Текст книги "Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть"
Автор книги: Турсун Султанов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 5
Закон и насилие в практике престолонаследия
Выше, во второй главе, мы рассмотрели обстоятельства восшествия на престол первых четырех преемников Чингиз-хана, источники права на власть и можем обоснованно утверждать, что в Еке Монгол улус(таково было официальное название государства монголов с 1211 г.) единственным правовым основанием для получения сана хана служила принадлежность претендента к «золотому роду», однако четкого законодательства о престолонаследии не существовало. Сам основатель монгольской династии Чингиз-хан был за то, чтобы власть в государстве переходила в руки самого достойного представителя «золотого рода», к какому бы из четырех домов (дом Джучи, Чагатая, Угедея, Тулуя) он ни принадлежал. Свою приверженность именно к наследственно-династическому принципу передачи верховной власти независимо от степени родства нового суверена с предыдущим он со всей определенностью высказал еще в 1219 г. Когда на совещании перед походом на государство хорезмшаха Чингиз-хан назначил Угедея своим наследником, Угедей выразил опасение, что его дети и внуки могут оказаться людьми без достоинств и не будут достойны наследовать престол. Чингиз-хан тогда сказал: «Если у Угедея народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни – коровы есть не станут, хоть салом окрути – собаки есть не станут, то среди моих-то потомков ужели так-таки ни одного доброго и не родится?» ( Сокровенное сказание, с. 186).
Назвав еще при жизни наследником престола Угедея, Чингиз-хан тем самым узаконил право правителя по своей воле назначать себе преемника, а заодно определил и предпочтительную форму преемственного порядка власти от одного представителя «золотого рода» к другому – политическое завещание. Великий хан Угедей (1229–1241) в вопросе о престолонаследии во всем следовал своему отцу.
В правление великого хана Гуюка мы видим в жизни Монгольской империи принципиальное политическое новшество – попытку закрепления верховной власти за представителями исключительно одной семьи – семьи Гуюка. Вспомним его памятное обращение к царевичам и военачальникам на курултае 1246 г: «Я соглашусь принять престол на том условии, что после меня каанство будет утверждено за моим родом». Он же, Гуюк-хан, первым в истории Монгольской империи определил порядок прямого наследования – от отца к сыну, выразив это четкой и лаконичной формулой: при жизни сына царство не может перейти к внукам ( Рашид ад-Дин.Т. 2. С. 119).
Однако и семейно-клановый принцип передачи власти не стал у Чингизидов общепризнанным. После смерти Гуюка, сына Угедея, царевич Бату, который, как и его дед Чингиз-хан, придерживался принципа выборности великого хана из «золотого рода» Чингизидов по их личностным качествам, пользуясь своим главенствующим положением в империи, добился в 1251 г. передачи царской власти дому Тулуя, четвертого сына Чингиз-хана.
Словом, в государственной жизни Монгольской империи уже на начальных этапах ее истории главной проблемой была проблема соотношения между правом и силой, что, в свою очередь, явилось естественным следствием отсутствия в стране строго фиксированных правил о порядке избрания хана. Такое состояние дел приводило к тому, что после смерти каждого государя разворачивалась борьба за престол между отдельными партиями царевичей и эмиров; причем каждая из соперничающих сторон обосновывала свои права на власть как единственно законные. Столкновение разных прав было результатом того, что право на власть могло выражаться в различных порядках.
Мы уже знаем, что политическим идеалом Чингиз-хана, завещанным им своим потомкам, был порядок выборности, согласно которому на престол ханства возводится (самый) способный и достойный по своим качествам представитель «золотого рода», выдвинутый царевичами и знатью. При таком порядке преемства власти все зависело от обстоятельств, и провозглашение хана обычно совершалось путем интриг различных партий Чингизидов, менялась линия старших и младших родоначальников и т. д. Показательный пример – восшествие на престол сына Тулуя, царевича Мунке (1251–1259). Оно совершилось, как это описано во второй главе, не законным путем, а полным произволом Бату и войска. Ведь и впрямь Мунке был по возрасту не старше других царевичей, его родители не царствовали, ему никто не завещал власть, он не отличался исключительными качествами, кроме разве того, что был выдающимся кутилой своего времени, зато на него большое влияние имел могущественный царевич Бату.
Порядок выборности, согласно которому личные качества принца ставятся превыше всего, не стал, однако, ни единственным, ни основным политическим порядком в чингизидских улусах, хотя он действовал до конца династии Чингизидов. Вот какие речи произносились, например, в 1583 г. на совете, где решался вопрос о возведении на престол Шибанида Абдулла-султана; правда, в речи порядок выборности приписывается не Чингиз-хану, а самому пророку Мухаммаду, что тоже показательно. «Хотя по предписанию и установлениям Чингизовым, корона владычества и узда ханства принадлежат самому старшему летами, и его имя нужно поминать в хутбе, и с его именем чеканить монеты, но есть еще закон пророка, чтобы государем был тот, кто истинно достоин сана царского и в состоянии сделать подданных счастливыми» ( Хафиз-и Таныш, рук., л. 289а) [46]46
Вельяминов-Зернов В. В.Монеты бухарские и хивинские. СПб., 1859. С. 398–399.
[Закрыть]. Небезынтересно отметить, что во второй половине XVIII в., когда казахи Киши(Младшего) жузаи части Орта(Среднего) жузаприняли российский протекторат, российское правительство выдвинуло предложение, чтобы в Казахских степях звание хана «доставалось не старшему и ближайшему по линии ханства, но токмо достойнейшему» [47]47
Сабырханов А.Исторические предпосылки ликвидации ханской власти в Казахстане. (На материалах Младшего и Среднего жузов) // Казахстан в эпоху феодализма. Алма-Ата, 1981. С. 158.
[Закрыть].
Другим порядком преемства власти, установившимся в чингизидских улусах, был порядок старшинства, согласно которому преимущественное право на ханство имел старший в ханском роде, и, например, дядя, брат хана, считался старше своих племянников, сыновей хана [48]48
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 2. Ч. 1. С. 268; Т. 8. С. 140; Федоров-Давыдов Г. А.Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 68–70, 168; Султанов Т. И.Кочевые племена Приаралья в XV–XVII вв. М., 1982. С. 85.
[Закрыть]. Но и при этом распорядке бывали случаи, когда престола домогался не брат умершего хана, а сын хана, основывая свое право на своем старшинстве перед дядей по отцу. В таких случаях возникал спорный вопрос: кто выше на «лествице старшинства» (выражение В. О. Ключевского), младший ли летами дядя или младший по поколению, но старший возрастом племянник? Тогда способом решения политических споров между претендентами на престол нередко становилось поле боя.
Так или иначе, отступления от порядка старшинства (генеалогического, когда старшинство определяется порядком поколений, т. е. расстоянием от родоначальника, и физического, когда старшинство определяется порядком рождения, т. е. сравнительным возрастом лиц в каждом поколении) бывали часто. В чингизидских улусах видим иной порядок, который не был ориентирован на очередность старшинства, но передача власти происходила в одном поколении – от брата к брату. Действие этого порядка, который в исследовании Г. А. Федорова-Давыдова назван «архаическим порядком престолонаследия» [49]49
Федоров-Давыдов Г. А.Общественный строй Золотой Орды. М., 1973. С. 104, прим. 191.
[Закрыть], хорошо иллюстрируют политические события в Чагатайском государстве; там, например, в первой трети XIV в. один за другим правили пятеро братьев, сыновья Дувы: Есен-Буга (1308–1318), Кебек (1318–1326), Ильчигидай (ок. 1326–1328), Дурра-Тимур (ок. 1328–1330), Тармаширин (ок. 1330–1334) ( Мунтахаб ат-таварих, изд., с. 107–111; Шаджарат ал-атрак, с. 368–371; Бахр ал-асрар, Т. 6. Ч. 2, л. 14б-23а) [50]50
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 5. С. 161–163.
[Закрыть].
Наблюдения показывают, что нередко престол занимали в порядке прямого наследования, т. е. власть переходила непосредственно от отца к сыну (а при смерти или болезни сына – к внукам). Переход ханского достоинства по прямой восходящей линии не вызывал особого сопротивлениями потому в политической жизни чингизидских улусов и образованных на их развалинах государствах этот порядок престолонаследия соблюдался на протяжении многих десятилетий кряду.
Каждый из перечисленных выше порядков престолонаследия признавался традицией правильным, и вопрос о предпочтении того или иного из них решался всякий раз с учетом конкретных обстоятельств. Поэтому, по замечанию В. В. Бартольда, обсуждение вопроса о том, какой из Чингизидов в том или другом случае имел больше прав на престол и было ли избрание того или другого хана законным, не является корректным [51]51
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 1. С. 109.
[Закрыть].
Передача верховной власти преемнику происходила разными путями. Одним из них было духовное завещание. Хотя передача власти по завещанию и не была ни общим фактом, ни общепризнанным правилом, но она практиковалась на всем протяжении существования династии Чингизидов, начиная с самого Чингиз-хана и Угедей-хана и кончая ханами Казахских степей XIX в. Наследник престола определялся по усмотрению завещателя и обычно объявлялся заранее. Чтобы завещательное распоряжение государя получило большую гласность, в некоторых случаях имя законного наследника престола упоминалось в хутбе(проповедь по пятницам в мечети) и чеканилось на монетах с титулом «наследник престола». Как показывают материалы источников, наследником престола по завещанию являлся прежде всего сын завещателя (завещание Чингиз-хана, Шейбани-хана, Букей-хана и др.), но также – его внук (завещание Угедея, Чагатая, Тимура и др.) или брат (завещание Газан-хана, Мухаммад-Гирей-хана, Абд ал-Азиз-хана и др.), даже при сыновьях.
Политическое завещание делалось устно, в присутствии представителей царствующего дома и знати, или письменно, и те давали письменное заверение-клятву исполнить духовную. Выше уже было рассмотрено завещательное распоряжение Чингиз-хана. (Напомню, Чингиз-хан еще при жизни назначил своим преемником своего третьего сына Угедея и незадолго перед смертью подтвердил свое политическое завещание.) Чтобы полнее охватить эту тему, приведу еще два примера из более позднего периода.
Тимур (правил в 1370–1405 гг.) еще при жизни назначил своим преемником своего внука Мухаммад-Султана, предпочтя его своим сыновьям [52]52
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 2. Ч. 2. С. 57–58, 436; Manz B. F.The rise and rule of Tamerlane. Cambridge, 1989. P. 87–88, 189–190.
[Закрыть]. Но судьба распорядилась по-иному. Во время военных действий Тимура в Малой Азии Мухаммад-Султан заболел и умер около Карахисара весной 1403 г., 29 лет от роду. Тогда Тимур назначил своим преемником другого своего внука, Пир-Мухаммада, брата Мухаммад-Султана, и перед своей кончиной подтвердил свое политическое завещание. Вот как описывается эта сцена в «Зафар-наме» Йазди, официальной истории Тимура.
В начале 1405 г. Тимур с большой армией выступил в поход на Китай и прибыл в Отрар (город на правобережье Сырдарьи). Там в начале февраля Тимур заболел, «сила болезни и боли все время возрастали». «Так как ум Тимура с начала до конца оставался крепким, – пишет Йазди, – то Тимур, несмотря на сильные боли, не переставал справляться о состоянии и положении войска. Когда вследствие своей проницательности он понял, что болезнь была сильнее лекарств, он мужественно приготовился к смерти, приказал явиться к нему женам и собственным эмирам и с чудесной предусмотрительностью сделал завещание и изложил свою волю в следующих словах: „Я знаю наверное, что птица души улетит из клетки тела и что мое убежище находится у трона Бога, дающего и отнимающего жизнь, когда Он хочет, милости и милосердию которого я вас вручаю. Необходимо, чтобы вы не испускали ни криков, ни стонов о моей смерти, так как они ни к чему не послужат в этом случае. Кто когда-либо прогнал смерть криками? Вместо того чтобы разрывать ваши одежды и бегать подобно сумасшедшим, просите лучше Бога, чтобы Он оказал мне свое милосердие, произносите и прочтите фатиху, чтобы порадовать мою душу. Бог оказал мне милость, дав возможность установить столь хорошие законы, что теперь во всех государствах Ирана и Турана никто не смеет делать что-либо дурное своему ближнему, знатные не смеют притеснять бедных, все это дает мне надежду, что Бог простит мне мои грехи, хотя их и много; я имею то утешение, что во время моего царствования я не позволял сильному обижать слабого, по крайней мере, мне об этом не сообщали. Хотя я знаю, что мир не постоянен и, не будучи мне верен, он не станет к вам относиться лучше, тем не менее, я вам не советую его покидать, потому что это внесло бы беспорядки среди людей, прекратило бы безопасность на дорогах, а следовательно, и покой народов, и наверное, в день Страшного Суда потребуют ответа у тех, кто в этом будет виновен“».
«Теперь я требую, чтобы мой внук Пир-Мухаммад ибн Джехангир был моим наследником и преемником; он должен удерживать трон Самарканда под своей суверенной и независимой властью, чтобы он заботился о гражданских и военных делах, а вы должны повиноваться ему и служить, жертвовать вашими жизнями для поддержания его власти, чтобы мир не пришел в беспорядок и чтобы мои труды стольких лет не пропали даром; если вы будете делать это единодушно, то никто не посмеет воспрепятствовать этому и помешать исполнению моей последней воли».
«После этих советов он приказал явиться всем эмирам и вельможам и заставил их поклясться великою клятвой, что они исполнят его завещание и не допустят, чтобы было оказано этому какое-либо сопротивление; затем он приказал отсутствующим эмирам и военачальникам принести те же клятвы» [53]53
Зимин Л.Подробности смерти Тимура // Тамерлан. Эпоха. Личность. Деяния. М., 1992. С. 500–502.
[Закрыть].
А вот завещание Джанида (Аштарханида) Субхан-Кули-хана (правил в 1680–1702 гг.). В августе 1702 г. Субхан-Кули-хан заболел. Болезнь хана не поддавалась лечению. Тогда он потребовал к себе эмиров и близких лиц и, «будучи в состоянии бодрости», сделал им такое завещание: «Я точно знаю, что птица моей души скоро вылетит из клетки тела и найдет убежище в божественном чертоге… Мое завещание таково: я усмотрел на челе моего внука, Мухаммад-Мукима, сияние огней царствования и зрелость ума. Среди моих детей он благородный с той и другой стороны, и потому я назначаю его своим преемником». Эмиры и близкие к хану лица склонили к земле свои заплаканные лица и сказали: «Мы, подчиняясь августейшим приказаниям и заветам, не уклонимся с пути повиновения им» ( Мухаммед Юсуф Мунши, с. 176–178).
Для обозначения наследника престола у народов Средней Азии и Казахстана, Поволжья и Крыма в рассматриваемую нами эпоху (XIII–XIX вв.) употреблялось несколько слов. Одно из них – калга(варианты написания: каалга, калка, калхан, калкан); это же слово пишется как кагилгай, а в некоторых случаях – кагилхани(или кугулхани). Происхождение этого сановного титула неизвестно; по предположению востоковеда В. Д. Смирнова, кагилгай– вероятно, монгольское слово [54]54
Смирнов В. Д.Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века. СПб., 1887. С. 358–362, 439.
[Закрыть]; по мнению польского исследователя А. Зайончковского, форму кагилгай, кажется, более приемлемо объяснять так: «пусть будет утвержден», т. е. «пусть наследует» [55]55
Зайончковский А.«Летопись Кипчакской Степи» (Таварих-и Дешт-и Кипчак) как источник по истории Крыма // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. М., 1969. Вып. 2. С. 20, 23.
[Закрыть]. В сочинениях мусульманских авторов понятие «наследник престола» передается также словами варис, но чаще – валиахд.Для обозначения второго наследника престола (а случаев, когда при жизни первого наследника престола назначался и второй, было немало) используется словосочетание – валиахд сани [56]56
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 5. С. 537.
[Закрыть].
Наследник престола иногда носил титул хана. После завоевания Хорасана в 1507 г., говорится в источнике, Шейбани-хан назначил наследником престола ( валиахд) своего сына Тимур-султана и пожаловал ему титул хана, вверив ему управление Самаркандом. Шибанид Абдулла (правил в 1583–1598 гг.) еще при жизни позволил своему сыну, Абд ал-Мумину, как наследнику престола ( калга), носить титул хана, поэтому отца называли Улуг-хан(«Старший, или Великий, хан»), а сына – наследника Кигик-хан(«Младший, или Меньший, хан»).
В «Сборнике летописей» Рашид ад-Дйна утверждается, что Угедей объявил Ширамуна, своего внука, наследником престола и «воспитывал в своей ставке». По словам Джувайни, когда умер сын Бату, Сартак (1256), Мунке-хан распорядился, чтобы Баракчин-хатун, старшая из жен Бату, отдавала приказы и «воспитывала (несовершеннолетнего) сына Сартака, Улакчи, до тех пор, пока он вырастет и заступит место отца» ( Рашид ад-Дин.Т. II. С. 118; Джувайни, изд., Т. 1. С. 223). О том, какое именно воспитание и обучение получал наследник престола, до некоторой степени можно судить на примерах воспитания Газан-хана и Муким-хана.
Газан-хана (правил в 1295–1304 гг.), сына Аргун-хана, сына Абага-хана, сына Хулагу-хана, сына Тулуй-хана, сына Чингиз-хана, с рождения воспитывали как будущего «великого государя», и с четырех лет он пребывал в ставке своей бабушки Булуган-хатун и неотлучно состоял при своем деде Абага-хане (правил в 1265–1282 гг.). Когда царевичу Газану исполнилось пять лет, Абага-хан поручил его китайскому бахши Яруку, чтобы «он его воспитал и обучил монгольскому и уйгурскому письму, наукам и хорошим их, бахшиев, приемам. В течение пяти лет он превзошел в совершенстве эти предметы, а затем упражнялся в искусстве верховой езды, стрельбы из лука и игре в човган» ( Рашид ад-Дин.Т. III. С. 138–141).
Выше уже упоминалось, что Аштарханид Субхан-Кули-хан (правил в 1680–1702 гг.) назначил своим преемником (третьим по счету: первые два наследника престола погибли при жизни хана) своего внука Муким-султана. Когда Мукиму было еще только четыре года, говорится в источнике, его «великий дед», в целях приобретения учености и великих совершенств «той жемчужиной моря государства и величия, назначил к царевичу совершенных наставников и знаменитых учителей для обучения его религиозным наукам, точным знаниям, искусству письма, верховой езды, стрельбе из лука, военным потехам и другого рода сведениям, необходимым для управления государством, для воспитания благородства и разных руководящих начал энергии и храбрости» ( Мухаммед Юсуф Мунши, с. 130).
Необходимо упомянуть и об одной важной детали, на которую обратил внимание В. В. Бартольд, а именно: как в государстве Тимура, так и в государствах Чингизидов «разницы между воспитанием наследника престола и воспитанием других царевичей не могло быть, так как не было точно установленного порядка престолонаследия; кроме того, государство считалось собственностью всего рода, и отдельные царевичи в своих уделах были почти совершенно самостоятельными правителями; вмешательство главы династии происходило только в тех случаях, когда удельный князь обнаруживал мятежные наклонности или ссорился с другими князьями, или когда область подвергалась явной опасности от дурного управления, от внешних или внутренних врагов» [57]57
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 2. Ч. 2. С. 54.
[Закрыть].
Есть множество примеров, указывающих на то, что наследники престола жили каждый в своем уделе. Но есть примеры и обратного порядка: так, при Аштарханидах (1599–1785) с титулом калгабыло сопряжено звание правителя Балха, и Балх являлся официальной резиденцией наследника престола, в то время как Бухара была резиденцией хана. По словам Махмуда ибн Вали, автора многотомного «Бахр ал-асрар», наследник престола (по терминологии источника – калка), согласно правилу местничества, располагался при узбекском дворе по левую сторону от престола.
Единственным правовым основанием при наследовании власти по завещанию являлась личная воля завещателя. Последняя воля усопшего государя о наследнике престола принималась во внимание, но не связывала, безусловно, царевичей и знать. Так, в частности, не было исполнено завещательное распоряжение Угедея, Тимура, Субхан-Кули и многих других государей. В одних случаях наследнику престола по завещанию отказывали во власти, ссылаясь на то, что он «не достиг зрелого возраста», а в других – право на власть по завещанию открыто признавалось как притязание, захват. Последнее положение нагляднее всего иллюстрируют действия потомков Тимура после его смерти в 1405 г.
Тимур еще при жизни назначил наследником престола своего внука Пир-Мухаммада. Но после смерти Тимура никто не признал этого наследника по завещанию государем. Пир-Мухаммада не поддержали даже военачальники, давшие Тимуру клятвенный обет, что свято исполнят его последнюю волю. Назначенного волею Тимура наследника престола опередил другой внук Тимура, Халил-Султан, сын Мираншаха и Севин-бек, внучки золотоордынского хана Узбека (правил в 1313–1341 гг.), и захватил Самарканд. Вот что рассказывает о том, что произошло дальше Ибн Арабшах, очевидец событий тех лет.
Пир-Мухаммад повел из Кандагара в Самарканд войско и отправил нарочного с посланием к Халил-Султану и сановным вельможам столицы, в котором, между прочим, говорилось следующее. Поскольку Пир-Мухаммад «назначен наследником и преемником своего дедушки Тимура, после его смерти трон по праву принадлежит ему, почему же его (трон) вырывают у него? И что государство – это его государство, почему его (т. е. государство) у него крадут?».
Но Халил отверг притязания Пир-Мухаммада, заявив: «Это не столько вопрос о царской власти между нами сейчас, о ты, кто бы ты ни был, а о том – получена ли она по праву наследия или по праву овладения. Если первое, то, конечно, существуют еще некоторые другие, которым оно принадлежит по большему праву, чем мне или тебе, а именно: мой отец Мираншах и мой дядя Шахрух, его брат, и в этом случае доля обоих будет равной, и тебе будет нечего им сказать… Но если речь идет об овладении, твои слова бесполезны, поскольку царская власть бесплодна, и еще до моего и твоего времени было сказано:
Снаряжай своих самых породистых коней и точи орузкие,
Препоясывай чресла, поскольку от этого зависит победа.
Ты хвастаешься, что твой дед назначил тебя преемником, своей волей определил тебя наследником престола. Но как он сам получил власть, если не путем военных побед, и как тебе достанется царство, если не путем вооруженного захвата. <…> Верховная власть – цель охоты, в которой наиболее подходящее лицо тот, кто, вырвавшись вперед, хватает добычу первым».
Сторону Халила принял и Ходжа Абдулавал, который был первым среди правоведов и самым важным среди вельмож Мавераннахра. Он также отверг притязания Пир-Мухаммада и в своем ответе написал следующее: «Конечно, ты – законный наследник и преемник эмира Тимура. Но судьба неблагосклонна к тебе; если бы она была таковой, ты оказался бы около столицы. В твоем положении самое лучшее – довольствоваться тем, чем ты владеешь, своим состоянием, пощадить свою лошадь и ноги, сохранить за собой ту часть государства, которую ты держишь. Но если ты будешь стремиться получить больше и не довольствоваться тем, что Бог дал и предписал тебе, и если ты двинешься из своего владения на поле брани, ты наверняка попадешь в беду и потеряешь власть, которую имеешь, и ничего взамен не получишь» ( Ибн Арабшах, с. 259–261).
Бывало, государи уступали престол своим наследникам при жизни. В одних случаях это происходило добровольно, вследствие болезни государя. Так, например, под конец своей жизни хивинский хан Абу-л-Гази (1603–1664) заболел, поручил управление ханством своему сыну Ануша-султану и всецело отдался работе над историческим трудом «Родословное древо тюрков» (он диктовал свой рассказ четырем писцам) [58]58
Султанов Т. И.Позднесредневековая мусульманская историография // Народы Азии и Африки. 1986. № 3. С. 102.
[Закрыть].
Процедура передачи власти в случае добровольного отречения государя от престола в пользу наследника в «Тарих-и Муким-хани» описана так. У бухарского хана Имам-Кули (правил в 1611–1642 гг.) приключилась болезнь глаз; болезнь стала прогрессировать, и в конце концов хан ослеп. В государстве возникли волнения. Тогда Имам-Кули-хан потребовал своего брата, Надир-Мухаммада, из Балха и передал ему престол и корону. «В пятничный день, – говорится в источнике, – оба они отправились в соборную мечеть, где собрались все сановники и знатные лица государства. Когда хатиб после восхваления Аллаха, прославления и возвеличения пророка и праведных халифов, дошел до похвалы царствующему государю и только что хотел упомянуть Имам-Кули-хана, как последний приказал: „На имя брата моего, хана“. И едва хатиб провозгласил: „Абу-л-Гази Саййид Надир Мухаммад Бахадур-хана“, – как сразу среди присутствующих поднялось сильное смятение и крики; все как один зарыдали» ( Мухаммед Юсуф Мунши, с. 92–93).
Иногда государи уступали престол своим наследникам или соперникам при жизни под давлением. Чтобы придать делу благородный вид, в одних случаях отказ государя от престола объясняли подданным его заветным желанием совершить паломничество в Мекку, так как хаджжцарствующего государя рассматривался в некоторых частях мусульманского мира, в частности в Средней Азии, как добровольный отказ от престола; такой взгляд сохранялся в Средней Азии до началу двадцатого века [59]59
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 6. С. 26.
[Закрыть].
Золотоордынский хан Туда-Менгу (1280–1287), согласно арабским источникам, сам отрекся от престола в пользу своего племянника Тула-Буги, и «с ним согласились его жены, братья, дяди, родственники и приближенные» (СМИЗО. Т. 1. С. 105–106). Однако, как утверждает Рашид ад-Дин, в действительности родичи Туда-Менгу свергли его с престола «под тем предлогом, что он помешанный» ( Рашид ад-Дин.Т. 2. С. 83).
В некоторых случаях государю предъявляли обвинение публично, устраивая над ним суд во время курултая. Обвинители вставали с места поочередно и говорили: «Ты изменил то-то и то-то, сделал так-то и так-то, а поэтому тебя нужно свергнуть». Государя, официально признанного виновным, «брали за руки и заставляли сойти с царского трона и на его место сажали другого потомка Чингиза» ( Ибн Баттута, с. 87). Разумеется, как заметил В. В. Бартольд, обряд смещения хана мог происходить только тогда, когда власть фактически уже находилась в руках другого лица.
В истории чингизидских улусов случалось и такое. Порою самого кандидата на престол, которого царевичи и знать признавали за благо, на месте не было; тогда избирался (или назначался) временный правитель. Вот два примера. Осенью 1301 г. умер глава среднеазиатских владений Чингизидов Хайду. По словам историка XIV в. Вассафа, Хайду завещал власть Туве, сыну Барака, правнуку Чагатая. Но Тува поступил иначе; собрав царевичей вокруг гроба Хайду, он уговорил их признать своим государем отсутствовавшего тогда Чапара, старшего сына Хайду. Однако обстоятельства сложились таким образом, что вступление Чапара на престол произошло лишь весной 1303 г. [60]60
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 2. Ч. 1. С. 71–72.
[Закрыть]
Согласно рассказу, содержащемуся в «Мунтахаб аттаварих-и Муини» и «Муизз ал-ансаб», когда в 1306–1307 гг. умер Тува-хан, его старший сын и наследник, Есен-Буга, отсутствовал в стране. По этой причине царевичи и знать передали султанат его брату Кебеку. «После того как Кебек отцарствовал полтора года, к нему прибыл Есен-Буга, находясь в числе прочих подчиненных. Кебек по крайнему добросердечию отдал престол султаната своему старшему брату, и сам встал в круг повиновения и покорности. Есен-Буга в награду за это повелел: „Изберите себе из всего улуса богатых людей“. Кебек так и сделал. И те, которые теперь (в начале XV в. – Т. С.) с гордостью называют себя собственными людьми Кебека, из их потомства» ( Муизз ал-ансаб, л. 32а; Мунтахаб ат-таварих, изд., с. 107; МИКК, с. 116). Вторично Кебек вступил на престол в 1318 г., после смерти своего старшего брата Есен-Буга-хана.
Иоанн де Плано Карпини со слов людей, знавших правила политической игры в империи, пишет, что Чингиз-хан «создал множество законов и установлений, которые тартары безупречно соблюдают. <…> Одно из них состоит в том, что если кто-либо, вознесясь гордыней, собственной властью, минуя выборы предводителей, захочет стать императором, то он должен быть убит без всякого сожаления» (LT, V. 18). Но, как известно, жажда власти не знает пределов. Только за время второго междуцарствия, т. е. в период между смертью Угедей-хана в 1241 г. и возведением на престол царевича Гуюка на августовском курултае 1246 г., было совершено, по меньшей мере, две попытки захватить престол верховной власти «военной силой и смелостью» – братом Чингиз-хана, Отчигином ( Рашид ад-Дин.Т. II. С. 116–119), и внуком Чингиз-хана (в источнике имя его не называется); оба были казнены. По сведениям францисканцев, «перед выбором нынешнего императора Куйук-хана, согласно этому установлению, один из предводителей, внук самого Чингиз-хана, был убит, ибо возжелал он править, не будучи избранным» (LT, V. 18).
Зато в последующей истории чингизидских улусов было немало лиц, которые насильно захватывали власть. Чаще всего в оправдание низложения и убийства царствующего хана приводилось то, что он лишился своих прав вследствие своего развратного, недостойного престола образа жизни и многократных нарушений Ясы Чингиз-хана. Насильственной смене государя свойственна одна любопытная особенность: приход узурпатора к власти путем убийства хана не считался преступным деянием, не преследовался законом. Иными словами, судьбу правителя определяли не столько степень законности его прав на престол и способ прихода к власти, сколько его текущая политика и образ жизни.
При ослаблении ханской власти и пресечении династии власть обычно переходила к главарям кочевых родов и племен. В частности, такое событие имело место в середине XIV в. в Чагатайском улусе. А произошло вот что. Против Чагатаида Казан-хана, который отличался крайне жестоким характером, взбунтовалась часть тюркских эмиров, и в 747/1346–1347 г. он пал в битве с эмиром Казаганом.
Казан был последним полновластным ханом Чагатайского ханства. После его гибели Чагатайская держава распалась на два отдельных государства – западное и восточное. В западных владениях – Мавераннахре (Среднеазиатское междуречье) род Чагатая потерял свое господство, и фактически власть находилась в руках тюрко-монгольских эмиров (беков), среди которых затем выделился эмир Тимур (1336–1405).
В ту эпоху в Средней Азии сохранялся принцип, согласно которому право на престол и титул хана имеют только прямые потомки Чингиз-хана. Поэтому эмиры, захватившие власть, начиная с эмира Казагана и кончая эмиром Тимуром, возводили на престол подставных ханов из потомков Чингиз-хана. Так что Тимур, хотя и был полновластным правителем своего государства, никогда не носил ханского титула [61]61
Бартольд В. В.Сочинения. Т. 2. Ч. 2. С. 27–62; Якубовский А. Ю.Тимур. (Опыт краткой характеристики) // Вопросы истории. 1946. N 8–9. С. 42–47; Тамерлан. Эпоха. Личность. Деяния. М., 1992; Haider М.The sovereign in the Timurid State (XIV–XVth Centuries) // Turcica. Revue d’etudes turques. Paris; Strasbourg. 1976. T. 8/2. P. 61–82; Manz B. F.The rise and rule of Tamerlane. Cambridge, 1989; Woods J. E.The Timurid dynasty. Bloomington, Indiana, 1990. P. 1–61 (Papers on Inner Asia. N 14); Ismail Aka.Timur ve devleti. Ankara, 1991.
[Закрыть].
Эмир (собст. амир) – арабское слово, равнозначное тюркскому беки монгольскому нойон. Гурган– монгольское слово «зять». Со времени Чингиз-хана и первых Чингизидов это нарицательное имя превратилось в почетное прозвание, титул лиц, женатых на царевнах из дома Чингиз-хана. Как уже говорилось, генеалогия играла важную роль в государственной и политической жизни той эпохи, и во всех частях обширной Монгольской империи, даже после ее распада, высоко ценилось родство с «золотым родом» Чингиз-хана. Согласно историку Хафиз-и Абру (ум. 1430), «по старинному уставу и обычаю, гурган должен стоять, как слуга, перед уругом», т. е. перед Чингизидом. Тем не менее, однако, почетное прозвание гурган(«зять ханского рода») было вожделенным для тогдашних честолюбцев.
В Средней Азии прозвание гурганстало особенно известно с тех пор, как его принял эмир Тимур. Захватив в 1370 г. гарем своего предшественника эмира Хусайна, Тимур взял себе четырех из его многочисленных жен, между ними Сарай-Мульк-ханум («Биби-ханым»), дочь Казан-хана, убитого в 747/1346–1347 г. Как ханская дочь, она стала старшей женой Тимура, а Тимур получил право носить почетное прозвание гурган.По его примеру, с домом Чингиз-хана породнились многие из его детей и внуков: Мираншах, Шахрух, Улугбек и др. В этой связи интересно отметить, что среднеазиатский историк XVII в. Махмуд ибн Вали называет династию Тимуридов словом гурганийан, которое можно переводить как «семья Гурганов», «династия Гурганов».