Текст книги "Разящий меч"
Автор книги: Уильям Форстчен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– В конце концов, спустись и спроси тех, кто копает рвы и траншеи, хотели бы они, чтобы все осталось, как прежде.
– Неужели ты думаешь, что мне скажут правду, – фыркнул Джон.
– Дело в том, Джон, – серьезно сказал Эмил, – что для крестьянина важнее всего быть свободным, и если нужно, он умрет, сражаясь за это. Я уверен, что мы могли бы сбежать, но нашли бы мы безопасное место? Сомневаюсь. Даже если бы и нашли, ты уверен, что там были бы залежи угля и железа? Что касается того, чтобы оказаться во власти Тобиаса, то ты знаешь, на что он был способен… Нет, я рад, что мы прошли через все это.
– Даже если это закончится нашим поражением? Эмил улыбнулся:
– Ты когда-нибудь видел погром? – Что?
– Ох уж эти американцы, – сказал Эмил. – Вы понятия не имеете о таких вещах. Я родился в Польше. Моего отца убили пьяные венгерские солдаты в тысяча восемьсот тринадцатом году, когда французы отступали из России. Они плевали на тело моего отца, называя его грязным евреем, а потом изнасиловали мою мать. Она, разумеется, была не настолько грязной, чтобы с ней нельзя было этого проделать.
Он замолчал.
– После этого она умерла, – прошептал он. – Оставив меня и моего старшего брата, который тоже умер – от тифа, свирепствовавшего в армии. Никогда не забуду того ужаса, который я тогда испытал. Я вырос у дяди в Будапеште, стал доктором, потом перебрался в Вену, но во мне всегда жил страх. Разумеется, я был врачом, но где уверенность, что однажды у моего дома не появятся такие венгры или другие подонки и не убьют меня, зная, что за этим не последует никакого наказания? Поэтому я и уехал в Америку. Вы, американцы, родившиеся в благословенной Новой Англии, никогда не знали такого страха.
Эмил вздохнул и посмотрел на запад.
– Поэтому я и полюбил ваш Мэн, мой Мэн. Поэтому я был против Конфедерации, хотя и помогал раненым мятежникам. И когда мы попали сюда, я снова с ужасом подумал о предстоящих гонениях, но, к счастью, оказалось, что они не знают, что такое еврей. Я был для них еще одним янки. – Он криво улыбнулся. – Они даже не чувствуют моего акцента.
Майна посмотрел на него и усмехнулся:
Ты говоришь по-английски лучше многих других. У О'дональда иногда прорезывается совершенно ужасный акцент.
– Вот-вот, О’Дональд. Спроси его, и он расскажет тебе, как умирала от голода его сестра. Ему знакомо то чувство страха, о котором я говорю. А эти люди родились среди страха. Они боялись бояр, тугар, церкви. Дайте им почувствовать вкус жизни без страха, и они свернут горы. Поэтому они и будут копать до полного изнеможения, будут драться наравне с солдатами до конца.
Он помолчал немного.
– Поэтому их сыновья, их отцы, умершие вместе с Гансом, пели «Боевой гимн». И не говори, что мы должны были оставить этих несчастных на растерзание тугарам.
Джон кивнул, глядя на равнину. Он смотрел на облака, которые лениво проплывали в небе. После ночного дождя день был по-настоящему теплым, весенним.
– Трудно поверить, что через месяц здесь будет война. Все кажется таким мирным и спокойным.
– Может, оно и будет мирным для твоих детей, – устало сказал Эмил, поднимаясь на ноги. – Кстати, Джон, в Суздале, Новроде и Вазиме приготовлено оборудование и медикаменты для госпиталя, и мне нужно, чтобы ты как можно скорее выделил поезд, который доставит все это сюда.
Джон хмыкнул:
– Так и знал, что ты начнешь о чем-нибудь просить.
– Такая уж у меня работа, – отозвался Эмил, протягивая руку, чтобы помочь Джону подняться.
– Ладно, я напишу приказ. Послезавтра ты получишь свои медикаменты.
Он посмотрел на юг. Если бы им хватило времени, здесь бы сейчас была такая же линия обороны, что и на Потомаке. Правда, там была отличная, легкая земля – просто удовольствие копать в ней траншеи, а здесь почва каменистая и тяжелая. Через месяц они бы уже построили первую линию укреплений, через три месяца – резервные позиции, бастионы и крепости. Время, все упирается только в нехватку времени.
Он огляделся. В сотне метров от них возводилось здание блокгауза. Люди, как трудолюбивые муравьи, таскали бревна, обтесывали их, поднимали на стены. Работа кипела.
– Сколько, интересно, у нас времени в запасе? -спросил Эмил. – Я занимался своими ранеными и не обращал внимания ни на что другое.
– Вчера мерки ринулись брать брод приступом, и до утра мы не могли с ними справиться. Потеряли примерно тысячу солдат – Первый Орловский и Второй Римский полки изрядно потрепали. Забыл предупредить: сегодня к вечеру прибудет состав с ранеными, так что готовься к работе.
Эмил рассеянно кивнул:
– Думаю, надо пойти отдохнуть, ночь будет тяжелая.
Джон не ответил. В глубине души он страшно боялся, что когда-нибудь он попадет к Эмилу на стол и тогда в полной мере оценит его профессионализм. Он прошел войну без единой царапины, но побывал во многих госпиталях, и все они наводили на него ужас – крики раненых, скрежет пилы по кости при ампутации, блеск скальпеля… Он оглянулся на Эмила, удивляясь, как такой мягкий на вид человек может спокойно проводить операции. Внезапно у Джона возникло дурацкое желание спросить, сколько рук и ног уже успел отрезать этот эскулап, но потом он словно по-новому увидел старого друга – покрасневшие от бессонных ночей глаза, коротко остриженные ногти, кожа на руках загрубела от постоянного мытья в дезинфицирующем растворе, – и устыдился.
– Боишься? – спросил Эмил.
– До смерти, – шепотом ответил Джон.
– Все сейчас боятся. Я думаю, что этот страх ощущают и Эндрю, и Флетчер, и Калин, и даже молодой Готорн.
– Наверное, только Пэт его не чувствует. По-моему, ему по-настоящему нравится воевать.
– Таких людей принято называть толстокожими, но они тоже нужны. До прошлого лета мы даже не замечали, насколько мы все связаны друг с другом, и только когда его ранили, стало понятно, что все мы едины, мы – центр происходящих перемен. А когда две недели назад мы пережили эту катастрофу на Потомаке, то почувствовали, что значит потерять кого-нибудь из нашей команды.
– Я помню одного хулигана в моем родном городке Уотервиле, – произнес Джон с улыбкой. – Он постоянно третировал меня, а я его ужасно боялся. Наконец однажды я разозлился и побил его. Я почувствовал себя полностью отомщенным. На следующий день по дороге в школу я увидел у него поставленный мною синяк под глазом, ну а после школы ко мне подошел его брат, который был в два раза больше меня, и отлупил меня до полусмерти. То же самое и здесь у нас с тугарами и мерками. Поэтому я и боюсь. Если мы потеряем Русь, придется отступить в Рим, но мы уже не сможем вернуться. Все это окажется потерянным навсегда.
– И что случится потом?
– Знаешь, Эндрю затеял рискованную игру, – сказал Джон, понизив голос до шепота. – Как только мерки прорвут оборону и обнаружат, что страна полностью опустошена, они ринутся вперед независимо от того, будет у них еда или нет. Через шесть дней они окажутся здесь, а у нас нет ничего, что могло бы их остановить.
– Эндрю сказал, что задержит их на месяц. Джон покачал головой.
– Это только слова, последняя надежда. Я только молю Бога, чтобы Эндрю сам понял, насколько она несбыточна. Поверь, эти мерзавцы несут с собой смерть. Дайте мне месяц, и, возможно, я смогу найти какой-нибудь выход. Но боюсь, что на самом деле через месяц наши кости уже истлеют в ямах. Мерков не остановить.
– Будем надеяться, что ты ошибаешься, – прошептал Эмил, но Джон почувствовал в его голосе затаенный страх.
Они стали спускаться с холма. Два солдата на строительстве сооружений отсалютовали им, а крестьяне, кажется, даже не обратили на них внимания – они работали.
Эмил потащил Джона в сторону длинного ряда палаток. Полог у большинства из них был откинут, и Джон увидел стоящие кровати с ранеными. Он понимал, что должен войти и поговорить с людьми хотя бы пару минут, ободрить их, но он просто не мог заставить себя сделать хотя бы шаг.
Он слышал стоны, невнятные мольбы, свистящее дыхание человека, раненного в грудь; слышал, как страшно, с хрипом втягивал в себя воздух другой раненый, весь обмотанный бинтами. Джон чувствовал, что еще немного, и он сам упадет в обморок.
«Господи, только не это. Лучше умереть мгновенно, чем оказаться у Эмила на операционном столе, с ужасом ожидая, что за этим последует».
Он на минуту вспомнил госпиталь в Колд-Харборе. Там у палатки лежал молодой парень, почти мальчик, обе ноги у него были ампутированы выше колена. Как он кричал…
– С тобой все в порядке, Джон? Эмил встревожено смотрел на него.
– Как ты выдерживаешь? – шепотом спросил Джон. Эмил попытался улыбнуться:
– Я и не выдерживаю. Просто все время напоминаю себе, что многих мне удалось спасти. А другие…
Он безнадежно махнул рукой.
– Лучше я вернусь на склады, – пробормотал Джон.
Эмил провел его в свою палатку.
– Выпей сначала.
– Мне нужно на ту сторону холмов, там собираются заложить оружейный завод.
– Посиди пару минут.
Джон слабо кивнул. Он пригнулся, вошел в палатку и сел на кровать Эмила. Тот достал из деревянного ящика бутылку и наполнил бокал.
Джон выпил его залпом.
– Отлично. Что это такое?
– Опий, настоянный на водке. Мы нашли его к югу от Рима.
– Какого черта ты мне дал эту дрянь? – заплетающимся языком спросил Джон.
– Настойка быстро тебя свалит. Тебе просто необходимо поспать. Считай, что это приказ. Или это, или я вскоре увижу тебя в госпитале с сердечным приступом или нервным срывом.
– У меня совсем нет времени, черт тебя побери, – прошептал Джон.
– А у кого оно есть?
Джон невнятно выругался, когда Эмил толкнул его, и послушно завалился на кровать – сил на сопротивление у него не осталось. Через пару минут он уже громко храпел.
– А вот я остался без места, – грустно промолвил Эмил и вздохнул.
Сам он не спал со вчерашнего дня, а ночью предстояло оперировать новых раненых. Резать, резать и резать – кажется, он теперь только этим и занимается.
Он посмотрел на записи, на свой микроскоп – в связи с лечением тифа и гнойных ран он занялся исследованием природы инфекций, а на стволах определенных деревьев удалось обнаружить плесень, которая убивала гнойные бактерии. Придется отложить эту работу до лучших времен.
Он вышел из палатки. Возле входа переминались с ноги на ногу помощники Джона.
– Идите-идите отсюда, найдите какой-нибудь укромный уголок и поспите! – приказал Эмил, замахав на них руками, словно на стаю гусей. – Приходите завтра утром.
Люди смущенно переглянулись, а потом с откровенной радостью отправились к ящикам и устроились на них. – Пойду раздобуду вам чего-нибудь горячего поесть, – сказал доктор. Он хотел еще зайти в палатку, в которой лежал мальчишка из Рима с раной в животе. После того как удалось вылечить Пэта, Эмил больше не отсылал раненных в живот в отдельную палатку – умирать. Раны в животе тоже можно лечить, но проблема в том, что ампутация занимает пять минут, а такая сложная операция – полчаса, а то и больше. На сей раз он насыпал в рану найденную плесень и теперь хотел посмотреть, распространилась инфекция или нет. Конечно, все в руке Божьей, но если плесень поможет, нужно будет отрядить людей в лес собрать ее побольше, а хирургам сказать, что можно использовать и это средство. Кажется, он о чем-то таком читал.
Он поднял глаза и увидел, как на холм карабкается поезд, а над ним колышется туша аэростата.
Эмил с негодованием фыркнул. «Нашли новый способ убийства», – гневно подумал он и забрался в палатку.
– Отличный денек, – пробормотал Эндрю и прислонился к дереву. Вдалеке что-то громыхало, почти как летняя гроза. Вспышка в небе над Суздалем, потом донесся грохот, рассыпавшийся эхом в холмах. Он постарался не думать о Кэтлин и Мэдди. Кэтлин, скорее всего, в соборе, учит молодых хирургов. Ужасная мысль – его жена нянчит малышку, а потом отправляется в госпиталь, берется за пилу и ампутирует руку или ногу, объясняя, как нужно резать и накладывать швы. Потом снова моет руки и идет к Мэдди.
– До ворот тысяча тридцать два ярда, – сообщил Эндрю, глядя на Юрия. – Деревьев ближе просто нет.
Юрий понимающе кивнул.
– Далековато, – сказал он, глядя в подзорную трубу.
– Ты уже практиковался?
– На самом деле у меня неплохо получается, – отозвался Юрий с гордостью.
Все надежды Эндрю были связаны именно с этим замыслом. Только он поможет им выиграть время.
– Все в порядке?
Юрий кивнул, не отрываясь от трубы.
– Они всегда соблюдают ритуал, – наконец произнес Юрий. – Суздаль для них – то же самое, что золотая юрта побежденного кар-карта, они должны символически показать, что одержали верх над врагом. Тугары в сражении при Орки захватили юрту кар-карта, а это едва ли не самое унизительное для орды. Это означает, что кар-карт даже не может уберечь огонь в собственном очаге. И хотя мы для них – всего лишь скот, победу обязательно нужно продемонстрировать.
– А Джубади?
Юрий кашлянул, поднялся с того места, где он лежал, и сел под деревом.
– Он каким-то образом понимает, что сдача Суздаля может быть ловушкой.
– А почему нельзя найти место в самом городе? Юрий покачал головой.
– Они не так глупы. Прежде чем Джубади вступит в Суздаль, город обыщут снизу доверху.
Эндрю кивнул.
– А когда они поймут, что в городе никого нет? – О, они придут в ярость. Для них сдать свое жилище, даже не попытавшись защитить его, – признак трусости. Они наверняка рванутся вперед, как псы, почуявшие свежую кровь. Не важно, насколько крепка твоя оборона, через пять дней десять уменов уже будут под Кевом.
– А мы не готовы, – сказал Эндрю. – Нам понадобится месяц или даже больше. Только тогда у нас появятся форты, линия сообщений и все остальное. Все мужчины – в армии, на фронте или на заводах. Строят только те, кто остался, а остались старики, женщины и дети.
– Вот здесь я и расположусь, – сказал Юрий. Эндрю бы предпочел, чтобы «подарок», как он это называл, преподнес Джубади кто-нибудь другой, но никто не знал мерков и самого Джубади так, как Юрий. Так что придется возложить это на него. Когда Эндрю предложил кого-нибудь в помощь, Юрий категорически отказался. С ним теперь были связаны все надежды.
– Я говорю своим людям, что мерки появятся лишь через несколько недель.
Юрий усмехнулся и пожал плечами:
– Будем надеяться. Джубади отнюдь не дурак. Он понимает, что промедление смерти подобно. Кроме того, он обнаружит, что ты обманул его. Это заведет его еще больше. Уверен, он рассчитывает, что война закончится с падением Суздаля. После этого он, скорее всего, опять применит тактику «рогов» или «клещей», как вы это называете, – нападет с побережья и со стороны леса. Однажды этот маневр удался, и он применит его снова.
«А мы опять не сможем ему противостоять», – подумал Эндрю.
Внезапно он осознал, что вокруг очень красиво -яркое солнце, голубое небо, воздух пронизан светом. Прекрасная погода для аэростатов, а машины мерков после перенесенного поражения почему-то исчезли. – Эндрю Кин, ты должен научиться быть мерком, если хочешь победить их.
– Я стараюсь, – отозвался Эндрю, глядя на человека, который в равной степени принадлежал к обеим расам.
– А как идут наши дела?
– Швея говорит, что уже заканчивает. Юрий улыбнулся.
– Хорошо, просто замечательно. Это должно сработать.
– А что если ты все-таки лжешь? – внезапно спросил Эндрю. – Если все это – игра внутри игры, средство вернуться к меркам с трофеем, рассказав им, что ты теперь знаешь обо мне?
Эндрю посмотрел на стражей, стоявших неподалеку, которые, казалось, не обращали на них ни малейшего внимания, но в любую секунду были готовы броситься на помощь, если Юрий вздумает напасть.
– Если ты мне не доверяешь, зачем позволяешь осуществить этот план?
– Потому что только ты можешь это сделать. Юрий усмехнулся.
– Нельзя узнать, что произойдет, до тех пор, пока это не свершится, – ответил он.
Сдавленный крик разбудил Хулагара. Он мгновенно вскочил, схватил свою саблю и бросился в юрту кар-карта.
– Дурной сон? – спросил Хулагар. Джубади кивнул. Казалось, он был испуган. Хулагар посмотрел на стражников и приказал им отойти.
Взяв свечу, он поднес ее к углям в центре юрты, зажег и поставил на череп – мерки очень любили такие светильники. Поднявшись, он сел рядом с Джубади и накинул ему на плечи плащ.
– Пить, – прошептал кар-карт.
Хранитель щита подал своему господину кожаный бурдюк с перебродившим молоком. Джубади напился и отдал Хулагару. Тот тоже сделал глоток.
– Здесь – странное место, – вздохнул Джубади. – Вокруг лес, холод, дождь. В наших краях весна бы уже давно преобразила степь, трава бы золотилась под солнцем, радуя глаз, а здесь – темные деревья, вонь от оружия скота. Наши воины умирают, и солнечный свет даже не может обласкать их лиц.
– Скоро мы уйдем отсюда, – произнес Хулагар успокаивающим тоном.
Джубади устало кивнул и, стянув плащ, забрался под теплое войлочное одеяло.
– Помнишь, когда-то в дни нашей юности мой отец послал нас привезти карта фраков, чтобы достойно наказать его? Разразилась снежная буря, ты выкопал пещеру в снегу и убил своего коня, чтобы, забравшись в него, мы могли согреться. Это был твой первый конь, и расстаться с ним тебе было нелегко.
Хулагар с грустью посмотрел на огонь.
– Потом ты наградил меня.
– Но никакая награда не могла заменить тебе его.
– Вспомни, мой карт, что я спасал и свою жизнь. Не стоит придавать этому особого значения.
Хулагар отпил еще глоток, предложив бурдюк Джубади, но тот отказался.
– Что ты увидел во сне, мой карт? Что тебя так встревожило?
– Я видел черный флаг, – сказал Джубади, глядя в глаза своему щитоносцу.
– Это был всего лишь сон, – поспешно возразил Хулагар.
Джубади усмехнулся:
– И это я слышу от своего щитоносца!
– Если хочешь, можно послать за Шагой. Шаман растолкует твой сон лучше, чем я, – с улыбкой предложил Хулагар.
Джубади покачал головой: – Старый жулик до смерти перепугается, если узнает, что его кар-карт видел во сне черный флаг. А поскольку он никогда не умел держать язык за зубами, вскоре весь лагерь будет посвящен в этот секрет.
– Ты не хуже меня знаешь, что значит этот сон, – наконец сказал Хулагар.
– Сейчас я опять в обычном мире, и ужас не так силен, как несколько минут назад. – Он помолчал. – Думаешь, это предзнаменование?
– Возможно, мой карт, но любое предзнаменование прежде всего предупреждает нас о чем-то и совсем не означает, что это неизбежно случится.
– Но разве не рассказывают в легендах о тех героях, которые свернули с пути, увидев предзнаменование? Хотя, кто знает, может, если бы они не свернули, то и не встретили бы никакой опасности.
– Не знаю, мой карт. Это сложный вопрос. Джубади потянулся к бурдюку и сделал большой глоток.
– Сейчас мы уже проезжали бы к востоку от Карфагена, ехали бы по холмам, покрытым красными цветами… – мечтательно сказал кар-карт. – А вместо этого…
– Мы сделали то, что должны были сделать. И теперь уже невозможно ничего изменить.
Кар-карт кивнул и улегся, закинув за голову руки с тугими мускулами.
– Скот рассчитывал на легкую победу после тугар. – Тугары глупцы.
– Но они хорошие воины. Тебе-то я могу это сказать.
– Мне не нравится Музта. Он со всем соглашается. Похоже, в нем не осталось ни гордости, ни желания отомстить. По-моему, он чересчур молчалив.
– Поживем – увидим, – отозвался Джубади. – Если он полагает, что, расправившись со скотом, мы начнем войну с бантагами, оставив его в тылу, он жестоко ошибается.
– Мне казалось, что именно таковы твои планы.
– С нами отправятся молодые тугарские воины и красивые женщины. А что до всех остальных… – Он замолчал на мгновение. – Я не простил им Орки.
Он вздохнул и прикрыл глаза.
– Всегда ли верны предзнаменования?
– Это слишком тревожит тебя, – мягко сказа Хулагар.
. – Если бы тебе такое приснилось, ты бы не беспокоился?
Хулагар тихо рассмеялся:
– Запомни, мой карт: если ты умрешь, умру и я. Я останусь у твоей могилы. Так что надеюсь, ты проживешь еще очень долго.
– Похоже, ты лично заинтересован в этом. Хулагар похлопал друга по плечу:
– Ты хорошо спланировал эту войну, мой карт. Завтра мы будем на том берегу. Через неделю Суздаль будет окружен, а через месяц мы покорим русский скот или уничтожим его, предварительно раскрыв все их секреты. К середине лета мы доберемся до Рима, а весной вернемся на старые пастбища. С оружием скота мы легко справимся с бантагами. Так что бояться нечего.
– Кроме неожиданностей. Как ты сам говорил, моя сила в том, что я всегда ожидаю чего-нибудь неожиданного. Поэтому нам и удалось совершить путь в два оборота, выиграть множество сражений, раскрыть добрый десяток заговоров против меня. Я понимаю таких же, как мы, но скот я понять не могу. Их разум совершенно иной.
– Любимец Тамуки должен в этом помочь. Он знает, что его ждет, если он осмелится не подчиниться.
– Ему бы уже следовало проявить себя.
– Всему свое время. Пленные, захваченные зимой, говорят, что он еще жив. Кин обратился к нему за советом, как это сделал бы ты сам, чтобы получше узнать противника.
Хулагар фыркнул. – Иногда мне хочется увидеть этого Кина живым. Он возбуждает мое любопытство. С удовольствием превратил бы его в своего питомца, – сказал Джубади.
– Как других пленных, как Хинсена?
– Хинсен – предатель. Мы его используем, награждаем, но никогда не будем ему доверять. Если он совершит ошибку, отправится вслед за Кромвелем.
Джубади зевнул.
– Должно быть, уже полночи прошло. – Он со вздохом потянулся и устроился под одеялом поудобнее.
– Завтра будет трудный день, мой карт. Отдохни получше.
Джубади кивнул.
– Ты веришь в сны? – тихо шепнул он. Хулагар накрыл своего кар-карта плащом и вышел, не сказав ни слова.
Пэт тихо ругался, потирая спину.
– Черт побери, как мне надоело торчать в седле по нескольку часов кряду, – ворчал он, глядя на своих старых товарищей из Сорок четвертой батареи, которые теперь составляли его штаб.
– Что поделаешь, дорогой майор, приходится терпеть неудобства. – Харриган, бывший командир полевого орудия, который со своими рыжими бакенбардами мог бы сойти за брата Пэта, спешился и достал из кармана флягу.
– Выброси вон! – прорычал Пэт. – Я в конце концов генерал-лейтенант, а ты нынче комбриг.
Харриган сделал вид, что выбрасывает флягу в лес, а сам потихоньку засунул ее обратно в карман.
Русский командующий отдал честь и повел Пэта вперед.
– Ну, и что тут у вас?
– Готовятся к атаке.
– Дайте-ка посмотреть.
Они пошли по тропе в лес. Обе луны освещали деревья, и причудливые тени переплетались под нога-
ми людей. В прошлое полнолуние Пэт был недалеко от брода и видел, как пируют мерки. Одного этого было достаточно, чтобы возненавидеть их всей душой. Он отогнал воспоминания. Кто бы из мерков ни придумал показать им тогда этот жуткий спектакль, он просчитался, потому что теперь люди были готовы драться насмерть.
– Пригнитесь, – прошептал русский сзади. – Могут подстрелить. Они захватили наши ружья и, поверьте, управляются с ними не хуже наших солдат.
«Того, что они захватили, достаточно, чтобы вооружить почти две дивизии», – мрачно подумал Пэт. Как будто для того чтобы наглядно подтвердить слова русского генерала, Харриган поднялся во весь рост, осматриваясь, и тут же пригнулся, когда в стоявшее рядом дерево ударила пуля. Они скользнули в траншею.
Пэт осторожно выглянул. На противоположном берегу лежали трупы людей и мерков, освещенные светом двух лун. Смерть примирила врагов, хоть и ненадолго. Скорее всего, людей завтра съедят, а мерков похоронят.
Выше по реке продолжалась канонада, обе стороны обстреливали друг друга. За рекой слышался стук топора.
– Карфагенян заставляют работать всю ночь, – пояснил генерал. – Потом столкнут бревна в воду и перегородят реку.
– Ваши люди готовы?
– Не спят со вчерашнего дня.
– Ждите атаки.
– Вы нас поддержите? Пэт усмехнулся:
– По всей реке они делают то же самое. Собираются переправляться сразу в шести местах. Наутро пойдут в наступление.
– Меня беспокоит мой участок, – сказал бригадир.
– Боюсь, день будет тяжелым. – Все, о чем я прошу, это еще один полк к полудню. Черт возьми, к этому времени они уже форсируют реку.
– Постарайтесь, чтобы этого не произошло, – тихо сказал Пэт. – На том берегу – отряд всадников. Если вы отступите, они прорвутся в тыл.
– Спасибо, утешили, – пробурчал генерал.
– Пожалуйста, генерал, всегда пожалуйста, – отозвался Пэт.
Он помедлил немного.
– Илья.
Русский сердито оглянулся.
– Нужно, чтобы вы продержались как можно дольше, вы понимаете? Делайте что угодно, но не позволяйте своим людям отступить.
– Спасибо, я понял. – Голос у него был такой мрачный, словно доносился уже из могилы.
Пэт отправился в обратный путь, не пригибаясь и не обращая внимания на свистящие над головой пули. Добравшись до опушки, он снова влез на лошадь.
– У бедняги нет никаких шансов, – сказал Харриган по-английски.
– Кому-то все равно досталось бы самое худшее. Ему не повезло, – ответил Пэт угрюмо и оглянулся. – Это то самое место, где на нас напали тугары. Они наверняка это помнят.
– Ты отправишь к нему резервы?
– Они окопались в пяти милях отсюда. Больше никого нет.
– Значит, помощи ему ждать неоткуда.
– Нельзя посылать подкрепления в то сражение, которое наверняка будет проиграно, – прошептал Пэт. – Нужно сберечь армию, впереди еще оборона Кева. Здесь мы только стараемся выиграть время, Харриган. Эндрю просил, чтобы мы отступали не больше чем на пять миль в день, и мы дадим ему это время. Для обороны Кева нужно по крайней мере три корпуса, а на эвакуацию потребуется еще две недели. Это значит, что мы потеряем еще очень много людей.
Пытаясь избавиться от чувства вины, Пэт пустил лошадь в галоп.
Эндрю вышел из штаб-квартиры, окунувшись в шум боя. Над головой, со свистом рассекая воздух, пролетел снаряд и разорвался в лесу неподалеку.
В полумиле от них, у брода, перестрелка была особенно ожесточенной. Воинственные крики мерков заглушали грохот орудий. Выстрелы из винтовок и мушкетов слились в одну протяжную очередь.
Эндрю взглянул на сообщение, пришедшее от Пэта.
«Произошел прорыв в районе Ерганина брода. Рекомендую эвакуировать весь Второй корпус на юг».
Мерки прорвались за реку уже на пятнадцатый день, а он надеялся, что они смогут удерживать их в течение месяца.
– Навхаг и Вушка форсировали реку! Джубади посмотрел на счастливого курьера и сдержанно кивнул.
Он повел плечами. Как бы ему хотелось надеть доспехи и пойти в бой, но нужно было руководить сражением. Вожди кланов и командующие уменами встретили новость одобрительным ворчанием.
– До города Вазимы – почти пятьдесят миль по лесам и болотам, – тихо сказал Музта. – В прошлый раз они дрались за каждый клочок земли. Будет трудный бой, Джубади.
– Мы тесним их по всем направлениям, – гордо сообщил Вука.
– И у нас кончаются припасы, – добавил Музта. – Лошади не смогут долго питаться корнями в лесу, они не едят мясо скота. Они день ото дня худеют и слабеют.
Джубади поднял руку, призывая к молчанию.
– Скоро мы доберемся до пастбищ и лугов. Тогда мы накормим наших коней и насытимся сами.
– Если скот все еще там, – заметил Тамука. Джубади посмотрел на носителя щита. – Снова видения?
– Дух «ту», мой кар-карт, вот кто предупреждает меня.
Вука презрительно фыркнул и, повернув лошадь, отправился прочь.
– Мы все узнаем, как только появятся аэростаты, – вмешался Хулагар. – Они готовы, нужен лишь благоприятный ветер.
– Поднимайте их в воздух, как только ветер изменится, – приказал Джубади. – Я должен знать, что происходит.
Он посмотрел на темные тучи, из которых уже готов был хлынуть дождь, и выругался.
Лошадь застряла в жидкой грязи, Пэт спешился и потянул ее за уздцы. Она с трудом выбралась на твердое место.
– Надо продержаться до ночи! – крикнул Пэт, обращаясь к солдатам.
Вскочив на лошадь, он поднялся на гребень холма и огляделся. Вдоль дороги поспешно отступали забрызганные грязью разрозненные группы солдат. Многие из них были без оружия.
Он посмотрел вдаль. Сквозь туман и дождь он едва различал фигурки мерков, пеших и конных, вооруженных винтовками, луками и мечами.
Первоначально Пэт собирался закрепиться на второй линии обороны в пяти милях от реки, но чувство вины заставило его все-таки послать полк на помощь Илье.
Он оглянулся. В нескольких футах от него стоял офицер – по орлу было видно, что это полковник русской армии, но на нем был выцветший синий мундир Тридцать пятого полка с неспоротыми сержантскими нашивками.
– Что там стряслось? – сухо спросил Пэт. – Почему вы подошли так близко?
– Мой полк защищал правую сторону брода. Мы расстреляли почти все патроны, а потом мерки кину-
ли в воду бревна и по ним перебрались на наш берег. Их тысячи, сэр. Почти вся линия обороны прорвана.
– Рано или поздно это должно было случиться, – с горечью сказал Пэт.
– Нас взяли в клещи, и я приказал своим ребятам отступать. Пару раз пришлось схватиться с мерками, но мы отогнали их. Велел идти прямо на юг по направлению к дороге и по ней выбираться поскорее сюда.
Пэт понимающе кивнул.
Люди в долине бежали, таща за собой раненых.
Пэт увидел Илью и подошел к нему.
– Мы старались как могли, но они прорвались, – прошептал генерал сухими губами.
– Вы сделали все, что было в ваших силах.
– Потерял почти половину бригады. Надеюсь, оно того стоило, – с горечью сказал генерал.
– Будем надеяться. – Пэт протянул ему фляжку. Тот, не отрываясь, допил ее до конца.
– Идите на юг, – сказал Пэт. – Выводите людей. Как выберетесь из лесов, направляйтесь на Вазиму, поезд вас подберет.
– Идти, чтобы готовиться к еще одному поражению? – зло бросил Илья и, не дожидаясь ответа, отошел.
Мерки, которых ненадолго остановил свежий полк, снова рвались вперед, выкрикивая названия своих кланов. Добравшись до болотистой почвы, они почти по колено провалились в трясину, но упрямо продолжали наступать.
– Те, кто ранен легко и может ходить, забирайте оружие с собой! – крикнул Пэт. Слишком много оружия они потеряли, слишком много его досталось врагу.
Резервный полк успешно оборонялся. Разрозненные остатки отступающих частей занимали позиции сзади. Пэт подъехал к командиру полка.
– Через некоторое время вас попытаются взять в клещи. Пошлите пару резервных отрядов охранять фланги и уводите своих парней отсюда поскорее!
Тот молча кивнул. Пэт отъехал в сторону. Ему приходилось то и дело напоминать себе, что он больше не командует полковой артиллерией. Он отвечает за весь правый фланг армии и должен провести его по лесам, потеряв как можно меньше людей. Иначе защищать Кев будет некому.
На дороге он заметил русского солдата, раненного в ногу осколком снаряда. Из раны хлестала кровь. Пэт протянул руку и втащил его на лошадь.
– Да забирайся же, черт тебя подери! – рявкнул он, удерживая неповоротливое тело. Солдат попытался выдавить из себя улыбку, но она гораздо больше походила на гримасу.
