Текст книги "Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие"

Автор книги: Уильям Роберт Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Поняв, что в Селме добиться успеха из-за противодействия местной полиции трудно, а кроме того, разочаровавшись в тактике, избранной сотрудниками КЮХР и духовенством, Джеймс Формен и другие лидеры ККСНС, отправились в Монтгомери с отрядом в несколько сотен студентов и школьников. Тем временем Мартин Лютер Кинг вернулся в Селму, где и встретился с Уолтером Рейтером. Они обсудили предстоящую в среду встречу всех руководителей Движения в Вашингтоне с точки зрения возможностей организации еще одного массового шествия, подобного тому, что состоялось в августе 1963 года. Затем они вместе присоединились к архиепископу Яковосу, главе греческой православной церкви в обеих Америках. С двухтысячной черно-белой колонной они прошли по улицам Селмы процессией, призванной почтить память Джеймса Риба. Со ступеней здания Городского суда Кинг произнес очень прочувствованную речь, в которой назвал Риба «мучеником за гражданские права». «Почему хорошие люди должны умирать просто потому, что они хорошие?» ― задал он вопрос. Держа в руках венок из живых цветов, он продолжил: «Мы собрались здесь, чтобы вновь продемонстрировать нашу веру и наше убеждение в том, что расовая сегрегация ― это зло. Наша нация никогда не достигнет нравственной зрелости, пока не избавится от нее. Такой человек, как Риб, поможет нам мрак прошлого превратить в светлое будущее». Присутствующие спели «Мы победим», и Кинг возложил венок к дверям суда, где он и оставался до тех пор, пока процессия не ушла. Только потом, уже в темноте кто-то из тех, кто находился внутри здания, потихоньку убрал венок.

В тот же вечер президент Джонсон выступил перед телевизионными камерами, обратившись к нации с речью, с какой ни один из президентов до него еще не обращался. Мартин Лютер Кинг едва ли надеялся, что он когда-нибудь услышит нечто подобное из Белого дома: «То, что случилось в Селме, ― лишь малая толика большого движения, развернувшегося в каждом регионе, в каждом штате Америки. Движение это порождено стремлением американских негров обеспечить себе доступ ко всем дарам американской жизни.

Их дело должно стать также и нашим делом. Потому что не только неграм, но и каждому из нас необходимо побороть в себе уродливое наследие лицемерия и несправедливости.

И мы победим.

Действительный герой этой борьбы ― американский негр. Его действия и протесты, то мужество, с которым он жертвует личной безопасностью, а то и своей жизнью, разбудили совесть этой нации. Его демонстрации были рассчитаны на то, чтобы привлечь внимание общества к несправедливости существующих порядков, вызвать в нем потребность в переменах, подготовить реформы.

Он обращался к нам с призывами заняться реализацией тех ожиданий, которые очень многие связывают с Америкой».

Затем президент охарактеризовал Билль об избирательном праве, который он предложит на рассмотрение Конгресса в среду, и в совершенно определенных и весьма сильных выражениях дал понять, что считает прохождение этого законопроекта первоочередной задачей. Это выступление произвело на Мартина Кинга огромное впечатление. Джонсон, сказал он, «обнаружил просто поразительное понимание глубины... проблемы расовой несправедливости. Его голос и манера говорить были обезоруживающе искренними... Мы были счастливы узнать, что наша борьба в Селме инициировала выдвижение вопроса об избирательных правах на передний план общественного сознания нации». Однако Кинг не только не призвал приостановить митинговую деятельность, но и заявил журналистам: «Мы должны напоминать нации, сколь животрепещущей и сколь необходимой является эта тема, до тех пор, пока билль не превратится в закон».

Кинг едва успел произнести эти слова, как один из помощников ворвался в помещение с рассказом о событиях в Монтгомери. Днем, в начале второго, Джемс Формен во главе группы из 600 демонстрантов попытался пройти к зданию окружного суда. Пятеро полицейских штата и десять кавалеристов из отряда шерифа набросились на толпу и нанесли травмы восьми участникам. Формен пришел в ярость и объявил, что вечером состоится массовый митинг. Кинг уважал Формена. Он восхищался его мужеством, граничащим с дерзостью. Однако он знал, что лидер ККСНС способен поступать безрассудно. Поэтому Кинг срочно выехал в Монтгомери. В баптистской церкви Бьюла Формен выступал перед аудиторией в 1200 человек. Его речь была пламенной: «Действительно ли президент Джонсон сказал то, что думает?» На этот счет у Формена имелись сомнения. Особенно в свете того, что сегодня произошло в Монтгомери. Он призвал приступить к массовым прямым действиям, чтобы проверить искренность Джонсона. Необходимо «перекрыть все улицы, остановить движение каждого автобуса, используя все виданные и невиданные приемы и методы гражданского неповиновения, потому что я устал смотреть, как избивают людей».

Формен закончил выступление. На кафедру поднялся Кинг. Он сказал: «Неграм их жизнь видится как длинный, пустой коридор, из которого нет выхода даже в самом конце. Чаша терпения уже переполнена». Вся его речь была выдержана в этом духе. Используя свое пасторское красноречие, он постарался облечь в слова то чувство ярости, которым были охвачены его слушатели. И лишь затем, ощутив, что овладел ситуацией, он начал подчеркивать необходимость оставаться в рамках ненасилия и предложил организовать «всеобщее» мирное шествие ко Дворцу правосудия. Формен успокоился и принял предложение Кинга.

Девять лет тому назад, почти день в день Мартин Кинг и Ралф Эйбернети шли на судебное заседание в Монтгомери. Это был первый их суд, открывший длинную череду судебных процессов, без которых была невозможна борьба за свободу. «Ну что, Мартин, ― сказал Эйбернети, ― мы опять идем сюда?» ― «Да-а-а-а», ― ответил Кинг, с улыбкой сильно растянув это короткое слово. Они сцепили руки с Форменом и Джоном Льюисом ― заслуженными ветеранами освободительного движения, которые в первые годы великого похода за свободу были юнцами. За это время, однако, изменились не только они. Сама жизнь хотя бы отчасти стала другой. В качестве доброжелательного жеста управление полиции Монтгомери, обескураженное вчерашней стычкой, выделило 100 человек на охрану демонстрации и поставило четырех чернокожих полицейских на первый же перекресток, к которому подошла колонна из 1600 участников. Они остановились у Дворца правосудия, и, взяв микрофон, Кинг обратился к собравшимся: «Сегодня мы здесь потому, что нам не нравится то, что произошло в Монтгомери вчера. Мы собрались здесь, чтобы поставить в известность белых о том, что мы более не позволим им применять к нам их дубинки в темных углах. Пусть они делают это при включенных телевизионных камерах». Пошел сильный дождь, но большинство демонстрантов остались ждать у стен суда, пока Кинг и другие лидеры находились внутри на переговорах с шерифом Маком Батлером в присутствии Джона Доора, главы отдела гражданских прав в департаменте юстиции.

Через без малого четыре часа они вышли на улицу и объявили, что достигнуто соглашение, хотя договориться полностью не удалось. В это время в Вашингтоне около 300 сторонников Формена проводили сидячую демонстрацию. Они просидели четыре часа на грязном тротуаре прямо перед Белым домом и покинули свой пост сразу же, как только узнали, что в Монтгомери демонстрация успешно завершилась.

На следующий день 80 участников демонстрации, организованной ККСНС, были арестованы полицией Монго-мери за то, что уселись прямо на улице. Таким образом, акция Кинга не дала полных гарантий от вмешательства полиции, но расисты из кавалерийского отряда шерифа более не использовались.

Между тем в Селме в среду и в пятницу было арестовано 380 человек, в большинстве своем белых священников, за организацию пикетирования дома мэра города.

– Это глупо, ― сказал шеф городской полиции Бейкер одному из руководителей КЮХР Гарри Бойту. ― Вам следовало бы назвать свою организацию «Конференцией южных христианских раздолбаев».

– Уилсон, я прощаю тебя, ― улыбнулся Бойт.

– Гарри, это я тебе не прощаю, ― проворчал Бейкер. ― Вы превратили христианство в непонятно что...

При этом моральный климат в Селме заметно улучшился. Когда 36 арестованных участников демонстрации были зарегистрированы и с них сняли отпечатки пальцев, то они были отпущены под письменное обязательство. Из них двадцать один человек предпочел не подписывать обязательство, но полиция все равно не отправила их в тюрьму. Как это все было не похоже на сцены насилия с применением электрошока, происходившие всего несколько недель тому назад. Однако даже столь благостные, почти смешные эпизоды не могли скрыть того неумолимого факта, что после двух убийств, множества травм и ранений, а также после 3800 арестов, в избирательные списки было внесено только 50 новых негритянских фамилий.

С этой точки зрения кампанию в Селме можно было бы считать провальной, но Мартин Лютер Кинг с самого начала рассматривал ее как исходный пункт для достижения значительно более серьезных целей. И в этом он весьма наглядно преуспел. Речь, с которой 15 марта выступил президент, явилась фактически буквальной, последовательной переработкой обращения, с которым Кинг обратился к американцам у мемориала Линкольна. Его громкое требование: «Дайте нам право голоса!» стало повесткой дня на заседаниях Конгресса. Казалось, нация была готова принять его мечту. По крайней мере, значительная часть нации пошла ему навстречу. Некоторые из этих людей находились теперь в Селме, ожидая похода на Монтгомери. За неделю все легальные барьеры, препятствовавшие проведению марша, были сняты. Поскольку губернатор штата Уоллес хранил на этот счет молчание, не давая никаких гарантий, президент Джонсон переподчинил себе Национальную гвардию Алабамы и привел в состояние боевой готовности расквартированные в штате части и подразделения Вооруженных Сил США, потребовав, чтобы в случае необходимости 4000 военнослужащих обеспечили безопасность участников Похода.

В воскресенье, 21 марта 1965 года, ровно через две недели после разгона 525 участников марша Мартин Лютер Кинг повел за собой в двадцать раз большее число людей. Они благополучно миновали мост Эдмунда Петтиса. Участников могло быть и больше, но федеральный суд постановил, что после первых восьми миль количество участников похода на Монтгомери не должно превышать трехсот человек. Мартин Кинг с готовностью принял это условие. Если в его «компромиссе» от 9 марта и можно было рассмотреть нечто предосудительное, то все это искупалось его нынешним триумфом. В течение четырех трудных, но лишенных каких бы то ни было происшествий дней он был настоящим триумфатором. Когда отважные, но измученные пилигримы, избив ноги, закончили пятидесятичетырехмильный переход, к ним присоединилось около 25 000 человек, добравшихся до столицы штата на автобусах, поездах и самолетах. Среди них были те, кому пришлось вернуться назад, пройдя первые восемь миль пути. Они вместе прошли к зданию местного капитолия, где исполнительный секретарь губернатора Уоллеса сообщил, что в здании никого нет и что губернатор уполномочил его лично принять петицию участников марша. В этой уловке не было ничего неожиданного, но делегация настояла на том, чтобы факт вручения документа был официально зафиксирован.

После официальной части Кинг обратился к присутствовавшим: «Сегодня я стою перед вами, будучи абсолютно убежден, что сегрегация в Алабаме находится при смерти. Единственное, что в этой связи пока неизвестно, ― во что обойдутся ее похороны. Это зависит только от защитников сегрегации и от самого Уоллеса...

Столкновение добра со злом в столь крохотном городке, как Селма, порождает такое количество энергии, что она может изменить направление движения всей страны. Президент, уроженец Юга, обладает способностью ощутить волю нации и в речи, которая войдет в анналы истории... он обещает содействие мощного федерального правительства в деле искоренения этой многовековой заразы. Президент Джонсон по всей справедливости воздал должное мужеству негров за то, что они разбудили совесть нации.

Теперь мы на марше! И никаким волнам расизма нас не остановить. Сожженные церкви, взорванные дома, избиения и убийства борцов за свободу никого не запугают. Давайте будем идти вперед вплоть до осуществления Американской Мечты... ибо сегодня исход борьбы зависит только от всех нас. Наш путь не будет гладким. В жизни нет проторенных дорог, которые с легкостью и неизменностью приводили бы людей к быстрым решениям... Нам еще предстоят времена страданий и мук... Надолго ли? Нет, не надолго, так как ложь и неправда не могут жить вечно».

Свое выступление Кинг закончил строкой из «Боевого гимна республики»: «Наш Бог шагает вместе с нами!»

В газете белых расистов утверждалось, что проведенный марш ― это составная часть революционного плана: «Если президент думает, что революция прекратится вместе с окончанием марша в Алабаме, то он глубоко заблуждается». Террористы из ку-клукс-клана едва ли нуждались в подобном напоминании. Через несколько часов после выступления Мартина Лютера Кинга ими на шоссе № 80, на полпути между Селмой и Монтгомери, была застрелена белая женщина, доброволец КЮХР. Это была миссис Виола Люццо, жена работника профсоюза водителей грузовиков из Детройта. Она, выполняя незаметную, но столь необходимую работу по транспортному обеспечению акции, доставила первую партию участников демонстрации назад, в Селму и возвращалась за следующей. Теперь эта рядовая участница революционно-освободительного движения стала героиней. У нее остались муж и пятеро детей. ФБР сработало оперативно и быстро задержало четырех членов ку-клукс-клана. Президент Джонсон в беспрецедентном телевизионном выступлении фактически объявил клану войну, назвав это убийство «грязным пятном на американском обществе».

На один вечер Кинг оставил участников похода, чтобы выступить в Кливленде на официальном ужине: «Марш Селма―Монтгомери может оказаться столь же важным событием для истории Америки, каким стал для истории Индии поход Ганди к морю». В марте 1930 года Ганди с группой своих сторонников пешком отправился в двухсотмильный путь к морю, чтобы приобрести там соль в обход таможенных пошлин, которые ежегодно приносили казне колониального режима порядка 25 млн. долларов. Марш Кинга в Алабаме во многих отношениях отличался от этого похода, как и вся освободительная кампания в Америке отличалась от борьбы индийского народа за свое освобождение. Ганди шагал по территории с дружественным ему населением, открыто не подчиняясь законам и военной силе чужого правительства. Алабаму населяли враждебное белое меньшинство и бесправные массы негритянского народа, для которых заря свободы только занималась.

Совместный переход черных и белых демонстрантов под руководством всемирно известного негритянского деятеля из погруженной еще во мрак расовой сегрегации Селмы в самую «колыбель Конфедерации» приобрел подлинно символическое значение. В определенном смысле он превосходил эпохальный поход на Вашингтон, несмотря на очень существенную разницу в количестве участников. Поскольку ни губернатор Уоллес, ни фашиствующие молодчики из подчиненной ему полиции штата, ни шерифы с бандами своих помощников не только не представляли интересы чернокожего населения вверенных им территорий, но и, напротив, активно подавляли его, они ничем не отличались от оккупационных чужеземных сил. При этом они были чужды и свободному духу Америки, и всему прогрессивному человечеству. «В современном мире, ― сказал Кинг своей кливлендской аудитории, ― Америка уже не может позволить себе анемичную демократию. Ценой, которую наша страна должна будет заплатить за возможность и дальше угнетать негров, будет ее собственное разрушение. Мы вынуждены признать целостность мира и братское единство всего человечества. Мы должны научиться жить вместе, как братья, либо мы все погибнем, как безумцы».

80 процентов жителей округа Лаундес, где погибла Виола Люццо, были чернокожими. Но за неделю до ее смерти в избирательных списках этого округа не значилось ни одного негра. Теперь, 28 марта в баптистской церкви Три-кем, расположенной всего в нескольких милях от трассы, на которой ее застрелили, состоялся первый за всю историю округа массовый негритянский митинг. До победы было еще далеко. Речь, скорее, могла идти о начале нового этапа сражения, но и это было уже ― великое дело.

Во время этого митинга Мартин Лютер Кинг читал проповедь на другом конце страны ― в Сан-Франциско. Местный епископальный собор вмещал только 3000 человек. Остальные 1500 человек остались на улице. Главная мысль проповеди, которую Кинг хотел донести до аудитории, не отличалась особой новизной. Но в свете недавней гибели Виолы Люццо и мученических смертей дюжины других людей она не потеряла своей остроты: «Физическая смерть есть цена, которую некоторые люди должны заплатить, чтобы спасти нас и наших белых братьев от вечной гибели души». Позднее, во время радиопрограммы «Встреча с прессой» Кинг обратился к американскому народу с призывом развернуть кампанию «инициативных, конкретных действий», чтобы побудить всех «приличных людей», включая ведущих предпринимателей Алабамы, оказывать давление на губернатора Уоллеса «и других официальных лиц, ответственных за развязанный террор». Он призвал к повсеместному бойкоту товаров, произведенных в Алабаме, и объявил: «Я планирую в течение нескольких дней обратиться ко всем профсоюзам, чтобы они отказались от транспортировки и использования алабамской продукции».

Призыв к бойкоту был встречен очень прохладно. Президент Джонсон прокомментировал ситуацию следующим образом: «Я полагаю, что мы должны быть крайне осторожны, чтобы не наказать невиновных». У Роя Уилкинса и Уитни Янга также имелись свои возражения. В результате все ограничилось несколькими словами и жестами, которые самому Движению обошлись дороже, чем штату. Идея экономического бойкота была потихоньку списана в архив. Правительство Алабамы, напротив, оплатило выпуск специального 28-страничного приложения к «Коммерческому вестнику». В этом выпуске говорилось, что за период с января 1963 года по январь 1965 года штат получил инвестиций на 1 миллиард долларов, вложенных в строительство новых и расширение старых заводов. В частности, компания «Хэммермилл Пейпер» решила построить в Селме новую бумагоделательную фабрику. Ясно, что экономические преимущества, свойственные расистским регионам, многим бизнесменам казались куда более привлекательными, чем идеалы расовой справедливости.

В конце марта Кинг посетил Нью-Йорк, где выступил перед Центральным советом профсоюзов с призывом противодействовать ку-клукс-клану и поддержать предложение президента Джонсона о передаче дел, связанных с убийствами борцов за гражданские права в ведение федерального суда. Затем он прибыл в Балтимор на двухдневную встречу правления КЮХР, которая началась 1 апреля.

Там он заявил коллегам, что ожидает, что законопроект об избирательном праве, представленный администрацией президента, пройдет через Конгресс в «более развернутом виде» сравнительно с вариантом, предложенным Джонсоном. Под руководством Осии Уильямса КЮХР предстояло развернуть новую кампанию по регистрации темнокожих избирателей в июне. К тому времени Билль об избирательных правах должен уже был обрести статус закона. Кампанию следовало сконцентрировать на 120 сельских округах в штатах Юга ― от Виргинии до Луизианы, где численность негритянского населения достигала 40 процентов и выше.

В этих округах насчитывалось почти 725 000 потенциальных чернокожих избирателей, из которых в избирательных списках значилось менее 151 000 человек. В тех же самых округах из 628 000 потенциальных белых избирателей были зарегистрированы более 536 000 человек. Едва ли стоит объяснять, что эта статистика точно отражает деятельность 120 окружных шерифов. Все эти шерифы были белыми людьми, преданными системе белого расизма, которая отнимала у негров все, что могла, ничего не предоставляя взамен, за исключением высокомерного пренебрежения. Обретение права голоса не может изменить всей системы, но оно является первым шагом на пути, ведущем к обретению собственного веса и силы, с помощью которых темнокожие люди сами смогут контролировать свои судьбы. На второй день совещания, несмотря на возражения со стороны многих членов правления, Кинг заявил, что КЮХР развернет свою деятельность и на Севере. «Мы должны действовать в Балтиморе, Филадельфии, Детройте, Лос-Анджелесе и Чикаго, ― объявил он. ― Нам необходимо распространить движение ненасилия на территорию всех Соединенных Штатов».

Через три недели он вновь был на Севере, выступая перед многочисленными участниками совещания Нью-Йоркской ассоциации юристов. Он начал речь в шутливом тоне, ссылаясь на свои бесконечные появления в суде и называя себя «отъявленным сутягой» и «тюремной пташкой». «Вместе с Эйбернети и Шаттлсвортом, ― сказал Кинг, ― я был одним из лучших клиентов Фонда юридической защиты. Я полагаю, что определение «одни из лучших» было заслужено нами и тем количеством случаев, когда мы выступали против внесения за нас залоговых сумм». Покончив с шутками, он заговорил об опасной апатии, которая сменила всеобщее возбуждение событиями, связанными с Сел-мой и походом на Монтгомери. «Нация, услышав 15 марта и встретив аплодисментами красноречивое обращение к ней президента Джонсона, утратила часть своей бдительности... Но вы, ― ткнул он пальцем в аудиторию, ― вы ― обладатели голосов, к которым будут прислушиваться и которые будут уважать. В ваших силах разбудить нацию, чтобы она потребовала от властей такого избирательного закона, чтобы он избавил нас наконец-то от столетнего позора, связанного с неисполнением пятнадцатой поправки к Конституции. Время пришло!» Он призвал юристов поднять «громоподобный голос адвокатуры... чтобы ускорить кончину насквозь прогнившей отвратительной системы расовых отношений, в течение трехсот пятидесяти лет уродовавшей души не только рабов, но и их хозяев. Если профессиональные юристы способны ощущать требования нашего времени, то они обладают достаточными силами и средствами для достижения этих превосходных целей». Тысячи людей, участвуя в движении ненасильственных действий, уже многое изменили в жизни Америки. Эти изменения отразились в событиях, происходивших в прошлом месяце в Монтгомери. Теперь Монтгомери «стал совсем другим городом, мало похожим на тот, где ровно десять лет тому назад начинался бойкот автобусов. Придет день, когда вся Америка начнет гордиться славными успехами героев движения ненасилия, достигнутыми в течение этого исторического десятилетия». Убеждая юристов не оставаться в стороне, а ввязаться в борьбу, Кинг закончил речь словами: «Юристы, вливаясь в наши ненасильственные армии сегодня, становятся как бы банком донорской крови для тех, кто был ранен в боях».

На следующий день он уже был в Бостоне, где выступил с речью на совместном заседании обеих палат Законодательного собрания штата Массачусетс и посетил Роксбери ― негритянское гетто Бостона. На следующее утро он возглавил колонну демонстрантов численностью 15 000 человек, пройдя с ней по улицам Бостона к зданию Законодательного собрания. Он также принял участие в экуменической конференции, организованной Массачусетсом советом церквей и иезуитской семинарией Св. Иоанна. В течение двух следующих месяцев он многократно пересекал всю страну, обеспечивая массовую поддержку законопроекту об избирательном праве. 21 мая в Нью-Йорке ему была вручена медаль за особый вклад в дело либерализации Америки, ежегодно присуждаемая Американским еврейским комитетом. В 1938 году Махатма Ганди подвергся жестокой критике со стороны философа-сиониста Мартина Бубера за то, что он осмелился предложить евреям Германии ненасилие как метод сопротивления Гитлеру. На обеде, данном Американским еврейским комитетом, Мартин Кинг рассмотрел это предложение в несколько ином ракурсе: «Если бы протестанты и католики оказались вовлеченными в это движение ненасильственного прямого действия, ― сказал он, ― и восприняли бы угнетение евреев как свое собственное, если бы они бок о бок с евреями выходили мести улицы и тоже носили бы миллионы позорных желтых повязок, могла бы сформироваться уникальная форма массового сопротивления нацистскому режиму». Это заявление, как и аналогичные ему высказывания, свидетельствуют о стремлении Кинга придавать взглядам Ганди излишнюю широту и универсальность.

В 1938 году Ганди просто-напросто попытался найти аналогию между борьбой индийцев против британского господства и положением евреев в нацистской Германии. Мартин Кинг никогда не сводил расовый конфликт к элементарному противостоянию между чернокожими и белыми людьми. Поэтому он всегда избегал крайностей, искал потенциальных союзников и неиспользованные ресурсы борьбы. Будучи негром, он без труда воспринимал ситуацию, в которой оказывались жертвы любого угнетения. Он с легкостью мог представить себя в роли немецкого христианина во времена фашистского рейха. Вместе с религией он с детства впитал пуританскую этику и был склонен рассматривать роль христиан с точки зрения их вечной обязанности бороться за дело Господа и воспитывать в себе чувство любви к ближнему как средство спасения мира и души человека.

В 1965 году ему с Кореттой удалось провести целую неделю на Ямайке, но и здесь Кингу пришлось выступить с речами. Его хотели послушать многие. Возвращаясь с Ямайки, он 29 июня сделал остановку в Майами, чтобы попасть на съезд Всемирного альянса баптистов, хотя его и не было в списке выступающих. Объясняя эту ситуацию журналистам, он сказал: «Я выступал на многих съездах и не считаю, что всенепременно должен быть на трибуне. Я присутствую здесь в качестве рядового делегата». Не представляется столь уж невероятным предположение, что весьма скромный статус лауреата Нобелевской премии на этом съезде был некоторым образом связан с тем обстоятельством, что доктор Джозеф Джексон ― его главный оппонент и обличитель в рядах баптистского сообщества являлся членом исполнительного комитета Всемирного альянса.

Через неделю Кинг выступил с речью, в которой высказался о проблеме, крайне редко им поднимаемой в течение восьми месяцев, прошедших со дня вручения ему Нобелевской премии. Это было в Питерсберге во время совещания представителей подразделений КЮХР штата Виргиния. Подобно многим другим лидерам негритянского освободительного движения, Кинг старался избегать темы войны во Вьетнаме, несмотря на то что сам был видным деятелем ТПРП ― организации, решительно выступавшей против этой войны. Теперь взорвался и Кинг: «Я не собираюсь сидеть и наблюдать молча, как происходит эскалация военных действий... Бесполезно разговаривать об объединении мира, если не будет никакого мира, с которым можно было бы объединиться. Нет никаких сомнений, что я заинтересован в разгроме коммунизма не менее всех других людей, но мы не победим коммунизм с помощью пушек, бомб или отравляющих боевых веществ. Мы можем одолеть его только тем, что заставим демократию работать по-настоящему... Войну во Вьетнаме необходимо остановить. Необходимо вести переговоры и приходить к соглашению даже с Вьетконгом». Далее он предложил проводить массовые антивоенные митинги и демонстрации, подобные тем, которые КЮХР организовывал с целью достижения гражданских свобод и прав.

6 июля Кинг был в Чикаго, где он обратился с речью к членам Организации объединенных христианских церквей. Он был представлен высокому собранию Роджером Л. Шинном, известным профессором богословия, преподавателем Союзной теологической семинарии США. Шин заявил, что Кинг является «одним из великих деятелей церкви, одним из великих людей нашего времени... Сегодня мы увидим и запомним его, стоящим на трибуне под крестом, значение которого он столь глубоко постиг». Совещание было посвящено теме «Мужество в борьбе за справедливость и мир». Среди присутствовавших Кинг увидел многих из тех, кто шел за ним по шоссе № 80, включая одноногую женщину, которая на костылях прошла весь путь от Селмы до Монтгомери. Они собрались, чтобы повысить значение правозащитной программы в деятельности христианских церковных организаций и, следовательно, усилить в этих кругах поддержку законопроекта об избирательном праве. Речь Кинга «Человек в мире революционных преобразований» в целом соответствовала проблематике собрания, однако он воспользовался этой возможностью прежде всего для того, чтобы поговорить об особом предназначении самой Церкви: «В качестве основного хранителя моральных ценностей общества Церковь должна подходить к расовой проблеме со страстной решимостью. Задача преодоления сегрегации входит в число неотвратимых обязанностей религии. Церковь всегда была обязана служить расширению интеллектуальных и нравственных горизонтов, бросая вызов существующему статус-кво и даже, при необходимости, сражаясь с господствующими нравами... Мы призваны быть термостатами, которые изменяют и регулируют температуру нашего общества, а не простыми термометрами, которые лишь отмечают температуру общественных мнений».

Церковь, сказал он, не всегда была способна соответствовать своему высокому предназначению. «В нашей стране, пропитанной расовой враждебностью, она часто удовлетворялась чисто внешними проявлениями набожности и ханжеской пошлостью. Призванная бороться с социальным злом, она часто хранила молчание, боясь утратить неприкосновенность вне стен и цветных витражей своих убежищ». Далее он подробно рассмотрел понятия свободы, а также свойства, которые превращают расизм в разновидность нравственного зла. «Только негр, ― сказал он, ― может понять все последствия социальной проказы, которые приносит сегрегация. Подавленные страхи, хроническое ощущение неприязни или неудовольствия, равно как и неудержимое беспокойство, чувствительность по отношению к мелочам превращают для него каждый прожитый день в пытку. Всякое столкновение с любыми видами ограничений превращается в настоящее сражение в этой нескончаемой войне. Человек подавлен этими обстоятельствами настолько, что привыкает передвигаться по жизни осторожно, на цыпочках, никогда не зная наверняка, что ждет его впереди».

Церковь способна на многое и она должна делать все возможное, сказал Кинг. «Религиозные институты не имеют права ограничивать свою деятельность областью идей; они должны выходить на арену жизни... Они должны поддерживать все, что способствует усилению законности и укреплению гражданских прав. Они должны использовать свое влияние в экономической сфере, добиваясь более справедливой ее организации, и помогать людям решать такие проблемы, как ведение домашнего хозяйства, образование детей и взрослых, осуществлять контроль над деятельностью полиции». На Церкви в конечном счете лежит такая задача, с которой не может справиться даже наилучшее из законодательств. «Законы, изобретаемые людьми, гарантируют справедливость. Однако высшие духовные сферы подчинены закону любви. Ни один кодекс не сможет заставить отца любить своих детей или заставить мужа испытывать к своей жене чувство нежности и преданности. Закон как юридическое понятие способен принудить отца добывать средства существования для своей семьи, но он не в силах обязать его даровать близким чувство любви. Хороший отец по своей воле отдает то, что от него не требуется силой закона». Именно подобная «готовность людей подчиняться тому, что от них не требуется силой закона» и включает в себя «окончательное решение расовой проблемы».