательно огляделась.

Комната как комната. Репродукции Утрилло {Утрилло Морис (1883-1955) французский живописец, мастер лирического горного пейзажа.} на однотонных серых стенах. Желтоватые гардины, желтоватые чехлы на креслах, немного простой мебели на мягком сером ковре. Тепло, хороший херес, покой. Приятно, думала мисс Ифосс, приятно сменить обстановку, не получив в придачу собеседников. Скоро она забрала с кухни свой ужин и опять села к теплу. Верный обещанию, мистер Датт не забыл оставить бренди. Мисс Ифосс стала склоняться к мысли, что с Даттами ей положительно повезло.

Она спала, когда они вернулись. К счастью, она услышала их в холле и успела оправиться от испуга.

– Все благополучно? – спросила миссис Датт.

– Даже не пикнул.

– Тогда я его сразу переодену. Огромное спасибо, мисс Ифосс.

– Вам спасибо. У меня был очень приятный вечер.

– Я вас подвезу, – предложил мистер Датт. – Машина еще не остыла. В машине мистер Датт сказал:

– Ребенок – это огромное утешение. Сколько радости доставляет нам Микки. Как он поддерживает Берил. Время еле тянется, когда днями сидишь одна в четырех стенах.

– Да, дети – это утешение.

– Вы, наверное, думаете, что мы слишком носимся с Микки?

– Что вы! Это лучше, чем другая крайность.

– Понимаете, мы просто благодарные люди.

– Понимаю.

– Нам есть за что благодарить судьбу.

– Себя благодарите.

Пока ехали к дому мисс Ифосс, мистер Датт совершенно расчувствовался. Мисс Ифосс заподозрила, что он сильно выпивши. Он тепло пожал ей руку и объявил, что с нетерпением ждет следующей встречи.

– В любое время, – сказала мисс Ифосс, выходя из машины. – Звоните. Я часто свободна.

С того раза мисс Ифосс отсидела у Даттов много вечеров. К ней относились все лучше и лучше. Ей оставляли плитки шоколада и рекомендовали интересные статьи в журналах. Мистер Датт подсказал еще несколько слов, о которых любопытно справиться в энциклопедии, миссис Датт поделилась некоторыми кулинарными секретами.

Однажды вечером, перед самым уходом, мисс Ифосс сказала:

– Знаете, по-моему, будет правильно, если я познакомлюсь с Микки. Что, если я разок зайду днем? Он будет меня знать, и я смогу его успокоить, если он проснется.

– Но ведь он не просыпается, мисс Ифосс. Хоть раз он проснулся? Вам ни разу не пришлось звонить нам.

– Это верно. Но мы так хорошо сошлись, что мне и к нему хочется найти подход.

Польщенные Датты обменялись улыбками и улыбнулись мисс Ифосс. Мистер Датт сказал:

– Спасибо за добрые слова, мисс Ифосс. Но Микки еще побаивается посторонних. Немного погодим, если не возражаете.

– Конечно, конечно, мистер Датт.

– Я беспокоюсь, что он нервный ребенок, – сказала миссис Датт. – Мы до мелочей продумали нашу тактику.

– Мне так неловко, – сказала мисс Ифосс.

– Ничего, ничего! Давайте выпьем по последней, – бодро предложил мистер Датт.

Но мисс Ифосс не могла отделаться от чувства неловкости: похоже, она сказала бестактность. И всю следующую неделю она с тревогой думала о Даттах. Ясно, что они неправильно ведут себя с ребенком, и ясно, что давать им рекомендации она просто не может. Не такое у нее положение, чтобы снова поднимать этот вопрос, но одно она знала твердо: ненормально изолировать ребенка от людей на том основании, что он их боится. Всему этому должны быть причины, но Датты, похоже, даже не пытались их выявить. Примерно раз в десять дней она проводила вечер у Даттов и про свое помалкивала. И тут, как гром среди ясного неба, произошло такое, от чего у мисс Ифосс все перемешалось в голове.

Она была в гостях у друзей и вела необязательный разговор с пожилым мужчиной по имени Саммерфилд. Она знала его несколько лет, но всякий раз ив этот раз тоже – после взаимных приветствий разговор у них не клеился. А тут мисс Ифосс решила попытать удачи и после обычной продолжительной паузы без обиняков спросила:

– Как вы переносите свой возраст, мистер Саммерфилд? Я потому спрашиваю, что сама встала перед этой проблемой.

– Как переношу? Да вроде бы ничего. После смерти жены живу тихо, но особо не жалуюсь.

– Что нас одолевает – так это одиночество. Я убеждаюсь, что к нему надо относиться, как к зубной боли или вроде того, и искать лекарство.

– Это верно. Мне частенько бывает одиноко.

– Так вот: я сижу с малышами. Не думали о таком средстве? Вы не отмахивайтесь, что это не мужское занятие. Тут главное, чтобы человек был ответственный.

– Я никогда не задумывался об этом – ни вообще, ни конкретно. Хотя детей я люблю и всегда любил.

– Я стала заправской няней. Сейчас у меня только Датты, но хожу я к ним очень часто. И вечер пролетает незаметно. Полюбила телевизор...