Текст книги "Разящий меч"
Автор книги: Уильям Форстчен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Сегодня тяжелый день, – сказал Касмар. Он благословил собравшихся офицеров и сенаторов. Все встали на колени, кроме уроженцев Новой Англии, которые не были католиками, и Марка.
Эндрю вышел вперед.
Если вдуматься, церковь не самое подходящее место для того, чтобы говорить о войне, но больше собрать совет было негде: всего час назад здание сената было разрушено прямым попаданием бомбы, сброшенной с воздушного корабля. Устрой они бомбежку на час позже – и все высшее командование было бы уничтожено одним ударом. Сквозь витражи с изображениями святых и Кесуса пробивался солнечный свет, в церкви пахло свечами и ладаном. Этот запах царил здесь уже несколько веков – с тех самых пор, как восемьсот лет назад русские попали сюда через туннель света.
– Вы все знаете, что мы в трудном положении, – начал Эндрю.
Все молчали.
– Я полагал, что если мы будем сражаться на Нейпере, то проиграем, потому что эта позиция укреплена гораздо хуже, чем Потомак. Думаю, что в конце концов они войдут в город. В отличие от тугар, у мерков есть артиллерия. Даже если мы выдержим артобстрел, сейчас всего лишь середина весны. Урожай будет через несколько месяцев, а когда он созреет, то попадет в их руки. Мы можем продержаться несколько недель или даже месяцев, но потом… – Голос у него сорвался.
– А как же Новрод, Кев, Вазима и другие города Руси? – выкрикнул один из сенаторов. – Вы говорите, что будете защищать Суздаль, – а мы будем брошены на произвол судьбы?
Эндрю поднял ладонь успокаивая страсти.
– Вовсе нет. Начнем с того, что всю Русь невозможно спрятать в одном-единственном городе. Во-вторых, я не собираюсь снимать полки с обороны Кева и направлять в Суздаль. Мы построили вокруг городов укрепления на случай прорыва отдельных отрядов врага. Но если мы начнем защищать все города одновременно, мерки захватят их один за другим.
Все с откровенным любопытством уставились на Эндрю.
– Так что же вы тогда предлагаете?
– Я предлагаю еще до прихода мерков эвакуировать всю Русь на восток. Гражданское население отправить в Рим. Марк Люциний Грака прибыл к нам, чтобы сообщить о своем согласии и предложить нашим людям убежище и еду. Военные или работающие на армию направятся к восточной границе, в район Белых холмов. Все необходимое надо захватить с собой, то, что невозможно увезти, – уничтожить. Заводы придется сжечь. Инструменты, двигатели, даже доски мы возьмем с собой и построим новые заводы. Все запасы еды – зерно, животных, птиц – надо забрать, иначе их придется уничтожить. Колодцы отравим, наставим ловушек на земле. Нельзя оставлять врагу ничего. Корабли перевезут беженцев, и пока армия будет сражаться на Нейпере, у нас будет время отступить, обосноваться на новом месте и быть готовыми снова сражаться. Нам нужно две недели, чтобы дать людям возможность спокойно уехать. Когда мы уйдем, здесь должна остаться выжженная земля, и пусть эти мерзавцы умрут от голода!
В соборе началось смятение. Эндрю стоял и ждал, глядя на Джона Майну, Чака Фергюсона и Боба Флетчера. Джон так же молча смотрел прямо перед собой.
Наконец Эндрю поднял руку, и воцарилась тишина.
– Это единственный выход. Мы не сможем удержать Нейпер. Я понял, что моя надежда на то, что мы остановим их на Потомаке, была столь же призрачной.
Эндрю замолчал, ожидая взрыва эмоций, упреков и проклятий в свой адрес. Он уже решил, что, если они последуют, он предложит им свою отставку. Но все молчали. Он посмотрел на них – генералов, которых выпестовали они с Гансом, сенаторов, которые появились, когда он написал конституцию, и, наконец, на Калина, поднявшегося со своего места и вставшего рядом.
– Веди нас, Эндрю Лоренс Кин, – сказал Калин. – Веди нас, и мы пойдем за тобой.
Эндрю взглянул на отца Касмара.
– Веди нас, – повторил тот.
Эндрю обвел взглядом остальных. Марк вышел вперед и пожал ему руку. Эндрю видел перед собой угрюмые, сосредоточенные лица – так выглядят те, кто услышал сигнал «к бою». Они начали вставать, сначала один, потом другой, а затем все присутствующие приветствовали его дружным криком.
Эндрю отвернулся. В глазах у него стояли слезы.
Глава 8
– Все твои идеи звучат очень логично, а выглядят просто блестяще, – сказал Джон. – Так что я не хочу портить впечатление своими критическими замечаниями.
Эндрю боролся со сном. Часы в гостиной ритмично отсчитывали время. Он взял из рук Кэтлин чашку чая и, сделав глоток, поставил ее на стол. В комнате было слишком жарко – огонь в печи разогнал вечернюю прохладу.
Он расстегнул воротник рубашки – теплый мундир он снял еще раньше. Здесь, в их новоанглийском квартале в сердце Суздаля, было тихо. Митинг прошел достаточно благополучно, люди, прочитав списки убитых, мрачно разошлись по домам. У десяти американцев из тех, что полегли вместе с Гансом, были семьи. Сам Эндрю старался не думать о маленьком бревенчатом домике на противоположной стороне площади, где он провел столько счастливых вечеров, обсуждая с Гансом разные дела. Темные окна укоризненно смотрели на него. Нужно будет пойти и разобрать вещи, но это потом. Сейчас у него другие дела, и нельзя позволять горю мешать им.
Он сказал людям, что все потеряно, что им придется покинуть свои дома, привычную жизнь и отправиться навстречу неизвестности.
Он посмотрел на друзей, которые собрались в комнате. Многие были с ним с самого начала: Пэт, Джон, Эмил, Винсент, Чак. Здесь же присутствовали штабные офицеры, Калин и двое новеньких – Марк и Гамилькар. И, конечно, Кэтлин – она сидела рядом.
– Портить мне жизнь своими критическими замечаниями – твоя работа, Джон, – сказал Эндрю. – Только ты способен определить, что мы можем, а что нет. Но на сей раз я говорю иначе: это должно быть сделано.
– Я знаю, Эндрю.
– Тогда расскажи, как мы это сделаем.
– Нужно исходить из того, что у нас шестьдесят два локомотива и примерно восемьсот вагонов. На Руси живет около семисот пятидесяти тысяч человек. Возможно, с прошлого года цифры немного изменились. – Он посмотрел на Гамилькара и уточнил: – Прибавилось тысяч тридцать. Двести тысяч человек живет на расстоянии ста миль от Кева, пятьдесят тысяч в пределах двадцати миль. За исключением младенцев и стариков, все они могут покинуть страну пешком.
– А как насчет питания? – спросил Эмил.
– Я к этому еще вернусь, доктор, – отозвался Джон. – Значит, по крайней мере пятьсот пятьдесят тысяч людей придется перевозить по железной дороге. Полагаю, это можно сделать в два этапа. Сначала добраться до Кева – он в двухстах пятидесяти милях к востоку отсюда. А уже оттуда мы отправим все гражданское население в Рим.
– Орда преодолеет двести пятьдесят миль за пять дней, – холодно заметил Гамилькар.
– На чем? – спросил Эндрю. – Они рассчитывают найти здесь плодородные земли и вдоволь еды; но если мы сожжем все при отступлении, им придется идти по пустыне, а это намного труднее.
– Ты не сможешь сжечь зеленую траву, – возразил Гамилькар.
– Конечно. В их армии миллион лошадей. Джон, сколько травы нужно лошади ежедневно?
– Я слышал, что для одной лошади обычных размеров, а не таких монстров, которых они вырастили, нужно приблизительно двадцать пять акров в год. Ну, пускай тридцать или даже тридцать пять…
– Они не собираются пастись здесь год, – прервал его Эмил. – Им просто нужно перерезать нас. А семьдесят фунтов сена в день они найдут.
– Миллион лошадей, четыреста тысяч воинов, четыре сотни пушек – все это надо провести через Суздаль, – с нажимом сказал Эндрю. – И вспомни, это не просто марш-бросок армии, это Volkswanderung.
– Что-что? – вскинул голову Пэт.
– Исход, – пояснил Эмил. – Женщины, дети, старики, телеги с нажитым добром.
– И с ними еще по меньшей мере миллион лошадей, – добавил Эндрю.
– Они съедят лошадей. Тугары не стали этого делать, но мерки теперь понимают, что все не так просто.
– На то, чтобы накормить всю орду, будет уходить две тысячи лошадей в день, если, конечно, у них не будет другой еды. Очень скоро это ударит по ним. Мерки не смогут бросить свои юрты, значит, им придется оставить в живых тягловых лошадей и есть скакунов.
– Весенняя трава, конечно, сочнее, – сказал Пэт с оптимизмом. – Но все равно десять лошадей за день съедят траву с акра земли. Причем после этого травы на этом месте не будет еще пару месяцев.
– Сотня тысяч акров в день – только для лошадей армии, к середине лета это составит миллион акров, – сказал Эндрю, и его лицо осветила улыбка.
– Ты не ответил на предыдущее возражение, – ответил Гамилькар, подождав, пока переводчик передаст ему слова Эндрю. – Десяток уменов может пересечь территорию Руси за пять или шесть дней и перебить дезорганизованную массу людей под Кевом. – Он понизил голос. – Произойдет массовая резня.
Все уставились на Эндрю. – Их задержат, можете не сомневаться, – уверенно сказал он.
– Но как?
– Не волнуйтесь. – По его тону все поняли, что этот вопрос решен.
– Они по-прежнему будут есть моих людей, – гневно заявил Гамилькар.
Эндрю посмотрел на вождя. Он был не в силах ему возразить, так как чувствовал глубочайший стыд за убийство карфагенян на Потомаке.
– Но мы все равно будем сражаться, – тихо добавил Гамилькар.
– Если мы перекроем Нейпер броненосцами, то даже после нашего отступления меркам придется подняться вверх по течению, чтобы пересечь реку. А для этого надо будет проложить по лесу дорогу, по которой смогут проехать их повозки.
– А что с нашей едой? – спросил Эмил. Эндрю с надеждой взглянул на Джона.
– На поездах мы можем перевезти в Кев восемьдесят тысяч людей в день, если принять, что каждый будет иметь при себе десять фунтов груза. Запасов продовольствия на Руси хватит на девяносто дней. Это приблизительно сто тысяч тонн, значит, для их перевозки потребуется как минимум шестьсот грузовых платформ. – Джон на секунду заглянул в свои записи. – Даже если спешить изо всех сил, то переправка людей и продуктов в Кев займет тридцать дней. Но нужно отправить еще кучу других вещей: инструменты и оборудование из литейных и кузнечных цехов, ружейных заводов, лесопилен, паровозных депо. И я бы посоветовал забрать все сельскохозяйственные орудия, если мы хотим выжить и, конечно, если мы победим. Думаю, в целом потребуется дней сорок, и это при условии, что поезда будут двигаться днем и ночью. У нас заготовлено довольно много дров, но я не уверен, что этого достаточно. Для работы на каменном угле мы приспособили только шесть паровозов.
Все молчали.
– И потом, Эндрю, не забывай об армии. Реку надо патрулировать, но когда линию обороны прорвут, мы должны будем забрать ребят. К тому же существует проблема боеприпасов и оружия, которое мы производили почти три года. Только для того чтобы увезти полевую артиллерию, нужно два дня, еще день – на пушки, размещенные в городах.
– А как насчет флота? – спросил Буллфинч.
– Все броненосцы останутся охранять реку или морское побережье, – ответил Эндрю.
– А галеры?
– Если они пристанут к берегу чуть западнее Карфагена, мы эвакуируем всех моих людей, а также русских, которые живут поблизости, – сказал Гамилькар.
Эндрю кивнул.
– Значит, завтра и начнем, – подытожил Эндрю. – Те, кто может идти пешком, отправятся в путь. Дети, матери с младенцами, старики, которым больше шестидесяти, больные и раненые поедут по железной дороге.
– Иисусе, Эндрю, для таких вещей существуют специальные планы, которые надо рассчитывать несколько дней или даже недель.
– У нас нет столько времени! – воскликнул Эндрю. – Ты сам только что это сказал.
– Всем беженцам не хватит места в Кеве.
– Значит, надо взять спальные вагоны, которые используют железнодорожные рабочие, и отправлять их прямо в Рим. Тогда мы перебросим туда около ста тысяч людей за тридцать дней.
Джон кивнул.
– После того как мы отправим первых беженцев, надо увезти все продукты. И как бы это ни было неприятно, придется объявить военное положение, господин президент.
Калин улыбнулся: – Я согласен. – Все запасы продовольствия придется собрать вместе. Уэбстер, вы с Гейтсом сегодня напечатаете поручительства – мы национализируем продовольствие, а потом выплатим компенсацию. Когда все продукты с ферм вывезут, фермеры и их семьи могут ехать на восток.
– Вот он, капитализм, – вздохнул Уэбстер, вызвав у всех улыбки.
– Надо забрать все оборудование с заводов. Если мы потеряем машины и инструменты, проиграем войну. Когда заводы будут взорваны, первым делом увозим оборудование и рабочих с семьями, так как только они умеют обращаться с ним. Затем перевозим все остальное, а последней забираем армию – когда удерживать оборону будет уже невозможно.
– И все это надо сделать за три недели, – сказал Эндрю, глядя на Джона. – На самом деле я не могу гарантировать даже десяти дней, но мы постараемся продержаться как можно дольше.
Джон промолчал.
– А если они прорвут оборону прежде, чем мы закончим? – спросил Касмар.
– Приоритеты прежние, – мрачно ответил Эндрю. – Сначала – гражданское население, потом продовольствие, затем заводы и, наконец, армия. Если мерки прорвутся, вывозим армию вместе с заводами, а оставшимся придется идти пешком.
Касмар понимающе кивнул.
– Сожгите города, – тихо сказал Эмил.
– Сжечь Москву? – спросил Эндрю. – Нет. Меркам города не нужны. Кроме того, может, хоть что-то уцелеет, когда мы вернемся.
Он осмотрелся. Впервые с тех пор, как он отдал приказ, Эндрю задумался, что же это значит для него самого. Привычные вещи смотрели на него отовсюду. В углу тикали часы, рядом стоял стол – его украсил резьбой какой-то русский крестьянин; в кухне высились стопки тарелок, рядом была шкатулка, которую он подарил Кэтлин давным-давно, когда они в первый раз гуляли по Суздалю, взявшись за руки. Все это придется оставить. Он взглянул на Кэтлин.
– Эмил, я хочу, чтобы завтра ты со всеми ранеными уехал в Кев. Надо организовать там госпиталь. Флетчер, ты поедешь вместе с ним и займешься вопросом хранения и распределения продовольствия. Все склады нужно использовать для этой цели.
Со стороны врача не последовало никаких возражений, чего Эндрю опасался.
– Мы с Мэдди останемся здесь и уедем вместе с тобой, – прошептала Кэтлин. Эндрю лишь сжал ей руку.
– И последнее. Все это нужно сделать втайне от мерков. Они не должны ни о чем догадываться, – когда пересекут реку, их будет ждать небольшой сюрприз.
– Но это невозможно, Эндрю, – возразил Калин. – Ты забываешь, что проклятые аэростаты так и рыщут повсюду.
– И еще, – добавил Джон. – Оборонительные сооружения на железной дороге есть только до Потомака, а после Новрода она абсолютно беззащитна. Им ничего не стоит прилететь, разбомбить рельсы, а потом начать расправляться с поездами.
Эндрю посмотрел на Чака.
– На прошлой неделе прошли испытания нашего аэростата, верно?
– Да, сэр, Джек был пилотом.
– Насколько мне известно, ты тоже поднимался в воздух, несмотря на мой приказ, – с упреком сказал Эндрю. – Машина может летать?
– Мы как раз устраняем некоторые недостатки.
– Нужно, чтобы через три дня она была над Суздалем. И как можно скорее доделывайте остальные аэростаты.
– Но ангары под Вазимой еще не достроены, сэр. И потом, все зависит от ветра. Чтобы добраться сюда, нам нужен северо-восточный или восточный ветер. – Пригоняй свои машины сюда поскорее, сынок. Мы, к сожалению, не успели создать целую флотилию, как планировали, но если мерки узнают, что мы собираемся это сделать, они ринутся через Нейпер без промедления. Этот Джубади научился на ошибках Музты, он бережет своих воинов. Но если он узнает, что добыча ускользает из рук, он не станет их щадить.
Чак усмехнулся:
– Вы даете мне право делать все, что я сочту нужным?
– Конечно. Все, что ты заказывал, будет готово к твоему отъезду.
Чак довольно улыбнулся и сел на место.
– Спасибо, сэр.
Джон подозрительно посмотрел на ухмыляющегося Чака, боясь, что заказ значительно превышает составленную им смету. Но он так устал, что у него уже не было сил уточнять это.
Он снова повернулся к Эндрю. Он понимал, что вся операция была чистой утопией. Если мерки прорвут оборону, их невозможно будет сдержать, они, как саранча, ринутся на восток. А позиции у Белых холмов вряд ли смогут выдержать их атаку. Эндрю просто пытается внушить им всем веру в осуществимость невозможного. Он хотел уже высказаться по этому поводу, но взгляд Эндрю в корне пресек это намерение. Джон потупил глаза и снова стал повторять про себя, что надо делать и в какой последовательности.
Тамука ухватился за ветку и повис на ней, чувствуя, как она пружинит под его весом. Он подтянулся и сел, прижавшись спиной к стволу дерева. С севера дул прохладный ветер. Хранитель щита посмотрел на восток. Вся дорога, насколько хватало глаз, была забита лошадьми, воинами, орудиями – казалось, по лесу ползет огромная змея.
«Жуткое место», – подумал он. Вспомнилось, как по степи умен за уменом, колонна за колонной шли воины Навхага и других кланов за ним. А теперь они едва ползут по лесу. Прошло уже четыре дня, а они преодолели лишь треть расстояния до реки. Берег на пятьдесят миль охранял скот, поэтому пришлось идти лесом.
Раздался пушечный выстрел, крик боли, и на тропу упал воин. Кровь окрасила землю в красный цвет.
Выстрелила другая пушка. Снаряды то и дело пролетали над головой, срезая ветки, падали, разрываясь, на дорогу. Снова полетела шрапнель, еще несколько воинов упало. Колонна остановилась. Пушки скота замолчали.
«Весьма профессионально», – молча одобрил Тамука.
Оборонительные сооружения на противоположной стороне реки впечатляли: два вала, перед каждым почти непроходимый барьер из колючего кустарника и острых кольев. Полки, пытавшиеся атаковать, были мгновенно уничтожены перекрестным огнем – с броненосцев и с линии обороны.
Он закрыл глаза, отвлекся от криков внизу и впал в транс, слившись воедино с ветром и небом.
Тамука почувствовал, как улетает прочь вслед за духом «ту», но продолжал крепко держаться за ветку, которая позволяла ему в любой момент вернуться.
На западе возник свет, казалось, он открывает перед ним всю жизнь его орды. Тамука чувствовал запах лошадиного пота и юрт, горящих костров и зеленой травы в степи.
Вот появились духи предков, они летели по небу над ордой, направляя ее в бесконечном пути навстречу солнцу. Перед ним проплывали предки предков, те, которые путешествовали к звездам, которые создали туннели света, соединяющие миры. Они сотворили и врата в том мире, где живет скот, в его степях, горах и лесах, и даже на землях, ныне погребенных под толщей воды в океанах. Эти врата мгновенно переносили людей в Валдению. И все это прошло, было разрушено воцарившейся в орде гордыней и ненавистью. Все, что осталось теперь в Валдении, – лишь слабое напоминание о былой мощи и славе.
Тамука почувствовал, как сердце его наполняет мука – понимание того, что было потеряно. Воспоминания его пращуров проникали в его плоть и кровь. «Вся вселенная принадлежала нам, а сейчас мы – ничто, мы были хозяевами звезд, а теперь – сражаемся с теми, кого раньше даже не замечали, как пыль на дороге». Предки шептали ему, что те, кто только начинал взрослеть, когда орда была в расцвете могущества, ныне обретают власть. Они пришли в этот мир, чтобы уничтожить орду.
Предки говорили с Тамукой, носителем щита, с его духом «ту», владеющим заповедными знаниями. Предки плакали бесплотными слезами, их души трепетали от горя, потому что орда переживала закат, а для врагов ее лишь наставало утро новой жизни.
«О, отцы наши! – воззвал он. – Поверните вспять течение времени, дайте мне дожить до дней нашей славы!»
«О Тамука, все это в прошлом, – шептали в ответ духи. – Мы смотрим на вас, наших потомков, и сокрушаемся, ибо ваши обороты – лишь бледное отражение наших путешествий, когда вселенная казалась нам степью и мы объезжали ее как хозяева. А теперь те, кем мы пренебрегали, обретают силу».
И дух его поспешил на восток, прочь от предков, потому что невыносимо тяжело было осознавать могущество, которое исчезло в глубине времен. Снова он понесся над Валденией, где его поколение жило воспоминаниями о прошлом. Предки прислали им со скотом свой дар – лошадь. Именно она освободила мерков, позволила орде объехать весь мир. Две сотни кругов – какое славное время это было! Торжество духа «ка», духа воина, всадника, который ощущает жар битвы, сладость победы и горечь поражения и знает, что за поражением снова последует победа. Но не иллюзия ли слава этой жизни, где лишь ветер в лицо и счастье сражения? Души предков, радующиеся и печальные, вечно летают по небу, вспоминая о здешней жизни как о кратком мгновении.
И наконец, перед ним появился образ его отца, слившийся с сыном и нашептывающий ему, что он должен восстановить былую славу мерков, призывающий его воинский дух «ка» к действию.
Тамука посмотрел на восток – мир был темен, а происходящее скрыто от его глаз. Могущественные духи скота не позволяли ему заглянуть туда.
Но он хотел знать, что же происходит там, за рекой. Воображение Тамуки устремилось вперед.
Его со всех сторон окружала темнота. Мгла кружилась, пульсировала, отталкивала. Словно какое-то черное и бесформенное огромное существо, в котором сосредоточена вся сила, двигалось на восток по двум серебристым колеям. Что же это могло означать?
Он снова взглянул на небо. Звезды безмолвно смотрели на него, но не было предков, которые могли бы разъяснить ему эту загадку.
«Борьба не закончена, – прошептал ему дух „ту", – далеко не закончена. Они приходят в наш мир с каждым разом все более могущественными, приходят из нашего собственного прошлого, потому что, если бы не было туннелей, они никогда не попали бы сюда».
Перед ним вновь появились духи предков – мерков, тугар, бантагов, куваков, оргов – всех орд. «Как мы стары, – подумал Тамука. – Миллионы поколений успели смениться в этом мире, мы умирающая раса. А они – ненавистный скот – так молоды, они лишь начинают жить, они пришли в наш мир как рабы, а теперь убьют нас».
Предки молчали.
Он почувствовал холодную ярость.
– Судьба не предрешена, – прошипел он и вновь обратил взор на восток, где ждал скот – молодая раса, которая выходит из колыбели, чтобы вершить судьбы этого мира.
Они скапливают силы на востоке, но зачем?
Старая раса должна забрать силу у молодой, только тогда она сможет возродиться.
«Мы слишком долго жили спокойно, забыв о том, что утратили, – подумал он. – Сейчас мы должны вернуть себе эту силу и знание и вновь стать теми, кем были когда-то».
Он посмотрел на небо и внезапно понял, что их путь по степи – не больше чем слепое кружение духа «ка».
Его ослепила вспышка света, раздался крик. Тамука почувствовал что-то теплое у себя на руке.
Дух «ту» вновь вернулся в тело.
Тамуку пронзила резкая боль. Открыв глаза, он увидел, что по руке ручьем стекает кровь, а кожаные доспехи на плече разорваны. Осколок снаряда, задевший его, торчал из ствола.
Снова раздался свист шрапнели и крики.
Поняв, в чем дело, Тамука слез с дерева и растворился в ночном лесу.
Он придумал собственный план, дух «ту» нашептал его. В течение многих лет он воспитывал того, кто исполнит его волю, то наказывая, то награждая его. Если же скот поступит иначе, план все равно сработает, и Тамука улыбнулся.
– Дорога свободна до станции Кеннебек! – выкрикнул телеграфист, выглядывая из своей комнатушки и с восторгом таращась вверх.
Джек Петраччи кивнул и открыл вентиль. «Летящее облако» неохотно начало опускаться вниз.
Рабочие, стоявшие на платформах, показали, что путь свободен.
Джек с беспокойством смотрел на паровоз, который находился далеко внизу.
– Федор, трос в порядке?
Федор свесился со своего сиденья, едва не перевернувшись.
– Все нормально, капитан.
Джек опустил рычаг правой рукой, а левой схватился за другой. Чак утверждал, что достаточно одного рывка, чтобы освободить тросы, удерживающие аэростат.
– Все готово! – крикнул Джек, пытаясь преодолеть ужас, – он считал весь план настоящим безумием. Чак придумал его несколько месяцев назад, и на бумаге все выглядело просто и понятно. Но, как и весь проект в целом, полет был испытательным, и если бы что-то пошло не так, он, Джек, мог смело прощаться с жизнью.
Доставить аэростат в Вазиму по железной дороге казалось совсем легко, пока они сидели за столом и обсуждали детали: привязать к платформе несколько тросов – и вперед. Паровоз будет тянуть состав и аэростат вместе с ним.
А в действительности все было иначе. В ста футах внизу пыхтел паровоз, из трубы вылетали искры, и даже самой маленькой из них было достаточно, чтобы водород взорвался. К тому же ветер сносил аэростат к югу. Федор осмотрел двигатель, а Джек снова переложил руль высоты.
На платформах стояло человек сто рабочих, которые участвовали в создании этого чуда, все они с беспокойством смотрели вверх. Необходимое оборудование, материалы и инструменты для «Летящего облака» погрузили на платформы. И сейчас они были набиты бочками с горючим, ящиками цинка, свинца и серы для производства водорода и множеством других совершенно необходимых вещей.
Джек посмотрел на север. Внезапно в поле его зрения возник город Испания, он словно вынырнул из леса.
– Ждем вас, сэр! – крикнул машинист в рупор. Джек оглянулся на Федора. – Все готово, капитан.
Джек судорожно сглотнул и, вытащив из-под сиденья зеленый флажок, помахал им.
Машинист нырнул в кабину. Из трубы вырвалось облако дыма и поднялось вверх. Джек заморгал.
Поезд начал набирать ход.
Тросы натянулись, аэростат поплыл вслед за паровозом.
Джек посмотрел на длинную тень от аэростата, которая тащилась за ними по земле. Солнце уже садилось.
Из трубы паровоза то и дело вылетали клубы дыма. Стрелка прибора, измеряющего силу ветра, начала двигаться и остановилась напротив отметки «пять миль в час».
Паровоз прибавил скорость, и аэростат стал снижаться.
– Приоткрой заслонку! – крикнул Джек. Федор поколдовал над двигателем, пропеллер весело завертелся. Аэростат поднялся вверх.
Джек снова помахал зеленым флажком. Паровоз поехал быстрее.
– Пятнадцать миль в час.
Замелькали телеграфные столбы, по счастливой случайности стоявшие с северной стороны железнодорожного полотна. Паровоз двигался по привычному маршруту. Колеса ритмично отстукивали по рельсам.
Налетел порыв ветра, и Джек выровнял корабль, подняв корму. Теперь аэростат летел, опустив нос к земле. Джек помахал желтым флажком.
Скорость движения составляла двадцать миль в час.
Путешествие обещало быть долгим. Джек попытался устроиться поудобнее и вернуть поднявшийся к самому горлу обед обратно в желудок.
Чак глядел, как его первый аэростат исчезает вдали.
– Думаешь, получится? – спросил Винсент, который стоял рядом, скрестив руки на груди.
– Должно получиться. Мы строили их здесь, в глубине лесов, где безопасно. Если бы мерки узнали, что мы делаем, то разбомбили бы нас уже давным-давно, не дав даже подняться в воздух. А Джеку сейчас придется туго – нужно маневрировать: если поезд поедет слишком быстро, аэростат может снести встречным ветром или он упадет на поезд. В таком случае мы лишимся двигателя. Эти проклятые мерки со своими двигателями могут держаться в воздухе сколько угодно. Где они их, интересно, выискали? Хотелось бы мне разобрать хотя бы один из них.
– Ты знаешь приказ, – тихо напомнил Винсент. – В этих двигателях какой-то яд, их надо уничтожать.
– Я знаю, черт побери!
– Первая битва в воздухе… Хотел бы я на это посмотреть, – задумчиво промолвил Винсент.
– Тебе нравится летать?
Винсент улыбнулся своей странной улыбкой:
– В прошлый раз мне показалось, что это довольно интересно.
Чак ничего не ответил. Послышался свисток поезда.
– Пора отправляться, – сказал Винсент. Все вагоны были битком набиты беженцами из Суздаля. Калин отдал свой личный вагон Чаку и Марку с Винсентом, но они, конечно, впустили туда столько людей, сколько могло уместиться. Поэтому всю дорогу они провели в компании пятидесяти матерей и по меньшей мере сотни детей, каждый из которых старался перекричать других.
Чак морщил нос. Если такое приходится терпеть всем отцам, лучше вообще не иметь детей. Запахи пеленок, срыгнутого молока и немытых детей заставляли его неоднократно выбираться из вагона на открытую платформу. Марк удивил его: он вел себя как настоящий политик и пристроил у себя на коленях пару вопящих малышей. Это было весьма странное зрелище – настоящий римский патриций с орлиным профилем, в тоге и красном плаще укачивает на руках ребенка.
– Да-а, битва будет что надо, – произнес Винсент, глядя на запад.
– Звучит так, словно ты ждешь не дождешься этого. Генерал посмотрел на Чака и усмехнулся:
– Так оно и есть.
Он отвернулся и вышел.
– Странный парень.
Чак взглянул на Теодора, который откровенно завидовал своему брату, улетающему на войну на аэростате.
– Когда война длится слишком долго, она или убивает тебя, или сводит с ума.
– Или и то и другое сразу.
– И такое бывает, – отозвался Чак. Раздался свисток.
– Наш поезд, – сказал Чак. Он подошел к маленькому, как игрушка, паровозу, который должен был отвезти его к ангарам и заводу.
«Делай что хочешь», сказал Эндрю. Вспомнив об этом, Чак улыбнулся. Джон был слишком занят, чтобы заметить пропажу некоторого количества пороха и стали и парочки сверлильных станков. Их можно было приписать к программе по разработке аэростата.
– Почему вы смеетесь? – спросил Теодор.
– Узнаешь. А теперь давай возвращаться, надо запускать «Клипер янки».
– Иисусе, ну и кавардак, – буркнул Пэт. Эндрю согласно кивнул. Железнодорожное депо и впрямь выглядело не лучшим образом. Везде царил дух запустения. Прошло всего четыре дня, а город уже словно вымер – улицы опустели, не слышно было смеха детей, азартного торга на рынке, звона колоколов в церквях. До рассвета уехало еще шесть тысяч людей. Уезжали в полной тишине, не слышно было ни плача, ни криков – враг на другом берегу не должен был ничего заподозрить.
Накануне вечером началась канонада: палили легкие пушки, стреляли с броненосцев тяжелые орудия. Ответа от мерков не последовало, но всем было ясно, что враг по-прежнему там, смотрит, выжидает.
В литейной творилось нечто невообразимое. Сотни рабочих, которые еще пару дней назад вовсю трудились, стараясь выпустить как можно больше снарядов, мушкетов и винтовок, теперь разбирали свои станки, укладывали драгоценное оборудование в ящики и устанавливали их на платформы. Тяжелые станки приходилось тащить к платформам на тележках, а потом поднимать наверх при помощи блоков и веревочных тросов.
– Каждый потерянный день означает, что фронт недополучил триста винтовок и мушкетов, два полевых орудия и кучу снарядов и пуль, – с сожалением сказал Пэт, глядя, как несколько рабочих, надрываясь, тащат к платформе тяжелый пресс.
