Текст книги "Трое за те же деньги"

Автор книги: Уиллис Т. Баллард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

7

Теперь настала моя очередь уставиться на нее.

– Ящики? Какие ящики?

– У Фрэнчи в гараже стояли ящики. Держу пари, что в них деньги. – Ее лицо омрачилось. – Ах, лучше бы я этого не говорила. Мне полагается вознаграждение?

Этого я, к сожалению, не мог ей обещать.

– Пойдемте-ка, посмотрим.

Она повела меня вокруг дома. Шла быстро, почти бежала. Я редко видел кого-либо столь возбужденным, но я и сам был взволнован.

Дверь гаража охранял ржавый висячий замок. Женщина сняла ключ с гвоздя на боковой стене, скрытой кустами. Замок поддался, дверь со скрипом приоткрылась на несколько сантиметров. Пришлось мне подналечь, чтоб распахнуть ее.

В мрачном сарае не было никакого автомобиля, а только очень много пыли и несколько картонных коробок и ящиков в дальнем углу. Женщина проскользнула в дверь передо мной.

– Какой из них принадлежал «Французу»?

Она поспешила в угол и указала на деревянный ящик, размерами примерно вдвое больше ящика из-под яблок. Я поставил его на пол и обнаружил, что он тщательно заколочен гвоздями.

– У вас найдется молоток?

Она помчалась в дом, а я тем временем потащил ящик к двери. Он оказался поразительно тяжелым, и я задал себе вопрос, не хранил ли Мэлмен часть своих сокровищ в долларовых монетах.

Женщина вернулась с молотком и мощной отверткой. Я взял инструменты и вскрыл крышку. Внутри ящик был выстелен коричневой упаковочной бумагой. Женщина оттолкнула меня в сторону, разорвала бумагу… И остолбенела.

Ящик до краев заполняли газетные вырезки. Их были буквально тысячи. Я поворошил их рукой. Каждая вырезка содержала какую-то информацию или сообщение о Фрэнчи Мэлмене. Очевидно, он был тщеславнее, чем кинозвезда, и очень заботился о тщательном сохранении внешних атрибутов своей славы.

Я вынул стопку газетных вырезок. На дне ящика лежало несколько фотоальбомов, а под ними два конверта с документами. Даже не потрудившись на них взглянуть, я тут же уложил их обратно. Едва я с этим покончил, пришел Фрид с сообщением, что эксперты уже выехали.

Эл с любопытством взглянул на ящик.

– Что это?

– Прошлое «Француза». Он, видимо, вырезал и хранил каждую заметку, в которой упоминалось его имя. Некоторые могут в дальнейшем оказаться нам полезны.

– Но никаких денег?

– Никаких.

Я повернулся к женщине, которая все еще неподвижно стояла, уставившись в ящик.

– Это все, что оставил «Француз»?

Она молча кивнула.

Тогда я указал на другие ящики в углу.

– Что в них?

– Всякий хлам.

Я подошел, чтобы взглянуть. Не то, чтобы я ей не верил, но когда речь идет о двух сотнях тысяч долларов, никакая предусмотрительность не будет излишней. В двух ящиках лежали пустые стеклянные консервные банки, в других – тряпье. Я огляделся. Больше ничего видно не было.

– Ладно, я заберу этот ящик с собой. Эл, ты дождешься людей из лаборатории.

Поставив ящик в багажник, я поехал обратно на службу. И на стоянке позади меня тут же остановилась машина Пинки Уайта. Он ездил на допотопном «додже» с подвязанной дверцей и разбитым ветровым стеклом. Пинки был ярым приверженцем игры по системе и потому всегда проигрывал. Пока я вытаскивал ящик из багажника, он вылез из машины.

– Что у тебя здесь – очередной труп?

– История жизни Француза. Миллион газетных вырезок. И в каждой говорится, каким он был великолепным парнем. – Я покачал головой и зашагал ко входу.

Пинки шел следом. Мне хотелось от него отделаться, но полиции нельзя ссориться с прессой, так что мы вместе вошли в лифт.

– Как ты справляешься с гаремом Мэлмена? – спросил Пинки.

– Близко к себе не подпускаю, чтобы чего не вышло.

– А что случилось с маленькой блондинкой? В отеле мне сказали, что она выехала.

– В самом деле?

Он окинул меня долгим испытующим взглядом. Я, игнорируя его, внес ящик в кабинет Джо и водрузил на письменный стол. Не успел я сесть, как зазвонил телефон. Звонили из лаборатории и срочно хотели меня видеть.

– Пока я не вернусь, держи свои грязные пальцы подальше от этих вырезок, – предупредил я Пинки.

Я знал, что требую от него невозможного, но для меня это ничего не значило. Тогда я вряд ли мог представить себе что-нибудь менее существенное, чем газетные заметки о Фрэнчи Мэлмене.

В лаборатории я пробыл минут двадцать. А когда вернулся, Пинки уже разложил вырезки по всему письменному столу и с явным интересом листал один из фотоальбомов. Я заглянул через его плечо. На большинстве фотографий был запечатлен Фрэнчи с какими-то знаменитостями двадцатых и тридцатых годов. Нашлось среди них и семь-восемь снимков разных женщин. При всех его недостатках на женщин глаз у Фрэнчи был верный.

Пинки извлек из альбома одну фотографию и сунул ее мне под нос. Там крупным планом была снята девушка в матросской блузе.

– Не узнаешь?

Я наморщил лоб. Лицо было мне знакомо, но я никак не мог вспомнить, откуда именно.

– Не помнишь?

Пинки наклонился и, вытянув руку, поднес этот снимок к стоявшей на столе фотографии Китти Кейн. Целую минуту я рассматривал оба фотоснимка. Сходство ошеломляющее.

– Ты с ума сошел! – вскричал я.

– Неужели?

На углу стола лежал конверт. Пинки открыл его и вытащил свидетельство о браке, развернув передо мной на столе. Его пальцы скользнули по бумаге и указали на имена Алексиса Мэлмена и Кетлин Хейнс. Свидетельство было выдано в Стратфорде, Онтарио.

Меня словно обдало холодным душем. Я знал, что девичья фамилия Китти была Хейнс, и что она родом из Канады. Взяв в руки документ, я попытался выиграть время, чтобы обдумать ситуацию. Свидетельство было датировано 1928 годом и подписано священником по имени Гиббс и двумя свидетелями, Адой и Джоном Бартонами.

Джо с Китти поженились в 1931 году. Я присутствовал на праздновании тридцатой годовщины их свадьбы. Теперь меня как будто оглушили. Я попытался представить себе Китти, сияющую, живую, милую Китти рядом с Фрэнчи Мэлменом.

В документе был указан возраст Китти – семнадцать лет. Фрэнчи было тогда тридцать восемь, но он всегда питал пристрастие к юным девушкам, а свидетельство о браке казалось абсолютно подлинным.

– Здорово, – сказал Пинки. Чувствовалось, что он очень доволен собой. Как репортер, он обладал инстинктами голодного вампира. – Все это очень интересно. Теперь мы имеем даже четырех жен вместо трех. Может быть, деньги у Китти?

Мои колени вдруг обмякли, и я вынужден был сесть. Потом сказал:

– Давай-ка спокойно обсудим эту историю, Пинки. Даже если Китти и была замужем за этим негодяем, это никак не связано с его убийством.

– О? Значит все-таки убийство?

Я готов был свернуть ему шею.

– Ну, ладно, – буркнул я. – Его убили. Теперь выслушай меня внимательно. Джо болен, а Китти уехала и не может нам ничего объяснить. Если ты опубликуешь эту историю в своем грязном бульварном листке, я собственноручно тебя прикончу. Я не шучу, для меня это очень серьезно.

– Понимаю, конечно, – ответил Пинки, который отнюдь не казался удрученным. – Что ты теперь намерен делать?

– Послушай, Пинки, ты также должен иметь в виду, что Джо безусловно никак не связан с этим делом.

– Действительно не связан?

Мне не понравился его тон.

– Действительно. Ничто не говорит о том, что он знал о прежнем браке Китти с «Французом».

– Я в этом не слишком уверен.

– Что ты хочешь сказать?

Пинки задумчиво почесал нос.

– Врач ведь сказал, что Джо, вероятно, перенес какой-то стресс. Что, если он как раз узнал, что его жена была замужем за Мэлменом? Разве это не стало бы для него сильнейшим ударом?

Я, не отвечая, уставился в окно, вниз, на оживленную улицу, где кишели толпы туристов.

– Предположим, Фрэнчи хотел шантажировать Джо. Что бы стал делать Джо, начни такой тип угрожать Китти?

– Пристрелил бы, – тотчас ответил я. – Но он не стал бы утруждать себя, сначала подсыпая в выпивку наркотик, а потом орудуя каким-то шилом.

– Так вот, значит, как все произошло! – Пинки торжествовал.

– Проклятие! – Я так расстроен был из-за Китти и Джо, что просто проболтался. – Но ты заблуждаешься: Джо Кейн не имеет отношения к этой истории. Я даже сомневаюсь, перебросился он с Французом хотя бы парой слов.

– Он с ним разговаривал, причем в тот самый день, когда того убили.

Я недоверчиво посмотрел на Пинки.

– Да что ты говоришь? Где это могло произойти?

– В мужском туалете «Флорентины».

– А когда?

Пинки пожал плечами.

– Точно не знаю. Часов около шести вечера или чуть позже. Я как раз приехал в отель и шел в туалет. Там, в углу, я видел разговаривавших Джо и Фрэнчи.

– О чем?

– Не знаю. Когда я вошел, говорил Фрэнчи. Увидев меня, он тут же замолчал.

– Джо говорил с тобой?

– Нет, и это самое смешное: он смотрел прямо на меня, глазом не моргнув. Казалось, он меня просто не видел. Я подумал, что помешал чему-то важному, и он был этим недоволен.

– Почему же ты не сказал об этом раньше?

Он пожал плечами.

– Я хотел спросить Джо, о чем они беседовали, но не успел – он заболел. Откровенно говоря, Макс, я никогда бы не подумал, что Джо мог иметь дела с «Французом», если бы не нашел сейчас свидетельство о браке.

– Он не имел с ним никаких дел, – упрямо настаивал я. – А что было дальше? Еще что-то?

– Да. Когда я вошел, Фрэнчи как раз передал Джо какой-то пакет.

– Что за пакет?

– Размером примерно с упаковку бумаги для пишущих машинок, но вдвое толще. Хочешь знать, что, на мой взгляд, было в этом пакете?

Я не хотел этого знать. Хотя уже имел свое собственное представление. Я видел этот пакет, когда извлекал вещи Джо из письменного стола. Теперь он находился в картонной коробке на складе.

Пинки заметил мои колебания и невесело усмехнулся.

– Пропавшие двести тысяч долларов. Держу пари, что Джо Кейн вынес их из отеля.

8

Я должен был знать это точно. Мне нужно было посмотреть, что в пакете. Но сначала – отделаться от Пинки. Это оказалось легче, чем я думал, так как в этот момент меня вызвал к себе Ортон.

С облегчением вздохнув, я удалился. Ортон поднял глаза от письменного стола.

– Ну, как дела?

Я доложил ему о письмах с угрозами. Он нахмурился.

– А что слышно о третьей жене? Как там ее зовут?

– Рут? О ней я пока ничего не знаю.

– Узнай-ка, не получила ли она такое же письмо.

Я пообещал это сделать. Потом доложил ему о ящике Фрэнчи с газетными вырезками, но умолчал о свидетельстве о браке и фотографии; еще я не упомянул о том, что Пинки видел Джо беседовавшим с Фрэнчи незадолго до убийства. Впервые я скрыл доказательства и чувствовал себя при этом не слишком хорошо.

Из кабинета Боба я сразу спустился на склад и позвонил. Нельсон, ворча, подошел к двери. Он всегда ворчал, как медведь, потревоженный в берлоге.

Я сказал:

– Мне снова понадобилась коробка с вещами Джо, которую я принес сегодня утром. Нужно кое-что проверить.

– Почему же вы не проверили раньше?

– Спешил.

– С этими молодыми людьми вечно одно и то же: они никогда не задумываются и тем самым создают старику лишние хлопоты.

Нельсон носил синюю рубашку с белым целлулоидным воротничком. Я думаю, это был единственный целлулоидный воротничок в США. Он повел меня между полками и показал коробку, на которой стояло имя Джо Кейна. Я снял ее с полки и отнес к столу. Старик стоял рядом и бдил, как сторожевой пес.

Как поступить, я просто не знал. Открыв коробку, отложил пакет в сторону и сделал вид, что ищу что-то на самом дне. Но тут мне помог случай: кто-то позвонил, и Нельсон поспешил к окошку.

Едва он скрылся из виду, я оторвал полоску бумаги, которой был заклеен пакет. Она высохла и отошла легко. Затем я раскрыл бумажный пакет и уставился на пачки денег. Немного приподняв купюры, убедился, что там были одни сотенные.

Тогда я снова быстро закрыл пакет, смочил языком клеевую полоску и прижал ее к прежнему месту. Когда Нельсон вернулся, я уже укладывал последние вещи. И попытался заметить как бы между прочим:

– Пакет, собственно говоря, не имеет отношения к этой коробке.

Нельсон уставился на него, сморщив нос от врожденной недоверчивости.

– А что в нем?

– Всего лишь некоторые бумаги.

– Которые принадлежат капитану?

Я кивнул.

– Тогда он должен их затребовать. Я ничего не могу выдавать из хранилища без письменного запроса владельца. Вы это знаете, лейтенант.

Я с трудом сдерживался.

– Послушайте, Нельсон. Я ведь сам принес сюда эти вещи. Почему же теперь вы ищите какой-то подвох? Собственно говоря, мне нужно было отнести эти вещи Китти.

Старик тупо упорствовал:

– Я не могу их вам выдать. Как только вещи попадают сюда, за них несет ответственность округ. Джо мог бы подать жалобу.

– Вы старый упрямец, Джо никогда бы не стал жаловаться, и вы это прекрасно знаете. А теперь кончайте этот цирк и отдайте пакет.

Он колебался. На какой-то миг я даже подумал, что он уступает. Но тут его лицо просияло.

– Вы пишете капитану и просите его согласия, а потом можете получить ваш пакет.

Теперь он был счастлив, найдя решение проблемы. А я понял, что больше уже ничего поделать не смогу. Пришлось снова положить пакет в коробку и поставить ее на полку. Однако затем мне в голову пришла пугающая мысль: первого числа каждого месяца этот старый бюрократ проводит инвентаризацию. Станет ли он открывать пакет или только внесет его в свой реестр как «пакет, принадлежащий капитану Кейну»? Этого я не знал, но представил себе картину, как Нельсон открывает пакет, вынимает пачки банкнот и тщательно их регистрирует своим аккуратным бухгалтерским почерком. Возможно, он пересчитает все купюры и запишет их номера. А копия реестра официальным путем пойдет к шерифу. Я вспотел, пока шел со склада. Но что бы ни случилось, я не мог поверить, что Джо умышленно взял эти деньги. Впрочем, он же не упомянул о них после смерти Джо? Почему он умолчал об этом, когда допрашивал женщин?

Не успокаивала меня еще и мысль о том, что Пинки знал и о том разговоре, и о пакете. Когда я поднялся, репортер вертелся возле дежурного. Я не хотел его больше видеть – требовалось время, чтобы подумать. Но когда я зашагал к себе кабинет, он следовал за мной по пятам.

– Куда собираешься?

– Ортон хочет, чтобы я поехал к Рут Мэлмен и выяснил, не получала ли и она угрожающего письма. Туда я тебя взять с собой не могу.

Он лишь ухмыльнулся и все-таки увязался следом. В отеле «Сахара» я позвонил Рут из вестибюля и попросил спуститься. Через несколько минут она появилась, оглядываясь по сторонам. При виде нее Пинки тихо присвистнул сквозь зубы. Он походил на терьера перед крысиной норой.

Я поднялся и представил его:

– Это Пинки Уайт, из «Кроникл».

Она одарила репортера мимолетной настороженной улыбкой и сказала:

– Я знаю, мы уже познакомились сегодня утром.

Я взглянул на Пинки. Тот мне ничего об этом не говорил, но я не особенно удивился.

– Извините, если помешали. Но я хотел бы знать, не получали ли вы письма с угрозами.

Она кивнула, как мне показалось, несколько разочарованно. Очевидно, она уже ожидала деньги.

– Да, я получила такое письмо.

– Почему же не сообщили нам?

– Но я отдала его мистеру Уайту. Он сказал мне, что тоже работает в управлении шерифа.

Я взглянул на Пинки. В этот миг я мог бы разорвать его на части. И причем по нескольким причинам.

– Почему ты мне не сказал?

Пинки преспокойно ответил:

– Ты бы прочитал об этом в газете. Я же не знал, что в этой истории еще не все ясно, пока не поговорил с тобой.

Я хотел устроить ему взбучку, но передумал. С Пинки это было бесполезно.

– А если бы с женщиной за это время что-нибудь случилось? – только и спросил я.

Он подмигнул Рут.

– Я поручил понаблюдать за ней. Я не так уж глуп.

Чертыхнувшись, я вопросительно взглянул на женщину.

– Что вы собираетесь делать дальше? Благоразумнее было бы вернуться в Кливленд.

– Меня не так просто запугать. У меня на эти деньги есть права, по меньшей мере такие же, как у тех двоих, и я остаюсь в Вегасе. Деньги найдутся, я уверена. Не могли они так просто исчезнуть. Вы еще ничего не добились? Никаких следов?

Что я мог сказать?

– Может быть, я не должен вам этого говорить, но знайте, что Фрэнчи оставил завещание. В пользу той жены, которую вы видели вчера у нас в управлении. Я имею в виду ту, постарше.

– Помню, – в голосе ее звучало презрение. – Когда оно составлено?

– В 1926 году. Точной даты я не помню.

– Подождите, пожалуйста, минутку. – Она поспешно встала, вышла из вестибюля и вскоре вернулась с листом бумаги. Я уже догадался, что это новое завещание.

Постепенно до меня дошло, что Фрэнчи Мэлмен, обычно такой холодный и сдержанный, обладал весьма специфическим чувством юмора. Я прекрасно мог представить, как он после каждой новой «женитьбы» со злорадством сочиняет новое «завещание», радуясь скандалу, который произойдет между его «женами» по поводу наследства.

– Ну? – спросила она, когда я прочитал документ и вернул его. – У кого теперь, по-вашему, больше прав? Это завещание составлено в 1947 году и отменяет все предыдущие распоряжения.

– Покажите его хорошему адвокату и поручите представить завещание в суд. – Я взглянул на часы и поднялся. То, на что я рассчитывал, произошло: Пинки подмигнул Рут и остался сидеть.

9

Гарри Дэниельс, кажется, не слишком обрадовался, увидев меня в своем кабинете, хотя и привычно улыбнулся.

– Привет, Макс. Что слышно о Джо?

Все, что происходило в управлении шерифа, очевидно, тотчас становилось известно всем. Я попытался как можно небрежнее ответить:

– Ему нужно немного отдохнуть. Он отправился в очередной отпуск.

– Довольно неожиданно, а? Ведь еще на днях он был здесь, в отеле – в тот вечер, когда умер Фрэнчи.

Я испытующе взглянул на Гарри, но не мог понять, хотел ли он на что-то намекнуть этим своим замечанием.

– Да, – кивнул я. – Он приходил сюда около шести вечера, так как собирался проверить одного из ваших гостей.

Дэниельс не проявил особого интереса.

– Ладно-ладно. А вас что беспокоит?

– «Француз».

– Да забудьте вы о нем, наконец. Он умер и похоронен. А я рассказал вам все, что знаю.

– В это я не верю. Завтра состоится следствие у коронера, и я думаю, что там пойдет речь о некоторых странных вещах. Положив его в номере и не вызвав врача, вы рассчитывали на то, что он умрет?

Он побагровел.

– Хотите выставить меня убийцей?

– Просто интересуюсь.

Он взял со стола ручку и несколько минут повертел ее в пальцах, потом поднял глаза.

– Ну хорошо, буду откровенен. Я действительно не огорчен, что он умер. От него были одни неприятности, но, покажись мне его состояние критическим, разумеется, я вызвал бы врача. Вы же не думаете, что я желал для отеля такой «рекламы».

– Вряд ли.

– Я и в самом деле не думал, что дела обстоят так плохо. Что вообще случилось – сердце?

– Хуже.

Лицо Гарри напряглось.

– Что же тогда?

Если я скажу ему, ничего не случится. Все равно завтра это станет известно всем, а жены и без того уже знают.

– Мы полагаем, что его убили.

Дэниельс с минуту сидел совершенно неподвижно. Потом глотнул воздух, словно рыба, выброшенная на песок.

– Как?

– У него над сердцем была маленькая колотая рана. Нанесенная шилом или длинной иглой.

– Вы хотите сказать, что его закололи, когда он находился за игорным столом?

Я покачал головой.

– Не думаю. Кто-то подмешал ему в выпивку наркотик. Он потерял сознание, а убит был, очевидно, позже, когда лежал в номере.

– Кем?

– Этого мы еще не знаем. Но в его желудке обнаружили хлоралгидрат.

– И тот дали ему здесь, в отеле?

– Да, вероятно, в его последнем бокале. Бак Пангуин знал, что Фрэнчи потерял сознание. Знал он, куда вы его отправили?

Дэниельс заколебался.

Я негромко предупредил:

– Лгать не стоит, я все равно узнаю.

Он опять побагровел и отрывисто бросил:

– Знал. Когда сообщили о происшествии, он сидел здесь.

– Спасибо. – Я встал и направился к двери.

– Подождите…

Не успел я дойти до двери, как он схватился за телефон; конечно, звонил Пангуину. Для меня бы лучше застать старого игрока врасплох, но ничего изменить я не мог. Миновав вестибюль и игорный зал, я остановился перед окошком кассира.

– Добрый день, лейтенант, – сказал человек в окошке.

– Пангуин у себя?

– Сейчас посмотрю. – Он исчез и через минуту вернулся вместе с Пангуином.

– Заходите, Макс.

Щелкнул электрический замок, я открыл дверь и последовал за Пангуином в его кабинет. Комната была такой же, как и сам он: простой и бесцветной. Не было даже картин на стене. Люди типа Фрэнчи Мэлмена бывают очаровательны, но большинство управляющих казино безличны и неприметны, а тепла в них столько же, сколько в куске мороженого мяса.

Пангуин указал на кресло перед письменным столом, обошел вокруг стола и тоже сел.

– Чем могу служить?

– Я хотел бы еще раз побеседовать с вами о Французе.

– Вот как?

– Подозреваю, вы могли бы рассказать о нем больше, чем любой другой. Верно?

Он с минуту раздумывал. Его веки были так тяжелы, что нависали над самыми зрачками глаз, таивших в себе ледяной холод.

– Ладно, – сказал он. – Может быть, я действительно знаю о Фрэнчи больше, чем другие. Но просто не понимаю, почему ваше ведомство поднимает вокруг него такую шумиху.

– Это играет какую-то роль?

– Следовательно, вы мне ничего говорить не хотите. Ладно, я не возражаю. Фрэнчи устроил меня на мою первую работу, еще в те годы, в Новом Орлеане. Тем самым – косвенно – он меня поставил и на это место. В то время он был большим человеком и оказывал мне некоторые любезности. Не спрашивайте, почему. Он не был щедр и любезен с людьми, кроме тех случаев, когда он что-то с этого имел.

Я слушал молча.

– Но все уже давно позади, а счастье непостоянно. Фрэнчи остался без гроша. Я встречал его время от времени, одалживал ему деньги – деньги, которые он мне всегда возвращал. В конце концов я приехал сюда, и Фрэнчи тоже здесь появился. Он был полным банкротом, и сам это знал. Но все еще оставался знаменитостью. Когда он входил в казино, туристы тянулись следом, как за кинозвездой.

Пангуин умолк и, барабаня пальцами по стеклянной поверхности письменного стола, казалось, раздумывал, тщательно подбирая слова.

– Я дал ему взаймы тысячу долларов. Он ее проиграл. Я дал еще тысячу, она последовала за первой. Он считал не совсем приличным проигрывать их здесь и ходил для этого в «Звездную пыль». Но когда он в третий раз пришел за деньгами, я сказал «нет». Это стало бы просто бездонной бочкой.

– Итак, вы его бросили?

– Нет. Я предложил ему работу. Сто долларов в неделю, подсадной уткой. Он притягивал массу людей, как только подходил к игровому столу. Не спрашивайте меня, почему – от него, видимо, исходит такая аура.

– И ему нравилась эта работа?

– Совсем не нравилась. Но он не жаловался. Я сказал ему четко и ясно: его время прошло. Но если он будет вести себя соответственно, то продержится у нас до конца своих дней.

Он замолчал, некоторое время раздумывая. Затем изобразил некоторое подобие улыбки.

– Когда становишься старым, это плохо. Фрэнчи так гордился своей репутацией завзятого игрока, будто был национальным героем. Ну, это может случиться с каждым.

– Значит, он был звездой – подсадной уткой с окладом сто долларов в неделю?

– Да, так и было.

– Но это еще не все. – Я посмотрел на него в упор. – Сейчас в Лас-Вегасе находятся три женщины, каждая из них утверждает, что она замужем за «Французом». И каждой из них он сообщил, что выиграл двести тысяч долларов и собирается прекратить играть, как только накопит четверть миллиона.

Пангуин скривил губы.

– Это типично для Фрэнчи. Он был просто помешан на женитьбах. В Новом Орлеане я за год дважды был у него свидетелем на бракосочетаниях.

– Как же он это устраивал?

– Чистый блеф. Просил какого-нибудь приятеля облачиться в черное, надеть воротничок задом наперед и сыграть комедию. Он даже заказывал печатать фальшивое свидетельство о браке.

Это меня не удивило.

– Вы ведь знали его жену Ирис, по прозвищу «Железные Штаны»? Или Фрэнчи о ней рассказывал?

– «Железные Штаны»?

– Француз женился на ней в двадцатые годы.

Пангуин покачал головой.

– Не припомню, чтобы когда-то слышал о ней.

– А что вы думаете об этих двухстах тысячах долларов? Были у «Француза» шансы так много выиграть, и чтобы вы не знали?

– Ни в коем случае. Мы с ним не желали допускать никакого риска. Каждую ночь перед уходом из казино его обыскивали. Вся история с двумя сотнями тысяч – его обычное надувательство. Этот человек просто не умел говорить правду. И прежде всего женщинам.

– Еще кое-что, – продолжал я. – Когда пришло сообщение, что «Француз» потерял сознание, вы были в кабинете Дэниельса. Как выясняется, вы были старым другом Фрэнчи. Почему же вы не послали за врачом?

Пангуин развел руками.

– Я решил, что он просто пьян. У нас с ним была договоренность, что каждый раз, когда заведение угощает всех игроков, он тоже получает выпивку. И он никогда не пропускал. Это могло быть причиной того, что сердце в конце концов не выдержало.

– Сердце тут ни при чем. Кто-то подмешал ему в выпивку наркотик.

Я внимательно следил за Пангуином. Казалось, он был твердо убежден, что Фрэнчи умер нищим. Я бы тоже в это поверил, не будь того пакета на складе.

Пангуин вскочил. Казалось, он вот-вот взорвется. С трудом проглотив слюну, он спросил:

– Наркотик? В нашем отеле? Как это? Зачем кому-то давать Фрэнчи наркотик?

Я игнорировал его возмущение.

– Знай мы это, имели бы ответы на многие другие вопросы. Значит, вы уверены, что Мэлмен не мог выиграть двести тысяч долларов? Может быть, он играл на высоких ставках против какого-нибудь техасского нефтяного магната?

– А что он мог поставить?

Да, он прав. Но ведь деньги существовали! Они лежали у меня на душе тяжким камнем. Почему Джо принес их из отеля и положил в свой письменный стол? Может быть, он убил Француза? До сих пор я не отваживался задавать себе этот вопрос, но теперь и не мог от него уклоняться. Были еще какие-то обстоятельства, которых я не знал. Ведь не знал же я, что Китти когда-то была замужем за Мэлменом. Скажи мне кто-то об этом, тут же не предъявив доказательств, я бы тоже не поверил.

Следовательно, Джо мог… Но это абсурд! Я не мог сомневаться в Джо.

– Вы точно знаете, что это был наркотик? – Пангуин смотрел на меня, словно уличая во лжи.

– Врач нашел в его желудке хлоралгидрат. Кто-то его умышленно отключил, а потом убил – в номере вашего отеля.

Пангуин, как ракета, взлетел со стула.

– Убил! Но послушайте…

– Приходите завтра на слушание, и все узнаете. Все равно вы должны прийти. Вы-то знаете о Французе больше, чем все остальные.

С тем я и вышел. Брошенный им последний взгляд меня вовсе не успокоил. Черные глаза пылали, осыпая меня искрами сдерживаемой ярости, будто он считал меня лично ответственным за смерть «Француза».

Коктейль-бар был почти пуст. Я подошел к стойке и спросил Дору Ковски, однако той еще не было на работе. Тогда я позвонил в управление и велел Элу Фриду заехать за ней и ее мужем, привезти в отдел и ждать меня вместе с ними.

По пути к выходу я еще раз остановился у стола старшего посыльного. Роб Хобарт разговаривал по телефону.

– Добрый день, лейтенант, – вежливо поздоровался он, закончив разговор.

Я кивнул.

– Хочу еще раз спросить вас спросить: как все в деталях происходило в тот вечер, когда умер Фрэнчи?

С минуту он молчал, раздумывая.

– Ну, я сидел здесь и услышал, как в игровом зале вскрикнула женщина. Затем увидел, что все гости сбегаются к одному столу, и пошел посмотреть, что случилось. Протиснулся сквозь столпившихся людей и увидел Майка Ковски, склонившегося над «Французом». Я спросил, что произошло, и он сказал, что Фрэнчи лишился чувств и что я должен вызвать Пангуина. Тут же один из крупье сказал, что Пангуин в кабинете Дэниельса, поэтому я, оглядевшись по сторонам, увидел Фостера и послал его к шефу.

– И сколько прошло времени, пока они оба пришли?

– Самое большее три-четыре минуты. Охранники в зале немного оттеснили людей, и Фостер принес носилки. Мы с ним положили на них Фрэнчи, Пангуин пощупал пульс, а затем сказал Дэниельсу, что того нужно уложить в номере. Что мы и сделали.

– А что происходило после этого?

– Ну, ничего особенного. Мы положили его на кровать и укрыли одеялом; потом я пошел в кабинет, доложил Дэниельсу и спросил, следует ли вызвать врача. Он сказал, что Фрэнчи просто пьян, и он сам о нем позаботится. Поэтому я вернулся на свое место.

– И это все?

– Нет, не совсем. Люди, для которых был зарезервирован этот номер, прибыли около двадцати трех часов, и портье послал меня вывести оттуда Француза. Однако тот уже был мертв.

– Тогда вы пригласили Дэниельса.

– Да. А он сразу же вызвал вашего сотрудника, Болдинга.

Остальное я знал, но все же спросил:

– Значит ни один человек не видел Фрэнчи с того момента, как вы уложили его в номере, и до того, когда вы же нашли его мертвым.

– Насколько мне известно, никто.

– Ладно. Завтра состоится слушание этого дела. Приходите, вы вызываетесь как свидетель.

У выхода мне встретился Клайд Болдинг. Я поручил ему опросить всех служащих отеля, которые могли проходить мимо номера, где лежал «Француз»; возможно, один из них видел, как кто-то туда входил. Он должен был также установить, что делал Фрэнчи в тот вечер, когда пришел в отель, с кем разговаривал, и не было ли в его поведении чего-то необычного.