355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уильям Моэм » Искатель. 1968. Выпуск №6 » Текст книги (страница 3)
Искатель. 1968. Выпуск №6
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 02:08

Текст книги "Искатель. 1968. Выпуск №6"


Автор книги: Уильям Моэм


Соавторы: Александр Казанцев,Дмитрий Биленкин,Игорь Подколзин,Род Серлинг,Михаил Ребров,Джон Рассел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Вечерело. Багровое солнце нависло над лесом. На зеленом поле аэродрома собрались летчики. Сидя на траве, тихо переговаривались, курили. Подошел техник самолета Фетисов и, как бы между прочим, бросил Георгию:

– А здорово вам досталось, товарищ лейтенант! Одиннадцать пробоин привезли. Едва залатали…

В один из таких будничных дней в полк пришел Указ о награждении Берегового орденом Красного Знамени.

В тот год, в перерыве между боевыми вылетами, Георгия приняли в партию. Билет с силуэтом любимого Ильича стал летчику еще одной наградой за подвиги.

А осенью 1943 года, когда был освобожден Киев, прямо на фронтовом аэродроме, неподалеку от крылатых машин, генерал Байдуков вручал боевые награды отважным летчикам. Георгий Береговой получил сразу две награды: второй орден Красного Знамени и орден Богдана Хмельницкого.

В полку о нем говорили: «В рубашке родился». Три раза загорался его самолет над целью. Трижды судьба выводила летчика на грань жизни и смерти. Трижды, будучи уже «похороненным», он возвращался в родной полк.

Однажды в районе города Ржева группа штурмовиков получила задание разыскать попавших в окружение конников и помочь им прорвать вражеское кольцо.

Во время поиска напоролись на зенитный заслон, прикрывавший железнодорожную станцию и мост через речку Обша. Георгий отвернул, сделал заход, полоснул огнем стволов и хотел было снова занять свое место в строю, как почувствовал, что с самолетом что-то неладно: фонарь забрызгало маслом, мотор задымил.

Стал соображать, что это могло быть: рули действуют, сектор газа тоже… Тянул понемножку, пока еще винт крутился. Потом мотор заглох. Пришлось спешно искать площадку для посадки. Но разве найдешь что-нибудь, когда высоты нет, а тяжелая машина, потеряв скорость, так и тянется к земле?

Упал на верхушки деревьев. Они ослабили удар. Выкарабкался из кабины, достал карту. Сориентировался. Сто пятьдесят километров пешком и «на перекладных» пришлось преодолеть, пока добрался до своих. Пять дней его не было в полку. Считали погибшим. А он пришел и через несколько дней снова повел грозный штурмовик.

…1944 год. Советские войска стремительно рвутся вперед. Бои идут на территории Румынии, Польши, Чехословакии. Корпус, в котором сражался летчик капитан Береговой, передислоцировался на территорию Венгрии. Упорные бои идут за каждый город, каждый населенный пункт. Но движение советских войск на запад не останавливается ни на час. Вперед! Только вперед! Эскадрилья Берегового все время в воздухе. Счет боевых вылетов давно перевалил за сотню. Новые боевые награды украсили грудь отважного летчика. И вот однажды…

Воины прославленного штурмового авиационного полка построились на летной дорожке. Плечом к плечу стоят военные летчики, техники, стрелки-радисты… Десятки мужественных, обветренных лиц.

– Полк, смирно! – звучит команда. – Слушай правительственный Указ! «За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство, – читал начальник штаба, – присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда… капитану Береговому Георгию Тимофеевичу…»


ИСПЫТАТЕЛЬ

Кончилась война. Многие ушли в запас, в «гражданку», как говорят военные люди. Он остался. Ведь небо для него – это все: и жизнь, и мечта, и работа. Майора Берегового посылают на курсы усовершенствования командного состава. Затем назначают начальником воздушнострелковой службы полка, потом – штурманом полка. В авиацию в те годы поступала новая, реактивная техника. Она требовала новых знаний. Военный багаж Георгия нуждался в глубоком переосмысливании, анализе.

Тогда и пришло решение подать рапорт с просьбой направить учиться в академию. Начальство не возражало. Послали. Но конкурсные экзамены он не сдал.

В испытательном институте, куда его направили работать, Георгий с грустью рассказал о случившемся.

– Ладно, можешь не объяснять, – прервал его бывалый летчик-испытатель. – Будешь летать у нас. Учиться тоже. Только, чур, не пищать. Мы люди суровые, хотя и добрые.

Новая работа была особенной. Особенной во всем, даже во внешнем виде аэродрома. Нигде раньше не встречал Георгий столь разных по назначению и конструкции самолетов, как на этом испытательном аэродроме.

Самолеты… самолеты… самолеты… Истребители и бомбардировщики, штурмовики и разведчики, вертолеты и транспортные. И нигде не было столько профессий, объединенных одним емким словом «испытатель». Летчики-испытатели, штурманы-испытатели, бортинженеры-испытатели, бортрадисты-испытатели… Это им в одиночку и вместе приходилось «прогонять» машины на самых критических режимах, испытывать скоростями и перегрузками, преднамеренно входить в штопор, подвергать обледенению, «обжимать» на максимальном скоростном напоре… Да разве перечислить все, что делают эти люди, чтобы идущие за ними чувствовали уверенность, верили в безотказность крылатой техники.

Днем и ночью, в дождь и туман, в трескучий мороз и изнуряющую жару они приходят на этот аэродром, который преисполнен отваги и мужества – непременных слагаемых профессии испытателя.

Испытатель… Многое в этом. Ведь испытания не зря называют немирной работой в мирное время. И каждый полет на новом самолете – это подвиг человека, дерзнувшего обуздать стальную птицу, приучить ее преданно и надежно служить людям.

…По заснеженному аэродрому рулил самолет. Сквозь легкий шумовой фон эфира слышалось мерное пение турбины. Голос руководителя передал: «231-й, взлет!» В ту же секунду летчик отпустил тормоза. Машина пошла на взлет.

Предстояло испытать новое радиооборудование. Переговоры с землей, вопросы, ответы. Стрелка высотомера медленно ползет по шкале, отсчитывая десятую тысячу метров. И вдруг сильное тело машины вздрогнуло. Самолет, словно раненая птица, начал медленно проседать. Летчик инстинктивно дал ручку от себя. Машина нехотя набирает скорость, но идет со снижением. Стрелки указателя оборотов двигателя безжизненно стоят на нуле.

«Подшипник заклинило!» – обожгла тревожная догадка. Рука сама потянулась к дроссельному крану, перекрыла подачу топлива.

В наушниках тишина. Связь с землей прервалась. Нет электропитания, нет связи. Эфир молчит.

Для Берегового ничего в эти секунды не существовало, кроме приборов. Как только машина входила в горизонтальный полет, скорость падала. Если она станет ниже минимальной, подъемная сила не сможет держать самолет в воздухе, он превратится в «обычные» тонны металла, готовые рухнуть на землю.

Сталью напряжены нервы и воля у того, кто в воздухе, и у тех, на земле, кто догадывался, что в небе происходило неладное.

Самолет падал, нет тяги двигателя. Летчик старался его удержать, разумно используя запас высоты. Он направлял машину к земле и тем самым увеличивал скорость, потом чуть выравнивал, потом снова к земле и снова выравнивал.

Остекление фонаря кабины покрылось туманом инея. Он все сгущается, ставя перед глазами летчика молочную пелену. Нет электропитания, нет обогрева…

И снова твердое: «Жора, спокойно! Ручку чуть от себя. Чуть-чуть! Высоту надо беречь».

Эту способность мыслить в самые критические минуты жизни испытателя воспитывают в себе годами.

Чем ниже спускался самолет, тем плотнее становилась стена облаков. Видимости никакой. Он тянется лицом к стеклу, дышит на него, трет перчаткой, чтобы высветить маленький пятачок. До боли в глазах всматривается в туман.

Но вот облака раскололись. Белым пятном стремительно надвигалась земля. Многотонная машина камнем летит вниз. Мысль работает со скоростью приборов – их показания фиксируются пилотом мгновенно: высота… скорость… высота… скорость… Точно невидимые нити связали мозг человека с незнающим страха организмом аппаратуры.

Впереди уже видна узкая серая полоска бетона. Стрелка высотомера перескакивает с деления на деление. Хватило бы высоты!

Теперь самолет куда трудней удержать от «проседания». Выпущенные шасси и щитки бешено сопротивляются встречному воздушному потоку.

Ручку управления от себя… Взгляд в пятачок. Мутная серость прорвалась до неправдоподобия ярким блеском снега, огоньком ударил в глаза зеленый букет ракеты. Пальцы на скользком штурвале занемели. До земли две-три сотни метров – три секунды! Раз… два… три… И он мастерски произвел посадку…

Испытывая новую технику, Георгий все время учился. Он добился своего и сдал экзамены на заочное отделение Военно-Воздушной академии. Окончил ее успешно. И продолжал летать на новых машинах.

Говорят, небо – это проба для людей. Людей, которые хотят быть летчиками. И проба не в том, чтобы выдержать тяжесть перегрузки, боль от перепадов давления, нехватку кислорода, экзамен нервам – это-то многие смогут, если закалят тело и волю. Проба в том, чтобы стать по-настоящему добрым и строгим, видеть в своих делах лишь обычную работу, уметь личное подчинить общественному, чувствовать, что ты за все в ответе, научиться разделить с другом и небом последние крошки и целую жизнь, и чтобы это стало обычным, как дыхание.

Разделить жизнь… Значит, рисковать приходится. А для этого, видно, надо иметь за душой что-то такое, что посильнее страха смерти, что помогло бы человеку сделать опасное дело смыслом всей жизни.

Именно смыслом. Если суммировать все время, проведенное им в воздухе, получится внушительная цифра – почти две с половиной тысячи часов, сто непрерывных долгих суток… Более пятидесяти типов самолетов записаны в летную книжку Берегового. Одна из основ его летного мастерства – опыт воздушных боев и штурмовок. Для него в воздухе слишком многое уже было, чтобы нечто могло сломить его или застать врасплох.

* * *

…Уходя на работу, он никогда не прощается, не говорит «до свидания». Шутливо потреплет по щеке дочку, бросит какое-то напутствие сыну… «А что сегодня у тебя?» Это вопрос жены.

– Береги себя, Жора, – просит Лидия Матвеевна. – Не будь таким отчаянным.

– Не надо, – прерывает он ее. – Я не могу быть иным.

* * *

После первых стартов пилотируемых космических кораблей он подал рапорт с просьбой зачислить его в отряд. Нет, не погоня за славой влекла на путь «звездолетчиков», не желание острых ощущений, не просто любопытство. Он сразу понял, что те, кого называют Икарами XX века, кто садится за штурвалы «Востоков», – тоже испытатели, испытатели еще более сложной и совершенной техники.

Наступил период, когда он действовал по принципу «стучись в любую дверь». Ему перевалило за сорок. Вроде бы совсем еще немного. Но на десять с гаком больше, чем Гагарину или Титову. Ему напоминали об этом, понимающе сочувствовали, но…

Он не отступал. Он доказывал свое право на мандат космического испытателя.

…«Звездный» встретил его январским морозцем. Резкий ветер дерзко пахнул в лицо, холодом тронул губы. Георгий Тимофеевич высоко поднял голову и широким солдатским шагом пошел навстречу электрическим огням, высвечивающим запорошенную аллею.

Через несколько дней ему предстояло включиться в ритм тренировок. Он знал, что впереди новая большая жизнь, полная радостей и забот, тревог и волнений…

И вот мечта, к которой он шел с таким упорством и настойчивостью, сбылась. Берегового назначили командиром космического корабля «Союз». С такой же, как и прежде, тщательностью готовился Георгий к новым испытаниям. Он знал: все, что было сделано и пережито раньше, – лишь первая ступенька крутой лестницы, ведущей в большое небо. Второй ступенькой становился сам космос.


СЧАСТЛИВОГО ПОЛЕТА!

Космодром, 26 октября.

Интересно наблюдать, как уходят в космос корабли и ракеты. Интересно наблюдать и лица тех, кто провожает их на орбиты. Напряженность внимательных глаз, прикушенные губы, резко обозначенные морщины. И потом улыбка, удивительная улыбка снятого напряжения.

Я видел, как наблюдал старт «Союз-2» Георгий Береговой. Он был молчалив и сосредоточен. Он долго смотрел вслед пылающему пятну, не отрывая глаз от бинокля. А потом я увидел его глаза, слегка прищуренные, но спокойные. Он знал, что стартовать ему завтра.

…Тишина на стартовой площадке. Покачивается от легкого ветерка, колышется в степи ковыль. И как будто прислушивается к этой тишине высокий обелиск в честь запуска самого первого из космических объектов – искусственного спутника Земли.

Ночью шел дождь. А утром мы стояли у самой ракеты и ждали приезда космонавта, видели последние приготовления стартовой команды. И вот еще один традиционный ритуал: полковник Береговой, командир корабля «Союз-3», докладывает Государственной комиссии о готовности к старту.

Нет, ничего не изменилось в нем со вчерашнего вечера. Космонавт спокоен, собран, настроен на работу.

Потом подъем на лифте и взмах рукой оттуда, с огромной высоты космического носителя.

…Пуск! После этой команды мы услышали его голос из корабля. Космонавт отвечал кратко:

– Понял, пуск.

– Как самочувствие? – спрашивали его.

– Нормально…

С пункта управления поступал счет секундам полета. Начались радиотехнические измерения траектории. Полученные данные поступают в координационно-вычислительный центр, вводятся в электронные машины. Они решают задачу и дают ответ на вопрос: каковы параметры орбиты?

Корабль «Союз-3» идеально выдержал заданные параметры. Все бортовые системы функционируют нормально.

Г. АЙДИНОВ
«КАМЕНЩИК»

Рассказ
Рисунки Н. ГРИШИНА

Никак не верилось, чтобы в наши дни, в Москве, – и случилось такое. Как будто сделалась явью одна из уголовных историй, которыми так богата была пора нэпа. Это в те времена, в двадцатых годах, орудовали шайки с устрашающими названиями: «Банда лесного дьявола», «Черные вороны» или даже «Руки на стенку». Охотясь за богатой добычей, преступники устраивали подкопы, разбирали стены, проламывали потолки и спускались по веревочной лестнице в ювелирные магазины и склады мануфактуры, принадлежащие богатым нэпманам.

Давно, казалось, канули в Лету подобные авантюры, оставившие след, может быть, только в детективной литературе. И вдруг… Со страниц какой же книги сошел этот «герой», от преступлений которого так и веяло уголовной стихией далекого прошлого.

* * *

Итак, большой магазин «Меха и головные уборы» неподалеку от Комсомольской площади.

В тот день директор магазина Федор Матвеевич Горлов, как всегда, пришел на работу первым.

Открывая сложные замки, он по привычке внимательно их осмотрел, проверил систему сигнализации, пломбы.

«Мягкое золото» стоит недешево, и во всех меховых магазинах принимаются строжайшие меры по его охране.

Все было в порядке.

Одна за другой в магазин вбегали продавщицы, проходили в служебное помещение, обменивались новостями.

– Быстрее, быстрее, девушки, – поторапливал их Федор Матвеевич. – Пройдитесь тряпочкой по зеркалам, протрите прилавки. Через десять минут открываем. Роза, – обратился он к молоденькой продавщице, старательно взбивавшей волосы у большого, в рост, зеркала, – пора браться за дело, успеешь… – Он не закончил фразы, ошеломленно уставившись в зеркало – в нем отражалась стена, посреди которой темнел квадрат обнаженного кирпича: секция отделанной под дуб панели, которой были облицованы стены магазина, валялась на полу.

Роза, проследив взгляд директора, замерла с поднятой над головой расческой.

Федор Матвеевич, резко повернувшись, опрометью метнулся к стене: над самым полом зияла большая дыра.

– Ничего не трогайте! – почти крикнул Федор Матвеевич. – Все оставайтесь на местах! Роза, быстро запирай магазин. На дверь табличку – «Закрыто на учет». Ко мне не заходить! – и бросился к телефону.

Срывающимися пальцами он судорожно набрал «02».

Окончив разговор, директор тяжело опустился в кресло.

Федору Матвеевичу показалось, что прошло не больше пятнадцати минут, как в дверь его кабинета постучали.

Высокий молодой человек в форме офицера милиции вошел в кабинет.

– Я из МУРа. Старший лейтенант Калитин. Что у вас тут приключилось?

Что приключилось, установить было довольно просто. В соседнем подъезде, под лестницей, у стены, что примыкала к магазину, стоял ларь метра полтора шириной и около двух метров длиной, с большой крышкой: зимой дворники брали из него песок посыпать мостовые и тротуары. Преступник забрался в ларь, отгреб от стены песок и, лежа на ледяном бетонном полу, надо думать, в течение многих часов долбил многослойную кирпичную стену. Он пробил идеально ровную дыру, диаметром сантиметров в сорок пять. Тут же валялись и инструменты: молоток-кувалда с короткой ручкой и длинный шлямбур, обтянутый резиновым шлангом, рядом – брезентовые рукавицы, телогрейка, пустые банки из-под консервов, опорожненная бутылка сухого вина.

Учет товарных ценностей в магазине был поставлен отлично. Не прошло и получаса, как директор подписал официальную справку: украдено двенадцать каракулевых пальто на сумму девять тысяч четыреста рублей.

Все повторялось в точности, как в тех двух ограблениях, которыми уже приходилось заниматься Павлу Калитину.

С год назад в меховой отдел универмага, что занимал сверху донизу все этажи большущего дома вблизи Садового кольца, через пролом в потолке проник вор и похитил десять каракулевых шуб стоимостью от тысячи до тысячи восьмисот рублей.

Спустя примерно восемь месяцев аккуратная круглая дыра появилась в стене комиссионного магазина, неподалеку от того же универмага. Исчезло восемь пальто.

Теперь третий случай.

Вор действовал только ночью. И надо было удивляться, как безошибочно находил он в темноте самые дорогие изделия: норку, соболя, каракуль.

Он был мастером своего дела, этот вор. Ни в находчивости, ни в умении, ни в смелости ему никак нельзя было отказать.

Бросалось в глаза, что «работал» он с нарочитым, как бы подчеркнутым единообразием. Туннели, сделанные им в стенах, отличались идеальной прямизной и точностью, а следы своего присутствия он не только не старался замести, а, наоборот, на месте преступления обязательно оставлял свою «спецодежду» и инструменты – всегда одни и те же – шлямбур и молоток-кувалду. Рядом непременно валялись пустые консервные банки и бутылки из-под цинандали.

В этом уже был вызов. Вор как бы говорил: «Работаю с комфортом, не торопясь, люблю жить широко и могу себе это позволить. Вот вам моя визитная карточка. С приветом!»

Однако отпечатков пальцев не оставлял.

Было над чем поломать голову.

* * *

Рабочий день в МУРе кончался.

Калитин сидел, запершись в своей комнате, не зажигая света, и не спешил уходить.

В коридоре было оживленно и шумно – хлопали двери, щелкали замки запираемых комнат. Слышны были отрывки разговоров, смех, шаги.

Звуки возникали в глубине коридора и таяли у лестницы, откуда доносился гул лифта.

Наконец все затихло. И в наступившей тишине Калитин обрел способность думать только об одном.

А думал он, конечно, об этом дерзком по своей откровенности и наглости преступлении, о грабителе, которого он про себя окрестил «каменщиком».

Да, это был каменщик высокой квалификации, потому что такая «прецизионная», высокоточная работа по камню с руки лишь настоящему мастеру.

Но как его искать? Проверять в исправительно-трудовых колониях – мол, не отбывал ли наказание каменщик высокого класса? А в какой колонии? В каком, хоть примерно, году? Сизифов труд… Что касается инструментов, оставляемых вором, то их свободно можно купить в любом скобяном или хозяйственном магазине. Умелому человеку, на худой конец, и самому не так трудно сделать тот же шлямбур из тонкой водопроводной трубы. Нет, и от инструментов танцевать, очевидно, бессмысленно. Иначе такой многоопытный, судя по всему, преступник не предоставлял бы их раз за разом в распоряжение розыска.

Прошли сутки со дня ограбления.

Уже взяты под наблюдение милиции комиссионные магазины и рынки. Не только в Москве и Московской области, а по всей стране. Меховые шубы украдены не затем, чтобы их засыпать нафталином и положить в сундуки. Рано или поздно, они «выплывут». Но может и так случиться, что их разрежут на шкурки и будут реализовывать по частям. А если манто станут продавать с рук, через знакомых? На них нет бирок «украдено». Продаем, мол, по случаю.

Черт его знает, как браться за это дело!

В дверь постучали.

Калитин даже обрадовался, что ему помешали, – все равно ничего путного не приходило в голову.

Он открыл дверь.

Перед Павлом стояли его старые друзья – Сережка Шлыков и Петр Кулешов.

Еще утром приказом начальника управления была создана опергруппа по раскрытию преступления в меховом магазине. Возглавил ее Калитин, а в его подчинение были назначены Шлыков и Кулешов. Весь день ребята передавали свои текущие дела заменившим их товарищам, чтобы полностью переключиться на поиски «каменщика».

– Сумерничаешь? – спросил Павла Петя Кулешов, переступая порог комнаты.

– Входите, парни, – улыбнулся Павел. – Признаться, мне покоя не дает наше дело. Поговорим?

Как-то сложилось, что все важные шаги в жизни – совместные ли, в отдельности ли каждого – они обязательно обсуждали на «триумвирате» – так пышно именовались их вечерние собеседования. Повелось это еще с университета, где они учились на юрфаке. Встречались ребята и по окончании курса, когда стали работать в оперативной части разных отделений московской милиции, правда реже. И вот судьба снова свела их вместе – больше года они работают в МУРе. А теперь, наконец, им доверили то самое серьезное, большое дело, которого они так долго ждали, на котором можно по-настоящему проверить свои силы, – необычное, таинственное.

– Я считаю, что вор – человек маленького, в крайнем случае, ниже среднего росточка.

Сережка Шлыков заявил это прямо с порога, первым «включая скорость».

Он и сам был «ниже среднего росточка». Худощавый, похожий на подростка, со своим воинственно торчащим темным чубом и удивительно ясными, очень приметными, голубыми глазами на узком, продолговатом лице. Смешливый и увлекающийся, полная противоположность Петру Кулешову – рослому, ладному парню, спокойному, даже флегматичному на вид, с круглым красным лицом – не то обветренным, не то просто от богатырского здоровья, – с маленькими добродушными глазками и крупным толстогубым ртом.

– Умозаключение, ничего не скажешь, делает тебе честь, – добродушно поддел приятеля Петр. – Как будто громоздкий детина мог поместиться в этом песчаном ларе и столько высидеть в нем.

– Конечно, тебя, например, в ларь засунуть было бы сложновато, – отпарировал Сергей. – А если он сухопарый по комплекции, но жилистый, выносливый, сильный? Тогда как?

– Тогда сдаюсь. Но, может, раз ты такой провидец, сразу скажешь и как его зовут?

– Как зовут – не скажу. А лет ему от роду, как говорил Гришка Самозванец в трагедии Пушкина, от сорока до пятидесяти – это почти бесспорно.

– Ах вот как! А почему бы ему не быть и помоложе? Работка эта вряд ли годится для пенсионного возраста.

– Пенсионный, с твоего разрешения, наступает много позже. А если говорить серьезно, то кое-какие соображения привести могу.

– Давай.

– Логика говорит, что мы имеем дело с многоопытным вором-рецидивистом. А они обыкновенно становятся такими как раз к сорока годам.

– Это они тебе сами сообщили?

– Нет. Это сообщил мне А. М. Яковлев. Вот его книжица «Борьба с рецидивной преступностью».

– Ого! Серега Шлыков, изучающий научные монографии, – это что-то новое.

Сергей сделал вид, что воспринял иронию друга как комплимент, достал из портфеля книгу и открыл заложенную страницу.

– Читайте сами, серые, темные личности.

– Читали, читали, Серега.

– Не принимай близко к сердцу Петькину подначку. Он просто выпытывает у тебя подтверждение своим мыслям, – вступил в разговор Павел. – В том, что ты так горячо отстаиваешь, несомненно, есть здравый смысл. Наверно, «каменщик» – человек пожилой.

– То-то. Значит, и мы не лыком шиты. – Сергей хитро подмигнул друзьям. – А сухое вино? Такую кислятину молодой парень ни за что бы с собой не приволок. Водочка или коньячок – другое дело.

Друзья засмеялись, но и это допущение Сергея посчитали не лишенным смысла.

– Мне все же представляется, – Павел придвинул свой стул ближе к столу, – что не ушли шубы из Москвы. Просто мы не сумели пока нащупать каналы, по которым сплавляется краденый товар. Давайте посчитаем. – Взяв большой красный карандаш, он вывел на листке бумаги три цифры. – За год с небольшим «каменщик», выходит, умыкнул ни много ни мало тридцать дорогостоящих меховых манто. – Эта цифра была обведена кругом. – Пусть по тысяче рублей в среднем каждое пальто, – последовало энергичное подчеркивание второй цифры. – Это, выходит, в общем тридцать тысяч, – снова дважды черкает по бумаге остро отточенный красный грифель. – Где, как не в столице, сбывать такие ценности. Сколько приезжих ежедневно бывает в магазинах, на рынках! Да и среди москвичей охотников хватит. Почему бы не предположить, что этот нахальный тип именно здесь, в городе, у нас под носом распродает шубы?

– Уже предположили. А дальше что? Предложить участковым провести работу по домам?

– Именно. Пусть потолкуют со своим активом в ЖЭКах, с дворниками, с квартиросъемщиками.

– А ты представляешь себе, сколько сигналов нам придется проверять?

– Игра, Петя, стоит свеч. Надо пробовать. Тем более…

Закончить мысль Павлу не удалось. В коридоре послышались медленные, тяжелые, хорошо знакомые шаги, и в комнату вошел Степан Порфирьевич Соловьев. Кабинет начальника отдела был неподалеку, и полковник имел обыкновение по вечерам заглядывать к сотрудникам «на голос», как он говорил.

– Не пора ли по домам? Десятый час.

– «Каменщик» покоя не дает, товарищ полковник. Вот прикидываем, как бы его за хвост ухватить.

Полковник остановился возле стены в своей любимой позе – опираясь на заложенные за спину руки. Он страдал от стенокардии, но старательно скрывал это. Однако глуховатый голос и паузы, томительные паузы, которые полковник невольно делал через каждые несколько фраз, выдавали его.

Тридцать лет уже отдал Соловьев службе в розыске. Он так и говорил «служба», и у него это слово приобретало какой-то особенно уважительный оттенок. Вероятно, потому что никогда он не был службистом.

Джером К. Джером сказал о Конан-Дойле: «Большого ума, большого роста, большой души человек».

Все три определения этой лаконичной и емкой характеристики с полным правом можно было отнести к полковнику Соловьеву.

Суховатый, даже порой резкий, требовательный, бескомпромиссный во всем, что касается работы, он пользовался большим уважением у сослуживцев. И очень многие молодые сотрудники, назначаемые в отдел к Соловьеву, считали, что им повезло в жизни.

– Садитесь, – сказал полковник «триумвирату», вставшему при его появлении. – Давайте потолкуем о вашем деле.

Степан Порфирьевич вопросительно взглянул на Калитина.

Старший группы коротко доложил начальнику отдела о первых выводах, к которым они пришли.

– Участковые уполномоченные? Можно, конечно, пойти на это. Работа кропотливейшая, огромная по масштабам. А шанс на успех – минимальный. Но шанс есть шанс, и не воспользоваться им мы не имеем права. Готовьте телефонограмму всем начальникам райотделов города. Позвоните в областное управление, чтобы оно дало такую же команду своим подразделениям.

Степану Порфирьевичу было трудно долго находиться в одной позе. Он присел на край стола, делая вид, что собирается с мыслями, заложил руку за борт пиджака и осторожно потер грудь – сердце, видимо, напоминало о себе.

– Теперь о преступнике. Предположим, как вы и считаете, все эти цирковые номера с проломами выкидывает рецидивист. Но мы аналогичных преступлений не знаем. Значит, раньше он воровал каким-то иным способом, а теперь переключился на каменные работы? Решил, так сказать, разнообразить приемы. Допустим. Мы посылали запрос в республиканские министерства. Не исключено, что выплывет какой-нибудь подходящий по «профилю» рецидивист, из тех, что отбыли последнее наказание, да поутихли. Но вполне возможно, что «каменщик», как вы его называете, не профессиональный преступник. Это предположение исключать никак нельзя.

Павел тоже склонялся к этой мысли. Интересно, какие доводы приведет полковник в пользу такой версии?

Но полковник никаких доводов не привел, а обратившись к Калитину, спросил:

– А вы как думаете?

Павел по своей давней спортивной привычке дважды коротко выдохнул через нос, «спаровозил», по определению Сергея. Павла учил так поступать тренер, чтобы снять излишнее предстартовое волнение. И он никак не мог избавиться от этой привычки, возможно, и потому, что она оказалась отнюдь не лишней, когда надо было секунду-другую переждать в разговоре.

– Я полагаю, товарищ полковник, что и такой вариант имеет право на существование.

– Почему?

– Очень уж архаичный и опасный способ применяет этот «каменщик». Для себя опасный. Шансов на удачу мало, а на провал – более чем достаточно. На такое может идти или изощренный, смелый преступник, или человек авантюрного толка, действующий «на арапа», с верой в свою счастливую планиду.

– Согласен. И так можно прикидывать.

– А мы тут догадки строили насчет возраста и облика «каменщика», – не выдержал долгого молчания Сергей.

– Догадки – вещь полезная, товарищ Шлыков. Но уже наступил тот самый край, когда количество их, этих наших догадок, должно перейти в очень желанное качественное состояние. Не так ли? На этом риторическом обращении не худо бы и закончить.

Соловьев улыбнулся, чтобы смягчить резкость своих слов, и взялся за ручку двери. Ему было не по себе, очень хотелось расстегнуть воротник рубашки и хоть немного полежать, ни о чем не думая. Как всегда, в минуты сердечной боли он корил себя, что перерабатывает, что не пошел в отпуск, как настаивали врачи. Может, потому и сорвалась с языка резкость. Уже в дверях он сказал:

– Завтра обсудим план действий, а сейчас прошу отправить телефонограммы и всем отдыхать…

* * *

Павел ехал домой в метро.

Он стоял в середине прохода, держась за металлический поручень и устремив взгляд за стеклянную стену вагона, как бы разглядывая там что-то свое, особенное, важное, что должно помочь разрешить занимавшие его проблемы.

Его красивое лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, казалось, что он не видит и не замечает ничего вокруг.

Он действительно был погружен в свои мысли, но профессиональная привычка фиксировать окружающее не оставляла его ни на минуту.


Поэтому, когда на станции «Белорусская» в вагон вошли оживленный мужчина со смеющейся девушкой под руку, Павел быстро и незаметно изменил позу, чтобы парочка его не заметила.

Это был Горлов. Тот самый Федор Матвеевич Горлов, директор ограбленного магазина, который неподвижно лежал в кресле, когда Петр зашел к нему в кабинет, явившись по вызову. Грузного, седого, далеко за пятьдесят, директора держала под руку молоденькая продавщица Роза, тогда насмерть перепуганная происшедшим, а сейчас хихикающая и что-то весело рассказывающая своему спутнику. Сюрприз, ничего не скажешь! Павел помнил результаты предварительной проверки: Горлов живет где-то рядом с Таганкой, Роза – около метро «Аэропорт». Сейчас уже двенадцатый час. Поздноватое путешествие в другой конец города затеял сей пожилой отец семейства, да еще отягощенный мрачными мыслями о похищенных у него в магазине немалых ценностях. Что же связывает директора магазина и продавщицу? Завтра Петр начнет знакомиться с сотрудниками ограбленных магазинов. Сам Павел с Сергеем будут разбираться в материалах по продаже с рук манто и форсируют поиски «каменщика» на стройках и в исправительно-трудовых колониях, решил Павел, не переставая искоса наблюдать за вошедшими. Роза продолжала щебетать. Горлов, немного склонившись к ней, слушал внимательно и снисходительно одновременно. Через две остановки они вышли, так и не заметив Павла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю