Текст книги "Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие"

Автор книги: Уильям Роберт Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– О Боже, как же я проголодался!

– По-моему, впереди приличный ресторанчик, если, конечно, судить по внешнему виду, ― сказала одна из девушек.

– Мне подходит, ― ответил Кинг и свернул к ресторану.

Они вышли, уселись за столик и стали ждать, когда к ним подойдут. Некоторое время спустя Макколл сказал:

– По-моему, нас не замечают.

– Похоже на то, ― ответил Кинг. ― И по-видимому, мы тут единственные черные.

– Что будем делать? Заедем еще куда-нибудь?

– Нет, давай досидим до конца. Девушки тоже согласились посидеть.

Владелец заведения сначала общими фразами, а потом вполне определенно дал им понять, что он не намерен их обслуживать.

– Я думаю, вам лучше уйти, ― заявил он и, пожав плечами, отошел прочь.

Обе негритянские пары упрямо продолжали сидеть. Хозяин вернулся.

– Я хочу, чтобы вы убрались отсюда, ― сказал он, краснея от гнева.

Они не двинулись с места. Хозяин пришел в сильнейшее возбуждение и начал кричать. В руке у него появился пистолет. Он кинулся к двери, распахнул ее, выстрелил в воздух и заорал:

– Я убью и за меньшее!

Молодые люди проводили своих подруг до машины, и те уехали. Затем приятели вернулись в ресторан в сопровождении полицейского, который арестовал хозяина. Пострадавшие обошли людей, сидевших в зале.

– Вы видели, что произошло? ― спросил Мартин у мужчины и женщины, чьи лица показались ему наиболее симпатичными.

–Э-э-э... нет, мы ничего не видели, простите, ― ответил мужчина.

В конце концов им удалось найти трех белых студентов из Пенсильванского университета, которые согласились дать показания.

Камденское отделение НАСПЦН обратилось в суд с иском к хозяину ресторана, который нарушил одну из статей Гражданского кодекса штата Нью-Джерси. Адвокат ассоциации уверил Кинга и его друзей в том, что их дело очень легко выиграть. Однако свидетели позже отказались от своих показаний, и дело повисло в воздухе. Стало ясно, что судебный процесс ― не самый простой и эффективный способ лечения расовой ненависти. Работу органов правосудия надо, как минимум, подкреплять другими действиями. Может быть, следует применять методы Ганди? И хотя сам инцидент ничем не закончился, он серьезно повлиял на Мартина Кинга.

Он упорно занимался, чтобы и в последний год учебы удержаться в отличниках. Учебная программа включала в себя психологию религии, социологию и обществоведение, а также христианскую этику. Это побудило Кинга изучить труды Рейнгодда Нибура, американского теолога, который начинал как последователь социального евангелизма Раушенбаха, но в 30-е годы отказался от идей пацифизма в пользу взглядов, которые он и его соратники назвали «христианским реализмом». Когда Мартин принялся размышлять над критическими замечаниями Нибура в адрес пацифизма, до него вдруг дошло, сколь близкими ему стали идеи ненасилия. Поначалу Нибур привел его в состояние замешательства. Он увидел в его сочинениях «необычайную способность постигать человеческую природу и в особенности поведение наций и социальных групп». Кроме того, Нибур не позволял ему забывать, что мотивы человеческого поведения чрезвычайно сложны, что люди могут совершать ужасные поступки, сохраняя при этом способность делать добро. В конце концов Мартин понял, что Нибур слишком зациклен на греховности человеческой природы, и потому счел его отказ от пацифизма не обоснованным.

В июне 1951 года Кинг добился поставленной цели: он стал бакалавром богословия. Помимо того что он удостоился чести произнести прощальную речь от имени всего курса, он стал победителем двух академических конкурсов и получил премию Перла Плафкнера за выдающиеся успехи в учебе, а также стипендию имени Льюиса Кроуцера в размере 1200 долларов. Эту стипендию он мог использовать для завершения учебы в любом университете страны по собственному усмотрению. По случаю окончания семинарии отец подарил ему новенький зеленый «шевроле».

Когда тем летом он вернулся в Атланту, знакомые пытались уговорить его остаться в городе. Доводы были примерно такие: «Ты и так уже долго учился. Твоего образования с лихвой хватит на то, чтобы быть проповедником. Смотри, как бы не переучиться, а то совсем оторвешься от тех людей, которые ходят в церковь». Мартин, однако, с улыбкой отвечал: «У меня в кармане стипендия в тысячу двести долларов. Вы что, хотите, чтобы я ее выбросил?»

Разумеется, отец тоже хотел, чтобы он остался в Атланте. Еще год назад он своей властью перевел Мартина из помощников пастора в заместители. Старшему Мартину шел всего пятьдесят второй год, но он уже думал о том, чтобы уйти на покой. Его церковь была своеобразным семейным предприятием, а в А. Д., младшем сыне, он не видел преемника. А. Д., по мнению отца, слегка сбился с пути, когда вопреки родительской воле бросил колледж и женился на Наоми Барбер, которую любил с детства. И хотя А. Д. также стал баптистским священником, ни он сам, ни тем более отец не рассматривали его кандидатуру в качестве продолжателя династии. Для этой роли куда больше подходил молодой Мартин, уже проявивший свои способности и в Эбенезере, и в Морхаусе, и в Кроуцере. Оставалось дождаться, пока он добьется докторской степени. С наступлением осени Мартин, получив отцовское благословение, загрузил в машину свои нехитрые пожитки и снова поехал учиться.

Для завершения учебы он выбрал Бостонский университет, известный как бастион либеральной теологии и философии персонализма, к которой Мартин испытывал тягу. Одним из ведущих представителей персонализма в Америке был Эдгар Шеффилд Брайтмен. Для него Господь Бог не был абсолютной силой, которая управляет Вселенной из своего невидимого далека. В монографии «Проблема Бога» он писал, что Господь является непосредственным участником бытия, «выступая как сила, которая достигает свои цели вопреки противодействию». Таким образом, личность проявляется не как некая заданная ценность или неизменяемая сущность; напротив, она достигает самораскрытия и идентификации только в процессе борьбы и роста.

Мартину не суждено было долго учиться у Брайтмена: в 1953 году профессор скончался. Однако и Брайтмен, и его коллега Л. Гаролд Деволф оставили глубокий след в сознании Мартина. Всю свою жизнь он верил в такого Бога, который уважает личность и ценит душу каждого человеческого существа. Под влиянием Брайтмена Кинг взялся за изучение гегелевской концепции всемирно-исторической личности, способной воплотить волю Мирового Духа и двигать таким образом историю человечества к предначертанной ему судьбе. Он не сомневался, что Ганди явил собою образец подобной личности. В любом случае гегелевское понимание истории как диалектического процесса импонировало ему больше, чем исторический материализм Маркса. В отличие от последнего, в учении Гегеля нашлось место и Богу, и человеческой личности.

Здесь же, в Бостоне, Кинг познакомился с творчеством философов-экзистенциалистов Жан-Поля Сартра, Карла Ясперса и Мартина Хайдеггера, а также уточнил свое отношение к Ницше. До встречи с Мордесайей Джонсоном та беспощадная критика, с которой Ницше обрушивался на то, что он сам называл «христианским раболепием», на время поколебала веру Мартина в силу любви. Читая экзистенциалистов, он нашел в них кое-какие детали, которых ему так недоставало в грандиозных и абстрактных видениях Гегеля. Благодаря экзистенциалистам он также заинтересовался теологией Пауля Тиллиха. Из всех достижений философии экзистенциализма Мартин позднее выделил «ее внимание к тому ощущению тревоги и враждебности, которое человек постоянно испытывает в своей личной и общественной жизни, если ему выпало существовать в беспокойное, непредсказуемое время». Под научным руководством профессора Девольфа Кинг в качестве темы для кандидатской диссертации выбрал сопоставительный анализ концепции Бога в теологии Пауля Тиллиха и в работах Генри Нилсона Уимена, сторонника эмпирической, естественнонаучной теологии.

Приехав в Бостон, Мартин сначала снял комнату довольно далеко от университета. Однако во время второго семестра он решил снимать квартиру на двоих с Филипом Линадом ― выпускником Морхаусского колледжа, который теперь учился в Тафтсе на богословском факультете. Они вселились в апартаменты весьма приличных размеров на Массачусетс-авеню, прямо напротив танцевального зала «Савойя». Линад очень вкусно готовил, а Мартин без особых возражений мыл посуду. Иногда по вечерам они вместе со своими подругами ходили куда-нибудь развлекаться, например в «Тотем Поул». Филип Линад и Мартин Кинг прекрасно уживались друг с другом. Они выявили целый ряд общих интересов. Круг их общения состоял из дюжины негритянских студентов из разных учебных заведений, которые учились в Бостоне и в его окрестностях. Пятничными или субботними вечерами эта компания собиралась в «Философском клубе». Слухи о ней постепенно распространились, и она начала разрастаться, превращаясь в своеобразный клуб, который вскоре перестал быть и чисто негритянским, и сугубо мужским.

Хотя к этому времени Кинг уже провел на Севере три с половиной года, в душе он так и остался южанином. Вкусы его оставались вполне космополитическими: он мог получать удовольствие от блюд разных национальных кухонь, но все же любимыми у него были ветчинные рульки и овощные рулеты, приготовленные так, как это делается на Юге. Больше всего в Бостоне ему нравилось обедать в «Западной закусочной», где мулатка из Кентукки по имени миссис Джексон отлично готовила «чисто негритянскую еду», которую он так любил. Здесь он чувствовал себя как дома. В феврале 1952 года, например, он был здесь с Мери Пауэлл.

– Мери, ― сказал он, ― мне хотелось бы познакомиться с девушкой с Юга. Ты ведь знаешь, бостонские девочки совсем не похожи на наших. Те, что мне попадались, были ужасно чопорными.

Через два дня Мери Пауэлл сказала Мартину, что может познакомить его с двумя девушками. Одну из них он уже знал. Другую, приехавшую из Алабамы, звали Коретта Скотт. Она недавно закончила учебу в Антиохском колледже и теперь учится пению в консерватории Новой Англии.

– Она очаровательна, ― сказала Пауэлл.

– Звучит заманчиво.

– Я спрошу ее, можно ли дать тебе номер ее телефона, ― пообещала Пауэлл.

– Когда будешь с ней разговаривать, не забудь замолвить за меня словечко, ― со смехом напомнил ей Мартин.

– Не волнуйся, уж я-то постараюсь.

Коретта оказалась не просто симпатичной девушкой с красивым голосом. Подобно Мартину, она была вторым ребенком в семье с тремя детьми. Ее отец был преуспевающим фермером и владельцем магазина. Но в отличие от Кингов ему пришлось в начале тридцатых годов нелегко. В округе Перри, расположенном в 60 милях к западу от Монтгомери и всего в нескольких милях к северу от Селмы, около 7000 белых хорошо обеспеченных граждан наслаждались всеми преимуществами демократии по-алабамски, тогда как 20 000 чернокожих жителей перебивались случайными заработками. Для того чтобы преуспевать здесь, цветному землевладельцу надо было обладать не только незаурядной предприимчивостью, но и мужеством. Скотты демонстрировали оба этих качества. Они выдержали контрнаступление белых в 1880-е годы и сумели удержать свои позиции в течение всего того долгого периода, когда ночные вылазки ку-клукс-клана сеяли ужас в душах освобожденных рабов. Когда Коретта была маленькой, ее отец Обадия Скотт, приходя с работы домой, часто рассказывал об угрозах, которые ему пришлось выслушать минувшим днем. Время от времени белые останавливали его на дороге и пугали оружием. Дети постоянно испытывали беспокойство и страх, не зная, вернется ли он домой живым и здоровым сегодня после работы.

В отличие от Мартина, Коретта обладала буйным нравом. Она росла сорвиголовой и, не раздумывая, бросалась на своих сверстников с кулаками, а то и с палкой или даже с мотыгой, если чувствовала себя обиженной. С юных лет она много читала. Поучившись недолго в маленькой деревенской школе, она поступила в школу имени Линкольна ― миссионерское учебное заведением в Мэрионе, где работали как белые, так и цветные учителя. Здесь она впервые увлеклась музыкой. Закончив школу в 1945 году, Коретта, которой исполнилось восемнадцать лет, сразу отправилась в Йеллоу-Спрингс, штат Огайо, на учебу в Антиохский колледж; как и Мартин Кинг, она получала стипендию.

В Бостоне она чувствовала себя весьма одиноко. Разочаровавшись в баптистской церкви, которую она знала с детства, она обдумывала возможность перехода к квакерам. Когда Мери Пауэлл сообщила ей, что с ней хотел бы встретиться молодой священник из Атланты, она представила себе набожного, ограниченного провинциала, который только и делает, что цитирует Библию, и сразу же ответила:

– Спасибо, нет!

Мери, однако, без боя не сдалась и продолжала нахваливать Мартина до тех пор, пока Коретта в конце концов не согласилась.

Вскоре после этого у нее раздался телефонный звонок и приятный баритон с ходу заявил ей:

– Перед могуществом ваших чар я чувствую себя, как Наполеон под Ватерлоо.

– Это глупо, ― сказала она. ― Ведь вы меня даже не видели.

– Ваша репутация намного опережает вас, ― ответил Мартин.

Их разговор длился двадцать минут, и она согласилась встретиться с ним на следующий день.

Мартин встретил ее в полдень у консерватории. Она почему-то думала, что он выше ростом; впрочем, ей понравился аристократизм его манер. За обедом они сначала поговорили о музыке, затем разговор перешел на тему капитализма и коммунизма. Коретта свободно ориентировалась в предмете. Мартин буквально лучился от радости, глядя на нее: «О-о-о! Мало того что вы привлекательны, вы еще и умны!» Он хотел бы вскоре снова увидеть ее. Она предложила пойти завтра вместе на вечеринку, на которую была приглашена.

Мартин подвез Коретту домой. Машина остановилась, и он повернулся к ней:

– В вас есть все, что я хотел бы видеть в своей будущей жене.

От изумления она промолчала. Однако и сам Мартин был поражен своими словами едва ли меньше, поскольку прежде о женитьбе никогда не думал.

За последовавшие несколько месяцев они стали неразлучны. Они повсюду ходили вместе: на концерты, в кинотеатры, в «Западную закусочную». Иногда они просто вместе сидели, каждый над своей книгой. Так они привыкали к жизни вдвоем, узнавали друг друга. Они выяснили, что близки по религиозным взглядам, и не только потому, что выросли в лоне одной ― баптистской ― конфессии. В Коретте Мартин нашел очень близкого себе человека, родную душу, способную прислушиваться к нему и понимать ход его мысли. А Коретту впечатлила та решительность, с которой он шел навстречу своей судьбе, рассчитывая не только помочь «своей расе», но и сослужить службу всему человечеству. Она стала видеть в нем воплощение своих устремлений и идеалов. Они полюбили друг друга.

Коретта в течение многих лет мечтала о жизни на сцене. Когда она познакомилась с Мартином, ей и в голову не приходило думать о замужестве. Но Мартин уверил ее, что она сможет продолжить занятия в консерватории и что замужество не помешает ее концертной деятельности, если она захочет выступать. Друзья из консерватории, напротив, предостерегали ее, призывая не принимать всерьез его обещания. Обязанности пасторской жены, говорили они, не оставят ей времени для занятий пением. В мрачных красках описывалось, как она увязнет в домашних делах.

Но она знала только то, что очень сильно любит Мартина. Коретта обдумывала все долго и мучительно, молясь Богу, чтобы он помог ей сделать правильный выбор. «Люблю ли я его настолько, чтобы пойти на серьезную жертву?» ― спрашивала она себя. Да, она любила его и была готова жертвовать многим. «Могу ли я расстаться с ним и жить без него, не тоскуя?» Нет, жить без Мартина она уже не могла. Поэтому Коретта решила совместить карьеру и замужество, а если жизнь заставит выбирать, то отказаться от карьеры.

Когда закончился весенний семестр, Мартин и Коретта отправились домой. Их свадьба для округа Перри стала важным событием. Ничего похожего здесь давно уже не происходило. Церемония бракосочетания состоялась 18 июня 1953 года. Обряд был совершен преподобным Мартином Лютером Кингом-старшим на лужайке пред домом семейства Скотт. Брат жениха А. Д. исполнил роль шафера. После медового месяца новобрачные обосновались в четырехкомнатной квартире в Бостоне неподалеку от консерватории. Коретта возобновила занятия пением. Она решила учиться по сокращенной, трехлетней программе. Мартин большую часть времени проводил дома, работая над диссертацией. По четвергам, когда Коретта училась допоздна, Мартин готовил ужин.

Следующим летом им предстояло покинуть Бостон. Мартин получил много предложений, им было из чего выбирать. Мартин мог, если бы захотел, стать деканом в одном колледже и преподавателем ― в другом. Еще один колледж предложил ему административную должность. Ему нравилась преподавательская деятельность, но после обсуждения этого вопроса с Кореттой он решил стать проповедником, как Бенджамин Мейс. Но в каком приходе? Коретта уговаривала его ехать на Север. Югом она уже была сыта по горло. Но Мартин решил иначе, и они отправились на Юг ― так велел ему долг. Из двух предложенных приходов он выбрал баптистскую церковь на Декстер-авеню в Монтгомери, столице штата Алабама. Во-первых, отсюда можно было доехать на машине менее чем за два часа до родителей Коретты. Во-вторых, среди прихожан Декстера было немало преподавателей Алабамского университета и высококвалифицированных специалистов. Интеллектуальный уровень здешней общины был выше среднего, а поведение паствы во время богослужений не столь эмоциональным. В январе 1954 года Мартин прочитал в Монтгомери свою первую проповедь, названную «Совершенная жизнь в трех измерениях».

Взяв за основу Апокалипсис, Мартин Кинг начал: «Иоанн был заточен на маленьком, Богом и людьми забытом острове Патмос, где из всех свобод его не лишили только свободы мысли. Но при этом Иоанн не сосредоточился ни на жалости к себе, ни на воспоминаниях о своей прожитой жизни. Он грезил о новом Иерусалиме, о подлинно святом Граде Божьем на Холме. Описывая его внешний вид, Иоанн замечает, что его длина, ширина и высота равны между собой». Эту триаду Кинг и сделал основным мотивом своей проповеди. «Продолжительность жизни измеряется стремлением человека достичь своих собственных, личных целей... Широта жизни обусловлена подлинной заботой человека о благосостоянии других людей. А высота жизни определяется желанием постичь самого Бога. Жизнь человека в принципе представляет собой треугольник, состоящий из этих трех сторон. Одна вершина ― это его собственная личность. Другая вершина ― окружающие его люди. А угол вверху ― всегда бесконечная личность Творца. Без должного развития каждой из сторон никакая жизнь не может быть полной и совершенной».

После общей характеристики этих измерений Кинг перешел к дидактического плана сентенциям: «Любите себя, если это означает разумное, здравое желание блюсти собственные интересы. Это заповедано вам Господом. Любите своего ближнего, как вы любите самих себя. Эта любовь тоже заповедана вам. Однако при этом никогда не забывайте, что имеется еще одна, еще более важная заповедь: «Любите Господа всем сердцем, всеми силами своей души и ума». Только усердно, кропотливо выполняя эти заповеди, мы можем надеяться на приближение к полноте и совершенству жизни».

В мае 1954 года Верховный суд Соединенных Штатов вынес эпохальное решение, запрещающее сегрегацию в государственных и муниципальных школах. В том же месяце преподобный Мартин Лютер Кинг-младший стал пастором. При этом ни Верховный суд, ни двадцатипятилетний пастор не могли знать, что эти два события станут искорками, из которых разгорится пламя негритянской революции.

Глава 3.
Путь к Величию

Преподобный Мартин Лютер Кинг-младший с супругой переехали в Монтгомери на постоянное место жительства 1 сентября 1954 года. Пока пасторский дом на Саут Джексон-стрит, 309, перестраивался, они остановились в доме одного из членов церковной общины. Коретта с детства была знакома с этим городом, тогда как Мартин здесь прежде не бывал ― только проездом.

На главной площади, в самом центре Монтгомери было расположено белое здание, впечатляющее своими формами и увенчанное высоким куполом в георгианском стиле, ― местный Капитолий. Через десять лет после постройки в 1851 году это белокаменное здание стало цитаделью белого превосходства: здесь 7 января 1861 года законодательное собрание штата Алабама проголосовало за отделение от США. И здесь же, на ступенях Капитолия, 18 февраля состоялась инаугурация Джефферсона Дейвиса в качестве Президента Конфедерации Штатов Америки, а затем было поднято на флагшток знамя Конфедерации. В этих стенах была составлена в высшей степени прогрессивная Конституция Алабамы периода Реконструкции. И в течение семи лет как белые, так и черные жители штата продолжали обсуждать и утверждать все новые и новые ее статьи. Именно в этот краткий, полный надежд, бурный период было построено прочное кирпичное здание церкви на Декстер-авеню прямо напротив Капитолия. Однако к 1954 году, когда сюда прибыл Мартин Кинг, в законодательном собрании штата уже в течение 79 лет не было ни одного негра. От периода Реконструкции и от Конституции того времени не осталось и следа. Власти штата и столичного муниципалитета были бастионами белых ― правительством белых, работающим только во благо белых граждан.

В течение нескольких лет, предшествующих появлению Кинга в городе, лишь один из четырнадцати работающих жителей Монтгомери (а именно: вольнонаемные гражданские лица, трудившиеся на авиационных базах Гантер и Максвелл) ежедневно и вполне безнаказанно находился в ситуации расовой интеграции. Но базы были исключением ― военным государством в государстве. Во всех остальных местах сегрегация не просто преобладала, но и чувствительно угнетала цветное население, омрачая его существование. Хотя негры составляли более 40 процентов от 120 000 зарегистрированных в нем жителей, их средний доход ― 970 долларов в год составлял половину среднего дохода белых горожан. Две трети работавших негритянских женщин трудились в качестве прислуги в домах белых хозяев. Около половины трудоустроенных негров-мужчин также были слугами или же неквалифицированными рабочими. Большинство белых имели автомобили, тогда как среди цветных машинами владели единицы. 70 процентов пассажиров автобусов составляли чернокожие. Однако логика белой власти диктовала такие законы, что только белое меньшинство могло рассчитывать на нормальное пользование городским транспортом. Первые четыре места в каждом автобусном салоне были предназначены исключительно для белых. Только белые могли входить в автобус через переднюю дверь. Белые имели право требовать, чтобы цветные освобождали любые занятые ими места вне зависимости от их возраста, пола или состояния здоровья. Причем ― по первому требованию. Цветные должны были оплачивать проезд через переднюю дверь, а затем заходить в салон через заднюю дверь, если, конечно, они успевали добраться до нее прежде, чем автобус отъезжал. Все эти правила свидетельствовали о том, как мало изменилась здесь жизнь с того времени, как завершился период Реконструкции. Такова была ситуация, когда Мартин Лютер Кинг стал пастором в церкви на Декстер-авеню.

Прихожане церкви на Декстер-авеню принадлежали к высшим слоям черной общины Монтгомери. Негритянская элита, однако, была малочисленной. Особенно если сравнить ситуацию с Атлантой, где цветная интеллигенция находилась в самом центре экономической и культурной жизни. Конгрегация Мартина Кинга насчитывала 300 прихожан, что было в десять раз меньше, чем в приходе его отца. Однако среди прихожан Кинга-младшего было много преподавателей и студентов ― в основном из Университета Алабамы. Став пастором этого прихода, Кинг автоматически стал лидером черной элиты города и сконцентрировал в своих руках весьма серьезную силу.

Прежде эта сила применялась не очень эффективно. Элита опасалась за свой статус и не претендовала на руководство всем этническим движением. Церковь на Декстер-авеню называли «церковью для крупных шишек». Главной своей обязанностью прежний ее священник считал традиционное религиозное воспитание. Союз баптистов приучал рядовых верующих к активному участию в общественной жизни, но участие это ограничивалось внутренними делами самого прихода, например организацией библейских чтений и т. п. Контакты Миссионерского общества ограничивались общением с прилично одетыми людьми. В числе своих первых шагов Мартин Лютер Кинг организовал в своем приходе целый ряд комитетов, а именно: комитет социального обеспечения для помощи больным и нуждающимся, комитет религиозного воспитания, комитет по культуре, комитет по распределению стипендий и грантов среди выпускников средней школы, а также социально-политический комитет, главными задачами которого стали организация встреч, посвященных текущим событиям, привлечение членов прихода к деятельности Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, ведение учета и контроля за регистрацией избирателей, а также «информирование прихожан об обществено-политической и экономической ситуации».

Молодой священник сам стал членом местного отделения НАСПЦН, принимал активное участие в его работе, организовывал сбор средств для ассоциации среди своих прихожан, выступал в речами на ее собраниях в Монтгомери и в других городах штата. Одновременно он вошел в состав Совета Алабамы ― организации, занимавшейся гуманитарными вопросами. В штате это была одна из немногих организаций, в которую входили и белые, и черные. Совет имел прямые связи с Южным региональным советом. Немногочисленный по составу, совет напоминал островок либерализма, окруженный со всех сторон врагами. В него входили в основном либералы, посвятившие свою жизнь созданию равных условий для негров. Сторонники сегрегации относились к совету с нескрываемой враждебностью. Его председателем был белый южанин ― преподобный Рой Уэддли. Члены прихода, недовольные его «предательством», добились его отстранения от обязанностей пастора методистской церкви Св. Марка, а церковные власти перевели его в один из самых захолустных приходов. Но пока он еще находился в Монтгомери, Мартин Кинг был избран вице-председателем совета, в состав которого входили еще двое белых ― Томас П. Трэшер и Роберт Гретц. Оба они проповедовали в негритянских приходах.

В первый год пребывания в Алабаме Кинга избрали в члены совета Монтгомерского отделения НАСПЦН. Его выдвигали на должность руководителя этого отделения, но Коретта уговорила мужа не брать на себя лишней ответственности. Он и так уже был загружен работой. По утрам, до начала служб в церкви, он писал диссертацию, которая в окончательном виде разрослась до 343 страниц. Защитив ее 5 июня 1955 года, Кинг получил степень кандидата богословия.

Освоившись с новой для себя ролью пасторской жены, Коретта сумела найти время для пения. В ноябре 1954 года она выступила с концертом в церкви Брунсвика, а 6 марта следующего года состоялся ее дебют в Монтгомери ― в помещении Первой баптистской церкви, с проповедником которой Ралфом Д. Эйбернети семейство Кингов подружилось. Но вскоре беременность заставила ее прекратить концертную деятельность. Коретта с удивлением обнаружила, что ей все больше и больше нравится хозяйничать по дому.

Семейная жизнь Кингов понемногу обустраивалась, но вокруг сгущались тучи. История готовила сцену для постановки очередной своей драмы. Во всех штатах «глубокого Юга» началось формирование Советов белых граждан, члены которых намеревались противодействовать решению Верховного суда о совместном школьном обучении детей, принадлежащих к разным расам. В ответ региональные отделения НАСПЦН готовились добиться исполнения решений Верховного суда через местные суды. Обстановка накалилась, когда 28 августа 1955 года в Миссисипи линчевали четырнадцатилетнего негритянского подростка из Чикаго. Это происшествие придало новый импульс негритянскому движению, которое приняло общенациональный характер. Негры стали повсеместно требовать, чтобы соблюдение их гражданских прав гарантировалось федеральным правительством.

В 1954 году Верховный суд США пересмотрел свое собственное отношение к доктрине «отдельных, но равных» рас, бывшей в ходу с 1896 года. Это решение подрывало законодательную основу белого превосходства. В 1896 году лишь немногие белые люди в Соединенных Штатах осмеливались открыто выступать даже против судов Линча, а общенациональные журналы типа «Харперс» выражали сочувствие не жертвам насилия, а их мучителям. К 1955 году этические представления американцев настолько изменились, что ни один политик национального масштаба не посмел бы публично одобрить расизм. Даже расисты-южане утверждали, что их тоже заботит проблема установления расовой справедливости.

С предшественником Кинга ― преподобным Верноном Джонсом однажды произошел характерный инцидент. Он занял в автобусе место, предназначенное для белых. Водитель остановил автобус и приказал Джонсу пересесть назад. Услышав отказ, водитель потребовал, чтобы он покинул автобус, и отказался возвратить ему стоимость проезда. Разгневанный священник обратился к пассажирам-неграм, чтобы они в знак протеста вышли из автобуса вместе с ним. Никто не шелохнулся. Позднее его знакомая, которая также ехала в этом автобусе, сказала ему, что негры решили, что «он уж слишком много на себя берет».

Но постепенно негры стали набираться смелости. Почувствовав, что привычное положение вещей оказалось под угрозой, кое-кто из белых принялся отстаивать его со все возраставшей демонстративностью. Несомненно, далеко не все белые проявляли жестокость, но, когда, например, пятнадцатилетняя школьница Клодетт Колвин была закована в наручники и посажена за решетку за то, что отказалась уступить место белокожему пассажиру, белые граждане не предприняли никакой попытки уладить это дело. Черная община Монтгомери была возмущена. Мартин Кинг согласился участвовать в работе комитета, который потребовал официально разобраться как с этим, так и с другими подобными правонарушениями. В марте членов комитета приняли комиссар полиции Дейв Бирмингем и управляющий городским общественным транспортом Дж. И. Бэтли. Бэтли пообещал вынести выговор водителю, спровоцировавшему арест Клодетты, а Бирмингем согласился, что городская прокуратура должна вынести специальное постановление, в котором уточнялись бы правила поведения в муниципальном транспорте. Оба не сдержали своих слов. Ясно, что они хотели просто успокоить негритянских лидеров. Власти не издали никаких новых постановлений насчет городского транспорта. Девочка была осуждена, а водители автобусов продолжали вслух обзывать чернокожих пассажиров «ниггерами», «черными обезьянами» или «черными коровами». В течение 1955 года пять женщин и двое подростков были арестованы, а один мужчина был застрелен из-за того, что они отказались подчиниться требованиям водителей автобусов.