Текст книги "Рассказы "

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Тут уж я окончательно потерял над собой контроль.

– Ты безмозглый идиот! – заявил я ему. – Если бы я не собирался жениться, причем жениться немедленно, в течение двух недель, разве стал бы я три дня подряд сидеть над любовными письмами от женщин, которых я никогда и в глаза не видел?

– Успокойся и слушай, что я тебе скажу, – сказал он мне тогда. – У меня в Женеве есть двоюродная сестра. Она швейцарка. У нее совершенно безупречная репутация, она достаточно молода, старой девой осталась потому, что последние пятнадцать лет ухаживала за своей больной матушкой, которая недавно умерла, она очень образованна и вовсе не безобразна.

– Прямо пример для подражания, – сказал я.

– Этого я не утверждаю, но она получила хорошее воспитание и вполне справится с ролью, которую ты можешь ей предложить.

– Ты забываешь одну маленькую деталь. Где те доводы, которые заставят ее бросить друзей, отказаться от привычного образа жизни ради того, чтобы сопровождать в ссылке сорокадевятилетнего мужчину, которого к тому же никак не назовешь красавцем?

Monsieur le Gouverneur прервал свой монолог и, пожав плечами столь выразительно, что голова его почти скрылась между ними, повернулся к нам:

– Я уродлив, и мне об этом прекрасно известно. Бывает уродство, которое внушает уважение или страх, мой же тип уродства способен вызвать лишь смех, и этот тип – самый худший. Когда люди видят меня впервые, они не содрогаются от ужаса, что в какой-то степени было бы лестно, а просто начинают смеяться. Вы знаете, когда сегодня утром наш чудесный мистер Уилкинс показывал мне своих животных, орангутанг Перси, увидев меня, протянул навстречу лапы и, если бы не решетка клетки, прижал бы к груди, как давно пропавшего без вести родного брата. Однажды, когда я гулял по парижскому зоопарку и вдруг услышал, что сбежала человекообразная обезьяна, я как можно скорее направился к выходу, боясь, что, ошибочно приняв меня за беглеца, меня схватят и, не слушая никаких объяснений, упрячут в обезьяний вольер.

– Voyous, mon ami, [25]25
  Послушай, друг мой (франц.).


[Закрыть]– сказала его супруга своим напевным бархатистым голосом, – ты совсем зарапортовался. Я не говорю, что ты Аполлон, в твоем положении это и не требуется, но ты полон достоинства, умеешь прекрасно держаться в обществе, любая женщина даст тебе самую лучшую аттестацию.

– Я продолжу свой рассказ. Итак, когда я с сомнением отнесся к предложению моего знакомого, он мне сказал:

– Поступки женщин не поддаются логике. В женитьбе есть нечто такое, что привлекает их самым удивительным образом. Чем ты, собственно говоря, рискуешь? В конце концов, когда женщине предлагают руку и сердце, для нее это комплимент. В худшем случае она откажется.

– Но я ведь твою двоюродную сестру даже не знаю и не имею понятия, как с ней познакомиться. Не могу же я просто прийти к ней в дом, спросить ее и, когда меня проведут в гостиную, объявить: «Voila, [26]26
  Ну вот (франц.).


[Закрыть]я приехал просить вас выйти за меня замуж». Она примет меня за сумасшедшего и станет звать на помощь. Кроме того, я человек крайне застенчивый и на такой шаг в жизни не решусь.

– Я научу тебя, как поступить, – сказал мой знакомый. – Поезжай в Женеву и передай ей от меня коробку шоколада. Она будет рада новостям обо мне и примет тебя с удовольствием. Ты можешь с ней немного поболтать, и, если она тебе не понравится, ты просто распрощаешься и уйдешь, и все останется как было. Если же, напротив, она тебе понравится, мы займемся этим вопросом серьезно, и ты сделаешь ей официальное предложение.

Я был в отчаянии. Казалось, другого выхода у меня не было. Не теряя времени, мы пошли в магазин и купили огромную коробку шоколада, и вечером того же дня я поездом выехал в Женеву. Прибыв туда, я тотчас послал ей с посыльным записку, извещая, что у меня находится подарок от ее двоюродного брата и я с большим удовольствием передал бы этот подарок лично. Через час пришел ответ, в котором она сообщала, что будет рада принять меня в четыре часа дня. Все оставшееся время я провел перед зеркалом – я семнадцать раз завязывал и снова развязывал галстук. Ровно в четыре часа я появился на пороге ее дома, и меня сразу провели в гостиную. Она меня ждала. Ее двоюродный брат сказал, что она не безобразна. Представьте, как я изумился, увидев молодую, enfin [27]27
  Ну, скажем (франц.).


[Закрыть]еще молодую женщину, с благородной осанкой, величавую, как Юнона, красивую, как Венера, во взгляде которой светился ум Минервы.

– Ты совсем утратил чувство меры, – поморщилась его супруга. – Но всем уже и так ясно, что тебя здорово заносит.

– Клянусь вам, я не преувеличиваю. Я был так поражен, что чуть не выронил коробку с шоколадом. Но я тут же сказал себе: «La garde meurt, mais ne se rend pas». [28]28
  Гвардия умирает, но не сдается (франц.).


[Закрыть]Я передал ей коробку конфет и рассказал о ее двоюродном брате. Я нашел, что она очень общительна. Так мы проговорили четверть часа, после чего я скомандовал себе: «Вперед». И тогда я сказал ей:

– Mademoiselle, я должен признаться, что прибыл сюда не только ради того, чтобы передать вам коробку шоколада.

Улыбнувшись, она ответила, что у меня, вполне естественно, были более серьезные причины для приезда в Женеву.

– Я приехал сюда, чтобы просить вашей руки.

Она вздрогнула.

– Но, monsieur, вы сошли с ума, – сказала она.

– Умоляю вас не отвечать, пока вы не выслушаете факты, – прервал ее я и, не дав ей произнести ни слова, выложил все как было, от начала до конца.

Я рассказал ей об объявлении в «Фигаро», и она смеялась так, что по щекам текли слезы. Потом я повторил свое предложение.

– Вы это серьезно? – спросила она.

– Как никогда в жизни серьезно.

– Глупо отрицать, что ваше предложение является для меня неожиданностью. О замужестве я и не помышляла, возраст мой уже не тот, но тем не менее ваше предложение не из тех, которые женщины отвергают не задумываясь. Оно мне льстит. Мне нужно на размышление несколько дней.

– Mademoiselle, я в полном отчаянии, – воскликнул я, – но у меня абсолютно нет времени! Если вы не согласитесь выйти за меня замуж, мне придется вернуться в Париж и снова усесться за чтение, ибо тысячи полторы писем еще могут привлечь мое внимание.

– Но помилуйте, совершенно ясно, что я не могу вам дать ответ немедленно! Четверть часа тому назад я даже не подозревала о вашем существовании. Я должна посоветоваться с друзьями и родственниками.

– Да какое они к этому имеют отношение? Вы взрослый, самостоятельный человек. Дело очень срочное. Ждать я не могу. Я вам обо всем рассказал. Вы умная женщина. Разве может длительное раздумье повлиять на решение, принятое под влиянием минутного побуждения?

– Я надеюсь, вы не требуете от меня ответа сию же минуту? Это уж слишком.

– Именно об этом я и прошу. Мой поезд отправляется в Париж через пару часов.

Она задумчиво посмотрела на меня.

– Вы сумасшедший, это совершенно ясно. Вас нужно посадить под замок для вашей собственной безопасности и для безопасности окружающих.

– Так какой же будет ответ? – не отступал я. – Да или нет?

Она пожала плечами.

– Mon Dieu! [29]29
  Господи! (франц.)


[Закрыть] —Минуту она молчала, а я сгорал от нетерпения, мучительно ожидая ответа. – Да!

Губернатор простер руку в сторону жены:

– И вот вам моя жена. Через неделю мы вступили в брак, и я стал губернатором колонии. Я взял в жены настоящее сокровище, уважаемые господа, женщину с прекрасным характером, какой встречается лишь у одной из тысячи, существо с мужским умом и женским сердцем, восхитительно женственное.

– Но, mon ami, попридержи хоть чуточку свой язык, – урезонивающе произнесла его супруга. – Теперь ты не только себя, но и меня выставляешь на посмешище.

Он повернулся к бельгийскому полковнику:

– Вы кажется, холостяк, полковник? Если это так, я самым решительным образом рекомендую вам отправиться в Женеву. Там настоящий цветник (он так и сказал: «une pepinière») очаровательных молодых девушек. Такую жену, как там, вы не найдете нигде. Кроме того, Женева – чудесный город. Не теряйте времени, полковник, езжайте туда, я вам дам адрес племянницы моей супруги.

Черту под рассказом подвела она:

– Дело в том, что в браке по расчету вы не рассчитываете на многое, поэтому вряд ли вы будете сильно разочарованы. И поскольку вы не предъявляете друг к другу повышенных требований, причин для злости и раздражения нет. Вы и не ищете в другом совершенства, поэтому к недостаткам друг друга относитесь терпимо. Страсть, конечно, прекрасная вещь, но она не является надежной основой для брака. Видите ли, двое могут быть счастливы в браке лишь тогда, когда они в состоянии уважать друг друга, когда они занимают одинаковое положение в обществе, когда у них есть общие интересы. В этом случае, если они порядочные люди, если готовы не только брать, но и давать, если готовы жить не только для себя, но и для другого, их союз может оказаться таким же счастливым, как наш. – Она сделала паузу. – Но, кроме всего прочего, мой муж – в высшей степени достойный человек.

Нил Макадам
(Пер. Н. Васильева)

У капитана Бредона было доброе сердце. Узнав, что Ангус Манро, хранитель музея в Куало-Солор, посоветовал своему новому помощнику Нилу Макадаму остановиться в Сингапуре в гостинице «Ван Дейк», капитан охотно согласился взять парня под свою опеку. Бредон плавал на «Султане Ахмеде» и, когда судно становилось на рейд в сингапурском порту, неизменно поселялся вместе со своей женой-японкой в гостинице «Ван Дейк», всегда в одном и том же номере. Здесь был его дом. Когда через две недели капитан вернулся из плавания у берегов Борнео, голландец-управляющий сказал ему, что Нил уже два дня как приехал. В пыльном саду гостиницы сидел юноша и читал старые номера «Стрейтс таймс». Прежде чем подойти, капитан некоторое время изучал его со стороны.

– Полагаю, вы Макадам?

Нил встал и, покраснев до корней волос, смущенно ответил:

– Да.

– Меня зовут Бредон. Я капитан на «Султане Ахмеде». Вы отплываете со мной во вторник. Манро просил приглядеть за вами. Не выпить ли нам по стаканчику? Надо думать, вы уже попробовали местный джин.

– Благодарю вас, я не пью.

Юноша говорил с сильным шотландским акцентом.

– И правильно делаете. В здешних краях выпивка сгубила немало хороших людей.

Капитан подозвал боя-китайца и заказал себе двойное виски с содовой.

– Чем вы тут занимались после приезда?

– Бродил по городу.

– В Сингапуре нет особых достопримечательностей.

– Я видел много интересного.

Разумеется, первым делом Нил отправился в музей. Там он не обнаружил для себя почти ничего нового, но сердце его взволнованно забилось при одной мысли, что все эти звери и птицы, пресмыкающиеся, мотыльки, бабочки и прочие насекомые обитают здесь, на этой самой земле. С особым вниманием Нил изучал раздел, посвященный той провинции Борнео, столицей которой был Куала-Солор, поскольку ближайшие три года ему предстояло заниматься местной фауной. Между тем жизнь, кипевшая за стенами музея, буквально ошеломила его, и, не будь Макадам степенным и рассудительным молодым человеком, он громко рассмеялся бы от восторга. Ему открылся новый, совершенно неведомый мир. Нил бродил по городу, пока не стер ноги. Стоя на шумной перекрестке, он изумленно смотрел на бесконечные вереницы рикш, проворно бегущих человечков, впряженных в тележки. С моста через канал разглядывал он сампаны, тесно прижатые друг к другу, точно сардины в банке. Заходил в китайские магазинчики на Виктория-роуд, где продавались всевозможные диковины. Бомбейские купцы, импозантные и шумные, зазывали его в свои лавчонки, предлагая шелк и украшения с фальшивыми драгоценностями. Нил засматривался на грустных тамилов, шествовавших отрешенно и с суровой грацией, на бородатых, исполненных надменного, достоинства арабов в белых фесках. Всю эту разноплеменную толпу заливало потоками ослепительных жарких лучей солнце. Нил растерялся. Ему подумалось, что пройдут годы, прежде чем он сумеет познать этот красочный, пестрый и многоликий мир.

Вечером после обеда капитан Бредон предложил Нилу проехаться по городу.

– Пора познакомиться со здешней жизнью, – сказал он.

Они взяли рикш и отправились в китайский квартал. В плавании капитан не брал в рот спиртного, зато на берегу давал себе волю. Чувствовал он себя превосходно. Рикши остановились у дома в переулке. Капитан постучался, их впустили. Миновав узкий коридор, они оказались в большой комнате. Вдоль стен тянулись покрытые красным плюшем скамьи, на которых сидели женщины – француженки, итальянки, американки. Надрывно дребезжала пианола, несколько пар танцевали. Капитан заказал выпивку. Женщины, ожидая приглашения, призывно поглядывали на вошедших.

– Ну, молодой человек, которая из девиц вам приглянулась? – спросил капитан игриво.

– Чтобы переспать с ней, хотите вы сказать? Ни одна.

– Между прочим, в тех краях, куда вы направляетесь, нет белых женщин.

– Это не имеет значения.

– Хотите посмотреть на туземок?

– Мне все равно.

Капитан расплатился, и они отправились в другой дом. Здесь были только китаянки, изящные и грациозные, с миниатюрными ножками и ручками, точно чашечки цветов, и одеты они были в шелковые платья с цветочным рисунком. Но накрашенные лица напоминали маски, а черные глаза насмешливо смотрели на незнакомцев. Во всем облике девушек было нечто странное, они казались заводными куклами.

– По-моему, с этим заведением стоит познакомиться, поэтому я и привел вас сюда, – сказал капитан с видом человека, исполняющего священную обязанность. – Но на них можно только любоваться. Они почему-то не жалуют нас. Кое-где в такие китайские дома даже не пускают белых. Говорят, от нас воняет. Чудно, правда? Оказывается, мы смердим, как покойники.

– В самом деле?

– По мне, так лучше всех – японки, – продолжал капитан. – Вот уж они настоящие красотки. Я сам женат на японке. Пошли, я отвезу вас к таким девицам, что провалиться мне на этом месте, если ни одна не придется вам по вкусу.

Рикши поджидали их. Капитан Бредон сказал, куда ехать, и они помчались. Открывшая дверь пожилая дородная японка встретила их низкими поклонами. Она провела гостей в светлую чистую комнату, где не было никакой мебели, только циновки на полу. Они сели. Немного погодя вышла девочка с подносом, на котором стояли две пиалы с бледным чаем. Застенчиво кланяясь, она подала каждому гостю пиалу. Капитан что-то сказал хозяйке, и та, взглянув на Нила, захихикала. Потом по ее знаку девочка вышла, и вскоре в комнату грациозно вплыли четыре девушки. Они и вправду были прелестны – в кимоно, с черными блестящими волосами, уложенными в затейливые прически; невысокого роста, пухленькие, круглолицые; глаза их весело блестели. Девушки низко поклонились и, как благонравные барышни, произнесли вежливые приветствия. Речь их была похожа на птичий щебет. Опустившись на колени с двух сторон около каждого гостя, они принялись мило кокетничать. Вскоре капитан обнимал двух девушек за тонкие талии, а те – весело трещали без умолку. Нилу показалось, что девушки капитана посмеиваются над ним, они то и дело поглядывали на него с лукавым озорством, и он залился румянцем. Но две другие прижимались к нему и, не переставая улыбаться, как ни в чем не бывало щебетали на своем языке, словно он прекрасно их понимал. Они излучали такую жизнерадостность и простодушие, что Нил рассмеялся. Девушки предупреждали каждое его движение. Подали ему пиалу, а когда он выпил чай, заботливо взяли ее у него из рук. Поднесли спичку к сигарете, когда ему захотелось закурить, а одна девушка подставила маленькую нежную ладошку, чтобы пепел не упал ему на одежду. Они гладили нежное лицо юноши и с любопытством разглядывали его большие сильные руки. Всей своей повадкой они напоминали игривых котят.

– Ну что, – спросил капитан, – еще не выбрали?

– О чем вы?

– Я посмотрю, на ком вы остановитесь, а потом выберу себе.

– Мне что-то не хочется. Я, пожалуй, вернусь в гостиницу.

– Почему? Вы что, боитесь?

– Нет, просто мне это не по душе. Но я не собираюсь вам мешать. Вполне и один доберусь.

– Тогда и мне тут делать нечего. Я просто хотел поддержать компанию.

Капитан что-то сказал хозяйке, и девушки с удивлением обернулись на Нила. Пожилая японка, похоже, о чем-то спросила, и капитан в ответ пожал плечами. Одна из девушек произнесла какую-то фразу, и все дружно рассмеялись.

– Что она сказала? – спросил Нил.

– Ничего особенного, просто пошутила, – улыбнулся капитан.

Но и он с любопытством взглянул на Нила. Девушка, которая всех рассмешила, сказала еще что-то, обращаясь прямо к юноше. Хотя он и не понимал по-японски, но под ее насмешливым взглядом покраснел и нахмурился от досады, что из него делают посмешище. Девушка рассмеялась и, обняв Нила за шею, поцеловала.

– Ну что ж, идем, – сказал капитан.

Когда они, отпустив рикш, вошли в гостиницу, Нил снова спросил:

– Чем девушка так всех насмешила?

– Она сказала, что вы девственник.

– Не понимаю, что в этом смешного, – проговорил Нил, растягивая слова на шотландский манер.

– В самом деле?

– Конечно.

– Сколько вам лет?

– Двадцать два.

– И долго вы собираетесь ждать?

– Пока не женюсь.

Капитан промолчал. Прощаясь с Нилом на лестнице, он протянул ему руку. В глазах его засветился лукавый огонек, когда он пожелал молодому человеку спокойной ночи, но Нил ответил ясным, простодушным и безмятежным взглядом.

Через три дня «Султан Ахмед» снялся с якоря. Среди пассажиров Нил был единственным белым. Пока капитан занимался делами, Нил перечитывал «Малайский архипелаг» Уоллеса. [30]30
  Уоллес Алфред Рассел(1823–1913) – английский естествоиспытатель, один из основоположников зоогеографии.


[Закрыть]Эта книга, которую он знал с детства, вновь вызывала у него живой интерес. Когда капитан отдыхал, они играли в крибедж или сидели в шезлонгах на палубе, курили и разговаривали. Нил был сыном провинциального врача и, сколько себя помнил, всегда тянулся к природе. После школы он поступил в Эдинбургский университет и, окончив его с отличием, получил степень бакалавра. Нил искал себе место в биологической лаборатории и однажды, просматривая журнал «Нейчер», наткнулся на объявление: хранителю музея в Куала-Солор требовался помощник. Дядя Нила, коммерсант из Глазго, был когда-то знаком с хранителем музея, Ангусом Манро, и теперь написал ему письмо с просьбой взять племянника на испытательный срок. Хотя Нил занимался энтомологией, он умел неплохо делать чучела, а это условие особо оговаривалось в объявлении. Дядя приложил к письму отзывы педагогов и в заключение упомянул, что Нил выступал за футбольную команду университета. В ответ пришла телеграмма с приглашением приехать, и через две недели Нил отправился в путь.

– Что за человек мистер Манро? – спросил Нил.

– Славный малый. К нему все прекрасно относятся.

– Я поискал его работы в научных журналах. Нашел одну в последнем номере «Ибиса» о голоспинном листоносе.

– Ну, я в этом не разбираюсь. Знаю только, что у него жена русская, и ее недолюбливают.

– В Сингапуре я получил от мистера Манро письмо, он предлагает мне пожить у него, пока я не осмотрюсь и не найду что-нибудь подходящее.

Между тем они уже плыли вверх по реке. В ее устье раскинулась рыбацкая деревушка, тут и там над водой поднимались дома на сваях. По берегам в изобилии росли пальмы нипы и причудливые мангры. За ними зеленели заросли девственного леса. Вдали на фоне голубого неба темнел изломанный силуэт горы. Сердце Нила забилось от волнения, он с жадностью вглядывался в открывавшуюся картину и не верил собственным глазам. Нил вез с собой томик Конрада и, зная его почти наизусть, ожидал увидеть угрюмую, таинственную страну. Он с изумлением смотрел на мягкие, нежные тона неба. Легкие белые облачка, застывшие на горизонте, словно захваченные штилем суденышки, сияли в лучах солнца. Залитая ослепительным солнечным блеском, листва в лесу переливалась всеми оттенками зелени. Тут и там среди фруктовых деревьев виднелись тростниковые крыши малайских хижин. Туземцы, стоя в челноках, гребли вверх по течению. Все, что открывалось глазу, не таило в себе угрозы, и уж тем более в это лучезарное утро нельзя было заметить и намека на угрюмую мрачность, напротив, все окрест создавало впечатление простора и свободы. Страна встречала Нила благосклонно и приветливо, и в этом радушии ему чудилось обещание счастья. Капитан, стоя на мостике, ласково посматривал на юношу. За четыре дня пути Бредон искренне привязался к нему. Нил и вправду не брал в рот спиртного и подчас не понимал шуток, но в этой его серьезности было нечто подкупающее. Все представлялось ему интересным и важным, и, даже если шутки не казались смешными, он все равно смеялся, чтобы не обидеть вас. Нил радовался всему, потому что жизнь была прекрасна, и с благодарностью выслушивал любую ерунду. Держался он с безукоризненной вежливостью. Когда о чем-нибудь просил, то обязательно добавлял «пожалуйста» и непременно благодарил. Ко всему прочему, он был необычайно хорош собой. С непокрытой головой Нил стоял у поручней, глядя на проплывавший мимо берег. Высокий, больше шести футов, широкоплечий, с узкими бедрами, с длинными руками и ногами, он еще сохранял едва уловимую мальчишескую нескладность. Казалось, в нем было что-то от жеребенка, готового вот-вот пуститься вскачь. На солнце его вьющиеся каштановые волосы отливали золотом. Большие темно-синие глаза светились добротой и говорили о том, что у их обладателя был счастливый нрав. Небольшой прямой нос, крупный рот и упрямый подбородок; скулы довольно широкие. Но больше всего в его внешности поражала кожа, белая и гладкая: лишь на щеках был нежный румянец. Такой коже позавидовала бы любая женщина. Каждое утро капитан Бредон встречал Нила одной и той же шуткой:

– Ну, дружище, вы сегодня брились?

Нил проводил рукой по подбородку.

– Нет, а по-вашему, уже пора?

Капитан неизменно заливался смехом.

– Пора? Да у вас щеки, как попка у младенца.

Нил краснел до корней волос.

– Я бреюсь раз в неделю, – парировал он.

Однако Нил привлекал к себе не только своей красотой. Он шел навстречу миру с таким чистосердечием, простотой и непосредственностью, что это не могло не вызвать симпатии. Но при всей его серьезности и глубокомыслии, готовности вступать в спор по любому поводу в нем чувствовалась какая-то наивность, оставлявшая немного странное впечатление. Капитан никак не мог найти этому объяснение.

– Может, все дело в том, что он еще не знал женщин? – гадал он про себя. – Забавно. А ведь я был уверен, что у него от девушек отбою нет. С таким-то цветом лица.

Тем временем «Султан Ахмед» приближался к излучине, за которой открывалась панорама Куала-Солор, и капитану пришлось прервать свои размышления. Он дал команду в машинное отделение. Судно сбавило ход. Куала-Солор, белый нарядный городок, беспорядочно раскинулся на левом берегу реки, а справа на холме возвышались форт и дворец султана. Дул свежий ветерок, и на высокой мачте гордо реял султанский флаг. Якорь бросили посередине реки. К судну подошел служебный катер, на нем прибыли доктор, офицер полиции и с ними высокий худощавый человек в белых парусиновых брюках. Капитан, встречая посетителей наверху у сходней, пожимал им руки. Здороваясь с последним из прибывших, он сказал:

– Я доставил ваше юное дарование целым и невредимым, – и, взглянув на Нила, добавил: – А это Манро.

Высокий худощавый человек протянул Нилу руку, окинув его оценивающим взглядом. Нил слегка покраснел и улыбнулся. Зубы у него были превосходные.

– Здравствуйте, сэр.

Манро не улыбнулся в ответ, только его серые глаза чуть заметно потеплели. У него были впалые щеки, тонкий орлиный нос и бледные губы. Кожа совсем потемнела от загара. Лицо казалось усталым, но очень добрым, и Нил сразу же почувствовал к этому человеку доверие. Представив, юношу доктору и полицейскому, капитан пригласил всех к себе выпить. Когда бой принес пиво, Манро снял тропический шлем, и Нил увидел, что его коротко остриженные каштановые волосы уже тронуты сединой. На вид Манро было лет сорок, держался он со спокойным достоинством умного человека, что сразу же отличало его от весельчака-доктора и довольно развязного полицейского.

– Макадам не пьет, – объяснил капитан, когда бой налил пиво только в четыре стакана.

– Тем лучше, – откликнулся Манро. – Надеюсь, вы не пытались его совратить?

– Попробовал было в Сингапуре, – ответил капитан, и в его глазах заплясали веселые искорки, – да только понапрасну потерял время.

Выпив пиво, Манро сказал Нилу:

– Нам, пожалуй, пора.

Бой, приехавший с Манро, занялся багажом Нила, а они сели в сампан и вскоре причалили к берегу.

– Отправимся прямо ко мне или хотите сначала осмотреть город? У нас есть часа два до завтрака.

– А можно пойти в музей?

Глаза Манро затеплились улыбкой. Просьба юноши явно доставила ему удовольствие. Нил был застенчив, а Манро от природы не отличался разговорчивостью, поэтому шли они молча. Вдоль реки тянулись хижины туземцев, здесь жили малайцы, ни в чем не изменившие древним обычаям своих далеких предков. Поглощенные будничными заботами, они деловито, но без суеты сновали туда-сюда, и было видно, что это радостная здоровая деятельность. Она совершалась в согласии с естественным циклом, вехами в котором были рождение и смерть, любовь и обычные человеческие хлопоты. Манро провел Нила по базарам, узким улочкам с торговыми рядами, где великое множество китайцев в неутомимом споре с вечностью трудились не покладая рук, поглощали пищу и по своему обыкновению страшно галдели.

– После Сингапура это вряд ли поразит ваше воображение, – заметил Манро, – но и наш городок по-своему живописен.

Он говорил с менее выраженным шотландским акцентом, чем Нил, но заметно картавил, и скованность Нила сразу же прошла. Ему всегда казалось, что произношению англичан не хватает естественности.

Музей размещался в красивом каменном здании, и, когда они подошли к воротам, Манро невольно приосанился. Служитель отдал им честь. Манро заговорил с ним по-малайски, явно объясняя, кто такой Нил, так как служитель улыбнулся ему и снова отдал честь. После палящего зноя и ослепительного света улиц музей встретил их прохладой и мягким сумраком.

– Боюсь, вас ждет разочарование, – сказал Манро. – Наша коллекция далеко не полная. Мы весьма стеснены в средствах, но постарались сделать максимум возможного. Так что не судите строго.

Нил шагнул внутрь с нетерпением пловца, уверенно ныряющего в теплое море. Экспозиция была продумана до мелочей. Манро стремился не только развлечь, но и просветить, поэтому птицы, звери и рептилии были представлены, насколько возможно, в их естественной среде обитания. От застенчивости Нила не осталось и следа, он принялся с мальчишеским пылом обсуждать увиденное. Он так и сыпал вопросами. Восторгу его не было предела. Оба забыли о времени, и когда Манро глянул на часы, то с удивлением обнаружил, что они давно опоздали к завтраку. Взяв рикш, они поспешили домой.

Манро провел молодого человека в гостиную. На диване лежала женщина и читала. Увидев их, она медленно поднялась навстречу.

– Это моя жена. Мы заставили тебя долго ждать, Дарья.

– Какое это имеет значение? – улыбнулась она. – Разве есть на свете что-то более несущественное, чем время?

Она протянула Нилу довольно крупную руку и посмотрела на него долгим, внимательным, но приветливым взглядом.

– Вы конечно же осматривали музей.

Это была женщина лет тридцати пяти, среднего роста, со светлым ровным загаром на лице и светло-голубыми глазами. Волосы, разделенные посередине пробором и небрежно собранные в низкий пучок, казались тусклыми и имели необычный светло-каштановый оттенок. Лицо было округлое, с высокими скулами и довольно широким носом. Миссис Манро никак нельзя было назвать красавицей, но ее медлительные движения отличались какой-то чувственной грацией, а непосредственная манера держаться оставила бы равнодушным только статуи. На ней было легкое зеленое платье. По-английски она говорила превосходно, но с едва уловимым акцентом.

Сели завтракать. Нила вновь одолела застенчивость, но Дарья словно ничего не замечала. Она непринужденно разговаривала с ним, расспрашивала о путешествии, о Сингапуре, рассказывала о местном обществе. После завтрака Манро должен был представить нового служащего резиденту, – поскольку султан был в отъезде, а потом они собирались пойти в клуб. Там Нил и должен был увидеть всех.

– Вы будете здесь популярной личностью, – сказала Дарья, пристально глядя на Нила своими светло-голубыми глазами. Будь на его месте более искушенный человек, он понял бы, что она оценила и рост юноши, и его набирающую силу мужественность, блестящие волнистые волосы, замечательную кожу. – О нас здесь не слишком высокого мнения.

– Глупости, Дарья. Ты чересчур мнительна. Просто они англичане, только и всего.

– Ангуса считают чудаком, поскольку он занимается наукой. Что же касается меня, то, по мнению здешнего общества, с моей стороны довольно вульгарно быть русской. Но мне нет до них дела. Все они глупы. В жизни своей не встречала более ничтожных, ограниченных, лицемерных людей.

– Макадам только сегодня приехал, не морочь ему голову. Все эти люди, о которых ты так нелестно отзываешься, покажутся ему добрыми и приветливыми.

– Как ваше имя? – спросила Дарья.

– Нил.

– Я так и буду вас называть. А вы зовите меня Дарья. Терпеть не могу, когда меня величают миссис Манро. Чувствую себя в таких случаях женой министра.

Нил покраснел. Его смутило, что она так быстро отбросила с ним всякие церемонии. Дарья продолжала:

– Правда, среди мужчин есть и вполне приличные люди.

– Все они справляются со своими обязанностями, от них большего не требуется, – заметил Манро.

– Ну да, охотятся, играют в футбол, теннис и крикет. С ними я еще могу как-то ладить и даже неплохо. Но женщины – это нечто чудовищное. Они ревнивы, злобны и праздны. С ними не о чем говорить. Стоит затронуть какую-нибудь философскую тему, как они тут же принимают вид оскорбленной невинности, словно ты позволила себе нарушить приличия. Да и вообще, что от них ждать? Они совершенно ничем не интересуются. По их мнению, говорить о телесном непристойно, а о духовном позволительно только самодовольным резонерам.

– Не придавайте значения всему, что услышите от моей жены, – улыбнулся Манро своей доброй мягкой улыбкой. – Местное общество ничуть не хуже любого другого в колониях. Люди здесь не блещут умом, но и не такие уж безнадежные глупцы. Главное, они дружелюбны и добры, а это уже немало.

– Мне не надо, чтобы они были дружелюбными и добрыми. Люди должны быть живыми и страстными. Их должна волновать судьба человечества, проблемы духа, а не джин и приправы к завтраку. Они должны жить искусством и литературой. – Дарья резко повернулась к Нилу: – У вас есть душа?

– Не знаю. Это зависит от того, что вы имеете в виду.