Текст книги "Рассказы "

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Какое у вас белое тело, Нил.

От неожиданности он чуть не захлебнулся и, вынырнув, увидел, что на берегу стоит Дарья.

– Послушайте, я совсем раздет.

– Это заметно. Так, наверное, гораздо приятнее. Подождите, я тоже попробую. Уж очень заманчиво.

Увидев, что Дарья раздевается, Нил быстро отвернулся. Потом услышал, как она с шумом вошла в реку. Нил отплыл немного в сторону, чтобы не смущать ее. Но Дарья направилась прямо к нему.

– Что за наслаждение чувствовать воду всем телом! – воскликнула она.

Дарья, смеясь, плеснула ему в лицо. Нил, сгорая от стыда, не знал, куда деть глаза. Прозрачная вода не скрывала ее обнаженного тела. Это еще можно пережить, подумал Нил, но что будет, когда придется вылезать на берег? Дарья как ни в чем не бывало с удовольствием плавала.

– А, все равно, пусть мокнут волосы.

Она перевернулась на спину и, делая сильные взмахи, поплыла по заводи, описав широкую дугу. Когда она будет выходить, решил Нил, ему лучше всего отвернуться и дать ей время одеться и уйти, а потом вылезти самому. Судя по ее поведению, она совершенно не отдавала себе отчета в неловкости ситуации. Нил почувствовал досаду. Это же бестактно вести себя подобным образом! Дарья то и дело заговаривала с ним, нисколько не стесняясь, словно они, прилично одетые, беседовали на лужайке. Похоже, она даже старалась привлечь к себе его внимание.

– Наверное, у меня на голове Бог знает что. Мои мокрые волосы всегда похожи на крысиные хвосты. Поддержите меня за плечо, я попробую их отжать.

– Ничего страшного, все в порядке, – успокоил ее Нил.

– Я ужасно проголодалась, – наконец заявила Дарья. – Как насчет завтрака?

– Выходите первая, а я через минуту за вами.

– Хорошо.

Дарья двумя взмахами подплыла к берегу, и Нил скромно отвел глаза.

– Я не могу выбраться, – позвала его Дарья. – Тут без вашей помощи не обойтись.

Подняться на отвесный, подмытый водой берег можно было, только уцепившись за ветку.

– Но я не могу вам помочь, я же совершенно раздет.

– Да знаю я. Не будьте до такой степени шотландцем. Вылезайте первый и подайте мне скорее руку.

Делать было нечего. Подтянувшись, Нил выбрался сам, а потом помог сделать то же ей. Дарья оставила свою одежду рядом с его вещами. Нимало не смущаясь, она взяла саронг и принялась им вытираться. Нилу не оставалось ничего другого, как последовать ее примеру, но приличия ради он повернулся спиной.

– У вас удивительно красивая кожа, – сказала Дарья. – Гладкая и белая, как у женщины. При вашей атлетической фигуре это даже забавно. И на груди не растут волосы.

Нил завернулся в саронг и натянул рубашку.

– Вы готовы?

На завтрак Дарья с аппетитом съела кашу, яичницу с беконом, холодное мясо и мармелад. Нил все еще сердился. В ее поведении было уж слишком много русской непосредственности. И вообще все это глупое ребячество. Разумеется, ничего дурного они не сделали, но такие вот выходки и давали повод для сплетен. Самое неприятное, что он не мог даже заикнуться об этом. Дарья просто подняла бы его на смех. Но если кто-то из знакомых в Куала-Солор увидел, как они вместе купались в таком виде, совершенно нагие, то их никакими силами нельзя было бы убедить, что ничего непристойного не случилось. Нил, как всегда рассудительный, не мог не признать, что у них был повод так думать. Действительно, возмутительная выходка. Дарья не имела права ставить его в такое дурацкое положение. Нил чувствовал себя круглым идиотом. В конце концов, есть же элементарные приличия!

На следующее утро отряд длинной вереницей тронулся в путь. Впереди шли носильщики с плетеными корзинами за спиной, потом слуги, проводники и охотники. Тропа бежала по предгорью, через кустарники и высокую траву. Временами попадались речушки, через которые были переброшены шаткие бамбуковые мостки. Солнце палило нещадно. После полудня путники добрались до тенистой бамбуковой рощи и с облегчением перевели дух, укрывшись от слепящего солнца. Тонкие и стройные стволы бамбука уходили, казалось, в самое поднебесье, а разлитый здесь зеленоватый сумрак делал рощу похожей на освещенное солнцем морское дно. Вскоре начался тропический лес. Буйно разросшиеся лианы обвивали исполинские деревья, образуя непроходимую стену, и перед этой первозданной мощью человеческую душу охватывал благоговейный ужас. Отряд шел вперед, прорубая дорогу в густом подлеске. Кругом царил полумрак, и только изредка сквозь плотную листву пробивался солнечный свет. Навстречу не попадался ни человек, ни зверь – обитатели джунглей пугливы и прячутся, едва заслышав шаги. Высоко в кронах деревьев щебетали птицы, но на глаза попадались только нектарницы, порхавшие в подлеске вокруг цветов. Пора было устраиваться на ночлег. Носильщики соорудили настил из веток и на нем раскинули водонепроницаемую ткань. Повар-китаец приготовил обед, и, поев, они легли спать.

В ту первую ночь в джунглях Нил не сомкнул глаз. Кромешная тьма обступала лагерь со всех сторон. В ушах звенело от непрерывного жужжания незримых насекомых, но подобно тому, как в большом городе не замечаешь шум транспорта, так и этот оглушающий звон вскоре уже казался Нилу мертвой тишиной. И когда внезапно раздавался визг обезьяны или крик ночной птицы, Нил едва не вскакивал от неожиданности. Его не покидало мистическое чувство, что объявший их мрак полон живых существ, которые не сводят с него глаз. Там во тьме, за кострами лагеря, шла жестокая война, и трое людей на ложе из веток были беззащитны и одиноки перед первозданным хаосом природы. Рядом спокойно дышал во сне Манро.

– Вы не спите, Нил? – прошептала Дарья.

– Нет. А что?

– Мне страшно.

– Не бойтесь. Все в порядке.

– От этой тишины можно с ума сойти. Уж лучше бы я осталась дома.

Дарья закурила.

Под утро Нил задремал. Разбудил его стук дятла. Перелетая с дерева на дерево, он самодовольно хохотал, словно насмехаясь над лежебоками. Наспех позавтракав, путешественники отправились дальше. Высоко в ветвях прыгали гиббоны, раскачивались на лианах, пили утреннюю росу с листьев, и их странные крики напоминали птичьи голоса. Дневной свет разогнал ночные страхи Дарьи; несмотря на бессонную ночь, она была бодра и весела. Тропа уходила все выше в гору. К середине дня они дошли до места, где, как уверяли проводники, удобнее всего разбить лагерь. Здесь Манро и решил ставить дом. Закипела работа. Мужчины, орудуя длинными ножами, рубили пальмовые листья и ветки и вскоре построили хижину из двух комнат на сваях. В ней было светло, чисто и приятно пахло свежей зеленью.

Супруги Манро везде чувствовали себя как дома – Ангус не раз бывал в таких экспедициях, а Дарью долгие странствия научили с кошачьей легкостью приноравливаться к обстоятельствам. За день они все наладили и устроились. Жизнь потекла по неизменному распорядку. Утром Нил и Манро, каждый своим маршрутом, уходили в джунгли для сбора коллекции. Днем они накалывали насекомых на булавки и помещали их в коробочки, раскладывали бабочек между листьями бумаги, потрошили птиц. Дарья занималась домом, распоряжалась по хозяйству, шила, читала и без конца курила. Дни текли один за другим, монотонные, но полные событий. Нил упивался такой жизнью. Он исследовал окрестности вдоль и поперек. Однажды он нашел неизвестную разновидность кровососки и был этим несказанно горд. Манро назвал ее Cuniculina Macadami. Это была слава. В свои двадцать два года Нил понял, что не напрасно прожил жизнь. Но на следующий день его едва не укусила гадюка. Она пряталась в зеленой траве, и, если бы не охотник-даяк, неизвестно, чем бы это кончилось. Змею они убили и принесли в лагерь. Увидев ее, Дарья содрогнулась. Она так боялась всяких диких тварей, обитавших в джунглях, что почти что впала в истерику. От лагеря она не отходила дальше чем на несколько ярдов, опасалась потеряться.

– Ангус не рассказывал вам, как он однажды заблудился? – спросила она Нила как-то вечером, когда они сидели втроем, отдыхая после обеда.

– Да, приятного было мало, – улыбнулся Манро.

– Расскажи, пусть Нил послушает.

Ангус замялся, ему явно не хотелось вспоминать.

– Случилось это несколько лет назад. Я ловил в джунглях бабочек, и везло мне невероятно. Попалось несколько редких экземпляров, за которыми я давно охотился. Вскоре я почувствовал голод и понял, что пора возвращаться. Повернул назад и через некоторое время увидел, что места вокруг незнакомые, я еще ни разу не забредал так далеко. И вдруг на глаза мне попался спичечный коробок, тот самый, который я бросил, когда повернул к лагерю. Значит, я сделал круг и оказался на том самом месте, где был час назад. Мне стало не по себе. Но я осмотрелся и снова пошел. Приблизительно представляя, в каком направлении находился лагерь, я искал свои следы, чтобы убедиться, что иду правильно. Мне даже показалось раз или два, что я вышел на старую тропу. Страшно хотелось пить. Я продирался через коряги и стелющиеся по земле лианы, и вдруг меня пронзила страшная мысль: я понял, что заблудился. Если бы я шел правильно, то давно был бы уже в лагере. Признаюсь, меня это потрясло. Но я знал, что нельзя впадать в панику, сел и постарался обдумать свое положение. Жажда терзала меня. Полдень давно миновал, и часа через три-четыре должно было стемнеть. Перспектива провести ночь в джунглях меня совсем не радовала, и я решил, что надо попытаться найти какой-нибудь ручей. Если идти по его течению, он в конце концов выведет меня к другой речушке, а та в свою очередь к большой реке. Разумеется, на это потребуется не меньше двух дней. Я проклинал себя за глупость, но не оставалось ничего иного, как отправиться на поиски ручья. По крайней мере, хотя бы напьюсь. Но нигде не видно было даже слабенькой струйки. Я уже не на шутку встревожился, представив, как буду блуждать до тех пор, пока не свалюсь от усталости. В окрестностях много охотились, и, если мне попадется разъяренный носорог, моя песенка спета. Мысль, что я петляю в каких-нибудь десяти милях от лагеря, сводила меня с ума. Усилием воли я заставлял себя сохранять присутствие духа. День угасал, и в чаще уже сгущались сумерки. Будь при мне ружье, я бы выстрелами дал о себе знать. В лагере конечно же поняли, что я заблудился, и ищут меня. Подлесок был очень густым, ничего нельзя было разглядеть дальше чем на шесть футов, и вдруг – не знаю почему, то ли у меня разгулялись нервы, то ли еще по какой-то причине – я совершенно отчетливо почувствовал, что кто-то крадется за мной. Стоило мне остановиться, и зверь тоже замирал. Я двигался дальше, и он за мной. Как я ни старался, не мог заметить никакого движения в кустарнике. Ни одна ветка не хрустнула, не слышно было, чтобы кто-то пробирался через подлесок, но я знал, какими бесшумными умеют быть обитатели джунглей, и не сомневался, что по моим следам идет, какой-то зверь. Сердце бешено стучало, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Я был в панике и, только собрав все свое самообладание, не позволил себе обратиться в бегство, ведь тогда я погиб. Через какие-нибудь двадцать ярдов споткнусь о корягу, упаду, и тут уж точно зверь набросится на меня. К тому же если я побегу, то, Бог знает, в какие дебри меня занесет, а нужно беречь силы. Я чуть не плакал. И еще эти муки жажды. В жизни своей не испытывал я такого ужаса. Поверьте, будь у меня револьвер, я бы застрелился. Хотелось только одного – чтобы этот кошмар кончился. Я устал до изнеможения и едва переставлял ноги. Даже самому ненавистному врагу не пожелаю подобной муки. Вдруг я услышал два выстрела. Сердце мое оборвалось. Меня искали. И тут я действительно потерял голову. Кинулся бежать в направлении выстрела, крича как сумасшедший, спотыкался, падал, снова бежал и все время вопил так, что легкие, казалось, разорвутся. Где-то близко раздался еще один выстрел, я закричал и услышал, как кто-то кричит в ответ. Через заросли пробирались люди. Минуту спустя меня окружили охотники-даяки. Они пожимали мне руки, целовали их, смеялись и плакали. Я сам чуть не плакал. Я не мог стоять на ногах от усталости, весь был в ссадинах и царапинах. Мне дали напиться. До лагеря было всего лишь три мили. Когда мы вернулись, уже совершенно стемнело. Я спасся чудом.

Дарья вздрогнула.

– Не дай Бог еще раз заблудиться в джунглях.

– А что бы случилось, если бы вас не нашли?

– Это легко представить. Я мог бы лишиться рассудка. Даже если бы меня не укусила змея и не напал носорог, шел бы вслепую, не разбирая дороги, пока не выбился бы из сил. Мог умереть от голода или от жажды. Дикие звери обглодали бы мой труп, а муравьи очистили бы кости добела.

Наступило молчание.

Так они прожили почти месяц на горе Хитам, когда Нила, несмотря на хинин, который Манро заставлял его регулярно принимать, свалила лихорадка. Приступ был не из самых сильных, но Нил очень огорчался, что приходится лежать в постели. Дарья ухаживала за ним. Ему было совестно доставлять ей столько хлопот, но она ничего не хотела слушать. Сиделкой она была превосходной, и Нилу пришлось уступить, хотя вполне можно было обойтись услугами боя-китайца. Нила трогало внимание Дарьи, ее участливая забота о нем. Когда начинались приступы, она протирала влажной губкой все его тело, и, хотя это приносило невыразимое облегчение, Нил ужасно стеснялся. Но Дарья стояла на своем и повторяла эту процедуру утром и вечером.

– Не зря же я работала в британском госпитале в Иокогаме, по крайней мере научилась ходить за больными, – говорила она, улыбаясь.

Закончив процедуру, она каждый раз целовала его в губы. С ее стороны это был жест дружеского участия, не более того. Нилу это даже нравилось, но он не придавал этим поцелуям особого значения. И однажды осмелел настолько, что даже пошутил, а это случалось с ним крайне редко:

– Больных в госпитале вы тоже целовали? – спросил он.

– Вам не нравится, что я вас целую? – улыбнулась Дарья.

– Мне это не вредит.

– А может быть, поможет исцелиться, – сказала она насмешливо.

Однажды ночью ему приснилась Дарья. Нил очнулся в поту, его била дрожь. Во всем теле ощущалась блаженная легкость, температура явно упала, кризис миновал. Но не это взволновало Нила. Его жег стыд. Если ему может такое присниться, значит, он просто грязное чудовище. Светало, и Нил услышал, как в соседней комнате встает Манро. Дарья поднималась поздно, и Ангус старался не потревожить ее. Когда он проходил через комнату Нила, тот тихонько окликнул его.

– Вы не спите?

– Да, кризис миновал, и теперь я здоров.

– Вот и прекрасно. Сегодня вам лучше полежать, а завтра и думать забудете о болезни.

– Пришлите мне Ах Тана после завтрака, хорошо?

– Непременно.

Нил слышал, как Манро уходил в джунгли. Как и обещал, он прислал ему боя-китайца. Через час проснулась Дарья и пришла сказать ему доброе утро. Нил не мог смотреть ей в глаза.

– Я позавтракаю, а потом вымою вас.

– Не стоит беспокоиться. Ах Тан уже все сделал.

– Почему?

– Не хотелось затруднять вас.

– Но мне это совсем не трудно. Напротив, доставляет удовольствие.

Дарья подошла к постели и наклонилась, чтобы поцеловать его, но Нил отвернулся.

– Не надо.

– Почему?

– Глупо как-то.

Дарья взглянула на него с удивлением и, пожав плечами, вышла. Немного погодя она заглянула снова, чтобы узнать, не нужно ли ему чего-нибудь. Нил притворился, что спит. Дарья нежно погладила его по щеке.

– Ради Бога, не делайте этого, – воскликнул он.

– Я думала, вы спите. Что с вами сегодня?

– Ничего.

– Почему же вы так грубы со мной? Я чем-то обидела вас?

– Нет.

– Тогда объясните, что случилось.

Дарья присела на край кровати и взяла его за руку. Нил отвернулся лицом к стене. Стыд жег его и почти лишал дара речи.

– Вы как будто забываете, что я мужчина. Обращаетесь со мной как с мальчишкой.

– Неужели?

Нил залился краской. Он ругал себя и досадовал на Дарью, – ей следовало вести себя с большим тактом. Нил нервно комкал простыню.

– Я знаю, для вас это не имеет никакого значения, и не должно волновать меня. Так оно и есть, когда я здоров и обхожусь без посторонней помощи. Но мы не властны над своими снами, а они говорят о том, что кроется у нас в подсознании.

– Я вам приснилась? По-моему, в этом нет ничего дурного.

Нил посмотрел на Дарью угрюмым, виноватым взглядом. Ее глаза оживленно блестели.

– Вы не знаете мужчин, – произнес Нил.

Дарья рассмеялась. Она наклонилась и обняла его за шею. На ней ничего не было, кроме саронга и рубашки.

– Дорогой мой, – воскликнула она. – Расскажи мне твой сон.

Нил страшно испугался и оттолкнул ее.

– Что вы делаете? Вы не в своем уме.

Нил чуть не упал с кровати.

– Разве ты не видишь, что я люблю тебя? – сказала Дарья.

– О чем вы?

Нил сел. Он просто обомлел от неожиданности. Дарья хихикнула.

– Как ты думаешь, почему я оказалась в этом кошмарном месте? Чтобы быть рядом с тобой, чудо мое. Ведь ты же знаешь, я до смерти боюсь джунглей. И здесь просто умираю от страха, когда думаю обо всех этих змеях, скорпионах и прочих мерзостях. Но я обожаю тебя.

– Вы не смеете говорить мне подобные вещи, – оборвал он ее сурово.

– Не будь таким ханжой, – улыбнулась Дарья.

– Пойдемте отсюда.

Нил вышел на веранду, Дарья последовала за ним. Он рухнул на стул, она опустилась рядом на колени и попыталась взять его ладони в свои. Нил отдернул руки.

– По-моему, вы сошли с ума. Вы не понимаете, что говорите.

– Ничего подобного, я могу повторить каждое свое слово, – улыбнулась Дарья.

Нила бесило, что она, казалось, не отдавала себе отчета, сколь чудовищны ее признания.

– Вы забыли о своем муже.

– При чем тут он?

– Дарья!

– Мне сейчас нет никакого дела до Ангуса.

– Значит, вы низкая женщина, – медленно проговорил Нил, нахмурив гладкий лоб.

Она захихикала.

– Это потому что я в тебя влюблена. Радость моя, тебе не следовало быть таким возмутительно красивым.

– Ради Бога, не смейтесь.

– Я ничего не могу с собой поделать, ты действительно смешон, но все равно прекрасен. Я люблю твою кожу и эти блестящие вьющиеся волосы. Люблю за то, что ты такой ханжа, такой шотландец до мозга костей, за то, что у тебя совсем нет чувства юмора. Я люблю твою силу. Люблю твою молодость.

Ее глаза сверкали, она часто дышала. Внезапно наклонившись, Дарья поцеловала его обнаженные ноги. Протестующе вскрикнув, Нил резко отдернул их, и шаткий стул едва не опрокинулся.

– Женщина, ты сошла с ума. Где твой стыд?

– У меня его нет.

– Что вам нужно от меня?

– Любви.

– За кого вы меня принимаете?

– За мужчину, – спокойно ответила она.

– И вы думаете, после всего, что Ангус Манро сделал для меня, я, как последняя скотина, заведу шашни с его женой? Да я преклоняюсь перед ним! Он замечательный человек и стоит дюжины таких, как мы с вами. Я скорее убью себя, чем его предам. Как вам могло прийти в голову, что я способен на такую низость?

– Радость моя, перестань болтать чушь. Какой ему от этого вред? Не надо так трагически смотреть на вещи. В конце концов, жизнь коротка, и глупо отказываться от удовольствий, если она их нам дарит.

– Говорите что угодно, но зло останется злом.

– Не берусь судить, но полагаю, данное утверждение весьма спорно.

Нил взглянул на нее с удивлением. Дарья, невозмутимая и спокойная, сидела у его ног, и, похоже, происходившее доставляло ей удовольствие. Она словно бы не понимала всей серьезности ситуации.

– Я ударил в клубе человека, который говорил о вас гадости.

– Кого же?

– Бишопа.

– Мерзкая тварь. Что он сказал?

– Сказал, что у вас было много любовников.

– Не понимаю, какой интерес совать нос в чужие дела. Но в конце концов, пусть болтают, что хотят. Я люблю тебя. Я еще никого так не любила. Я просто больна этой любовью.

– Успокойтесь, прошу вас.

– Послушай, когда Ангус заснет, я приду к тебе. Он спит очень крепко. Мы ничем не рискуем.

– Вы не посмеете.

– Почему?

– Нет, нет, нет.

Нил похолодел от страха. Внезапно Дарья поднялась и ушла в дом.

Манро вернулся к ленчу, и день прошел, как обычно. Дарья помогала им разбираться с образцами и была в прекрасном настроении. Ее веселость бросалась в глаза, и Манро сказал, что, судя по всему, она почувствовала вкус к походной жизни.

– Действительно, в ней что-то есть, – согласилась Дарья. – Ну а сегодня я просто счастлива.

Она то и дело поддразнивала Нила, будто не замечая, что, он отмалчивался и избегал смотреть на нее.

– Нил очень тихий сегодня, – заметил Манро. – По-моему, вы еще слабы после болезни.

– Нет, просто хочется помолчать.

Нила снедала тревога. Он знал, что Дарья способна на все. Ему вспомнились истерики Настасьи Филипповны в «Идиоте», – так и Дарья при ее взбалмошности не остановится ни перед чем. Она могла совершенно потерять, контроль над собой. Нил несколько раз был свидетелем, как она вне себя кричала на слугу-китайца. Сопротивление лишь распаляло ее. Если Дарья сразу же не получала желаемого, то приходила в исступление. К счастью, она быстро забывала о своих капризах, и, если ее удавалось отвлечь, она уже не настаивала на своем. Выдержка Манро в таких ситуациях особенно восхищала Нила. Он нередко смеялся про себя, наблюдая, с какой иронией и в то же время с каким нежным лукавством Манро укрощал жену, когда с ней случились истерики. Подумав о Манро, Нил снова вскипел от негодования. Ведь этот человек чуть ли не святой, вызволил ее из нищеты и бесправия, избавил от унижения, сделал своей женой! Она всем обязана ему. Он защищает ее своим именем, обеспечивает ей положение в обществе. Элементарная благодарность должна была бы удержать ее от признаний, подобных тем, которые она обрушила на него сегодня утром. Ухаживать и добиваться любви – это привилегия мужчин, когда же подобным образом ведут себя женщины – это отвратительно. Скромность Нила была оскорблена. Его шокировала откровенная страсть, которой пылало лицо Дарьи, неделикатность ее поведения.

Неужели Дарья действительно придет к нему ночью? Нил не верил, что у нее достанет на это дерзости. Но когда они легли спать, его охватил страх, он не мог сомкнуть глаз, весь обратившись в слух. Тишину нарушали только монотонные крики совы. За тонкой перегородкой, сплетенной из пальмовых листьев, раздавалось ровное дыхание Манро. Вдруг Нил услышал, что кто-то тихо крадется к нему в комнату. Он заранее придумал, как поступить.

– Это вы, мистер Манро? – громко спросил он.

Дарья остановилась как вкопанная. Манро проснулся.

– Здесь кто-то ходит по комнате. Я подумал, что вы.

– Нет, это всего лишь я, – сказала Дарья. – Мне не спится, захотелось покурить.

– И все? – спросил Манро. – Смотри не простудись.

Дарья прошла на веранду через комнату Нила. Он видел, как вспыхнула спичка, когда она закуривала. Вскоре Дарья вернулась. Он слышал, как она ложилась.

На следующее утро они не встретились. Нил отправился в джунгли, когда Дарья еще спала, и постарался пробыть там как можно дольше, чтобы не вернуться раньше Манро. Он всячески избегал оставаться с ней наедине, но когда стемнело, Манро пошел ставить ловушки для мотыльков.

– Зачем ты ночью разбудил Ангуса? – сердито прошептала Дарья.

Нил пожал плечами и, ничего не ответив, продолжал заниматься своим делом.

– Испугался?

– У меня есть свои понятия о порядочности.

– Какой же ты ханжа!

– Лучше быть ханжой, чем грязной свиньей.

– Ненавижу тебя.

– Вот и оставьте меня в покое.

Ни слова не говоря, Дарья дала ему пощечину. Нил вспыхнул, но промолчал. Вернулся Манро, и оба сделали вид, что поглощены своими занятиями.

После этого случая Дарья несколько дней разговаривала с Нилом только когда они встречались за столом или втроем коротали вечера. Оба не сговариваясь старались скрыть от Манро, что между ними пробежала кошка. Однако наигранность, с какой Дарья заставляла себя прерывать натянутое молчание, бросилась бы в глаза любому человеку, но только не Ангусу, наивному и доверчивому. К тому же Дарья нередко не могла сдержаться, чтобы не сказать Нилу какую-нибудь колкость, она вроде бы подшучивала над ним, но ее шутки больно его ранили. Она умела задеть за живое, но юноша старался не подавать виду, что ей удалось достичь цели. Он смутно подозревал, что его невозмутимость выводила ее из себя.

Однажды Нил вернулся из джунглей совсем поздно, оттянув возвращение до самого завтрака, и с удивлением обнаружил, что Манро еще нет. Дарья лежала на циновке на веранде, потягивала джин и курила. Она не заговорила с ним, когда Нил прошел к себе в комнату. Немного погодя бой-китаец позвал его к завтраку. Нил вышел на веранду.

– А где же мистер Манро? – спросил он.

– Ангус не придет, – ответила Дарья. – Он прислал сказать, что напал на замечательное место и не вернется до вечера.

В то утро Манро отправился к вершине горы. Внизу не удалось обнаружить никаких интересных млекопитающих, и Манро задумал перенести лагерь повыше, если удастся найти подходящее место рядом с питьевой водой. Завтрак прошел в молчании. Затем Нил отправился к себе и вскоре появился в тропическом шлеме и с принадлежностями для ловли насекомых. Обычно он никогда не уходил днем.

– Куда это вы направляетесь? – резко спросила Дарья.

– В джунгли.

– Зачем?

– Я не устал. А здесь у меня особых дел нет.

И вдруг Дарья разрыдалась.

– Как можно быть таким бессердечным? – причитала она. – Это жестоко, так мучить меня!

Нил смотрел на нее с высоты своего роста, и на его красивом лице застыло недоумение.

– Что я вам сделал?

– Это бесчеловечно! Пусть я гадкая, но я не заслужила такого отношения. Я же была готова для тебя на все! Любое твое желание исполняла с радостью. Как я несчастна!

Нил в растерянности замялся. Слова Дарьи больно его задели. Он боялся и проклинал ее, но в нем еще сохранилось прежнее уважение к ней не только как к женщине, но главным образом, как к жене Ангуса Манро. Дарья громко рыдала. К счастью, охотники-даяки ушли вместе с Манро. В лагере осталось только трое слуг-китайцев, но после завтрака они спали в своей хижине. Нил и Дарья были одни.

– Я не хочу причинять вам огорчения. Но это же глупо и смешно, когда такая женщина, как вы, влюбляется в кого-нибудь вроде меня. Вы ставите меня в дурацкое положение. Неужели вы не в состоянии владеть собой?

– О Господи, владеть собой!

– Будь я и вправду небезразличен вам, вы бы не стали принуждать меня вести себя подло. Неужели вас не останавливает то, что муж вам так слепо доверяет? Уже одно это взывает к нашему чувству долга. Мистер Манро никогда и мухи не обидит. Я презирал бы себя, если бы отплатил ему за доверие предательством.

Дарья подняла глаза.

– Мухи не обидит? Да все эти баночки и коробочки забиты невинными созданиями, которых он умертвил.

– В интересах науки. Это совсем другое дело.

– Ты просто глуп. Глуп!

– Уж какой есть. И оставьте меня в покое.

– Разве я виновата, что влюбилась в тебя?

– Вам должно быть стыдно.

– Стыдно? Какая чушь! Боже мой, почему я должна страдать из-за этого надутого осла?

– Вы говорите, что все делали для меня. А вы подумали, скольким я обязан Манро?

– Мне до смерти надоел твой Манро. Я устала от него. До смерти устала.

– Значит, я не первый?

После ошеломляющих признаний Дарьи, его мучила мысль, что все сплетни, ходившие о ней в Куала-Солор, были правдой. Тогда он не верил ни единому слову, да и сейчас не мог до конца поверить, что она распутна. Страшно подумать, неужели Ангус Манро, этот доверчивый и добрый человек, живет в блаженном неведении? Нет, не может быть, она не настолько порочна. Но Дарья по-своему поняла его вопрос и улыбнулась сквозь слезы.

– Разумеется, нет. Какой же ты глупый! Радость моя, не будь таким невыносимо серьезным. Я люблю тебя.

Значит, это правда. Он-то старался убедить себя, что ее страсть к нему всего лишь наваждение, временное помрачение рассудка, и они вместе поборют его. Но оказывается, она просто-напросто развратна.

– Вы не боитесь, что Манро обо всем узнает?

Дарья больше не плакала. Она обожала говорить о себе, и ей показалось, что сопротивление Нила наконец сломлено.

– Мне иногда приходит в голову, что он догадывается, если не умом, то сердцем. У него поистине женская интуиция и очень тонкая натура. Бывают моменты, когда я почти не сомневаюсь, что он все знает, и чувствую в его страдании какую-то утонченную духовную экзальтацию. Не доставляет ли ему эта боль странное наслаждение? Знаешь, есть души, для которых нет ничего слаще мучений.

– Какой ужас! – Нил больше не мог слышать этих самодовольных разглагольствований. – Вас может оправдать только одно – вы безумны.

Но к Дарье уже вернулась ее прежняя уверенность. Она смело посмотрела на Нила.

– Разве ты не находишь меня привлекательной? Я нравилась многим мужчинам. Пусть в Шотландии у тебя была куча любовниц, но уверена, ни одна не была так же хорошо сложена, как я.

Она горделиво оглядела свою статную, соблазнительную фигуру.

– У меня никогда не было женщины, – мрачно проговорил Нил.

– Правда?

Дарья даже подскочила от удивления. Он пожал плечами. Мог ли он сказав ей, как отвратительна для него сама мысль о близости с женщиной, как презирал он своих эдинбургских приятелей-студентов за их грязные случайные связи? В своей чистоте он находил своего рода мистическую радость. Любовь – это святое таинство, а половой акт представлялся ему омерзительным. Оправдать его могло только продолжение рода и законный брак. Между тем Дарья словно в оцепенении не сводила с него глаз. Грудь ее вздымалась, и вдруг с каким-то рыдающим стоном, в котором слились восторг и необузданное желание, она рухнула на колени и, схватив его руку, стала покрывать ее страстными поцелуями.

– Алеша, – задыхалась она. – Алеша.

Плача и смеясь, она скорчилась у его ног. Странные, почти нечеловеческие звуки вырывались из ее горла, судорожная дрожь сотрясала тело, словно по нему пробегали электрические разряды.

Нил не знал, что с ней – истерика или приступ эпилепсии.

– Перестаньте, – взмолился он. – Перестаньте.

Он поднял ее и усадил на стул. Но чуть только он попытался отойти, как она обвила его шею руками и повисла на нем, целуя его лицо. Нил отбивался, увертывался, загораживался рукой. Внезапно она укусила его. Боль была такой пронзительной, что он непроизвольно наотмашь ударил ее.

– Сатана, – закричал он.

Сильный удар заставил Дарью разжать объятия. Нил взглянул, на руку. Дарья прокусила ему сбоку ладонь, и на ней выступила кровь. Глаза Дарьи сверкали. Она вся была как натянутая струна.

– С меня хватит. Я ухожу, – сказал Нил.

Дарья вскочила.

– Я с тобой.

Нил надел шлем и, подхватив снаряжение, бросился прочь. Перемахнув через три ступеньки, он спрыгнул на землю. Дарья последовала за ним.

– Я иду в джунгли, – сказал он.

– Мне все равно.

Охваченная безумием, она забыла свой панический страх перед джунглями. Забыла о змеях и диких зверях, не замечала, как ветки хлещут ее по лицу, а лианы цепляют за ноги. Нил знал каждый ярд в окрестном лесу. Он усмехнулся про себя, – пусть побегает, поделом ей. Нил стремительно шел напролом сквозь заросли. Дарья бежала за ним спотыкаясь, но не собираясь сдаваться. Ослепленный яростью, он ломился сквозь кусты, и она неслась следом. И говорила не переставая. Он не слушал ее. Дарья то умоляла пожалеть ее, то кляла свою судьбу, то впадала в кротость и рыдала, заламывая руки, то пыталась улестить его. Слова лились из нее непрерывным потоком. Это был бред сумасшедшей. Наконец на небольшой поляне Нил внезапно остановился и резко повернулся к женщине.