Текст книги "Западные земли"
Автор книги: Уильям Сьюард Берроуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Уильям С. Берроуз
Западные Земли
Брайону Гайсину (1916-1986)
«Западные Земли» – последний том трилогии, которую я писал на протяжении последних тринадцати лет. «Города Красной Ночи» были опубликованы в 1981 году, а «Пространство Мертвых Дорог» – в 1984-м.
Автор выражает благодарность Норману Мейлеру и его книге «Вечера в Древнем Египте» за источник вдохновения, Дафне Смит – за предоставленные материалы о лемурах и полуобезьянах, Питеру Л. Уилсону и Джею Фридхему за сбор сведений о Хассане-ибн-Саббахе, Дину Рипе – за байки о змеях и сколопендрах, Дэйвиду Оле – за мучительный труд по перепечатыванию моих рукописей и за то, что терпел и верил, Джеральду Ховарду – за то, что он разглядел будущее произведение в первоначальных набросках, Дориану Хастингсу – за тщательную редактуру, Эндрю Уайли – за ценные идеи, поддержку и увлеченность, Ричарду Сиверу – за то, что он самоотверженно довел «Города Красной Ночи» и «Пространство мертвых дорог» до публикации, Брайону Гайсину – за то, что он познакомил меня с Хассаном-ибн-Саббахом и научил видеть вещи такими, какие они есть, а также Джеймсу Грауэрхольцу, который собрал и отредактировал эту книгу, и за все долгие годы рядом со мной.
1
Старый писатель жил в вагончике возле реки, стоявшем на насыпи на месте старой свалки, которой больше уже никто не пользовался. Эти пять акров он унаследовал от отца, который занимался сносом домов и торговлей металлоломом.
Сорок лет назад писатель опубликовал роман, произведший некоторый шум, а также несколько рассказов и сборник стихотворений. У него сохранились вырезки из газет того времени, но с тех пор вырезки пожелтели и стали ломкими, к тому же писатель теперь их больше не разглядывал. Если бы он извлек их из целлофановых папок, вырезки тотчас же превратились бы в пыль.
После первого романа он начал писать второй, но так его и не закончил. По мере работы над книгой у писателя росло отвращение к словам, пока оно не начало душить его с такой силой, что он больше не мог без тошноты смотреть на исписанный буквами лист бумаги. Слова были похожи на мышьяк или свинец, которые постепенно накапливаются в организме, пока не достигается определенная концентрация, и тогда… тут писатель промычал себе под нос мотив «Блюза Мертвеца» Джелли Ролл Мортона. У него имелась старая механическая заводная виктрола, на которой он иногда слушал свои немногочисленные пластинки.
Писатель жил на крохотное пособие по безработице; раз в неделю он пешком проходил милю, отделявшую его вагончик от бакалейной лавки, в которой он покупал топленый жир, консервированную фасоль, помидоры и дешевый виски. Каждый вечер он ставил донный ярус на реке, и иногда ему удавалось поймать сома или карпа. Также порой забрасывал он и вершу; хотя это и было незаконно, но никто ни разу не беспокоил его по этому поводу.
Часто по утрам он лежал в постели и смотрел, как у него перед глазами проплывают напечатанные строки, и пытался разобрать отдельные слова, но у него ничего из этого не выходило. Он думал, что если как-нибудь скопировать эти слова, которые принадлежали не ему, то можно будет составить из них вторую книгу и тогда… и что тогда?
В основном писатель сидел на маленьком крылечке, пристроенном к вагончику, и смотрел на реку. У него была старая охотничья двустволка двенадцатого калибра, и время от времени ему удавалось подстрелить перепела или фазана. А еще у писателя имелся тупоносый револьвер тридцать восьмого калибра, который он держал под подушкой.
Как-то утром в воздухе перед глазами у писателя поплыли не напечатанные на машинке, а написанные от руки слова. Некоторые из них возникали на кусках картона, другие – на белой конторской бумаге, но все они были написаны от руки. Отдельные записи возникли на дне картонной коробки размером три на четыре дюйма с частично оторванными боковыми стенками. Писатель внимательно всмотрелся и различил одну фразу: «судьба остальных».
Другая страница была исписана только сверху и с левого боку, так что справа осталось пустое белое пространство размером три на семь дюймов. Слова громоздились одно на другое, и разобрать что-нибудь было невозможно.
На куске коричневой бумаги писатель прочел: «2001».
Затем возник другой лист белой бумаги с шестью или семью предложениями на нем, и писателю удалось разобрать: «ну практически никогда».
Он встал и записал все, что прочел, на листе бумаги. «2001» – это название фантастического фильма про космические путешествия и про спятивший компьютер под названием ХАЛ. У него однажды была идея давать представления в качестве чревовещателя с компьютером вместо куклы, но он так и не довел ее до конца.
И другая фраза – «ну практически никогда». Он сразу понял, что она вовсе не означает «ну, практически никогда» и что слова эти не следуют одно за другим.
Он извлек на свет божий свою пишущую машинку, к которой не прикасался уже многие годы. Крышка покрылась пылью и плесенью, замок заржавел. Писатель поставил машинку на свой обеденный стол. Стол представлял собой всего лишь прибитый к стене толстый брус, на который была положена крепкая полудюймовая доска, опиравшаяся другим своим концом на старый дубовый стул.
Писатель вставил в машинку бумагу и начал печатать:
«Я вижу склон, похожий на склон песчаной дюны, однако при этом на нем растет трава или какая-то другая зелень. Я бегу по склону вверх… изгородь и все та же самая зеленая растительность теперь превращаются в широкий луг, на котором то тут, то там виднеются какие-то насыпи… он был почти там… почти за изгородью… дороги уводят прочь… ожидание…
Лежа в постели, я вижу проплывающие у меня перед глазами страницы и обрывки бумаги, исписанные чьим-то почерком. Я пытаюсь прочесть их, но мне удается разобрать только несколько слов в разных местах… Вот передо мной маленькая картонная коробка с наполовину оторванными боками, а на дне – что-то написано, и мне удается прочитать одну фразу… «судьба остальных»… и другую – на листе бумаги… «2001»… и на другом листе бумаги, на котором все перечеркнуто и осталось только где-то предложений шесть… «ну практически никогда»… и все. Еще одна страница исписана только с верхнего и с левого краев. Прочитать на ней мне не удалось ничего».
Романисты былых времен, вроде Скотта Фитцджеральда, писали в основном для того, чтобы расплатиться с долгами… похвальное свойство… упорство вообще необходимо писателю. И поэтому Уильям Сьюард Холл стал писать, чтобы расплатиться со смертью. Смерть, рассуждал он, это нечто вроде духовного банкротства. Следует старательно избегать преступления, известного как «сокрытие активов»…
тщательная инвентаризация часто выявляет, что размер активов значителен, поэтому банкротство было объявлено с нарушением закона. Писатель должен скрупулезно и пунктуально соблюдать все свои долговые обязательства.
Холл однажды предупредил начинающего писателя: «Из тебя никогда не получится хороший писатель, потому что ты – закоренелый халявщик. Сколько раз мы с тобой ни оказывались вместе в ресторане или клубе, ты всегда пытался подстроить так, чтобы за тебя заплатил кто-нибудь другой. Писатель может страдать любыми недостатками, но не этим. В нашем бизнесе не принято торговаться. Не хочешь платить по счетам, ищи себе другое призвание». На этом их дружба закончилась, хотя бывший друг впоследствии, возможно непреднамеренно, последовал совету Холла. Он стал применять свои таланты в рекламе – профессии, где никому ни за что не приходится платить. Так что ври своему квартирному хозяину, если нужда заставит, но не пытайся обсчитать Музу. Это невозможно. Качество подделать так же невозможно, как невозможно подделать хорошую еду.
Древние египтяне насчитывали у человека семь душ.
Первая из них – та, что оставляет тело непосредственно в момент смерти, – называется Рен, или Тайное Имя. Она соответствует тому, что я называю Режиссером, который снимает фильм человеческой жизни от рождения до смерти. Твое Тайное Имя – это название фильма твоей жизни. Оно произносится в момент твоей смерти.
Вторая душа по значению и вторая по очереди, покидающая тонущее судно, это Секем: Энергия, Сила, Свет. Режиссер отдает приказы, Секем нажимает на нужные кнопки.
Номер третий – Кху, Ангел-Хранитель. Он, она или оно отлетает от умирающего вслед за Секем… эту душу изображают в виде птицы со светящимися крыльями и окруженной сиянием головой, летящей при свете полной луны. Нечто вроде рисунка, которым может быть украшена ширма индийского ресторана где-нибудь в Панаме. Кху отвечает за сознание собственного Я, и в силу этого Кху можно ранить, но не насмерть, потому что первые три души бессмертны и улетают на небеса только для того, чтобы пересесть там на новое судно. Оставшиеся же четыре души отправляются вместе с покойником в Страну Мертвых.
Четвертая душа – это Ба, Сердце, часто коварное и ненадежное; у этой души обличье сокола с твоим лицом, уменьшенным до размера кулака. Многие герои погибли, подобно Самсону, из-за вероломства Ба.
Пятая – Ка, Двойник, душа, наиболее тесно связанная с личностью. Ка, которая обычно к моменту смерти как раз достигает подросткового возраста, – единственный надежный проводник через Страну Мертвых в Западные Земли.
Шестая душа – Кхаибит, Тень, Память, совокупность твоего прошлого в этой и предыдущих жизнях.
И последняя, седьмая душа – Сеху, или Прах.
Я впервые познакомился с этими представлениями у Нормана Мейлера в «Вечерах в Древнем Египте» и увидел, что они в точности соответствуют моей собственной мифологии, которую я развивал в течение длительного периода – если быть совсем точным, то с самого моего рождения.
Рен, Режиссер, Тайное Имя, это сценарий твоей жизни, твоя судьба; в одном слове или, скорее, в одном предложении – смысл твоего существования.
Никсон: Уотергейт.
Малыш Билли: Quienes?
Актеры в панике разбегаются по тысячам меблированных комнат и театральных гостиниц: «Да брось ты все это барахло, Джон! Режиссер пришел! А в шоу-бизнесе это знаешь что значит? Каждый сам за себя!»
Секем соответствует моему Техническому Персоналу: Свет, Ассистенты, Операторы.
– Послушай, босс, у нас не хватит Сек, чтобы даже устроить пожар в ночлежке и поджарить старушку, а тебе ураган подавай!
– Тогда, Джо, придется подделать эту сцену.
– Долбанутое начальство, они даже не знают, где какая кнопка и что случится, если на нее нажать!
И пожалуйте – «Давай, Джо, подделай эту сцену», – а о технических деталях пусть Джо заботится!
Послушайте, во время реальной катастрофы Сек так и прет: жертвенность, слезы, героизм и насильственная смерть. Не забывайте, что один случай ВБ (VD – венерическая болезнь. – Прим. ред.) порождает больше Сек, чем целое онкологическое отделение. И люди совершают самые подлые поступки, на которые они только способны: вспомните только того итальянского стюарда, который нарядился в женское платье и таким образом пробрался в спасательную шлюпку? «Судя по всему, этот шакал родился на свет для того, чтобы дать мужчинам новый стандарт, которым можно измерять позор и бесчестие…»
Если тебе удалось накопить избыток Сек, то с его помощью ты без труда устроишь новую катастрофу, но если катастрофа была поддельной, то с тем, что ты с нее получишь, даже фанерный сортир не удастся разнести на куски.
Секем покидает корабль второй: «В этих декорациях больше ничего приличного не снимешь». Выпивает залпом стакан соды и отлетает, рыгнув на прощание.
У многих людей в наше время Кху просто нет. Ни одна уважающая себя Кху не согласится на них работать. Мафиозный Дон: «Отвали от меня, шестерка! Или зарабатывай себе на жизнь сама!»
Ба, Сердце: проще говоря – секс. Вечное вероломство. Высасывает из человека всю Сек. У многих Ба слюна ядовитая.
Ка – практически единственная душа, которой человек может доверять. Если ты сам этого не сделаешь, она этого делать не станет. Но очень трудно установить контакт с твоей подлинной Ка.
Сеху – это физическое тело, и наша планета в основном населена ходячими Сеху, содержащими в себе ровно столько Сек, сколько нужно, чтобы поддерживать их в движении.
Венерианское вторжение привело к перевороту в мире душ. Голливуд способствовал деградации Рендо уровня Джона Уэйна. Секем пашет на Корпорацию. Все Кху – не более чем откровенные фальшивки. Ба изъедены СПИДом. Ка парализованы. Кхаибит терзает тебя, как жена-стерва. Сеху отравлены радиацией, промышленными отходами и раком.
Среди душ поселились предательство и интриги. Нет худшей участи для человека, чем оказаться в окружении душ-изменниц. И что тогда будет с мистером Лузером, который попал под эту раздачу? Его будут лупить кием все кому не лень, пока он не ляжет в лузу.
Лузеры всех стран, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих гнусных психических вампиров!
Лет сто тому назад многие держали специальных терьеров, натасканных на крыс. На каждую собаку делались ставки – сколько крыс ей удастся задушить за раз. Крыс выпускали на круглую арену с высокими стенками, через которые они не могли перескочить. Но крысы научились выстраивать из своих тел пирамиды и тем из них, кто оказывался на самом верху, удавалось убежать.
Сеху – это нижняя крыса в пирамиде. Она – как контрольная сумма в кодовой последовательности, стоит ей исчезнуть, и вся основанная на этой последовательности Вселенная обращается в ничто, словно ее никогда и не было вовсе.
Пернатые мальчики, гуляющие по воде, сладкие нечеловеческие голоса далекой звезды. Кху, сладкоголосая ночная птица со светящимися крыльями и окруженной сиянием головой, летящая при свете полной луны… южанин из церкви «рожденных заново» вскидывает винчестер…
«Вонючка Кху!»
Древние египтяне различали множество степеней бессмертия. Рен, Секем и Кху были относительно бессмертными, тем не менее им можно было нанести увечье. Остальные души, выживавшие после физической смерти, находятся в гораздо более шатком положении.
Может ли какая-либо душа уцелеть в огненном шаре атомной бомбы? Если души, животные и человеческие, представить в виде сгустков электромагнитного силового поля, то, как нам известно, подобные поля могут быть легко уничтожены импульсом, возникающим при ядерном взрыве. Кошмар мумии: дезинтеграция душ. Именно в этом и заключается ультрасекретная и сверхъестественная функция атомной бомбы: это Душегубка, приспособление, контролирующее бурный рост фантоматического населения.
«Сложены, как доски в штабеля, понимаете, вторичной утилизации не подлежат и старое доброе адское пламя их не берет, навроде этих ваших блядских пластмасс!»
Нам нужно постоянно опережать русских Иванов и даже самих себя, пока какой-нибудь клоун не поставит под угрозу всю систему национальной безопасности, завопив как оглашенный: «Вы обладаете душами! Вы будете жить и после смерти!»
Развалины Хиросимы на экране. Наплыв на лицо Техника за пультом управления. У них за спиной Роберт Оппенгеймер, окруженный тремя мужчинами среднего возраста в темных костюмах; тяжелые, холодные взгляды, полные сознания собственного могущества. Техник шелкает переключателями. Делает знак, что все в порядке.
– Все чисто.
– Вы уверены?
Техник пожимает плечами.
– Я доверяю приборам. Оппи изрекает:
– Слава Богу, осечки не было.
– Да, Джо, и поскорее выведите распечатки.
– Так точно, сэр.
Джо провожает их недобрым взглядом, думая про себя: «Это слава Джо, что не было осечки. Бог не знает, на какую кнопку жать».
И тем не менее некоторые крепкие юные души, чудовищно изувеченные и крайне недовольные, выжили в аду Хиросимы и вернулись на Землю, создав тем самым угрозу национальной безопасности. И тогда ученые принялись за работу, чтобы создать Супердушегубку. Нет такого говна, за которое эти бляди-ученые не согласятся взяться.
Они начали с животных. В лаборатории произошло несколько несчастных случаев.
– Спасайтесь, кто может, господа! Краснозадый бабуин выжил после «Атаса 23»!
– Это самое дикое животное на земле!
Раскаленная добела душа бабуина прорывается сквозь стальную дверь, словно сквозь мокрую промокашку. Установка, судя по всему, испарилась. Погибло ценное оборудование и персонал. Некоторые погибшие работники незаменимы. Настоящие асы в деле поджаривания душ – шеф-повара, да и только.
Что ж, ничего не поделаешь – наука работает методом проб и ошибок. Теперь у нас имеются безотказные Душегубки. Мир кончится не взрывом, а пуком. Теперь мы знаем, как прозвучит Апукалипсис – от первой до последней ноты. Между тем весь персонал на планете Земля находится под домашним арестом. Убедите их в том, что у них нет души – так будет более гуманно.
Ученые всегда утверждали, что такой вещи, как душа, не существует. Теперь у них наконец появилась возможность доказать это. Тотальная Смерть. Смерть Души. То, что древние египтяне называли Второй и Последней Смертью. Эта устрашающая власть уничтожать души навечно ныне доверена дальновидным и ответственным работникам, трудящимся на благо Госдепа, ЦРУ и Пентагона.
Президент вместе со всеми своими присными и родными в настоящее время находится под пятьюстами футами скального фунта с запасом деликатесов, вин и крепких напитков, рассчитанным на два столетия, и лекарствами, продлевающими физическую жизнь именно до этого предела. (В интересах национальной безопасности в свободную продажу не поступают.)
Президент-тинейджер появляется на национальном телевидении (хорошо пошитый костюм висит на угловатом теле как на вешалке) и провозглашает ломающимся голосом, одновременно торжественным и комичным:
«Мы категорически отрицаем сам факт существования так называемых (пускает петуха) Препаратов Вечной Молодости, процедур или лечебных методик (пускает петуха), которые преднамеренно утаиваются от американского народа (пускает петуха)». Он улыбается мальчишеской улыбкой и проводит расческой по своим густым, непослушным вихрам. «И я категорически опровергаю абсолютно безосновательные слухи, что я, моя супруга, мой сынок-педрила и мои коллеги по кабинету продлеваем наше существование при помощи ультрасовременной разновидности вампиризма, высасывая из американского урода (пускает петуха и хихикает) так называемые «энергетические единицы»!»
Волосы на голове президента становятся дыбом, с них сыплются искры, он показывает американскому народу средний палец и орет в камеру:
«Мои энергетические единицы при мне, мать вашу так! Каждый сам за себя!»
Аллен Гинзберг утверждает, что души не существует. Древние египтяне утверждают, что у каждого имеется по семеро этих сучек, а у фараона аж целых четырнадцать, потому что он – фараон. Словно Ким Карсонс, который в своем маленьком царстве тоже был чем-то вроде фараона. Запомните, человек, наделенный абсолютной властью над какой-нибудь забытой Богом пустыней или над кварталом жалких лачуг на задворках города, имеет больше власти, чем президент Соединенных Штатов. Ибо он единолично распоряжается Смертью своих подданных.
Джо Мертвец натравил друг на друга две банды: Бикфорда и Харта, которые оба были Ренами, Режиссерами, с их Техниками-Секемами и армией ангелов-хранителей. Мы надавили на их унтер-офицеров, и те пошли на попятный: они – люди, и власть над Страною Мертвых их не очень интересует.
Рен всегда первой сваливает с тонущего корабля в силу своей крысиной природы. Она ни за что не отвечает. Прямиком обратно в студию, искать новый сценарий. Возможно, на вас она и не заработает свой «Оскар», но уж место в титрах точно себе обеспечит. Рен вечна, как Голливуд, вечна, как подмостки.
«Весь мир театр…»
Актеры приходят и уходят. Рен листает сценарии. «Да, возьму, пожалуй, вот этот. Приз жюри и сборы гарантированы. И вообще это войдет в классику кинематографа, ясно?»
Ну и без Секем дело не обходится: она знает, на какие кнопки жать, чтобы шоу не стояло на месте, солдаты размещались по своим позициям для самой кровавой засады в истории человечества. Для битвы Мертвых Душ, которая произошла в Стране Мертвых вскоре после Хиросимы и Нагасаки.
– Из Хиросимы валит целая толпа, так что спасайтесь, короче, дурачки-земляне! Sauve qui peut!22
Спасайся, кто может (франц.).
[Закрыть]
Так что когда задницу Ренни начинает припекать, она сваливает, оставляя Джо отдуваться за все в одиночку. Это одна из причин, по которым Джо ненавидит всех из племени Рен. Его души получили чудовищные ожоги во время взрыва. Его участь опалена жаром пламени, боль в фантомных душах, выжженных геенной терзает его, а его вернули в мир живых, чтобы мастерить пращи и финские ножи, изготовлять все больше и больше огнестрельного оружия, что всегда связано с чудовищным шумом, а Джо сверхчувствителен ко всякому шуму, ибо шум вновь отмыкает, словно ключ, захлопнутую дверь почти угасшей боли, и только морфин Кима не дает Джо покинуть Кладбище.
– Лучше меня не рождалось Техника ни в аду, ни на земле, а он заставляет меня делать пневматические пистолеты, медные кастеты и фомки… пистоли с музыкальной шкатулкой, играющей Dance Macabre33
Танец Смерти (франц.).
[Закрыть]… может, нам лучше сразу открыть сувенирную, блядь, лавку и торговать там чесоточным порошком и пластмассовыми какашками? И ради этого меня вытащили с того света?
Говорят, что нет боли страшней, чем когда выходит камень из почки, и в приемном покое тебя обязательно заставят пережить эту боль, прежде чем сделают укол.
– Может быть, он наркоман и симулирует? Надо сделать рентген.
– Аппарат сломан, доктор.
– Ну, тогда я ему ничем не могу помочь.
Но боль от обожженной Рен хуже, гораздо хуже. Жгучая, пульсирующая боль, которая не умолкает ни на миг и не дает ни на секунду возможности от нее отвлечься.
Посмотрите на Человека Большой Судьбы. Каждый шаг, каждый жест диктуется ему суфлером. Все, что от него требуется, это следовать подсказкам. Но когда вам приходится приподнимать свое мертвое тело и заставлять его ползти по острым осколкам раскаленного добела металла, погруженным в жидкость, похожую на кипящий апельсиновый сок…
Ни одна студия не может ткнуть меня вилами. Поэтому я добавляю в сценарий Кима и Холла:
Ты как болезнь, что оставляет меня.
И я как два крыла в твоем полете.
Кто еще нужен, чтобы запустить это космическое шоу?
Техники-сержанты, которые знают ремесло. Харт и Бикфорд – плохие актеры, которым предстоит расхаживать с самодовольным видом по сцене. Майк Чейз в роли их ангела-хранителя, Ба, Сердца, сделанного в Голливуде.
Переполненные идиотскими подозрениями, Харт и Бикфорд не способны довериться Ка. А любой, кто побывал в аду и вернулся оттуда, знает, что Ка, Двойник, из всей это компании – единственная душа, которой можно доверять, потому что если ты чего-то не можешь сделать, то не может и она. Харт и Бикфорд никогда не признаются, что им что-то не по зубам.
Знать, что тебе это может оказаться не по зубам… Из этого знания рождается отвага. Бикфорд и Харт никогда не рискнут признаться в этом, следовательно, им не суждено изведать отвагу. А трус – худший из всех возможных хозяев.
Заброшенная исправительная колония, населенная призраками мертвых… пастбище напротив колонии, на котором пасутся невероятно красивые пони. Ездит ли кто-нибудь на них? Впрягает ли в маленькие тележки? Прядают ли они ушами и кусаются ли своими отвратительными желтыми зубами? Сомнительно… ряд деревьев, затем белые башни элеватора впиваются в небо, словно на картине, висящей в музее Уитни44
Музей американского искусства в Нью-Йорке.
[Закрыть].
Кафка говорит о точке безвозвратности. Это самое труднодостижимое место во всей вселенной. Игра называется «Найди Твоего Противника». Стратегия Противника заключается в том, что он пытается убедить тебя в том, что его не существует. «К чему вся это паранойя?» Но это только одна из его стратегий. Даже когда ты убеждаешься в его существовании, ты еще далек оттого, чтобы вступить с ним в прямое столкновение. Монотонный, утомительный, скучный путь, печальные голоса, все больше грязи, все ближе старость.
Лики ненависти и отчаяния. Он вооружен, но никто в здравом уме не станет вступать с ним в перестрелку. Проще дождаться, пока сам уйдет. Из Пространства Мертвых Дорог он вырвался на чистом везении. Последний из героев-любовников. С ржавым пистолетом в руке. Это не какое-нибудь там космическое сверхоружие, обычный «Ругер .357 магнум»… если придет зима… (роман с таким названием был бестселлером в двадцатые годы, никогда не читал его, но, похоже, зима там – это Старость, последнее и самое тяжелое испытание). Крепкий организм может стать твоим проклятьем, тело будет жить и после того, как твои души умерли или отлетели, жить, когда твои Рен и Ка уже давным-давно покинули тебя, потому что ты им стал противен. «Скотское состояние, в которое впал Моэм, не поддается описанию. Лично мне здесь больше нечего делать». Для того чтобы никто из компании не покинул пост, требуется здоровая, сильная Ка.
«Ну-ка, Рен, Секем, Ка, сюда смотрите!» Он размахивает в воздухе опасной бритвой, которая сверкает словно ломтик солнечного света. «Вы сами можете спрыгнуть с космической станции, но ваши крылышки останутся здесь».
В этом-то и беда со всеми проклятыми поэтами. Они проживают жизнь от отрочества до старости, совсем не меняясь. Парень погиб на Боулдерском кладбище. Пришел поговорить от имени Джо.
«Кое-что, что я уже давненько хотел вам сказать, мистер Ким».
16 Августа 1984-го, четверг
Кошмарный ужас моего положения, самого кошмарного из всех, в которых только может оказаться человек, – ждать, когда ударной волной, словно прибоем, выбросит на доске для серфинга каких-нибудь лунатиков или заговорщиков, собравшихся взорвать атомы, из которых мы все состоим. Уцелевший счастливчик, ослепший, пошатываясь, входит в мой полуразрушенный дом, кошки, голодно мяукая, вьются у него под ногами. Как насчет этого, Ким? Немедленно уничтожить всех имеющихся у вас кошек и собак. Повторяю: немедленно уничтожить всех имеющихся у вас кошек и собак. Яйца были сварены в самый раз. Ким, элегантный и бессердечный, принимает театральные позы на качающейся палубе обреченной планеты… вглядываясь в отражение собственного безупречно-юного лица в зеркале, от которого осталась одна только рама. Лучезарный Ким, бесстрашный страус, юное тело – спасательная капсула для испуганного старика. Тот, кому не страшно жить в наше время, просто страдает недостатком воображения. И спасение – возможно ли оно? Разумеется. Спастись можно только с помощью чуда. О технических деталях пусть позаботится Джо,
Старик обитает в съемном доме вместе со своим котом по кличке Руски. В тихом безумии ищет пути спасения. Кстати, Торо – чем он кончил? Не утопился ли, часом, в Уолденском пруду, повесив на шею мертвую гагару? Вытяни карту… любую карту…
И он пишет, отчаянно пишет, пытаясь нащупать пути спасения. Бреши обнаруживаются только в моменты хаоса, когда повсюду звучит лозунг «Каждый сам за себя!».
Веймарская республика. Кокаин стоит дешевле еды. Голодающие мальчики – die Wandervogel, перелетные птицы – слетаются в Берлин, чтобы продавать свое тело за ужин. Наш герой прогуливается, одетый барышней, и распевает: «Einer Mann, einer Mann, einer RICHTIGER Mann!»66
Мужчина, мужчина, НАСТОЯЩИЙ мужчина (нем.). Песня Марлен Дитрих из кинофильма «Голубой Ангел».
[Закрыть]
В Веймарской республике не проблема найти пару ботинок. Jeder Mann sein einiger Fussball. (Каждому человеку по футбольному мячу.) Неудивительно, что они потерпели поражение, с такими-то пресными лозунгами. У лесбиянок был свой гимн: Wirbrauchen keiner Manner mehr. (Нам больше не нужны мужчины.) А педерасты маршировали под: Wir sind anders als die andern / Die nur im Gleichschritt der moral geliebt haben. (Мы отличаемся от всех остальных, / Которые знают лишь любовь, предписанную им моралью.)
Триста баров для голубых, хлебные бунты, уличные драки и голод… каждый сам за себя.
SA marschiert…77
Штурмовые отряды маршируют (нем.).
[Закрыть]
Когда один из Wanderburschen, явившийся в Берлин с другого конца Германии, предложил Мастеру Леви свои услуги за стоимость ночлега – судя по виду ребятишек, они уже дня три кормились одной только спермой, – так вот Леви сказал ему: «Слушай, денег я тебе не дам, а дам тебе добрый совет. Вон там, в тоннеле под железной дорогой дует особенно пронизывающий ветер».
Сам Леви отрицает этот случай. Он был мужчиной крепкого телосложения, чем-то напоминал мне Коржибски88
Коржибски, Альфред (1879-1950) – американский философ и психолог польского происхождения, создатель неаристотелевой логики.
[Закрыть].
Довольно коренастый, с большими руками и громким голосом. Временами сильным людям приходится совершать невероятно жестокие поступки, чтобы укрепить свою силу. Некий султан отсекал руку любому, кто осмеливался подсадить его в седло. Чтобы поступать подобным образом, нужно быть сильным человеком, очень сильным. Мне таким никогда не стать. Очевидно, такая сила отпускается ее носителю постепенно, малыми порциями… и дверь захлопывается у него за спиной, единственная открытая дверь. Рука человека. Вжик… и султан пришпоривает коня, чтобы хлынувшая кровь не испачкала его платье.
На русском фронте морфин – самый ценный товар; это – теплое, уютное одеяло, спасающее от пронизывающего холода, от которого ты даже уже не дрожишь, потому что дрожать больше нечем – холод проник в каждую клетку твоего тела. Ты можешь определить, как долго солдат на фронте, по тому, насколько сильно он дрожит. Новенькие трясутся так, словно у них малярия. Старики же неподвижны, как ящерицы.
Вильгельму повезло. Его командир, оберштурмбаннфюрер войск СС, оказался наркоманом. Захватив город, он первым делом начинал шарить по аптекам и кабинетам врачей. У Вильгельма имелась отличная манлихеровка с телескопическим прицелом. Как это wunderbar, прицелиться в кого-нибудь с расстояния пятисот ярдов, ощущая себя карающей дланью Господней, видеть, как крошечная фигурка валится в снег… где-то на самой линии горизонта. А еще он практиковался со своим Р38, рукоять которого была подогнана оружейником специально под его руку. Вильгельму удавалось попадать из него по брошенному в воздух снежку.
Назад, в реквизированный крестьянский дом, спрашивать разрешения у владельцев нет никакой нужды. Их уже давно забрала спецбригада… пришлось… трупы плохо пахнут, понимаете… ампулы, шприцы и бутылки со спиртным – на столе. Оберштурмбаннфюрер – худой аристократ лет пятидесяти с длинным носом, тонкими губами и тонкими синими венами, в которые так трудно попасть иглой. Но Вильгельм сумел бы попасть в вену и мумии.
– Позвольте мне помочь вам, мой полковник!
Кровь красным цветком распускается в шприце, и
Вильгельм вгоняет поршень.
– Sieg Ней! – выдыхает полковник.
Вильгельм затягивает ремень у себя на руке… ах, эта блаженная теплота!
– Heil Hitler!
– Heil Hitler! – эхом вторит оберштурмбаннфюрер.
Вильгельм понимает, что они участвуют в безумной затее, которая кончится для них так же плохо, как и для Наполеона. Он помнит наизусть стихотворение Виктора Гюго: «Снег падал, и падал, и падал».
