355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уильям Гаррисон Эйнсворт » Джон Лоу. Игрок в тени короны » Текст книги (страница 1)
Джон Лоу. Игрок в тени короны
  • Текст добавлен: 11 мая 2020, 22:00

Текст книги "Джон Лоу. Игрок в тени короны"


Автор книги: Уильям Гаррисон Эйнсворт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Джон Лоу. Игрок в тени корон

Об авторе




Уильям Эйнсворт (1805-1882)

Английский писатель Уильям Гаррисон Эйнсворт родился 4 февраля 1805 года в Манчестере. Он был сыном процветающего адвоката Томаса Эйнсворта и дочери священника Анн Гаррисон Эйнсворт. В 1817 году Уильям поступает в классическую гимназию (Грэмер скул). Школьную атмосферу он опишет позже в повести «Мервин Клитероу». Эта среда с её строгой дисциплиной и системой коллективных наказаний отталкивала будущего писателя. Он рано приобщается к творчеству. Первым печатным произведением Уильяма была пьеса «Соперники» (1821). В декабре того же года «Эдинбург Мэгезин» публикует историческую драму гимназиста «Венеция, или Падение Фоскари». Уже в следующем году Уильям оставляет школу из-за литературной занятости. В августе 1822 года он навещает в Эдинбурге своего школьного друга Джеймса Кроссли, который знакомит Уильяма с владельцем литературного журнала Уильямом Блэквудом, открывшим дорогу многим молодым талантам. Уже в конце года У.Г. Эйнсворт выпускает поэтический сборник. В 1823 году Эйнсворт и Кроссли совместно пишут повесть «Сэр Джон Чивертон», но издать её друзья не смогли. В конце 1823 года Эйнсворт уговорил издателей Уиттакеров опубликовать несколько своих рассказов. В следующем году Эйнсворт пытается создать собственный журнал, но выпустить удалось только один номер. В июне 1824 года умер Томас Эйнсворт, и Уильяму, наследнику крупной доли в адвокатской конторе, приходится приступить к изучению юриспруденции. Он поехал в Лондон, стажировался у одного из крупных адвокатов, но вместе с тем не бросил литературного творчества. Важное значение для Уильяма имела встреча с Джоном Эберсом, бывшим в то время заведующим коммерческой частью оперного Театра Его Величества на улице Хеймаркет. Эберс ввёл Уильяма в литературные круги. Уильям увлёкся Фани, дочерью Эберса, и вскоре молодые люди сыграли свадьбу. Некоторое время Эйнсворт работает составителем театральной рекламы, потом становится журналистом. Он всё-таки выучился на адвоката, но ремесло это всегда рассматривал как вспомогательное. Уильям выпускает несколько поэтических сборников, перерабатывает повесть «Сэр Джон Чивертон» и издаёт её под своим именем в июле 1826 года. Произведение это привлекло внимание Вальтера Скотта, а в 1826 году Эйнсворту удалось встретиться с шотландским бардом.

В 1830 году у четы Эйнсвортов родилась третья дочь, резко ухудшилось финансовое положение семьи, и Уильям начал сотрудничать в журнале «Фрейзерс мэгэзин». В 1833 году Эйнсворт заканчивает первый роман «Руквуд», принёсший ему серьёзный успех. Среди главных героев этого авантюрного романа фигурирует легендарный английский разбойник Дик Терпин. В 1835 году Эйнсворт познакомился с Чарльзом Диккенсом и даже помогал знаменитому писателю одолеть первые ступеньки карьеры. Дружба их закончилась в начале 1839 года, когда началась публикация романа «Джек Шеппард», описывавшая жизнь лондонского преступного мира. В чём-то роман Эйнсворта пересекался с диккенсовским «Оливером Твистом». Видимо, это и послужило причиной размолвки. В дальнейшем Эйнсворт выбирает для себя путь исторического романиста. В 1840 году выходит необычная для тогдашней литературы книга: «Башня» («Тауэр»), в которой главным героем становится одно из древнейших строений Лондона. Через судьбы людей, связанных с Тауэром, писатель пытался заинтересовать лондонское общество историей знаменитой Башни. В следующем году появляется роман «Гай Фокс, или Пороховой заговор», в 1843 году – «Виндзорский замок», в 1844 году – «Сент-Джеймс, или Двор королевы Анны» и многие другие. Эти многие другие исторические романы Эйнсворта пользовались большой популярностью. Меньший интерес вызывали его романы из современной жизни, к которым писатель обратился в середине 1860-х годов.

Всего Эйнсвортом написано 40 романов, большое количество произведений короткого жанра, с десяток поэтических сборников, несколько десятков серьёзных экономических и юридических статей и бесчисленное количество мелких заметок и рецензий, авторство которых не установлено с достаточной степенью уверенности. Последний роман Эйнсворта вышел в 1881 году. Писатель умер на юге Англии в Рейгейте 3 января 1882 года. Кто-то из современников назвал Эйнсворта «одной из самых живописных личностей XIX века». И хотя этот успешный и плодовитый писатель очень быстро был забыт литературной критикой, часть его произведений (особенно исторических) продолжает переиздаваться и по сей день.

Анатолий Москвин


Избранная библиография Уильяма Эйнсворта:

«Руквуд» (Rookwood, 1834)

«Заговор королевы» (Crichton, 1837)

«Джек Шеппард» (Jack Sheppard, 1839)

«Гай Фокс» (Guy Fawkes, 1841)

«Ланкаширские ведьмы» (The Lancashire Witches, 1849)

«Джон Лоу. Игрок в тени короны» (John Law: The Projector, 1864)

«Коннетабль Бурбонский» (The Constable de Bourbon, 1866)

«Уот Тайлер» (Merry England, or Nobles and Serfs: Wat Tyler, 1874)

«Борьба за трон» (Beatrice Tyldesley, 1878)


Книга первая. Финансист-чародей

Глава I. Лэрд [1]1
  Шотландцы произносят вместо лорд – лэрд (lard).


[Закрыть]
Лористон на улице Сент-Джеймс

В один прекрасный день в самом конце мая 1705 года, около полудня, на лондонской улице Сент-Джеймс, напротив кофейни Уайта остановились носилки[2]2
  Способы передвижения того времени были самые неудобные. Лишь в середине XVIII века вошли в употребление в городах портшезы (закрытые носилки) и кабриолетки или одноколки. Во время фронды некто Фиакр изобрёл двуместные каретки-фиакры; вскоре за ним появился экипаж для всех – омнибус.


[Закрыть]
. В этом не было ничего необычного: только что двое или трое носилок высадили своих седоков на этом самом месте, не привлекая ничьего внимания. Но тут дело обстояло несколько иначе. Из этих носилок вышел на удивление красивый человек и легко спрыгнул на мостовую. Изящный господин вынул кошелёк для расплаты, но нашёл в нём только золотые монеты, на которые устремились привлечённые их блеском взоры носильщиков, очевидно, с Острова Сестрицы[3]3
  Остров Сестрицы (The Sister Isle) – прозвище Ирландии.


[Закрыть]
. Приподняв свою попорченную непогодой шапку, один из них сказал льстиво:

– Да сохранит Бог вашу красоту, милорд! Подайте нам одну из этих золотых кругляшек! Вряд ли найдётся ещё такой прекрасный господин, который заплатил бы столько простому человеку. Поверьте, доставило бы истинное удовольствие Пэту Моллоу, вот этому моему товарищу, да и мне самому, Терри О’Флагерти, носить вашу честь и совсем даром. Право, – носильщик опять приподнял шапку, – мы бы сами охотно дали гинею[4]4
  Старинная английская монетная система отличалась своеобразием. Основной единицей считался фунт стерлингов, но это была не монета, а условный вес. Ему соответствовала золотая монета, называемая гинеей (guinea) или совереном (sovereign). В фунте стерлингов 20 шиллингов. Шиллинг заключает в себе 12 пенсов. 10 шиллингов составляли крону, которая равнялась половине фунта.


[Закрыть]
– конечно, если бы она у нас была – единственно лишь за удовольствие и честь принести вас из гостиницы Гуммумса в Ковент-Гарден[5]5
  Ковент-Гарден (Covent-Garden Market) – лондонский рынок овощей, плодов, цветов. Он расположен на месте, принадлежащем Вестминстерскому аббатству, где раньше был монастырский сад, отсюда и его название.


[Закрыть]
. Не так ли, Пэт?

– Истинная правда, Терри! – отвечал другой. – Ей-богу, сэр – самый благородный на вид седок, которого мы когда-либо носили, и событие это следовало бы ознаменовать тем, чтобы либо вы нам, либо мы вам дали гинею.

– Тогда это приходится сделать мне, – сказал джентльмен, давая им желанную монету. – По-видимому, вы узнали, что я приезжий в Лондоне, – прибавил он с улыбкой.

– Не взаправду это вы говорите, ваша честь! – воскликнул Терри с притворным изумлением. – Вот этого мы совсем не ожидали. Так вы иностранец, сэр? Подумай только, Пэт, господин говорит, что он иностранец, а мы приняли его за настоящего, коренного лондонца.

– Я бы ни за что не догадался! – воскликнул другой носильщик. – Да если посмотришь на прекрасные манеры и одежду его чести, и особенно если услышишь, как он говорит, то никогда не примешь его за француза.

– Да я и не француз, мой милый, – отвечал господин. – Я шотландец и только что прибыл из Эдинбурга[6]6
  Эдинбург – столица Шотландии. В описываемое время он славился своими учёными и назывался Афинами Севера. Название своё город получил от Эдвина, короля Нортумберланда, жившего в начале VII в.; в XII в. он был уже столицей; в 1215 г. там в первый раз собрался парламент. Особенно он разросся при Стюартах. Но даже в описываемое время в Эдинбурге было лишь около 30 000 жителей.


[Закрыть]
. Я до сих пор ещё ни разу не был в Лондоне.

– Тогда милости просим в наш город, – прибавил Терри. – Хотелось бы, чтобы было побольше таких шотландцев. Но не многие переезжают через этот Твид[7]7
  Река Твид (Tweed) протекает по Шотландии. Она берёт начало на высоте 800 метров и впадает в Северное море. На пути своём она принимает много притоков. Побережья очень живописны. Река течёт с запада на восток по южной границе Шотландии, у англичан «переехать через Твид» означает приехать из Шотландии.


[Закрыть]
с таким туго набитым кошельком и со столь щедрой рукой, как у вашей чести. Если у ваших земляков и водятся какие-нибудь деньжонки, они накрепко застёгивают свои карманы. Мы же выпьем стаканчик шафрановки за долгую жизнь и счастье вашей чести прежде, чем постареем на час.

– Ей-богу, выпьем! – воскликнул товарищ Пэт. – Но мы любим произносить здравицу с именем – как-то веселее пить тогда.

– Будь я проклят, если ваша честь не носит благородного имени! – воскликнул Терри. – Может быть, даже имени самого великого герцога Аргайльского[8]8
  Герцог Аргайльский (Duke of Argyle) – герцогский титул шотландского рода Кэмпбелл, который происходит от англо-нормандского Камбелло. Это был вождь норманнов, поселившийся в 1250 г. в западной части Шотландии. Арчибальд, граф (эрл) Ислей, о котором идёт речь в нашем романе, был младший из живших тогда потомков. Он умер в 1766 г. От имени рода получило своё имя и графство.


[Закрыть]
.

– Нет, вы снова ошибаетесь, мой милый. Я простой шотландский дворянин, без всяких притязаний на титул. В моей стране меня знают господином Лоу Лористоном.

– Какое славное имя! – заметил Терри. – Я часто слышал о нём. Не был разве первый Лаа из Лэрристауна известным судьёй, ваша честь?

– Первый Лористон, мой отец, был золотых дел мастером в Эдинбурге, – отвечал Лоу. – Лет двадцать тому назад он купил у Дэлглишей поместье Лористон, от которого и происходит моё имя. Теперь вы узнали обо мне, кто я и что я. Думаю, ваше любопытство вполне удовлетворено.

– Бог с вами, ваша честь! Это вовсе не любопытство, а интерес, – ответил Терри с низким поклоном. – Мы оба вполне ценим вашу великую снисходительность, что вы оказываете нам доверие. Прекрасное имя вы получили, господин Лаа Лэрристаун. И, наверно, об этом имени скоро будут говорить по всему свету. Вы не осерчаете на меня, если скажу, что вам на роду суждено большое счастье – вижу это по вашему лицу. Вы наживёте более богатств, чем сумеете прожить, и достигнете высшего положения, чем то, которого надеетесь достигнуть.

– Откуда знаешь ты, хитрец, сколько я надеюсь нажить и какого положения желаю достигнуть? – воскликнул Лоу. – Но вы более близки к истине, чем прежде. Я обладаю планом, который несомненно сделает меня богатым и неизбежно доставит мне такое высокое положение, о котором я только могу мечтать.

– А что я говорил? – воскликнул обрадованный Терри. – Я – настоящий пророк, если только пророки существовали когда-нибудь. Я тотчас догадался, что вы, ваша честь, большой изобретатель.

– Если бы шотландский парламент[9]9
  Шотландский парламент существовал до 1707 г., когда он соединился с английским, английская палата лордов была дополнена тогда 16-ю шотландскими пэрами. В палату общин было допущено 45 представителей от общин и городов Шотландии.


[Закрыть]
принял план, который я предлагал ему, то мог бы обогатить страну, – заметил Лоу.

– Какие же тупые головы в шотландском парламенте, коли они не приняли вашего плана! – ответил Терри, пожимая с презрением плечами. – Но вы увидите, что члены английского парламента более заботятся о своих интересах. Я желаю только, чтобы ваша честь научили Пэта и меня, как утроить наш капитал и превратить одну гинею в три?

– Я мог бы научить вас, как сделать сто гиней из одной и тысячу из ста, – заметил Лоу. – Но я держу это в секрете, про себя.

– Нет ничего удивительного, – прибавил Терри с несколько недоверчивым смешком. – Никогда не следует учить всех, как сделаться богатым. Право, ваша честь, должно быть, ещё больший колдун, чем те седые бороды, которых мы видели в лавке. Они сидят перед большой печью, уткнувшись в стеклянные бутылки с длинным горлышком, и делают из свинца золото.

– Нет, мой милый, – ответил, улыбнувшись, Лоу. – Я не собираюсь заниматься превращением металлов. Наоборот, я обойдусь совсем без золота – я заменю его бумажными деньгами.

– Обойтись без золота и заменить его бумагой! – воскликнул Терри со смешной ужимкой. – Тогда я опасаюсь, что ваш план, господин, не удовлетворит нас сколько-нибудь более, чем шотландский парламент. Колдовские деньги, как рассказывают в Ирландии, превращаются в сухие листья. Пожалуй, и эта гинея превратится в бумагу? А покуда этого не произошло, завернём-ка за угол, к «Синим Столбам», и истратим её.

– Весьма разумное решение, – заметил Лоу. – Но на днях вы вспомните, что я сказал вам.

– Чертовская штука! – ответил Терри. – Мы долго будем помнить о вас, ваша честь. Если вам когда понадобятся носилки, Терри О’Флагерти и Пэт Моллоу понесут вас на край света и обратно. Ну, пойдём, Пэт! Мы только отнимаем у сэра его драгоценное время.

С этими словами они оба надели на плечи ремни, взялись за концы шестов и весело удалились с носилками. Этот разговор не ускользнул от группы зевак, собравшихся у входа в кофейню Уайта, и возможно, что Лоу предназначал некоторые из своих замечаний для них. Все эти господа были молодые франты, что угадывалось по ярким бархатным костюмам различных цветов, украшенным лентами, и по напудренным парикам последнего фасона. Руководители хорошего тона, законодатели в области мод[10]10
  Вместе со многими другими заимствованиями из Версаля переходили к английскому двору и моды. Если одежда в Англии после недавней смерти весёлого короля Карла II была так же роскошна и великолепна, как во Франции, то светское обращение было иное. Англии были незнакомы сантиментальность и вычурность французского «света». Чувство находило себе более непосредственное выражение в словах и манерах: прямой, скупой на ненужные излияния нрав англичан, усвоив внешность, не принял содержания. Здесь не видим чрезмерного поклонения женщине и приторной изысканности манер; зато было больше бесцеремонности, строгого следования выработанному кодексу светской вежливости и больше самомнения.


[Закрыть]
, они считали своим долгом злословить насчёт обращения и наряда иностранца. Но этот ни с какой стороны не был доступен критике. Одежда его, изготовленная в городе, была богата, изящна и сшита по последней моде, манеры безупречны. Но эти франтоватые критики заранее решили найти в нём недостатки. И вот, почтенный Чарли Каррингтон заявил, что голубой бархатный кафтан красивого господина, перевитый серебряными шнурками, сделан плохо, хотя кафтан сидел прекрасно и был сработан Риверсом, городским портным, у которого заказывал и Чарли. Гарри Арчер высмеивал парик Лоу, заявляя, что он чересчур длинен и скверно напудрен, хотя парик только что вышел из рук придворного парикмахера Гублона. Дик Бодуэлл сказал, что фигура шотландца слишком тонка, хотя не мог отрицать её правильности. Том Багот думал, что мистер Лоу слишком рослый, а Джерри Ратклиф – что он недостаточно высок. Придира Боб Фоли объявил его неуклюжим и мужиковатым, хотя этому противоречило каждое движение мистера Лоу. Наконец, косноязычный Джо Лоуэлл сказал, что приезжий говорит с очень сильным шотландским произношением, хотя выговор Лоу был именно приятным, дорическим[11]11
  Автор, видимо, имел в виду ионический выговор. У древних греков было два главных наречия – дорическое, более грубое, и ионическое. Первое господствовало на Крите, в Лаконии, Кирене и в греческих колониях в Италии, второе – в Афинах, Мессении, северной Греции, Сицилии и колониях Малой Азии. Отличием ионического наречия были плавность, свобода, мягкость и выразительность. Наоборот, доризм был груб: это речь не ораторов и торговцев, а военных, правителей, заботящихся о силе слова. Этот язык был вполне к месту у «лаконичных» спартанцев.


[Закрыть]
.

Все завидовали Лоу. Каждый из зубоскалящих франтов втайне признавал, что Лористон был одним из самых красивых и изящных людей, которые когда-либо появлялись на улице Сент-Джеймс. Но посмотрим, на что он в действительности был похож. Джону Лоу недавно исполнилось тридцать четыре года, но выглядел он лет на десять моложе. Внешность его была примечательна: высокая и повелительная фигура, тонкая, но чрезвычайно стройная, правильно очерченные классические черты лица, большие, голубые глаза несколько навыкате, нежное, как у женщины, телосложение. Но, несмотря на эту наружную женственность, в его груди жил мужественный дух. Джон Лоу был замечательно деятелен, превосходно играл в лаун-теннис[12]12
  Лаун-теннис (Lawn – лужайка, tennis – игра в мяч) – очень употребительная в Англии игра в мяч, требующая большой ловкости и сноровки. Играющих обыкновенно бывает 2, 3, 4 и более человек. Игра ведётся при помощи ракетки и происходит на лужайке или площадке, разделённой высокой верёвочной сеткой на две части. С помощью ракетки перекидывают мяч через сетку, причём стоящие по другую сторону не должны позволить мячу упасть на землю, а откидывают его обратно. Игра эта впервые была введена в Англии в XVI в., а во время Карла II стала любимым занятием.


[Закрыть]
, смело и хорошо ездил верхом, был охотник до физических упражнений, прекрасно владел пистолетом и шпагой – его храбрость была неоднократно испытана в поединках. Лоу не был одним из тех заурядных щёголей, которые только и думают об украшении своей особы, однако не пренебрегал нарядом и, как мы видели, одевался весьма к лицу, стараясь выказать посредством прилежания и искусства свою очень выигрышную внешность. Пожалуй, в его обхождении проскальзывала небольшая, очень небольшая, гордость, но он был совершенно свободен от наглости и самомнения. И эта гордость была, по-видимому, тесно связана с сознанием, что он владеет большой умственной силой и выдающимися личными достоинствами. Когда Лоу хотел нравиться, обращение его становилось столь очаровательным, что он являлся прямо неотразимым. Дальше мы увидим, что этот гладкий и спокойный лоб мог иногда омрачаться от неприятностей, это мягкое и приятное выражение лица могло изменяться под влиянием сильных страстей, эти небесно-лазоревые глаза почти голубиной нежности по временам могли зажигаться гневным и уничтожающим огнём.

Теперь мы выставляем прекрасного лорда Лористона таким, каким он предстаёт перед нами в данном случае. Он не прочь был наслаждаться и обладал для того средствами. С головой, наполненной планами, и с честолюбием в сердце, он решился, подобно отчаянному игроку, подвергнуться величайшей опасности в жизненной игре и выиграть или разориться.

После смерти своего отца, Уильяма Лоу, бывшего золотых дел мастера и банкира в Эдинбурге (тогда эти занятия были неразрывно связаны), скончавшегося несколько лет тому назад, Джон Лоу стал собственником большого состояния, заключавшегося в Лористоне – обширном имении, расположенном на южном берегу Фирт-оф-Форт[13]13
  Фиртом (firth, скандин. фиорд) называют в Шотландии глубоко врезавшийся в землю залив. Фирт-о-Форт (Firth о Forth) лежит к северу от Эдинбурга.


[Закрыть]
. Нужда не заставляла его обратиться к какому-нибудь занятию, и он стал вести жизнь светского молодого человека: одевался пышно, проводил всё время в среде пустых и расточительных бездельников, увлекавших его во всевозможные безумства, и проигрывал большие суммы денег. В этот период своей жизни, по своей несколько женственной наружности и обращению, он был прозван Джоном Жасмином; менее близкие знакомые называли его красавцем Лоу. После нескольких лет такой распущенной жизни молодой кутила обнаружил, что необходимо жить побережливей. Поручив управление имением своей матери, превосходной женщине, которая, к его счастью, оставалась ещё в живых, он отправился в Голландию и поступил на должность секретаря при одном шотландском торговом доме в Амстердаме. Сделал это он с целью изучить дела большого голландского банка. Он решил оставить свой прежний весёлый образ жизни и стать деловым человеком. Ещё до того он прилежно занимался арифметикой и геометрией и хорошо изучил алгебру, теперь усовершенствовался в политической экономии. Благодаря его большой склонности к этому предмету и необыкновенным способностям, работа шла очень успешно. Пробыв в Амстердаме три года и вернувшись в Эдинбург, Лористон был уже знатоком всех финансовых дел и охотно посвятил себя устройству доходных статей Шотландии, причём оказывал важные услуги государственным людям.

Получив известность с новой и более обещающей стороны, Лоу пытался упрочить своё имя, напечатав трактат под заглавием «Проект и основания Совета Торговли», где предлагал прочный и выработанный план для оживления шотландской торговли и мануфактуры, находившихся в то время в угнетённом состоянии. Этот план не встретил поощрения, которого заслуживал, но способствовал знакомству Джона Лоу с выдающимися людьми страны, и, между прочим, с герцогом Аргайльским и его сыновьями, маркизом Лорном и лордом Арчибальдом Кэмпбеллом, а также с маркизом Твиддлом. Некоторое время спустя Лоу обнародовал другой труд, содержавший предложение снабдить народ деньгами, и настойчиво проводил его в шотландском парламенте. Он утверждал, что этот план уничтожит затруднения, тяготевшие над королевством, вследствие большого недостатка звонкой монеты, и предлагал учредить национальный банк на новых основаниях. Но этот план, хотя и был поддержан придворной партией и морским ведомством, также был отвергнут. Находя, что ему нечего делать в Шотландии, Лоу стал направлять свои взоры на материк, где, как он чувствовал, какое-нибудь нуждающееся государство примет его планы и быстро обогатится благодаря им. Но прежде чем уехать за границу, он решился сообщить их английскому правительству и с этим намерением отправился в Лондон.

До самого отъезда из Эдинбурга Лоу пользовался в обществе большим уважением, и так как имел весьма много знакомых, то все выражали сожаление по поводу его отъезда, тем более что он, по его собственным словам, не надеялся скоро возвратиться из-за границы. Когда Лоу покинул Эдинбург, создалось ощущение, что после него остался какой-то пробел, который не скоро будет заполнен. Северная столица потеряла первого из своих франтов и своих избранных умов, многие приятные общества лишились главной привлекательности, много прекрасных девиц вздыхало при мысли, что красавец Лористон уехал, увозя с собой их сердца. По всей вероятности, производились попытки удержать его, особенно намекали на это некоторые красавицы. Но Лоу стойко выдержал испытание. Честолюбие было его господствующей страстью, а оно заявляло, что Эдинбург – слишком тесная сцена для проявления всех его сил. Оттого-то Лоу решил отправиться в Лондон. Перед отъездом ему пришлось вынести нежное расставание со многими плачущими прелестницами, которые клялись, что останутся безутешными, однако легко утешились. Пожав руки своим товарищам, Лоу сел в свою берлину[14]14
  Берлина – громоздкая, дорожная колымага, куда помещалось все семейство со своим скарбом. По названию можно судить, что она заимствована из Германии.


[Закрыть]
и покатил в Лондон на четвёрке быстрых лошадей. Без всяких столкновений с разбойниками во время пути, на четвёртый вечер он высадился у Гуммумса в Ковент-Гардене. На следующее утро Лоу прежде всего посетил кофейню[15]15
  История европейских кофеен сравнительно нова. Эта мода была заимствована у арабов. Один английский купец, возвратившись из Леванта, устроил в Лондоне в 1672 г. кофейню (cofee house). Вскоре Карл II приказал закрыть кофейни, считая их очагами восстаний. Во Франции первая кофейня возникла в Марселе в 1684 г. Некоторое время спустя моду на кофе ввёл в Париж турецкий посланник. Тогда открылось первое «кафе» в Сен-Жермене. Из содержателей кофеен в первое время славились один армянин и сицилиец Прокоп, о котором далее идёт речь в романе: они привлекали в свои заведения изысканную парижскую публику. Приблизительно в то же время возникли кофейни и в Италии.


[Закрыть]
Уайта, которая возникла за шесть или за семь лет перед тем и была тогда в большой моде. Здесь он надеялся встретиться с некоторыми персонами, к которым у него имелись рекомендательные письма. Перед тем как войти в кофейню, Лоу поклонился группе молодых щёголей, толпящихся у дверей. На его приветствие те ответили очень слабо и холодно. Тем не менее, немного выждав, он вежливо спросил, может ли кто-нибудь из джентльменов сказать ему, находится ли здесь мистер Энгус Уилсон?

– Вам укажет служитель, если вы потрудитесь войти, – заметил ближайший к нему господин.

Совершенно не обратив внимания на сухой, отталкивающий тон ответа, Лоу сказал:

– Могу ли я узнать, к кому имею честь обращаться?

Молодой франт нагло посмотрел на него с минуту, как бы раздумывая что ответить.

– Вы – иностранец, и потому незнакомы с общественными приличиями, запрещающими обращаться к другому без формального представления, – сказал он наконец. – Извиняю вашу оплошность и могу назвать себя: сэр Гарри Арчер.

– Искренно рад слышать это! – воскликнул Лоу. – Надеюсь, сэр Гарри Арчер доставит мне удовольствие пожать ему руку?

– Сэр! – воскликнул Арчер, отступая назад. – Вы позволяете себе…

– По крайней мере, разрешить передать вам рекомендательное письмо от маркиза Лорна, – сказал Лоу, предлагая ему пакет.

– Письмо от маркиза Лорна! – воскликнул Гарри, открывая документ и быстро пробегая глазами. – А, мой дорогой мистер Лоу! Очень рад познакомиться с вами. Лорн говорит о вас в самых лестных, очень лестных выражениях и просит меня отрекомендовать вас всем моим друзьям, что я не замедлю сделать. И начну сейчас же. Господа! – обратился он к остальным. – Позвольте познакомить вас с мистером Лоу Лористоном, весьма образованным джентльменом, очень известным в эдинбургском высшем кругу, который несомненно послужит очень приятным приобретением для нашего общества.

Все приветствовали Джона, заявляя, что рады познакомиться с другом маркиза Лорна.

– Мы не могли удержаться, чтобы не подслушать того, что происходило между вами и вашими носильщиками, – заметил Гарри, смеясь. – Поэтому до некоторой степени знакомы с вашей историей.

– О, я только шутил с ними, – ответил Лоу. – Я слышал, что у вас в Лондоне носильщики обладают странным нравом, и хотел посмотреть, на что они в самом деле похожи.

– Вам попались два хороших образчика этого класса, – заметил Гарри. – Большинство из них ирландцы и довольно остры на язык, как вы теперь убедились. Они встречают нас везде и поэтому следят за всеми нашими действиями, хотя, нужно отдать справедливость, редко бывают болтунами. Но войдёмте в кофейню, мы можем продолжать наш разговор, попивая шоколад. Вы уже завтракали, мистер Лоу?

– Да, уже более трёх часов тому назад – я ведь рано встаю.

– Ну, поживёте с месяц в Лондоне, станете ложиться поздно.

– Устав после театров, оперы, концертов, маскарадов, Ранелага и Воксхолла[16]16
  Воксхолл (Vaux – фамилия предпринимателя, hall – зала) – общественный сад с залой для танцев. По примеру Англии воксхолы стали заводиться в Париже и других местах. Первый такой увеселительный сад был устроен в Англии в 1661 г., на правом берегу Темзы, на Кенсингтон-Лейн. Ранелаг (Ranelagh) – также красивые увеселительные сады. Название Ранелаг происходит от графа Ричарда Ранелага (1638-1712), видного политического деятеля. Член ирландского парламента, он стал, в 1669 г., канцлером ирландского казначейства и, пользуясь благосклонностью короля, пустился в различный предприятия, без счёту забирая деньги из казначейства, для пополнения которого сильно повысил налоги. Народ возроптал – и Ранелаг был приговорён к 76 000 ливров штрафу, который, однако, впоследствии был ему возвращён королём. Он вёл необычайно роскошный образ жизни и выстроил самые красивые замки и развёл самые роскошные сады, какие только видела Англия. Умер он в нищете. Слава о его садах и различных увеселениях в них далеко разнеслась, и имя Ранелага стало своего рода рекламой для содержателей, нарицательным названием. Воксхоллом и Ранелагом называют многие увеселительные сады и дома.


[Закрыть]
, ужинов и прочих увеселений, мы должны хорошо выспаться и неспособны ни к чему до полудня. Мы встали удивительно рано сегодня, если принять во внимание, что прошлой ночью все были на маскараде.

– Как жалко, что вас там не было, мистер Лоу, – сказал достопочтенный Чарли Каррингтон. – Было очень весело. Много было и очаровательных масок.

– Чарли хотел бы вас уверить, что полдюжины их открывали ему свои лица, – заметил Боб Фоли. – Но мы знаем лучше.

– Мне только одна открыла маску, – прибавил Чарли. – Но этого достаточно, ведь то была самая миловидная во всём зале. Вы все признали её королевой красоты.

– А, вы уже достаточно дали понять, что намекаете на прекрасную Белинду, – заметил Гарри.

– Могу я, если это не секрет, спросить, кто такая эта прекрасная Белинда? – осведомился Лоу.

– Это самая красивая женщина в городе, из-за которой всякий светский молодой человек готов умереть, – ответил ему Гарри. – Но не верьте тому, что сказал сейчас Чарли Каррингтон, – перед ним Белинда никогда не сняла бы маски.

– А я утверждаю, что сняла, – возразил Каррингтон.

– Ха-ха-ха! Вы ошиблись, – громко рассмеялся Гарри. – Ну, если Белинда и позволила вам увидеть её лицо, то разве для того, чтобы досадить своему ревнивому супругу, который, я готов поклясться, следил за ней.

– Теперь я действительно припоминаю, что в это время недалеко от нас стоял этот Отелло, – сказал Каррингтон.

– Значит, прекрасная Белинда замужем? – спросил Лоу.

– К несчастью для неё и к счастью для нас, – сказал Гарри. – Она самое изящное создание, как вы сами увидите, так как наверняка познакомитесь с ней. И замужем за человеком в три раза старше неё, притом ужасно ревнивым.

Затем все вошли в кофейню. Главная комната на первом этаже была полна народа и громкого разговора. Большинство гостей были изысканно одетые молодые люди, похожие на тех, с которыми Лоу встретился. Они сидели за различными столиками, попивая кофе или шоколад, читая газеты, рассуждая о текущей политике, восхваляя при этом Олдфилда и миссис Брейдсгедл, обсуждая бой петухов или составляя пари об исходе скачек в Ньюмаркете[17]17
  Скачки происходили ещё в Греции и Риме. В новое время Англия издавна славилась своими скаковыми лошадьми. Ещё во времена римского владычества английские лошади ценились очень высоко. Однако конские состязания появились только в Новое время. Первые правильные скачки явились при Якове I, который награждал золотыми и серебряными колокольчиками лошадей, пришедших первыми, – обычай, который сохраняется до сих пор в Англии. Одновременно шло развитие пари и тотализатора. Игра стала азартной. Георг I довёл английские скачки до цветущего состояния, щедро раздавая призы. Каждая лошадь, выигравшая приз, становилась героиней: её родословная была прекрасно знакома каждому игроку. Эклипс, знаменитая лошадь того времени, к которому относится роман, принесла своему хозяину 625 000 франков: она, как говорили, «летела быстрее взгляда». В Англии и теперь несколько ипподромов. Из них самым древним является упоминаемый здесь ипподром у Нью-Маркета, небольшого города в графстве Кэмбридж. При нью-маркетских скачках образовался позднее особый жокей-клуб. Другим ипподромом были Дубы (Оаks), особенно любимые лондонскими дамами. Английское Дэрби установилось только в 1700 г. Во Франции бега лошадей начинают устраиваться уже с середины Средних веков. При Людовике XV страсть к игре на скачках охватила все парижское общество; вероятнее всего, она перешла от англичан.


[Закрыть]
. Войдя в комнату, лэрд Лористон привлёк всеобщее внимание. Вскоре узнали, кто это такой: Гарри представил его некоторым товарищам. Большой стол у сводчатого окна, из которого открывался вид на улицу, был оставлен для группы, в которой находился Лоу. Как только гости разместились, услужливые лакеи наполнили их чашки пенящимся, приятным шоколадом, между тем как Гарри спросил у одного из прислужников, был ли здесь сегодня утром мистер Энгус Уилсон, и получив отрицательный ответ, сказал Джону Лоу, сидевшему около него:

– Я и не думал, что он явится так рано: он прошлой ночью был в маскараде. Кстати, мистер Лоу, – добавил он с улыбкой, – вы лично знакомы с мистером Уилсоном?

– Нет, – ответил Лоу. – Но герцог Аргайльский был так любезен, что дал мне рекомендательное письмо к нему.

– Вы не могли получить лучшей рекомендации: госпожа Уилсон – урождённая Кэмпбелл. Но так как вы не знакомы с ним, я могу, кстати, рассказать его историю. Тридцать пять лет тому назад Энгус Уилсон служил пажом у Его Величества короля Карла II и был тогда очень красивым юношей, который вызывал удивление у фрейлин этого шумного двора. По смерти весёлого монарха Энгус пользовался расположением его преемника и настолько вошёл в моду, что приобрёл прозвание Красавца Уилсона, которое сохраняется за ним до сих пор. Он с отличием служил в Ирландии при Якове II и сражался в битве на берегах Бойна[18]18
  Бойн (Воуnе) – самая большая река у восточного берега Ирландии, в провинции Лейнстер, которая берёт начало в торфяном болоте и впадает в Ирландское море. На берегах Бойна Вильгельм III нанёс поражение Якову II Стюарту в 1690 г. Яков II вынужден был искать убежища у французского короля Людовика XIV.


[Закрыть]
, где был ранен в бедро. После злополучного свержения своего короля, он сопровождал его в Сен-Жермен[19]19
  Сен-Жермен (Saint-Germain en Laye) – город в департаменте Сены и Уазы, в 18 км от Парижа. Здесь был «Новый Дворец» Генриха IV, служивший резиденцией французских королей до перенесения двора Людовиком XIV в Версаль. От него сохранился павильон, к которому примыкает терраса с великолепным видом, а сзади террасы тянется чудный Сен-Жерменский лес. Там находится и прекрасный замок Франциска I, служивший во время Великой революции казармами; перед замком статуя Тьера. Здесь происходит ежегодно известная сен-жерменская ярмарка. Сюда бежал и английский король Яков II, после поражения при Бойне. Далее упоминается парижское предместье Сен-Жермен де-Пре (des Pres). Оно получило своё название от аббатства того же имени. Предместье это населено парижской знатью.


[Закрыть]
. Только по восшествии на престол королевы Анны Уилсон примирился с существующим порядком и вернулся в Англию.

– Я полагаю, что он ещё до сих пор остаётся приверженцем Стюартов? – заметил Лоу.

– Само собой разумеется, – ответил Гарри. – Однако старик теперь уж не очень-то тревожит себя политическими кознями и государственными заговорами, будучи достаточно занят своими делами. В прошлую весну красавицей сезона, которая вскружила всем головы и пленила все сердца, была миловидная дочь полковника Гранта Кэмпбелла. И поверите ли, эта красавица согласилась отдать свою руку мистеру Уилсону. Никто не считал его способным на такое безумие. Это был самый обстоятельный человек, но красота юной Кэмпбелл совершенно свела его с ума. Она имела множество поклонников, но никто не следовал за ней с таким упорством, как богатый старый франт, и девушка согласилась на замужество. Однако она не нашла его таким снисходительным, как ожидала, – Уилсон отчаянно ревнив и подозрителен.

– Вы не можете себе представить, мистер Лоу, двух больших противоположностей, чем эта плохо подобранная чета, – заметил Чарли Каррингтон. – Ей едва двадцать лет, она очаровательна, как Венера. Он – старый, отцветший и прихрамывающий, как Вулкан, из-за раны. Она пленяет своим обхождением и улыбкой, он язвителен, насмешлив и ревнив как бес.

– Нет ничего удивительного – будешь ревнивым с такой женой, – сказал Гарри. – Но вы несправедливы к Уилсону – он вовсе не так дряхл и некрасив, каким вы его выставляете. Правда, старик хром и несколько сутуловат, но у него светские манеры и прекрасное воспитание, хотя старой школы.

– Школы наших дедов! – прибавил Каррингтон.

– Ну, так что ж! – возразил Арчер. – Не думайте, что светские люди времён Карла II стояли ниже умниц и франтов королевы Анны.

– Теперь я знаю, кто были Отелло и Дездемона в прошлую ночь на маскараде, – заметил Лоу.

– Не влюбитесь в Белинду, – и тогда найдёте верного друга в её муже, – сказал Гарри. – Почему вы теперь именно уехали, мистер Лоу?

– У меня есть важный финансовый план, который я думаю предложить лорду Годольфину[20]20
  Лорд Сидней граф Годольфин – английский государственный деятель (умер в 1712 г.).
  Чарлз Спенсер, третий граф Сэндерленд (Sunderland), английский дипломат и государственный деятель, член правительства Годольфина.


[Закрыть]
, – ответил Лоу. – Я полагаю, что мистер Уилсон сумеет устроить мне свидание с его лордством или с главным государственным секретарём Сэндерлендом.

– Без сомнения, – ответил Гарри, – Уилсон в очень хороших отношениях с герцогиней Мальборо, и через неё может выхлопотать для вас доступ к королеве или к её министрам.

– Так мне сказал и герцог Аргайльский, – прибавил Лоу. – Если бы я только мог передать мой план герцогине Мальборо, он, без сомнения, был бы принят.

– Мы все будем иметь долю в этом предприятии, – сказал, смеясь, Гарри. – Это понятно.

– Именно так – прибавил Лоу серьёзно. – И ручаюсь, что многие будут добиваться этих паёв. Они поднимутся так быстро и до такой высоты, что если купите их на сумму в тысячу фунтов, то выиграете десять тысяч менее чем за месяц.

Эти слова вызвали всеобщие возгласы изумления, а Гарри закричал:

– Брависсимо, этот план подходящ для моих финансов! Я подпишусь на тысячу паёв.

– А я на десять тысяч, если можно достать столько! – воскликнул Каррингтон. – Деньги я сумею занять на месяц.

– Мы все участвуем по десяти тысяч, – закричали прочие.

– Ловите счастье, пока оно близко! Успеха вашему плану, мистер Лоу!

– Это зависит от министров Её Величества, – ответил Лоу. – Если лорд Годольфин примет план, дело обеспечено.

– И обеспечено наше состояние, – прибавил Гарри. – Всё влияние, которым мы обладаем, будет приложено, чтобы провести этот план, а я думаю, что мы что-нибудь сумеем сделать с Годольфином и Сэндерлендом. Не так ли, господа?

– Во всяком случае, постараемся, – прибавили прочие.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю