Текст книги "Ивы зимой"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Тоуд смотрел ему вслед в полной растерянности, не зная, что делать.

Затем он внимательно огляделся. Так, на всякий случай, чтобы убедиться в том, что никаких лордов, епископов, полицейских, судей или даже дворецких поблизости нет. Их и не было.

А был лишь последний зимний ветер, затянутое серыми облаками небо, бесконечная, уходящая за горизонт дорога и стрелка, показывающая на юг. Надпись на указателе гласила: «К Реке».

Тоуд не произнес ни слова. Он молча сделал шаг, потом второй… Он шел домой. Путь предстоял неблизкий. И за всю дорогу Тоуд ни разу не обернулся. Ни одного разу.

XII КОНЕЦ ЗИМЫ

На Берега Реки, в Ивовые Рощи, в чащобы Дремучего Леса вернулась зима. Вернулась со всем набором своих подарков: с ледяным, сбивающим с ног ветром, с обильными снегопадами, похоронившими под сугробами все подснежники и первые фиалки, все слабые, не успевшие окрепнуть предвестники приближающейся весны. Вернулись и зимние холода, те, которые властно загоняют зверей обратно в теплые дома, требуя переждать еще немного, пока весна не наберется сил.

Даже ласки и горностаи с пониманием (пожалуй, и одобрительно) приняли известие о том, что откладывается чаепитие у Барсука, долгожданное чаепитие, на которое уже были отпечатаны роскошные приглашения.

Тем не менее было бы абсолютно неверно предполагать, что это бесконечно откладываемое чаепитие или задерживающееся наступление весны целиком и полностью занимали мысли обитателей Ивовых Рощ. Хотя, безусловно, время от времени, заглядывая далеко вперед, звери вспоминали и об этом.

Но больше всего их умы занимала судьба Тоуда, именно о Тоуде велось большинство разговоров.

О письме Барсука и о том, как оно было доставлено по адресу одним из горностаев, мало что было известно. Барсук никогда не отличался склонностью болтать о таких делах, а горностай, как бы разговорчив и несдержан ни был, знал слишком мало и ничего нового рассказать не мог. Впрочем, самому ему вполне хватало сознания того, что одно из немногих тисненых, золоченых приглашений, выделенных его сородичам, досталось ему. К тому же душу горностая согревало предвкушение чаепития на одном из самых почетных мест за столом – по правую руку от Барсука.

Тем не менее с возвращением горностая из «командировки» в лесу и на реке появилось множество новостей. Эти новости касались, например, героической борьбы Тоуда с падающей машиной, чтобы предотвратить возможный ущерб Городу и его жителям (как это было сказано в официальном сообщении); касались они и серии тоудовских побегов, преступлений и прочих прегрешений (на которые он, по общему мнению, всегда был горазд), а также и его шумного ареста, заключения под стражу и слушания его дела коллегией, состоящей из семи судей (как утверждали защитники Тоуда, это было именно слушание, а никак не судилище).

Появились новости и о том, что Тоуд благодаря блестяще выверенной линии поведения в суде, а также при некотором скромном участии Барсука, при определенной поддержке лорда Прендергаста (молва, как это почти всегда бывает, не слишком внимательно отнеслась к мелочам и лихо свела воедино дворецкого и его хозяина) и при помощи еще каких-то доселе никому не известных приемов и технологий сумел добиться своего оправдания, получил свободу и был выпущен из тюремной машины посреди чистого поля на дороге, ведущей к дому.

Вот какие дела и заботы заполняли досуг прибрежных обитателей до того, как зима вновь вернулась в эти края – со всей силой последнего, отчаянного контрнаступления.

А Тоуд все не возвращался. Не появился он и в дни снегопадов и похолодания. Поползли слухи, начались разговоры все более мрачные и озабоченные. Кое-кто утверждал, что Тоуд – под тяжестью совершенных грехов – повредился в рассудке и теперь бесцельно гуляет где-то в полях и рощах, не зная, кто он и куда идет. Бытовало и другое мнение – что Тоуду поднадоела река и Тоуд-Холл на ее берегу и что он отправился в странствия в поисках нового места жительства. Поговаривали и о том, что слухи о почти полном разрушении дома и запустении в усадьбе дошли до Тоуда и что у него просто не хватает духу вернуться.

Наименее разговорчивой и наиболее озабоченной выглядела группа, придерживавшаяся совсем иного мнения. Входили в эту группу старые знакомые Тоуда, такие как Крот, Рэт и сам Барсук. Не особо распространяясь о своих страхах, они прекрасно понимали, что зима сыграла в этом году злую шутку и что в такую погоду Тоуд вряд ли сможет долго продержаться без крыши над головой. Нет, разумеется, он вполне мог найти какой-то уютный и гостеприимный уголок и переждать там холода, но в таком случае было бы более чем вероятно ожидать от него переданной с кем-нибудь весточки. Но от пропавшего не было ни слуху ни духу.

Более того, еще в последние дни перед похолоданием Рэт, не посвящая в свои планы ни Крота, ни Барсука, сходил в неближний поход по окрестным дорогам, пытаясь разыскать Тоуда. Все было напрасно. Никто ничего не слышал о жабе, возвращающейся из Города к Реке.

На обратном пути вконец расстроенный Рэт попал в снежную бурю и изрядно простудился. Безрадостен был его рассказ о результатах поисков, вернее – об их отсутствии. В общем, ничего утешительного никто ни сказать, ни придумать не мог. Мало-помалу звери не сговариваясь стали обходить Тоуда в своих разговорах, но ничто не могло скрыть нарастания печальных настроений.

Последние атаки уходящей зимы окончательно ослабели к апрелю. Больше ничто не могло служить благовидным предлогом для откладывания так давно обещанной вечеринки. На карту была поставлена честь Барсука, доверие к его слову. Еще немного – и наступит весна, кого уж тогда соберешь вместе? У всех будет полным-полно весенних забот.

– В эти выходные – или никогда! – твердо заявил Барсуку Рэт, притащивший с собой для поддержки Крота с Племянником и Выдру с сыном.

Команда поддержки мрачно закивала головами в знак согласия, хотя, если уж говорить начистоту, двое младших ее членов – Портли и Племянник – чувствовали себя не в своей тарелке, понимая, что участвуют в наступлении на самого Барсука! Не сговариваясь, оба приготовились развернуться и дать деру, как только Барсук вскочит и зарычит на назойливых гостей, выражая свое раздражение.

Но ничего подобного не произошло.

Барсук заставил себя признаться в правоте сказанного, осознал весь риск, связанный с отказом от своих слов, и, к общему удивлению, сдался почти без боя:

– Ладно, на этих выходных, как ты и сказал, Рэт… и вы все. Наверное, после стольких проволочек и задержек стоит разослать гостям новые приглашения. Крот, если тебе не трудно, помоги мне проверить список, а ты, Племянник, возьми на себя рассылку. Нужно быть уверенным в том, что на чай придут только те, кого мы пригласили, кто это заслужил и кто этого достоин. А иначе у нас будут большие неприятности. Выдра, мы уже как-то говорили с тобой насчет угощения, и ты соглашался оказать посильную помощь…

Выдра с энтузиазмом закивал головой. Компанейский зверь, он был любим и уважаем не только на Берегах Реки, но и в окрестных полях и рощах. Он уже давно подготовил свою агентурную сеть и всех резидентов, чтобы в любой момент организовать угощение для самого веселого и обильного стола за всю историю Дремучего Леса и прибрежных ивняков.

– Не волнуйся, – заверил Выдра Барсука, – мои ребята только команды ждут. Сам не знаю почему, но они рады-радешеньки поучаствовать в подготовке такого мероприятия. Сам знаешь, есть такие странные особы: им только подавай возможность что-нибудь состряпать – испечь, поджарить, сварить, подкоптить…

Барсук жестом призвал его к молчанию:

– Слушай, Выдра. Ты мне лучше не рассказывай всего этого, а то я разнервничаюсь – и все опять отложится. Знать не желаю, кто и что оказалось задействовано в подготовке банкета. Как получится – так и получится. Главное – больше не переносить дату.

– Молчу, молчу. А от тебя, Барсук, теперь потребуется только одно: когда гости рассядутся, встать и объявить начало почетного чаепития (или как там его). Все остальное – уже наше дело.

– А ты, – обратился Барсук к Рэту, – помоги мне разобраться в доме. Сами понимаете, за этими ласками и горностаями глаз да глаз нужен. И лучше будет попрятать подальше все ценные вещи, да и обыскать этих зверюшек на выходе не помешает, как ни прискорбно мне об этом думать.

Рэт рассмеялся:

– Я думаю, мы смело можем поблагодарить Крота за его предложение, как лучше противодействовать этой склонности наших гостей. Давай, Крот, расскажи сам, что ты придумал.

Шагнув вперед, Крот обратился к почтенному собранию, стремительно превращавшемуся в военный совет:

– Вы, наверное, помните, что мне пришлось иметь дело с этими не достойными доверия животными во время операции по выцарапыванию Тоуд-Холла из их лап?

– Само собой, дружище. Такое не забывается, – почтительно произнес Барсук.

Крот с улыбкой отмахнулся от похвалы, зато его Племянник прямо-таки покраснел от гордости за столь уважаемого и героического дядюшку.

– Вот я и подумал, – сказал Крот, – что эти наши приятели в своей пакостности движимы двумя пороками-близнецами: жадностью и тщеславием. Так вот, мое предложение заключается в следующем: управлять первым из них при помощи второго.

Да, было в добром и вежливом Кроте это столь ценное в критических ситуациях качество: твердость и ясность ума, помноженные на здравый смысл. На такого друга любой мог положиться, зверь или человек – кто угодно.

– Продолжай, – сказал ему Барсук.

– Ну так вот. Я предлагаю подготовить для всех приглашенных сертификаты, ну или дипломы участника. Закажем их в виде гравюр на пергаменте и сообщим всем. Сами понимаете, насколько важно будет для этих хвастунишек получить такой сертификат, вставить его в рамочку и повесить на стену. Ради такого дела они готовы на все. А когда они придут, мы объясним, что взяли под личную ответственность часть посуды из временно пустующего Тоуд-Холла. Разумеется, мы намерены вернуть владельцу все до последнего блюдца. И если хоть одна чайная ложечка, хоть одна розеточка для варенья пропадут – то никто, ни один из гостей, не получит обещанного почетного диплома. Такая перспектива заставит их воздержаться от столь соблазнительного способа пополнения содержимого домашних буфетов, а кроме того, каждый будет следить за соседом, подозревая того в малодушии, и при этом сам будет знать, что за ним следят.

Барсук добродушно рассмеялся и, потирая руки, сказал:

– Ну, Крот, ты даешь! Кто бы мог подумать, что под этой мягкой шерсткой тихого, кроткого зверька скрывается такое хитрое, жестокосердное животное!

Распределив обязанности, друзья за каких-то пару часов наметили план действий, сделали кое-какие приготовления и, главное, проверили, подкорректировали и дополнили список гостей.

– Ну а теперь, – заявил Рэт, – Барсуку остается сделать только одно дело.

– Какое еще дело? – невежливо огрызнулся Барсук, начинавший проявлять первые признаки нетерпения.

С его точки зрения, поводов для недовольства у него уже накопилось предостаточно. Во-первых, приготовления явно затягивались, превращаясь сами по себе в изрядно утомительное мероприятие. Во-вторых же, по плану подготовки намечалась большая уборка его норы силами женщин, что никак не могло порадовать убежденного холостяка, а наоборот, изрядно его беспокоило.

– Тебя никто не просит давать разрешение на эту уборку, – пояснил Барсуку Рэт. – Мы просто требуем, вот и все. И уверяю тебя, делается это не только ради гостей, но и для всеобщего блага, включая и твое собственное.

Честно говоря, прозвучало это заявление дерзко и даже с вызовом. Присутствующие в гостиной Барсука притихли в ожидании ответа хозяина дома. Но, не дав тому опомниться, Рэт огорошил его еще одним наглым предложением:

– Знаешь, у меня, вообще, к тебе еще одно дело есть.

– Ну? – грозно переспросил его Барсук.

Рэт не испугался, по крайней мере не подал виду. Глядя прямо в морду угрожающе нахмурившемуся Барсуку, он весело, но уверенно сказал:

– Объявляю тебе краткосрочный отпуск, Барсук. Ты его заслужил, и тебе следует отдохнуть с комфортом и почетом. Ладно, шутки в сторону: если ты проторчишь здесь все эти дни, пока будет идти подготовка, то к моменту приема гостей станешь злым и раздражительным. Поэтому я договорился с Кротом, чтобы ты пожил у него вплоть до дня, объявленного датой чаепития.

– Что? Я? Да я… – запротестовал было Барсук, но его тотчас же весьма кстати перебил Крот:

– У меня в гостях ты поможешь подписать и еще раз проверить приглашения.

– Я?

– Что, не хочешь помочь? – притворно огорчился Крот.

Замолчав на минуту, Барсук посмотрел на друга и коротко спросил:

– Когда?

– Сейчас же! – Рэт явно брал быка за рога и ковал железо, пока горячо. – Собирай сумку и – брысь отсюда! Без тебя обойдемся.

– Ну… – почесал в затылке Барсук, понимая, что на этот раз его перехитрили, обставили, обвели вокруг пальца и всячески обошли на финише. – Ну…

Барсук хмурился и пофыркивал, всеми силами демонстрируя, как он сердит. Но его глаза со смешливыми искорками не смогли обмануть остальных – ни Рэта, заботам которого он доверял свой дом, ни Крота, торжественно уводившего его к своему жилищу, ни Выдру, ни даже представителей младшего поколения, Племянника и Портли, в том, что, несмотря на все демонстрируемое недовольство, в одном он был уверен наверняка: на всем Белом Свете ни у кого другого нет таких верных, надежных и просто хороших друзей.

Но Барсук не был бы самим собой, если бы, уходя вместе с Кротом, не обернулся и не отдал последние руководящие распоряжения:

– Ребята, давайте закатим эту вечеринку так, чтобы никто на Берегу Реки и во всем Дремучем Лесу никогда в жизни не забыл ее. И сделаем это в память о том, кого сейчас с нами нет и, может быть, никогда не будет. О том, кого, несмотря на все его пороки и недостатки, нам будет так не хватать. Давайте же сделаем нашу пирушку праздником дружбы в конце зимы, праздником, о котором любой мог бы сказать: «Да, будь Тоуд сейчас здесь, он-томог бы оценить по достоинству эту вечеринку!»

Сказанное прозвучало очень трогательно, ибо впервые со дня исчезновения Тоуда Барсук искренне, не стесняясь, показал всем, насколько тяжела была для него эта потеря. И действительно, голос Барсука под конец его речи непривычно дрогнул, глаза увлажнились, и суровый зверь, отвернувшись, стыдливо смахнул лапой слезу. Остальные чувствовали, что Барсук попал в самую точку: вечеринка должна быть такой, чтобы Тоуд, окажись он на ней, от души порадовался бы и повеселился.

Следующие дни стрелой пронеслись в предпраздничной суматохе. И если погода никак не могла сподобиться на перемены, если зима все не хотела окончательно сдаться, то настроение у обитателей прибрежных Ивовых Рощ, лугов, полей и Дремучего Леса было уже по-настоящему радостно-весенним.

Очень быстро все окрестные жители оказались вовлеченными в бурную подготовку к празднику. В сборе и приготовлении продуктов основную роль сыграли кролики. Что касается выбора напитков, то тут, следует это признать, нет равных ласкам и горностаям, которым и была доверена эта важная задача. Украшением, подготовкой, как, впрочем, и уборкой помещения, занялись очаровательные подружки Выдры, которые появились по его зову откуда-то из полной неизвестности, чем привели в изрядное замешательство остальных членов компании. В общем, все близлежащие дороги и тропинки вскоре оказались запружены снующими взад-вперед зверьками, исполняющими самые разные поручения оргкомитета по проведению почетного чаепития.

Рэт Водяная Крыса с удовлетворением обнаружил, что во всем может положиться на расторопного, сообразительного и, несмотря на юный возраст, волевого и требовательного Племянника Крота, которого и назначил своим заместителем по оперативным вопросам. Сам же позволил себе сосредоточиться на стратегических проблемах, устроив свой штаб в одной из спален Барсука, куда были перетащены наиболее ценные вещи хозяина норы и тоудовская посуда. Хозяйственный Рэт сумел приладить к двери спальни большой амбарный замок, единственный ключ от которого он держал при себе, запирая комнату, когда покидал ее даже на минуту.

В то же время ни для кого не был секретом тот факт, что число приглашенных строго ограничено списком. Разумеется, были недовольные, были те, кто рассчитывал затесаться в толпу гостей в последний момент. Намечался и скандал, когда прошел слух, что несколько приглашений были проданы на черном рынке, а затем выставлены на подпольный аукцион. Впрочем, массового характера эти неприятные явления не приняли. Во-первых, слишком мало было желающих променять оказанную честь на деньги, а те, кто теоретически согласился бы на это, заламывали цену, совершенно неподъемную для страждущих попасть в ряды гостей. В знак протеста те, кому не досталось приглашений от Барсука, стали организовывать свои чаепития, обеды, ужины и банкеты, созывая на них таких же обделенных вниманием. Поговаривали даже, что организаторы этих мероприятий (нет нужды говорить, что их точку зрения разделяли только те, кто, не будучи зван в другие места, оказывался приглашен именно к этому хозяину) набирались дерзости заявлять, что только их светские рауты, те, которые именно они организовывали в своих домах, были единственно заметными и достойными внимания событиями общественной жизни на пороге весны.

О первоначальном поводе для скромного чаепития все благополучно забыли. Мало-помалу, с легкой руки Барсука, как-то утвердилось общее мнение, что банкет закатывается в память о без вести пропавшем мистере Тоуде и обо всем том, что представлял некогда Тоуд-Холл. Кроме того, не подлежало сомнению скорое окончание зимы, и никто не видел ничего дурного в том, чтобы выпить стаканчик-другой за наступление весны.

Но как обстояли дела в самом Тоуд-Холле? Был ли он действительно так сильно разрушен и поврежден, как говорили все вокруг? Увы, так оно и было. Последнее резкое похолодание разорвало еще остававшиеся целыми трубы и вызвало новые протечки и затопления. От сырости и холода перекосились рамы, треснули стекла, чуть сдвинулись ставни. Этого оказалось достаточно, чтобы ветер проник в здание и, действуя скальпелями сквозняков, уже изнутри вскрыл почти все окна, распахнув их настежь. Особняк день ото дня все больше походил на древние руины.

В общественном сознании облик самого Тоуда резко изменился. Все его выходки, проделки, проступки и преступления отошли на задний план, стерлись, уступив место героизму и прочим положительным качествам. Близким приятелям Тоуда это не казалось очевидным, но по крайней мере одну выгоду от этой перемены в отношении к Тоуду они увидели: из уважения к памяти сгинувшего владельца никто хотя бы не пытался доломать дом из хулиганских побуждений, никто не растаскивал имущество в целях обогащения, никому пока что и в голову не пришло поселиться где-нибудь в закоулках особняка или в его флигелях. Впрочем, помимо уважения к Тоуду были и другие причины, побуждавшие особо хулиганистых, алчных или нетерпеливых вести себя прилично: все прекрасно помнили, что произошло в те далекие годы, когда, воспользовавшись очередным вынужденным отсутствием хозяина в Тоуд-Холле, ласки и горностаи захватили усадьбу и вдоволь похозяйничали там. Результат конфликта не был секретом ни для кого. Не менее очевидным было и то, что, случись кому-то попытаться повторить тот опрометчивый поступок ласок и горностаев, ярость и гнев Барсука, Крота и Рэта не имели бы границ.

В дополнение к этому прошел слух (не без участия хитрого Рэта, умевшего вовремя вставить в разговор нужное слово), что в То-уд-Холл стали наведываться облюбовавшие его привидения – это автоматически исключало усадьбу из маршрутов любителей прогуляться по чужой территории и порыться в чужих вещах.

– На некоторое время это отвадит мародеров от Тоуд-Холла, причем проще и надежнее, чем что бы то ни было. – Хитро подмигивая, Рэт рассказал Выдре о своем плане сохранения Тоуд-Холла в неприкосновенном виде до тех пор, пока по весне представители официальных властей не опечатают здание (или что там еще они должны будут сделать).

– Это ты умно придумал, ничего не скажешь, – согласился Выдра и вдруг, понизив голос, спросил: – А ты действительно уверен в том, что в Тоуд-Холле нет привидений?

– Конечно уверен. Нет, не было и не будет. Не с чего им там взяться. Но это между нами, понял, Выдра? Для остальных – ты сам знаешь, какие сказки нужно рассказывать.

* * *

Накануне банкета все было готово. Рэт пошел ночевать в спальню, а Племянник Крота устроился в гостиной под одним из уже расставленных идалее частично накрытых столов. Оба засыпали, довольные проделанной работой и даже (чуточку) собой.

Несколько часов сна они заслужили сполна. Рэт, например, помимо исполнения своих прямых обязанностей по подготовке банкета нашел-таки время взять лодку и сплавать к Кроту, чтобы узнать, как там Барсук. Результат экспедиции оказался положительным: с Барсуком, как и с его настроением, все было в порядке. Сертификаты участников были заполнены, и Барсук сначала с удивлением, а затем весьма и весьма охотно наслаждался выдавшимися свободными деньками и находил все более приятными гостеприимные хлопоты Крота.

Не меньше, чем сам Рэт, устал и Племянник Крота. Вместо того чтобы спокойно сплавать к дядюшке пассажиром в лодке Рэта, он мужественно взял на себя обязанности начальника штаба и стойко исполнял их до возвращения Рэта, весьма здраво решая все возникающие проблемы.

В общем, следует признать, что в тот момент, с наступлением ночи, когда Рэт уже заснул, а Племянник только-только сладко задремал, в дверь вдруг постучали, эта незапланированная побудка не вызвала бури положительных эмоций у Водяной Крысы.

Дверь открылась. На пороге стоял один из старших горностаев.

– Извини, что беспокою тебя, Рэт, но дело серьезное. Тоуд-Холл…

– Что с ним?

– Там… В общем, один из наших молодых заметил в нем привидение.

– Чушь! – воскликнул Рэт. – В Тоуд-Холле нет никаких…

– Знаю, знаю, – понимающе подмигнул ему горностай. – Никаких привидений. Я знаю, ты знаешь, кто-то сомневается, но тоже знает. Дело не в этом. Мальчонка говорит, что видел там свет. Парнишка серьезный, дурацких шуток не любит. Если он говорит, что свет был, значит, он был. Привидения не привидения, я не знаю. Скорее всего просто посторонние, чужие. Незваные гости.

– В любом случае я не идиот, чтобы начинать выяснение посреди ночи, – решительно заявил Рэт. – Будет время – загляну туда завтра утром. А сейчас я собираюсь все-таки поспать, чего и тебе от всей души желаю.

Когда горностай ушел, а дверь в дом Барсука снова была заперта на тяжелый засов, Рэт сказал Племяннику Крота:

– Может быть, это правда. А может, и нет. Трудно сказать наверняка. Куда более вероятно, что это была военная хитрость, попытка горностаев выманить нас обоих отсюда и похозяйничать тут в свое удовольствие. Что ж, если так, то мы их раскусили и у них ничего не вышло.

– А утром ты сходишь в усадьбу?

– Конечно. Со мной пусть прогуляется Выдра, потому что без тебя здесь не обойдутся.

Утро дня банкета выдалось ясным и тихим. Понимая, что вряд ли в ближайшие сутки у него выдастся свободная минута, Рэт решил начать день с прогулки к Тоуд-Холлу и выяснить причины ночного беспокойства горностаев. С собой он пригласил пройтись Выдру.

Прогулка оказалась на редкость приятной: было теплее, чем в предыдущие дни, воздух уже по-настоящему пах весной. Утки вернулись на реку, а зимовавшие на заливных лугах северные гуси собирались в стаи, хлопали крыльями и намеревались в ближайшие дни отправиться в весенний перелет на родину, на север. Но больше всего трогали сердце Рэта ивы по обоим берегам реки. Опустив почти до воды свои длинные ветки, они впервые показывались в новом весеннем наряде. На их набухших почках появились первые зеленые точки и черточки – немного, но вполне достаточно, чтобы облачить деревья в легкую, почти прозрачную зеленую дымку.

По мере приближения к Тоуд-Холлу настроение Рэта и Выдры все ухудшалось. Слишком уж печальное и мрачное зрелище теперь представляла собой усадьба. Разбитые окна – словно пустые глазницы мертвого тела, кое-где – полуоборванные шторы, покачивающиеся на ветру или лежащие бесформенной грудой на подоконнике. Чтобы окончательно не расстроиться, Рэт заставил себя рассмотреть проблему реставрации особняка с технической и финансовой точек зрения.

– Теоретически здесь нет ничего невозможного, – сказал он Выдре. – Хороший инженер, грамотные мастера, умелые рабочие да инструменты с материалами – вот и все, что нужно для восстановления. А вот деньги – это вопрос. Сколько сюда их вложить придется – уму непостижимо. Ладно, это все дело будущего, а сейчас мы тут наскоро посмотрим, что к чему, и назад, а то там Племянник совсем замотается.

Подобрав на лестнице по деревянной стойке перил (которые вполне могли послужить холодным оружием, случись им встретиться с агрессивными визитерами), приятели вошли через парадный вход на первый этаж.

– На верхние этажи пойдем? – спросил Выдра.

– Может быть, на второй и поднимемся. Хотя лично я не вижу никаких признаков появления посторонних.

– Я тоже, – кивнул Выдра.

Первый этаж был тщательно осмотрен, за ним – второй. Дальше друзья не пошли из-за нехватки времени: как-никак, а им еще предстояли последние приготовления к банкету.

– Пойдем, Выдра, – окликнул друга Рэт, – посидишь с нами в доме Барсука. Если кто-нибудь из гостей заявится раньше времени, нам ой как понадобится лишняя пара внимательных глаз, чтобы присмотреть за порядком. Скоро и Крот с Барсуком подойдут, обсудим с ними все детали. Пошли! Сколько можно торчать в этом унылом месте?

Выйдя на свежий воздух, они с удовольствием отбросили в сторону свои импровизированные дубинки и, предвкушая долгий, но веселый день, радостно направились обратно – к дому Барсука.

* * *

О том, насколько удалось чаепитие, организованное от имени Барсука, нет смысла говорить много. Достаточно упомянуть только вот что: бывают такие вечеринки, которые, казалось бы, обречены на успех. Для этого у них есть все необходимое: хорошая еда, отличные напитки, приятное место, удачный повод и даже подходящая веселая компания, но тем не менее выясняется, что для полной завершенности чего-то не хватает. Или кого-то. Этот кто-то, не названный и не упомянутый, давит веселье своим отсутствием, общей тоской по нему. Так получилось и на чаепитии у Барсука.

Сам Барсук старался как мог, разыгрывая роль гостеприимного хозяина. Рэт явно превзошел самого себя, стараясь растормошить гостей, чтобы те надолго запомнили непринужденную и веселую обстановку вечера. Вежливость и обходительность Крота, проявленные по отношению к самым грубым и невоспитанным ласкам, в другой ситуации растопили бы лед напряженности и заставили бы всех веселиться от души, забыв обо всем.

В любой другой раз, но не в этот. Какая-то мрачная торжественность навалилась на собравшуюся у Барсука компанию, и никому не удавалось сбросить или хотя бы отодвинуть ее. Несмотря на то что кролики-кулинары превзошли сами себя, готовя угощение, несмотря на шикарные горячие и холодные напитки, чаи, морсы, настойки и наливки, сваренные и принесенные горностаями, несмотря на общее пылкое желание от души повеселиться – все шло как-то не так.

Улыбки выглядели натянутыми, смех походил на карканье, шутки оказывались донельзя неуместными – ничто не могло спасти увядающую на глазах вечеринку.

– Что будем делать? – шепотом спросил Крота Рэт. – Обстановка…

– …хуже некуда, – кивнул Крот. – Боюсь, репутация Барсука будет к утру, если не к сегодняшнему вечеру, здорово подмочена.

– Это точно. Даже не знаю, что и делать, как поднять всем настроение.

– А ничего и не получится, – печально сказал Крот. – То, что плохо, не может быть хорошо, а «не так» не станет вдруг «так, как нужно».

Рэт посмотрел на друга с удивлением: нечасто Крот выдавал такие мрачные тирады. К тому же сам Рэт представлял себе мир совсем по-иному. С его точки зрения, как раз то, что было плохо, можно и нужно было переделывать в «хорошо».

Словно прочитав мысли Водяной Крысы, Крот покачал головой:

– Только не сейчас, Рэтти. Ничего не получится. Ты ведь понимаешь, что сейчас «не так». Нам не хватает Тоуда. Всем до единого. И тут мы бессильны что-либо исправить. А ведь дело только в этом, ты согласен?

Рэт долго-долго молчал, прежде чем ответить:

– Да, старина. Боюсь, ты прав.

* * *

Не тоска и уныние, а что-то более тяжелое и давящее, чем отчаяние, душило в тот же вечер другое живое существо. Единственное создание, оставшееся в тот вечер в одиночестве, единственное, не одаренное приглашением на какой-либо «чай», «ужин» или «банкет» – ни у Барсука, ни у ласок с горностаями или хотя бы у кроликов.

Все, что оставалось одинокому бродяге, – это молча бродить по темным Берегам Реки, по опушке Дремучего Леса и Ивовым Рощам, заглядывая тайком в освещенные окна и горько сожалея о том, что сам он не может принять участие в общем веселье. Этим несчастным был не кто иной, как Тоуд. Накануне вечером он вернулся в родные места. Вернулся тайно, сторонясь оживленных тропинок и полян. Он хоронился по оврагам и низинам, отсиживался между корнями и в дуплах и даже провел несколько часов – сидя на корточках под мостом – в ожидании, когда над его головой перестанут сновать туда-сюда озабоченные последними предпраздничными хлопотами обитатели реки и леса.

Много недель провел он в пути, много холодных недель шел он домой, ночуя под открытым небом, под прикрытием колючек живых изгородей или прячась от ветра за корнями деревьев. И вот сейчас, оказавшись наконец почти дома, он все так же встречал ночь в холоде, без крыши над головой и – один, в компании лишь холодных звезд да только что взошедшей луны.

К этому времени Тоуд уже уверил себя в том, что никакой он не мистер Тоуд, не Тоуд-герой или пусть даже преступник. Он смирился с тем, что он всего лишь Жаба, нет, даже просто жаба (с маленькой буквы) – обыкновенная, безымянная и ничем не примечательная.

И дело было не в потере летательной машины, не в невозможности выкинуть что-нибудь этакое, даже не в шрамах, ссадинах и болячках, покрывавших его тело. Нет, причина тоски и самоуничижения Тоуда крылась в другом: он осознал, как предательски нечестно поступил он со своими друзьями.

– Крот, Рэтти, Барсук… – шепотом повторял он знакомые имена с первого дня дороги из Города домой. – Ну почему, почему я не понимал, как они достойны и добры? Добрее и достойнее, чем когда-либо был или мог быть я. Ну почему меня так привлекали скоростные машины, почему я так жаждал внимания других, когда прямо передо мной были самые лучшие друзья и зрители, умевшие но достоинству оценить меня и любые мои скромные достижения и успехи. Мне были дарованы дружба, братство, верность. А я – я отвечал на это потребительством, обманом, презрением. Меня заботило только впечатление, производимое на окружающих Я… я…