Текст книги "Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории"

Автор книги: Уилл Селф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Чтобы угодить отцу, подумал Шива. В ранней юности, когда они с отцом были ближе, Дилип Мукти посвятил сына в свою интеллектуальную святыню и начал брать его с собой в длительные и бессмысленные поездки на общественном транспорте, ставшие выражением доверительности их отношений. Отец и сын искали прибежища, чтобы подобраться ближе друг к другу. Сонные не в часы пик электрички глухо грохотали по рельсам в сторону Беркхэмстеда, Чертси и Эмершэма; автобусы «Грин-лайн» катили по глубоким туннелям и дорогам Кентиш-Уилд; вечное метро, лондонские городские автобусы, все пути были открыты отцу, стоило ему махнуть своим удостоверением. Во время этих непонятных разъездов Дилип Мукти говорил, а Шива слушал. Глядя на дома у обочины – каждый с полоской сада, пятном сарая, промельком оранжереи, ребенком, выхваченным в момент игры в мяч, – Дилип рассказывал сыну о своем детстве в шипящем логове ядовитых змей – религиозных политиков высшей касты. Имена – Вивекананда, Рамакришна – почти ни о чем не говорили мальчику, секты, которые упоминал отец – Арио и Брама-Самадж, – казалось, не имели никакого отношения к миру Шивы, состоявшему из клик, крикетных команд, гребли на каноэ по водохранилищу Уэлш-Харп и ухаживаний на школьных дискотеках.

Так же далека была от Шивы основная дилемма всей жизни его отца – продолжать ли ему семейные традиции или окончательно порвать с этим. Дилип Мукти хотел убедить Шиву, что в его возрасте нужно интересоваться исключительно тем, может ли истина примириться с древними религиозными практиками или же ей стоит принять реалии современности. А Шиву занимала лишь мерзость откровенной порнухи, ходившей по рукам в школьных туалетах для мальчиков. Неужели правда, что у девочек, на которых он смотрел сквозь романтические линзы пастельных тонов, были такие же зияющие раны под их юбочками, больше похожими на набедренные повязки?

Дилип Мукти говорил о себе в манере, исключавшей личные местоимения. «Что делать? Куда пойти? Одно дело бастовать, совсем другое – понимать, чего ради. Податься в Англию? Многие уже рванули из экономических соображений, но из соображений мировоззрения? И что дальше?» Годами позже Шива понял, что это был просто способ общения на втором языке, но тогда отцовские воспоминания носили характер откровений, как будто их изрекал новоявленный Рамаяна.

Дилип Мукти мог бороться с узами своей касты, класса, культуры и нации, но не мог отказаться от джнаны, способа познания мира. В косматых лицах мыслителей эпохи Просвещения отец Шивы отыскал еще одну разновидность смирти – того, что держится в памяти – и старался запомнить ее, создавая свою собственную устную традицию при передаче сыну.

О, эти бесконечные путешествия! Дорога туда и обратно, во время которой отец разглагольствовал о Дарвине, Милле, Марксе и даже Фрейде, с томиком «Эвримен» [45]45
  От everyman (англ.) – обыватель. Имеется в виду энциклопедия «Эвримен» в 12 томах. Последнее издание выпущено в 1978 году издательством «Дент».


[Закрыть]– свидетельство важного мыслителя, – лежащим, как бутерброд, на коленях в раскрытом виде и обнаруживающим начинку образованности. Почему Шива стал врачом? В угоду отцу. А почему психиатром? Не просто чтобы угодить отцу. К этому ли призывал Дилип Мукти в ответ на мили гудрона и стальных рельсов? Воспользоваться высшими способностями рассудка, дабы вычленить иррациональное, отделить его и уничтожить? Мартышек – в клетки, слонов – таскать тяжести, тигров – пристрелить, змей – укротить. Полный, вечно зарождающийся вновь, меняющий форму индуистский бестиарий станет подходящей пищей для его наследника на стезе психолога-вивисектора.

К тому моменту, когда Шива подошел к поезду, Дилип Мукти почти полностью вернулся в свое прежнее состояние. Его брюки были взрезаны по швам и превратились в лунги. Он даже забросил садоводство, заявив, что «земля не родит». Но Шива понимал, что теперь, приближаясь к концу жизни, отец боялся загрязнения. Боялся, что контакты с Джоном Иннесом на предмет посадок могли лишить его шанса достичь просветления иного рода. Итак, подобно Эдипу, будучи преисполненен самых лучших намерений, Шива вдруг обнаружил, что совершает отцеубийство. По контрасту с тем, что Дилип снова облачился в религиозные одежды предков, белый пиджак Шивы выглядел высокомерно и был оскорбительной частью вооружения его личности.

В последние годы жизни, несмотря на женитьбу Шивы на Свати, Дилип часто вспоминал о позоре сына: о его жалкой интрижке с «английской девкой». Казалось, Дилип верил, что именно этот импульсивный акт коренным образом изменил статус всего клана Мукти и в сильной степени повлиял на решение – не совсем его собственное – покинуть Индию и искать правды на Западе. Когда прочли завещание усопшего, выяснилось, что исполнение его последней воли – доставить прах в Варанаси, где развеять над Гангом, – было возложено на плечи шурина Джаеша. Шива остался в Кентоне, удивительным образом реинкарнировав в воображаемый образ отца, некогда им же отвергнутый.

«Почему, отец? – громко вопрошал Шива, стоя у цветочного киоска неподалеку от станции. – Почему ты не мог любить меня так, как положено отцу? В конце концов, я был твоим единственным сыном». Но тень Дилипа, так долго маячившая на периферии мутнеющего воображения Шивы, теперь пропала из поля зрения. Шива купил билет, сел в поезд и промучился всю дорогу до города.

Как бы там ни волновались в больнице, желание снова увидеть Мукти в ближайшее время было пропорционально потребности в его услугах. Едва ли задавленным коллегам Шивы было дело до того, свихнулся он или нет, все, что их занимало, – ответственность за несметное количество больных, которую он взвалит на свои плечи. Больных вроде Дарлин Дэвис: утром портье обнаружил эту молодую женщину в глубоком обмороке, она лежала возле урны, полной медицинского мусора, неподалеку от входа в отделение экстренной медицинской помощи. «У нее уровень гемоглобина – шесть. Шесть!» – воскликнул помощник Шивы, заглянув в ее записи, и нырнул обратно в свою нишу.

Дарлин Дэвис слишком хорошо подходила для «Сент-Мангос». В обтягивающей черной одежде и с пепельно-черными волосами а-ля Штруввельпетер [46]46
  Штруввельпетер – персонаж немецкой детской стихотворной литературы и комиксов, появившийся в XIX веке благодаря врачу Генриху Гофману (в русском переводе этого персонажа зовут Степкой-растрепкой).


[Закрыть]она сочетала все готические атрибуты в одном мрачном обличии. Ее кожа была настолько белой, глаза настолько запавшими, а рот до такой степени синюшным от помады, что, подвернись Шиве гроб, он бы не задумываясь запихнул ее туда. Дарлин Дэвис сидела, раскачиваясь на собственной заднице, обернутая в собственные конечности, пока он ходил туда-сюда и задавал всякие вопросы. Как она умудрилась потерять так много крови? Понимает ли она хоть приблизительно, что с ней не так? Кто был ее лечащим врачом? Сначала она вела себя, как многие военнопленные психических войн, отрицая все, кроме собственного имени и половой принадлежности. Только когда Шива начал беседовать сам с собой – «Я всегда жил в окружении семьи или с друзьями, но мне интересно, что этот такое – жить одному», – Дэвис откликнулась:

– Я живу не одна. – В ее голосе слышалась гордость. – Я живу с компанией… э-э… наверно, вы бы их назвали творческими людьми.

– А вы как их называете?

– Художники.

– Понятно, и где это сообщество художников находится?

– В Лондоне.

– Догадываюсь.

– И в Париже.

– Париж, ну да, там мило.

– Без понятия насчет мило, но там нереально круто. Там мы в основном и зависаем, а как надоест, сваливаем, берем любую рвань на колесах, типа фургон, что угодно, и вперед. Еще одна точка с другой стороны этого стремного парка, Бут Шамон, слыхали?

– Не то чтобы…

– Да ладно. – Дэвис с явным удовольствием поплотнее обхватила себя руками. – Здоровый, как корыто из известняка, вырезанное в холме. Все, что осталось от скалы, – похожая на острие штуковина посередине, к которой ведет мост. Диггер говорил, что сюрреалисты называли его «Мостом самоубийств», а этот чувак, поэт, Арагорн…

– Арагон.

– Да хоть как. Короче, этот малый сказал, что люди, просто вышедшие типа по магазинам прошвырнуться… короче, их вдруг начинало штырить… ну… по ходу, кинуться с моста их тянуло.

– А кто такой Диггер?

– Один чувак.

– Художник?

– Просто чувак.

И так далее в том же духе. Она перескакивала с пятого на десятое и сыпала идиотскими словами, составлявшими точки и тире телеграммы, которая передавала Шиве новости, опережаемые образами и видениями каких-то важных командных центров в мозгу Дарлин. Когда он вновь вернул разговор в русло ее физического состояния, она рассердилась.

– Ниченезнаю!

– Но вы должны знать: у вас огромная потеря крови, литр как минимум, при вашем уровне гемоглобина… – Шива, прохаживаясь, посмотрел на ее костлявую шею. – Скажите, Дарлин, – этого не надо стесняться или бояться: вы наносили себе порезы?

– Нет.

– Не было ли с вами несчастного случая за последнюю неделю?

– Нет.

– Аборт?

– Нет – перестаньте пороть чушь! Слушайте, я знаю, что мне нужна кровь, так почему вы мне ее не даете?

– Все не так просто, Дарлин, сначала вас нужно осмотреть.

– Ну так вперед. – И она стала расстегиваться и стаскивать с себя тянущиеся черные предметы одежды, обнажая бледные бугорчатые конечности так стремительно, как будто выдергивала их из земли.

– Постойте, постойте, – забормотал Шива. – Я позову помощницу.

Шива вышел. В предбаннике сидел некий господин лет тридцати и читал глянцевый журнал. Даже мельком Шива заметил контраст между сияющими лицами на обложке журнала и бледностью мужчины. Его крупный нос был весь в шрамах от прыщей, а гнойные следы бакенбард соединяли непослушные седоватые волосы с небритыми щеками. Он уставился на Шиву, который тут же почувствовал, что между ним и Дарлин есть какая-то связь.

Шива перегнулся через стол служащего в приемной и прошептал ему:

– Позовите охрану, пусть они поставят кого-нибудь в коридоре. У меня в кабинете потенциально опасный пациент, женщина, и она не должна покинуть больницу ни при каких обстоятельствах. И еще… – Он еще понизил голос. – Позовите Шэрон, будьте добры. Она должна помочь мне с осмотром.

Когда спустя пять минут появилась младшая медсестра, Дарлин тряслась от холода в больничном халате, а Шива Мукти сидел за столом, выписывая номера из телефонного справочника.

– Пожалуйста, Шэрон, обследуйте мисс Дэвис по полной программе. Поищите, нет ли каких травм или шрамов на коже, даже самых ничтожных – эта юная леди потеряла много крови. – Он игриво улыбнулся. – А мне надо сделать пару звонков. – И он оставил их вдвоем.

Шэрон попросила Дарлин снять больничную одежду. Под одеждой ничего не оказалось, не считая черных сатиновых стрингов, на ее теле смотревшихся как нечто инородное и не имевших никакого отношения к сексуальной привлекательности, – так накладные усы никогда не заменят настоящие. Шэрон поразили волосы на теле Дарлин – при столь глубокой стадии анорексии вероятнее было бы столкнуться с грубой, шершавой кожей. Она внимательно и добросовестно обследовала все покрытое мурашками тело Дарлин, сектор за сектором, но не нашла никаких шрамов на ее полупрозрачной коже, решительно ничего, что могло быть следствием неумелой откачки литра крови. Шэрон знала, что должна попросить Дарлин снять стринги и совершить вагинальный и ректальный осмотр, но все имеет свои пределы.

Тем временем в офисе чуть дальше по коридору доктор Мукти выяснял подробности по телефону. Он ни на секунду не верил, что словосочетание «Дарлин Дэвис» было настоящим именем пациентки, и, чем больше размышлял, тем больше убеждался, что эта юная леди уже не в первый раз заявляется в отделение экстренной медицинской помощи лондонских больниц с пугающим шестым уровнем гемоглобина. Сначала он связался с отделением ЭМП внизу и спросил, не обращалась ли к ним за последний год пациентка, по описанию похожая на Дарлин. Ничего. Но потом, когда он уже бросил свои телефонные попытки, неожиданно посыпались результаты. Женщине двадцати восьми лет в состоянии как у Дарлин и точно так же не идущей на контакт переливали кровь в Уиттингтоне шесть месяцев назад. Еще одной молодой особе была проведена та же процедура в Миддлсексе двумя месяцами ранее, а в начале лета прошлого года дарлинообразную пациентку наблюдали в «Сент-Томас», но та сбежала, когда ее привели к дежурному психиатру. Последнее место, куда дал запрос Шива, было отделение ЭМП в «Хис-Хоспитэл». Да, появлялась, ее отправили к доктору Баснеру, но от него она тоже скрылась, прежде чем ей была оказана помощь.

Ручеек холодного пота заструился по спине Шивы. Баснер. Жирная свинья, пьющая кровь этой девушки. Вывод неизбежен: что бы она там ни говорила, у нее систематически выкачивали кровь. Баснер был в еще большей степени дьявол и макиавеллианец, чем Шива мог когда-либо представить. Он «гонял» Дарлин по городу целый год, ухватившись за молодую сумасшедшую как за превосходное оружие для дуэли с Шивой.

Шива дрожащей рукой вернул трубку на место. Медленно подошел к двери и выглянул в коридор. Диран, полный охранник-нигериец, прохаживался взад-вперед. На посту он проявлял практически неистовую апатичность, но, по крайней мере, был здоровенным амбалом. Шива занырнул обратно – новые связи заискрили в его горячечном мозгу. Тот, с растрепанными волосами, – ее подельник? Или тоже один из людей Баснера? Как бы то ни было на самом деле, действовать следовало стремительно.

Спиной к неровной стене Шива прошуршал по коридору. Ну, точно, он все еще там, поднял глаза и посмотрел на психиатра пиявящим взглядом, исполненным понимания. Шива вздрогнул. А вдруг он взбесится, если Дарлин долго не будет? Выглядит достаточно ненормальным, от него можно ждать чего угодно даже среди утренней суеты в «Сент-Мангос».

Шива повернулся спиной к основному коридору и дал знак Дирану.

– Сюда, – позвал он. Полный нигериец зашаркал, приближаясь. – Будь начеку.

– Есть.

Собравшись с духом, Шива решился встретить опасность лицом к лицу. Он подошел и сел рядом с пациентом.

– Вы – друг Дарлин?

– Кого? – Смущение пациента казалось искренним.

– Молодой дамы у меня в кабинете.

– А, ну да, она позвонила и сказала, что сидит здесь, вот я и рванул сюда, думал отвезти ее домой после всего, что с ней должны…

– Должны?..

– Ну, лечение, вроде, которое…

– Послушайте, мистер…

– Диггер.

– Да, Диггер, чудесно, слушайте внимательно. Я думаю, что эта юная леди систематически теряла кровь в больших количествах, судя по всему. Пока мне еще не ясно, по какой причине, но я намерен это выяснить. Вы могли бы мне что-нибудь рассказать?

– Я вам много всего могу рассказать. – Диггер отложил журнал и принял позу профессора, нога на ногу, скрещенные пальцы на колене. – О силах, импульсах, законах и поступках… Но вряд ли мои россказни помогут, это не связано со всей вашей хренатенью.

– Хренатенью?

– Ваш халат мясника, ножи и шила для разделки крупного рогатого скота, антипсихотические тараканы на ужин – ну и прочая хренатень в этом роде.

– Понимаю. – Шива поправил лацканы халата и откинулся в кресле. – Вы говорите о моей должности психиатра. – Несмотря на трескучее натяжение в воздухе, он любовался собой. Какая-то жуткая общность была между этим субъектом в струпьях и загадочной малокровкой.

– Да-да, бедный доктор Айболит, продался говеным фармакологам. Да.

– Скажите… – Шива нагнулся, чтобы посмотреть Диггеру прямо в глаза – зрачки были не больше булавочных головок. – Вы живете вместе с Дарлин?

– Живу с ней, сплю с ней, дою ее, пью ее – вам-то что?

– Значит, вы – один из этих… художников?

– Можете и так назвать.

– И вы кочуете между Лондоном и Парижем? – Шиве все это напоминало подколы на пьяных посиделках.

– Между Вавилоном и Кушем [47]47
  Куш – древнее царство, существовавшее в северной части территории современного Судана (Нубии) с VII по IV в. до н. э.


[Закрыть], между землей и небом. Точно, мы ловим падающую звезду, и она типа распарывает нам руки на лоскуты.

– Типичная форма шизофрении, – невольно пробормотал Шива.

– Чево-чево?

– Ничего-ничего, – елейно отозвался Шива. – Ничего, что затрагивало бы лично вас. Но вызывает опасение состояние вашей подруги и, что еще важней, как она до такого состояния дошла. Послушайте, Диггер, у меня есть все основания полагать, что вы как-то связаны с потерями крови Дарлин, раз вы так много времени проводите вместе. Тут попахивает криминалом, так что, если вам есть что сказать, думаю, следует это сделать, пока не подключилась полиция.

Но Диггер только пронзил Шиву своими реактивными глазками-булавками, после чего процедил:

– Ни-че-го.

В кабинете Дарлин по-прежнему сидела в кресле, больничный халат висел на ней, как на вешалке.

– Ничего не могу обнаружить, – проговорила Шэрон, как только Шива вошел.

– Никаких травм, синяков, порезов, даже следов от уколов?

– Говорю же, нет.

– И вы тщательно осмотрели ее, в том числе вагинально и ректально?

Шэрон покраснела.

– Ну… нет, я не подумала…

– Чего не подумали? – взорвался Шива. – Ладно, не важно, сейчас сделаем. Вас не затруднит снять халатик, мисс Дэвис, и стринги тоже, будьте добры.

Халат упал с ее вешалочных плеч, и она стала похожа на осколок матового мрамора, весь в прожилках, отвратительно обнаженный лучами солнца, струившимися в окно. Она была настолько слаба, что для равновесия ухватилась за спинку кресла, освобождаясь от клочка нейлона. Без него она выглядела еще хуже. Стринги были чем-то вроде вытяжного троса, и теперь весь ужас ее состояния раскрылся над ней, как парашют.

– Хорошо, спасибо. Шэрон, помогите, пожалуйста, мисс Дэвис лечь на кушетку.

Сестра обхватила кусок мрамора осторожно, словно боясь порезаться, и они вдвоем заковыляли по паркету. Когда молодая леди приняла горизонтальное положение, Шива приблизился к ней, натянув резиновые перчатки. Вот она, есть, в незащищенной полости ее паха. Не было нужды в вагинальном или ректальном осмотре, поскольку все уже обнаружено. Полдюйма в длину, синевато-багровая в середине и желтоватая с черным по краям. Ошибки быть не могло – это ранка от катетера.

– В итоге, я вытряс все это из нее.

– Что, кровь?

– Ты что, совсем меня не слушаешь? – Шива перегнулся через стол, буравя своим оживленным взглядом окаменевшее лицо Элмли.

– Нет-нет, я слушал, просто хотел прояснить, что именно ты из нее вытряс. То есть весь рассказ же про кровь, так?

С Элмли определенно было что-то не так. Его обычный щенячий энтузиазм сорвал поводок и удрал – даже такой равнодушный и нелюбящий друг, как Шива, заметил это. А заметив, не смог припомнить, видел ли Элмли в последнее время, минимум, за две-три недели перед собственным кратким отсутствием. Теперь у Элмли был отстраненный и глупый вид человека, сидящего на лекарствах. И, кроме того, была в нем какая-то шероховатость, даже потрепанность, чего прежде Шива не наблюдал.

– Так ты хочешь узнать или нет?

– Да, я сгораю от любопытства! – Элмли изо всех сил попытался изобразить это самое сгорание, разинув рот и направив на Шиву пылающий взор, до того метавшийся по столовой.

– Поскольку я поставил ее перед лицом очевидного – приемы под вымышленными именами в других больницах и шрам от катетера, – она раскололась. Оказалось, это культ кровопускания!

– Ты серьезно?

– Абсолютно! Сатанинский культ кровопускания, а она – чертова ведьма в этой стае или скорее банк крови. Все подробности обстоятельств подтвердились. Она состоит в группе, которая кочует между притонами в Лондоне и Париже. Но они не художники, разве что некое творчество можно усмотреть во всех этих дьявольских играх. В общем, каждые пару месяцев они берут две-три добрые пинты крови у бедной девицы, мешают с землей, спермой и чем-то еще, затем что-то малюют на протяжении всего шоу, пентаграммы, видимо. Странновато. – Шива замолчал, подыскивая верные слова. – Но уж больно охотно она мне все это рассказала – будто заранее подготовилась.

– И что ты тогда сделал?

– То есть?

– Ну, с ней, с этой молодой особой?

– А ты как, блин, полагаешь, что я с ней сделал? Сунул ее в палату быстрее, чем ты успел бы пикнуть, она свихнутая, точно хренов мешок со змеями. И я выяснил это, Дейв. Ото всех остальных знахарей-ухарей она улизнула, но не от меня. Я ее отправил прямиком в отделение – там ей сделают переливание. Накачаем ее, а потом доберемся до дна этого идиотизма с культом.

– Я бы подумал… подумал бы… – на все лады затянул Элмли, туда-сюда водя пластиковой ложкой со слоем взбитых сливок. – Я бы подумал…

– Я слишком кататоник для прочих мыслей, – вставил Шива. – Что это с тобой сегодня? Если бы я не знал тебя прежде, решил бы, что ты обкурился.

– Я никогда не курю на работе, ты же знаешь.

– Да-да, с тобой случился несчастный случай на производстве, не тем концом петлю к двери приладил.

– Строго говоря, – тон Элмли был ровным, но глаза горели от ярости, – это невозможно.

– Строго говоря, что ты хотел сказать перед тем, как мы углубились в этот многословный аппендикс?

– Только то… – Наконец крошеная ложечка бисквита со взбитыми сливками достигла рта Элмли. – Что ее бойфренд – по моему разумению – это шанс выведать побольше.

– Ты прав. – Шива, казалось, слегка смутился. – Я действительно думал об этом, и не только из соображений узнать побольше, но потому, что он и остальные фрики, должно быть, сталкивались с криминалом. Но этот гребаный жиртрес из Нигерии, наш охранник, даже штаны на своей заднице не удержал бы, не будь ремня. Спокойно дал ее бойфренду уйти. Правда, если мы ее не выпустим, он скорее всего снова объявится, в смысле, она – как наживка, а он…

Шива резко замолчал. Во время беседы он безостановочно запихивал себе в рот кусочки курицы и пережевывал их, брызгая гневом. Теперь же сидел, остолбенев и разинув рот, одинокая мясная жила свисала с его нижней губы. Элмли – хоть и не был гуттаперчевым – повернулся на сто восемьдесят градусов, сидя на своем стуле, чтобы увидеть, на что уставился его друг. Бледный с лица, волосы в разные стороны, небрит, что-то в районе тридцатника – обладатель этих достоинств грозно смотрел на них.

– Это он, – выдохнул Шива, – ее бойфренд, пропади он пропадом.

Элмли отметил внезапную перемену в обычно вонючей и уютной атмосфере столовой, где он вдруг остался совсем один в эпицентре ветров, под проливным дождем, а вокруг сгущалась зловещая тьма. Мужчина поднялся с того места, где сидел, и подошел к ним, чуть не споткнувшись об их столик, настолько он торопился. Элмли удивился, что им не пришлось его уговаривать. Мужчина подсел к ним за стол.

– Меня зовут Диггер. – Он нацелил свой подбородок на Элмли, как будто собираясь ударить его в лицо острием. – О чем этот вот говорил только что?

– Ни-ни о чем.

Не столько атмосфера открытой угрозы, которой веяло от Диггера, насторожила Элмли, сколько опасение, что он пропустит важную реплику. Ясное дело, Диггер находился тут по воле кого-то, кто контролировал их обоих, и собирался дать Элмли пару долгожданных указаний.

Однако на Шиву это все не произвело никакого впечатления.

– Я рассказывал Дейву о вашем банке крови. И что спросил у тебя ее настоящее имя, поскольку был уверен: Диггер – тоже не настоящее.

– Естественно, это кличка.

– Да ну?

– Ну, да.

– И как, мистер Загадка, у тебя духу-то хватило привалить сюда – это столовая для сотрудников.

– Я ничего не ел, просто хотел найти вас.

– Да что ты? – Шива стал рыскать по столу, будто искал зажженную сигарету или стакан с виски, чтобы усилить эффект. – И что же стряслось?

Диггер поднялся и развернул свой стул. Потом уселся на него, как на пластмассовую лошадку, и закатал рукава военной рубашки, обнажив безволосые локти, покрытые черными завитками современных примитивных тату.

– Так-то лучше, – произнес он, и Элмли подумал, не было ли это сигналом. – Послушайте, – продолжил Диггер, – раз теперь вы ее держите у себя, нам хана, серьезно.

– Ой ли? – усмехнулся Шива. – Не поверю, что у вас возникнут сложности с тем, чтобы найти еще одну сдвинутую бедолагу, согласную стать вашей зомби.

– Вы не… вы не понимаете. – К удивлению обоих – Шивы и Элмли, – по щекам Диггера катились слезы, а плечи сотрясались от волнения. – Их обязательно нужно любить, если не любишь, ничего не получится. Вся эта история про любовь – весь ритуал, вам это должно быть лучше известно.

Шива уже собирался было просить Элмли усмирить Диггера – или хотя бы попытаться это сделать, – пока он позвонит в полицию, но последнее откровение застало его врасплох.

– Хотелось бы узнать побольше. – Шива щелкнул пальцами. – Звучит потрясающе.

Диггер взял себя в руки, глотнул колы из стакана Элмли, тем самым укрепив связь между ними.

– Действительно потрясающе и очень важно. Если вас это интересует, я покажу – вам обоим.

– Что, ритуал кровопускания?

– Ну нет, конечно, этого я показать не могу, это тайна, дело личного характера, как ни крути, но я могу показать вам, где все происходит, тогда поймете, такие разумные люди, как вы, непременно. Хотите отправиться туда?

Шива посмотрел на Элмли, который согласно кивнул – его вытянутое лицо выражало важность и вальяжность.

– Хорошо, – сказал Шива.

Ну и ну, думал Шива, следуя за Диггером, идущим впереди по коридору, а затем два пролета вниз по лестнице на улицу. Первый день после перерыва, и на тебе, прямо в дверях, здрасьте-пожалуйста, подлинный образец психотической конфабуляции [48]48
  Конфабуляции – вымышленные психически больным события, принимающие форму воспоминаний.


[Закрыть], да еще и затрагивающей целую кучу народа! Определенно, это ляжет в основу истории болезни, каких я до сих пор не писал. Возможность заглавной статьи в БЖОП мгновенно пересилила в сознании Шивы мысли о Баснере и его каббале.

Дойдя до главного входа, Диггер подал знак Шиве и Элмли приблизиться.

– Для вас обоих небезопасно светиться в моем обществе, – сказал он. – И меня никто не должен видеть – за нами постоянно следят.

– Что вы имеете в виду? – спросил Шива, но Элмли понимающе промолчал.

– Наш культ – всего лишь звено в цепи, есть один над нами, а над ним еще один. Насколько я понимаю, могут быть и другие культы, но сейчас не важно, насколько это нас касается, важно то, что за мной постоянно следят – как бы я не обнаружил чего-то из своих познаний. Так что я выйду первым, а вы за мной. – Он указал на Элмли. – Между нами должна быть минимум сотня ярдов. Потом вы. – Он ткнул пальцем в Шиву. – На том же расстоянии от него. Не сомневайтесь, я буду идти достаточно медленно, чтобы вы не отстали. Все ясно?

Оба его собеседника кивнули, и Диггер вышел на улицу.

Услышав в воздухе над собой металлический гул реактивного самолета, Шива поднял глаза в темно-синее небо. Жара, полураздетые прохожие, столики, выставленные на тротуар перед ресторанами, – все свидетельствовало о лете. Внезапном лете. Вроде бы утром, когда он садился на поезд в Кентоне, было другое время года, нет? Но если не лето, то какое? С трудом окинув мысленным взором последние несколько месяцев, Шива осознал, что смена сезонов перестала его трогать с тех пор, как минул Дивали. Это все мысли, заботы, заключил он, переутомление. Шива снял пиджак и перебросил его через плечо, ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу. Поискав глазами Элмли, он заметил спину торговца строительным хламом, который заворачивал за угол Шарлот-стрит. Шива поспешил за ним.

Троица, растянувшаяся, как слова в бреду сумасшедшего, проделала путь к северу через Фицровию. Чертовски умно, подумал Дэвид Элмли, блестящий способ сыграть на тщеславии Шивы. Рук? Баснера за всем этим Шива не замечал благодаря собственной высокомерной уверенности в том, что он имеет дело с огромной психиатрической загадкой, этаким новоявленным Шерлоком Холмсом, идя по следу психических миазмов центрального Лондона. Элмли нащупал в кармане пиджака стальной прямоугольник, и, нажимая большим пальцем на зазубренную защелку, играл лезвием. Нож марки «Стэнли» был не самым надежным оружием, но Элмли не сомневался, что, если придется, спокойно сможет пустить его в ход. Диггер позаботится о том, чтобы Шива вел себя тихо или, в крайнем случае, наоборот.

Офисные девицы, сидя на скамейках, вкушали бобовые проростки в виде салатов из прозрачных коробочек, неподалеку от них сидели откормленные сосисками мужики в засаленной одежде. Шива подумал о вечной проблеме потертостей на локтях и о том, что людям делать в этой связи. Потом подумал о храме Нисден – что он, собственно, такое? Эти башенки, вздымающиеся среди мелкой измороси над соседними крышами, – словно мавзолей, тонущий в вязком навозе. Шива представил размалеванную фигуру Вождя Краснокожих, стоявшую снаружи у закусочной «Лоун-Стар» на Глоцестер-роуд. Двадцать лет назад он думал, что этот истукан долго не протянет – краска пооблупилась, да и сама фишка уже была банальной. Но он по-прежнему стоял на своем месте, в то время как бесчисленные могучие строения из бетона, стали и стекла сровняли с землей. И по-прежнему рядом располагались трогательные атрибуты едальни: кактус, с которого лохмотьями свисала штукатурка, пыльное перекати-поле из колючей проволоки, крашеный задник глиняной стены. Интересно, подумал Шива, если бы он мог втереться в эту модель государства Апачи, удалось бы ему почувствовать себя индейцем в большей степени, чем сейчас? Или, другими словами, смог бы он вообще почувствовать себя индейцем?

Дэйв Элмли заметил евреев на крышах зданий, они перемещались от вентиляционной трубы к бочке с водой, их длинные черные одежды развевались на ветру. Евреи были повсюду, многие медленно проезжали мимо на своих «вольво», волосы на их головах шевелил теплый ветерок. Вот как просто идти на север в самом сердце их владений, да еще собираясь нанести им удар. Вряд ли они ожидают чего-то подобного, может, их даже охватит паника.

К тому моменту, когда Шива подошел к развилке у Графтон-Уэй и свернул вправо на Тоттенхем-Корт-роуд, Диггер уже успел пересечь Эустон-роуд и направлялся по Хемпстед-роуд в приличном темпе. А Элмли в это время находился на середине перекрестка, поглощенный суматохой дорожных работ, и, видимо, ведя беседу со скоплением лежащих на земле и ждущих своего часа светофоров.

Шива видел, как из отделения ЭМП больницы университетского колледжа выскочила машина «скорой помощи». Это был яркий автомобиль, красно-оранжевые шевроны расходились болезненными полосами. Бело-зеленые номера на задних дверях были вписаны в синюю звездочку с кадуцеями. Только сумасшедший, подумал Шива, по своей воле залезет в этот пестрый фургон, но в данном случае – он понимающе усмехнулся – сумасшествие исключается.

Теперь по Хемпстед-роуд и дальше на Стенхоуп-стрит, где жил Роки. Любопытно, подумал, Шива, кому достался его камень? Дальше по Парк-Уиллидж-Ист и через железнодорожные пути. Вдоль Морнингтон-Террас, потом до развилки с Паркуэй и на Оувэлроуд. Однажды Шива прочел, что когда Риджентс-Парк-Террас только построили, она была одна на юру, рядок домов, похожий на гигантский конструктор «Лего», ожидающий присоединения нового района. На фоне зловонной духоты летнего полдня дома выглядели свежими и привлекательными. Глядя на темные холлы, увешанные старыми плакатами, Шива предполагал, что тут живут зажиточные пейзане, крупная буржуазия. Вне всяких сомнений, именно в этот момент они обсуждают ловкие, но при этом вполне реальные решения своих проблем. Чай, который они пили, был ароматным и освежающим. Китайский или индийский. Молоко? Нет, вряд ли. На середине пути сгорбленная фигура Диггера прошла мимо фабрики старых фортепиано и свернула за угол на Джеймстоун-роуд. Шива заторопился.