Текст книги "Время умирать"
Автор книги: Уилбур Смит
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Рана на голове воспалилась и очень болела. Вскоре к этой ране добавились и другие. Тяжелое копье рассекло его толстую серую кожу от плеча до колена, и он чуть не умер от воспаления. За уши цеплялись шипы, колючие побеги, края их стали похожи на истрепанные полотнища ткани. Он боролся за самок, когда приходил в стада, и, хотя никто не мог его победить, бивни соперников оставляли на коже шрамы. Были и еще встречи с людьми.
Несмотря на опасность, которая прочно ассоциировалась со вкусом сахарного тростника, Тукутела стал заядлым разорителем плантаций. Иногда он по несколько дней кружил вокруг обработанных участков, набираясь мужества. В самые темные часы, когда луна еще не всходила, он выбирался из своего очередного убежища и неслышно, как кот, крался на поле. Он любил все: пшеницу, маис, папайю, ямс, – но перед запахом сахарного тростника просто не мог устоять.
Вначале он еще пугался огней и звуков барабанов, но затем научился отвечать диким ревом и нападать на тех, кто охранял сады.
За следующие десять лет он убил еще десять человек, которые пытались предотвратить его набеги, разрывая их тела на кусочки, как проголодавшийся обжора разделывает курицу. Он сходил с ума, едва почуяв запах сахарного тростника. Несмотря на то, что в прошлом году ему пришлось пройти без остановки около сотни миль, спасаясь от преследования, в этом году он возвращался на то же поле.
Местные поселенцы послали гонца к бома, колониальному районному комиссару, умоляя помочь. Он прислал одного аскари, вооруженного винтовкой «404», который спрятался и стал ждать Тукутелу. Аскари был обычным полицейским – не охотником и не снайпером. Он притаился в яме в самом центре поля, надеясь, что Тукутела не появится. Слон имел плохую репутацию в округе и прославился как разоритель полей и убийца людей, его привычки были хорошо известны.
Аскари проснулся в середине ночи и обнаружил, что Тукутела стоит прямо над ним, закрывая звездное небо и громко чавкая сахарным тростником. Аскари вскинул винтовку и выстрелил в брюхо слону. Рана не была смертельной. Тукутела тотчас же начал принюхиваться и, обнаружив запах, добрался до ямы, где сидел парализованный ужасом человек, и хоботом вытащил его наружу.
Рана заживала несколько недель. Боль терзала внутренности, и ненависть Тукутелы к людям возрастала день ото дня.
Тукутела не понимал, почему его встречи с людьми стали более частыми. Территория, которую он считал своей, сократилась. Каждый год на месте тайных слоновьих троп появлялись дороги. Автомобили, шумные и отвратительно воняющие, дребезжали в прежде тихой степи. Огромные площади лесов сокращались, превращаясь в распаханные поля. По ночам слон видел огни, и отовсюду доносились человеческие голоса. Мир Тукутелы исчезал.
Его бивни продолжали расти, становясь все длиннее и толще. К шестидесяти годам они превратились в тяжелые темные колонны.
В 1976 он убил еще одного человека, чернокожего, который пытался защитить несколько акров пшеницы, метнув в слона копье. Кончик копья застрял в толстой шкуре, превратившись в огромный гнойник – источник постоянных инфекций.
Тукутела уже давно перестал искать стадо. Запах течки вызывал лишь слабую ностальгию, но инстинкт продолжения рода перестал владеть его существом, и Тукутела в одиночестве бродил по исчезающим лесам.
Сохранились и нетронутые земли, и слон скоро обнаружил эти священные территории, где он был свободен от посягательств человека. Он не знал, что это были национальные парки, в которых он был защищен законом. Все больше времени он проводил там и со временем, выяснив точные границы этой священной территории, всегда пересекал их крайне неохотно, опасаясь столкновений с внешним миром.
Даже на этих безопасных землях он сторонился людей и, ведомый страхом и ненавистью, всегда уходил в другое место, едва учуяв острый характерный запах человека. Его вера в священность места однажды подверглась проверке, когда даже здесь его настигли охотники. Он услышал звук выстрела и почувствовал жалящую боль, не будучи в состоянии отличить звук выстрела винтовки от щелчка пневматического ружья. Когда Тукутела попытался обнаружить и уничтожить противника, его вдруг охватила странная слабость, он без сознания повалился на землю и очнулся от ужасного, плотно окутывавшего его зловония в воздухе и на коже – там, где люди касались его. Неуверенно встав на ноги, он обнаружил на шее какое-то странное металлическое кольцо. Он попытался сорвать радиомаяк, но металл оказался чересчур прочным. В ярости слон принялся крушить деревья и вырывать кусты вокруг.
Люди, издали наблюдавшие за ним, рассмеялись, а один сказал:
– Тукутела – сердитый.
Только через несколько лет Тукутела содрал металлический ошейник и забросил его на верхушку дерева.
Большую часть времени Тукутела проводил в национальных парках, но в определенные времена года его охватывало беспокойство. Страсть к передвижению находила на него, желание идти по одной из древних слоновьих троп, по которым водила его мать. Этот инстинкт гнал его к границе священной территории, и он бродил вдоль нее, собираясь с силами, и, когда не мог больше сдерживаться, отправлялся в путь, испуганный и взволнованный, держа путь на восток.
Его любимым местом были болотистые низины вокруг Замбези. Он не помнил, что родился здесь, но чувствовал, насколько вода здесь прохладнее и вкуснее, побеги – сочнее, а чувство покоя глубже, чем в любом другом месте. В этом сезоне он пересек реку Чивеве и направился на восток, что-то тянуло его туда сильнее, чем в любое другое место.
Тукутела состарился и устал. Ему было уже далеко за семьдесят. Суставы болели при ходьбе, и слон шел жесткой неровной походкой. Старые раны ныли, особенно досаждала пуля, которая застряла в кости черепа над правым глазом. За много лет там образовался твердый нарост, который Тукутела иногда трогал кончиком хобота.
Его большую покатую голову оттягивали к земле тяжелые бивни, с каждым днем их груз становился все тяжелее. Эти костяные мечи – единственное, что осталось от его былой мощи. Старый самец дряхлел. Шестой – последний – ряд зубов износился. Он не мог есть пищу, голодал и слабел с каждым днем. Рацион составляла лишь мягкая трава и молодые побеги, но ему не под силу было съесть достаточное их количество.
Тукутела отощал, кожа на боках и шее висела мешками. Он чувствовал какую-то грусть, похожую на то чувство, которое он испытывал, когда стоял рядом с умирающей матерью, просто он не понимал, что это предчувствие неминуемой смерти.
Слону казалось, что погоня началась, стоило ему пересечь границу парка. Он чувствовал, что она более опаснее, люди были упорнее и настойчивее, чем любые его враги до того. Чудилось, будто весь лес наполнен человеческими существами, которые преследуют его, идут по пятам, поджидают за каждым поворотом. Он не мог идти прямо на восток, а вынужден был петлять и кружить, чтобы избежать нависшей над ним опасности.
Когда рядом раздалась какофония выстрелов, Тукутела, вместо того чтобы повернуть в сторону спасительной территории парка, развернулся и кинулся на восток. Ему нужно было пройти через болото, и путь был опасен, но слон не мог больше противиться древнему инстинкту.
Через десять часов он остановился в тихом, спокойном болотистом месте, чтобы напиться и поесть, но до настоящих болот было еще далеко. Этот пункт было одним из промежуточных на пути к конечной цели.
Он пробыл там не больше двух часов, когда появился самолет, наполнив воздух рокотом, напугав и разозлив слона. Каким-то образом слон связал гудящую машину с охотниками. Она оставляла в воздухе тот же запах, что и машины охотников, с которыми он часто сталкивался. Тукутела знал, что не может больше оставаться в этом месте: охотники были близко.
Его настоящим убежищем были болота, и сейчас он быстро двинулся к ним.
* * *
– Он не остановится, пока не доберется до болот. – Шон Кортни сидел на корточках над следами слона. – Он встревожен, и мы не успеем догнать его до того, как он скроется среди трясин.
– А сколько дотуда идти? – спросил Рикардо. Шон встал, мрачно взглянул на него и ответил:
– Миль восемьдесят-девяносто, Капо. Совсем небольшая прогулка.
Рикардо выглядел неважно. На рубашке проступили темные пятна пота. Казалось, что за последние четыре дня он состарился на десять лет.
– Что мы будем делать, если пигмей подведет нас? – подумал Шон, но тут же отогнал эту мысль. – Отлично, друзья, мы остаемся и ночуем здесь. Выходим в четыре.
Он отвел их на край болота, на твердую сухую землю. Жара и усталость притупили голод. Люди нуждались во сне больше, чем в еде, и вскоре все растянулись в тени и уснули как мертвые.
Шон проснулся с чувством, будто что-то произошло. Он торопливо сел, схватил винтовку и осмотрелся.
– Клодия! – Одним прыжком он вскочил на ноги. Ее рюкзак лежал в десяти шагах, там, где она спала. Он хотел закричать, окликнуть ее, что шло в разрез с его же правилами безопасности. Этот порыв с головой выдавал всю тревогу и беспокойство за нее.
Он прошел по периметру лагеря, свистнул часовому. Тотчас появился Пумула.
– Донна, – требовательно спросил он на синдебельском. – Где она?
– Там, – Пумула указал на реку.
– Ты отпустил ее? – недовольно спросил Шон.
– Я думал, она идет в кусты. – Пумула собрался с духом и добавил: – По нужде. Ну и не остановил ее.
Шон, не дослушав, побежал вниз по дорожке, вытоптанной бегемотами, к зарослям камыша, который окаймлял самый большой и глубокий из прудов. Впереди послышался плеск воды.
– Эта сумасшедшая стерва сведет меня с ума, – твердил он сам себе, продираясь сквозь заросли.
Пруд был около ста ярдов в длину, глубокий, с зеленой и неподвижной водой. Несмотря на свою комическую внешность, гиппопотам, вероятно, одно из самых опасных животных в Африке. Они убили людей больше, чем все остальные хищники вместе взятые. Старые самцы агрессивны и непредсказуемы. Самки с детенышами часто нападают без малейшего повода. Их огромные пасти с зубами, которые приспособлены для перемалывания речного камыша, перекусывают человека пополам. Крокодилы – тоже хитрые и опытные убийцы. Этот пруд – идеальное место для бегемотов и крокодилов. И Клодия Монтерро стояла в нем по пояс в воде.
Ее мокрая одежда, рубашка, белье и носки – все свежевыстиранное – были развешаны на тростниковых стеблях. Сама Клодия, стоя спиной к берегу, обеими руками взбивала на голове мыльную пену.
Кожа на спине слегка загорела и была безупречно гладкой, только между лопаток – там, где сходились завязки купальника, – светлела полоска бледной кожи. Бедра плавно сужались в тонкую талию. Спинные позвонки почти не были видны, скрытые превосходными мускулами.
– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычал Шон. Она повернулась к нему, продолжая намыливать голову, с трудом различая его сквозь мыльную пену.
– Так вот как ты развлекаешься? – усмехнулась она, даже не пытаясь прикрыть грудь. – Небось, нравится шпионить и подглядывать?
– Вытаскивай оттуда свою задницу, пока ее не откусил крокодил. – Ее издевка больно задела Шона, и он разозлился, но даже в гневе заметил, что грудь у нее лучше, чем он представлял.
– Прекрати пялиться! – крикнула она. – Подбери челюсть и проваливай. – Она сполоснула голову и выпрямилась. По телу струилась пена, волосы блестели, словно кусок черного шелка.
– Вылезай оттуда, черт тебя побери. Я не собираюсь стоять здесь и спорить, как идиот, – приказал он.
– Выйду, когда буду готова.
Шон ринулся прямо в озеро и схватил ее, прежде чем она увернулась. Он вцепился в ее скользкую мыльную руку и потащил к берегу. Она яростно сопротивлялась, лягалась и отбивалась, шипя от ярости.
– Ты, ублюдок, ненавижу тебя! Отпусти меня!
Он легко удерживал ее одной рукой, в другой сжимая двустволку. Его шорты промокли, а ботинки, когда он выбрался на берег, хлюпали. Он сорвал ее сохнущую, но еще мокрую рубашку и швырнул ей.
– Одевайся!
– Ты не имеешь права, я не потерплю… Ты хам невоспитанный… Ты сделал мне больно! – Она показала руку, на которой остались красные отпечатки его пальцев. Девушка дрожала от гнева и возмущения, сжимая рубашку в руках.
Странно, но внимание Шона привлек ее пупок. Словно глаз циклопа, он смотрел на него с ее плоского гладкого живота – небольшая ямочка, показавшаяся ему куда более эротичной, чем густой треугольник мокрых волос внизу живота. Он с трудом отвел глаза. Клодия была страшно рассержена и не осознавала того, что обнажена. Шон подумал, что она может накинуться на него, и на всякий случай отступил назад. Внезапно позади нее он увидел движение на поверхности воды: две стрелы рассекали поверхность озера, расходясь в разные стороны и направляясь прямо к ним. В вершине расходящихся углом волн виднелись два бугорка, размером не больше пары грецких орехов, приближавшиеся на значительной скорости.
Шон грубо схватил Клодию за руку – ту же самую, которую он уже едва не повредил – и отпихнул ее назад с такой силой, что она не устояла на ногах и упала на руки и колени в грязь.
Он схватил винтовку и нацелился между глаз приближающегося крокодила.
«Глаза не меньше чем в девяти дюймах друг от друга, – прикидывал Шон. – Огромный старый крокодил».
Грохот выстрела разорвал тишину камышей. Пуля попала точно между выпуклых глаз животного. Крокодил нехотя перевернулся на спину.
Клодия с трудом встала на ноги и в ужасе уставилась на масляно-желтое брюхо рептилии. Шестьдесят дюймов от пасти до чешуйчатого хвоста, челюсти слабо клацали: пуля защемила какой-то нерв. Зубы длинные и толстые, размером с человеческий палец. Наконец тело медленно погрузилось в воду, светлое брюхо исчезло в зеленой глубине.
Ярость Клодии испарилась. Она не отрываясь смотрела в воду, непроизвольно дрожа и качая головой.
– Бог мой, я не подозревала… какой ужас. – Она качнулась к нему, взволнованная и очень уязвимая. – Я не знала. – Ее тело было прохладным после купания, мокрым и гладким, когда она прижалась к нему.
– Что такое? – крикнул Рикардо Монтерро из камышей. – Шон, ты в порядке? Что случилось? Где Клодия?
При звуке голоса отца Клодия виновато отскочила от Шона и попыталась прикрыться руками.
– Все в порядке, Капо! – крикнул Шон в ответ. – Она в безопасности.
Клодия схватила белье и торопливо натянула его, прыгая на одной ноге в грязи, повернувшись спиной, когда он протянул ей упавшую рубашку и просунул ее руки в рукава. Одевшись, она принялась оправдываться.
– Я испугалась, – сказала она ему. – Это не то, что ты думаешь. Это ничего не значит, всего лишь нервы.
Она застегнула молнию на джинсах и горделиво задрала подбородок.
– Я бы вцепилась даже в мусорщика, если бы он оказался рядом.
– Хорошо, лапочка, в следующий раз пусть тебя едят хоть львы, хоть крокодилы, какая мне разница!
– Тебе не на что жаловаться, – бросила она через плечо. – Ты вдоволь напялился на меня, и, насколько я заметила, тебе понравилось, полковник.
– Ты права. Было неплохо. Немного худосочна, но все равно неплохо.
Он усмехнулся еще шире, когда заметил, как залились краской ее лицо и шея.
Рикардо встретил их на тропинке, вне себя от волнения. Он схватил Клодию и с облегчением обнял ее.
– Что случилось, тпезоро? Ты в порядке?
– Она пыталась накормить крокодилов, – сказал Шон. – Через тридцать секунд мы уходим. Выстрел привлечет всех бандитов в радиусе десяти миль.
* * *
«Я хотя бы смыла эту отвратительную черную краску с лица», – говорила себе Клодия, когда они уходили от болот. Сырая одежда приятно холодила кожу. Опасное купание ее подбодрило.
«Ничего страшного не случилось, – подумала она. – Кроме того, что меня бесцеремонно разглядывали. – Но даже это не беспокоило ее долго. Его взгляд на ее обнаженном теле не был оскорбительным, кроме того, приятно было подразнить его. – Подавись своими мечтами, мальчик. – Она смотрела ему в затылок. – Это лучшее, что ты видел в своей жизни». Через милю одежда высохла, и сил на что-либо, кроме ходьбы, не оставалось. Все ее существо сосредоточилось на том, чтобы поднимать одну ногу и ставить ее перед другой.
Жара была невыносимой, и становилось все жарче, когда они наконец достигли крутого берега долины Замбези и спустились вниз. Неожиданно воздух вокруг изменился. Он лежал на земле серебряными потоками, как вода, мерцал и переливался, как полотно из хрустального бисера, и на большом расстоянии изменял форму предметов так, что они дрожали и искажались, удваивались в размерах. Гигантские миражи появлялись и исчезали, поглощенные каскадами горячего воздуха.
Дальше воздух казался голубым. Когда Клодия посмотрела вниз на крутой откос, по которому они карабкались, он был словно омыт бледно-голубыми туманными тенями. Небо было другого оттенка – насыщенного, глубокого синего цвета. На небосводе висели тучи разных оттенков свинца и серебра. Нижние части были плоско срезаны параллельно земле, а верхушки похожи на корабли в полной оснастке. Воздух, придавленный этой массой облаков, лежал на земле, густой как сироп. Путешественники устало тащились, придавленные его весом.
Из леса, окружающего дорогу, вылетали крошечные черные мошки. Они собирались в уголках рта и глаз, заползали в ноздри и уши, чтобы добраться до влаги на человеческом теле, причиняя несказанные мучения.
Когда дорога остались позади, перед ними открылся потрясающий вид на долину. Путники смогли различить темную ленту прибрежных растений, которые отмечали путь великой Замбези. Матату всегда маячил впереди отряда, словно дух, идя по следу, который никто, кроме него, не мог различить. На него жара как будто не влияла: свежий и полный сил, он уходил вперед, и Шон звал его назад, когда отряд останавливался на отдых.
– Никакой дичи, – заметил Рикардо, осматривая окрестности через бинокль. – С тех пор как мы пересекли границу Мозамбика, нам не попадалось ничего крупнее кролика.
Он заговорил первый раз за много часов, и Шон обрадовался такой перемене в его поведении. Охотника серьезно беспокоило состояние клиента. Он торопливо ответил:
– Раньше это был рай для сафари. Я бывал здесь до того, как ушли португальцы. Буйволы бегали здесь огромными стадами по десять тысяч голов.
– Что же случилось?
– ФРЕЛИМО накормило ими свою армию. Они даже предложили мне контракт, чтобы я убивал для них животных, и не могли понять, почему я отказался. В конце концов они сделали все сами.
– Как?
– С вертолетов. Они находили стадо и расстреливали его с воздуха. За три месяца они уничтожили почти пятьдесят тысяч голов. Все это время небо было черным от кружащих в нем стервятников, а запах гниющих туш разносился на многие мили. Когда было покончено с буйволами, они принялись за зебр.
– Что за дикая, жестокая земля, – грустно сказала Клодия.
– Ты, конечно, не одобряешь? – спросил Шон. – Но ведь это сделали черные, а не белые. Может, это и не было неправильно. – Он взглянул на наручные часы. – Ладно, пора идти.
Шон протянул руку Рикардо, чтобы помочь ему встать на ноги, но тот оттолкнул его руку. Несмотря на это, когда возобновили марш, Шон пошел рядом с ним, весело болтая, то и дело отпуская шутки, чтобы отвлечь его от утомительной ходьбы. Клодия шла прямо за Матату.
Он вспоминал анекдоты времен войны, указал на остатки лагеря партизан, когда они проходили мимо него, и описал операцию скаутов Баллантайна. Рикардо заинтересовался и начал задавать вопросы.
– Про товарища Чайну говорят, что он хороший полевой командир, – сказал он. – Что с ним произошло, после того как он убежал?
– Он участвовал в войне до конца. Крепкий орешек. Его люди должны были доставить все снаряжение в Родезию, в том числе русские Т-5, противотанковые мины, которые весят по семьдесят фунтов каждая. Рассказывают, что товарищ Чайна с огромным трудом, потом и кровью, притащил одну и подложил на дороге в Маунт-Дарвин, чтобы подорвать военный патруль. Оказалось, что в этот день местные цветные наняли автобус, чтобы поехать в город на футбольный матч, вот они-то и нарвались на мину. Из шестидесяти пяти человек выжило двадцать три. Товарищ Чайна был вне себя от гнева, ведь его драгоценная Т-5 пропала даром. Он послал за родственниками погибших и теми, кто выжил, и снял с каждого по десять долларов, чтобы покрыть стоимость новой мины.
Рикардо согнулся от смеха, а Клодия в ярости повернулась к Шону.
– Как вы можете смеяться. Это отвратительно!
– Неужели? – ровно ответил Шон. – Не думаю, что десять долларов столь отвратительно. Думаю, старина Чайна был весьма снисходителен.
Клодия вскинула голову и прибавила шагу, чтобы догнать Матату. Продолжая улыбаться, Рикардо спросил:
– Что случилось с ним после войны?
Шон пожал плечами.
– Он вошел в состав нового правительства в Хараре и исчез во время очередной политической разборки. Вероятно, его убили. К старым революционерам, когда режим, за который они боролись, приходит к власти, часто относятся с недоверием. Никому не хочется делить власть с опытным убийцей и разрушителем системы.
За час до наступления темноты они остановились. Шон раздал кружки с чаем и скудный вечерний паек. Пока Джоб готовил еду на маленьком бездымном костре, Шон шептался о чем-то в стороне с Матату. Маленький следопыт несколько раз энергично кивнул, глядя ему в лицо, затем ускользнул, направившись куда-то назад.
Когда Шон подошел, Рикардо вопросительно посмотрел на него, и тот объяснил:
– Я послал Матату, чтобы удостовериться, что за нами не следят. Мне не дает покоя тот выстрел. Он мог насторожить тех браконьеров на границе.
Рикардо кивнул и спросил:
– Не найдется ли у тебя пары таблеток аспирина, Шон?
Шон открыл боковой карман рюкзака и вытряхнул из пузырька три таблетки анадина.
– Голова болит? – сочувственно спросил он. Рикардо кивнул, бросил таблетки в рот и запил глотком горячего чая.
– Это все пыль и жара, – объяснил он.
Шон и Клодия внимательно смотрели на него, и он не сдержался:
– Черт возьми, не смотрите на меня так. Я в порядке!
– Конечно, – легко согласился Шон. – Давайте поедим, потом надо найти место для ночлега. – Он прошел мимо костра, подошел к Джобу и присел рядом с ним на корточки. Они тихо о чем-то заговорили.
– Папа, – Клодия придвинулась к отцу поближе и взяла его руку, – как ты себя чувствуешь, только честно?
– Не беспокойся обо мне, тпезоро.
– У тебя началось, да?
– Нет, – ответил он, но как-то подозрительно быстро.
– Док Эндрюс говорил, что будут головные боли.
– Солнцем голову напекло.
– Я люблю тебя, пап, – сказала она.
– Знаю, детка, я тоже тебя люблю.
– И гору с океаном? – спросила она.
– И луну, и звезды, – подтвердил он, обнимая ее за плечи. Она прижалась к нему.
Когда они поели, Джоб залил огонь, и Шон погнал их дальше. След Тукутелы на мягкой земле был четок, так что им с Джобом не нужна была помощь Матату. С наступлением темноты, однако, пришлось остановиться на ночлег.
– Мы доберемся до болот завтра к вечеру, – пообещал Рикардо Шон, когда они растянулись поверх спальных мешков.
Клодия долго еще не могла заснуть, думая об отце. Все остальные давно спали. Рикардо тихонько сопел, лежа на спине с раскинутыми руками, похожий на распятие. Приподнявшись на локте, чтобы посмотреть на него при свете звезд, она заметила, что легкое дыхание Шона чуть заметно сбилось. Ее движение разбудило его – Шон спал чутко, как кошка, и иногда это ее пугало.
Несмотря на тревогу об отце, она не могла преодолеть дремоту и наконец провалилась в тяжелый черный сон без сновидений. С пробуждением она как будто вернулась издалека.
– Вставай, вставай, просыпайся, – Шон легонько похлопывал ее по щекам. Она отпихнула его руку и, пошатываясь, села.
– В чем дело? – промямлила она. – Господи, еще совсем темно.
Шон оставил девушку в покое и принялся будить ее отца.
– Давай, Капо, ну же, вставай.
– Какого черта, в чем дело? – Голос Рикардо звучал невнятно и раздраженно.
– Матату пришел, – спокойно ответил Шон. – За нами гонятся.
– Гонятся? Но кто?
– Мы не знаем, – сказал Шон.
– Та шайка, что ошивалась у границы? – спросил Рикардо, все еще не проснувшись как следует.
– Может быть, – сказал Шон.
– Что ты собираешься делать? – спросила Клодия и разозлилась – настолько испуганно и неуверенно прозвучали ее слова.
– Мы собираемся улизнуть от них, – сказал Шон, – поэтому давай-ка пошевеливайся.
Они спали, не снимая обуви; чтобы двигаться дальше, нужно было только свернуть спальные мешки.
– Матату уведет вас отсюда и уничтожит следы, – объяснял Шон. – Мы с Джобом пустим их по ложному следу в другую сторону. А как только рассветет, мы сделаем петлю и вернемся к вам.
– Ты ведь не бросишь нас одних? – выпалила перепуганная Клодия и тут же осеклась.
– Нет, вы будете не одни. С вами будут Матату, Пумула и Дедан, – снисходительно отозвался Шон.
– А как же слон? – требовательно спросил Рикардо. Его голос окреп. – Вся охота, значит, насмарку? Неужели ты дашь уйти моему слону?
– Из-за горстки паршивых туземцев с парой вшивых винтовок? – усмехнулся Шон. – Не валяй дурака, Капо. Ты и моргнуть не успеешь, как мы от них отвяжемся и снова пойдем за Тукутелой.