Текст книги "Повесть о Сверкающей Равнине"

Автор книги: Уильям Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11. Морской Орел возрождается к жизни.

А пока так беседовали они промеж себя, вышел из рощи человек роста весьма высокого, рыжебородый и черноволосый, на щеках его играл румянец, а лицо так и сияло радостью; с виду было ему зим тридцать пять. Он направился прямиком к Халльблиту, и обнял его, и расцеловал в щеки, словно явился к нему из-за моря дорогой друг юности.

Подивился тому Халльблит, и рассмеялся, и молвил:

– И кто же ты таков, что так я тебе дорог?

Ответствовал незнакомец:

– Коротка же твоя память, Сын Ворона, раз столь быстро позабыл ты своего сотоварища и попутчика, который оделил тебя едой и питьем, и добрым советом в Чертоге Викингов.

Тут рассмеялся он весело, и обернулся к трем девам, и взял их за руки, и поцеловал в губы, они же льнули к нему весьма умильно.

Отозвался Халльблит:

– Выходит, и в самом деле возвратилась к тебе молодость, как пожелал тебе я по твоей просьбе?

– Воистину так, – отвечал рыжебородый. – Я – Морской Орел прежних дней, и вернулась ко мне молодость, а с нею и любовь; да и полюбить есть кого. – С этими словами повернулся он к самой красивой из девушек, а она была белокожей и благоуханной, словно лилия, розовощекая и хрупкая, и ветерок играл длинными локонами ее золотых волос, что спадали ниже колен; и обнял ее рыжебородый, и привлек к груди, и расцеловал лицо ее бессчетное количество раз, она же нимало не возражала, но и руки ее, и губы отвечали на ласку. Две подруги ее стояли рядом, улыбаясь и ликуя; и захлопали они в ладоши, и поцеловались промеж себя, радуясь новому возлюбленному; и, наконец, принялись плясать и резвиться вокруг них, словно ягнята на лугах по весне. А Халльблит стоял среди всей этой суматохи, опираясь на копье, и улыбка играла на губах его, но брови хмурились; ибо размышлял он про себя, как бы ему поспособствовать своим поисками.

Когда же плясуньи притомились, Морской Орел оставил избранную возлюбленную, и взял за руки оставшихся двух, и подвел их к Халльблиту, и воскликнул:

– Выбирай, Вороненок, которую из этих двух возьмешь в подруги, ибо не найти тебе лучше и краше.

Но глянул на них Халльблит надменно и строго, и черноволосая дева опустила голову и прошептала:

– Нет, нет, морской воитель, этот слишком прекрасен для нас. Ждет его любовь куда слаще, и губы куда желаннее.

Тут возмутился Халльблит в сердце своем и молвил:

– О Морской Орел, вот ты и обрел снова молодость: ну и на что тебе она? Разве не затоскуешь ты по осиянному луною морю, по плеску волн и по пенным брызгам, и по собратьям своим, одежды коих искрятся солью? Откуда взяться ныне перед тобою чужим берегам, где причалишь ты ради славы, куда отплывешь за богатством? Разве позабудешь ты черный борт корабля и капель весел с наветренного борта, когда налетает шквал с восходом солнца, и туго натягивается парус, и корабль ложится на другой галс, и громко перекликаются мореходы, стараясь перекричать ветер? Разве выпало из руки твоей копье, разве похоронил ты меч отцов своих в могиле, от которой спас свое тело? Что ты такое, о воин, в чужой земле, во владениях Короля? Кто тебя услышит, кто расскажет повесть о твоей доблести, каковую перечеркнул ты рукою ветреной женщины, а ведь женщины этой родня твоя не знает, и родилась она не в доме, из которого тебе от века назначено брать жену на ложе? Чей ты ныне раб, ты, захватчик добычи, ты, устрашитель свободнорожденных? Какому лорду или Королю станешь ты прислуживать, о Вождь, чтобы поутру вкусить снеди, а ввечеру улечься в мягкую постель? О Воин Викингов, вот стою я, Халльблит из клана Ворона, и приехал я в чужую землю, в обитель чудес, в поисках того, что принадлежит мне, чтобы найти ту, что сердцу моему всего дороже; то есть мою нареченную, Заложницу из клана Розы, прекрасную деву, что разделит со мною ложе, и родит мне детей, и встанет рядом в поле и хлеву, у скамьи для гребцов и у планшира, под стрелой и копьем, у домашнего очага и в пламени горящего двора, и у погребального костра воина Ворона. О Морской Орел, приютивший меня среди недругов, мой попутчик и сотоварищ в морском странствии, скажи мне сразу, поможешь ли ты мне в моих поисках или отречешься от меня, подобно трусу?

И снова отпрянули девы при звуке его звонкого, громогласного голоса, и задрожали, и побледнели.

Но беспечно рассмеялся Морской Орел, нимало не рассердившись, и молвил:

– Отпрыск Ворона, речь твоя хороша и достойна мужа; только в этой земле она не к месту, и не ведаю я, что с тобою станется и для чего тебя к нам прислали. Что станешь ты делать? Кабы обратил ты эти слова к Убеленному Сединами, к Праотцу вчерашнего дня, он остался бы глух; а теперь, когда обращаешь ты их к Морскому Орлу, к счастливцу со Сверкающей Равнины, он внять им не может, ибо никакая земля, кроме этой, не приютит его. Здесь он силен и крепок, исполнен радости и любви, но в других краях станет он пустомелей-призраком, гонимым ночными ветрами. Потому что бы ты не затеял в пределах этой земли, я поддержу тебя и приду на помощь; но ни на дюйм с нее не стронусь, будь то в соленые морские волны или вверх по отрогам гор, что стеной ограждают этот благодатный край.

– Ты был мне попутчиком; я – друг тебе и люблю тебя искренне; но дружба и любовь живут лишь в пределах этой земли. Ибо призрак любить тебя не может и помочь тебе не в силах. А что до слов твоих касательно минувших дней и радостей буйного моря: правду сказал ты, хороши и отрадны были те дни; да только остались они в прошлом, ушли в небытие, как отроки, что сидели рядом с нами на банках, как девы, что брали нас за руки и уводили в свои покои. На смену им пришли иные дни, и иные друзья нас утешат. И что с того? Должно ли обижать живущих, чтобы порадовать мертвых, коим нет до нас дела? Должно ли проклинать праздник Йоль и лить мутную воду на Священный Очаг зимнего пира потому только, что лето некогда цвело красотой, и дни летят, и времена меняются? Так порадуемся же! Ибо жизнь продолжается.

С этими словами обернулся он к своей подруге и поцеловал ее в губы. Но Халльблит глядел печально и строго, и заговорил медленно и сурово:

– Так и есть, попутчик; говоришь ты, что дни летят, но для тебя они остановились, и наступит еще день, когда устанешь ты, и поймешь это, и затоскуешь об утрате давно позабытой. Но ни к чему мне продолжать разговор, потому что глух ты к моим словам и более их не услышишь. Засим ничего более не скажу я, кроме одного: благодарю тебя за помощь, какова бы она не оказалась; я приму ее, ибо день мне предстоит тяжкий, и похоже на то, что труды грядут немалые.

Девы же не поднимали глаз; по виду их судя, они предпочли бы отойти подальше и не слушать; но Морской Орел рассмеялся весьма благодушно и молвил:

– Сам ты себе все усложняешь, по обычаю гордого и надменного своего народа; что до меня, ничто отныне не в силах отяготить мои мысли: ни твое презрение, ни недобрые твои предчувствия. Оставайся моим другом, насколько сможешь, а я так предан тебе всем сердцем. Ну, а вы, девушки, куда нас поведете? Охотно полюбовался бы я на новые места.

Отвечала его подруга:

– Мы проводим вас к Королю, дабы еще более развеселились сердца ваши. А что до твоего друга Копьеносца, о Морской Воитель, пусть не крушится он и не печалится. Ведь кто знает, может, два желания, желание его сердца, и желание иного сердца, к нему обращенного, обернутся в итоге одним и тем же, так что останется он весьма доволен?

Говоря так, дева искоса поглядывала на Халльблита застенчиво и умильно, и подивился он ее словам, и в сердце юноши вновь пробудилась надежда, что вскорости окажется он лицом к лицу с Заложницей и что именно эту любовь посулили ему, любовь слаще, чем ласки незнакомок, и на сердце у него полегчало, и лицо его прояснилось.

Глава 12. Вновь прибывшие являются пред очи Короля Сверкающей Равнины.

И вот девы повели их вверх по течению ручья, и Халльблит шел бок о бок с Морским Орлом, а спутницы их к тому времени весьма развеселились, и бегали и резвились вокруг, шаловливые, словно юные козочки; они зашли в неглубокий ручей босиком, чтобы смыть с ног морскую соль, и, бродя по полям, нарвали цветов и сплели венки и гирлянды, коими украсили и себя, и Морского Орла; однако Халльблита девицы не трогали, ибо до сих пор побаивались его. Так шли они вперед и вперед, ручей же уводил их к холмам, и по-прежнему вокруг расстилались цветущие луга, свежее и прекраснее которых и вообразить нельзя. Вдалеке различали они людей, но долгое время никто им по пути не встретился, кроме юноши и девы, одетых крайне легко, как водится в разгар лета: влюбленные и счастливые, прогуливались они вдоль ручья и с изумлением воззрились на дюжего Морского Орла и на Халльблита с его сверкающим копьем. Черноволосая красавица приветствовала юную чету и что-то сказала негромко, и те радостно рассмеялись, и мужчина поискал в траве и цветах у берега, и добыл корзинку, и расставил изысканные яства на траве под ивой, и пригласил нежданных гостей разделить с ним трапезу этим ясным днем. Так что все уселись у искристого ручья, и поели-попили всласть, и повеселились на славу. А после вновь прибывшие и проводницы от души поблагодарили хозяев и отправились восвояси, и снова зашагали к нагорьям.

Наконец впереди показался поросший лесом холм, а у подножия его полыхнуло нечто алое и сверкающее, а вокруг в лучах солнца переливались и вспыхивали все цвета радуги. Тут молвил Морской Орел:

– И что это у нас такое?

Отвечала дева:

– Это – шатер Короля; а вокруг него – наметы и палатки его приближенных из числа здешних жителей; ибо часто выезжает он с ними в леса и холмы, хотя есть у него и чертоги, и дворцы, прекраснее коих не рождалось в помыслах человеческих.

– Ужели не боится он врагов? – удивился Морской Орел.

– Как можно? – отозвалась дева. – Ежели вдруг недруги и явились бы в эту землю с войною, их битвенная ярость развеялась бы по ветру, едва блаженство Сверкающей Равнины подчинило бы их души; и об одном лишь стали бы они молить: о дозволении остаться здесь и обрести счастье. Однако же, полагаю, что, даже будь у него враги, Король сокрушил бы их с такой же легкостью, как я сминаю под ногой эту маргаритку.

По мере приближения встречались путникам разные люди, и мужи, и жены, что играли да резвились в полях; и ни в ком не замечалось признаков старости, равно как и ни шрама, ни изъяна, ни немощи телесной, ни тоски во взоре; не было при них ни оружия, ни каких-никаких доспехов. Нашлись и любопытные, что обступили вновь прибывших и с изумлением воззрились на Халльблита и на его длинное копье и сверкающий шлем, и темно-серую кольчугу; но расспросов не последовало, ибо все знали, что эти люди только что вступили в благословенные пределы Сверкающей Равнины. Засим странники прошли сквозь пеструю и ликующую толпу беспрепятственно, и пришло Халльблиту на ум, сколь отрадной показалась бы ему дружба таких людей и как взыграло бы его сердце при виде их, будь с ним рядом его нареченная.

Так добрались они до королевского шатра, а высился он на краю луга у подножия холма, с трех сторон окруженный лесом. Обители столь прекрасной Халльблит отродясь не видывал, ибо шатер был весь изукрашен расшитыми изображениями да цветами, и по кайме отделан золотом и золотыми нитями, жемчугом и драгоценными каменьями.

Там, в дверях, на троне из слоновой кости восседал Король Земли; он был одет в золоченое платье, перепоясан поясом из драгоценных каменьев, корона венчала его чело, а на боку поблескивал меч. В этот самый час, по заведенному обычаю, выслушивал он все то, что подданные желали сказать ему; ради этого восседал он у входа в шатер, а люд расположился вокруг, стоя, сидя и лежа в траве; и то один, то другой выходил вперед и держал речь.

В лице его сиял звездный свет; и казалось оно неописуемо прекрасным и благостным, словно майский вечер в садах блаженных душ, когда воздух напоен благоуханием шиповника. А голос его, напевный и сладкий, обладал силой чаровать сердца, так что никто не посмел бы возразить ему.

Едва завидев Короля, тотчас же понял Халльблит, что именно его резное изображение видел он в чертоге Викингов, и сердце юноши учащенно забилось, и сказал он себе: "Держи голову выше, о сын Ворона, укрепи свое сердце и да не устрашат тебя ни человек, ни бог. Ибо может ли измениться твое сердце, повелевшее тебе отправиться в дом, откуда пристало тебе брать жену, и там принести обеты и клятвы той, что любит тебя превыше всего на свете, и тоскует по тебе день за днем и час за часом; так велика любовь, что выпестовали мы двое".

Тем временем приблизились путники, ибо люд расступался пред ними направо и налево, как перед вновь прибывшими, коим предстоит еще немало; так что ничего уже не отделяло их от Короля. Он же улыбнулся гостям так, что сердца их ободрились в надежде на скорое исполнение заветных желаний, и молвил:

– Добро пожаловать, дети! Кого же это привели вы сюда, дабы умножилась наша радость? Кто этот статный, румяный, веселый гость, коему в благословенных пределах Сверкающей Равнины самое место? И кто этот красивый да пригожий юноша, явившийся с оружием в мирный наш край, и чей лик под сверкающим шлемом печален и строг?

Отвечала черноволосая дева:

– О Король! О Дары Приносящий, о источник радости! Сей статный муж – тот, кто некогда угнетен был старостью и явился сюда к тебе с Острова Выкупа, согласно обычаю той земли.

Отвечал Король:

– Статный гость, добро пожаловать! Теперь изменились твои дни, но ты по-прежнему жив. Для тебя битва закончилась, и в прошлом осталась награда битвы, о которой забывает воин в разгар неистовой пляски мечей: настал мир, о долговечности коего не должно тебе тревожиться; ибо в этом краю нет такой надобности, что не мог бы удовлетворить человек, не посягая на добро другого. Не думаю я, что родится в твоем сердце желание, исполнить которое мне не под силу; вряд ли потребуешь ты дара, в коем откажу я тебе.

Тут рассмеялся от радости Морской Орел и огляделся по сторонам, дабы не упустить из виду ни одной из улыбок, к нему обращенных.

Король же тем временем обратился к Халльблиту:

– И тебе добро пожаловать; я знаю, кто ты; сдается мне, великая радость тебя ожидает, и благодаря мне достигнешь ты предела своих желаний.

Отвечал Халльблит:

– О великий Король благодатной земли, ничего я у тебя не попрошу, кроме того только, что никому у меня не отнять безнаказанно, не навлекая на свою голову проклятия.

– Я дам тебе, что просишь, – отвечал Король, – и ты станешь благословлять меня. Но чего желаешь ты? Чего, помимо Даров здешнего края – а можно ли мечтать о большем?

Отвечал Халльблит:

– Я пришел сюда не дары выпрашивать, но вернуть то, что принадлежит мне; а именно – мою возлюбленную во плоти, мою нареченную невесту. Ее у меня похитили, а меня – у нее; ибо она любила меня. Спустился я к морю и не нашел ни ее, ни корабля, что увез ее прочь. Оттуда поплыл я к Острову Выкупа, ибо сказали мне, будто там я откуплю ее за назначенную цену; но и там ее не оказалось. Но призрак девы явился ко мне в ночном сне и велел отправиться за нею сюда. Засим, о Король, ежели она здесь, в этой земле, научи, как найти ее, а ежели не здесь, научи, как мне уехать, чтобы искать ее в других местах. Вот и вся моя просьба.

Отозвался Король:

– Твое желание исполнится; ты обретешь женщину, которая хотела бы назвать тебя своим и которую должно тебе назвать своею.

При этих словах безмерно возликовал Халльблит; и Король вдруг показался ему утешением и отрадой всех сердец; ровно так и воспринял некогда юноша резное его изображение в Чертоге Викингов; так что поблагодарил он Короля и благословил его.

Король же велел юноше остаться при нем до утра и попировать с ним. – А назавтра, – объявил он, – ты отправишься своим путем взглянуть на ту, которую должно любить тебе.

Тем временем завечерело, и настала ночь, теплая и благоуханная, осиянная яркими звездами, и пошли они в шатер Короля, и там устроен был пир, столь богатый и изысканный, что словами не опишешь; и Халльблит вкушал с блюда самого Короля и пил из его чаши; но яства казались ему безвкусными и питье не радовало, ибо великая тоска овладела им.

Когда же закончился пир, девы отвели Халльблита в постель, разложенную для него в роскошном шатре, поверху расшитом золотом, по образу и подобию звездной ночи, и прилег юноша, и тут же заснул, измучен усталостью.

Глава 13. Халльблит видит ту, что его возлюбила.

На следующий день проснулись люди, и Морской Орел и его подруга явились к Халльблиту, а остальные две девы уже ушли; и объявил юноше Морской Орел:

– Удостоен я великой чести и счастлив безмерно, ибо несу тебе послание от Короля.

– Что же в нем? – спросил Халльблит, но про себя подумал, что знает и сам, и вспыхнул от радости при мысли о том, что надежда его вот-вот сбудется.

И молвил Морской Орел:

– Радуйся, о сотоварищ по плаванию! Мне велено отвести тебя к месту, где обретается твоя возлюбленная; там-то ты ее и увидишь, однако так, чтобы она тебя до поры не заметила; а затем отправишься к Королю, дабы сказать ему, утолит ли она твое желание.

Тут возликовал Халльблит превыше меры, и взыграло в нем сердце, и счел он само собою разумеющимся, что остальные веселятся и восторгаются с ним заодно, ибо, ни минуты не помедлив, повели они юношу с собою, радуясь его счастью; и слов у него недостало, чтобы излить обуревающие его чувства.

А по пути мысли о предстоящей беседе с возлюбленной сладко тешили его сердце, так что никогда прежде не испытывал он подобного блаженства; и призадумался юноша о том, что он и Заложница станут делать, когда снова сойдутся вместе; останутся ли на Сверкающей Равнине или вернутся в Кливленд-у-Моря и поселятся в стане Рода; и со своей стороны возмечтал он вновь увидеть кров отцов своих и пройтись по лугам, где гуляла встарь его коса, и по полям, где под серпом его ложилась пшеница. Но сказал юноша себе: "Подожду, пока не узнаю, что ей милее".

Тем временем странники вступили в лес, раскинувшийся позади королевского шатра, и прошли его насквозь, и перебрались через пригорок, а за ним открылась земля холмов и долин, несказанно прекрасная и отрадная; там вилась река, огибая долины и по очереди омывая подножие то одного, то другого холма; и в каждой долине (а путники миновали две) стояло по славному дому, а вокруг раскинулись пашни, и виноградники, и сады. Так шли они весь день, пока солнце не опустилось к самому горизонту, но ничуть не устали, ибо по пути при желании сворачивали в дома, и тамошние обитатели встречали гостей весьма радушно, и оделяли их едой и питьем, и всем, чего бы те ни попросили. А ближе к закату добрались они до долины, что показалась куда краше первых двух, и ближе к тому ее концу, откуда вошли путники, высился на диво красивый дом. Тогда сказала дева:

– Близок конец пути; давай же присядем на траву у реки, а я перескажу то, что желает сообщить тебе Король.

И вот сели путники на траву у полноводной реки, менее чем в двух полетах стрелы от дивного дома, и извлекла дева из-за пазухи свиток, и зачитала его вслух:

– О Копьеносец, в том доме живет женщина, обреченная любить тебя; ежели хочешь ее увидеть, ступай туда по тропе, что сворачивает от реки вон у того дуба, и вскорости доберешься до рощицы лавровых деревьев на краю яблоневого сада, что ныне стоит в цвету; спрячься среди лавров и жди, и увидишь ты, как в сад придут девы, и последней – та, что прекраснее всех прочих. Это и будет никто иная, как назначенная тебе возлюбленная; и узнаешь ты ее вот по какой примете: когда присядет она на траву у лаврового дерева, скажет она своим девушкам: "Принесите мне книгу, в коей запечатлен образ моего возлюбленного, дабы утешилась я созерцанием его, прежде чем закатится солнце и настанет ночь".

Заслышав эти слова, встревожился Халльблит и молвил:

– Что еще за книга такая? Не знаю никакой книги, что легла бы между мною и моей возлюбленной.

– О Копьеносец, – ответствовала дева, – ничего более не могу рассказать тебе, потому как ничего более не ведаю. Но ободрись! Ибо разве знаешь ты больше, чем я, о том, что случилось с твоей возлюбленной с тех пор, как вы с ней расстались? И почему бы помянутой книге не оказаться в числе всего того, что принесла ей судьба? Ступай же с радостью и возвращайся, благословляя нас.

– Верно, ступай, попутчик, – подхватил Морской Орел, – и возвращайся счастливым, дабы повеселиться нам всем вместе. А мы подождем тебя тут.

Халльблит же предчувствовал недоброе, однако промолчал и пошел, куда было сказано, по тропе мимо дуба, а те двое остались на речном берегу, и весьма поразвлеклись, рассуждая о том и о сем (но никоим образом не о Халльблите), за поцелуями да ласками; так что кратким показался им срок ожидания, и вскорости увидели они, как от дуба возвращается Халльблит. Шел он медленно, понурив голову, словно согбенный тяжким горем; так приблизился юноша к ним, и встал, глядя сверху вниз на тех, что разлеглись на благоуханной траве, и не произнес ни слова, и вид у него был столь скорбный и жалостный, и притом столь грозный, что убоялись влюбленные его горя и его гнева и предпочли бы оказаться от него как можно подальше. Долго не смели они задать юноше вопроса; а тем временем солнце опустилось за холмы.

Наконец, трепеща, обратилась дева к Морскому Орлу:

– Заговори с ним, милый друг, или придется мне бежать, ибо страшит меня его молчание.

Молвил Морской Орел:

– Друг и попутчик, что приключилось? Что с тобою? Дозволишь ли нам услышать вести и по возможности помочь беде?

Тут Халльблит бросился ничком на траву и воскликнул:

– Я обманут и проклят; и хожу кругами в лабиринте, из коего нет мне выхода. Я готов поверить, что здесь – земля снов, созданная мне на погибель. Или мир настолько переполнила ложь, что не осталось в нем места, где бы человек прямодушный мог твердо стоять на ногах и идти своим путем?

Отозвался Морской Орел:

– Ты расскажешь нам о том, что произошло, и облегчишь горе души своей, ежели захочешь. А ежели захочешь, так станешь лелеять страдание в сердце своем и никому не скажешь ни слова. Поступай как знаешь; или я не друг тебе?

Откликнулся Халльблит:

– Вам двоим я расскажу о происшедшем, а после ни о чем меня не расспрашивайте. Слушайте. Пошел я туда, куда вы велели, и затаился в лавровых кущах; и вышли в цветущий сад девы, и расположились отдохнуть, и разложили шелковые подушки близ того места, где схоронился я, и встали рядом, словно поджидали еще кого-то. Вскорости явились еще двое дев, а промеж них – одна настолько прекраснее прочих, что сердце мое упало; ибо подумал я, глядя на ее красоту, что это, должно быть, та самая судьбой назначенная возлюбленная, о которой поминали вы, и ло! – ничем не походила она на мою нареченную невесту, кроме того, разве, что отличалась редкостной красотой. Тем не менее, хотя и ныло у меня сердце, решил я дождаться знака, названного вами. И вот прилегла она на подушки, и увидел я, что грустно лицо ее, а расположилась она так близко, что разглядел я, как на глаза ее навернулись слезы и струятся по щекам; так что всей душой посочувствовал бы я ей, кабы не горевал всей душою о себе самом. Вскорости приподнялась она, и села, и молвила: "О служанка, принеси сюда книгу, в коей запечатлен образ моего возлюбленного, дабы полюбовалась я на него в закатный час, в то самое время, когда углядела его впервые; дабы насытила я душу созерцанием его, покуда не закатилось солнце и не пришла темная ночь". Тогда и впрямь оборвалось у меня сердце, ибо понял я, что это и есть возлюбленная, которую пообещал мне Король, и она – не моя невеста; однако ничего не мог я поделать, кроме как оставаться на месте да наблюдать, а ведь была она такова, что любой мужчина полюбил бы ее безмерно. И вот девушка ушла в дом и вернулась с книгой, оправленной в золото с драгоценными каменьями; и взяла ее красавица, и открыла; а я притаился так близко, что отчетливо различал каждый лист, когда переворачивала она страницы. И обнаружилось в этой книге без числа картин, как, скажем, огнедышащие горы, и укрепленные замки, и корабли на море, но главным образом прекрасные женщины, и королевы, и воины, и короли; все – нарисованные золотом и лазурью, и киноварью, и суриком. Так переворачивала она лист за листом, и, наконец, дошла до того, где был изображен никто иной, как я сам, а напротив меня красовался образ ненаглядной моей возлюбленной, Заложницы из клана Розы, словно наяву, так что сердце мое переполнилось, и с трудом сдержал я рыдания, причинившие мне боль неменьшую, чем удар меча. Вдобавок, весьма устыдился я, когда заговорила красавица, обращаясь к писаному портрету (а я-то затаился в пределах досягаемости ее руки!), и сказала так: "О мой возлюбленный, отчего медлишь ты прийти ко мне? Ибо думалось мне, что нынче вечером ты, наконец, явишься, столь многочисленны и сильны тенета любви, коими оплели мы твои ноги. О приходи хотя бы завтра, самое позднее, ибо что мне делать и чем утолить скорбь сердца моего? Иначе что толку звать отцом Бессмертного Короля, повелителя Сокровища Моря? Зачем сотворили для меня новые чудеса, и принудили Разорителей Побережий служить мне, и наслали лживые сны на крыльях ночи? О да, для чего изобильна и прекрасна земля, и благодатны небеса над нею, если не придешь ты ни нынче ночью, ни завтра, ни день спустя? А ведь я – дочь Бессмертного, для меня дни все умножаются да умножаются в числе, словно крупинки песка, принесенные ветром на берег. А жизнь все прибывает да прибывает, и все страшнее смыкается вокруг одинокой, словно разлегшаяся на золоте гадюка; а золото все множится да множится, покуда не окружит дворец плененной королевы, как недвижное, бесконечное кольцо неизменных лет". Так говорила красавица, пока рыдания не заглушили ее слов, а я сгорал от стыда и бледнел от горя. Незамеченным выбрался я из своего укрытия, только одна дева молвила, что, верно, кролик пробежал у плетня, а другая – что, дескать, дрозд вспорхнул в роще. Так что, видите: предстоит мне с самого начала начинать поиски среди хитросплетений лжи, в коих запутался я, словно в ловушке.